Глава 1

— Джон-Том, в дереве кто-то есть!

— А? Чего? — откликнулся он, выплывая из бездны забытья.

В плечо тут же впилась женская рука.

— Я сказала, что в дереве кто-то есть! — настойчиво повторил знакомый, мелодичный, как всегда, голос.

Сделав над собой нечеловеческое усилие, Джон-Том открыл один глаз: ветви дома и окружающих дубраву колокольных деревьев вызолотил свет луны. Никаких намеков на утро и никаких признаков восхода солнца хотя бы в обозримом будущем. Никаких подозрительных звуков.

— Спи, Талея, — поворачиваясь на другой бок, пробормотал он. — Нет здесь никого.

— Да не в нашем дереве, идиот! — возмущенно прошептала она. — А в Древе этого старого хрена.

— Конечно, в Древе кто-то есть. — Джон-Том велел сознанию погрузиться в сон, но подсознание лишь посмеялось над этим требованием. — Там Клотагорб и Сорбл.

— Чародей спит мертвым сном, а как шумит пьяный Сорбл, я знаю. Том, на этот раз что-то не так. Поверь мне, я разбираюсь в ночных шумах.

— Небось с той поры, как подкрадывалась к невинным горожанам в темных аллеях? — садясь и продирая глаза, пробормотал он. И тут же получил кулачком по ребрам.

— Не шути. Те времена остались в прошлом. Джон-Том, я серьезно. — Талея выглянула в пробитое в древесине окно. — У меня в голове не укладывается, как ты можешь спать в таком тарараме. Они там орали и вопили добрых полчаса. Естественно, пока я тебя добудилась, все утихомирилось.

Наступившую тишину нарушили донесшиеся из-за клумбы сдавленные проклятия и звон бьющейся посуды. Талея тут же сверкнула глазами.

— Ну?! Только не говори, что теперь не слышал.

Так толком и не проснувшись, Джон-Том отбросил одеяло и нахмурился.

— Где уж там, слышу. Значит, у них вечеринка или что-нибудь в этом роде. Это ведь не первый случай, когда он принимает гостей. Иные маги со ста граммов совершенно дуреют.

— Если у них вечеринка, что ж нас не пригласили? Ты же знаешь, как костлявый комод любит демонстрировать твою музыкальность.

— Значит, не вечеринка! Может, к Клотагорбу приехали друзья издалека и он не хочет, чтоб им мешали.

— Да мне плевать, будь они хоть с другой планеты! У меня завтра масса дел, и нужно хорошенько выспаться. — Талея яростно подбоченилась.

Джон-Том уставился на сидящую рядом женщину. Лунный свет рельефно обрисовал все изгибы ее тела, и мысли певца тут же приняли иной оборот, переключившись с непрекращающейся суматохи в соседнем дереве на более близкий предмет.

— Не нужно тебе спать, ты и без того прекрасна.

Он протянул к ней руки, но Талея увернулась.

— Ну уж нет! — Она одарила мужа полной решимости улыбкой. — Не за тем я тебя будила. Во всяком случае, теперь не время. — Тут она чуточку смягчилась. — Может, сходишь и попросишь их угомониться, а?

Хоть они и чародеи.

Будто в подкрепление ее просьбы из черепашьего Древа донесся новый шквал шума.

Он с вожделением посмотрел на жену, потом выскользнул из-под одеял, торопливо сунул ноги в тапочки и натянул теплый халат — в этом году зима сдавала свои позиции неохотно. Хотя Клотагорб умудрился пространственно расширить внутренний объем Древа и обеспечить его жильцов просторной квартирой, однако он еще не изобрел способа обогреть ее, не спалив дотла самого Древа.

Подойдя к единственному в спальне окошку, Джон-Том посмотрел на расположенный за спящей лужайкой исполинский древний дуб, который чародей называл своим домом. Внутри вроде бы мелькал свет, хотя не исключено, что это иллюзия, порожденная побочным действием пространственного заклятия. Если это действительно факел или светильная колба, то скорее всего Клотагорб снова застал своего ученика за возней с химикатами и гоняется за ним по всему Древу. Юноша высказал свое предположение, даже не оборачиваясь, потому что стоило ему увидеть наготу Талей, как все остальное было бы забыто напрочь.

Он прожил с женой уже несколько месяцев — достаточно долго, чтобы заметить ее самозабвенное пристрастие и к любовным утехам, и к обшариванию чужих карманов. Джон-Тому пришлось изрядно помучиться, чтобы совладать с последней из упомянутых привычек, весьма и весьма для него огорчительной. Расширенное заклинанием Древо было подарком от Клотагорба. Как саркастически заметила Талея, подарок этот призван был удержать молодого чаропевца под боком у наставника, дабы Джон-Том всегда был на подхвате, если вдруг понадобится мальчик на побегушках, миссия которого может завершиться летальным исходом. Впрочем, это ничуть не помешало ей принять дар.

— Клотагорб — величайший маг мира, и не мне указывать ему, как себя вести, — заявил юноша.

Талея натянула стеганое одеяло до подбородка.

— Ах, тебе нужно оправдание, чтобы предстать перед ним? Ладно, скажи ему, что твоя милая скромница Талея безжалостно пилила тебя, пока не осталось ничего другого, кроме как пойти и преподнести его разбушевавшейся милости нижайшую просьбу заткнуться — хотя бы до утра.

Я уверена, что, будучи величайшим магом мира, он может обезглавить Сорбла молча. А если там вечеринка, поинтересуйся, почему нас не позвали. — Тут она внезапно села. — Как ты думаешь, там действительно пустяковое дело, а?

— Не знаю. — Джон-Том оглянулся на окна. — Клотагорбу почти триста лет, а за три века можно нажить уйму врагов. Но до сих пор он ни разу не бодрствовал в столь поздний час.

С другой стороны поляны вновь донесся грохот мебели и звон посуды.

А что, если в опасности отнюдь не Сорбл?

Отойдя от окна, он прошел в глубь спальни и открыл резной трехстворчатый зеркальный шкаф, в котором помимо одежды, обуви и прочих пожитков стоял футляр, выточенный из цельного куска таранного дерева. В его выстеленных мягкой тканью недрах покоился странный инструмент с двойным набором струн.

— Если ты считаешь, что там какие-то проблемы, — заметила наблюдавшая за его манипуляциями Талея, — то не лучше ли взять боевой посох?

Джон-Том прижал дуару к груди и начал подкручивать колки.

— Если там вечеринка, то, ввалившись с оружием, я буду выглядеть сущим дураком. Если же Клотагорб всего-навсего гоняется за Сорблом, может, мне удастся его утихомирить. Так что лучше мне вооружиться этим, чем посохом.

— Это с твоим-то голосом? — Она вновь натянула одеяло до самых глаз, и голос зазвучал приглушенно. — Возвращайся побыстрей. Если ты заставишь их заткнуться, мы сами сможем немножко побуянить.

— Лежи как лежишь, — пятясь к двери, приказал Джон-Том. — Не шевелись — глазом не успеешь моргнуть, как я вернусь.

Талея моргнула и насмешливо пробормотала:

— Как, ты уже вернулся?

Джон-Том развернулся и быстро зашагал к выходу, прикидывая, взять ли фонарь, и тут же решил, что не стоит: воспламеняющие песни пока удавались ему плохо, а драгоценный запас спичек таял на глазах.

Осталось всего четыре штуки. Кроме того, в ясном небе сияла почти полная луна, так что света хватало.

Холодный ночной воздух драл горло, как рашпиль, и Джон-Том поплотнее завернулся в халат, подоткнув толстый воротник под самый подбородок. Судя по положению луны, было три или четыре часа утра.

Неподходящее время для пробуждения добропорядочного гражданина, и уж вовсе не удачный час для прогулок по заледеневшим цветам в тапочках на босу ногу. В этом призрачном лунном свете певец в пуховом халате являл собой нелепое зрелище, хотя видеть его могли лишь ночные летучие ящерицы да фосфоресцирующие древесные пресмыкающиеся.

Подойдя к дереву чародея, он задержался и заглянул в окно гостиной.

Там царила тьма — значит, вряд ли это вечеринка. За стеклянной крышей лаборатории ничего любопытного тоже не обнаружилось.

Не исключено, что это всего лишь очередная склока мага с фамулусом, угрюмо подумал Джон-Том, а я, как дурак, выбрался из теплой постели и покинул теплую женщину, чтобы узнать, что драчуны улеглись спать как раз перед моим появлением. Ну, раз уж он здесь, надо хоть тщательно все проверить, чтобы развеять опасения Талей.

С тем юноша и пошел вокруг дерева. От исполинского ствола в землю под небольшим углом уходил толстый — в половину человеческого роста — корень. Сбоку в нем виднелась дверь, запертая на массивный висячий замок, но вела она не в погреб под корнями, а в заднюю часть кухни чародея.

Пара подходящих аккордов на дуаре — и замок открылся. Заклинание сработало бы скорее, но Джон-Том никак не мог его запомнить. Распахнув дверь, он заглянул внутрь. Света по-прежнему не было, но на этот раз вроде бы донесся приглушенный рокот беседы, говорящих было несколько, и тон их далек был от дружелюбия. К важному рассудительному голосу Клотагорба примешивался визгливый говорок Сорбла, но слышны были и чужие голоса.

Чародеям время от времени случается принимать гостей в неурочный час, но подобные встречи всегда происходят не в кухне, а в гостиной.

Джон-Том заколебался и даже собрался было сходить за боевым посохом из таранного дерева, но передумал. Раз уж отказался взять его, то, вернувшись, выставит себя перед Талеей дураком. К тому же, имея при себе дуару, он не нуждается ни в каком оружии.

Ощупью спустившись по ступенькам в глубь Древа, он оказался в кладовой, забитой запасами консервированных раков и водорослей, бутылками и банками со специями, приправами и соусами и множеством всевозможных яств, предназначенных для услаждения утонченного вкуса двухсотпятидесятилетней черепахи.

Осторожно открыв дверь кладовки, Джон-Том оглядел кухню, озаренную слабым сиянием светильной колбы. Голоса из глубины дома доносились теперь намного отчетливее. В конце узкого коридора направо находилась лаборатория, а прямо — столовая. Тихонько прикрыв за собой дверь, юноша на цыпочках обогнул плиту, ставшую для филина Сорбла местом отбывания ежедневной каторги, и прижался к перегородке между кухней и столовой.

Слова зазвучали совершенно отчетливо, и интонация была отнюдь не вежливой.

— Где оно?! Колдун, мне надоело без конца задавать один и тот же вопрос!

Прижав дуару к груди, Джон-Том тихонько приоткрыл дверь. Светильные колбы в столовой горели в полный накал, и происходящее было видно совершенно отчетливо. Сорбл с плотно прижатыми к бокам крыльями был прикручен к стулу, когтистые лапы спутаны веревкой, клюв перевязан.

Клотагорба привязали к другому стулу посреди комнаты, отодвинув обеденный стол в сторону.

Упрямому колдуну противостояла троица, по виду которой легко можно было заключить, что подобные типы вряд ли способны поддержать приятную беседу на вечеринке. Один из них, высокий мускулистый волк, опершись о рукоять боевого топора, ковырял в зубах, поблескивая единственным глазом. В другой глазнице сверкал большой золотистый топаз, бросая на стены желтые, как моча, блики.

Рядом с ним сидел, развалившись в кресле, большой виверровый кот.

Его меч покоился в ножнах, зато в лапе он держал исходящее паром ведро. А справа от кота стоял дородный детина, взявший инициативу в разговоре на себя. Привлекательным этого представителя морских свинок — или как там его, морской свинтус, что ли? — назвать было трудновато.

Будучи всего четыре фута ростом, он вынужден был тянуться изо всех сил, чтобы выглянуть из-за спинки стула, к которому привязали Клотагорба. Каждый скачок обозленного и раздосадованного свинтуса сопровождался звяканьем тонкой кольчуги. Шея его была изуродована отвратительными, так и не заросшими шерстью шрамами.

Клотагорб целиком, вместе с головой, руками и ногами, ушел в свой панцирь, так что склонившемуся над ним морскому свинтусу приходилось кричать прямо в верхнее отверстие панциря.

— Вылазь оттуда, черт тебя дери! Мне надоело разговаривать с черепушкой!

Он хотел было сунуть туда лапу, но вовремя одумался и, отступив на шаг, кивнул коту. К ужасу своему, Джон-Том увидел, что ведро заполнено густой кипящей жижей, которую кот собирался вылить на Клотагорба.

Угроза оказалась достаточно действенной, и чародей медленно приподнял голову над краем панциря, щурясь на свет. Его шестиугольные очки косо сидели на клюве. Должно быть, Клотагорба и Сорбла застали врасплох, во время сна, и они не успели ничего предпринять.

— Я в последний раз предлагаю вам шанс убраться подобру-поздорову.

— Клотагорб брезгливо потянул носом. — Я величайший чародей мира, и то, что я привязан к стулу, не помешает мне обратить вас в ходячие сосуды скорби. Я медленно и мучительно очищу ваши скелеты от плоти, и лишь мое добросердечие и сострадание к вашему вопиющему невежеству и слабоумию пока еще удерживают меня от подобного шага!

Волк заколебался и сверкнул единственным глазом на предводителя, но угроза мага ничуть не смутила главаря разбойников.

— Типичный черепаший вздор! Да если бы ты мог что-нибудь с нами сделать, давно бы уж сделал, но без своих зелий и порошков ты — как без рук. Твои пустые угрозы истощили мое и без того слабое терпение. В последний раз требую: говори, где золото?!

— В последний раз говорю, — раздраженно пробормотал Клотагорб, — нет у меня золота! У меня есть занятия поважнее, чем накопление бесполезного состояния. Мой дом богат лишь знаниями — несравненным сокровищем, до которого вам никогда не добраться вашими грязными лапами. Мой ученик может подтвердить, что у меня на руках никогда не бывает суммы, превышающей хозяйственные затраты, каковые не выходят за пределы разумного.

При столь явной попытке переключить внимание грабителей на Сорбла тот беспокойно заерзал, и его огромные желтые глаза стали еще больше.

В ответ морской свинтус плюнул на чистый пол.

— Да всем и каждому известно, что чародеи всегда держат сокровища на подхвате. — Его заплывшие глазки стремительно забегали по сторонам.

— В этом Древе таятся несметные богатства, носом чую.

Он снова поглядел Клотагорбу в глаза, и его усы затрепетали.

— Скоро рассвет, и я уже устал болтать попусту. Только у меня и дел — зазря навещать всяких старперов! — Главарь кивнул виверре. — Валяй, поглядим, как старому фокуснику понравится обливание, которое согреет его лучше, чем панцирь!

Кот ухмыльнулся и приподнял бурлящее ведро. Клотагорб молчал, пока не показалась первая капля горячей жидкости, а потом подал голос:

— Нет-нет, погодите! Я скажу.

Не опуская ведра, кот вопросительно посмотрел на главаря.

— Ладно, так уже лучше. Для величайшего чародея мира потерять немножко золота — не такая уж великая утрата. — Морской свинтус придвинул свою щетинистую морду к самому клюву колдуна. — Ну что ж, говори, где тайник, и побыстрее!

— Будьте добры, секундочку! Только отдышусь.

Предводитель шайки резким жестом приказал коту отойти, и Клотагорб продолжал:

— Мне надо подумать, ведь я очень стар и давненько не проверял свои сбережения. Несомненно, даже ваши крохотные мозги уже сообразили, что в этом Древе намного больше комнат, нежели можно предположить с виду.

— Мне приходилось видеть, как работает пространственное заклятие. — Морской свинтус беспокойно похлопал по рукоятке меча. — Не надейся произвести впечатление или остановить меня.

— Успокойтесь, пожалуйста. — Клотагорб прикрыл глаза и склонил голову. — Мне надо сосредоточиться.

До сей поры одна лишь репутация Клотагорба держала грабителей на расстоянии, но эти трое оказались то ли куда более дерзкими, то ли куда более глупыми, чем остальные. Они были слишком невежественны, чтобы бояться, но это никоим образом не уменьшало угрозы, которую они представляли для старого чародея.

Это просто троица обычных головорезов. Ну что ж, справиться с ними будет довольно легко.

Отступив на шаг, Джон-Том пинком распахнул дверь, и та грохнула о стену с эффектом пушечного выстрела. Кот едва не выронил ведро с горячей жижей, которой собирался пытать Клотагорба, морской свинтус подскочил от неожиданности и в полете развернулся на сто восемьдесят градусов, а волк поднял топор, ощерил клыки и занял оборонительную позицию.

Джон-Том поглядел на троицу сверху вниз, прекрасно осознавая, насколько он возвышается над самым рослым из громил.

— Что-то рановато для игр и развлечений. — Игнорируя волка и виверрового кота, Джон-Том обращался непосредственно к морскому свинтусу. — А значит, всякая здравомыслящая тварь, которая надеется дожить до утра, должна отправиться в постель. К усатым мешкам жира, не умеющим вести себя в приличном обществе, это тоже относится. У вас пять секунд, чтобы смотаться отсюда, пока я не смешал вас с грязью.

С этими словами, заранее наметив подходящий мотив, он взял на дуаре несколько аккордов. Кот отпрыгнул, швырнув ведро в сторону, и жижа расплескалась по полу. Волк сморщился, как, впрочем, и Сорбл, но Клотагорб даже бровью не повел.

— Мальчик мой, что-то я не припоминаю случая, когда мне приходилось хвалить твое умение рассчитать время, поскольку обычно это не лезет ни в какие ворота. Но на этот раз ты искупил все прежние погрешности.

Спасибо, что вызволил меня из непристойного положения.

Насторожившись, но отнюдь не теряя с перепугу штанов, морской свинтус оглянулся на связанного колдуна.

— А это что еще за певчий безоружный дурак, осмеливающийся бросать нам вызов, да еще будучи одетым в одну пижаму?

— Это Джон-Том, — отвечал Клотагорб. — Если я — величайший из магов, то он — величайший чаропевец мира. И хотя, как вы изволили заметить, я лишен доступа к своим зельям и порошкам, обратите внимание, что его инструмент могущества при нем. Несколькими отрывками песен он может раскрутить мир, как волчок, или выщипать шерсть у неосмотрительных незваных гостей. — Он поглядел мимо морского свинтуса. — Сжалься над ними, Джон-Том. Я знаю, как ты вспыльчив, но пока что мы не пострадали.

Затем маг обратил предостерегающий взор на виверрового кота.

— У вас еще есть возможность стремительно покинуть сию обитель, сохранив свои дурно зарекомендовавшие себя головы на плечах. Если вы не воспользуетесь предоставленным вам шансом убраться подобру-поздорову, я ни за что не отвечаю, ибо не в силах без конца сдерживать чаропевца.

Волк начал потихоньку отступать в сторону дальней двери.

— Слышь, Сквиг, кажись, лучше нам его послушать.

— Ага, уж больно не по-нашему он выглядит, — дребезжащим голосом согласился кот.

Но морской свинтус, уже чуявший поживу, не хотел признать поражение так близко от желанной цели.

— А, так ты чаропевец?

С этими словами он извлек из висевших на поясе ножен короткий толстый клинок. Джон-Том, старательно игнорируя блеснувший нож, посмотрел противнику в глаза.

— Вот именно, толстопузый. Силами, превышающими твое понимание, я поверг демонов во прах, позволил пертурбаторам свободно резвиться среди звезд, побил в поединке инопланетных чародеев и целую рать Броненосного народа. А теперь — забирай своих жидконогих клевретов и изыди, иначе мой гнев обрушится на ваши головы!

Блестящий образчик пышных угроз, но, увы, безрезультатный. Морской свинтус взмахнул ножом, выписав лезвием замысловатую кривую.

— А если мой нож обрушится на тебя? Раз уж мне не добраться до твоей глотки — пожалуй, я начну с ног и выпущу кровь из твоих жил.

— Ну что ж, начнем с небольшой серенады.

И Джон-Том пустил в ход песню. Многомесячная практика в Древе посреди погрузившегося в белое молчание заснеженного, промороженного мира, дала свои плоды — при первых же звуках дуары воздух наполнил аромат волшебства.

Он тщательно выбрал нужную песню — она должна была обратить оружие незваных гостей против них самих. Так и случилось. К несчастью, заклинание подействовало с непредсказуемой избирательностью, ставшей для Джон-Тома роковой. В комнате находилось несколько предметов, подвергшихся воздействию магии: боевой топор волка, нож морского свинтуса и меч виверры. Но, кроме меча, у виверрового кота имелся и естественный вид вооружения, во много раз превосходящий по мощи все остальные, вместе взятые. И состояло оно из мускусных желез, расположенных сзади. Именно это оружие чаропение обрушило на грабителей, а заодно и на невинных жертв: столовую заполнила невообразимая вонь.

Отшвырнув свой грозный топор, волк зажал пасть обеими лапами и бегом помчался к двери. Морской свинтус занес нож, но остановился столь внезапно, будто наткнулся на стену, потом перегнулся пополам и начал выметывать на пол сегодняшний обед — равно как и ленч, и завтрак, и непереваренные остатки вчерашнего салата. Кот как единственный из присутствующих, способный перенести собственные миазмы, ухватил шефа за шиворот и поволок вслед за волком.

Тем временем Клотагорб снова нырнул в панцирь, воспользовавшись этой ничтожной защитой от пагубного воздействия испарений, а вот Сорбл бессильно сотрясался в своих путах от бесконечных спазмов. Сдерживаясь изо всех сил, Джон-Том плавно перешел к песне, источающей мед и благоухание. Хоть ему и удалось победить непрошеных посетителей, не пролив ни капли крови, поединок все равно обернулся грязным делом.

Виверра, волк и морской свинтус обратились в бегство, а подкативший к горлу желудок Джон-Тома по мере пения потихоньку утихомирился.

Клотагорб наконец выглянул из-под панциря. Смаргивая слезы с увлажнившихся глаз, он удовлетворенно потянулся, и, хотя выглядел слегка одуревшим, последующие слова произнес с оттенком похвалы:

— Чудесная работа, мой мальчик. Война не знает правил, но в следующий раз постарайся избрать иной способ обращения врага в паническое бегство.

Со стороны Сорбла донеслись невнятные звуки неудовольствия. Перья филина слиплись от измаравшей их блевотины, а уж запах в столовой стоял такой, будто здесь только что эксгумировали давно похороненный труп.

Джон-Том на трясущихся ногах заковылял к стулу наставника.

— Простите, сэр. Это не совсем то, что я имел в виду, но когда у тебя перед носом размахивают ножом, особо разборчивым быть не приходится.

— На практике никогда не выходит то, что имеешь в виду, — глубокомысленно кивнул чародей. — Иди, помоги мне разобраться с этими путами. — Стараясь распутать связывающие его веревки, он головой указал в сторону комода. — Разделочные ножи в нижнем ящике. Они быстрей справятся с этими узлами, нежели мои толстые пальцы. — Оглянувшись на ведущую в коридор дверь, он слегка усмехнулся. — Похоже, мы больше не увидим наших разбойничков. Я уверен, что они не захотят заглянуть еще разок.

— Я бы не стал упрекать их за это. — Манипулируя одной рукой, пальцами другой Джон-Том зажимал нос. — Я и сам готов бежать отсюда без оглядки.

Отыскав указанный Клотагорбом ящик, Джон-Том выбрал самый большой мясницкий нож и повернулся, чтобы освободить чародея. И тут его правую ногу вдруг пронзила жуткая боль. Не потрудившись поглядеть под ноги, он наступил на лежавший кверху лезвием боевой топор волка, брошенный во время поспешного бегства. В итоге лезвие разрезало тонкую подошву тапка надвое — от мизинца до пятки. Рана получилась неглубокая, но ужасно болезненная.

Потеряв равновесие, Джон-Том оперся о спинку ближайшего стула, но тот опрокинулся, и юноша полетел на пол. Боль в раненой ноге не позволила ему устоять.

Ни падение, ни сломанный стул нимало его не тревожили. Гораздо больше его волновал предмет, на который чаропевец приземлился, упав вместе со стулом. Он услышал пронзивший тишину тошнотворный хруст.

Даже Сорбл, целиком поглощенный своим затруднительным положением, издал невольный крик ужаса.

Джон-Том стремительно перекатился вправо, заранее зная, что это — запоздалая и тщетная предосторожность. Слишком поздно. Теперь уж ничего не поправишь, разве что удастся запустить время вспять, но никакие страстные желания тут не помогут. Не обращая внимания на кровоточащую ногу, он медленно сел и уставился на плоды своего падения.

Потом склонился, чтобы поднять жалкие щепки, в которые превратилась его незаменимая, бесценная умолкшая дуара.

Глава 2

Гриф был сломан в нескольких местах, дека напоминала расквашенную коричневую дыню. Тоненькие проволочки и перегородки резонатора годились теперь разве что на зубочистки. Дуара была практически полностью уничтожена и являла собой жалкую пародию на гордый инструмент, каким была всего мгновение назад.

Клотагорб наконец выпутался из веревок, слез со стула и подошел поближе, чтобы осмотреть обломки.

— Потребны ли тебе кладези моей чародейской мудрости и обширный опыт в подобных вопросах?

Не в силах проронить ни слова, Джон-Том лишь молча кивнул.

Клотагорб осторожно провел ладонью по обломкам, накрутил на палец болтающиеся струны и поднял глаза на своего рослого друга.

— Ты вышиб из нее дух напрочь.

— Я и без трехсотлетнего кладезя мудрости могу сказать то же самое, — с горечью ответил юноша.

— Я лишь подчеркнул серьезность содеянного тобой. Мне ни разу не доводилось видеть человека, способного упасть с изяществом.

— Уж с черепахами-то дело обстоит иначе?

— Нам нет нужды углубляться в посторонние предметы. По-моему, это не твоя вина.

Джон-Том был слишком взбешен своей неуклюжестью, чтобы расплакаться.

— Впервые вы правы. Я просто неуклюжий увалень и заслужил это, потому что не гляжу, куда ступаю своими большими ногами.

— Когда вы оба закончите обмениваться любезностями и соболезнованиями, не будет ли кто-нибудь добр развязать меня? — подал голос Сорбл, извиваясь в своих путах. — Мне нужно вымыться, по крайней мере, полдюжины раз.

— Так сказать, устами замаранных глаголет истина. Жизнь не перестает поражать меня. — Но, несмотря на сарказм тона, Клотагорб собственноручно развязал своего ученика, не решившись просить об этом Джон-Тома. — Я бы сказал, семь будет в самый раз. Тому, кто привычен к экзотическим запахам, следовало бы получше владеть своим желудком.

— Простите, хозяин, что я не наделен вашим самообладанием. — Сорбл соскользнул со стула и попытался отряхнуть крылья. — По-моему, залп кормовых орудий кота был произведен в мою сторону.

— Никаких извинений. Ступай мыться. Твой запах по омерзительности уступает лишь твоей наружности. Поторопись привести себя в надлежащий вид. Ныне перед нами стоит проблема посерьезнее вторжения жалких разбойников. Надлежит разобраться со сломанной дуарой.

Когда Сорбл заковылял прочь на негнущихся лапах, чародей присоединился к Джон-Тому, любовно раскладывающему останки инструмента на обеденном столе.

— Уж лучше б вы отдали им золото, сэр, — жалобно пробормотал юноша.

— Да не мог я сделать этого, Джон-Том! Как я им уже сказал, у меня нет злата.

Чародей потрогал пальцем обломки дуары и пристально оглядел их сквозь толстые линзы очков.

— И что теперь? — спросил Джон-Том. — Без дуары мне не сотворить музыки, а без музыки не сотворить волшебства. Сэр, вы сумеете ее починить?

— Я чародей, мальчик мой, а не создатель свистулек и бирюлек. Я могу сдвинуть горы, разнести их по камешку. А вот чтобы воздвигнуть их — да и вообще что-либо — заново, требуется опыт несколько иного рода.

Починить простую флейту или барабан я еще в состоянии, но такое, — он указал на стол, — мне не по плечу, и я не стыжусь признаться в этом.

Подобная задача не по силам почти никому, кроме нескольких мастеров, каждый из которых — единственный в своем роде. Чтобы восстановить дуару, нужен дар понимания музыки сфер. А мне медведь на ухо наступил — тем более что у меня вообще нет ушей.

Джон-Том уловил, куда клонит маг.

— И, пожалуй, надеяться, что один из таких мастеров проживает в Линчбени или где-нибудь неподалеку, было бы наивно.

— Боюсь, до них многие лиги пути. Починить сломанный инструмент легко, разрушенное волшебство — куда труднее. А вернуть к жизни нечто вроде твоей дуары, сочетающей в себе и то и другое, — почти невозможно. Мне понаслышке известен лишь один мастер, у которого, может — повторяю, может, — хватит мастерства для воссоздания твоего инструмента. Зовут его Кувир Кулб. Говорят, проживает он в городе Стрелакат-Просад, что расположен в джунглях к югу от Чеджиджи.

— Даже не представляю, где это.

— Потому что ты никогда не забирался так далеко на юг, мальчик мой.

Кстати сказать, и я тоже. Это долгое странствие.

Это мы уже проходили, вздохнул Джон-Том.

— Я почему-то сразу это понял.

— Благодаря хорошей памяти, а отнюдь не проницательности. Чеджиджи — порт на южном побережье Глиттергейста. Если хочешь починить свой инструмент, придется тебе идти туда.

— Не знаю, сэр, прямо не знаю. — Джон-Том сел в чистое, не испачканное рвотой кресло. — Я ни разу не отправлялся в долгие странствия без дуары. Чем я смогу защитить себя?

— Как это ни огорчительно, придется тебе положиться на свое боевое умение и на сообразительность. — По тону колдуна было неясно, относится ли его пренебрежение к какому-то одному из талантов Джон-Тома или к обоим сразу. — Если мне не удалось за этот год развить твой ум, то как учитель я ничего не стою. Будь ты волшебником или чаропевцем, чародеем или шулером, некромантом или стряпчим, — в конечном итоге именно сообразительность решает, кто выживет, а кто уйдет в небытие.

Джон-Тому удалось выдавить бледную улыбку.

— Вы были хорошим наставником, сэр, и я научился многому. Просто мне жутковато при мысли, что надо разыскать Кувира Кулба, не полагаясь на чаропение.

— Мальчик мой, тебе не впервой победоносно выходить из невзгод. Я верю в тебя. Помни, что на этот раз ты отправляешься не на обычные поиски опасных приключений, а всего лишь на длительную экскурсию, и только. Тебе всего-навсего надо отыскать ремесленника, который сможет починить сломанную вещь. Не вижу, что опасного может с тобой случиться.

Слова Клотагорба немного приободрили юношу. В самом деле, стоит ли тревожиться и унывать? Ведь ему приходилось и прежде много путешествовать, а зачастую и противостоять сверхъестественным силам, а в этот раз ничего подобного не ожидается. Все это надуманные страхи.

Да, но одну опасность все-таки преодолеть придется, и притом в ближайшем будущем.

— Проклятье, даже не представляю, как сказать Талее, что я опять ухожу.