Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Проклятые (№3) - Военные трофеи

ModernLib.Net / Космическая фантастика / Фостер Алан Дин / Военные трофеи - Чтение (стр. 4)
Автор: Фостер Алан Дин
Жанр: Космическая фантастика
Серия: Проклятые

 

 


– Вы же с Вейса. Вы все поняли.

– А что с моим рекордером? – внезапно спросила она.

– Лучше, чем с вами. – Умеки показала на шкаф. – Он там, вместе со всей вашей экипировкой. Будет вам о чем вспомнить, когда посмотрите. Вы ведь домой отправитесь, я правильно полагаю? – Голос ее так и сочился ожиданием.

– Полагаю, да. Я надеюсь, мой скорый отъезд не очень вас огорчит?

– Вы ведь не хотите, чтобы я вам солгала? Да и какой смысл, вы все равно нас видите насквозь. Ваш народ слишком хорошо владеет языками. – Она повернулась к двери. – Тут кое-кто хотел бы попрощаться. У него мало времени... хотя не думаю, что у вас с ним найдется тема для долгого разговора.

Она открыла дверь и обратилась к кому-то за пределами поля зрения Лалелеланг. Через мгновение дверь распахнулась, и появился солдат, спасший ей жизнь. В повседневной униформе он выглядел не менее массивно, чем в защитном боекомплекте.

Быстро и беззвучно повторяя заученное, она поборола дрожь. Теперь, когда обстоятельства были иными, она смогла рассмотреть его в свете своих долгих штудий. Роста и веса он был чуть выше среднего (для самца человека). Он подошел к койке и навис над ней. На этот раз она даже не поморщилась.

Голос у него был робкий и неуверенный.

– Мне сказали, что вам очень плохо стало от моего вида. Я же это не нарочно.

– Вы спасли мне жизнь, – быстро перебила его Лалелеланг, стараясь предупредить его дальнейшие неловкие фразы. У большинства людей для межличностных связей были только их неадекватные слова. Удивительно еще, как при таких условиях они еще ухитряются спариваться и продолжать род. Она заставила себя протянуть кончик правого крыла. Самец удивился и протянул руку, намереваясь схватить ее мощными пальцами. Она вся напряглась, но он был осторожен и не сделал ей больно. Рука вернулась на место.

– Я просто пришел сказать, что очень рад, что вам уже лучше. – В пальцах другой руки солдат сжимал форменную кепку. Она смотрела, а он взял кепку уже обеими руками и стал неловко мять ее, будто не знал, что делать со своими конечностями. Такого рода непреднамеренная моторика часто встречалась у представителей Человечества. – Лейтенант сказала мне, что вы, вроде, профессор, и нас изучаете. – Он улыбнулся почти робко. – Мне не хотелось бы, чтобы вы составили обо мне какое-то там не правильное впечатление.

– На самом деле, я историк. И впечатление о вас у меня сложилось... в точности такое, какого я и ожидала. Он явно почувствовал облегчение.

– Очень рад слышать. Эй, а что же, значит, я это... в какой-нибудь там учебник по истории попаду, или еще чего?

– Может, и еще чего, – непроизвольно пробормотала она.

– Моя фамилия – Кузька, – шепнул он, будто расставаясь с чем-то драгоценным и потаенным. – Кэ, у... Впрочем, вы же из вейсов, у вас проблем с правописанием не будет.

– Не должно быть.

– Михаил Кузька. Я живу на Четвертой планете Токугавы.

– Запомню. У меня отличная память на имена.

– Да уж лучше наверняка, чем у меня. Я – что, я – пехота. – Лалелеланг узнала старинное земное слово, которым солдаты-мужчины любили называть себя. Истинное его значение трудно было угадать под наслоениями психологического подтекста, образовавшегося за тысячелетия непрекращающихся войн.

– Вы только поспокойнее теперь. Ведь вы, кана... вы, вейсы, не так скоро выздоравливаете.

– Да, – пролепетала она. – У нас не такая мощная восстановительная система. Но ведь ни у кого из разумных существ ее нет. Он ушел, махнув на прощание гигантской ладонью, – примитивный, но все же впечатляющий жест... по-своему, по-грубому.

– Он очень не хотел, чтобы вы улетели с неверным о нем впечатлением, – сказала Умеки, подойдя к койке с гнездом. – Благодаря необычности обстоятельств, ему удалось получить достаточно длительное увольнение и дождаться вас.

– Я тронута. А теперь он куда отправится?

– Вернется в часть. Будет дальше воевать.

– Конечно, – пробормотала Лалелеланг. – Там ему будет хорошо.

Умеки с интересом рассмотрела самодельное гнездо посреди койки.

– А вы своего рода исключение, раз вам удалось пережить все, что с вами случилось. Любой другой вейс на вашем месте так и не вышел бы из кататонии, вероятно, уже никогда.

Лалелеланг приняла позу поудобнее.

– За многие годы я сделалась знатоком в этой области. И я разработала собственный комплекс упражнений – как физических, так и умственных, – позволяющий мне справляться с экстремальными ситуациями.

– И все-таки, – Умеки ненадолго умолкла. – Может, мне еще удастся с вами поговорить до отлета вашего челнока, а может, и нет. Я просто хотела бы сказать, что очень надеюсь, что вы получили здесь то, зачем приехали.

– Даже больше, чем я смела мечтать.

– Это точно. – Умеки мягко усмехнулась сама себе и отошла от кровати.

На полдороге к двери она остановилась и с полупоклоном указала на нее.

– Я не поняла, что означает ваш жест в контексте нашего разговора.

– Этот жест характерен для нашего племени, а не для всего вида, – объяснила Умеки. – Жест уважения к моим предкам. Из них многие были бойцами и поняли бы.

– Все ваши предки были бойцами, – отозвалась Лалелеланг. – Именно это и характеризует ваш вид.

– Ну, значит, я хотела сказать, что многие из них были профессиональными воинами, солдатами.

Лалелеланг тестом показала, что поняла разницу. Она еще очень о многом могла бы поговорить, многое обсудить с этой в высшей мере полезной женщиной, но она очень устала, мозг и тело были истощены. Она готова была улететь, да. Готова вернуться в мир и благодать знакомой обстановки утонченного Махмахара. Но при всем этом, какая-то извращенная, иррациональная часть ее существа готова была снова и снова пережить все это.

«Разница между преданностью и фанатизмом, – напомнила она себе, – измеряется диаметром зрачков.» Она не стала просить зеркало. Она прикинулась спящей, но один глаз держала чуть-чуть приоткрытым, пока женщина-офицер не удалилась. Может быть, Умеки и ее гид, ее спасительница, но все равно, она прежде всего человек, и Лалелеланг не могла расслабиться, пока не осталась в комнате одна. Предосторожность эта не привела к угрызениям совести. Ведь нельзя доверять человеку, даже если кажется, что на него можно положиться.

Как можно доверять им, когда на протяжении всей своей записанной истории они сами себе не доверяли?

***

По возвращении домой ее не встречали ни фанфарами, ни праздничным салютом. Да и не отнеслась бы она благосклонно к таким откровенно безыскусным проявлениям. Но и остракизму ее как будто не подвергли. Просто у нее, как у единственного представителя расы, побывавшего в настоящем бою, возник уникальный статус. А это значит, что для нее потребовалось создать особую социальную под-нишу, в результате чего общения с ней одновременно искали и избегали.

Ее это не беспокоило. Она всегда была своего рода одиночкой, даже среди полагающейся сестринской триады, в которую входила. Подруги по триаде же одновременно огорчались, что она так мало участвует в общественной жизни, и радовались ее свершениям. Лалелеланг хотелось надеяться, что одно другое уравновешивает.

Самым непосредственным результатом ее экспедиции явилось то, что посещение ее презентаций утроилось – конечно, количественно, а не в плане энтузиазма. По мере же потускнения новизны впечатлений от ее путешествия, пропорционально упала и посещаемость. Она считала это неизбежным и только глубоко задумывалась над подоплекой того факта, что большинством новичков, приходивших на ее лекции, двигало извращенное любопытство, а вовсе не тяга к знаниям. Но даже и дилетанты волей-неволей из ее рассказов что-то должны были почерпнуть.

Это ее мало волновало, потому что основной упор она делала не на просвещение, а на научные исследования и публикации. Тем более, что прерогатива такая полностью совпадала с целями администрации. Преподавать может кто угодно, а вот переживания, о которых она одна могла распространяться, – единственны в своем роде и заслуживают гораздо большей аудитории.

Милостью одного-единственного путешествия, она стала ведущим экспертом в своей области.

Существовала горстка избранных специалистов, с которыми она регулярно обменивалась информацией, – несколько гивистамов и о'о'йанов, один юланец, да еще один собрат-вейс. Многие разделяли ее интересы, но ни одному не хватало ни откровенности, ни преданности делу, чтобы поддержать самые радикальные из ее гипотез. Лалелеланг знала, что временами ступает на опасную теоретическую почву, – туда, куда даже самые яркие и смелые ученые боятся заглянуть. Например, ее доклад на тему «Необоримая жажда крови, как основа традиционных развлечений» был не просто не принят, а откровенно не понят подавляющим большинством ученых. Они пытались разобраться с подобными предположениями абстрактно, что соответственно полностью низводило эффективность ее формулировок.

Лалелеланг старалась выработать исторический подход к сравнительному анализу человеческого поведения, но большинство ее коллег и корреспондентов не проявляли к этому направлению никакого интереса. И исправить это было нельзя. Как преданный сторонник эмпирического метода, она была безнадежно приговорена и дальше следовать по этому опасному пути.

Чем глубже она погружалась, чем пристальнее изучала, тем больше убеждалась, что находится на грани чего-то жизненно важного не только для нее, не только для своего народа, но и для всех народов Узора. Это было нечто настолько очевидное и, в то же время, настолько ускользающее, что весь Узор предпочитал этого не замечать, дабы не пришлось копнуть глубже. Еще одно боевое испытание могло все окончательно кристаллизировать, но к этому она готова не была. Воспоминания о ее предыдущем знакомстве с полями сражений были настолько свежи в памяти, настолько легко представали перед внутренним взором... Она подумывала некоторое время, не посетить ли ей Землю – колыбель Человечества, – но решила, что и для нее – со всеми ее специальными упражнениями и богатым опытом – есть предел разумного. Сама мысль о том, что она окажется в полном одиночестве на планете, целиком населенной людьми, каждый из которых психически неуравновешен, и, следовательно, она окажется объектом их всеобщего внимания и любопытства, была настолько пугающа, что даже как абстракция убивала эту идею в зародыше. Стоило ей подумать об этом, как ее начинало трясти и ей приходилось заниматься мнемоническими упражнениями, чтобы вернуть себе спокойствие.

Она была убеждена, что ей нужно продолжить наблюдения за людьми-воинами, желательно, как можно более близкие, но не была готова еще раз пережить страдания, выпавшие на ее долю на Тиофе. К этому времени научная репутация у нее сложилась такая, что выделенными средствами она имела право распоряжаться сама, не обращаясь к руководству. Так какова альтернатива?

В идеале ей следовало бы как можно ближе проследить за специально выбранным приматом, получить о нем исчерпывающие сведения, которые, и она это чувствовала, требовались для продолжения исследований. Самая большая трудность будет заключаться в том, чтобы отыскать солдата, который согласился бы терпеть вейса под ногами целыми днями. Ее короткое общение с самкой по имени Умеки дало ей представление о том, насколько тяжело установить с человеком подобные взаимоотношения. Но она чувствовала, что придется на это пойти, потому что не могла до конца познать и понять вид, не пожив с одним из них, не разделив его каждодневный опыт, не пронаблюдав его во взаимодействии не только с представителями других видов, но и со своими сородичами. А это означало, что ей придется не только выходить с этим предложением на свою администрацию, но и непосредственно обратиться к человеческим властям. С последними ей очень кстати придется опыт, пережитый на Тиофе. Они же будут прежде всего обеспокоены, как бы она не понизила боеготовность того, к кому будет прикреплена. Она сомневалась, что тут есть причина для беспокойства. Среди всех разумных существ только человек способен был мирно обсуждать балет, кулинарию, люминесцентную скульптуру – и в следующее же мгновение быть готовым идти в бой и на смерть согласно приказу. Присутствие единственного представителя Вейса в такой компании едва ли сильно повредит.

А если ей повезет, то, может быть, ей удастся вступить в контакт с солдатом, интересующимся Вейсом и культурой Узора. Это гораздо упростило бы ее работу, не говоря уже о том, что гораздо удобнее она бы себя чувствовала в присутствии человека, знакомого с культурой Вейса и не глядящего на нее сверху вниз. Но, если необходимо, она была готова даже и на такое.

Предложение свое она оформила очень тщательно. Ведь был немалый шанс, что все приготовления уйдут впустую и из затеи ничего не получится. В конце концов, какой солдат захочет, чтобы при нем был вейс, традиционно готовый впасть в непредсказуемую кому или забиться в судорогах при первом же осложнении ситуации, в то время как воину необходимо выполнять предписанные военные задачи?

После того как она подала заявку, Лалелеланг места себе не находила от возбуждения и напряженного ожидания. По многим статьям это куда более выходило за рамки, чем ее запрос на посещение поля сражений. Ведь теперь она просила не просто о наблюдении, но о продолжительном по срокам совместном обитании – и не с кем-то, а с солдатом-человеком. Она знала, что попытаться стоит. Как ради доказательства своих спорных теорий, так и ради личных чувств, которые становились все глубже, затрагивали уже саму суть того, во что она верила, – попытаться стоило. И подавая заявку, она надеялась на открытие, но сама стремилась просто к пониманию ради собственного спокойствия.

Среди вейсов мало было таких, кто настолько мощно был бы движим своими идеями.

Но больше всего ей, конечно же, хотелось на личном опыте исследователя убедиться в своей не правоте. Потому что, если ее предположения верны, то основным занятием всех грядущих поколений историков будет простое составление аннотаций и примечаний к страшным катастрофам, которые никто кроме нее не способен был предвидеть. Если, конечно, не победит Амплитур со своим Назначением – в этом случае вся дальнейшая история станет – под чутким руководством этой единственной расы – просто еще одной из хитрых выдумок.

Но более всего ее ужасало то, что чем крепче она убеждалась в правомерности основных положений своей собственной теории, тем меньше у нее оставалось уверенности, что победа Амплитура была бы худшим из двух зол.

Глава 5

Страат-иен со своей возлюбленной плыли в синей дымке, мягко освещенной звездами, как блестки, рассыпанными по черному вельвету неба. Вокруг них плавали белые кучевые облака – будто вата. Вдалеке лежали горные хребты, расцвеченные зеленым и коричневым, с белоснежными шапками вершин, слепящих отсутствием цвета.

Более близкие детали можно было рассмотреть. Странные деревья и лианы оплетали землю, сковывали ее вибрирующей цепью взаимосвязанной жизни. Безвредные огромные насекомые проплывали среди лиан, и переливчатые крылья их казались россыпью мыльных пузырей. Они разлетались с ленивым гудением, как только почти обнаженная пара стала спускаться на них сверху. Именно в нужный момент мужчина и женщина плавно коснулись рубинового песка, образовавшегося в результате миллионов лет, что волны бирюзового моря точили корундовый шлейф, широкий пляж. Прозрачная вода ласково пела в прибрежных рифах, приветствуя радостных путешественников. Потом они легли на спину, женщина не выпускала из руки запястье мужчины. Наоми скосила взгляд в сторону своего спутника. На лбу у нее выступили маленькие капельки пота, светлые волосы ее золотыми жилками прорезали темно-красный песок. Она улыбнулась.

– В этом Гивистаму не откажешь. Для расы с таким чертовски прозаичным отношением к занятию любовью они на самом деле знают, как создать головокружительную экообстановку для нас, не рептилий. Неван Страат-иен не видел причин не согласиться. Лежа на спине, он рассматривал искусственное небо. Небо было идеальным, совершенно не загрязненным, и облаков на нем было ровно столько, сколько хотелось бы. Сколько было заказано. Скорость их воображаемого спуска на пляж контролировалась в зависимости от степени их взаимного возбуждения, все управлялось и проецировалось дистанционно при помощи изощренной гивистамской электроники и подобрано было так, чтобы пышного песка они коснулись в самое нужное мгновение.

Жаловаться не приходилось.

Другие имитации позволяли им скатиться по обледеневшему горному склону или побывать в морских глубинах в окружении танцующих подводных обитателей. Погружения в экообстановки служили для отвлечения сознания участников от находящейся в самом разгаре битвы за Чемадию, куда им вскоре предстояло вернуться.

База Атилла была самой удаленной из трех укрепленных бастионов, которые удалось создать экспедиционным силам Узора на спорной планете Чемадии. Волей случая, база располагалась на западном побережье, которое было куда более блеклым и менее вдохновляющим, чем то, которое воссоздала гивистамская сенсорика. Песок на пляже позади военного комплекса был грязно-белого цвета и весь изгажен гниющими морскими водорослями, а температура окружающей среды бывала какой-угодно, но только не тропической.

Как только тонкий металлический обруч на его голове зафиксировал соответствующие гормональные изменения, небо над ними потускнело, песок под ними поблек. Они лежали на функциональной платформе под четырехметровым куполом молочного цвета. Отовсюду лился мерцающий рассеянный свет. Он заморгал и сел, обняв руками колени. Сеанс сенсорики был окончен.

– Какой стыд, что, изобретя такую красотищу, эти гиви не могут как следует насладиться ей сами, – высказалась она.

– Они от этого тоже что-то испытывают, – ответил он. – Просто у них гормональная система не такая активная. – Воспоминания о разноцветных насекомых и рубиновых песках уже начинали тускнеть. В Наоми, тем не менее, не было ничего искусственного. Она лежала рядом с ним обнаженная и не смущалась. Длинные волосы моментально выдавали, что в боях она участия не принимает. Она проходила службу в войсках снабжения и резерва, и это подразделение служило им объектом многочисленных забав.

Они не торопились из-под купола, потому что на следующий день кончалась его увольнительная. И впервые со времени знакомства у них было больше, чем два дня подряд, которые они могли провести вместе вдвоем. Так хотелось взять от них все, что можно, и им это удавалось. Он знал, что в штабе его не хватает. Чемадия была одним из пограничных миров, на котором Амплитур и его союзники успели за последнее время накопить в самом деле большие силы. В таком месте нечего было рассчитывать на скорую и решительную победу. Враг глубоко окопался и по настоящее время признаков ослабления не подавал. Что только придаст дополнительную убедительность триумфу, когда отборные войска Назначения будут, наконец, вышвырнуты с планеты, мечтал он. А после этого, после взятия Чемадии, будет новый мир, новый бой. Таковы военные правила. Может быть, Узор попытается взять еще одну укрепленную планету со смешанным населением – или даже расположенную неподалеку важную сельскохозяйственную систему Диво, заселенную в основном сегунианами. Он слышал разговоры. А к слухам у офицеров иммунитета не больше, чем у солдат.

Впрочем, какая разница? Он отправился туда, куда его пошлют, и будет жить от битвы к битве, от планеты к планете. Именно так и идет война уже много веков.

Он почувствовал у себя на пояснице ласковое прикосновение женских пальцев. Его отношения с Наоми вышли уже за грань развлечения. Он этого не планировал, но такие вещи редко случаются в плановом порядке. Гораздо проще разрабатывать стратегические планы в отношении врага. Она была умна и привлекательна, внимательна и глубокомысленна. По ширине охвата разум ее уступал его, но зато не давал осечек. Кое в чем она проявляла даже лучшую восприимчивость. К примеру, она лучше него ладила с людьми. Она прижалась к нему, и он почувствовал тепло ее тела.

– Опять планируешь... У нас осталось так немного времени. Неужели ты не можешь просто расслабиться?

– Извини. Ничего не могу с собой поделать.

– Так уж и не можешь, – усмехнулась она. – А по-моему, непосредственно перед этим ты вовсе ничего не планировал. Ты импровизировал, как ненормальный.

Он улыбнулся мальчишеской, даже хулиганской улыбкой, которая, похоже, так мила была женщинам. Это была его, пожалуй, единственная невинная штучка.

Ростом он был невысок, даже чуть ниже Наоми, но проблем это у него не вызывало. В сочетании с гладким, без труда депилируемым лицом, это создавало впечатление, что он лет на десять моложе своих приблизительно сорока. У него было тело гимнаста – стройное и гибкое, но излишне накачанное. Это было результатом игры генов и тяжелой работы. Темно-русые волосы были стрижены коротким ежиком, и над ушами было пробрито по узкой полоске с каждой стороны. Такую прическу он находил удобной и исчерпывающей.

Внешний вид и габариты иногда доставляли ему немало хлопот, поскольку он был похож скорее на адъютанта, чем на полковника. Не раз и не два приходилось ему предъявлять как людям, так и инопланетянам доказательства, что он действительно состоит в таком чине. В молодости он терпеть не мог, что ему дают меньше лет, чем на самом деле, зато теперь он в полной мере оценил все преимущества этого и больше не поносил последними словами свою наследственность.

И хотя ему, как и всякому человеку, не хватало остроты ощущений настоящей схватки, он посвятил себя штабному планированию. У него, похоже, был талант к обнаружению слабых мест противника, и это позволило ему быстро продвинуться по службе, если уж не самореализоваться. Очень скоро он понял, что штаб – идеальное место, откуда можно наилучшим образом применить и другой свои талант, о котором никто из сослуживцев даже и не подозревал. Эта позиция позволяла ему навязывать неожиданные изменения в тактике даже самым опытным офицерам Массуда.

Свои гены Неван унаследовал от родителей-коссуутов. Он был одним из Ядра.

Как и любой нормальный человек, Наоми ничего не подозревала. Его способности никоим образом не оказывали влияния на людей, и она ни разу не видела его в деле. Для нее он был просто Нев, ее милый и любимый. Теперь же ему приходилось считаться с вероятностью того, что их отношения пойдут еще дальше. И этого он одновременно хотел и страшился. Брак за пределами Ядра был допустим, но в высшей степени труден. Держать великую тайну в секрете от друзей и знакомых было сравнительно легко. Сокрыть же ее навек от глаз жены, спутника жизни – совсем другое дело. Они друг другу искренне нравились. Она хорошо умела рассказывать, а он любил слушать. Ее энтузиазм прекрасно компенсировал его природную замкнутость. Они друг другу подходили.

Он никогда не был женат, и почти уже смирился с тем, что так и останется холостяком, хотя Ядро всячески поощряло браки между своими. Но не внешние. Поддержание генофонда Ядра было превыше даже любви. Муж Наоми погиб на войне. Детей у них не было, и некому было поддержать ее, в случае...

Он оборвал себя, удивляясь, как далеко уже зашел по трудному пути.

– Ты выглядишь счастливым. – Она села рядом с ним.

– Так и есть. Просто меня ждет работа.

Она вздохнула.

– Вечно эта работа.. Иногда меня так и тянет накачать тебя, но я не уверена, что от этого что-нибудь изменится. Он слез с платформы и стал одеваться.

– Буду давать о себе знать. Вернусь, как только удастся отпроситься с боевого дежурства. Может, через пару недель. – Он стал натягивать спортивный костюм.

Она снова откинулась на постели и стала рассматривать его, любуясь игрой четко очерченных мускулов его спины и ног.

– У тебя гипертрофированное чувство ответственности. Вот бы удалить его хирургическим путем.

– Следующие два месяца – критические. – Он повернулся лицом к лежанке и провел пальцем вверх по костюму, запечатывая его. – Попробую устроить личную линию связи, тогда поболтаем.

Она соблазнительно потянулась.

– Со мной связь всегда доступна.

– Прекрати, а то я никогда отсюда не выберусь. А если я опоздаю, меня разжалуют.

– Сомневаюсь. Тебе же цены нет. И не только среди этих тупиц в штабе.

Да, а как там, кстати, у нас делишки? А то все читают отчеты, ничего понять не могут.

– Амплитуры сражаются за этот мир, как черти. С обеих сторон столько транспортов прибывает, что из подпространства на орбиту не высунешься. – Он оглядел себя, потом женщину, с которой у него какая-никакая любовь.

– Мне пора, Наоми.

– Знаю. – Она тяжело вздохнула. – Опять этот твой клуб.

– Мы просто обмениваемся главным, прежде чем снова приступить к делу.

– Бросил бы ты это. Нам с тобой больше времени бы оставалось.

– Да это же у нас просто относительно нерегулярные сборища.

Друзья-приятели с родины. Разве ты не ходишь иногда на вечеринки своих с Барнарда?

Она покачала головой.

– Я их даже и не знаю по большей части. Это у коссуутов такая тяга друг к другу, сдается мне.

– Имеет место. Тут дело в нашем прошлом.

– Я знаю историю вашего Возрождения. Очень печальный случай, откуда ни взгляни. Но теперь-то это все в прошлом. Потомки возрожденных – нормальные люди. Вот ты, скажем.

Он выдавил из себя улыбку.

– А я-то думал, что ты меня считаешь исключительным. Ничего особенного там не будет, Наоми. Так, поздороваюсь с друзьями, повспоминаем о прошлом. Нас немного осталось. Это не то, как если собираются вместе выходцы с Земли или Терпения, когда можно с сотнями знакомых переговорить.

– Было еще множество отличий, о которых он знал, но объяснить их Наоми не имел права. Он очень о многом не мог поведать ей. Более всего члены Ядра страшились разоблачения – и более всего ценили между собой скрытность: даже от своих любимых, страдающих нормальностью. И тем не менее ему мечталось о постоянных отношениях с Наоми. В фантазиях своих он представлял, что она будет рядом с ним до конца его дней... По крайней мере, ограничений на этот счет не существовало.

– Вперед, полковник. – Огорчение ее было неподдельно, но умышленно подчеркнуто. – Катись на свою чертову встречу. Я-то знаю теперь, что для тебя важнее всего! – Тут она смягчилась. – Хотя бы сегодняшний вечер был наш.

Может быть, подумал он, тут все зависит от того, где проводить временные границы... и от множества других вещей, над которыми ни он, ни она не властны. Он склонился над лежанкой и поцеловал ее на прощание. Выглядело это неуклюже, но ни он, ни она не возражали. Когда он, наконец, сумел оторваться от ее губ, она неожиданно сказала:

– Может быть, и мне когда-нибудь удастся побывать на одной из ваших встреч?

Он слегка напрягся, надеясь, что она этого не замечает.

– Тебе там будет чертовски скучно.

– Ну не знаю. По крайней мере, мне удастся познакомиться с твоими земляками.

– Это обычные люди, как ты сама говорила, коссууты ничем не лучше других. По крайней мере, с тех пор, как гивистамы и о'о'йаны исправили анатомию наших предков и устранили нарушения, привнесенные в нее амплитурами. – Он насильственно попытался сменить тому. – Или тебя что-то во мне коробит?

– Ничуть, – засмеялась она. – Ты вообще оказался куда выше среднего.

Мы все такие, подумал он, только ни тебе, никому другому знать об этом не положено.

Нельзя ему на ней жениться. Слишком уж она восприимчивая. Не получится держать от нее в тайне секреты Ядра – по крайней мере, навсегда. А если она вдруг что-то выведает, хлопот не оберешься. Не будет у него никакой возможности, никакой защиты для нее, чтобы уберечь от неизбежных последствий. Лучше уж не позволять ей заходить настолько далеко и прекратить все теперь, пока опасность еще не слишком велика. Но не так-то просто это сделать.

Вот она сидит по другую сторону постели, натягивает блузку и шепчет:

«Какие вы, коссууты, смешные...»

Что можно прочесть за таким наглым заявлением? Или она уже что-то заподозрила? Он взмолился, чтобы это было не так. Не дай бог, массуды или другие союзники по Узору заподозрят, что некоторые представители Человечества могут воздействовать на их мыслительный процесс аналогично тому, как это делают амплитуры, – альянс может моментально распасться. Это великая тайна, сохранить ее требуется любой ценой. И если Наоми, либо кто еще, прознает что-нибудь, то действовать с таким человеком придется по обстоятельствам. И Неван знал, что если до такого дойдет, то по обстоятельствам придется действовать и ему самому.

Параноидальные фантазии, пробормотал он себе под нос. Ничего ей не известно, и уж он-то проследит, чтобы так оно все и оставалось. Полуодетая она обогнула постель и подошла к нему, чтобы обнять его на прощание.

– Ох, полковник, как мне не хочется отпускать тебя. Неужели ты не видишь?

– Есть и другие дела, – игриво отозвался он, снова целуя ее.

– И далеко ли от меня тебя ушлют на этот раз?

– В дельту Циркассы.

– Черт. И никаких отлучек на ночь?

– Боюсь, нет.

– Но ты ведь не поленишься связаться со мной, как только битва кончится?

– А когда она кончится? На Чемадии ни в чем нельзя быть уверенным.

– У меня складывается впечатление, что этот мир значит для них очень много. Он отстранился.

– Теперь наступили такие дни, что для них все стало значить очень много. Хотя, по-моему, это неплохой признак и расстраиваться не стоит. Она села у изножия кровати и стала неуверенно теребить трусики.

– Так что, войне конца не видно?

– Конца войны? – Он поймал себя на том, что более выводящего из себя предположения ему обмозговывать не доводилось. – Узор добился немалых успехов с тех пор, как на его стороне выступило Человечество, но я не вижу ни малейших признаков тот, чтобы Амплитур со своими союзниками начал разваливаться.

– По-моему, тоже нет. – Она пожала плечами. – Но как приятно было бы думать...

Подобно большинству людей, он был обучен ремеслу войны с тот самого возраста, как стал способен нажимать на курок. Ему никогда не приходилось задумываться над вопросом об окончании войны, и, насколько ему было известно, над этим не задумывался никто из его друзей. Но Наоми была не такая. Именно за это он любил ее.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20