8

Телин ауз Руденуаман непринужденно отдыхала в своих комнатах большого комплекса в поместье тетки. Одета она была скудно, то есть по меньшей мере столь же мало, как и огромный мужчина, стоявший перед настенным зеркалом, восхищаясь игрой своих мускулов.

— Рори, — обратилась она к потолку. — Ты ведь любишь меня, не правда ли?

— Гммм, угум, — отозвался мужчина, сгибая колено и разминая мускулы предплечья.

— И ты сделаешь для меня все что угодно, не правда ли?

— Угум, гммм.

— Тогда почему же, — внезапно закричала она, сев на постели, — ты, черт возьми, ничего не сделал этим утром, когда старая ведьма набросилась на меня?

Мужчина вздохнул и с сожалением повернулся от зеркала лицом к ней. Тело его было твердым, но лицо удивительно мягким, почти детским. Прекрасным и мягким. Выражало оно дружелюбие и описывалось лучше всего как до крайности бессмысленное.

— Телин, милая, я мог бы кое-что сказать, но чего бы я этим добился? Только вызвал бы у нее больше подозрений по отношению к нам. Она уже все равно твердо решила задать тебе жару, и все сказанное мной вряд ли смогло бы отвратить ее от этого. Кроме того, она, знаешь ли, была права. Ты-таки напортачила с этим…

— Заткнись. Этого я наслушалась утром от нее. Наверняка ведь, она не могла ожидать, что я буду отвечать за неумелость людей, нанятых-то в первую очередь ее ребятами?

Рори Маллап ван Клееф опять вздохнул и начал натягивать золоченый халат.

— Полагаю, что так, милая. Но, впрочем, когда она вообще бывала в чем-нибудь разумна? Я в общем-то не понимаю тонкостей таких дел. Она сделалась страшной сукой, не правда ли?

Телин выскользнула из постели, и подойдя к нему, села рядом. Она собственнически обняла его за массивные плечи.

— Слушай, Рори, я уже говорила тебе. Мы можем добиться хоть какого-то счастья только одним способом: ликвидировав эту старую шлюху раз и навсегда.

Рори усмехнулся. Природа не обделила его чувством юмора, хоть и крайне примитивным.

— Ай-яй-яй, разве можно так говорить о любимой тетушке?

— Да. Только так и можно говорить о ней! И я при том ей льщу. Каждый раз, когда мы обсуждаем ее ликвидацию, во мне берут верх инстинкты милосердия. Но если конкретней…

— Пожалуйста, милая, я сейчас не в настроении.

— Рори, — она снова выпрямилась. — Ты любишь меня… или ее?

— Не надо непристойностей, милая! Ты понятия не имеешь, ни малейшего понятия, какая это трудная задача — необходимость постоянно изображать интерес к этому мешку хирургических чудес. Особенно, — он посадил ее к себе на колени и поцеловал, — после тебя.

— Мммм. Вот такие твои речи мне нравится слушать! — Он снова заставил ее замурлыкать. — Значит, ты посодействуешь мне?

— Как я уже говорил, если ты выдвинешь разумный и приличный план. Любовь любовью, а я не намерен провести остаток своей жизни на каком-нибудь тюремном спутнике из-за какого-то лишь наполовину разработанного замысла. Я не гений, но достаточно умен, чтобы понять это. Потому пошевели мозгами за нас обоих. А я обеспечу любые потребные мускулы, которых, — добавил он, любовно разминая трицепс, — у меня более чем достаточно.

Она выскользнула из его объятий и сердито топнула по покрытому глубоким мехом полу.

— Перестань хоть на минуту восхищаться самим собой и попытайся быть серьезным. Убийство — это не забава.

— Отнюдь, когда оно связано с твоей теткой.

— О, ты невозможен! Ладно, слушай, ты знаешь, как она любит купаться в том маленьком бассейне, там, где все эти красивые рыбки, улитки и прочие? — Глаза ее сузились в щелки. — И что она старается плавать там каждый день?

— Да, я знаю это место. Ну и что?

— Будет ведь очень просто заминировать этот бассейн, как тебе кажется?

Он с сомнением покачал головой:

— Ее люди такое заметят. Ты же знаешь, как она осторожна.

— Не заметят, если мы замаскируем мину под одну из тех проверенных лягушек или что-нибудь еще! — Она так и сияла. — Да, под лягушку. Я уверена, что такое устройство можно изготовить. Да, водонепроницаемое, небольшое, но тем не менее способное вместить смертельный заряд. А ты сможешь, пока я подбрасываю эту штуку в воду, гм, «усыпить» на минуту охранника, больше нам не понадобится.

— План кажется неплохим, милая. Да, Телин, я тоже так думаю! — Он взял ее на руки и нежно поцеловал. — Мне, однако, интересно узнать одну вещь. Почему ты раньше не придумала что-нибудь в этом роде?

Губы ее скривились в хищной улыбке, которая, как она знала, была почти точной копией улыбки тетки.

— О, я придумывала, придумывала. Но до этого утра я не испытывала на самом деле достаточного побуждения! Сегодня я наконец убедилась, что она совершенно обезумела. Будет всего лишь добрым делом подарить ей вечный сон.

Рашалейла Нуаман отключила экран слежки и по-кошачьи улыбнулась самой себе. Щедрость и заботливость ее племянницы… ну, просто потрясали. Так значит, она набралась наконец достаточно смелости, чтобы действительно спланировать это дело! Да, самое время. Но доверить такое этому болвану ван Клеефу! Це-це-це. Плохая мысль, плохая. Как вообще мог кто-то влюбиться в автомат, полнейшее ничтожество, вроде этого! О, разумеется, в постели он был великолепен. Но за ее пределами он был ничто, пустое место, нуль. Само собой, с добрыми намерениями и любящий. Как большой щенок. А, ладно. Пусть себе наслаждается своими играми. Это будет хорошей практикой для Телин. Поднимет ее уверенность в себе и все такое. В конечном итоге, однако, бедняжку придется резко привести в чувство. Она захихикала. Такие безделицы прекрасны, но не в рабочее время. А это кое о чем напоминает. Надо поручить смотрителю убрать всех этих миленьких лягушечек. По крайней мере, временно. Нет смысла зря терять их. Наверное, завтра на ужин.

Она немного поспешила выключить экран, разыгравшийся стимулированный ум ее племянницы осенила новая мысль.

— Нам также следует держать старую суку в состоянии неуравновешенности, Рори. Пока пытаемся пробить это дело. Она, знаешь ли, не полная идиотка.

— Я полагаю, это неплохая мысль, — отозвался ван Клееф, разминая квадрицепсы. — Ты что-нибудь придумаешь.

Лицо ее осветилось.

— Я придумала, о, я придумала!

Она потянулась и подошла к фарфоровому столу. Потайная кнопка открыла экран связи, который, как она знала, не прослушивался автоматическими мониторами слежки ее дорогой тетушки. Это была единственная машина в поместье, чью схему она проверила сама. Она быстро отстучала короткую серию цифр, помчавшую ее вызов по особой и очень секретной системе ретрансляции к тому сектору пространства, с которым мало кто имел контакты.

В конечном итоге экран прояснился, и лицо начало обретать четкость.

— Ну, доброго света вам, Амувен ДЕ, и да будет в вашем доме всегда полно праха.

Лицо ААннского бизнесмена сморщилось в зубастой улыбке.

— Как всегда, как всегда. Очень рад снова видеть вас, госпожа Руд!

9

Флинкс уже несколько минут молча глядел в главный иллюминатор салона, отлично сознавая, что позади него кто-то есть. Но повернись он сразу, это породило бы ненужную неловкость. Он повернулся только сейчас, увидел двух ученых и понял, что заботиться ему было не о чем, оба не обращали на него никакого внимания. Они растянулись на шезлонгах и созерцали великолепный хаос искаженных двигателями небес. Не обращая внимания на их пристальные взгляды, призматическое великолепие текло дальше без изменений.

— Не беспокойся на счет нас, Флинкс. Мы пришли сюда ради того же, насладиться зрелищем. — Философ вновь перенес свое внимание к большому иллюминатору и искаженным эффектом Допплера солнцам, пылавшим намного резче, чем когда-либо могли светить в своем естественном состоянии.

Но сосредоточенность и настроение Флинкса были уже нарушены. Он продолжал стоять лицом к двум ученым.

— Сэры, вам не кажется странным, что когда столь многим бывает так трудно договориться друг с другом, вы, принадлежащие к двум предельно различным расам, сумели так хорошо поладить?

— Твои вопросы, юноша, боюсь, никогда не будут отличаться излишней деликатностью. — Цзе-Мэллори повернулся к транксу: — В былые времена мы с моим другом существовали довольно в тесной, можно даже сказать, интимной связи. Этого требовала наша работа. И не так уж мы сильно различаемся, как ты, возможно, думаешь.

— Я помню, вы несколько раз называли друг друга братьями по кораблю.

— Да? Полагаю, называли. Мы так и не привыкли к мысли, что другие могут счесть это необычным. Настолько это естественно для нас.

— Вы были артиллерийским расчетом?

— Нет, — ответил Трузензюзекс, — мы летали на стингере. Маленьком, быстроходном, с одним средним проектором СККАМ.

— Что же касается наших отношений, не связанных с корабельной жизнью, Флинкс, то я не уверен, что мы с Тру можем дать тебе объективный ответ. Наши личности, кажется, просто-напросто дополняют друг друга. Всегда дополняли. Взаимопритяжение между людьми и транксами — это нечто такое, над чем не один год бились психологи обеих рас, да так и не дали удовлетворительного объяснения. Есть даже пары и группировки, которым становится физически плохо, если они надолго разлучаются со своей инородной половиной. И это, кажется, действует на обе стороны. Своего рода психологический симбиоз. Субъективно же, мы просто чувствуем себя друг с другом крайне комфортно. Ты знаешь о событиях, приведших к Слиянию, питаро-челанксийской войне и тому подобном?

— Боюсь, только разрозненные отрывки. Регулярное посещение школы — это нечто такое, что рано стало избегать меня.

— Гмм. Или, как я подозреваю, наоборот. Тру?

— Расскажи пареньку сам. Я уверен, что он найдет человеческую версию повести более приятной.

— Ладно. Люди и транксы знают друг друга сравнительно небольшой период времени. Сегодня в такое трудно поверить, но это правда. Разведкорабли обеих цивилизаций впервые встретились друг с другом немногим больше двух з-веков назад. К тому времени человечество пребывало в космосе уже несколько з-веков. За это время оно в ходе изысканий и колонизации планет столкнулось со многими чуждыми формами жизни. Разумными и нет. То же самое относилось и к транксам, пребывавшим в космосе даже несколько дольше, чем человечество.

С самого начала между двумя расами возникло некоторое взаимопритяжение. Благоприятные реакции с обеих сторон намного перевешивали ожидавшиеся предубеждения и антипатии.

— Подобные чувства существовали также и на транксийских планетах, — вставил Трузензюзекс.

— Я думал, что рассказывать буду я.

— Извини, о всемогущий!

Цзе-Мэллори усмехнулся и продолжал:

— Транксы были столь же чуждой расой, как и все уже встреченные человеком. Стопроцентные инсектоиды, с твердым покровом, открытой системой кровообращения, фасетчатыми глазами, жесткими несгибаемыми сочленениями… и восемью конечностями. И они были яйцекладущими. Как выразился один тогдашний комментатор трилевидения: «Они были совершенно и великолепно странными».

— Если я правильно помню, ваш народ в то время тоже наделал немало глупостей, — пропищал философ. Цзе-Мэллори раздраженным взглядом заставил его заткнуться.

— По прошлому опыту можно было бы ожидать, что человеческая реакция на открытие расы гигантских насекомых будет враждебной или, по крайней мере, умеренно параноидной. Это оказалось стандартной формой взаимоотношений при всех предыдущих контактах. Человек на своей родной планете тысячи лет сражался с меньшими и более примитивными родственниками транксов. Фактически, хотите верьте, хотите нет, но первоначально слово «жук» имело дополнительный уничижительный смысл.

Но к тому времени человечество уже усвоило, что ему придется жить в мире и гармонии с существами, чья внешность может быть отталкивающей. Делу не помогало и знание, что многие из тех существ считали человека, как минимум, столь же отталкивающим на вид, какими человек считал их. — Он выжидающе поглядел на Трузензюзекса, но почтенный ученый — по крайней мере, временно — притих. — Поэтому действительная реакция между людьми и транксами оказалась вдвойне неожиданной. Две расы отнеслись друг к другу словно пара давно разлученных близнецов. Людей крайне восхищали такие черты транксов как спокойствие, способность к хладнокровному принятию решений, вежливость и парадоксальный юмор, так как они искали такие качества в себе. По тому же принципу транксов привлекало в людях безрассудство в соединении с расчетом, эгоистичная уверенность в себе и чувствительность к окружению.

Как только обе расы проголосовали по вопросу о Слиянии и одобрили его подавляющим большинством, несмотря на ожидаемое противодействие со стороны финансовых шовинистов, оно оказалось гораздо менее сложным, нежели думали даже оптимисты. Щелкающая речь транксов с сопутствующими посвистываниями имела на самом деле разумный фонетический эквивалент среди тысяч земных языков и диалектов.

— Африканские разновидности, — произнес словно про себя Трузензюзекс. — Коса[3].

— Да. Транксы со своей стороны могли, правда, с трудом, овладеть главной человеческой языковой системой — земшарским. Конечным итогом огромных усилий фонетиков, семантиков и лингвистов с обеих сторон явился язык, который, будем надеяться, соединяет лучшие аспекты обоих. Щелчки, свист и некоторые из грубых скрежетаний ульречи сохранились в нетронутом виде, наряду с большинством более плавных гласных звуков земшарского. Получилось то, что вероятно, ближе всего к универсальному языку, за исключением телепатии, из всего, что у нас когда-нибудь появится: симворечь. К счастью для деловых отношений, большинство других рас с голосовым аппаратом тоже могут сносно овладеть ей, по крайней мере, настолько, чтобы с ними можно было договориться. Даже ААнны, которые, как оказалось, освоили ее лучше многих.

Мигом возникло и распространилось общество взаимного восхищения. Весьма скоро оно перекинулось и на другие аспекты нового челанксийского образа жизни. Наши политики, судьи и законодатели не могли не восхититься красотой и простотой, с которой соединились у транксов правительство и право. Это практически произведение искусства, построенное, как оказалось, из самой старой структуры Улья. Не то чтобы она так уж отличалась от древнейших человеческих муниципалитетов и народов-государств. Просто несколько разумней. Транксийские юристы и магистраты вскоре расчистили массу завалов, забивших человеческие суды. Помимо присущего им высочайшего природного чувства справедливости, их никто никоим образом не мог обвинить в каком-либо пристрастии.

С другой стороны, спорт земного происхождения совершенно революционизировал самую большую проблему транксов, проблему досуга. Они просто не представляли, что существует столько организованных способов развлечься. Когда они открыли для себя шахматы и дзюдо, с запусканием «блинков» и тому подобным сразу покончили.

— Черный пояс третьей степени, — гордо заметил Трузензюзекс. — Хотя я и малость поскрипываю от такой деятельности.

— Я заметил. Я мог бы продолжать и продолжать, юноша. Человеческие планеты завалили изысканными образцами тонкого мастерства транксов. Механизмами, ремесленными изделиями, домашней автоматикой, сложной электроникой и так далее. Даже цвет тел обеих рас был взаимоприятным, хотя запах транксов имел решительное преимущество над человеческим.

— Тут спорить нечего, — пропыхтел философ. И заслужил за это еще один острый взгляд.

— Когда транксы заполучили земную литературу, живопись, скульптуру и такие, кажется, никак не взаимосвязанные вещи, как мороженое и детские игрушки… короче, две расы слились просто изумительно хорошо. А о величайших челанксийских достижениях, модифицированном КК-двигателе ты должен знать.

Но величайшим толчком к Слиянию, наряду с питаро-челанксийской войной, было образование Объединенной Церкви. Среди обеих рас существовали мощные, относительно новые группы со схожими верованиями. Когда они узнали о существовании друг друга, об инородной организации с практически идентичной теологией и целями, то вскоре образовали союз, быстро одолевший всех, кроме самых консервативных членов старых утвердившихся церквей. В немалой степени сила Объединенной Церкви заключалась в том, что она настойчиво называла себя нерелигиозной организацией. Впервые народ мог получить духовное руководство высшего уровня без обязательного исповедания веры в Бога. В те времена это было настоящей революцией.

— Насколько мы можем судить, — вставил Трузензюзекс, — она все еще уникальна в том плане, что является единственным многорасовым духовным учреждением в Галактике. В ней есть члены и других рас, помимо людей и транксов.

— Боюсь, что я к ней не принадлежу, — сказал Флинкс.

— Меня это не тревожит. Церковь это действительно меньше всего волнует. Прозелитизм ей, знаете ли, чужд. Она чересчур занята важными делами. Разумеется, она будет рада иметь вас или любого другого в качестве нового члена, но вы должны прийти сами. Гора должна идти к Магомету, потому что Магомет достаточно занят в своей епархии!

— Что? — не понял Флинкс.

— Забудь об этом. Архаическое выражение. Даже наш материалист-капитан — член Церкви.

— Я об этом догадался. Верит ли он также в Бога?

— Трудно сказать, — задумчиво проговорил Цзе-Мэллори. — Меня больше волнует, верит ли Бог в него, потому что у меня есть предчувствие, что прежде чем закончится это путешествие, нам понадобится любая внешняя помощь, какую мы только сможем заполучить.

— Да, а как насчет питаро-челанксийской войны? — вспомнил Флинкс.

— Ах, это. Гммм. Завтра, а? Сейчас мне не помешает выпить рюмочку. Не читал так много лекций с… очень давних времен.

Верный данному слову, на следующее утро он продолжил свою повесть за чаем с пирожными. Да, кроме всего прочего, в космосе быстро начинаешь скучать. Число его слушателей, однако, возросло, поскольку в салоне сидели теперь все, кроме Вульфа. Пришла его очередь нести вахту.

— Я знаком с подробностями, — вставил Малайка, по-хозяйски обхватив рукой талию Сиссиф. — Но думаю, что с удовольствием послушаю, как расскажете вы. Я знаю, что мои версии неверны! — и оглушительно расхохотался.

— Итак, — начал Цзе-Мэллори, бессознательно подражая капитану. — Спустя примерно пять з-десятилетий после первоначального контакта землян с транксами, отношения между двумя цивилизациями росли в геометрической прогрессии. Однако обе стороны все еще осторожничали друг с другом. Контакт между двумя религиозными группами находился еще в стадии образования, а слияние было мечтой в умах немногих выдающихся провидцев обоих рас. Их еще сильно превосходили в численности «патриоты» с обеих сторон.

Потом произошел первый контакт землян с питарами. Эта раса занимала две густонаселенные планеты в секторе Ориона. Они были совершенно неожиданным фактором. Чужая раса, схожая с людьми на девяносто шесть и три десятых процента. Действительно достопримечательное и пока до сих пор несравненное совпадение по форме. Внешне они практически не отличались от людей. С виду они весьма близко подошли к земному идеалу. Мужчины: высокие, красивые, мускулистые и исключительно хорошо сложенные. Женщины: на сто процентов женственные и, по меньшей мере, столь же привлекательные, как и мужчины. Человечество прошло короткую истерическую фазу, когда все даже отдаленно питарское становилось объектом подражания. Сами питары казались достаточно сердечными, если и чуточку нервозными и эгоцентричными. Обе расы обменялись безграничными обещаниями о взаимной помощи и вечной дружбе.

У питаров было высоконаучное общество, и в некоторых областях их исследования удивительно близко совпадали с земными. В вооружении, например. Причины этого очевидного раздвоения в их кажущейся миролюбивой цивилизации стали ясны позже. Чересчур поздно. Оно также явно имело диспропорциональное влияние на их общественную организацию.

Человеко-питарская дружба прогрессировала со скоростью, сравнимой с человеко-транксийской. Спустя несколько лет после первого контакта каботажный грузовоз случайно забрел к большой, но расположенной в стороне от главных торговых путей человеческой колонии. К Дереву, или как она больше известна теперь, Аргус-5. Вся колония, примерно шестьсот тысяч душ была полностью и безжалостно стерта с лица земли неизвестной формой жизни. На всей планете не осталось в живых ни одного мужчины, женщины или ребенка. Особенно бросалось в глаза отсутствие трупов женщин. Причину этого тоже открыли позже. Ну, посыпались выражения сочувствия со стороны других разумных рас, включая питаров. Они казались возмущенными до предела, как и все прочие. Большинство рас выслало тогда разведчиков попытаться обнаружить эту новую и опасную чужеродную расу, прежде чем сами станут жертвами подобной жестокости.

Два месяца спустя на орбите вокруг одной из двух лун опустошенной планеты нашли человека в древней спасательной шлюпке. Крейсер уноп-пата — вы знаете эту расу? — патрулировал там в то время просто из любезности и случайно залетел в диапазон действия слабого передатчика шлюпки. Они никогда раньше не встречались с сумасшедшими людьми и сильно недоумевали, что с ним делать, пока не смогли наконец передать ближайшим человеческим властям. Ими, по случаю, оказалась большая исследовательская группа, прочесывавшая Дерево в поисках ключа к происшедшему. После месяца интенсивной терапии психику парня удалось восстановить до степени почти вразумительной речи.