Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Флинкс (№1) - Тар-айимский кранг

ModernLib.Net / Научная фантастика / Фостер Алан Дин / Тар-айимский кранг - Чтение (стр. 6)
Автор: Фостер Алан Дин
Жанр: Научная фантастика
Серия: Флинкс

 

 


— Тру? Как дела на твоей половине? — Репродуктор выдал в ответ только приглушенное шипение. Он несколько раз щелкнул ручкой переключателя. Тот, кажется, действовал. — Тру? Да скажи ты что-нибудь, слизень! Старая улитка, термит, пьянчуга… черт подери, скажи хоть что-нибудь!

С утратой кораблем способности вести бой в кровеносную систему Брана автоматически впрыснули ГИП-противоядие. Слава Лимбу, автофельдшер все еще цел! Он чувствовал, как тяжело вытекает из него стремление убивать, заменяемое остающимся после него неясным привкусом и неизбежно следующей за боевыми действиями временной летаргией.

Одновременно ругаясь и плача, он начал бороться со своими ремнями. Он отключил силовое поле, не беспокоясь, что корабль может вдруг прыгнуть в боевом рывке и размазать его по всей переборке. Побагровев от усилий, он принялся перелезать через переломанные трубы и искрящиеся короткие замыкания наверх, где лежал на своей боевой кушетке Трузензюзекс. Его собственные мускулы отказывались повиноваться, и он проклинал свои руки, которые упорно соскальзывали с поручней, словно с влажной пеньки. Он и не представлял, находясь в приносящем утешение гипнозе, как сильно пострадало от повреждений маленькое судно. Повсюду плавали колеблющиеся волокна и разорванная обшивка, указывая на потерю бортовой гравитации. Но стручок остался цел, и Бран мог дышать без кислородной маски.

Пост транкса был длинней и ниже, чем у него, поскольку рабочая поза инсектоида — лежать распластавшись лицом вверх. Поэтому первой встреченной Браном частью тела его напарника-мичмана оказалась сердцеобразная голова с блестящими многофасетчатыми составными глазами. Знакомое свечение в них померкло, но не исчезло. Он принялся бешено массировать грудную клетку-б над шейным сочленением, совершая операцию, призванную стимулировать открытую систему кровообращения транкса. Он продолжал заниматься этим, несмотря на сильную влажность, застилавшую его глаза. Откинув голову назад, он, по крайней мере, заставил кровь из пореза на лбу временно поплыть назад.

— Тру! Брось, приятель! Двигайся, черт тебя подери! Встряхнись, сделай что-нибудь, черт возьми!

Его движения не прерывала даже ирония того, что он пытается привести в чувство своего товарища, дабы тот мог находиться в полном сознании, когда ААннские разрушительные лучи разметают их составные части по всему космосу.

Трузензюзекс начал слабо шевелиться под руками Брана, раздалось рваное, неровное шипение из дыхательных спикул.

— МММФФФ! ОООО! Друг мой, сим я уведомляю всех без исключения, что удар по черепу решительно не способствует ученым размышлениям! Пожалуйста, немного ниже и правей, зудит именно там. Увы, боюсь, что у меня небольшой приступ головной боли.

Он медленно поднял иструку к голове, и Бран увидел, что там, где сильно ударил высвободившийся откуда-то штырь после спада силового поля, по лазурному экзоскелету инсектоида протянулась уродливая темная полоса. Организм транксов отличался исключительной крепостью, но и большой уязвимостью к глубоким порезам и проколам из-за их открытой системы кровообращения. Когда их доспехи целы, транксы практически неуязвимы. Намного больше, чем их человеческие коллеги. Тот же самый удар, вероятно, разбил бы Брану череп, как яичную скорлупу. Огромные глаза обратили взгляд к нему.

— Брат-по-кораблю, я замечаю в углах твоих окуляров легкое выпадение осадков, отличающихся по составу от жидкости, что даже сейчас сочится из твоей головы. Я понимаю значение такой продукции и заверяю тебя, что в этом нет необходимости. Помимо ущерба моей безукоризненной и неотразимой красоте, со мной совершенно все в порядке… как мне кажется. Мне между прочим, приходит в голову, что мы оба чересчур долго остаемся в живых. Так как я, похоже, временно ни на что не способен, то я бы оценил, если бы ты прекратил свой дождь-на-лице, вернулся на свой пост и выяснил, что именно там, черт возьми, происходит!

Бран вытер слезы с уголков глаз. То, что сказал Тру, было совершенно верно. Оживление инсектоида настолько поглотило его, что он как-то не заметил, что по всем разумным стандартам военных действий им обоим уже несколько минут полагалось быть покойниками. ААнны — бойцы, может, и лишенные воображения, но тем не менее действенные. Он залез обратно в кресло и перебросил аварийную энергию на боевой экран. То, что он там увидел, оглушило его рассудок, если не слух.

— Ооо-ваууу! Бей их! Врежь им, Шестой, малыш!

— Да прекратишь ты наконец издавать непонятные звуки и скажешь мне, что там творится? Мои глаза еще не полностью сфокусировались, но я вижу, что ты подпрыгиваешь в своем кресле на манер, никоим образом не связанный с действиями корабля.

Бран зашел слишком далеко, чтобы слышать что-либо. Сцена на экране изображалась довольно слабо, но была вполне видна. Она напоминала игру в теннис, ведущуюся при нулевой гравитации двумя высокоскоростными компьютерами. ААннские силы полностью обратились в бегство, или, скорее, бежали их остатки. Яркие стрелы стингеров Сообщества петляли с характерной непредсказуемостью как среди отступающих боевых порядков, так и вне их. Иногда короткая, локальная вспышка отмечала место, где еще один корабль покидал плоскость материального существования. И сквозь рычание и вопли по связи каким-то образом прорывался голос, который не мог принадлежать никому иному, кроме майора Гонсалеса. Он снова и снова, раз за разом, повторял разными словами один и тот же в сущности вопрос:

— Что случилось, что случилось, что случилось, что?..

И тут Бран пострадал от второго ранения. Он растянул бока от смеха.

Все стало совершенно ясным позже, в военном трибунале. Другие члены Оперативной Тактической Группы увидели, что один из их числа сорвался с занимаемой позиции и понесся на ААннское построение. Их пилоты-напарники терпели завязывавшуюся из-за этого схватку, сколько могли. Затем они принялись срываться и следовать за ними. Только крейсер «Альтаир» не принял никакого участия в битве. Его экипаж тяжело переживал это, хотя его вины тут не было.

А на планете не спалили даже деревца.

Председательствовал в суде пожилой транксийский генерал с самого Ульдома. Его несгибаемая жесткость в соединении с полинялым экзоскелетом и язвительным голосом делали его и впрямь грозной фигурой. Что касается большинства членов Оперативной Тактической Группы, то с них сняли всякое обвинение в каких-либо проступках. Трибунал постановил, что они действовали в пределах предписаний Содружества о действиях «при оправдывающих обстоятельствах, где акту насилия против собственности или лиц, принадлежащих к Содружеству или Церкви надлежит противодействовать всеми силами, необходимыми для предотвращения последствий такого насилия». Это положение, постановил трибунал, и вступило в силу, когда ААннские корабли вступили в бой со стингером номер двадцать пять. А что касается того, что корабль номер двадцать пять сам спровоцировал данное столкновение, то этот вопрос трибунал «подвергнет тщательному изучению… в скором времени».

По приказу трибунала мичманов Брана Цзе-Мэллори и Трузензю из Улья Зекс лишили всех званий и уволили с воинской службы. Однако предварительно их требовалось наградить орденом Церкви «За боевые заслуги», одним звездным скоплением. Что и сделали. А также каждому неофициально презентовали свиток, на котором граждане планеты-колонии, известной как «Счастливая Охота»[2], записали свои имена и благодарности… все двести девяносто пять тысяч.

Майора Хулио Гонсалеса произвели в капитаны 3-го ранга и сразу же перевели на тихий кабинетный пост в безвестной звездной системе, населенной полуразумными амфибиями.

После того, как его официально приняли в Улье брата по кораблю, в Зексе, Бран вступил в Церковь и с головой окунулся в дела Канцелярии Нечеловеческой Социологии, получая там дипломы и почетные звания. Трузензюзекс же оставался на своей родной планете Ивовый Обзол и возобновил занятия психологией и теоретической историей, которыми он увлекался еще до воинской службы. Вскоре после этого ему присвоили звание эйнт. Их интересы сходились независимо друг от друга, пока оба не погрузились в изучение древней тар-айимской цивилизации-империи. Прошло десять лет, прежде чем они встретились вновь, и с тех пор они всегда оставались вместе, положение, о котором ни у одного не имелось причин сожалеть.


— Не купите ли зимний костюм, сэр? Сезон быстро приближается, и астрологи предсказывают холод и слякоть. Самые прекрасные шкуры пирримов, уважаемый сэр!

— Что? Нет. Спасибо, торговец, не нужно. — Как раз впереди обрисовывался поворот к их постоялому двору, около продавца молитвенных колокольчиков.

Бран ощущал необыкновенно сильную потребность в сне.

6

Флинкс вернулся в свою квартиру, чтобы привести в порядок дела перед путешествием. По пути домой он остановился у хорошо знакомой лавки и купил маленькую сумку. Именно такие он часто видел у матросов в порту, и ему она подойдет ничуть не хуже. Она была легкой, со встроенными сенсорными замками на обтюраторе и очень прочной. Флинкс проформы ради поторговался о цене, остановившись, наконец, на сумме девяносто шесть и двадцать сотых кредита. Он, вероятно, мог сократить цену еще на кредит, но его слишком занимали мысли о путешествии, причем до такой степени, что торговец осведомился о его здоровье.

Дома он совсем не удивился, обнаружив, что все его ценное или полезное имущество умещается в одну сумку. Он почувствовал лишь легкий укол сожаления. Он огляделся, ища, что бы еще взять, но постель не влезла бы, равно как и его портативная кухня, к тому же, он сомневался, что будет испытывать на корабле недостаток в том и в другом. Воспоминания же удобно хранились где-то в другом месте. Он повесил сумку на плечо и покинул пустую комнату.

Консьержка осторожно поглядела на него, когда он приготовился оставить ей ключи. Она была в общем-то хорошей женщиной, но отличалась необыкновенной подозрительностью. В ответ на ее настойчивые расспросы он сказал только, что отправляется в довольно продолжительное путешествие и понятия не имеет, когда вернется. Нет, он не «скрывается от закона». Он знал, что женщина страдает болезнью, известной, как пристрастие к трилевидению, и ее воображение соответственно отравлено. Не сохранит ли она комнату за ним до его возвращения? Сохранит… за четырехмесячную квартплату, авансом, если позволите. Он предпочел не спорить и заплатить. Это отрезало большой кус от столь недавно заработанных им ста кредитов, но он обнаружил, что спешит как можно быстрее потратить эти деньги.

Он вышел в ночь. Его рассудок подумывал о сне, но тело, напряженное от скорости, с которой мчались вокруг него события, категорически не соглашалось. Сон стал невозможен. И на улице было приятно. Он двинулся на огни и шум, погружаясь в знакомую горячку рынка. Он смаковал ночные запахи продуктового полумесяца, хриплое уханье пекарей, продавцов и лоточников, здоровался со знакомыми и грустно улыбался иногда изящному личику, выглядывавшему из освещенных окон менее респектабельных салунов.

Бывало, он замечал хорошо знакомое лицо. Тогда он лениво подходил, и они некоторое время дружески болтали, обмениваясь рассказами и сплетнями, которых у Флинкса всегда имелся большой запас. Потом богатый торговец или нищий трепал ему на счастье рыжие вихры, и они расставались.

Если бы джунгли можно было организовать и обложить налогами, их назвали бы Дралларом.

Он прошел почти милю, когда заметил легкое просветление западного небосклона, означавшее приближение первого тумана (настоящей зари на Мотыльке не бывало). Время летело быстрей, чем думалось. Вскоре ему надо быть в порту, но еще оставалось сделать одно последнее дело.

Он круто повернул направо и заспешил по хорошо известным ему переулкам и проходным дворам. Поближе к центру рынка, где ночью было тише, чем на окраинах, он вышел к крепкому небольшому щитовому зданию. На своих стенах оно рекламировало все виды металлических изделий, какие только продавались. На внутренней стороне двери имелся цифровой замок, но Флинкс знал как обойти это препятствие. И осторожно закрыл за собой дверь.

В маленьком здании стояла темень, но свет просачивался в открытые края крыши, служившие для вентиляции воздуха. Он тихо прокрался в заднюю комнату, не нуждаясь даже в этом сумеречном свете. Старуха спала там, тихо храпя на простой, но с роскошным одеялом постели. Дышала она неглубоко, но ровно, и на древнем лице играло то, что могло быть знающей улыбкой. Это была, конечно, чушь. Он постоял несколько долгих мгновений, молча глядя на морщинистое пергаментное лицо. Затем нагнулся. Мягко откинув в сторону хорошо причесанные седые волосы, он один-единственный раз поцеловал ее в впалую щеку. Женщина пошевелилась, но не проснулась. Он покинул комнату так же тихо, как и вошел, не забыв запереть за собой замок на входной двери.

Затем он повернулся и двинулся проворной трусцой в направлении челночного порта. Пип невозмутимо дремал у него на плече.

7

Огромный порт располагался на приличном расстоянии от города, чтобы его шум, дым и погрузочная суета не мешали делам народа и сну короля. Идти туда пешком было слишком далеко. Он остановил запряженного мипахом рикшу, и возница направил быстроногого зверя бегом в порт. Мипахи бегали проворно и могли огибать пробки, созданные более современным транспортом. Это был спортивный способ путешествовать, и свистевший ему в лицо влажный ветер стирал последние остатки начавшей одолевать сонливости. Так как животные эти являлись чистыми спринтерами и годились только для одной долгой пробежки на час, они были очень дороги. Они пролетали мимо более медленных машин и больших грузовиков на воздушной подушке, везших тонны товаров в порт и из порта. Бедняки Мотылька шли по обочине шоссе, как ходили веками и, несомненно, будут ходить еще века. На Мотыльке не имелось общественных движущихся тротуаров, какие можно в изобилии встретить в столицах более цивилизованных планет. Помимо их дороговизны, кочевое население имело склонность разрезать тротуары на металл.

Когда он добрался до района коммерческих пусковых шахт, находившегося, по его мнению, поблизости от частных причалов, он расплатился с возницей, выгрузился и поспешил к большим трубообразным зданиям. Он неплохо знал расположение порта из-за своих многочисленных экспедиций сюда в детстве. Он не мог понять, откуда у него взялся интерес к этому месту. Ну уж, конечно же, не от Мамаши Мастифф! Но порт с раннего возраста всегда завораживал его своей связью с другими мирами и расами. Когда ему удавалось ускользнуть от бдительного родительского ока, он добирался сюда, часто проходя весь долгий путь на коротких нетвердых ногах. Он часами сидел у ног поседевших старых матросов, посмеивавшихся над его интересом и рассказывавших свои даже более старые, чем они сами, повести о пустоте космоса и искрах жизни и сознания, рассеянных по нему. А он почтительно внимал, жадно впитывая услышанное. Бывали случаи, когда он оставался до темноты. А потом очень осторожно крался домой, всегда в поджидавшие и дающие нагоняй объятия Мамаши Мастифф. Но в порту он делался разве что не загипнотизированным. Больше всего он любил рассказы о межзвездных грузовозах, этих огромных, похожих на дирижабли судах, преодолевавших громадные расстояния между обитаемыми мирами и перевозивших странные грузы и еще более странных пассажиров. «Ты, пойми, сынок, — говорили ему матросы, — кабы не было грузовозов, вся чертова вселенная развалилась бы к чертям собачьим, и сам Хаос вернулся бы править!»

Теперь, возможно, у него будет шанс лично увидеть одно из этих легендарных судов.

Позади него послышалось приглушенное рычанье, и, обернувшись, он увидел, как прыгнул в космос объемистый силуэт грузового челнока, оставляя знакомый кремово-алый след. Звукопоглощающее свойство его шахты еще больше усиливало многослойное стекло самого здания, призванного приглушить рев ракет и реактивных двигателей. Он уже много раз видел подобное зрелище, но казалось, что какая-то частичка его по-прежнему отправляется в космос с каждым новым взлетом. Он поспешил дальше, разыскивая портового служащего.

Приблизительно каждые пятнадцать минут в Дралларском порту приземлялся или взлетал очередной челнок. А этот порт был не единственным на планете. Некоторые частные порты, принадлежащие лесозаготовительным компаниям, почти не уступали ему по величине. Челноки вывозили древесину, меха, легкие металлы, продукты; привозили машины, предметы роскоши, торговцев и туристов. Вот! Кипу пластиковых панелей проверяла фигура в черно-белой клетчатой форме док-стюарда. Он поспешил туда.

Док-стюард оценил взглядом одежду, возраст и сумку Флинкса и взвесил эти факторы против явно опасной рептилии, бдительно свернувшейся теперь вокруг плеча юноши. Он обдумывал, отвечать ли ему на поставленный Флинксом краткий вопрос. Мимо проезжал на скутере старший стюард. Он притормозил около них:

— Затруднения, Прин?

Док-стюард благодарно посмотрел на своего начальника:

— Эта… личность… желает узнать, где частные причалы Дома Малайки.

— Гм. — Старший окинул взглядом терпеливо ждущего Флинкса. Тот ожидал чего-то в этом роде, но прочел со стороны старшего только добрые намерения. — Так скажи ему. От того, что он поглазеет на корабли, вреда не будет, а может, у него и в самом деле есть там дела. Я видел на борту у Малайки и более странных типов. — Он прибавил обороты у скутера и умчался по сводчатому коридору.

— Пятая шахта, вторая поперечная труба налево, — неохотно объяснил стюард. — И помни — больше никуда!

Но Флинкс уже тронулся в указанном направлении.

Найти его было нетрудно, но выдвижной трап казался бесконечным. Он испытал облегчение, увидев высокую фигуру поджидавшего его коммерсанта.

— Рад видеть, что ты появился, киджана! — проревел он, хлопая Флинкса по спине. К счастью, тот сумел уклониться от основной массы удара. — Ты прибыл последним. Все остальные уже на борту и надежно пристегнуты. Отдай свою сумку стюарду и пристегнись сам. Мы как раз готовимся к взлету.

Малайка исчез впереди, и Флинкс отдал сумку услужливому на вид молодому парню, носившему герб Дома Малайки (скрещенные звездолет и пачка кредитов) на фуражке и куртке. Тот нырнул в низкую дверь в задней части челнока, оставив Флинкса одного в маленьком шлюзе. Чем стоять так, подпирая стену, пока стюард не вернется, он предпочел двинуться в пассажирский салон и найти себе пустое место.

Поскольку челнок был частный, а не коммерческий, он уступал последнему по размерам. В низком узком салоне имелось только десять сидений. Судно спроектировали явно не для продолжительных путешествий. Украшения по стилю тяготели к барокко. Он окинул взглядом сиденья в узком проходе.

Первые два кресла занимали Малайка и его Рысь, Сиссиф. Она для разнообразия облачилась в мешковатый комбинезон, но он только подчеркивал красоту ее лица. Во втором ряду сидели Бран Цзе-Мэллори и Трузензюзекс, оживленно, по-дружески спорившие о каком-то предмете, оставшемся непостижимым для Флинкса на всех уровнях восприятия. Затем шли два пилота звездолета, Ата Мун и человек-тень, Вульф. Оба внимательно смотрели, но на разные вещи. Ата глядела в иллюминатор, наблюдая обычные приготовления к взлету. Глаза же мужчины непоколебимо сфокусировались в невидимой точке в шести дюймах от его носа. Лицо его, как обычно, совершенно ничего не выражало. Он оставался непроницаем.

Внимание Аты постоянно переключалось с того, что происходило за бортом их крошечного судна, на происходящее в передней части салона. Она то и дело высовывала голову в проход. Особенно когда оттуда доносились необычно громкое хихиканье или смешок. Вероятно, она считала, что не привлекает к себе внимания. Наверное, и не заметила, что Флинкс поднялся на борт и уселся позади нее. Во всяком случае, присутствие Вульфа ее, кажется, не заботило. Даже отсюда он видел, как напрягаются мускулы ее шеи и щек, как меняется ее кровяное давление и учащается дыхание, откликаясь на сцену впереди. Реакция была не сильной, но все же… Флинкс покачал головой. Они еще даже не добрались до корабля, а уже складывалась взрывоопасная ситуация. Он не мог сказать, как долго она образовывалась, но знал одно: он лично не желал быть поблизости, когда этот нарыв, наконец, лопнет.

Он гадал, а имеет ли Малайка хоть малейшее представление о том, что его личный пилот, верно служившая ему шесть лет, безнадежно влюблена в него.

Оставалось немало пустых кресел, и поэтому он выбрал находившееся позади Аты. Не то, чтобы он так уж сильно предпочитал его любому другому, но он старался держаться как можно дальше от загадочного Вульфа. Он не мог прочесть мыслей этого человека и поэтому все еще не был уверен в нем. Как и во многих других случаях, он желал бы, чтобы его своеобразные таланты действовали не столь капризно. Когда он направил свое внимание на Вульфа, то обнаружил только странно рассеянную пустоту. Занятие это походило на поиски в густом тумане. Роса плохо сохраняла символы.

Громкоговоритель в салоне дал краткое предостережение, и Флинкс почувствовал, как корабль под ним накренился. Это происходило от гидравлического подъема челнока. Вскоре он занял устойчивое положение под углом взлета в семьдесят градусов.

Когда Флинкс пристегивался, то осознал еще одну проблему. Пип по-прежнему удобно обвивался вокруг его левого плеча. Это определенно не годится! Как же им управиться с дракончиком? Он подозвал стюарда. Тот влез наверх по проходу, держась за ручки, приделанные с краю кресел. Он осторожно посмотрел на змея и стал немного вежливей.

— Ну, сэр, он кажется способен весьма хорошо держаться хвостом. Ему, однако, нельзя оставаться на том же месте, потому что он будет раздавлен при взлете между вашим плечом и креслом. — Тон, каким он это произнес, ясно давал понять, что он был бы не прочь увидеть такой исход. И стюард спустился обратно по проходу.

Флинкс огляделся кругом и наконец сумел побудить змея перебраться на толстый подлокотник кресла напротив него. Поскольку Пип был существом, жившим на деревьях, Флинкса намного больше волновало то, как он прореагирует на давление при взлете, чем на условия невесомости. Не упоминая уже о том, как сумеет справиться с этим сам.

Он беспокоился напрасно. Роскошное суденышко взлетело так плавно, что давление практически не возникло, даже когда на смену реактивным двигателям включились ракеты. Оно было не хуже тяжелого одеяла у него на груди и мягко прижимало его к глубокому креслу. Приглушенное гудение ракет едва проникало в хорошо изолированный салон. В целом он испытывал лишь слабое ощущение дезориентации. Напротив, Пип, похоже, пребывал чуть ли не в экстазе. Тут он вспомнил, что Пип ведь прибыл на Мотылек в космическом корабле, и, следовательно, как минимум дважды подвергался подобному испытанию. Его опасения оказались беспочвенными. Но они сослужили свою службу, отвлекли его мысли от полета. Еще раз посмотрев на мини-дракончика, Флинкс увидел, что узкая голова Пипа раскачивается из стороны в сторону, в то время как нераздвоенный язык быстро снует туда-сюда, касаясь всего в пределах досягаемости. Перепончатые крылья разворачивались и хлопали от избытка удовольствия.

После отключения ракет маленький корабль поплыл в невесомости, и Флинкс почувствовал себя достаточно акклиматизировавшимся, чтобы протянуть руку и взять змея. Он опять поместил его на привычное место на плече. Знакомое давление на руку и спину действовало, как всегда, успокаивающе. Кроме того, эта проклятая тварь чересчур уж забавлялась. А уж чего им определенно не нужно в начале экспедиции, так это ядовитой рептилии, безумно летающей в невесомости в небольшом пространстве салона.

Они миновали несколько судов на парковочной орбите вокруг планеты, включая одну из огромных заправочных станций для челноков. Некоторые из гигантских судов находились в процессе погрузки или разгрузки, и вокруг них плавали, искрясь, словно алмазная пыль, люди в скафандрах. Глаза юноши впитывали все и жаждали еще. Один раз, когда челнок повернул на девяносто градусов вбок и двинулся по прямой на стыковку с звездолетом, в поле зрения величественно всплыла находившаяся под ними планета.

С этого угла зрения были ясно видны знаменитые кольца-крылья. Лучистые масляно-золотые слои камня и газа в соединении с блестевшими сквозь разрывы в облачном покрове, как сапфиры, озерами, заставляли планету более чем когда-либо походить на земное насекомое, в честь которого ее назвали.

Он смог лишь мельком увидеть их корабль, «Славную Дырку». Этого оказалось достаточно. Зажатая между раздутыми грузовозами и пузатенькими транспортными судами, она выглядела словно породистый скакун на скотном дворе. Хотя она и имела неизбежную форму корабля с КК-двигателем, дирижабля, воткнутого в конец разводного ключа, контуры ее отличались от большинства судов. Один конец дирижабля отводился для размещения пассажиров и груза, а поршень на другом служил нагнетающим веером для позигравитационного поля. Вместо того, чтобы быть широким и неглубоким, как тарелка, нагнетающий веер «Славной Дырки» был больше похож на кубок. А грузопассажирский отсек хоть и походил на дирижабль, но был более вытянутым, заостренным. Даже по одному внешнему виду всякий мог определить, что «Славная Дырка» летала быстрее любого грузовоза или космического лайнера. Она была одним из самых прекрасных среди всех когда-либо виденных Флинксом предметов.

Он ощутил легкое подергивание ремней, когда челнок состыковался с переходным шлюзом большого корабля. Следуя инструкциям стюарда, он освободился от сдерживающих ремней и поплыл вслед за другими в трубу-пуповину, перебирая руками по выдвижной лестнице. Роскошь «Славной Дырки» по сравнению с описанными ему грузовозами вскоре сделалась очевидной. Шлюз звездолета был отделан мехом.

Стюард и Малайка обменялись короткими фразами, и молодой человек в форме поплыл обратно в трубу, волоча за собой фал. Спустя немного времени дверь закрылась, и они оказались практически отделенными от челнока.

— Же? Если вы все последуете за мной, — держитесь за скобы — мы перейдем в салон. — Малайка поплыл к выходу из шлюза. — Ата, ступай с Вульфом в рубку и заводите двигатель. Давайте-ка устроим здесь какую-нибудь приличную гравитацию. Я вам не буибуи, чтобы ткать собственную паутину! Вы знаете, где ваши каюты. — Ата и Вульф уплыли в боковой проход. Малайка повернулся лицом к пассажирам: — Остальных я провожу сам.

Салон представлял собой сказочную страну из стекла, дерева и пластика. По всему большому помещению висели на тонкой, но неразрывной сети из пластиковой паутины пузыри из хрусталя, содержащие разные виды водной жизни ярких цветов. Сквозь зеленый мех пола прорастали настоящие деревья, все как одно являвшиеся образчиками различных произрастающих на Мотыльке видов. С потолка, являвшегося трехмерной солоидной картиной открытого неба в комплекте с облаками и солнцем, свисали, подобно тучам, металлические скульптуры, покрытые слоем пыли из самоцветов. «Небо» это начинало темнеть, эффективно симулируя закат, происходящий на какой-то стороне планеты внизу. Странные сравнения приходили тут на ум, но Флинкс по какой-то причине уподобил вызываемое ощущение с прохождением света сквозь особенно светлое пиво.

Корабль почти незаметно содрогнулся раз-другой, и он почувствовал, как к его телу начинает возвращаться вес. Он поплыл к боковой двери, а потом начал неистово молотить руками воздух, чтобы приземлиться на ноги, а не на голову. Один быстрый взгляд показал, что никто из других пассажиров подобных трудностей не испытывал. Сиссиф поддерживал Малайка, а Цзе-Мэллори и Трузензюзекс даже не потрудились прервать свой спор. Он сердито заставил свои сбившиеся с пути ноги оказаться внизу. Никто не сделал никаких замечаний о его явных затруднениях, за что он был благодарен. После очень короткого промежутка вернулась полная гравитация.

Малайка прошел к тому, что походило на кактус, но оказалось на самом деле баром.

— На протяжении всего путешествия мы будем сохранять гравитацию в девяносто пять процентов от нормы. Возможно, большинство из вас не привыкло поддерживать в космосе мускульный тонус, — Флинкс быстро проверил содержание голов двух ученых и усомнился в точности замечания Малайки. — И поэтому я боюсь устанавливать гравитацию ниже этого уровня. Небольшой разницы будет вполне достаточно для хорошего настроения, к тому же, она приблизительно та же, что мы встретим при посадке у нашей цели. Этот салон будет служить постоянным местом сбора. Обеды будут подаваться сюда автошефповаром, если вы не предпочтете есть в своей каюте. Нджоо, я покажу вам ваши…

Флинкс провел три дня, просто изучая «свою». Она была набита фантастическими устройствами, выпрыгивающими на тебя из пола, потолка и стен. Приходилось следить за каждым своим шагом. Нажмешь не ту кнопку и подвергнешься окатыванию теплой водой… безотносительно к твоему наряду в данный момент. Опыт этот приводил в уныние, особенно когда он пытался постричься. К счастью, никто не мог засвидетельствовать это, кроме Пипа.

Он озабоченно следил, как его приятель отнесется к ограничениям жизни на борту корабля. Все прочие, за исключением Сиссиф, приспособились к присутствию рептилии. С этой стороны у него не возникало причин для беспокойства. Как оказалось, не возникало и никаких других. Дракончик стремительно летал туда-сюда среди пилонов и пластиковых гобеленов салона, словно они принадлежали ему, до одури пугая обитателей стеклянных шаров. Иногда он повисал, как летучая мышь, на особенно привлекательной искусственной или настоящей ветке. Когда обнаружилось, что селектор пищи в их каюте мог доставлять свежие кусочки сырого мяса виодора, комфорт змея был гарантирован.

Они уже несколько дней удалялись из звездной системы Мотылька с медленной, но постоянно нарастающей скоростью. Малайка находился в щедром настроении, и поэтому когда Флинкс попросил разрешения поработать на подхвате в рубке во время перехода, коммерсант благосклонно согласился. Коль скоро они совершат первоначальный прыжок за пределы скорости света, при переходе степень их ускорения станет громадной.

Внешне никто другой не разделял его любопытства. Малайка оставался, уединившись в каюте со своей Рысью. Цзе-Мэллори и Трузензюзекс проводили большую часть времени в салоне, играя в психологические шахматы и беседуя на языках и о предметах, из которых Флинксу лишь изредка хоть что-то удавалось уразуметь. Он опять возвращался к размышлениям об их полнейшей непринужденности в космосе и хорошем знакомстве с путешествиями на звездолетах.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14