Выходит, не она виновата, а Банкан. Этого следовало ожидать, если парню всего-навсего восемнадцать. Между прочим, Джон-Том был гораздо старше и опытнее, когда познакомился с таинственной дуарой и ее замечательными возможностями.
Он отошел от окна, приблизился к сыну, сел на край постели и тут же провалился до самого пола. Казалось, это воодушевило Банкана. Юноша фальшиво пропел несколько слов, и постель тотчас выровнялась. Неплохо.
Хотелось бы Джон-Тому сказать то же самое о поведении и внешности сына.
Банкан был одет во все серое с изумрудным отливом. Брюки украшены спиральной полоской, точно ноги попали в плен к зеленым смерчам, сапоги с низкими голенищами — ярко-красного цвета. Ростом он был ниже Джон-Тома (сказались материнские гены), но унаследовал его рыжие волосы. Он коротко стриг их, на висках и за ушами сбривал, а оставшееся напоминало жесткую щетку. Худощавая нескладная фигура являла собой воплощение юношеской разболтанности.
— Только посмотри на себя, — пробормотал Джон-Том, разглядывая отпрыска.
— Не могу, пап. Ближайшее зеркало в ванной.
— Видно, у тебя есть ген сарказма. До сих пор я считал его рецессивным.
Банкан ухмыльнулся, но ничего не сказал. Лучше воздержаться от смешков, пока не выяснится, что у предка на уме.
— А волосы? Ну, что хорошего в короткой стрижке? Почему бы не носить нормальные, до плеч, как у твоих друзей?
— Касвайз стрижется коротко. И Виквит.
— Касвайз и Виквит — орангутанги. По части распределения волосяных мешочков орангутанг — полная противоположность человеку, у него от природы короткая шерсть на голове и длинная — по всему телу.
— А может, я тоже хочу длинную по всему телу? Глядишь, буду спокойнее слушать бородатые песни.
Джон-Том принялся было считать про себя, но на цифре семь сдался.
— Насколько я понял, ты не догадываешься о том, что сейчас творилось внизу?
Банкан слегка напрягся.
— Нет. А что?
— Ты наголову разгромил кухню собственной матери. А что сделал с самой матерью — словами не передать.
— Чего? Я? На что ты намекаешь?
— Опять баловался чаропением?
Банкан отвернулся.
— Сколько раз я запрещал тебе заниматься этим дома?
На лице юного Меривезера отразилась досада.
— Ну, а где прикажешь репетировать?
— У реки. В Колоколесье. За школой. Где угодно, только не дома.
Здесь опасно. — Голос Джон-Тома смягчился. — Банкан, у тебя неплохой природный дар. На дуаре ты, может, даже получше меня играешь. Что же касается пения… Над текстами надо работать и работать. И над голосом. Мне понадобилось восемнадцать лет, чтобы овладеть им как следует. А ты почти не контролируешь высоту и тональность. Правда, иногда это бывает несущественно.
— Спасибо, папа, — саркастично бросил Банкан, — за вотум доверия.
— Сынок, не у всех есть навыки, необходимые для волшебства и тем более для чаропения. Очень даже может оказаться, что, несмотря на явный музыкальный талант, твое истинное предназначение — в другом.
Конечно, хорошо быть классным дуаристом…
Банкан задрал нос, давая понять, что комплимент принят.
— Но если это не подкреплено добротной текстовкой, последствия могут оказаться непредсказуемыми, а то и смертельно опасными.
— Папа, ты слишком долго водил дружбу с Клотагорбом.
— Ладно, выражусь иначе. Чтоб больше этого безобразия не было! — Джон-Том встал. — А теперь спустись и помоги матери.
— Ты хочешь сказать, из-за моего пения… — неуверенно начал Банкан.
Джон-Том кивнул.
— Демоны, дьяволы, бесы, злые духи — полная коллекция мерзкой нечисти. Там сущий ад.
Банкан встал и двинулся следом за отцом, сарказм уступил место раскаянию.
— Пап, я правда не хотел. Стерегся, думал, все будет нормалек. Ты скажешь маме, что я не хотел?
— Сам скажешь. — Джон-Том отворил дверь и вышел в коридор. — Банкан, этим выходкам пора положить конец. У тебя слишком мало опыта, чтобы играть в такие игры. Особенно дома. А вдруг освободишь Чудовище-Под-Кроваткой?
Банкан тащился следом.
— Да что ты, пап? Нет у меня под койкой никаких чудовищ.
— Откуда такая уверенность? У каждого ребенка младше двадцати лет живет под кроватью чудовище.
Сын поразмыслил над словами Джон-Тома.
— Пап, а у тебя оно жило, когда ты был маленьким?
— Я же говорю, тут исключений не бывает. Просто я в твоем возрасте об этом не знал. Мое чудище, — добавил Джон-Том, спускаясь по лестнице, — было все в бородавках и язвах и мечтало напичкать меня баклажанами. Я терпеть не мог баклажаны. И сейчас ненавижу. — Они задержались у кладовки. — Думаю, по убеждениям оно было республиканцем. Все, больше никакого чаропения. Нигде и никогда. Пока не окрепнет голос.
— Но, пап…
— Никаких «но»!
— Ненавижу уроки пения. Сидишь часами за партой, слушаешь глупую соловьиху. На что это мне, пап? Я ж не птица.
— Миссис Неласвист учитывает ограниченные возможности своих учеников. Она очень терпелива. — «Станешь тут терпеливой, — подумал Джон-Том, — с такими, как Банкан». — И с ее помощью ты непременно освоишь искусство вокала, конечно, если постараешься. Из лентяев и неучей чаропевцы не получаются. Или думаешь, достаточно захотеть, и силы Запределья кинутся плясать под твою дуару? Да не приди я вовремя домой, твоя мать лежала бы сейчас растерзанная в клочья, с мечом в одной руке и веником в другой.
Банкан хихикнул.
— Боевая у меня мамуля. Такая кончина как раз в ее вкусе.
— Банкан, я говорю совершенно серьезно. Впредь никакого чаропения, пока не поставишь голос и не научишься сочинять приличные тексты.
— А-а! Да разве можно этого добиться, работая с закостенелым песенным старьем?
Сей горестный упрек потряс отца.
— Банкан! «Закостенелое песенное старье», как ты изволил выразиться, классика моего мира. Добротный, крепкий, солидный рок. С его помощью я сотворил уйму всяких чудес. Это прекрасная основа для чаропения.
— Пап, может, тебе и дороги эти песенки, но я-то к ним какое отношение имею? Надоело! Волшебные они или нет — вот где уже сидят.
Что удивительного в том, что я себя не контролирую? Просто все это — не мое.
— Значит, надо, чтобы стало твое. А не контролируешь ты себя потому, что тебе восемнадцать, ты упрямый, наивный и неопытный, но при этом убежден, что знаешь все на свете. Может, тебе лучше подыскать другой инструмент?
Банкан зло глянул на отца.
— Но ведь у тебя только с дуарой волшебство получается.
— Правильно. Значит, надо испробовать что-нибудь принципиально другое. Резьбу по дереву, к примеру. Могу договориться с сусликом Генраком, он охотно возьмет тебя в подмастерья. Освоишь полезное ремесло. Что в этом постыдного?
— Пап, я хочу стать чаропевцем. Проблема в репертуаре, а не в моих музыкальных способностях.
— А как же быть с убогим голосишком? Банкан, положа руку на сердце, тебе не вывести приличный мотив даже за шкирку. Если не зарубишь это на носу, обязательно навлечешь беду на себя и на окружающих, как бы здорово ты ни владел дуарой. Между прочим, после Клотагорба и Семонда я здорово попотел над твоим инструментом и не пойму, зачем ты его изуродовал.
— Папа, я хочу не только классно играть. Я хочу и выглядеть классно.
— Вот, значит, почему ты предпочитаешь эти «блеклые» шмотки?
— Пап, не дави на меня, будь другом. Обещаю, больше не сорвусь.
Согласен, я нынче маленько увлекся и напортачил, но это еще не повод сдаваться, и не хочу я учиться резьбе по дереву, земледелию, воровству или еще какому-нибудь традиционному ремеслу.
— Ладно. Ты обещал, я запомнил. Но все это была присказка, сказка впереди.
— Сказка? — Банкан оторопело заморгал.
— Надо что-нибудь предпринять, чтобы мать не содрала с тебя шкуру заживо. Топай за мной.
Приготовившись к самому худшему, Банкан побрел за отцом.
За ужином он был угрюм и необщителен. Но едва ли можно объяснить это головомойкой, которая предшествовала мойке кухни. В подобном расположении духа Банкан пребывал почти весь последний год.
Джон-Том, сочувствуя сыну, попытался смягчить гнев жены — дескать, мальчик не очень-то и виноват, все дело в переходном возрасте. Но Талея, выросшая совсем в другой обстановке и другом обществе, возразила, что в ее клане подобные недуги обычно лечили острым ножом.
Банкан хотел что-то сказать, но благоразумно прикусил язык. Лишь позже, когда мать выпустила львиную долю пара, он отодвинул тарелку с недоеденной змеиной колбасой и овощным гарниром.
— Мам, можно, я возьму твой меч, или мне просто отравиться, когда зубы почищу?
— Проклятье! Хоть бы пяток минут пожить без твоего дурацкого стеба!
— Ну, а что еще я могу сказать, а, мам? Извини. Я же не нарочно.
Неужели, думаешь, я из вредности задумал превратить печку в саламандру? — Он помолчал несколько секунд, глядя на отца. — Просто я мечтаю стать таким, как папа. Пережить интересные приключения, совершить великие дела, заслужить славу героя. Выручать прекрасных девиц, побеждать зло и спасать мир. Неужели я хочу слишком многого?
— Сынок, позволь я тебе кое-что объясню. — Джон-Том отрезал кусок колбасы, сунул в рот и произнес, задумчиво жуя и размахивая вилкой:
— Да, как-то раз я помог спасти мир, что было, то было. И скажу со всей прямотой, это занятие не из тех, которым стоит посвящать целую жизнь.
Уж не говоря о том, что оно плохо сказывается на нервной системе.
— Вообще-то, милый, мне казалось, что ты спас мир дважды.
Талея поставила на стол миску, полную дымящегося кисло-сладкого картофеля, и блюдо с зеленью.
Джон-Том нахмурился:
— А по-моему, только единожды.
— Нет, дорогой, — твердо возразила жена. — Как минимум два раза.
— Да неужели? Как бы то ни было, — он снова повернулся к сыну, — судьба привела меня на этот путь, и он далеко не такой славный, каким представляется тебе. Нет, Банкан. Солидная, спокойная, безопасная магическая практика — вот что тебе нужно. Обеспечивать клиентам преуспевание с помощью бизнес-заклинаний, пластхирургическими чарами улучшать их внешность. Это всеми любимая и почитаемая профессия, и она гарантирует, помимо всего прочего, достойную жизнь.
— Пап, я не хочу в ремесленники, — запротестовал Банкан. — Я хочу геройских подвигов и великих свершений. Я хочу повидать другие страны и миры.
— Великие свершения лучше начинать с того, что я предлагаю. Для других ты еще молод и неопытен. Да и мир сейчас не нуждается в спасателях. Уж я-то знаю. Регулярно просматриваю папку "Q". Только в память о старых временах, — скороговоркой успокоил он Талею.
Банкан решил уступить.
— Так ты хочешь сказать, — спросил он отца, — что больше не будет великих свершений?
— В ближайшем будущем — нет. По крайней мере, в нашей части света.
Броненосные не высовываются с тех самых пор, как мы с Клотагорбом надрали хитиновые задницы и прогнали жуков за Врата Джо-Трума. Других вояк, сравнимых с Броненосным народом по силе и агрессивности, так и не появилось. Кругом мир, и я не понимаю, Банкан, что плохого в бизнесе? Только не подумай, что я на тебя давлю. Но поверь житейскому опыту человека, которому восемнадцать лет понадобилось, чтобы справиться с плохим голосом: сейчас ты лезешь в воду, не зная броду.
Если б не дуара, давно пошел бы ко дну. Нужно долго и упорно работать над голосовыми связками, до тех пор пока они не притрутся к магии. Я сначала тоже упорно не придавал этому значения, и чего добился? Только шишек понаставил. Кое-что, — мрачно заключил Джон-Том, — неподвластно даже самым могучим силам.
— Клотагорбу все подвластно, — пробормотал Банкан, — если это касается его шкуры.
Талея отвесила ему затрещину.
— Не смей так говорить о крестном дяде. Даже если он черепах.
Клотагорб здорово пособил нам с отцом, а мог бы попросту сделать от ворот поворот, и был бы прав, если подумать, сколько мы ему доставили хлопот.
— Придется всерьез заняться учебой и тренировкой, — непререкаемым тоном заявил Джон-Том. — А то какой от тебя прок, если понадобится выручать мир?
— Как насчет подготовки на марше? — с надеждой поинтересовался сын.
— Не самая лучшая мысль, особенно если речь идет о борьбе с силами зла или выходцами из Запределья, — возразил отец. — Понимаю, к чему ты клонишь. Но то — совсем другое дело. Я оказался здесь против своей воли и был обречен действовать методом проб и ошибок. Всего лишь старался выжить. И если бы не Клотагорб…
— Это правда, — подтвердила Талея. — Позволь, я расскажу. Когда я познакомилась с твоим будущим отцом, он был безнадежным нытиком, никудышным слюнтяем…
— Эй, эй! — возмутился Джон-Том.
Банкан отодвинулся вместе со стулом от стола.
— Я понимаю, вы оба хотите как лучше, и обещаю хорошенько все обдумать. Но, пап, ты ведь добился того, о чем мечтал. Обошел весь этот мир, да еще вдобавок свой собственный. А я ни разу не бывал дальше Линчбени. Не выезжал из Колоколесья.
Он встал и направился к лестнице.
— Куда ты так торопишься? — крикнул ему вслед отец.
— И змею не доел, — упрекнула мать.
После обеда Джон-Том помог Талее вымыть посуду.
— Все обойдется, — пообещал он. — Это просто переходный возраст.
— Только и знаешь, что твердить… — Она протянула ему перепачканную демонической кровью миску. — В твоем мире молодежь тоже так резвится в переходном возрасте? Лично я думаю, большинство его проблем можно решить с помощью крепкой палки.
— Там, откуда я пришел, это не метод. Есть более цивилизованные средства вроде психологии.
— И дети растут, как сорная трава? — Она укоризненно покачала головой. — Ты испортишь ребенка.
Джон-Том посмотрел на лестницу.
— Не согласен. По-моему, наш разговор не прошел для него даром. Он мальчик сообразительный и играет сносно.
— Да, вот только пение яйца выеденного не стоит. Ты рядом с ним — настоящий соловей.
Талея вручила мужу большое блюдо.
Он поставил блюдо в мойку и обнял жену мокрыми мыльными руками.
— А вот за это, Талея, ты мне еще заплатишь.
В ее глазах что-то мелькнуло.
— Знал бы ты, сколько раз я это слышала. У меня во-от такой список долгов.
На какое-то время они забыли о своем несносном чаде.
Позже, когда они лежали в кухне на полу, Джон-Том поразмыслил о будущем сына и не на шутку встревожился. На то имелось множество причин. Как ни крути, прилежным учеником Банкана не назовешь. Его «неуды» изрядно отравляли жизнь отцу, который в своем мире прошел хорошую школу правоведения. Но Джон-Том понимал: дело тут не в бездарности мальчика. Просто интересы Банкана лежат в другой сфере.
Талея же не была в этом уверена:
— Джон-Том, нашему сыну никогда не стать адвокатом или врачом.
Может, и есть у него особые наклонности, но только к магии, а больше ни к чему.
— Но надо же освоить хотя бы азы, — возразил он. — Например, основы зоологии для нормальных деловых отношений. Надо разбираться, насколько нужды гориллы отличаются от нужд шимпанзе.
Талея обняла мужа за шею, положила голову ему на грудь.
— Зря ты так волнуешься. Банкан с кем угодно поладит. В школе у него уйма друзей.
— Ладить и понимать — разные вещи.
Глава 3
Банкан замахнулся, но нанести удар не успел. Черный медведь-тяжеловес двинул его лапой в грудь, и юноша не устоял на ногах.
Унаследовав от отца необыкновенно высокий для жителей этого мира рост, Банкан выглядел каланчой. Но не рядом с Фасвунком. Медведь больше всех заслуживал звания первого задиры в классе. Он был не выше Банкана, зато намного шире в плечах. Фасвунк поправил сползшую на глаза желтую бандану из ящеричной кожи, подтянул штаны, тоже сшитые из желтой кожи, и поманил противника когтем.
Вокруг дерущихся столпился весь класс. Барсук Арчмер держал в лапах мяч, с которым подростки только что играли в «пятиугольник».
— Ну, давай, человек! — прорычал Фасвунк. — Думаешь, ты особенный, да? Потому что твой предок — чаропевец, да? Только мне на это начхать.
Тяжело дыша, Банкан приблизился к медведю. Он не боялся Фасвунка, однако вовсе не планировал на сегодняшний день потасовку.
— Остынь, Фасвунк, не хочу я с тобой драться. Нет у меня времени.
— Врешь, Банкан. Есть у тебя время. — Медведь сощурил глаза. — Я так понял, ты решил со всеми нами рано или поздно разделаться. Так почему бы не начать с меня? — Он фыркнул и яростно взрыхлил задней лапой землю.
— Я никогда не говорил, что хочу с кем-то разделаться. Я сказал, что всех вас сделаю. А что до моего отца, тут ты прав. Если будешь наглеть, он…
— Ну, что — он? — перебил Фасвунк. — В рыбу меня превратит? Или поставит на четвереньки? Я-то думал, ты и сам на это способен. Или за любым пустяковым заклинанием бегаешь к папочке?
— Ага, — прогнусавили в кругу зрителей, и Банкан узнал голос муравьеда Отоля. — Дуару таскать научился, а попку себе подтирать?
Кое-кто рассмеялся, но большинство хранили молчание — ждали, чем кончится стычка. Банкан зло сверкнул глазами:
— Отоль, ты будешь вторым.
Невысокий муравьед скептично хмыкнул. Фасвунк неуклюже шагнул вперед, по-борцовски согнул могучие лапы.
— Сначала придется одолеть первого, понял, ты, факир недоделанный?
С шумом втянув воздух, Банкан проверил, надежно ли держится дуара на спине, и принял боевую стойку.
— Вижу, по-хорошему не понимаешь. Ладно, сам напросился. Но только без когтей и зубов.
— Это еще почему? — ухмыльнулся Фасвунк. — Чтобы ты выгадал на своем росте? Нет уж, деремся по-честному, без ограничений.
— Ладно, черт с тобой. — Банкан сжал кулаки. — Только давай все-таки не до смерти. Не хочу, чтобы ты мне глотку разорвал.
— Да ты что, за кого меня принимаешь? Разве что надкушу в двух-трех местах. — Медведь разжал правую кисть, показывая полудюймовые когти. — Ну, может, еще нацарапаю на заднице свои инициалы.
В толпе раздались смешки.
— Ну, а я, пожалуй, — не остался в долгу Банкан, — откручу фитюльку, которую ты называешь хвостом, и засуну тебе в нос.
Фасвунк заворчал и двинулся вперед.
— Ладно, человек, поглядим, что у тебя получится.
— А ну, прекратить! — раздался решительный голос.
Кольцо зрителей мгновенно разорвалось, пропуская воспитателя Головомоя. Да и попробовало бы оно не разорваться! Для серого горилла не существовало препятствий.
Он поправил толстые очки и окинул взором драчунов. В бычью шею педеля врезался высокий белый воротник.
— Ну, в чем дело? Опять эта парочка? — Он вонзил в Банкана свирепый взгляд. — Кажется, я предупреждал, чтобы никаких потасовок?
— Так ведь это он начал.
Банкан указал на своего противника.
Грузный черный медведь не шевелился, словно его вдруг сморила дремота.
— Фасвунк? Опять?
— Что вы, воспитатель, я тут совершенно ни при чем! — невинным тоном возразил Фасвунк.
Серый горилл раздул ноздри.
— Я сыт по горло вами обоими! Ты! Ступай в класс.
— Хорошо, воспитатель. — Фасвунк повернулся и торопливо зашагал к школе, за ним потянулись разочарованные зеваки.
— Что же касается тебя…
Горилл повернулся к Банкану.
— Вы меня недолюбливаете, — упрекнул юноша. — Что бы он ни натворил, вы на его стороне.
— Я ни на чьей стороне, — с достоинством произнес горилл. — И ты должен признать, что я слишком долго терпел твои выходки.
— Если вы про тот клочок заколдованного ковра, что я на прошлой неделе положил вам в стол, то вы не так поняли. Я собирался починить старый стул, на нем же обивка совсем прохудилась. Просто хотел оказать услугу.
— Да, ты оказал мне услугу, — признал Головомой. — Теперь в классном журнале какая-то неудобоваримая вязь вместо записей.
Банкан рассеянно ковырял землю носком ботинка.
— Это просто несчастный случай.
Горилл оглядел непокорного ученика с ног до головы.
— Так ты все еще хочешь пойти по стопам отца? Учти, очень скоро ты поймешь, что на избранном тобою пути необходим солидный академический багаж. Особенно он полезен для развития некоторых важнейших аспектов этой сложной профессии. В первую очередь я имею в виду голос…
— Воспитатель, хоть бы вы не критиковали! Я умею играть.
— Одной игры недостаточно, и я уверен, что твой отец неоднократно это подчеркивал. Все, увидимся в классе. И уж постарайся как-нибудь поладить с Фасвунком, хоть он и тюфяк без воображения.
Голос Банкана понизился до сердитого шепота:
— Придурок он, ваш любимый Фасвунк.
Головомой притворился, что не расслышал.
— И приведи себя в порядок.
Он отвернулся и чинно прошествовал к школе. Банкан проводил его взглядом. На дворе юноша остался один. Сжав зубы, он повернулся и побежал — не в школу следом за педелем, а к ближайшим деревьям. Под благодатную сень, у которой нет пристрастия к поиску изъянов. Искать утешения у колокольных деревьев, которые привечают любого и не имеют привычки давить на психику. Он бежал куда глаза глядят, а наверху позвякивали листья-колокольчики.
Бегал он хорошо, и очень скоро школа и окраина Линчбени остались далеко позади. Тот же ветерок, что шевелил листву, освежающе дул в лицо. Стеклянистые бабочки махали в ветвях мерцающими крылышками, а на полуобъеденном кусте блестели чешуйки змеегусениц. Наконец он устал и перешел на шаг.
Даже если Головомой и сочувствует ему, он все равно сообщит родителям о стычке с Фасвунком и прогуле. Такое уже случалось. А это значит, опять придется выслушивать отцовские назидания. Уж лучше бы выпорол! Но Джон-Том слишком хорошо воспитан, чтобы бить ребенка. Если б только отец знал, какую боль доставляют сыну его слова!
Впереди, совсем недалеко, текла река. Шагая по ее берегу, можно обогнуть Линчбени и пооколачиваться на противоположной окраине города с друзьями, которые бросили и школу, и идею стать учеником ремесленника. Скоро проснется мангуст Борджемонт, а может, появится и Сиссилия. Она человек, как и Банкан, только гораздо симпатичнее.
Однако он передумал и пошел на юг, углубляясь в лес. Ноги сами несли его к тому месту, куда приходили горожане с трудными и важными вопросами. Возможно, его затею нельзя назвать разумной, возможно, он поступает недостойно, но вернуться к родителям или в школу он пока не может. Значит, остается одно.
Над старым дубом-великаном нависли хмурые тучи. Но Банкана это нисколько не пугало, юноша знал, что они здесь не задержатся. Везде небо безупречно чистое, а значит, Клотагорб дома и занят делом. Что только ни нависало порой над его обиталищем. Пересекались радуги, колыхалось северное сияние, низвергался тропический ливень, а то и падал шальной осколок зачарованной кометы. Ночных посетителей порой встречали менее приятные явления, например, рой элегантных темнокрылых созданий с пылающими оранжевыми глазами и липкими усиками.
Да, сколь бы грозно ни выглядели тучи, Банкан их не боялся. Он вышел из леса на опрятную лужайку, что окружала Древо, и тотчас по барабанным перепонкам ударил яростный рев, заставивший юношу встревоженно оглядеться. Из середины клубящейся тучи вынырнул тугой подвижный жгут, его заостренный кончик тыкался туда-сюда, ощупывая землю, точно некий магический бур.
"Бежать! — сверкнуло в мозгу Банкана. — Скорее к Клотагорбу!
Предупредить!"
Но что, если колдуна нет дома? Вдруг какой-нибудь старый враг воспользовался отсутствием черепаха, чтобы разломать его любимое дерево?
Дуара висела за спиной, ремень давил на плечо. С музыкой у Банкана полный порядок, но вот голос и стихи! Вдруг он наломает дров? Не прогонит злого духа, а спровоцирует нападение?
Пока он колебался, смерч вспорол ухоженную лужайку и прошелся по декоративным посадкам. Во все стороны полетели сучки, листья и комья земли; даже мощная корневая система не удержала пузырчатую растительность. Целые кусты уносились в облака по воющему воздушному хоботу.
Наконец смерч коснулся самого Древа. И тут же потемнел и уплотнился, а затем ловко нырнул в полуотворенное окно верхнего этажа.
Банкан услышал, как вихрь ревет где-то в глубине необыкновенного ствола.
Надо решаться. Можно побежать домой и рассказать отцу. Джон-Том наверняка знает, что делать в таких случаях. А можно… Можно предпринять что-нибудь самому. Разве не об этом он так давно мечтал?
Снимая с плеча дуару, он целеустремленно пересек лужайку, которая отделяла Клотагорбово Древо от леса. В голову так ничего и не пришло.
Дверь отворилась, повергнув его в шок и изумление. Из прихожей выпорхнул некто крылатый и упитанный. Огромный молодой филин завис в воздухе и неприязненно посмотрел на Банкана. Птица носила короткий красный жилет с вышитыми золотом и серебром непонятными каббалистическими символами. Когтистая нога держала метлу, другая — совок.
— Ты-ы кто-о, черт возьми-и? И что-о тебе ту-ут ну-ужно?
— Я… это… хочу поговорить с Клотагорбом.
Банкан вытянул шею, пытаясь заглянуть в дверь, но филин надежно загораживал вход. Где-то в глубине Древа завывал смерч.
— Хозяин за-анят. Ка-ак нибудь в дру-угой ра-аз.
Филин собрался уже затворить дверь.
— Постой! А ты кто?
— Мальвит, его ученик.
Тут Банкан припомнил, что Клотагорб считается со своими подмастерьями не более, чем ехидна — с термитами. Он плечом оттеснил филина и шагнул через порог.
— Я всего на минутку. Мой отец — его партнер.
— А-а! Та-ак ты-ы из гнезда Джон-То-ома? — Мальвит озабоченно оглянулся. — Это ни-ичего не меняет. Придется те-ебе уйти. Если хозяин увидит, что я-а не работаю, а-а болтаю, мне не-е по-оздоровится. И тебя-а я пустить не-е могу. Осо-обенно в тако-ой ответственный момент.
— Момент чего? — спросил Банкан.
— Мо-омент всего. Ухо-оди.
С этими словами Мальвит улетел в боковой коридор, его огромные крылья скреблись о стены. Банкан задумчиво затворил за собой дверь и двинулся по узкому проходу в глубь Древа, проникшего во многие измерения. Яркие шары освещали путь.
Он заглянул в кладовку, заваленную свитками и книгами. Там никого не было.
— Клотагорб! Магистр Клотагорб!
Войдя в кабинет, он остолбенел. Перед ним предстал, рыча и громыхая, воронкообразный вихрь. В его спиралях бешено кружились щепки и щебенка. Банкан инстинктивно отпрянул и потянулся к мечу, но тотчас вспомнил, что меч остался дома, в платяном шкафу. Приносить оружие в школу запрещалось.
Упругий вихрь скользнул ему за спину и оттеснил от двери. Банкан чувствовал плотность завитков ветра, заключенную в нем силу. Такой запросто оторвет голову. И в этот миг появился Клотагорб, с любопытством глядя на Банкана поверх очков.
— Ну, и кто у нас тут? Банкан Меривезер, если не ошибаюсь?
— Да, сударь.
Банкан повернулся лицом к вихрю и с благоговением наблюдал, как тот носится по полу, прыгает через скамейки и лихо отплясывает на хрупких инструментах.
— Сударь, я за вас испугался. Думал, это какое-то колдовское оружие ваших врагов. А теперь вижу, оно вас слушается. По мне, так ничего не может быть страшнее визита такой вот необузданной стихии.
— Она вовсе не страшная. Самый обыкновенный пылесос.
Банкан неуверенно показал на змеящийся вихрь:
— Вот это — пылесос?
— Да. Торнадо, правда маленький. Так называет явление твой отец.
Мой термин гораздо длиннее, и я предпочитаю этот. Очень полезный метеорологический феномен… конечно, если ты способен его контролировать. Иначе он такое устроит…
Черепах отвернулся и пробормотал несколько фраз, непонятных Банкану.
Торнадо послушно отпрянул от юноши и пошел мести комнату, сдувать пыль с оконных рам, выгребать мусор из-под ковров и мебели и выполнять прочие выраженные в заклинаниях требования Клотагорба.
— Очень эффективно, знаешь ли. — Колдун, не обращая внимания на смерч, толстой лапой ткнул Банкана в спину, вытеснил его в коридор и повел к другому залу. — Приходится регулярно обновлять заклинание, иначе он перестает слушаться. Ну, так что привело тебя ко мне?
Банкан оглянулся.
— По-моему, эта тварь хотела меня проглотить.
— Что поделаешь, инстинкт. Вряд ли стоит ее за это винить. Торнадо — очень действенный, уже не говоря об экологичности, способ чистки, особенно когда в доме полно труднодоступных мест.
— Экологичность? Что это?
— Сей термин я тоже позаимствовал у твоего отца. Боюсь, нам, волшебникам, не мешало бы вспоминать его почаще. Не сбрасывать токсичные отходы в третью космическую расщелину. И еще много чего не следует делать. Твой отец — умный парень, правда, немножко горяч.
Впрочем, ему простительно, ведь он человек. А тебе разве не в школе положено находиться?
Банкан подавил искушение солгать величайшему в мире волшебнику.
— В школе. Но у меня проблемы.
В переднем зале Клотагорб усадил гостя на диванчик под огромным окном-панорамой, а сам расположился напротив, на стуле с прямой спинкой.
— Тебе восемнадцать. В этом возрасте у кого не бывает проблем? Все на свете беды наваливаются исключительно на твои плечи, а тебе и невдомек, как их одолеть. — Колдун повернулся направо. — Мальвит!
В тот же миг появился филин. Богато разукрашенная бандана не позволяла перьям закрывать глаза. Вместо метлы и совка он держал коврик и бутыль с жидкостью янтарного цвета.
— Чаю из чистокора нам с гостем, — распорядился волшебник. — Горячего или холодного? — уточнил он у Банкана.
«Интересно, — подумал юноша, — почему всякий раз, когда я хочу поговорить о своих трудностях, мне сразу предлагают чай?»
— Ну… горячего, пожалуй.
— Шевелись! — приказал Клотагорб.
Филин метнул в Банкана испепеляющий взгляд, но беспрекословно подчинился магистру. Вскоре он вернулся.
— Итак, мой друг, я весь внимание, — взял мягкий тон Клотагорб. Он налил себе чашку терпкой жидкости и добавил туда чайную ложку неволнуйского меда. — Что у тебя за проблемы?
— Ну, во-первых, ребята в школе знают, что мой старик — чаропевец, и все время дразнятся. С самого первого дня. И вообще меня тошнит от учебы.