У него не было на это ответа.

Они снизились, и скиммер стал подниматься и опускаться над верхушками деревьев. И так напряженно следили за точкой на экране, что не заметили, что дождь кончился и облака начали расходиться. Над головой засверкало одно из разорванных колец Мота, золотое на фоне неба.

— Почему ты думаешь, что они тут останавливаются, а не просто ненадолго задерживаются? — спросил Флинкс Лорен.

— Потому что скиммер работает на заряде, как маддер. Вспомни, им пришлось отсюда лететь до Патры. Наш заряд тоже истощается, а мы ведь еще не повернули назад. Не знаю, какая у них модель, но машина большая. У нее не может быть большего запаса энергии, чем на несколько дней пути. Где-то им все равно нужно остановиться и перезарядиться. А это хорошо.

— Почему? — спросил Флинкс.

— Потому что нам тоже нужно будет зарядиться. — Она указала на шкалу. — Мы использовали больше половины заряда. Если не сумеем зарядиться где-нибудь здесь, домой придется добираться автостопом.

Флинкс с новым уважением взглянул на нее; его мнение о ней достигло головокружительных высот.

— А почему ты не сказала, когда мы были на середине?

Она слегка пожала плечами.

— Зачем? Мы с большими хлопотами добрались сюда. Ты бы возражал против поворота назад.

— Нет, — негромко ответил Флинкс, — я бы этого не сделал.

— Не думаю. Ты такой же целеустремленный, как я, и, наверно, такой же сумасшедший.

Она смотрела на него, он на нее. Больше ничего говорить было не нужно.

— Я голосую против.

Ньясса-ли была тверда в своем несогласии. Она сидела по одну сторону стола и выжидательно смотрела на своих коллег. Брора задумчиво разглядывал ногти на левой руке, а Хейтнес играла своими ресницами.

— Нежелание на такой стадии очень обескураживающе, Ньясса-ли, — сказала соучастнице смуглая женщина. Она отвела пальцы от глаз. — У нас может никогда не быть другого такого шанса, как с этим Двенадцатым. Время и события сговорились против нас. Ты знаешь это не хуже меня.

— Знаю. — Меньшая женщина наклонилась вперед и смотрела на пол между ногами. Пол потрескался: здание было собрано наспех. — Я просто не убеждена, что риск оправдан.

— Какой риск? — спросила Хейтнес. — Мы по-прежнему не видели никаких проявлений опасных способностей. Напротив, я бы сказала. Несомненно, у объекта были условия для проявления таких способностей. Очевидно, он не обладает ими, иначе применил бы их против нас. А что же мы вместо этого видим? Нож. — Это слово прозвучало в ее устах презрительно.

— Ты знаешь, она права. — Брора говорил редко, предпочитая, чтобы спорили старшие ученые. Он вступал в разговор, только когда был совершенно убежден.

— Нам не нужно повторение девочки, — сказала Ньясса-ли. — Другой такой неудачи Общество не выдержит.

— Именно поэтому мы должны довести операцию до завершения, — настаивала Хейтнес.

— Мы не знаем, представляет ли она нашу последнюю возможность.

— Послушай, Ньясса-ли. — Хейтнес оттолкнула свой стул и встала, начала нервно расхаживать взад и вперед. За ней на торопливо собранной консоли холодно горели зеленые и синие огоньки. — Если даже и есть объекты с таким потенциалом, мы не уверены, что у нас будет возможность ими заняться.

— С этим я не спорю, — согласилась Ньясса-ли. — Не спорю и с тем, что данные у Номера Двенадцатого многообещающие. Но именно они меня пугают.

— Пугают тебя? — Хейтнес остановилась и посмотрела на спутницу долгих трудных лет жизни. Высокая женщина была удивлена. На ее глазах Ньясса-ли пользовалась оружием с хладнокровной эффективностью кварма. Страх был ей совершенно чужд. — Но почему? Он ничего не сделал, чтобы вызвать такой страх.

— Нет? — Ньясса-ли начала загибать пальцы на руке. — Во-первых, его статистический потенциал внушает тревогу. Во-вторых, ему шестнадцать лет, и он на границе зрелости. В-третьих, он в любой момент может пересечь эту границу.

— Девочка была гораздо моложе, — заметил Брора.

— Согласна, — ответила Ньясса-ли, — но ее способности развились преждевременно. Ее преимуществом была внезапность. Этот Номер Двенадцатый развивается медленнее, но потенциал у него больше. Он из числа тех, кто в ответ на давление глубже уходит в себя.

— Может быть, — задумчиво сказал Брора, — но у нас нет доказательств, и данные ничего такого не предсказывают.

— Тогда как вы объясните, что он один…

— Он не один, — прервал Ньяссу-ли Брора. — Эта женщина из охотничьих домиков помогала ему на озере.

— Да. Но до озера она не помогла ему добраться. Он сам по себе следовал за нами до озера, а ведь у него нет никакого опыта в таких делах. По моему мнению, это означает быстрое развитие его способностей, и нам нужно остерегаться.

— Тем больше причин поторопиться с завершением нашего плана! — гневно сказала Хейтнес, хлопнув ладонью по столу.

— Не знаю, — по-прежнему не убежденная ответила Ньясса-ли.

— Разве ты не согласна, — возразила Хейтнес, заставляя себя сдерживаться, — что если операция удастся, мы получим хороший шанс добиться своей окончательной цели именно с этим объектом?

— Возможно, — признала Ньясса-ли.

— Почему только «возможно»? Ты сомневаешься в эмоциональных связях?

— Не это меня тревожит. Предположим, только предположим, что так как его потенциал еще не развился окончательно, у него нет над ним сознательного контроля.

— Что ты говоришь? — переспросил Брора.

Ньясса-ли наклонилась над столом.

— С этой девочкой, Манами, мы знали, чего ожидать, когда она проявила себя. К несчастью, это знание пришло к нам слишком неожиданно и поздно, чтобы что-то противопоставить ей. А чего ждать от Дара этого объекта, мы не знаем. Предположим, что, несмотря на эмоциональную связь, страх и напряжение высвободят его потенциал, независимо от его чувств. Статистически, этот объект — ходячая бомба, которая недостаточно зрела, чтобы сама себя контролировать. Вот что беспокоит меня, Хейтнес. Эмоциональной связи может хватить, чтобы контролировать его на уровне сознания. Не его непредсказуемая часть может реагировать вопреки сознанию.

— Мы не можем отказаться от наших надежд и всей работы на основании только слабого предположения, не подкрепленного фактами, — настаивала Хейтнес. — К тому же объекту шестнадцать лет. Он должен иметь больше самоконтроля, чем девочка.

— Знаю, знаю, — с несчастным видом говорила Ньясса-ли. — Все, что ты говоришь, Хейтнес, правда, но я все равно беспокоюсь. Ну, в любом случае я в меньшинстве.

— Да, — сказала высокая женщина, бросив вопросительный взгляд на Брору. — И если бы Круачан был с нами, ты знаешь, что он тоже был бы за операцию.

— Вероятно. — Ньясса-ли бледно улыбнулась. — Наверно, я слишком беспокоюсь. Брора, ты уверен, что справишься с имплантированием?

Тот кивнул.

— Я давно этого не делал, но старое умение не забывается. Больше всего тут нужно терпение. Вы помните. А что касается возможной неудачи, что ж… — он улыбнулся, — мы и так осуждены. Еще одно небольшое нарушение архаичного закона нам не повредит, добьемся успеха или нет.

В углу в кресле сидела матушка Мастиф, сжав руки на коленях, и слушала. Она не была связана. Не было необходимости связывать ее, она это знала так же хорошо, как и ее похитители. Бежать ей некуда. Она в прекрасной форме для женщины ее возраста, но она хорошо разглядела скромный комплекс из фальшивого камня и дерева, когда скиммер садился. Тысячи квадратных километров влажного враждебного леса отделяют место, куда ее привезли, от знакомых улиц Драллара. А украсть экипаж у нее не больше возможности, чем снова стать двадцатилетней.

Она гадала, что теперь делает бедный Флинкс. Это был он в лодке на озере далеко на юге. Она не представляла себе, как он мог проследить за ней так далеко. Вначале она беспокоилась только о себе. Теперь, послушав разговор этого дьявольского трио — а она не сомневалась, что это дьявольское отродье, — она не меньше, чем о себе, беспокоилась и о своем приемном сыне. Если она погибнет, что ж, она прожила долгую и полную событий жизнь. Лучше, наверно, чтобы храбрый Флинкс потерял ее след, чем оказался в руках этих чудовищ.

Один из этой троицы, приземистый мужчина с жабьим лицом, говорил о подготовке ее к «имплантированию». И она поняла, что ее готовят к чему-то худшему, чем смерть. Многие из их слов не имели для нее смысла. Она по-прежнему не понимала, кто эти люди, откуда они и каковы причины их действий. Они никогда не разговаривали с ней, не обращали внимания на ее вопросы и проклятия.

Они вообще обращались с ней не как с человеком, а скорее как с хрупким предметом мебели. Но в разговоре их были и странности, одна из этого трио говорила о страхе перед ее мальчиком. Матушка Мастиф не могла понять этого. Конечно, Флинкс приручил опасное животное, это ужасное летающее существо, но вряд ли такой подвиг может вызвать страх у этих людей. Они знали, что он иногда ощущает эмоции других людей. Но, не опасаясь этих способностей, обсуждали их как нечто чрезвычайно важное.

Никто не объяснил ей, зачем ее похитили. Если на самом деле их интересует мальчик, почему не похитили его? Все это дело приводило ее в замешательство. Матушка Мастиф не была глупа, и отсутствие формального образования не притупило ее острый критический ум; и все же она не могла понять, что с ней происходит и почему.

Она перестала слушать спор за столом и принялась разглядывать комнату, в которую ее привели. Основная часть освещения приходила от массы электронных приборов вдоль стен. Все, что она видела, свидетельствовало о временном характере и торопливости сборки. Она не знала назначения этих приборов, но понимала, что они очень дороги. Это, а также действия похитивших ее людей говорили о существовании организации, обладающей большими средствами и злыми намерениями.

— Я даже не уверена, понимает ли объект, как ему удалось так долго идти за нами, — говорила Ньясса-ли.

— В этом нет ничего загадочного, — возразила Хейтнес. — Вспомните, он вырос в обстановке жестокого соперничества, пусть и весьма примитивного. Городская молодежь зреет быстро, когда предоставлена сама себе. Он мог не получить формального образования, но его учил реальный мир — нам тоже пришлось у него поучиться за все эти годы. Да и просто ему могло повезти.

— Все эти годы, — печально сказал Брора. — Годы, которые нужно было провести, изучая великие тайны вселенной, а не учиться устанавливать контакты и использовать криминальное подполье.

— Я чувствую, что тоже напрасно тратила жизнь, — сказала высокая женщина успокоительно, — но наше оправдание рядом.

— Если вы намерены оперировать, я голосую за то, чтобы мы начали немедленно, — вздохнула Ньясса-ли.

— Что делать немедленно? — послышался старческий голос. Почему-то вопрос заставил троицу ответить, хотя все предыдущие попытки матушки Мастиф привлечь внимание закончились безрезультатно.

Ньясса-ли отошла от стола и приблизилась к матушке Мастиф. Она постаралась принять доброе понимающее выражение, но это ей не очень удалось.

— Мы ученые, занятые проектом, имеющим огромное значение для всего человечества. Мне жаль, что мы были вынуждены причинить вам неудобства, но это необходимо. Я хотела бы, чтобы у вас было лучшее образование и вы могли бы понять нашу точку зрения. Тогда вам было бы легче.

— Неудобства! — фыркнула матушка Мастиф. — Вы вытаскиваете меня из моего собственного дома и тащите через всю планету. Это неудобство? Я бы назвала это иначе. — Но гнев ее погас, она спросила: — Что вам нужно от моего мальчика Флинкса?

— Вашего приемного мальчика, — сказала Ньясса-ли. Пока маленькая женщина с восточной внешностью говорила, матушка Мастиф заметила, что остальные двое изучают ее с таким видом, с каким коллекционер разглядывает жука на садовой скамье. Это еще больше рассердило ее, и гнев помог ей преодолеть страх.

— Я бы не стала вам помогать, даже если бы вы пообещали мне половину сокровищ Терры!

— Мне жаль, что вы так чувствуете, но мы этого ожидали, — сказала Ньясса-ли, снова становясь ледяной. — Вы когда-нибудь слышали об Обществе Улучшения?

Матушка Мастиф покачала головой, слишком рассерженная, чтобы плакать, чего на самом деле ей хотелось. Названия, слова — все это для нее бессмысленно.

— Мы участвуем в эксперименте, — объясняла ей восточная женщина, — этот эксперимент был начат на Терре много лет назад. Мы не только ученые, мы активисты Общества. Мы считаем, что задача науки — не только изучать существующее, но и создавать то, чего нет, но что обязательно будет. Мы не намерены стоять на месте и не позволим этого природе.

Матушка Мастиф покачала головой.

— Не понимаю.

— Подумайте, — говорила Ньясса-ли, увлеченная темой. — Что в нынешнем Сообществе больше всего нуждается в усовершенствовании? Правительство? — Хейтнес, стоявшая за ней, горько пренебрежительно рассмеялась. — Не правительство. Корабли, которые переносят людей от звезды к звезде? Нет? Язык, усовершенствованный от терроанглийского до симворечи? Музыка? Архитектура?

Матушка Мастиф смотрела на ораторствующую женщину. Она уверена теперь, вполне уверена. Они все безумны, тронувшийся умом Якс'м.

— Нет, все не то! — воскликнула Ньясса-ли. Было страшно видеть такую одержимость в этой маленькой женщине. — Это мы. Мы. — Она похлопала себя по груди. — Человечество. И средства к нашему совершенствованию в нас самих. — Она поднесла руку к голове. — Здесь, в мозгу, не все области которого развиты и используются.

— Мы и другие члены Общества много лет назад решили, что с этим нужно что-то делать. Мы создали организацию, чтобы преодолеть суеверные ограничения. В тайне мы отобрали определенные яйца, определенную сперму и стали с ними работать. Наше планирование было точным, подготовка тщательной. С помощью микрохирургической техники мы изменили генетический код будущих людей еще до помещения зародыша в матку. Результатом должна стать — станет усовершенствованная версия человечества.

Матушка Мастиф смотрела на нее. Ньясса-ли вздохнула и повернулась к своим товарищам.

— Как я и опасалась, это за пределами ее понимания.

— Это-то вполне понятно, — сказал Брора. — Я только не понимаю, чего ты стараешься?

— Так было бы легче, — ответила Ньясса-ли.

— Легче для нее или для тебя? — удивилась Хейтнес. Маленькая женщина не ответила. — Ну, после операции это не будет иметь значения. — От этих слов волосы на затылке матушки Мастиф начали подниматься.

— Будет, — настаивала Ньясса-ли. Она пристально взглянула в глаза матушки Мастиф. — Ты разве не поняла, старуха? Твой мальчик, твой приемный сын — он один из наших объектов.

— Нет, — прошептала матушка Мастиф, но еще до того, как женщина произнесла эти слова, матушка Мастиф поняла, что это правда. — Что… что произошло с вашим экспериментом?

— Все дети воспитывались под присмотром, ими занимались с любовью, предоставили возможность получить образование и специальную подготовку. Большинство оказались совершенно обычными в смысле способностей и талантов. Во всех отношениях они нормальны. Дальше мы продолжили эксперимент с тщательной подготовкой и крайней осторожностью.

— Несколько объектов оказались недоразвитыми. Это, к несчастью, в природе науки. Нужно принимать не только хорошие результаты, но и плохие. Однако в свете нашего неизбежного успеха эти немногие жертвы вполне оправданы. — Она говорила так, словно убеждает себя, а не матушку Мастиф.

— И наконец несколько детей, совсем немного, проявляли признаки тех способностей, которые, как мы считаем, спят в мозгу каждого человека. Мы не станем утверждать, что все понимаем относительно их Даров. Мы в положении механика, который знает, как починить неисправную машину, но не знает, на что способна машина, которую он чинит. Естественно, это привело к некоторым сюрпризам.

— Невежественное Сообщество не разделяло нашего мнения об этом важном эксперименте. В результате последовали многие годы преследований. Как видишь, все мы, входившие в первоначальный состав Общества, почти так же стары, как ты.

— Правительство было безжалостно в своих усилиях уничтожить нас. Много лет оно сокращало наши ряды, пока не осталось всего несколько посвященных. Нам нужен один-единственный успех, одно неопровержимое доказательство важности нашей работы, чтобы освободиться от лжи и инсинуаций, которыми мы окружены.

— Жестокое неразумное правительство много лет назад разбросало детей и привело нас в научное изгнание. Медленно, терпеливо мы отыскивали детей, особенно тех, чьи данные были самыми многообещающими. Твой Флинкс отобран в качестве потенциального носителя Дара.

— Но в нем нет ничего ненормального, — возразила матушка Мастиф. — Он совершенно обычный здоровый молодой человек. Может, более тихий, чем остальные, но это все. Неужели он стоит всех этих затрат? О, я признаю, что он время от времени способен на салонные фокусы. Но я знаю сотни уличных волшебников, которые делают то же самое. Почему бы вам не взять их?

Ньясса-ли улыбнулась своей невеселой холодной улыбкой.

— Ты лжешь нам, старуха. Мы знаем, что он способен не просто на трюки, и ловкость рук тут ни при чем.

— Ну, хорошо, — продолжала матушка Мастиф, пытаясь подойти по-другому, — зачем было похищать меня? Зачем утаскивать меня их моего дома? Я старуха, как ты только что сказала. Я не могу помешать вам, не могу причинить вред. Если вас интересует Флинкс, почему вы не похитили его? Я не могла бы вам помешать.

— Потому что он может быть опасен.

Да, они совсем спятили, эти трое, решила матушка Мастиф. Ее мальчик, Флинкс, опасен? Вздор! Он чувствительный мальчик, это правда; иногда он знает, что чувствуют другие, но очень редко и вряд ли сам этого хочет. Возможно, он способен немного подтолкнуть эмоции других. Но опасен? Это ему угрожает опасность со стороны этих инопланетных глупцов и сумасшедших.

— К тому же, — продолжала маленькая восточная женщина, — мы должны продолжать очень осторожно, чтобы не принести дальнейшего вреда Обществу. Число наших членов и так уже сократилось, отчасти из-за слишком торопливой попытки обрести несколько лет назад контроль над другим ребенком, нашим объектом. Мы не можем допустить ту же ошибку с Номером Двенадцатым. Большинство наших коллег убито, заключено в тюрьму или подвергнуто промывке мозга.

Тревога матушки Мастиф удвоилась от этого бесстрастного признания. Она не понимала слов этой женщины о генетических изменениях и усовершенствовании человечества. Но вот насчет промывки мозгов она поняла. Преступление должно быть особенно отвратительным и жестоким, чтобы преступника подвергли этому наказанию. У него навсегда стирают память, всю прошлую жизнь, саму личность, и весь остаток своих дней он приживет с мучительно пустой черной дырой в сознании.

— Оставьте его в покое! — закричала она, удивленная силой своей реакции. Неужели она так привязалась к мальчику? Ведь чаще всего она воспринимала его как помеху, навязанную ей несчастливой судьбой. Правда ли это?

— Не причиняйте ему вреда! — Она вскочила на ноги и обеими руками колотила женщину, которую другие называли Ньясса-ли.

Седовласая и совсем не молоденькая, Ньясса-ли была, однако, гораздо моложе и сильнее матушки Мастиф. Она схватила старую женщину за руки и снова усадила в кресло.

— Мы не собираемся причинять ему вред. Разве я не объяснила важность нашего дела? Неужели мы захотим повредить тому, кто так для нас важен? Конечно, нет. Мы видим, как ты привязана к своему воспитаннику. По-своему, мы также привязаны к нему.

Что за бездушные люди, думала матушка Мастиф, беспомощно падая в кресло. Не люди, а далекие мертвые тени людей.

— Я обещаю тебе, что мы не будем заставлять мальчика делать что-то против его воли и ничем ему не повредим.

— Но что вы тогда с ним хотите сделать?

— Мы хотим управлять его взрослением, — объяснила женщина, — помочь ему развить до предела его необычные способности. Маловероятно, чтобы он достиг этого без соответствующих инструкций и тренировок; именно поэтому его способности до сих пор не очень проявились. Но наш опыт показывает, что, достигнув половой зрелости, наши объекты не соглашаются на такую тренировку и управление. Поэтому мы должны руководить им так, чтобы он сам этого не сознавал.

— Как вы можете это сделать?

— Через третье лицо, чьи предложения и указания он примет охотно, — сказала женщина. — И вот тут становишься важна ты.

— Вы хотите, чтобы я заставляла его делать то, что докажет успешность вашего эксперимента?

— Правильно, — согласилась Ньясса-ли. — Все нужно делать так, чтобы он не догадался, что им руководит какая-то сила извне. — Она указала на дальний конец комнаты, где за прозрачной дверью находилась операционная. В тусклом зеленовато-голубом свете приборов стерильная операционная слегка блестела.

— Мы не можем допустить вмешательства, которое уничтожит наши усилия, и не должны рисковать обнаружением, потому что агенты Сообщества продолжают нас преследовать. Поэтому нам необходимо поместить тебе в мозг небольшие приборы, которые обеспечат твое полное подчинение нашим указаниям.

— К дьяволу! — выпалила матушка Мастиф. — Я сто лет заполняла свою голову. Знаю все, что там запасено. И не хочу, чтобы кто-то там все разбросал. — Взглянув в сторону операционной, она не добавила, что никогда не лежала под ножом или лазером и смертельно этого боится.

— Послушайте, — в отчаянии продолжала она. — Я буду рада помочь вам. Буду говорить мальчику все, что захотите, не позволю ему делать то, чего вы не захотите. Но оставьте мою бедную старую голову в покое. Разве не полезнее я вам буду как добровольный помощник?

Брора сложил руки на столе и бесстрастно разглядывал ее.

— Это правда. Однако есть факторы, которые этого не допускают.

— Во-первых, потребуются такие действия, к которым ты не способна в силу недостатка умственного развития, но которые можно осуществить под руководством импланта. Во-вторых, нет никакой гарантии, что когда-нибудь в будущем ты не возмутишься и не расскажешь объекту все, что знаешь. Это имело бы катастрофические последствия для нашего эксперимента. В-третьих, хотя внешне ты будешь руководить мальчиком добровольно, он способен почувствовать твое внутреннее сопротивление и понять, что что-то неладно. А вот импланты, механические устройства, он почувствовать не сможет. И наконец последнее. Я думаю, ты лжешь, говоря, что станешь добровольно помогать нам.

— Но я не хочу операции! — воскликнула матушка Мастиф, стуча кулаками по ручкам кресла. — Говорю вам, это не нужно! Я сделаю все, что захотите, если оставите мальчика в покое и скажете, что мне делать. Зачем мне лгать вам? Вы сами сказали, что он ведь не настоящий мой ребенок, всего лишь приемный. Я буду рада вам помочь, — с хитрой улыбкой сказала она, — особенно если заплатите.

Но Брора покачал головой.

— Ты лжешь убедительно, но недостаточно убедительно, старуха. Мы большую часть жизни имели дело с изменниками в собственном кругу. Еще одного мы себе позволить не можем. Прости. — Его внимание привлекли двое вошедших. Он кивком указал на матушку Мастиф.

— Ограничьте ее подвижность. Она знает теперь достаточно много, чтобы сделать с собой какую-нибудь глупость.

Один из вновь прибывших взял правую руку матушки Мастиф и посмотрел на Брору.

— Анестезия, сэр?

— Нет, пока не нужно. — Матушка Мастиф в ужасе смотрела на этого страшного маленького мужчину. А он негромко обратился к смуглой: — Как ты считаешь, Хейтнес?

Она взглянула на матушку Мастиф.

— Завтра. Я устала. Нужно отдохнуть. Нам всем придется поработать.

Брора согласно кивнул, и двое младших связали матушку Мастиф.

Позже в тот же вечер за едой Ньясса-ли сказала Хейтнес:

— Меня по-прежнему беспокоит возраст женщины.

— Она не настолько стара, — ответила высокая женщина, набирая в ложку что-то искусственное, но очень питательное. — У нее впереди не менее двадцати лет жизни, если мы будем осторожны.

— Знаю, но все же у нее нет силы пятидесятилетней. Хорошо, что мы не сказали ей, какая сложная предстоит операция, и не объяснили, что мозг ее изменится безвозвратно.

Хейтнес согласно кивнула.

— Не нужно еще больше расстраивать ее. Меня удивляет твоя забота о ней.

Ньясса-ли промолчала и начала есть, но Хейтнес не отказывалась от темы.

— Сколько наших друзей погибло от рук правительства? Сколько подверглось промывке мозга? Конечно, если эта старуха умрет, мы утратим важный инструмент в эксперименте, но не единственный. Мы ведь согласились, что имплантирование — лучший способ продолжения.

— Я с этим не спорю, — сказала Ньясса-ли, — только напоминаю вам, что нужно быть готовыми и к неудаче.

Брора откинулся в кресле и вздохнул. Он не был голоден: слишком возбужден перспективами, открывающимися после операции.

— У нас не будет неудачи, Ньясса-ли. Это наша лучшая возможность за все годы работы. Неудачи не будет. — Он взглянул на Хейтнес. — Я проверил импланты перед едой.

— И что же?

— Больше ничего делать не нужно. Не могу выдержать ожидание. Все приборы готовы, криогенная иннервация продолжается. Не думаю, чтобы нас ждали неожиданности при соединении синапсов. — Он посмотрел на Ньяссу-ли. — Возраст женщины не имеет значения.

— Конечно, кое-что в этой операции она утратит. — Он пожал плечами. — Я изучал вопрос. Это неизбежно. Но какая разница? Она примитивна и невежественна. Имплант даже пойдет ей на пользу.

— Ее лучшие добродетели, кажется, сварливость и упрямство, — согласилась Хейтнес, — наряду с поразительным невежеством и незаинтересованностью в том, что выходит за пределы ее ближайшего окружения.

— Типичный образец, — сказал Брора. — Ирония судьбы: такой низкий представитель человечества служит ключом к нашему величайшему успеху и полному оправданию.

Ньясса-ли оттолкнула пищу. Слова коллег ее расстроили.

— В какое время завтра?

— Достаточно рано, я думаю, — ответила Хейтнес. — И для старухи, и для нас будет лучше, если мы отложим философствования и рассуждения.

Брора уловил тайную мысль.

— Ты думаешь, может появиться мальчик?

— Лучше не думай о нем как о мальчике.

— Ну, вряд ли его можно назвать взрослым.

— Вряд ли — этого сомнения вполне достаточно. Он не продемонстрировал пока особых Даров, но настойчивое преследование приемной матери показывает, что вдобавок к своим Дарам он обладает еще и острым умом. — Она слегка улыбнулась Ньяссе-ли. — Видишь ли, дорогая, хоть я и не разделяю твоей склонности паниковать в этом случае, я уважаю и ценю твое мнение.

— Значит, ты ожидаешь его?

— Нет, — ответила Хейтнес. — Но нежелательно, чтобы он каким-то чудом объявился тут до успешного завершения операции. А когда она будет завершена, мы, естественно, установим с ним связь через его мать. Он увидит, что она невредима и внешне не изменилась и успокоится.

— Но что если он появится до того, как мы возвратим старуху в Драллар?

— Не волнуйся, — сказала Хейтнес. — У меня подготовлено стандартное объяснение, и персонал обучен всему до мелочи.

— Ты думаешь, он поверит? — спросила Ньясса-ли. — Нашему рассказу о каком-то альтруистическом обществе, помогающем старикам и больным?

— Конечно, мы эту маскировку уже использовали в разных случаях, но для нашего объекта она будет новой, — напомнила коллеге Хейтнес. — К тому же, как говорит Брора, он еще не взрослый, а его воспитание не предполагает никаких осложнений. Думаю, он нам поверит, особенно когда мы вернем ему мать. Одно это его удовлетворит. Разумеется, следов операции заметно не будет.

— Лучше хорошенько выспаться. — Брора встал из-за стола. — Предстоит сложная работа.

Все встали и разошлись по своим комнатам, Брора продолжал обдумывать предстоящую операцию, Хейтнес — шансы на успех, и только Ньясса-ли в последний раз взглянула в глаза матушке Мастиф.