Как всегда, врагу от этого меньше неприятностей, чем его людям. Его командирская машина входила с юга в долину, где кипела битва. Он уже видел, что началось общее отступление, когда криголиты открыли массированный огонь по его войскам, хотя они пытались пощадить деревню и поля в долине. Массуды продолжали драться за участок земли на восточном конце долины. Их яростные усилия кончились крахом, когда отряд мазвеков обрушился на атакующих и уничтожил целое подразделение. Подофицер приказал оставшимся в живых отступить в возможном порядке.
Вот и еще один клочок земли потерян, устало подумал Кальдак. И эту долину и эти горы, и этих людей придется отдать амплитурам. Не в первый раз предстояло ему предпринимать подобные акции. Повторяемость притупила его чувствительность. Бесстрастно, как какая-то живая машина, отдавал он заученные приказы.
Подкрепления просить нежелательно, это он знал с самого начала, были и другие сражения, и люди были на счету в других местах, чтобы посылать их сюда ему на помощь.
Сейчас и мне предстоит покинуть этот мир, думал он. В этом горе, больше чем чувство долга, поддерживала его честь семьи. Еще один год здесь не воскресит Яруселку, и вряд ли он за это время повернет Амплитур. Он изучал трехмерную проекцию театра боевых действий. Пора уходить в другие горы, в другие долины. География этого мира также лишает надежды, как и его народ.
Когда-нибудь, пожалуй, не останется долин, в которые отступать. Тогда им придется отступать к транспортным кораблям, эвакуационные караваны которых будут сновать туда и сюда по субпространству. В надежде избежать атаки амплитуров, которая непременно последует за их бегством. Они оставят жалкий мир, населенный несчастным, растерянным народом. Амплитуры, по крайней мере, сделают их более уверенными.
Подготовка к отступлению почти закончилась, когда на командный пункт вбежал подофицер. Он тяжело дышал, и его броня хранила следы ударов. У него не было левого уха. Полевые госпитали Кантарии не располагают такой роскошью, как установки регенерации.
— Мой командир!
— Что случилось? — на длинных тонких пальцах правой руки Кальдака покачивался передатчик.
— Мы не можем выбраться.
— Объяснитесь. — Спокойствие Кальдака росло от не такой уж неприятной мысли, что его дух может скоро соединиться с духом возлюбленной. «Яруселка, Яруселка, я устал и тоскую по тебе».
— Мониторы установили в ущелье позади неожиданное появление сил Криголита. У них безусловно есть оружие типа «земля — воздух» с сопровождением. Исходя из сложившейся ситуации, я...
— Я знаком с настоящей ситуацией, боец. Запросите тактический удар у Сил поддержки.
— Это — единственный путь, мой командир? Противник уже рядом. Боюсь, что не получится ударить по ним так, чтобы не понести потерь самим.
— Если то, что вы говорите — правда, то у нас нет выбора, — спокойно, почти безразлично сказал Кальдак. — Без этого они с нами разделаются по одной машине. Мы не можем двигаться вперед, потому что противник энергично наступает и мы не можем двигаться в другом направлении, так как наши летательные аппараты не одолеют пиков, окружающих долину. Может быть, мы и вправду не можем выбраться. По крайней мере, мы сможем захватить с собой много врагов. Хотел бы я знать, как они пробрались сквозь защитный периметр.
— Предполагаю, мой командир, что они давно окопались здесь и ждали только нашего отступления, чтобы выскочить из засады. Или же они только что появились в этом секторе. Некоторые из их новых судов такие скоростные и движутся так близко к поверхности, что их почти невозможно обнаружить обычными средствами.
— Слышал я о них, — устало сказал Кальдак.
Подофицер с беспокойством смотрел на командира. Наконец младший решился напомнить:
— Так как же с ударом?
— Да. Запросите. Скажите им, чтобы они не жертвовали огневой силой ради точности. — Он посмотрел на себя, чтобы убедиться, на месте ли личное оружие. Годами он носил его скорее для формы. Сейчас, наверное, придется его действительно использовать. Проверка показала, что оно полностью заряжено. Этого нельзя было принимать на веру с тех пор, как амплитуры применили в боях бактерию, выведенную генными инженерами, которая лучше всего размножалась в источниках энергии Узора.
— Скажите всем отрядам, чтобы удерживали свои позиции как можно дольше. Мы попытаемся скоординировать удар с силами поддержки. Я попрошу десятиминутную паузу для ориентировки и связи. Тем временем все отряды попытаются вырваться нижним путем. Если это удастся, криголиты сосредоточатся на защите от удара, и часть наших сможет проскочить прежде, чем они отреагируют.
Просьба нанести удар вызвала некоторые колебания в Службе поддержки. Во время отступления с этим всегда сложно. Кальдак громко объяснил, что чем дольше задержится удар, тем меньше шансов уйти у защитников долины. Успех вражеской тактики не смутил его. В этом проклятом мире не всегда можно сказать, что делают даже собственные войска, не говоря о вражеских. Кто-то допустил ошибку, но сейчас не время выяснять. Сейчас время спасаться.
Командная машина, в которой он находился, была медленнее остальных, но с самой тяжелой броней. Он мало заботился о себе, но очень хотел спасти своих людей. Это хорошо отразится на его семье. Его машина, его аппарат будет представлять для противника большую и соблазнительную мишень. Обычно он заэкранирован и прикрыт с флангов, но у него не так много людей, чтобы позволить себе роскошь прикрывающего огня.
Было бы бессмысленно, спокойно думал он, пытаться замаскировать машину командира, которую можно установить даже с помощью примитивного монитора. Он отошлет весь лишний персонал. Они смогут присоединиться на атакующие скользящие машины или на транспортные автомобили. Если машина командира будет первой и наскочит на криголитские позиции, это может спутать противника. По крайней мере, отвлечет внимание. Хорошо защищенная машина могла бы отразить огонь, гибельный для легкой. Если вылазка удастся, откроется «окно» для ухода его людей. Удастся ли такая хитрость? За тысячу лет конфликта обе стороны научились представлять себе в известных случаях тактику друг друга. Он был беспощаден к себе. В данной ситуации всегда есть много стратегических вариантов. На нем как на полевом командире лежало бремя анализа и решений. Если в результате вылазки сможет уйти хоть кто-то из его людей, дело стоит усилий.
Скоро он будет опять вместе с Яруселкой в другом существовании, если таковое есть. Это не так плохо — погибнуть, отдавая приказы, спасающие других. По крайней мере, он не погибнет от плесени под нескончаемым дождем.
После его призыва в группу для командирской машины в добровольцах не было недостатка. За короткое время, которое у них оставалось, они сделали все возможные приготовления. Мало было и времени на прощание. Приказы отдавались по тем участкам коммуникаций, которые не были поражены амплитурским вирусом.
Силы поддержки ударили по позициям противника снарядами с фронта и с тыла. Ни слова не было сказано внутри главной машины. Команда на прощание была занята собственными мыслями. Хронометры отсчитывали время. Скоро вперед.
И вот летательный аппарат поднялся над верхушками деревьев и взял курс на запад, с вооружением и защитными средствами наготове. В ущелье поднимались облака пыли от разбитого гранита и мусора от рассеянных растений. Этого, знал Кальдак, недостаточно, чтобы защитить их от вражеских детекторов. Но отвлечение сил, когда криголиты займутся его машиной, позволит защитить другие транспортные средства с его уцелевшими солдатами.
— Есть реакция? — спросил он.
— Нет, сэр. — Единственная женщина-подофицер делала все возможное по анализу слежения, хотя в нормальных условиях этим занимались три специалиста.
Кальдак не удивился. Из сообщения было видно, что криголиты хорошо укрепились. Они не спешат появиться, пока не убедятся, что бомбардировка окончена.
Они не заметили первой ракеты. Она ударила сзади, слева, выбив главную ось и сократив примерно на треть маневренность. Дымясь и кренясь, командирское судно стало описывать кривую по долине.
Кальдак вцепился в стул:
— Приспособьте заднюю правую для компенсации.
— Сэр, это значительно замедлит ход, — сказал старший техник.
— При максимальной нагрузке эта машина и так движется медленно.
Выполняйте.
Подчиненный молча кивнул, но не сказал ничего, силясь выполнить приказание.
Странно, должно быть, мы смотримся для противника, медленно маневрируя тут на всем виду, подумал Кальдак. Может быть, это их спутает лучше, чем самая ловкая тактика? И ожидаемый ответ действительно пока не наступал. После долгой паузы последовала точно-посланная ракета, выбившая среднюю опору.
Теперь оставалась только одна ось. Потеряв равновесие и передний ход, машина стала медленно снижаться. Сквозь едкий дым, наполнивший помещение, он видел, что они могут приземлиться тяжело, но невредимыми, если не получат новый удар по пути. Скорее по привычке, чем сознательно, он проверил крепость ремней. Земля быстро приближалась. Получив время подумать, он понял, что среди врагов должны быть амплитуры. Криголиты и мазвеки просто уничтожили бы подбитую командирскую машину, а эти по возможности стараются сохранить жизнь, чтобы эвакуировать выживших из Кантарии для «перевоспитания». Его пальцы погладили оружие. Ему не бывать кандидатом в их школы. Он знал об этих местах, где амплитуры работают с людьми, пока те не перестают понимать, за что они сражались и даже кто они такие. Помнят только, что они должны быть слугами Назначения, и не иначе. У Кальдака не было иллюзий насчет своей способности сопротивляться такому внушению. Не сопротивляются молнии, землетрясению и амплитурскому вторжению в психику. Психически он не сильнее среднего. После успешного «перевоспитания» они отправляют «перевоспитанных» в их родные миры, сеять раздор и замешательство. Перерожденный массуд нанесет больше ущерба, чем самое могущественное лучевое оружие.
Уже смутно расслышал он, как подофицер кричит сквозь ветер и пламя:
— Я чист перед моей семьей! Я сделал все, что...
Он перестал слышать голос, и свет померк...
Когда сознание вернулось к нему, в ушах звенело. Насмешливо-злая судьба оставила его в синяках и повреждениях, но живым. Кашляя и задыхаясь, он трижды пытался освободиться от ремней, пока это ему не удалось. Освободившись, он упал на пол. С минуту он пытался подняться и наконец смог это сделать. Сквозь густой дым ничего не было видно. Лучше выбраться отсюда и осмотреться. Тогда можно подумать и о помощи другим.
По памяти он нашел внешнюю дверь. Неудивительно, что электроника отказала, и он отпирал замок вручную. Он с удовольствием вдохнул полной грудью влажный, но незагрязненный воздух. Никого из криголитов или мазвеков здесь не было. Возможно, его машина села в труднодоступном месте. Еще возможнее, что враги просто не дошли пока сюда, но сейчас появятся. Пошатываясь, он направился к полосе леса и чуть не наткнулся на дымящееся тело своего третьего в расчете. Тот был еще жив, но едва дышал. Кальдак стал рвать куски мха и массировать тело зеленью, насыщенной влагой. Только когда форма перестала тлеть, он взвалил подофицера на плечи и пошел в перелесок.
Тут кто-то на хорошем массудском языке приказал ему остановиться. Деревья росли густо, там вполне можно было укрыться, и так близко! Не в силах удержать равновесие, неся раненого, он схватился за оружие. В это время что-то, подобно острому лезвию, ударило его в бок. Посмотрев туда, он увидел маленькую, дымящуюся, черную дырочку в своей форме, под пятнадцатым ребром. Значит, должна быть такая же и сзади. С трудом пробираясь вперед, он попытался объективно проанализировать рану. Какие важные органы, сосуды, нервы находятся в этом месте, а значит, сколько он еще сможет идти? Тем интереснее, что для него это было больше, чем теоретическое любопытство.
Первым последствием выстрела было как раз нарушение движения. Он скорее почувствовал, чем увидел, что падает вперед, а вес тела на плечах ускоряет падение. Раненый застонал, когда они оба свалились. Лишив движения, его, по-видимому, попытались лишить и зрения, подумал он, неподвижно лежа на мокрой земле. Кровь не шла, ранение было прижигающим. Впрочем, в этом мало что было хорошего. Это могло означать медленную смерть. Пальцы его все еще работали, но не в координации с мозгом. Он нащупал оружие, но неизвестно, сколько времени ушло на то, чтобы его снять. К сожалению, плотность компактного прибора кто-то увеличил до уровня нейтронной звезды. И при всей тяжести усилий, он мог поднять его не выше пояса.
Тут сквозь безжалостный дождь он услышал приближающиеся голоса. Резкие, лязгающие звуки характерны для криголитов. Еще какой-то, потише и противный. Должно — быть, мазвекский. Если бы он мог поднять этот проклятый прибор, то нашел бы последнее возражение на неуклонное продвижение Назначения. Но он только ощущал его и почти не видел. Голоса приблизились. Криголит явно нервничал. Если ему повезет, они застрелят его, несмотря на приказ.
Они стали стрелять. Меня увидели, — подумал он устало, пытаясь как-то прицелиться себе в верхнюю часть груди. Если не победы, то хоть ученика не получите. Но предательские пальцы не повиновались. Он выругал их и потерял сознание.
Он очнулся во второй раз. Было темно, и кантарийские звезды с трудом пробивались сквозь тучи. Снова шел дождь, и это увеличивало его неприятное положение, так как влага просачивалась под броню. Его держал подофицер, которого он притащил в рощу.
— Слава Роду, — сказал тот. — Я нашел только одно лучевое ранение. Я так рад, что вы живы, почитаемый командир. Нет, не пытайтесь стоять самостоятельно.
Кальдак почувствовал, что сильные руки подофицера поднимают ею, помогая встать. Он слегка покачивался, оглядываясь. Они были в узком боковом ущелье. Под нависающим валуном было сооружено укрытие из ветвей. Посреди ущелья бежал ручеек.
— Когда ко мне вернулось сознание, вы лежали рядом. Сначала я подумал, что вас убили, но сердце ваше билось. Я принес вас сюда.
— А другие? — Кальдаку казалось, что он спит.
— Не знаю. Я слышал пальбу и видел вспышки на западе. Видимо, противник обнаружил отступающую колонну. Скольким нашим удалось проскочить, трудно сказать. Может быть, это отвлекло их от поисков нас.
— Куда-то они девались, — пробормотал Кальдак. Бок его очень болел, постоянно жгло, словно кто-то оставил там ножик. Он не хотел анализировать тяжесть раны. Близость смерти не изменила его амбивалентности по отношению к жизни.
Подофицер, которого он спас и который отплатил ему тем же, был чужд подобных противоречий.
— Битва за долину закончена, сэр. Когда криголиты насладятся победой, они двинутся дальше. Поэтому надо пробираться на центральную базу. У нас есть шанс.
— Конечно. — Кальдак спрятал свой пессимизм ради товарища. Дорога была тяжелой даже для здоровых массудов. Придется пробираться среди скал и переходить разлившиеся от дождя реки. Он отер воду с лица, в тысячный раз проклиная этот несчастный, неблагодарный мир.
— Я все удивляюсь, как им удалось пробиться в тыл, почитаемый командир.
— Наверно, детектор отказал.
Много легче, подумал Кальдак, обвинять в военной неудаче оборудование, чем людей.
Сквозь дождь и листву он заметил какое-то движение. Теперь подофицеру не придется беспокоиться о трудном пути на базу.
— Они идут, — прошептал он.
Его портупея лежала рядом, куда подофицер положил ее. Он выхватил оружие, как и его товарищ. Они ждали вдвоем в своем протекающем укрытии, благодарные за то, что хоть оно скрывает их. Бежать нечего было и думать. Все силы Кальдака уходили на то, чтобы стоять. Тени передвигались в сумраке, побольше криголитов, поменьше молитаров. Должно быть, мазвеки. Они продвигались с напряженной грацией. Дождь делал мутными их визоры. Их электроника была приглушена, так что трудно было понять, насколько тяжело они вооружены. Один поглядел в направлении шалаша. Кальдак попытался прицелиться.
Зрение его было неверным, рука дрожала.
Субъект в броне повернулся и громко закричал что-то, пренебрегая коммуникатором. Он, видимо, предлагал спутникам приблизиться. Резкое громкое восклицание перекрыло шум ливня. Даже в своем смутном состоянии Кальдак все разобрал.
— Тайро, Эфрем, давайте-ка сюда. Там под дождем крысы.
Изможденный Кальдак опустил оружие, прислонившись к камню, служившему стеной. Он не был уверен в словах, но в источнике их не ошибся. Неизвестный в броне повернулся к двум массудам. С легким звоном он открыл и настроил свой визор. Кальдак прищурился от яркого света.
— Рад видеть вас в живых, почитаемый командир, — сказал солдат на ломаном массудском. При этих обстоятельствах Кальдака не раздражал его страшный акцент. — Вас тут двое, сэр?
Подофицер пояснил:
— Мы использовали наш полевой ХК как приманку. Криголиты пошли на это.
— Да. Эти клопы любят медленно движущиеся мишени.
Тут к ним присоединились еще несколько бойцов, образовавших полукруг около их убежища. Кальдак изучал их лица под визорами, плоские и симметричные в шлемах.
Медичка с красной нашивкой опустилась на колени рядом. Она уже настроила полевой компьютер на массудский модус и занималась диагностикой. Гивистамы быстрее сделали бы это, но они эмоционально не справлялись с условиями линии фронта. Кальдак почувствовал укол в боку и боль стала успокаиваться. Он был очень благодарен за облегчение, пусть временное. Часть сил возвращена ему.
— Сожалею, что мы добрались сюда только теперь, сэр, — сказал нашедший их солдат. Это был молодой мужчина с бледным голым лицом и золотистыми волосами.
— Другие, — услышал Кальдак собственное бормотание. — Остальная часть колонны?..
— Вы говорите о ваших солдатах, которые пытались прорваться? Мы появились, когда они были на полпути, сэр. Их ждали амплитуры и криголиты.
— У Кальдака упало сердце. — Но они не ждали нас. — В тусклом свете Кальдак разглядел блестящие белые зубы землянина. — Мы набросились на них, как тролли, сэр. Рассеяли их всех к черту и ушли. Черт возьми, здорово было!
Кальдак в волнении слушал человеческий голос. Они единственные среди бойцов Узора испытывали такое удовольствие от боя. Но эти расовые недостатки спасли его жизнь и Бог знает сколько жизней его товарищей.
— Можете вы нас отсюда вывести?
— Никаких проблем, почитаемый командир. Теперь эта долина наша.
Кальдак расслышал, но не понял.
— Криголиты впереди... Они окопались и контролируют все критические позиции...
— Напряжение позади, сэр. Когда мы напали на их засаду, то стали продвигаться вперед. Укатали их как следует. И сами потеряли хороших ребят, — добавил он мрачно. — Криголиты — упорные бойцы, но они думают, вместо того, чтобы реагировать, если вы понимаете, о чем я говорю. Они так и не оправились от удивления при нашем появлении. — Он поглядел в темноту.
— Хороший дождь сегодня. Напоминает родину.
Землянка-медичка продолжала работать с его боком, болтая при этом:
— Малокалиберное лучевое оружие. Вам повезло, сэр. Немного левее — и попали бы в позвоночник. — Она улыбнулась ему ободряюще, и он вновь подивился способности людей чувствовать теплоту и приязнь в самых жутких обстоятельствах.
— Это пройдет, фиксировать ничего не надо, — говорила она. — Но могу поклясться, чертовски неприятно. Я предпочла бы, конечно, чтобы этим занялись гивистамские хирурги там, на побережье. Хотела бы я иметь их технику. Никогда этого не будет.
— Я благодарен вам за вашу работу, — сказал ей Кальдак на ее родном языке.
Позади подофицер протянул свою руку. Другой земной солдат стиснул длинные массудские пальцы. Пока солдаты обменивались приветствиями и дружелюбно болтали, женщина-медик взглянула в лицо Кальдаку.
— Я дала вам усыпляющее, сэр. Вам пока лучше не ходить. Через несколько минут мы заберем вас отсюда. Я знаю, как нехорошо вы себя чувствуете на этом дожде.
Кальдак почувствовал, что наступает забытье. На этот раз не от травмы, а от благодетельного успокаивающего средства. Покой разливался по его измученному телу, словно кто-то массировал его изнутри. И еще один голос дошел до него. Он смутно различил офицера с нашивками на правом плече.
— Что здесь такое? — спросил тот.
— Пара ползающих крыс, сэр, — сказал нашедший их солдат. — Один — командир.
— Прошу прощения, — пробормотал Кальдак полузасыпая, — я не уверен, что термин «крыса» используется в нужном контексте.
— Ничего личного, сэр, — сказал офицер, — это просто ваши лица. У людей есть тенденция давать прозвища, особенно — у военных. Заверяю вас, это вовсе не обидно.
— Так как я не знаю, что значит «крыса», я не могу обижаться на это сравнение — нос и бакенбарды Кальдака слегка подергивались под дождем. Офицер поднял глаза.
— Это недалеко отсюда. Когда стали поступать первые рапорты, мое подразделение вызвалось вызволить вас и ваших людей оттуда. Теперь сами криголиты и амплитуры бегут и прячутся. Наши вытаскивают их из темноты. Криголиты не так хорошо справляются с работой ночью под дождем, несмотря на все их снаряжение.
Он помолчал и наклонился поближе. Почти сонный, Кальдак не обращал внимания на капли дождя, падавшие с поднятого визора землянина.
— Ого, да не знакомы ли мы?
— Не припомню, — сонно пробормотал Кальдак. Лекарство продолжало действовать.
Человек начал тихо насвистывать мелодию. В этом деле они мастера. Уже как в тумане, Кальдак узнал мелодию, хотя много времени прошло с тех пор, как ему резали ухо дребезжащие тона.
— Что скажете, — тихо спросил человек, — не лучше ли она звучит теперь?
— Я рад слышать, — ответил Кальдак, сердясь на свою неспособность правильно произносить согласные, — что вы по-прежнему сочиняете музыку, Уильям Дьюлак. — Погружаясь в здоровый, исцеляющий сон, он испытал противоречивое впечатление, увидев своего друга в полевой броне. — Разве люди теперь отправляют на войну и композиторов?
Глава 30
Потом он заснул. Ему снилось, что их машина была дважды атакована на обратном пути в региональный штаб Узора. Ему снился Уилл Дьюлак, в яростной схватке вместе с другими солдатами, командующий все новыми контратаками. Каждый толчок или громкий звук перерастал для него в неприятное ночное видение, смягчаемое только процедурами на медицинской койке. Пока он спал, по прозрачным трубкам, напоминавшим какое-то выпотрошенное фантастическое животное, шла энергия, восстанавливавшая и возобновлявшая его телесные силы.
Где-то как будто далеко, сквозь лекарственный туман, ему слышался собственный голос.
— Я думал, что вы не приемлете все это, что вы всегда выступали против участия в сопротивлении Амплитуру. Вы всегда говорили, что хотите быть цивилизованными, как другие народы Узора, что больше всего хотите, чтобы ваш народ не участвовал в схватке.
— Да. Я все это говорил. Но в конце концов и я не выдержал. — Уилл улыбнулся этой странной людской улыбкой. — Говоря так, я как бы разрывался на части, так что я не мог работать, сочинять музыку, едва мог думать.
— Что же случилось? — спросил какой-то бесплотный голос, который при этом был его собственным.
— С'ван попросил меня сочинить земную музыку на образы, записанные во время битвы на Васарихе. Я ответил, что не думаю, что смогу, но постараюсь. — Он помолчал. — Оказалось, что это было для меня самое легкое, менее всего напряженное сочинение за всю мою жизнь. Музыка наплывала сама, с полной оркестровкой. Почти не требовалось поправок. Я послал ее моему агенту, и на Земле был огромный успех. Люди до сих пор напевают основную тему.
— Я стал продолжать писать в том же духе. Это было легко. Я закончил шестичастную симфонию за час с небольшим. Говорили о Пулитцеровской премии, но я больше не обращал на это внимания. Я хотел работать и дальше в этом смысле, и решил, что должен сам что-то пережить, а не просто сидеть дома и смотреть записи. Быть правдивым в своей работе, писать о том, что знаешь, рисовать то, что видишь, выражать в музыке то, что чувствуешь. Поэтому я решился. И меня продолжали прославлять. Я не просил об этом. Но знаете, у меня это получается. В детстве мой дедушка часто брал меня с собой на охоту на болота. Если не говорить о технологии, это не так ново, как мне казалось. Ведь борьба остается не людской. Организация атаки не так уж отличается от построения симфонии. Вы оркеструете ваши силы и планируете стратегию. Не знаю, как сказать. Это лучше почувствовать. И все внутренние конфликты, вся неопределенность теперь ушла. Тело и ум сражаются, но в душе — мир. Может быть, это и есть человеческое бытие. Знаете, споры об этом бесконечны.
— Я не знал, — с трудом прошептал Кальдак.
— Понятно. Вы ведь долго пробыли здесь, на Кантарии. Я больше не знаю смятения, старина. Я здесь, чтобы сражаться и чтобы музыкально интерпретировать этот конфликт. Это теперь нераздельно. Я знаю много других художников, чувствующих то же самое. Все больше людей приходят сейчас к тому же. В этом есть что-то легкое и естественное. Может быть, биологическое. Что-то происходит с человеком на войне, заставляющее его живее чувствовать и больше понимать, чем в другое время. Если бы вы сказали мне, где сейчас Яруселка, то я уверен...
— Погибла. Больше года назад.
Уилл долго молчал.
— Простите, я не знал.
— Здесь, в этом мире, — пробормотал Кальдак. — Я не мог ее спасти, не мог ничего поделать, мог только смотреть.
Наступила долгая тишина, потом Уилл опять заговорил.
— Если вы не возражаете, я мог бы сочинить небольшую мемориальную вещь в ее честь. Я мог бы использовать массудские тональности, чтобы это было вам более приемлемо.
Люди говорят о своих умерших с воодушевлением, тогда как другие расы — исключительно о живых, это Кальдак знал. Они пишут картины, рассказы, музыку, делают скульптуры о смерти. Это болезненная аффектация, неизвестная народам Узора. Зачем писать о мертвых, если можно о живых? Но эти особенности людей спасли его жизнь.
Один сон сменился другим. Снова Уилл говорил успокаивающе:
— Сейчас мы вне опасности. Пересекаем юго-западный массив. Скоро будем на центральной базе. Там в госпитале для вас зарезервирована именная койка.
Кальдак видел, что его друг окружен фигурками поменьше и разговаривает с ними на непонятном языке. Вот он оглянулся и настроил свой транслятор на массудский.
— Это — кантарийцы. После того, как мы спасли их деревню, некоторые из них решили идти с нами. Хотели помогать. Мне говорили, что это было что-то вроде прорыва. Знаете, Кальдак, если бы не вы, мы все также дрались бы между собой, вместо того, чтобы помогать вам. Кальдак оказался в состоянии повернуть голову и увидел, как маленькие аборигены жмутся к более высокому и крупному человеку. Они были приблизительно того же размера, что гивистамы или лепары. Странно было смотреть, как они толпились вокруг Уилла, который улыбался им сверху вниз, и разговаривали с ним эльфийскими голосами, покуда человек не отослал их. Они почти боготворили его.
«Но ведь так же нельзя, — подумал он. — Разумные существа должны уважать друг друга, как равных».
— Славный народец эти кантарийцы, — Уилл закрыл дверь и вернулся к койке Кальдака. Командиру послышался шум битвы, и Уилл успокоил его.
— Это просто погода. Вы же знаете, какова она здесь.
— Ужасная. Бесконечный дождь и всюду влажность.
— Другие не замечают этого. С'ванские исследователи считают, что она во многом напоминает нашу. Во всяком случае, она менее стабильна, чем в других мирах. Говорят, что в других мирах Узора погода показалась бы нам очень неприятной. Но я думаю, мы везде могли бы чувствовать себя как дома.
— Как цивилизованные существа могут чувствовать себя как дома в таком ужасном месте?
— Кантарийцы же чувствуют.
— Они не цивилизованные.
— Мы — тоже, помните? Может быть, поэтому мы с ними так и ладим.
***
Кальдак думал об этом, когда он проснулся на удобной кровати в главном госпитале центральной базы. Боль была гораздо слабее. Гивистамский медик, осматривавший его, щелкнул зубами от удовольствия, когда командир открыл глаза.
— Сколько прошло, — сразу спросил Кальдак.
— Десять дней, командир. — Медик считывал показания с мониторов. По его команде кровать приняла сидячее положение. Он увидел, что лежит в персональной палате, сообразно рангу.
— Есть ли на базе офицер-землянин, Уилл Дьюлак? Я понимаю, вы можете не знать, но если бы вы навели справки, я был бы признателен.
— В этом нет необходимости, командир. — Он дал Кальдаку пилюлю, которую тот послушно проглотил. — Все знают землянина Дьюлака.
— Разве?
— Естественно, ведь он — региональный командир.
— Региональный командир? — Кальдаку эти слова показались чужими, как будто амплитурскими.
— Да. Много сражений выиграли люди, после того как явились сюда. Они сейчас вытесняют криголитов обратно за континентальную границу. Говорят, что десанты людей уже наносят удары по их складам у подножий восточных гор.
— А что известно о моей группе? Южный сектор, части 2 и 3.
— Те, кто выжил в битве, где вас ранили, сражаются вместе с людьми.
Странная все-таки вещь — война. Верно ли, что ваши воюют лучше в компании людей?
— Не замечал.
Медик, видимо, не расслышал.
— Время ожиданий и надежд. Кое-кто говорит, что люди выгонят криголитов, мазвеков и амплитуров из Кантарии к концу года.
— Невозможно. У врага слишком прочные позиции, он слишком хорошо укрепился. Их линии снабжения безопасны и...
Неожиданно медик перебил его. До сих пор не случалось, чтобы гивистам перебивал массуда.
— Для людей это ничего не значит. Это понятно, ведь они нецивилизованные. Я видел записи. Представьте себе: самые свирепые и агрессивные существа в мире, и при этом — с разумом. Это и есть люди. Хотя, — добавил он после мгновенного колебания, — у них есть хорошая музыка.
Двойные веки моргнули в ровном, мягком больничном свете. Форма медика была украшена значками его специальности.
— Расскажите мне что-нибудь.
— Если смогу, командир. — Он проверил хронометр, и Кальдак отметил длину его пальцев, похожих на когти, слишком больших для его расы. Может быть, они имели какую-то практическую функцию.