- Неподобающие раздумья? - Лицо Эхомбы скривилось. - Что это?
      - Раздумья, не соответствующие либо противоречащие тем, которые утверждены в качестве общего образа мыслей в Тетсприахе.
      - Знаете, - пробормотал Эхомба, - поскольку мы только что прибыли в вашу страну, то не имели возможности узнать, что представляют собой утвержденные раздумья, а что нет.
      - Ага, истинная правда, - поддержал Симна. - Как вы можете арестовывать нас за нарушение какого-то предписания, о котором мы и знать не знаем?
      - Я всего лишь выполняю приказы. Мне велено доставить вас к приходскому священнику. - Пальцы командира передвинулись ближе к рапире, а стоявшие позади напряглись.
      Симна сжал челюсти, и рука его стала подрагивать, но Эхомба движением ладони успокоил приятеля.
      - Разумеется, мы пойдем с вами.
      Северянин изумленно уставился на товарища:
      - Пойдем?
      - Нам не нужны неприятности. К тому же мне хотелось бы узнать, кто это читал наши мысли и каким образом.
      - А мне не хотелось бы.
      - Тогда оставайся. - Эхомба разбудил Алиту, чье непредвиденное и грозное появление мгновенно стерло самодовольные улыбки с лиц полицейских. Выслушав объяснения Эхомбы, огромный кот неторопливо вышел из-за стола. Полицейские попятились, но, повинуясь сигналу командира, оружия не обнажили.
      - Я рад, что вы решили сотрудничать. - Офицер кивнул в сторону кота и благодарно улыбнулся. - Очень рад.
      - Мы только что прибыли и не хотели бы причинять никаких беспокойств. - Эхомба направился к двери. - Давайте сходим к этому священнику и посмотрим, чего от нас хотят.
      Симна немного помешкал, вполголоса прорычал что-то непристойное, потом подхватил свою котомку и поплелся рядом с другом.
      - Тебе лучше знать, что ты делаешь, - шепотом проговорил он, когда полиция выводила их на улицу. - Но мне тюрьмы не нравятся.
      Пастух едва взглянул на своего спутника. Его гораздо больше интересовало то, что их окружает, и люди, которые на них глазели, нежели жалобы северянина. Граждане, населявшие герцогство, сплошь являлись людьми; никаких других человекообразных не было видно. Ни умных обезьян, ни орангутангов, ни шимпанзе или бонобосов. С его точки зрения, это значительно обедняло город, производящий прекрасное впечатление во всех других отношениях.
      С важным видом вышагивая впереди, полицейский офицер вел их по улицам мимо магазинов и ресторанов, жилых домов и мастерских, пока, пройдя через тщательно вымощенную площадь, не остановился перед высокой деревянной дверью большого каменного здания. Его украшали искусно сделанные скульптуры мужчин и женщин, державших всякого рода предметы с выгравированными письменами. Тут были таблицы и свитки, каменные плиты и толстые переплетенные книги. Торжественный вид статуи подразумевал древнюю мудрость и сосредоточение многовековых знаний.
      Помимо этого, различные ученые изображения украшали здание в виде фестонов: химические аппараты и механизмы, чье назначение было Эхомбе неведомо, математические знаки и символы, человеческие фигурки, возводящие мосты, башни и иные сооружения - словом, все указывало на уважение к знаниям и эрудиции. Местным певчим птицам и попугаям такое обилие скульптур предоставляло поистине райские возможности для устройства гнезд.
      Симна был явно озадачен.
      - В такой тюрьме мне бывать не доводилось.
      - У тебя в этой области особо серьезные познания? - сухо осведомился Эхомба.
      - Ага, именно! - весело отозвался северянин. - Одна из граней моего обширного жизненного опыта.
      Пастух усмехнулся, и тут дверь широко распахнул псаломщик в простой белой накидке, расшитой математическими символами.
      - Хотя до этого путешествия я мало времени проводил в городах, но совершенно уверен, что полицию посылают сопровождать людей не куда-нибудь, а именно в тюрьму.
      Помещение, однако, вовсе не было похоже на кутузку. По мере того как они туда проходили, Симна продолжал давать добровольные комментарии относительно их местопребывания. Тут не было ни камер, ни решеток, ни закованных в цепи узников. Внутреннее убранство дома являлось точным духовным и эстетическим отражением фасада; неохраняемые монахи трудились за письменными и лабораторными столами, погрузившись в книги либо оживленно дискутируя на ту или иную научную тему.
      Путешественников провели в просторную комнату, больше похожую на уютную гостиную, нежели на место для допросов, и пригласили сесть напротив пустого резного стола. В комнату вошла троица монахов - двое мужчин и женщина. Все они были среднего возраста и имели очень серьезный вид.
      Как только монахи расселись по своим местам, полицейский офицер шагнул вперед и отдал им честь, приложив ладонь ко лбу, а затем размашисто отдернув ее вниз:
      - Вот те, за кем вы нас посылали, Высокий Книжник.
      Симна наклонился и прошептал другу:
      - Попробую-ка я угадать. Это те самые праведные, высокие и могущественные Блюстители Правильного Мышления. Если хочешь знать мое мнение, выглядят они странновато. Впрочем, мне нравится золотая вышивка на их мантиях.
      - Тебе вообще нравится все золотое, - сказал Эхомба.
      Северянин взвесил слова друга.
      - Не всегда. В детстве у меня была тетушка с полным ртом золотых-зубов. Когда она наклонялась, чтобы меня поцеловать, я каждый раз плакал - боялся, что она меня съест.
      - Держи себя в руках, - предупредил Симну пастух, - и нам, возможно, удастся уйти без всяких осложнений, если их удовлетворит причина нашего посещения этой страны.
      Позади него и несколько справа на задних лапах сидел Алита и занимался тем, что тщательно умывал морду, демонстративно не обращая внимания на то, что затевают люди, будь то друзья или незнакомцы.
      - Добро пожаловать в Тетсприах. - Мужчина, сидевший посередине, сложил на столе руки и улыбнулся путешественникам. Выражение его лица, насколько Эхомба мог судить, было искренним.
      - Странный у вас способ приветствовать чужестранцев, - отозвался Симна не особенно вежливо. Эхомба ткнул его локтем под ребра.
      Женщина сразу же всполошилась:
      - Вы были ранены по пути сюда? Вам больно? Или вы претерпели какие-либо притеснения по пути с гор Анисвоар?
      - Нам не причинили вреда. - Эхомба посмотрел на нее с любопытством. Откуда вы знаете, что мы пришли с этих гор? Ведь мы могли прибыть в вашу землю и с востока, и с запада.
      Симна с сарказмом заметил:
      - А я знаю откуда, длинный братец. Птичка на хвосте принесла.
      Круглолицый монах с блестящими глазками, сидевший слева, выпрямился на стуле.
      - Совершенно верно. - Понизив голос, он пробормотал своим коллегам: Они разговаривали с гражданами?
      - Нет, - возразил мужчина в середине. - Думаю, он просто восприимчивый.
      - Странно. - Женщина пристально рассматривала Симну. - Он не похож на восприимчивого.
      Эхомба поспешил увести разговор от своего товарища.
      - Нам сказали, что мы доставлены сюда, потому что наши мысли не соответствуют образу мыслей, который вы утвердили в вашей стране. Я никогда ничего подобного не слышал. Как можно издать декрет о том, что людям разрешено думать?
      - Не "Что", - поправила женщина. - "Как". Нас волнует образ мыслей народа. А то, о чем они думают, - не наше дело.
      - Совершенно не наше, - добавил монах на дальнем конце стола. - Мы решительные противники вторжения в личную жизнь.
      Эхомба тем не менее сомневался.
      - А указывать людям, как им думать, не является вторжением?
      - Ни в коем случае. - Сияющий монах в центре разжал ладони и положил их на стол. Золотые символы на его мантии запрыгали и замерцали в приглушенном свете, наполнявшем помещение. - Таков путь к преуспевающему и процветающему обществу. Ведь вы не станете оспаривать, что все виденное вами в Тетсприахе говорит о процветании, что люди столь же здоровы и привлекательны, как и их жилища?
      - Пожалуй, - признал пастух. Эти люди не только позволили им с Симной во время допроса не отдавать оружие, но и разрешили коту сопровождать их во внутреннее святилище. Значит, они совершенно уверены. Вот только в чем? Вооруженные служители, сопровождавшие сюда друзей, остались снаружи. Ни у одного из монахов не было даже кинжала. Каким образом они могли защититься, если, к примеру, Симна выйдет из себя и бросится на них с обнаженным мечом? Они сидели за столом с таким видом, словно их не беспокоила опасность, которую могут представлять собой вооруженные иноземцы. На Эхомбу все это производило сильное впечатление. Это и тревожило его, и вызывало у него острое любопытство.
      - Ладно, - вздохнул северянин. - Скажите, что мы должны сделать, чтобы выбраться отсюда? Если это штраф, то мы постараемся наскрести денег и заплатить.
      - О нет. Штраф характерен для примитивных насильственных режимов. Женщина снова улыбнулась ему. - Это все равно что приставить вам нож к горлу посреди улицы. Нам никогда такое в голову не пришло бы.
      - Ни в коем случае, - подтвердил средний монах. - Мы не являемся карательным органом, наказывающим физически либо финансово.
      Симна почувствовал некоторое облегчение.
      - Приятно слышать.
      - Тогда чего вы от нас хотите? - В отличие от своего друга Эхомба не успокоился. - Зачем нас сюда привели?
      - Как зачем? Разумеется, чтобы вам помочь! - Все трое заулыбались еще лучезарнее, чем раньше.
      Услышав такое заявление, северянин утратил самообладание.
      - Что вы имеете в виду - "помочь"?
      Монах слева взглянул на него с бесконечным сочувствием.
      - Конечно же, мыслить надлежащим образом.
      Симне ибн Синду эти слова не понравились. В высшей степени не понравились.
      - Благодарю, но я думаю самостоятельно вот уже почти тридцать один год, и этот процесс вполне устраивает меня в том виде, как он протекает. Живу своим умом, так сказать.
      - О, не беда, - заверил его монах. - Подобной точки зрения придерживается большинство неверно мыслящих, но это легко исправимо. Не беспокойтесь: мы займемся этим в ваших же интересах.
      - Клянусь Гамбралой, мне что, по слогам вам повторить? Я не желаю, чтобы "этим" занимались!
      Эхомба успокаивающе положил ладонь на плечо другу. Но распалившийся Симна сбросил руку, хотя из уважения к товарищу не выпалил тех слов, которые вертелись у него на языке.
      - Почему вас заботит то, как мы думаем? - Пастух обратился к заседателям совершенно спокойным голосом, и тон его выражал почтение и неподдельный интерес. - Мы прибыли из других земель и всего лишь идем через вашу страну. Если повезет, то уже через несколько дней мы пересечем границы Тетсприаха. Тогда наш образ мыслей больше не будет вас касаться.
      Женщина медленно покачала головой.
      - Если бы мы позволили такому случиться, то уклонились бы от исполнения своего долга в отношении нашего собрата. На всех нас тогда следовало бы наложить епитимью.
      - Вы с каждым гостем так обращаетесь? Не думаю, что у вас завязались добрые торговые отношения с соседями. - Симна несколько успокоился.
      - Некоторые из наших соседей склонны прислушиваться к убеждениям, сообщил монах слева. - С другими у нас заключены договоры, которые, к сожалению, запрещают нам подвергать их искуплениям, предусмотренным за незаконное мышление. Однако с вами такого договора нет.
      - И потому, - добавил монах, сидящий в центре стола, - у нас имеется чудесная возможность распространить правильное мышление в таких странах, названия которых нам даже неизвестны! Когда вы вернетесь в родные места, то станете апостолами тетсприахского образа жизни.
      - У меня для вас новость, - огрызнулся Симна. - Я апостол только одного образа жизни: образа жизни Симны ибн Синда. Я весьма им доволен, однако не бегаю туда-сюда, норовя навязать его еще кому-нибудь, как не стану никого заставлять есть мои любимые блюда.
      - С этим мы сумеем справиться. - Человек на дальнем конце стола широко улыбнулся, но за улыбкой таилась скрытая угроза.
      - Никто ни о чем подобном не предупреждал нас, когда мы входили в вашу страну, - проговорил Эхомба. - В противном случае мы обошли бы Тетсприах стороной.
      - Овцевод должен был сказать вам. - Женщина с грустью покачала головой. - Какое небрежное отношение к прекрасному уму. Большая часть его раздумий неправильны.
      Когда Эхомба познакомился с Ламиди Кубертом, он был не в состоянии понять, почему такой общительный и приятный человек выбрал уединенную жизнь высоко в горах. Теперь он понял. Наверное, Роили и помогла ему бежать. Но у обычных граждан Тетсприаха нет собак-колдуний. Богатые и благополучные, они находились в западне. Или, поправился пастух, тела их свободны и лишь умы опутаны сетями.
      - Не знаю, что вы называете правильным и неправильным мышлением, сказал монахам Эхомба. -Знаю только, что мой друг Симна думает так, как он думает, а я думаю так, как думаю я, а Алита думает по-своему - и мы намерены продолжать так думать.
      - Большой кот нас не интересует, - сообщила женщина. - Звери повинуются инстинкту, а не разуму.
      Алита на мгновение прервал умывание, а затем снова принялся вылизывать и оглаживать себя. Видимо, его вполне устраивало то, что прения ведет Эхомба.
      - Но тебя и твоего друга мы наставим на путь истинный. И благодаря этому вы станете счастливее.
      - Я и так вполне счастлив, - злобно отозвался Симна. - И заставлю поплясать любого, кто захочет это опровергнуть! - Его пальцы сжались на рукояти меча.
      Несмотря на явно угрожающий жест, никто из троих монахов за столом не выказал никакого страха. Насколько Эхомба мог заметить, они даже не напряглись. Как им удавалось сохранять полнейшее хладнокровие перед лицом открытой угрозы со стороны явно взволнованного, невоздержанного Симны?
      Их слова были бескомпромиссны, но Эхомба все еще надеялся избежать столкновения. Поэтому он снова попробовал отвлечь внимание монахов от драчливого северянина:
      - А откуда вы узнали, как мы мыслим? Кто-то ведь должен был вам об этом рассказать, иначе вы не послали бы своих служителей в ту таверну.
      - Твоему другу все уже известно. - Монах в центре слегка откинулся на стуле и неодобрительно улыбнулся. - Нам рассказала птичка.
      Обернувшись к двери, он дважды щелкнул пальцами. Симна напружинился, ожидая появления вооруженных служителей. Однако вошел юный прислужник в белом балахоне. На его одежде были вышиты всего два золотых символа. Он нес проволочную клетку с двумя золотистыми попугаями, которые наперебой щебетали и чирикали. Эхомба вспомнил, что видел похожих попугаев среди стаек певчих птиц при входе в Тетсприах. Их также было множество под крышей таверны и стрехами домов и среди каменных скульптур, украшавших это здание.
      Самые заурядные пичуги, может, с более ярким оперением, чем у других птиц. Ни больше ни меньше.
      Поставив клетку на стол, прислужник почтительно поклонился своим начальникам и, пятясь назад, вышел тем же путем, что и явился. Когда он проходил в дверь, Эхомба заметил, что по крайней мере часть вооруженных служителей осталась ждать в прихожей рядом с комнатой. Видно, уверенность монахов, хоть и впечатляющая, полной все-таки не была.
      Средний монах нежно положил ладонь на верх клетки.
      - Это спрайзианские попугайчики. Они очень хорошие подражатели. Большинство попугаев и других птиц родственных с ними семейств способны, слыша человеческую речь, повторять ее. А эти попугайчики могут то же самое проделывать в отношении мыслей.
      - Так вот, значит, как вы шпионите за своими людьми! - Симна сжал губы. - Мы видели этих проклятых маленьких засранцев повсюду. Разве можно сохранить мысли при себе, если такая птичка сидит на каждом подоконнике, на каждой ветке, на заборе у каждого дома, впитывая, словно губка, о. чем и как люди думают? А вы, конечно же, натренировали их, как голубей, чтобы, набравшись чужих мыслей, они возвращались сюда, где вы выдаиваете из них личную жизнь других.
      - Ты выражаешься так, будто это насильственное вмешательство, недовольно проговорила женщина. - Никому не наносится вреда, никто не обращает на попугайчиков внимания, а мир и процветание господствуют во всей стране. - Сунув руку в карман мантии, она что-то оттуда достала и просунула между прутьями клетки. Жизнерадостная пернатая парочка мгновенно слетела с жердочки и начала с жадностью клевать предложенное лакомство. - Кроме того, это красивые и игривые птахи.
      - Не заметил, чтобы кто-нибудь с ними играл, - отозвался Симна. - К тому же я нутром чую, что их не очень-то охотно держат в домах.
      - Не стоит осуждать птиц, - укорил Эхомба друга. - Они не виноваты в том, что их так используют. Сомневаюсь, что они вообще понимают, во что их втянули. - Пастух смотрел, как попугайчики острыми клювами разгрызают и выплевывают шелуху крохотных семян. - Как нам объяснили книжники, они лишь подражают. Слушают и повторяют, но не понимают.
      - Лучших шпионов и не найти, - нахмурился Симна. Он был в полной ярости от этого вторжения в самые сокровенные тайники его души, но из уважения к другу не вытащил меча из ножен.
      - Значит, из того, что вам стало известно от каких-то птиц, вы решили, что наш образ мыслей плох и вы имеете право его изменить. Даже если нас вполне устраивает, как мы думаем. - Пастух посмотрел в глаза по очереди всем книжникам.
      - Вы будете благодарить нас, когда все закончится. - Женщина снова просияла. - Ты, - объявила она, обращаясь к тихо закипающему Симне, станешь гораздо более приятным и менее воинственным человеком, и у тебя появится склонность к глубоким раздумьям.
      - Клянусь Гузпулом, не стоит на это рассчитывать. - Пальцы северянина вцепились в рукоять меча.
      - А ты, - продолжала она, слегка повернув голову в сторону Эхомбы, станешь учителем, который посвятит свою жизнь распространению правильного образа мыслей среди нецивилизованных народов.
      - Похоже, замечательная профессия, - ответил Эхомба. - К сожалению, одна у меня уже есть. Необходимо пасти скот, да и выполнять разную работу на ферме. У меня нет времени для проповедничества. Вам придется поискать кого-нибудь другого.
      - Ты первый человек из вашего народа, посетивший Тетсприах. - Монах, сидевший на другом конце стола, говорил очень убедительно. - Поэтому ты должен стать тем, кто понесет наше учение в свою землю. Это великая честь.
      - Да, - подтвердил книжник в середине. - К тому же у тебя нет выбора. Не трать время и силы на препирательства, поскольку решение уже принято за тебя. - Он ободряюще улыбнулся. - Такова работа книжников - делать за других правильный выбор. Мы предотвращаем множество неприятностей.
      - Зачем же вы причиняете их мне? - Симна ибн Синд уже достаточно всего наслушался. Чтобы Эхомба не попытался остановить его, северянин дерзко шагнул вперед и обнажил клинок. Уловив его мысли, попугайчики перестали есть и забились в дальний угол клетки. Они сидели, прижавшись друг к другу, и их блестящие перышки слегка вздрагивали от того, что птички были вынуждены слушать и впитывать весь поток несдерживаемой агрессии из ума северянина.
      От выходки Симны у книжников с лиц все-таки сошли их, казалось, неувядающие улыбки. Однако никто не вскочил со стула и не попробовал убежать. Никто даже не издал предупреждающего крика, вызывая служителей, стоявших за дверью.
      Вместо этого монах, располагавшийся в центре, проворно нагнулся под стол и извлек оттуда престранного вида приспособление. Оно было размером с человеческую руку, имело рукоять и длинный трубчатый корпус, рифленый на конце и расширявшийся, как цветок. Один палец монах держал на маленьком металлическом крючке, укрепленном на нижней части аппарата. К верхней же его части была приделана маленькая бутылочка или флакон. Она была изготовлена из матового материала, и Эхомба не смог рассмотреть, что содержится внутри.
      Прижав деревянную рукоять к плечу, книжник направил похожий на цветок конец устройства прямо на Симну. Держа обнаженный клинок острием вниз, северянин прищурился, заглядывая прямо в ствол хитроумной штуковины. Не представляя себе механизма ее действия, он не знал, как избежать опасности, о которой, похоже, предупреждала поза противника.
      - Симна, - предостерегающе сказал пастух своему товарищу, - довольно! Стой где стоишь!
      Монах на другом конце стола угрюмо проговорил:
      - Не имеет значения. Нападай или отступай, конец будет один. - Улыбка вернулась на его лицо, правда, уже не столь лучезарная. - И ты подходишь для этого лучше всего.
      - Лучше для чего? - Симна с яростью взглянул на монаха, явно сбитый с толку непоколебимым хладнокровием троицы, сидящей за столом. - Лучше всего я подхожу для этого!
      Подняв сверкающий клинок над головой, он сделал еще один шаг вперед. Эхомба выкрикнул предупреждение, а Алита припал к полу, мгновенно подобравшись.
      Монах, нацеливший устройство, без колебаний нажал на крючок и выстрелил.
      XI
      Кот угрожающе зарычал, Эхомба инстинктивно отпрянул назад. Что же касается Симны, то он быстро наклонился, однако затем снова выпрямился. С виду он остался совершенно невредим.
      Облако порошка, вырвавшееся из ствола замысловатого устройства, поначалу было розовым с малиновым оттенком. Оно на кратчайший миг окутало северянина и потом растворилось в воздухе комнаты. Симна чихнул раз, другой... и громко рассмеялся.
      - Неплохой запах. Тонкий, не слишком сильный. Напомнил мне о некоей девушке, с которой я прекрасно провел время в одном городке на западной оконечности Абрангианских степей.
      - Прекрасно. - Монах опустил аппарат, но не отложил его в сторону. Рад, что это навеяло на тебя приятные воспоминания.
      - Чрезвычайно приятные. - Симна по-волчьи ухмыльнулся книжнику. Приятнее, чем вы можете себе вообразить.
      - Охотно верю. Ты, очевидно, человек бурных страстей. Что до меня - и я не стыжусь в том признаться, - то мои потребности куда скромнее. В этом отношении я тебе завидую, хотя должен сказать, что моя зависть не может трактоваться как восхищение. - Он указал на занесенное оружие северянина. Двое его коллег внимательно за всем наблюдали. - А позволь осведомиться, что ты собирался делать с этим внушительного вида куском стали?
      Симна взглянул на меч в своей руке:
      - С этим? Ну, я собирался... собирался... - Северянин тупо взирал на оружие, словно когда-то знал его назначение, да вдруг позабыл, подобно человеку, который обнаружил в старом шкафу давно затерявшийся предмет одежды и не в состоянии вспомнить, как его носят. Он медленно опустил клинок. Убирая меч в ножны, Симна снова взглянул на троицу инквизиторов и проговорил: - Вот! По-моему, вот что я собирался с ним сделать. - Выражение его лица было точно таким, как у некоторых скульптур, украшавших фасад здания - мечтательное, но не бессмысленное. - Надеюсь, мы не причиняем таким добрым людям, как вы, никаких хлопот?
      - Отнюдь, - заверила женщина, - ровным счетом никаких хлопот. Приятно видеть, как правильно ты мыслишь. Стало лучше, не правда ли?
      -- Безусловно...
      Однако в то время, как Симна говорил, его губы, казалось, боролись с нижней частью лица. Мелкие вены бились на лбу и шее, а на лице выступил пот, хотя в затененном помещении было довольно прохладно. Все в его лице и позе указывало на то, что человек пытается превозмочь себя - и не может. Правая рука сильно затряслась, когда Симна попробовал взяться за рукоять теперь уже убранного в ножны меча. Пальцы судорожно тянулись к оружию и промахивались, тянулись и промахивались, словно их хозяин страдал каким-то недугом.
      Удручающе выглядела и попытка Симны приблизиться к столу. Одна его нога работала достаточно хорошо, зато другая двигаться явно не желала, будто прибитая к полу железными гвоздями. Ухмылка, застывшая на лице северянина, указывала на внутренний - как душевный, так и физический конфликт.
      - Лучше, - кратко закончил монах в центре стола, поднимая свое устройство и направляя его в сторону Эхомбы. - Как может подтвердить твой друг, это ничуть не больно. Всего несколько еженедельных процедур, и твое мышление будет в полном порядке.
      - Именно, - согласился мужчина слева от него. - И тогда ты сможешь свободно выбирать, возвращаться ли тебе на родину, остаться ли здесь, в прекрасном Тетсприахе, или же продолжить свое путешествие. Что бы ты ни решил, решение примет современный, правильно мыслящий человек, не обремененный раздражающим эмоциональным и интеллектуальным багажом, который так уродует большую часть человечества.
      - Мне нравится мой интеллектуальный багаж, - отозвался Эхомба. - Это то, что делает меня индивидом.
      - Как, к несчастью, и присущая человеку тяга к убийствам и дракам. Женщина одарила Эхомбу ангельской улыбкой. - Однако они не способствуют совершенствованию личности.
      Эхомба попытался отклониться, но увернуться от облачка было гораздо труднее, чем от брошенного копья. Когда бледная пыль окутала его, он задержал дыхание, однако понял, что порошок не обязательно вдыхать, чтобы подвергнуться его воздействию. Тонкий аромат являлся всего лишь дополнительным свойством вещества, а отнюдь не показателем его эффективности. Порошок проникал через глаза, губы, кожу рук, щиколоток, шеи и добирался до самого мозга костей.
      Хотя Эхомба твердо стоял на ногах, он ощутил, что его мозг начал зыбиться и куда-то поплыл. Перед ним, похожее на подушку, возникло розоватое облако, маня к себе нежными щупальцами и заслоняя троих книжников. Пастух понимал, что они продолжают внимательно наблюдать за ним. Если только он позволит себе расслабиться и отдаться в объятия тумана, огромное множество внутренних мучений и сомнений, преследовавших его на протяжении всей жизни, исчезнут, рассосавшись столь же безболезненно и быстро, как уксус залечивает укус скорпиона.
      Эхомба стал сопротивляться. Он вызвал в памяти ярчайшие образы Мираньи и детей, подробные до мельчайшей детали. Он вспомнил время, когда рыбачил в ручье, который в деревне использовался как источник пресной воды, и наступил на колючего моллюска. Воспоминание о той боли ослабило действие назойливой пыли, но лишь на краткий миг. Он припомнил особенности споров, что вел со старейшинами деревни, и собственные ссоры с женой, и день, когда они отмечали восьмидесятилетие его матери и пошел проливной дождь. Он восстановил в памяти день за днем все свое путешествие до прихода сюда, каждую мелочь, каждое ощущение...
      Он сделал все, что только мог придумать, дабы сохранить собственные мысли - даже если они были "неправильными".
      - Сопротивляется. - Сквозь дымку и дурман, которые возили захлестнуть его, Эхомба расслышал голос женщины.
      Он по-прежнему звучал уверенно, но не так уверенно, как раньше.
      - Его каналы мышления глубже и лучше защищены, нежели у его спутника. - Это был голос монаха, сидевшего на дальнем конце стола. - Дайте ему еще одну порцию.
      - Так скоро? - проговорил старший монах.
      - Мы не можем потерять его из-за нерешительности. - Тон второго мужчины был добрым, но твердым. - Ничего, не повредит. В худшем случае это будет стоить ему нескольких старых воспоминаний. Не очень большая цена за то, чтобы всю оставшуюся жизнь мыслить правильно.
      Оцепенев в тумане правильного мышления, Эхомба разобрал, что они ему готовят, и пришел в ужас. Каких воспоминаний он может лишиться, если подвергнется повторному воздействию исправительного порошка? Забудет любимые сказки, которые ему рассказывал дядя Уланха? Или как купался с друзьями в чистом пруду у подножия маленького водопада в холмах позади деревни?
      Или его потери окажутся более свежими? Количество скота, принадлежавшего ему в общественном стаде? Умение лечить рану на ноге, накладывать шину на сломанную кость? Чудесные философские беседы, которые они вели с Гомо, старым вождем обезьяньего племени?
      А что, если он позабудет собственное имя? Или кто он такой? Или кем он был?
      Позади Эхомбы Алита наконец очнулся от своей дремоты. Пастух слышал, как большой кот зарычал, однако мягко и неуверенно. Видя, что его друзья стоят перед тремя невооруженными людьми за столом несвязанные и не подвергаются какому-либо иному принуждению, кот даже не был уверен, что с ними что-то неладно. Когда же он поймет, насколько все не так хорошо, как кажется, помогать будет поздно. А шквал мыслеисправляющего порошка из большеротого аппарата может и вовсе лишить его кошачьи мозги способности разумно мыслить.
      Эхомба обязан противостоять воздействию - ради своих друзей и ради самого себя. Он знал, как бороться с враждебной тьмой, но розовый порошок со сладким запахом оказался куда коварнее. Он нес не смерть или увечья, а лишь иной образ мыслей. Однако пастух знал, что-то, как человек думает, определяет, кем и чем он является. Стоит это изменить - и навсегда изменится личность, стоящая за мыслями.
      Пастух отчаянно старался сохранить стойкие, неизменные образы перед своим мысленным взором. Легкий, сладковатый, назойливый аромат порошка заполнил его ноздри, легкие, всю его сущность.
      - Нет! - вскричал он про себя. - Я Этиоль Эхомба. и я думаю так, а не этак. Оставьте мой разум в покое и отпустите меня и моих друзей!
      - Определенно необходима вторая доза. - На лице женщины отражались убежденность и сострадание. - Встань на путь правильного мышления, путешественник! Расслабься, не противься. Клянусь, это сделает тебя более счастливым и добрым человеком.
      - Может, более добрым и счастливым. - Эхомбе казалось, что его голос звучит издалека. - Но я уже не буду тем же человеком.
      Старший монах с сожалением вздохнул:
      - Не хочется мне это делать. Терпеть не могу, когда кто-то лишается воспоминаний, пусть даже самых незначительных.
      - Во имя его собственного блага, - заметил книжник слева. - И блага всего общества.
      - Знаю. - Быстро осмотрев маленький флакон, прикрепленный к устройству, монах поднял металлическую трубу и во второй раз нацелил ее на Эхомбу.
      Пастуха охватил ужас. Розовая дымка больше не застилала его мысли, но и не отступала. Она висела перед ним, словно береговой туман, ожидающий, когда корабль будет брошен вперед течением, чтобы его поглотить, дабы свести индивидуальный образ мыслей Эхомбы к духовному эквиваленту нулевой видимости. Воздействие порошка, усиленное вторым залпом из длинноствольного приспособления, вне всяких сомнений, окажется непреодолимым.
      Эхомба думал изо всех сил. Он сосредоточился на том, чтобы вызвать на передний план мышления наиболее убедительные образы, те, в которых он был бесспорно и окончательно убежден. Он представил себе Миранью и деревню. Он припомнил суровые, но красивые места, где родился, охотничьи и пастушьи тропы, пересекавшие холмы и лощины. Он всматривался в лица друзей и родственников.