- Плеск, - спокойно сообщил Эхомба.
      - Плеск? Посреди бескрайнего болота? Вот уж настоящее откровение. Я и не чаял услышать что-нибудь подобное.
      Как всегда, его сарказм ничуть не тронул пастуха.
      - Ноги, - хмуро проговорил Этиоль. - Множество ног.
      Северянин слегка напрягся. Он посмотрел вокруг и убедился, что помнит, где лежит меч, отложенный на ночь.
      - Ага, ноги. Сколько ног?
      Пастух глянул на товарища сверху вниз; его голос не изменился. Иногда Симна спрашивал себя, изменится ли у Эхомбы голос, если он вдруг увидит конец света? И приходил к выводу, что нет.
      - Тысячи.
      Мрачно кивнув, Симна ибн Синд повернулся и поднял с земли меч.
      VI
      Пульсирующая живая волна надвигалась на них с запада, слегка отклоняясь к северу от островка. На какой-то момент Эхомбе и Симне показалось, что опасность пройдет мимо. Затем волна повернула, и стало ясно, что она искала именно их.
      Ее передний край был неровным, не обычным предсказуемым завитком морской волны, а каким-то ломаным и пенящимся. Причина этого вскоре стала очевидна. На путешественников надвигалась вовсе не волна, а вода, летящая из-под тысяч копыт. Лошади гнали перед собой воду, и пена поднималась, словно туча насекомых, в панике улетающих от пожара.
      Два человека и один кот стояли как вкопанные. Такое решение принять было нетрудно, поскольку ничего иного им не оставалось. Остров, на котором они переночевали, был единственным клочком твердой земли, и как бы отчаянно путешественники ни работали своими шестами, их крепкая, но не шибко скоростная плоскодонка с трудом обогнала бы и черепаху, что уж тут говорить о бешено скачущем табуне.
      Само по себе зрелище было великолепным. Для Эхомбы, никогда не видевшего лошадей, красота и грация этих многочисленных животных явились настоящим откровением. Он не мог предположить, что в пределах одного основного типа тела может наблюдаться такое разнообразие размеров и окрасок. Симна правильно описал это животное - в целом. Лошади действительно походили на зебр, однако если пастух знал только три разных вида зебр, то в огромном табуне, мчавшемся прямо на них, было такое разнообразие животных, какое может разве что привидеться во сне.
      На Симну это зрелище тоже произвело сильное впечатление, но по другим причинам.
      - Никогда не видел столько пород! Большинство из них мне незнакомо.
      Путники стояли на влажной земле, и их обутые в сандалии ступни слегка утопали в рыхлом песке. Эхомба повернулся к Другу.
      - Кажется, ты говорил, что знаешь это животное.
      - Да, несколько мастей и пород, однако ничего подобного я никогда не видел. - Он указал на приближающийся табун. - Мне думается, что никто никогда ничего такого не видывал - ни варвары на плато Кох, которые практически не слезают с коней, ни всадники королей Муренго, считающие обитателей своих золоченых конюшен наиболее ценным достоянием. Человек с крепкой веревкой, опытом и хорошей сбруей нашел бы, чем тут поживиться.
      - По-моему, ты говоришь об отлове и одомашнивании в не совсем подходящем месте. - Алита наконец очнулся от дремоты и рассматривал приближающийся табун. - От этих травоядных прямо-таки несет дикостью.
      Симна фыркнул:
      - Ты смотришь на них просто как на пищу.
      - Нет. Только не на этих. - Кот прищурился, оценивающе глядя на лавину сильных ног и длинных шей. - Вообще-то среди такого плотного стада я мог бы кого-нибудь быстренько убить и присесть, чтобы покушать, но от этих травоядных пахнет паникой и отчаянием. А бешеный скот ведет себя ненормально. Такие твари скорее всего набросятся на меня и растерзают. Мне нужна добыча в здравом уме.
      - Значит, они действительно безумны. - Эхомба, опершись на копье, пристально всматривался в несметное число лошадей, которые по мере приближения к острову начали замедлять бег. - Интересно, почему? На вид вполне здоровые животные.
      - Обрати внимание на их глаза, - посоветовал Алита. - они должны смотреть вперед. А у этих они вращаются, словно заблудились в глазницах.
      Разбрызгивая воду на отмели, передние ряды лошадиного полка выскочили к острову с тремя его обитателями. Как и говорах кот, у многих взгляд блуждал дико и беспокойно, всматриваясь в пустоту или задерживаясь на всем подряд, созерцая видения, неведомые трем напряженным, но любопытным путешественникам. Несколько жеребцов обнюхивали лодку, вытащенную на берег и привязанную тонкой бечевкой к дереву. Один укус крепких зубов мог порвать веревку. Либо вес крупных тел мог превратить суденышко в щепки, и друзья оказались бы на островке отрезанными от мира. Эхомба понимал, что если бы табун захотел это сделать, ничто не смогло бы остановить лошадей.
      Мысли Симны вертелись вокруг того же.
      - Что бы они ни делали, не пытайся им мешать. Они, похоже, и так на грани срыва. Не стоит их дразнить.
      - Я их и не дразню, - тихо возразил пастух. - Это не в моем характере. Впрочем, кто знает, как вести себя с ненормальными?
      - Спокойно, - посоветовал Алита. - Мне уже приходилось сталкиваться с паникующими стадами. Важно твердо стоять на месте. Только побеги - и тебя затопчут.
      Тревожная тишина повисла как над замершими путешественниками, так и над табуном. Даже водяные птицы и насекомые, находившиеся вблизи островка, примолкли. На лицах двоих людей выступил пот, а кот затаил дыхание. Лошади тем временем спокойно наблюдали за ними. Некоторые нагнули головы, чтобы пощипать около ног растения, не затоптанные в грязь, другие трясли гривами и, разбрызгивая воду, неуверенно били копытами по отмели.
      Привстав на цыпочки, Эхомба пытался заглянуть им за спины, чтобы оценить численность табуна. Но не мог. Грациозных шей и изящных голов было тысячи. Если лошадей что-нибудь напугает, если в припадке безумия они бросятся вперед, то путешественники неизбежно окажутся под их копытами, беспомощные, как мыши.
      Симна шептал про себя названия пород и разновидностей. Пегие с белой гривой и гнедые, серые и крапчатые, красновато-бурые и чалые, пегие, паломины [лошадь с золотистой шерстью, белыми гривой и хвостом, часто с белыми отметинами на морде и ногах, разводится главным образом на юго-западе США.] и аппалусы [порода выносливых верховых лошадей, выведенная на северо-западе США, чубарой масти, с вертикальными полосами на ногах.]. Мощные першероны и шайры [тяжеловозная порода лошадей.] заслоняли маленьких, но крепких пони; тарпаны [дикая лошадь.] храпели позади мустангов; чистокровные скакуны держались отчужденно и гордо. Восьминогие слейпниры отпихивали черных кобылиц с глазами без зрачков. Мезогиппусы [род ископаемых трехпалых лошадей (высота в холке до 60 см), в раннем олигоцене жили на территории современной Небраски и Южной Дакоты.] подталкивали анхитериев [ископаемая трехпалая лошадь размером с пони. Были широко распространены в Евразии в неогене.], а гиппарионы [Гиппарион - род ископаемых трехпалых лошадей (высота в холке до 1,5 м). Существовали с верхнего миоцена до конца плиоцена.] и гиппидоны нервно терлись друг о друга мордами.
      - Наверняка в той стране, откуда ты пришел, нет такого количества пород, - прошептал Эхомба своему другу.
      Северянин был ошеломлен многообразием, развернувшимся перед его взором.
      - Этиоль, я не думаю, чтобы столько пород было в какой угодно стране. Или во всех странах. Мне кажется, что мы видим не только всех лошадей, которые существуют, но всех, которые когда-либо существовали. В силу неких загадочных причин они оказались здесь, как в западне, и сошли с ума.
      - Знаешь, Симна, по-моему, они выглядят не столько помешанными, сколько расстроенными.
      - Какая разница, если их что-то напугает и они ринутся в нашу сторону? Их расстройство погубит нас так же несомненно, как и их помешательство. Он бросил взгляд на неба. Не считая нескольких белых прожилок, оно было безоблачным. Стало быть, гром не испугает табун.
      Однако животные, величественные и настороженные, не уходили.
      - Давай что-нибудь предпримем, - предложил северянин.
      Эхомба кивнул.
      - Ты знаешь этих животных лучше, чем я.
      - Не уверен. - Повернувшись, Симна начал пересекать остров, стараясь не делать резких движений. По дороге он подобрал меч. Эхомба тоже осторожно пошел, Алита поплелся следом.
      Пастух обернулся:
      - Они за нами не идут.
      - Ладно. Теперь поглядим, что будет, если мы повернем на север. - Так он и поступил.
      Позади послышалось громкое шлепанье по воде, которое означало, что часть табуна пришла в движение. Когда путешественники достигли восточной оконечности островка и снова увидели отдаленные, подернутые дымкой холмы, они обнаружили, что табун несколько переменил свое положение, снова преградив им путь.
      Убедившись в справедливости того, о чем им рассказывали, Симна кивнул собственным мыслям:
      - Обезьяна была права. Они никого не пропустят. Мы можем идти на восток, на запад или назад, но только не через болото.
      - Нам необходимо пересечь его. Я и так уже слишком далеко забрел от дома, и к тому же мы не знаем, сколько еще топать до Хамакассара. Мне не хочется терять месяцы, обходя это место, тем более что наполовину мы его уже прошли.
      Симна поковырял ногой влажный песок.
      - А ты поинтересуйся, почему они не желают никого пропускать...
      Пастух кивнул:
      - Да. Пожалуй, так и надо сделать.
      - Эй, долговязый брат, я же не в буквальном смысле...
      Северянин и Алита, напрягшись, следили, как высокий пастух двинулся вперед, пока не зашел по колено в теплую воду. Два-три коня из тех, что были поближе к пастуху, настороженно на него поглядели. Большинство же либо игнорировали Эхомбу, либо продолжали вращать глазами.
      - Он может с ними разговаривать? - Черный кот запустил когти во влажную, бесчувственную землю.
      - Не понимаю как. До сегодняшнего дня Этиоль утверждал, будто никогда даже не видел лошади. - Симна глядел в спину своему другу. - Однако я научился не недооценивать нашего скотолюбивого спутника. Он кажется простаком - пока не сделает что-нибудь необычное. - Северянин показал на котомку, которая висела на высоких худых плечах. - Может, какой-нибудь деревенский старейшина снабдил его зельем, позволяющим беседовать со зверями...
      Но Эхомба не полез в мешок. Он просто стоял в полный рост в мелкой воде, крепко сжимая в руке копье. Симна знал, что при умелом использовании это копье способно сеять панику и ужас. Но такие действия могли только ухудшить положение, принимая во внимание, что путники оказались бы прямо на пути панически несущегося табуна.
      Подняв левую руку, Эхомба обратился к лошадям на человеческом языке, громко и четко выговаривая слова:
      - Нас предупреждали, что вы никому не позволяете пересечь болото. Нам говорили, будто это происходит из-за того, что вы психически неуравновешенные. Я вижу необузданность и великую красоту, но не сумасшествие. Лишь растерянность и сопутствующую ей скрытую ярость.
      Услышав пронзительный голос пастуха, некоторые лошади начали нервно двигаться, и Симна приготовился бежать, хотя бежать было решительно некуда. Тем не менее в целом табун сохранял спокойствие. Никакого ответа на слова Эхомбы не последовало.
      Любой другой повернулся бы и ушел, побежденный всеобщим молчанием. Но только не Эхомба. В его голове уже скопилось слишком много вопросов. Она была битком набита ими - до такой степени, что больше он терпеть не мог. Поэтому перед лицом неминуемой смерти пастух предпринял еще одну попытку.
      - Если вы не разрешаете нам пройти, то по крайней мере объясните почему. Я думаю, что вы не безумны. Мне бы хотелось уйти, зная, что вы и не глупы.
      И снова никакого ответа - во всяком случае, словесного. Однако вперед выступил конь невиданной породы. Его белая шкура блестела, как металл, а необыкновенно длинная грива напоминала тонкие полоски кованого серебра. В лучах солнца он больше походил на произведение скульптора, нежели на живое существо, на что-то придуманное, нарисованное и затем высеченное из камня.
      - Я - Аргентус. - Конь говорил нежным голосом, хорошо поставленным сопрано. - Порода, которой еще не существует. - Его прекрасные и печальные глаза смотрели на потрясенного Симну.
      Вот бы на таком жеребце, думал северянин, прогарцевать по развеселому Сабаду или въехать во Вьоралу-на-Баке! Девушки от восторга прямо выпрыгивали бы из окон. К сожалению, он понимал, что этот восхитительный конь не для езды. Ведь он сам признался, что его еще нет. Почему-то Симну это не удивляло.
      - Лошади не могут говорить, - решительно заявил северянин, отрицая свидетельство собственных органов чувств.
      Прямой и проницательный взгляд животного смутил воина. У Симны возникло неприятное ощущение, что это создание не только умно, но и гораздо умнее его самого.
      - Мои собратья действительно не могут. - Роскошная грива заструилась серебристыми ручейками, когда говорящий повел безупречной головой. - Но я из завтрашнего дня, где животные разговаривают. Поэтому я выступаю от имени всех. Ты прав, человек. Здесь представители всех лошадей, которые существуют, всех, которые когда-либо существовали, и тех, что еще появятся. Во всяком случае, до определенного времени. - Демонстрируя общие черты со своими разнообразными родичами, он ударил по воде и грязи копытом, словно отлитым из чистого серебра. - Я не знаю никого, кто появился бы после меня.
      Этиоль Эхомба был слишком сосредоточен на собственных мыслях, слишком простодушен, чтобы его ошеломило или испугало услышанное.
      - Почему вы никому не даете перейти через болото?
      - Потому что мы злимся. Не безумны, как утверждают другие люди, которые приходят и сталкиваются с нами. Не сошли с ума. Мы поступаем так, потому что растерянны. - Конь вновь повел величественной головой, и опять зарябили извивы серебряных волн. - Каждый из нас оказался здесь плененным. Я не знаю, может быть, есть нечто в этом тяжелом влажном воздухе или в полутеплой воде... Знаю только, что, как бы быстро мы ни бежали, выбиваясь из сил, мы не можем освободиться от хватки этой сказочной топи. Она держит нас, поворачивая обратно каждого в отдельности и весь табун вместе, как только мы стараемся вырваться на свободу. Нам не грозит никакая опасность. - Конь бросил быстрый и отнюдь не испуганный взгляд на немигающего Алиту. Здесь есть хищники, но мы держимся вместе, и ни один зверь, как бы голоден он ни был, не рискнет напасть на такой большой табун. Здесь изобилие корма, разнообразного и питательного. - Он чуть улыбнулся тем единственным движением морды, которое благодаря выразительным губам у лошадей получается даже лучше, чем у людей. - И, разумеется, тут избыток воды. Однако покинуть болото мы не в состоянии. Кони прошлого, настоящего и будущего - все мы находимся в западне. В общей растерянности и злости мы давным-давно поклялись, что поскольку сами не в силах вырваться из этого места, то и никто не пройдет через него. Таким образом мы выражаем свое единство, свою стадность. Свою лошадиность. Вам тоже придется повернуть и идти назад.
      - Будьте благоразумны. - Почувствовав себя несколько безопаснее, несколько смелее, Симна вошел в воду и встал около друга. - Мы не желаем вам зла и не виноваты в том, что с вами случилось.
      - Я не против благоразумия, - честно признался Аргентус, - но прежде чем быть благоразумным, я должен быть лошадью. Солидарность - сущность табуна.
      - Вы все в то или иное время проходили этим путем, и все попали в ловушку. - Эхомба подпер подбородок свободной рукой. Симна смотрел на пастуха, и ему казалось, будто он слышит, как тот думает. - Должно быть, очень утомительно бежать по воде. Возможно, будь у вас под ногами более твердая поверхность, вы скакали бы быстрее и легче. - Эхомба встретился глазами с Аргентусом. - Вероятно, вы даже сумели бы найти способ, чтобы убежать отсюда.
      - Беспочвенные гипотезы являются источником разочарований, - скорбно пробормотал еще не существующий конь.
      - Согласен, однако без гипотез не бывает следствий.
      Симна воспрянул духом, увидев, как Эхомба молча скинул с плеч свою невзрачную котомку.
      - Ну-ка скажи мне, не-чародей, какое диво ты намерен извлечь из этого рваного мешка? Перекинешь через болото радужный мост? Клубок бечевки, которая превратится в дорожку? - Он с нетерпением глядел на друга. Алита, симулируя безразличие, не удержался и тоже посмотрел, что собирается делать скромный пастух.
      - Я ничего такого не умею. - Копаясь в мешке, Эхомба кинул неодобрительный взгляд на своего преисполненного надежд товарища. - Ты ожидаешь слишком многого от простых деревенских жителей.
      - Даже если и так, - отозвался Симна, не отрывая глаз от котомки, - то лишь потому, что уже знаю, на что способны простые деревенские жители.
      - Тогда ты, возможно, будешь разочарован. - Пастух наконец вытащил руку из недр мешка. - У меня есть только это. - Он держал маленькую желто-коричневую пятиногую морскую звезду величиной не более нескольких дюймов.
      Симна неуверенно насупился.
      - Похоже на морскую звезду.
      - Так оно и есть. Память о побережье моей родины. Камушки, которые ношу в кармане, я собирал сам, но перед уходом посмотрел не все, что положили мне в мешок друзья и родные. На это я наткнулся много дней назад.
      - Точно, морская звезда, самая заурядная. - Наклонившись, Симна принюхался. - Пахнет прибоем и морем. - Он был весьма разочарован. - Какая от нее польза? Разве только напоминать тебе об океане? Или ты намерен сунуть ее под нос этому жеребцу в надежде, что он влюбится в соленую воду и, освободившись от загадочных оков, которые его тут держат, поведет весь табун к побережью ближайшего моря?
      - Что за дикое предположение! - Эхомба пристально рассматривал маленькое тонконогое иглокожее, чьи раскинутые конечности даже не закрывали его ладони. - Ничего подобного произойти не может. Ты меня удивляешь, Симна. Мне казалось, что ты человек рациональный, не склонный к нелепым фантазиям.
      - Это у меня нелепые фантазии?! - Симна, глубоко уязвленный, ткнул обвиняющим перстом в невзрачного обитателя песчаного дна. - И что же ты предлагаешь: скормить его завтрашней лошади, чтобы она оказалась на море?
      - Теперь ты говоришь уже настоящий вздор, - пожурил его Эхомба. С этими словами он повернулся налево, отвел руку назад и как можно дальше швырнул крохотное пятиконечное беспозвоночное.
      Озадаченный Симна следил, как летит морская звезда, вращаясь вокруг центрального узла своего твердого высушенного тела. Алита тоже проводил ее взглядом, а Аргентус наблюдал за полетом с видом отрешенного превосходства. Морская звезда описала дугу и упала в стоячую воду с легким всплеском. И сразу скрылась из виду.
      Симна смотрел во все глаза. Алита тоже. Аргентус отвел взгляд. Но тут же обернулся.
      Что-то произошло с болотом в том месте, где исчезла звезда. Поверхность воды замутилась и будто закипела. При отсутствии геотермальной активности болотная вода пузырилась и пенилась. Шквал радостного ржания пронесся в воздухе, словно оркестр духовых инструментов принялся исполнять аллегро какого-то безумного композитора. Симна отступил к ближайшему дереву.
      - Осторожно, братец. Если они запаникуют...
      Но этого не случилось. Более пронзительное, резкое ржание взлетело над смешанным хором. Признавая за Аргентусом превосходство, табун повернулся к нему в ожидании приказа. Конь рысью пробежал вперед и назад между рядами лошадей и берегом, успокаивая самых нервных. Огромный табун остался стоять на месте, прислушиваясь и внимательно наблюдая за происходящим.
      В том месте, куда упала морская звезда, бурлящая вода сначала помутнела, а затем сделалась темной от ила. Кипение на поверхности стало распространяться во все стороны, но не концентрическими кругами, как можно было бы ожидать, а по совершенно прямым линиям. Их было пять, расходящихся из пузырящегося центра, и каждая соответствовала ноге уже невидимой морской звезды. Полоски всплывающего ила, отдаляясь от своего истока, постепенно расширялись, пока каждая не достигала сначала пяти, потом десяти и, наконец, двадцати футов в ширину. Одна из дорожек пролегла прямо мимо острова, между табуном и песчаным берегом.
      Так же быстро, как и началось, кипение и пузырение стало ослабевать. После них оставался осадок ила и грязи, поднявшихся со дна. Когда бурление прекратилось, все это начало густеть и застывать, образуя широкие твердые дорожки. Их было пять, каждая соответствовала ноге морской звезды. Они поднимались всего на один-два дюйма над поверхностью воды. Эхомба надеялся, что этого окажется достаточно.
      - Вы слишком долго бегали по воде. - Он указал на чудесные дорожки из грязи. - Попробуйте пробежаться по ним. Может, вы даже отыщете путь, по которому доберетесь в родные места.
      Аргентус неуверенно ступил на поднявшуюся со дна насыпь. Эхомба затаил дыхание, но затвердевшая грязь не обрушилась под тяжестью коня, не осела и не превратилась снова в месиво из земли и воды. Осваиваясь, Аргентус медленно повернулся и ударил по поверхности передним копытом. Когда же он вновь посмотрел на путешественников, Эхомба увидел, что конь беззвучно плачет.
      - Не знал, что лошади могут плакать, - заметил пастух.
      - Я умею разговаривать, так почему бы мне не уметь плакать? Не знаю, как вас отблагодарить...
      - Пока не надо благодарностей, - предупредил Эхомба. - Вы по-прежнему здесь, посреди болота. Сначала посмотрим, выведут ли дорожки вас на свободу. А когда вас здесь не будет, то ладно, можете поблагодарить меня. Пастух улыбнулся. - Как бы далеко вы ни были, я вас услышу.
      - Не сомневаюсь. - Повернувшись, Аргентус встал на дыбы, ударил передними копытами по воздуху. С гривой, сверкающей в дымке солнечного света, он был похож на отлитый из чистого серебра обелиск. Аргентус пронзительно и радостно заржал, и тысячи ушей повернулись в его сторону. Табун снова зашевелился, но это движение порождалось надеждой, а не тревогой.
      Сначала робко, а потом все смелее небольшие группы начали отделяться от табуна. Тяжеловозы и пегие лошади пошли по одной из временных дорог. Рысца вскоре сменилась энергичным кентером [легкий галоп], а затем радостным, безудержным галопом. Грохот тысяч копыт сотрясал болото, и маленький островок дрожал.
      Гиппарионы и эогиппусы вели лохматых первобытных лошадей в другом направлении, выбрав иную дорогу, как, собственно, им и подобало. Они убегали не только из западни болота, но и из современной среды. В этом мире некоторые из них останутся, однако во всех других они будут бежать назад сквозь время, как по лугам и полям.
      Восьминогие слейпниры и нарвалорогие единороги вздымали только что образовавшуюся пыль на третьей дорожке. Крылатые кони легко и низко скользили над тропой, ведущей к свободе. Все разнообразие воображаемых и выдуманных лошадей собралось в этом замечательном табуне. Здесь были кони с горящими красными глазами и вырывающимися из ноздрей языками пламени, кобылицы со шкурой из брони и лошади величиной с бегемота. Некоторые из них поддерживали водяных коней, которые из-за своих перепончатых передних ног и рыбьего крупа не могли скакать наравне с собратьями.
      Две дороги оказались никем не заняты.
      Аргентус скакнул вперед, к путешественникам. Грохот, поднятый разделившимся и рванувшим на волю табуном, уже начал стихать. Серебристая морда ткнулась Эхомбе в лицо и шею. Даже на таком близком расстоянии Симна не мог определить, была ли кожа животного из плоти или выкована из невообразимо тонкого серебра.
      Пастух положил ладонь на морду коня и нежно погладил. Зебрам нравилось такое прикосновение, и, похоже, Аргентусу тоже. Как бы он ни превосходил их и, возможно, был даже умнее людей, но тем не менее отозвался на ласку радостным сопением и фырканьем.
      Затем конь отпрянул назад, повернулся и вскочил на одну из двух еще не занятых дорожек. В последний раз взмахнув искрящейся гривой и серебряным хвостом, он помчался по пустынной тропе - один.
      Мало-помалу на болото стало возвращаться птичье пение, переросшее в полноголосый пернатый крик. Невнятное бормотание и сварливый писк снова наполнили неподвижный воздух. Из близлежащих зарослей высокого тростника в небо величественно взмыла стая зеленых цапель. Жизнь болота входила в свою колею.
      Вдалеке, в самых разных направлениях, пыль, поднятая тысячами копыт, стала оседать. Края дорожек уже начинали крошиться, мгновенно затвердевший ил расползался под терпеливым воздействием воды.
      Забросив котомку за плечи, Эхомба двинулся вперед.
      - Поторапливайтесь. Надо воспользоваться этой дорожкой, пока по ней еще можно пройти.
      Симна, хотя в душе его и терзало беспокойство, не решившийся мешкать, когда пастух велел пошевеливаться, подхватил свой мешок и зашлепал по мелководью вслед за другом. Алита поплелся за ними ленивым шагом.
      Северянин оглянулся на остров:
      - А как же лодка?
      Эхомба перебрался через тропу, по которой убежал Аргентус. Это был не их путь. Он вел в будущее, а у Эхомбы были дела в настоящем. Пастух энергично шагал по воде к следующей дороге. Симна тащился сзади, изо всех сил стараясь не отставать. Кот продвигался вперед легко, но время от времени останавливался, чтобы отряхнуть от воды то одну, то другую лапу.
      - Если мы поспешим, пока дорожка окончательно не раскиснет, то лодка нам не понадобится, - сообщил Эхомба своему спутнику. - Придется немного пробежаться, но мы должны выбраться из этой низины до вечера.
      Вскарабкавшись на вторую тропинку, он поглядел в сторону острова.
      - Надеюсь, старая обезьяна отыщет свою лодку. Как только люди обнаружат, что путь через болото не преграждают сумасшедшие лошади, они начнут выяснять, что к чему. У меня такое чувство, что орангутанг появится тут одним из первых. - Эхомба зашагал по сухой ровной поверхности прямо на север. - Я не чувствую угрызений совести из-за того, что мы не вернули лодку. Более важные дела зовут нас вперед, да к тому же ты существенно переплатил за это суденышко.
      - А мне казалось, что ты не обращаешь внимания на низкий торг... Симна трусил рядом с другом, разбрызгивая болотную воду, которая стекала у него по ногам.
      По мере того как путники бежали, обочины дороги продолжали медленно, но верно погружаться в мутную воду. Алита обгонял друзей, затем присаживался и вылизывал лапы, покуда люди не пробегали мимо, затем вскакивал и опять вырывался вперед. Он это проделывал до тех пор, пока ноги не высохли окончательно, что удовлетворило его тщеславие.
      - Пять дорог из пяти ног морской звезды, - вслух бормотал Симна. Одна для теперешних лошадей, одна для воображаемых, одна для тех, которые живут как в прошлом, так и в настоящем, и одна для лошадей будущего...
      - А пятая дорога не для лошадей, а для нас, - закончил за него Эхомба.
      Северянин кивнул:
      - А что, если бы у тебя оказалась четырехногая морская звезда?
      Эхомба на бегу глянул на друга.
      - Тогда мы бы снова плыли в утлой неповоротливой лодке, изо всех сил орудуя шестами и надеясь, что лошади не оставили позади себя ничего такого, что преградило бы нам путь. Но так, как сейчас, лучше.
      - Да, - согласился Симна, труся посередине растворяющейся тропы, - так лучше. Скажи-ка мне вот что: как неволшебник воздвигает пять дорог из самой сердцевины топи с помощью всего лишь высушенной морской звезды?
      - Я здесь ни при чем. - Эхомба перехватил копье, чтобы нести его строго параллельно земле.
      - Ага. Уже слышал что-то подобное. Ты всегда ни при чем. - Северянин язвительно улыбнулся.
      - Морскую звезду дала мне Меруба. О бухточках, которые изрезали наше побережье, она знает больше, чем кто-нибудь еще в деревне. Много раз я видел, как старуха заходила в воду дальше, чем отваживались самые смелые рыбаки. Она, похоже, всегда знала, куда надо поставить ногу. Она мне сказала, что если я когда-нибудь окажусь среди воды и не на что будет опереться, то эта морская звезда мне поможет.
      Симна увидел, что расползающаяся дорожка ведет прямо к ближайшему из невысоких, округлых холмов, которые вплотную подступали к северному краю Джарлемонских болот. Он надеялся, что твердая грязь под ногами не успеет раствориться. Скорость, с какой дорога разрушалась, похоже, росла.
      - Любопытно, какое колдовство удерживало здесь лошадей? - спросил Симна.
      - Как знать? Это могла быть всего-навсего неразбериха. Неразбериха великий притеснитель, опутывающий своими сетями как людей, так и животных. Однажды начавшись, она сама себя вскармливает, становясь все сильнее с каждой новой неопределенностью, которую она присовокупляет к своему обрюзгшему телу. Возникает прочная преграда, которую трудно преодолеть. Эхомба пожал плечами. - Или это могло быть проклятием, хотя кто станет проклинать таких красивых созданий? Или деянием Природы.
      - Мне такая Природа неизвестна. - Сандалии Симны победоносно шлепали по разрушающейся, но пока еще твердой поверхности.
      - Существует множество Природ, Симна. Большинство людей смотрят на мир и видят только одну, ту самую, которая воздействует на них в тот определенный момент. А чтобы увидеть все, надо заглянуть глубже. Надо больше времени проводить в деревне и меньше - в городе. Тогда научишься видеть разные Природы.
      - Ага. И одна-то доставляет предостаточно хлопот. И мне, знаешь ли, нравятся города. Там есть таверны, и постоялые дворы, и дружеские компании, и водопровод, и сетки от надоедливых летающих тварей... - Северянин, скача вприпрыжку подле своего друга, словно антилопа, искоса взглянул на него. Не каждому нравится жить в глуши и быть слугой у стада тупого скота.
      Эхомба мягко улыбнулся.
      - Наумкибы служат скоту, а скот служит нам. Так же как и овцы, и куры, и свиньи. Нас такое положение вполне устраивает.
      - Тысяча благословений вашей простой деревне, и простым людям, и простой жизни. Что до меня, то я стремлюсь к большему.
      - Надеюсь, что ты получишь то, к чему стремишься.
      - Конечно, получу, будь спокоен! Главное, вцепиться в тебя, как клещ в собаку, пока мы не доберемся до сокровища. Ты ведь не думаешь, будто я верю всей этой чепухе насчет самозабвенной любви к пастушеству и желании всегда жить в домах из камней и китового уса под тростниковой крышей?
      - Когда-то мне казалось, что веришь. Но ты много раз показывал мне, как я ошибаюсь.
      - Правильно, клянусь Чокууном! Так что и не мечтай отделаться от меня, как от старой рубахи, с помощью россказней о том, как ты обожаешь ухаживать за паршивыми овцами или больными коровами. Ты мужчина, как и я, и тебе хочется того же, чего хочется всем мужчинам.