ПРОЛОГ
Возьмите божественных масштабов бутылку, наполненную стопроцентной ночью, разлейте ее на нескольких десятках световых годов, и вы получите феномен, который человечество называет Бархатной Дамбой. Темная туманность такой плотности, что ни одна близкая звезда не может заставить ее светиться, Дамба непроницаемым занавесом отгородила значительный участок пространства. Сквозь нее в обитаемый район, известный под названием Федерация Хьюманксов (людей и транксов), не пробиваются лучи ни одного солнца. Сквозь эту обширную черную стену нельзя осуществить связь, даже послать поздравление с днем рождения.
Туманность расположена выше выступа Федерации и примерно параллельно галактическому экватору. Но так как запретный плод сладок, хьюманксы уже начали исследования по краям туманности.
Для космического зонда один полет ничем не отличается от другого. Для его не знающего усталости мозга безразлично, где добывать новую информацию: за считающейся неисследованной Дамбой или на поверхности спутника Земли. Впрочем, зонд совсем не был глуп. Огромные расстояния, которые преодолевают эти исследовательские машины, делают невозможным постоянное руководство ими. Поэтому вдобавок ко множеству воспринимающей аппаратуры и научного оборудования, независимые роботы-зонды снабжаются сложным электронным мозгом. При необходимости они обладают определенной способностью самостоятельного принятия решений.
Невероятно сложное собрание миниатюрных контуров изменило запрограммированный курс зонда. Для такого изменения требовалось, чтобы новый объект представлял значительный научный интерес. И вот робот ушел с запрограммированной орбиты, включил свой небольшой КК-двигатель и передал свое решение на контрольную станцию слежения.
Хотя зонд невелик, он может передвигаться со скоростью, недоступной для корабля с экипажем их хьюманксов. Устремившись к источнику возмущений, он продолжал передавать данные своих наблюдений на станцию. И очень скоро (по собственному времени зонда) он приблизился на расстояние, с которого стали возможны визуальные наблюдения. Не рассуждая, не оценивая, зонд напряженно трудился, отправляя поток информации на станцию, которая находится в углу Бархатной Дамбы.
Зонд наблюдал (и сообщал об этом) поглощение в космическом масштабе. Он поискал в своей электронной памяти аналог наблюдаемому, но ничего не нашел. Это было поразительно, потому что в памяти зонда содержались сведения о всех астрономических явлениях, наблюдавшихся хьюманксами. Мозг зонда напряженно работал. Предварительные наблюдения были завершены. Должен ли он улететь, чтобы выполнить первоначальное задание, или продолжать изучать это необычное явление? Предстояло критическое решение. Зонд сознавал собственную ценность, но ему казалось несомненным, что любая новая информация, которую он здесь добудет, ценнее для его создателей, чем что-нибудь другое. И вот с религиозные рвением включились необходимые контуры. Зонд придвинулся ближе, все время продолжая получать новые сведения и отправлять их, пока даже без электронного стона сам был поглощен.
Зонд протестовал против собственного разрушения, но его протест не был услышан. И это не его вина. В момент поглощения некому было слышать. Но другие инструменты оказались лучше подготовлены для наблюдения за последними секундами зонда и сообщили станции все необходимое.
Прошло несколько месяцев.
В центре управления станции замкнулся контур. Заработали мощные машины. Вся информация, собранная десятками зондов, разлетевшихся на огромные расстояния, сосредоточилась в направленном луче и была подготовлена к передаче через пространство. Станция выбросила эту информация на другую — станцию с экипажем на далекой колонии хьюманксов. Эта станция передала информацию на другую планету, та еще дальше, и в конечном счете информация достигла Земли, одного из двух центров Федерации. Здесь, на высокой горе, на окраине большого города, жители которого некогда приносили человеческие жертвоприношения, располагается Научный Центр Федерации.
Компьютеры терпеливо расшифровали послание и сделали его воспринимаемым. Часть послания была отмечена особо — для внимательного рассмотрения. В должном порядке эта информация попала на глаза компетентному, но скучающему человеку, женщине. Но когда она прочла сообщение, глаза ее распахнулись и скука исчезла. Она известила других: людей и транксов, — и первоначальное изумление сменилось растерянностью, а потом и смирением. Информацию обработали, перепроверили, рассмотрели заново. Научный коллектив станции смирился с невероятным.
На другом конце планеты была назначена встреча. Присутствовали четверо: два человека и два транкса. Все чрезвычайно высокопоставленные, настолько, что уже перешли от высокомерия к скромности.
Одним из транксов был президент Федерации, другой возглавлял все научные исследования, финансируемые Федерацией. Один из людей — Последний Оплот Объединенной Церкви. Другой в обычных обстоятельствах не считался бы таким значительным, как остальные трое, но таким его временно сделали обстоятельства. Это был глава станции в Мехико, где обрабатывали информацию с зондов.
Когда были сообщены все необходимые сведения, престарелый президент Друсиндромид сложил свои истинные руки на груди и вздохнул через спикулы. От возраста его хитон приобрел фиолетовый цвет, и антенны свисали ниже блестящих фасеточных глаз. Он посмотрел своими многоцветными сложными глазами на техника.
— Информация точна. Ошибок нет. Вы в этом уверены?
И человек, и транкс, глава научных исследований, кивнули, и человек добавил:
— Мы направили другой зонд в эту область, сэр. Он идет по маршруту перехвата. К тому времени поглощаемая звезда совершенно исчезнет, и нам придется полагаться на невизуальные наблюдения. Но я не считаю это вообще необходимым, сэр. Отчет первого зонда не вызывает никаких сомнений.
— Я знаю, с какой скоростью передвигаются эти зонды, — сказал президент. — Но этот объект очень массивен. Неужели он полностью поглотит звезду к прилету нового зонда?
— Да, почтенный, — печально ответил ученый транкс. — Радиация, которая привлекла внимание первого зонда, исходила от солнечной плазмы с поверхности. Все пространство было заполнено радиацией, особенно гамма-лучами. — Ученый почтительно смолк, видя, что техническое подробности президента не интересуют.
Старый транкс медленно покачал головой — этот жест транксы усвоили в самом начале Объединения, несколько сот лет назад, когда человечество и общество транксов начали сливаться.
— Сколько еще времени? — спросил он, указав руконогой на трехмерное изображение звезды в центре панорамы над столом.
Отбросив светло-каштановые волосы, техник механически ответил:
— Если только какая-то невообразимая причина не изменит его путь, сэр, массивный коллапсар выйдет из Бархатной Дамбы через семьдесят два и одну десятую стандартного года Федерации. Еще через пятнадцать с половиной лет он пройдет по касательной на критическом расстоянии от звезды, вокруг которой вращаются две населенные планеты Федерации Кармадж-Коллангатта. Мы считаем, — он остановился и глотнул, — что звезда этих двух планет полностью исчезнет в течение недели.
— Так быстро, — прошептал президент, — так быстро.
— Еще через двадцать семь и три десятых три года, — безжалостно продолжал техник, — такая же катастрофа произойдет со звездой планеты Твоски Брайт. — Он немного помолчал, потом продолжил. — Ни одна другая планета Федерации не находится на критическом расстоянии от маршрута коллапсара через нашу галактику. Коллапсар минует ось галактики. Через несколько тысяч лет он покинет Млечный Путь и двинется в общем направлении RNGC185.
— Как может коллапсар двигаться так быстро? — спросил президент.
Техник взглянул на своего начальника; ответил глава научных работ.
— Мы все еще не вполне понимаем природу коллапсаров, почтенный. Такие радикальные искажения звездной матрицы заключают в себе множество тайн. Достаточно знать, что коллапсар движется с указанной скоростью по определенной орбите.
Президент кивнул и коснулся кнопки. На потолке развернулась большая карта. Он некоторое время изучал карту, не обращая внимания на вид из окон на изнемогающие от жары джунгли и болота.
— Что это за три планеты?
Встав, Последний Оплот подошел к главе научных исследований. Высокий человек, он превосходил президента — но только ростом. Одна из трех планет населена почти исключительно транксами, но это часть его паствы, такая же преданная и набожная, это его семья. Одет он был в удобную простую одежду аквамаринового цвета — цвета Церкви. Только золотой знак на рукаве и воротнике свидетельствовал, что это самый старший член самой главной духовной организации Федерации.
— Кармадж и Коллангатта — четвертая и двенадцатая по населению планеты Федерации, сэр, — сказал он. — Твоски Брайт двадцать третья, но по промышленному производству — пятнадцатая. На всех трех оказавшихся в опасности планетах население три с половиной миллиарда. И в гуманистическом, и в экономическом отношениях их уничтожение окажется страшным ударом.
Большие сложные глаза в ожидании смотрели на него. Президент надеялся, что в них отражается мудрость, а не тревога и беспомощность, которые он ощущал.
— Что мы можем сделать?
Верховный духовный лидер Федерации опустил глаза, но крытый плиткой пол не принес ему вдохновения.
— Церковные логики сообщили мне… очень мало, сэр. Даже учитывая девяносто лет в нашем распоряжении, эвакуация невозможна. Потребуются ресурсы всего флота плюс все корабли миротворцев Церкви, чтобы успешно и безопасно перевезти хотя бы часть населения на другие планеты. Но как только начнется переселение, причину его невозможно будет скрыть. Начнется паника. Естественно, этого мы допустить не можем. Федерация сейчас ослаблена, и найдутся желающие воспользоваться этой слабостью.
— Знаю, — ответил президент Друсиндромид. — Какое количество можем мы спасти, не ослабляя свои силы, чтобы не привлечь стервятников?
— Данные неточны… — извиняющимся тоном сказал Последний Оплот.
Голос президента прозвучал резко.
— Мне не нравится неточность, когда речь идет о жизнях хьюманксов, Энтони!
— Да, сэр. Мне сказали, что если нам повезет, мы сможем эвакуировать пять процентов.
В комнате на верху башни наступило молчание. Президент что-то сказал про себя на высоком транксийском. Потом громче добавил:
— Начинайте необходимые приготовления. Если даже будет спасен один процент, я считаю усилия не напрасными.
— Остается проблема паники, сэр, — заметил Последний Оплот.
— Мы придумаем правдоподобное объяснение, — заверил его президент. — Но это нужно сделать. Пять процентов — это почти двести миллионов. Спасение двухсот миллионов жизней стоит риска паники. А если повезет, спасем и больше.
— Наука не очень позволяет надеяться на удачу, — прошептал глава науки Федерации, но только про себя. Президент по очереди посмотрел на всех троих.
— Еще что-нибудь, джентльсэры? — Все трое молчали. — Нам многое предстоит сделать, а у меня через полчаса очередная встреча. Эта окончена.
Последний Оплот, глава науки и техник пошли к выходу. Президент проводил их, используя в дополнение к четырем истинным ногам руконоги. Как всегда, все ложится на эти старые антенны, подумал техник, прощаясь с президентом.
Но его остановила истинная рука.
— Минутку, молодой человек. — Технику было почти семьдесят. Президент, однако, намного старше. — Разумеется, никакого способа остановить, повернуть или уничтожить коллапсар не существует?
Помня, с кем он говорит, техник устранил всякую снисходительность из голоса.
— Вряд ли, сэр. Что бы мы ни применили: миллион ракет или даже другую звезду — все это будет проглочено. Чем больше мы будем стараться уничтожить его, тем больше он будет становиться, хотя мы его роста не заметим. Он останется точкой в пространстве. Больше того, мы по данным первого зонда знаем, что он состоит больше чем из одной коллапсировавшей звезды. Гораздо больше. Вероятно, в нем несколько сотен звезд. — Он пожал плечами. — Некоторые мои коллеги на основании скорости пришельца и его теоретической массы считают, что это объект, о котором современные математики только догадываются, — коллапсар. Коллапсировавшая галактика, сэр, а не просто одна звезда.
— Ага, — сразу ответил президент. Его верхние жвалы скребли нижние, пока он обдумывал информацию. — Существует политическая аналогия, молодой человек, — наконец сказал он. — Похоже на идею, время которой пришло. Чем больше бросаешь ей обвинений и доказательств, тем сильнее она становится, пока не овладевает всеми.
— Да, сэр, — согласился техник. — Я бы хотел, чтобы мы имели дело только с идеей, сэр.
— Не недооценивайте разрушительную силу идей, недавно вылупившийся, — посоветовал президент. Потом взглянул на часы на истинной руке. — Двадцать четыре минуты до начала следующей встречи. Всего хорошего, джентльсэр.
— Всего хорошего, господин президент, — ответил техник и вышел из комнаты.
Все вернулись к своим делам. У каждого оказалось много дел, не связанных с темой встречи, и все были этому рады. Быть занятым — благословение. Можно попытаться забыть о неизбежной преждевременной гибели свыше трех миллионов разумных существ.
Глава 1
— Твое предложение стоит пинка в пах! — закричала старуха. Потом, чуть понизив голос: — Но я старая слабая женщина. Ты моложе, больше, сильнее, здоровее и богаче меня. — Одной рукой она вызывающе ухватилась за рукоять кривого кинжала, которая торчала из дыры в ее грязном коричневом платье. В другой находился обсуждаемый предмет. — Что же мне делать? — выжидательно закончила она.
— Пожалуйста, не нужно так волноваться, — просил стоящий против нее молодой человек, делая руками успокаивающие жесты и в то же время нервно поглядывая по сторонам.
Никто в густой толпе уличных торговцев и покупателей не обращал внимания на этот спор. Но, будучи инопланетянином, молодой человек оказался чувствителен к обвинениям старухи. В конце концов они с женой пробудут на Моте только три дня, а потом по расписанию тура отправятся на Новый Париж. Меньше всего ему хотелось в свой медовый месяц оказаться в тюрьме за драку с туземцами.
— Правда, тридцать кредитов — это все, что я могу заплатить, — отчаянно объяснял он, поправляя мокрый горчичного цвета плащ-дождевик. — Имей ко мне сочувствие. Моя жена в отеле. Она себя не очень хорошо чувствует. Я думаю, ее угнетает этот ежедневный дождь и постоянные тучи. Я хочу чем-нибудь подбодрить ее. Но нам еще долго путешествовать. Тридцать кредитов — это все, что я могу дать за безделушку.
Старуха гордо выпрямилась во весь рост. Теперь ее глаза оказались на уровне груди молодого человека. Она крепко держала в руке спорный предмет и обвинительно трясла им. Тонкий изящный браслет из какого-то серебристого металла, украшенный кусочками полированного дерева и камня.
— Этот браслет изготовлен самим Койонсом Катлером, малыш! Ты представляешь себе, что это значит?
— Прости, — пытался, чихая, объяснить молодой человек, — я говорю, что я здесь только турист.
Очевидно, женщина сдержалась только огромным усилием.
— Ну, хорошо, — напряженно сказала она, — не будем поминать честное имя Койонса Катлера. — Она показала на овальные украшения браслета. — Ты только посмотри на эти кабошоны, забудь на время о топазах. — Она поворачивала браслет, и природный затвердевший полированный древесный сок заблестел лазурно-зелеными огоньками в дневном свете.
— Одно дерево из миллиона способно произвести такой цвет, мальчик. Меньше, чем одно из миллиона, да и те растут только на крайнем севере Мота, где кочевники охотятся на дьяволоп Демичина. Да ведь нужно…
— Ох, ну ладно. — Молодой человек раздраженно вздохнул. — Чтобы покончить с этим. Тридцать пять кредитов. — Ему не больше двадцати двух-двадцати трех лет. Лицо у него мягкое и искреннее. — Нам придется в Новом Париже остановиться в отеле низшего класса.
Старуха посмотрела на него и недоверчиво покачала головой.
— Ты говоришь об отелях мне? У меня трое детей и муж давно умер. Можешь стоять тут и говорить об отелях, бесстыдный юнец, и даешь тридцать пять кредитов за лучший браслет, какой мне попадался за двадцать лет. Двадцать лет! — Голос ее снова поднялся до крика. — Давай приличную цену или иди поселяйся у дьявола, я говорю! — кричала она, достаточно громко, чтобы головы в толпе начали поворачиваться. — Не стой здесь так невинно, если оскорбляешь старую женщину!
— Ради Христа, — взмолился молодой человек, — потише.
Юноша, укрывшийся под капюшоном фиолетово-серого заряженного дождевика и незаметно наблюдавший за шумным разговором продавца и покупателя, слизал с пальцев остатки медового печенья. Потом встал и пошел к спорящим.
Чуть выше среднего роста, с выступающими скулами и смуглой загорелой кожей, он не особенно бросался в глаза. Курчавые рыжие волосы цвета огненного дерева в тундре падали ему на лоб и уши. Только слабое движение на правом плече под плащом свидетельствовало о чем-то необычном, но что там двигалось, определить было невозможно.
— …и если ты больше ничего не можешь сказать, — горячилась старуха, — тогда иди и…
— Прошу прощения, — прервал ее спокойный голос, — я считаю, что тридцать пять кредитов за браслет — справедливая цена.
Раскрыв изумленно рот, молодой супруг смотрел на юношу, не понимая, зачем местному за него вступаться. Старуха яростно обернулась к нахалу.
— Не знаю, кто ты такой, сэр, — грозно начала она, — но не лучше ли тебе заняться своим… — Она остановилась на полуслове, и рот ее от удивления образовал большое О.
— А иначе что, старуха? — спросил юноша. — Пошлешь меня спать без ужина?
Почувствовав преимущество, но не зная, каково его происхождение, ошеломленный покупатель сказал:
— Вот и он говорит, что тридцать пять кредитов — справедливая цена.
— Да… я… — Старуха, тоже ошеломленная, казалось, его не слышит. — Ну, ладно, тридцать пять, и по рукам.
— Точно? — Инопланетянин, обрадованный завершением торговли, решил снискать расположение продавщицы. Будучи гораздо крупнее вмешавшегося, он сделал шаг вперед. — Если парень угрожает тебе, я…
Что-то шевельнулось и частично высунулось из-под плаща. Что-то кожистое, тонкое и ярко расцвеченное. Не узнавая это существо, турист все же получил впечатление чего-то змеиного и смертельно опасного. И вместо того чтобы сжать руку в кулак, он вытащил свою кредитную карточку.
— Вот твои деньги.
Загипнотизированная фигурой в капюшоне, старуха механически сунула карточку в щель счетчика. И, даже не проверяя, вернула покупателю.
— Браслет, — нетерпеливо сказал молодой турист.
— Гммм? А, да. — Она протянула браслет. Довольный покупкой, высокий турист исчез в толпе людей и чужаков.
Старуха молча разглядывала невзрачную фигуру. Потом неожиданно обняла своими худыми, но еще мускулистыми руками.
— Флинкс! — восторженно воскликнула она. — Флинкс, мальчик, ты вернулся домой! — Она радостно трясла худого юношу, ради знакомого ощущения близости. Минидраг Пип беспокойно зашевелился на плече Флинкса и попытался со змеиным равнодушием вынести грубое обращение.
— Ненадолго, матушка Мастифф, — негромко ответил юноша. Он улыбнулся и кивнул в сторону удаляющегося покупателя. — Я вижу, ты, как всегда, развлекаешься.
— Развлекаюсь! — презрительно фыркнула она и сделала неприличный жест в общем направлении рынка, в котором растворился покупатель. — Ничтожества все они. Из-за них удовольствие торговли исчезает. Удивляюсь, как держится Федерация на таком цементе. — Треугольная голова с горящими огненными глазами показалась из-под плаща. — Ты все еще таскаешь с собой это существо.
Пип ответил отвратительным шипением. Между матушкой Мастифф и минидрагом никогда не было особой любви.
— Я часто думаю, что это Пип таскает меня с собой, — возразил юноша.
— Ну, не могу я избавить тебя от этого извращения, мальчик. Но по крайней мере ты здесь. — И она с деланным гневом ударила его по левому плечу. — Вот и ты… бездельник, бродяга, забывчивый бессердечный кусок недозрелого мяса! Где ты был? Ведь прошел год. Год, образец неблагодарности! Ни ленты триди, ни открытки — ничего!
— Прости, матушка Мастифф, — сказал он, обнимая ее за костлявые плечи. Она рассерженно вырывалась, но не настолько сильно, чтобы снять его руку. — Я о тебе все время думал. Но я был далеко от современных средств связи.
— Опять неприятности? — Она покачала головой. — Разве таким я тебя растила? — Он попытался ответить, но она оборвала его. — Неважно. Где ты был? Идем, расскажешь по дороге в магазин.
Они двинулись по улице. Воздух заполняли ароматы и крики внутреннего рынка Драллара.
— Пошли, мальчик, и рассказывай, где это такое место, откуда даже нельзя сообщить, цел ли твой никуда не годный каркас.
Флинкс обдумал ответ. У него было достаточно причин хранить место своего пребывания в последний год в тайне. То, чего не знает матушка Мастифф, она и не узнает.
— Я нанялся на работу, — наконец объяснил он.
Она разинула рот.
— Ты… на работу?
— Я не лгу, — неловко ответил он, не глядя в эти неверящие глаза. — Но я сам устанавливал часы работы и работал столько, сколько хотел.
— Ну, могу тебе поверить. Что за работа?
Снова он отвел взгляд.
— Не могу сказать точно. Ну, что-то вроде учителя, частного учителя.
— Учитель, — сказала она, явно пораженная. — Частный гувернер? — Она заржала.
— Чему же ты учил? Карманным кражам? Умению незаметно входить и выходить? Общим основам воровского дела?
— Откуда мне все это знать? — возразил он. — Неужели ты меня так воспитывала?
— Юноша рассмеялся. — Нет, я обучал основам существования.
— Понятно. — Больше она ничего не сказала и избавила его от необходимости объяснять, что это за основы и кто были его ученики. Особенно кто ученики.
Не время матушке Мастифф и всем остальным узнавать об ульру-уджуррианах, племени, принявшем Флинкса. И которое принял он сам. Племя, которое может вывернуть наизнанку свой угол вселенной.
— Забудем обо мне, — сказал он, глядя на матушку Мастифф. — Я дал тебе денег и оставил в лучшем районе Драллара с большим запасом товаров. И какой же я тебя нахожу? Вот какой! — Он указал на рваную одежду, изорванное платье и куртку, старую отвратительную шляпу, еле державшуюся на длинных растрепанных волосах. — На улице в дождь и сырость, одетую в лохмотья.
Теперь настала очередь матушки Мастифф отводить взгляд. Они свернули с мощеной улицы и оказались в менее оживленном районе города.
— Я нервничала, мальчик, сидя в этом роскошном магазине целый день. Мне не хватало улиц, общения, шума…
— Споров и криков, — закончил за нее Флинкс.
— И сплетен, — продолжала она. — Особенно сплетен. — Она вызывающе посмотрела на него. — В моем возрасте это одно из немногих удовольствий, для которых я еще не слишком стара.
Флинкс указал на улицу впереди.
— Поэтому мы не идем в магазин?
— Нет, не в эту душную табакерку, особенно в такой прекрасный день. — Флинкс посмотрел на серое затянутое тучами небо, на вечный туман, но ничего не сказал. Для Драллара это действительно прекрасный день. Дождя нет. Он уже две недели дома и ни разу не видел солнца.
— Пошли в трактир Драмьюза. Я угощу тебя обедом.
Флинкс сделал вид, что удивляется.
— Ты угощаешь обедом? Ну, правда, ты заработала, продав браслет…
— Пфа! Я легко выторговала бы у этого неотесанного простака пятьдесят кредитов. Знала это, как только он увидел браслет. Но ты мне помешал.
— Однажды, матушка, ты наткнешься на опытного инопланетянина, и он отведет тебя в королевскую полицию. Я вмешался, потому что он показался мне приличным человеком. У него медовый месяц, и мне не хотелось, чтобы его сильно надули.
— Много ты знаешь! — ответила она. — Он не так уж неопытен, как ты думаешь. Видел бы ты, как загорелись его глаза, когда я сказала ему, на какой улице мой магазин. Я сказала, что украла там браслет. Ну, он знал об этом. И что? Позвал полицию? Нет, он вцепился в возможность приобрести краденое, как всякий порядочный горожанин. Вот здесь. — Она остановилась и указала на столики под ярко раскрашенными навесами.
Они оказались в последнем из концентрических кругов, образующих дралларский рынок. Это внешнее кольцо состоит в основном из ресторанов и киосков, торгующих едой. Начиная от небольших, с одним продавцом и примитивной печкой на дровах, и кончая дорогими заведениями, где на роскошной посуде из веридиана подают деликатесы, привезенные с самых дальних уголков Федерации. Тут много народу, привлеченного ароматами пищи.
Они вошли в ресторан, где не используют ни дрова, ни веридиан, в смысле меню средний между изобилием и почти несъедобным. Сев за столик, сделали заказ существу, похожему на грифона с щупальцами вместо ног. Потом матушка Мастифф оставила свои нежные обвинения и перешла к серьезному разговору.
— Ну, мальчик, я знаю, что ты отправился искать своих природных родителей. — Признаком ее силы служило то, что она сказала это без малейшей запинки. — И отсутствовал больше года. Должно быть, узнал что-то.
Флинкс откинулся и немного помолчал. Пип высунулся из-под его плаща, и Флинкс почесал летающую змею под подбородком.
— Насколько я знаю, — наконец кратко ответил он, — оба они давно мертвы. — Пип беспокойно зашевелился, ощутив перемену в настроении хозяина. — Моя мать… теперь я знаю, кто она была. Она была линкс, была наложницей. И еще я нашел сводную сестру. А, найдя ее, кончил тем, что убил.
Принесли еду, ароматную и горячую. Некоторое время они ели молча. Несмотря на острые приправы, пища обоим показалась безвкусной.
— Мать мертва, сводная сестра мертва, — сказала наконец матушка Мастифф. — Других родственников нет? — Флинкс коротко покачал головой. — А отец?
— О нем я ничего не узнал.
Матушка Мастифф подавила какого-то своего личного демона и наконец сказала:
— Ты много и далеко искал, мальчик. Но остается еще возможность.
Он пристально взглянул на нее.
— Где?
— Здесь. Да, прямо здесь.
— Почему ты мне не говорила? — негромко спросил он.
Матушка Мастифф пожала плечами.
— Не видела причины. Слабый шанс, мальчик, напрасная трата времени, абсурдная мысль.
— Я целый год гонялся за абсурдными мыслями, — напомнил он. — Давай, матушка.
— Когда я купила тебя на рынке, — легко, словно речь идет об обычной покупке, начала она, — ничего особенного не было. До сих по не понимаю, что заставило меня зря потратить такие деньги.
Флинкс сдержал улыбку.
— Я тоже. Но я тебя не понимаю.
— Найди того, кто продавал тебя, Флинкс. Может, он еще занимается этим делом. Всегда есть шанс, что в фирме ведутся аккуратные записи. Меня не очень интересовала твоя родословная. Может, в записях фирмы есть дополнительная информация, которой не было в торговом объявлении. Ну, это маловероятно. Меня только интересовало, не болен ли ты. Ты выглядел больным, но на самом деле был здоров. — Она отхлебнула из кружки. — Иногда торговцы рабами сообщают не все сведения. У них есть для этого причины.
— Но как мне найти фирму, которая меня продала?
— В городском архиве, — ответила она, вытирая жидкость с подбородка. — Эта сделка облагается налогом. Просмотри записи королевских налогов за тот год, что я тебя купила. Но это напрасная трата времени.
— У меня теперь достаточно времени, — загадочно ответил Флинкс. — С радостью попробую. — Он протянул руку через стол и погладил щеку словно из старой замши. — Но на остаток дня будем матерью и сыном.
Она хлопнула его по протянутой руке и начала браниться… но негромко.