Глава 16

— Это, — с гордостью ответил пересмешник, — я самый и есть.

— Послушай, дружище, — произнес Джон-Том, как только дуара успокаивающе прижалась к его ребрам, — я с тобою незнаком и не вижу причины для драки. Если ты не глухой, то наверняка разобрался, в чем тут дело, кто из нас хороший, а кто — на стороне зла.

— Зла-шизла, — хмыкнул пересмешник. — Я простой деревенский чаропевец. Не мое это ремесло — рассуждать о нравственности. Я, знай себе, играю музыку, а всем остальным пускай занимаются солиситоры и судьи. — Перья рывком опустились к рядам струн. — Приступим, человече.

Голос из пернатого горла звучал нежно и сладостно, тогда как Джон-Томов — грубо и хрипло, и пересмешник без особых усилий достигал октав, о которых человек мог только мечтать.

Ну-ну, мрачно подумал Джон-Том, видя, как хорек расплывается в улыбке, ничего, мы еще поглядим, кто из нас лиричнее, изобретательнее и виртуознее. На крайний случай у него оставались энтузиазм и самая обыкновенная громкость.

Гора погромыхивала, стеллажи содрогались. Пол под ногами ходил ходуном, с потолка сыпалась каменная пыль, а двое чаропевцев швыряли друг в друга убийственными фразами и сокрушительными ритмами. Черрок пел о злых языках и разбитых сердцах, о духовных муках и неверии в себя. Джон-Том парировал схожими по содержанию куплетами «Куин», «Стоунз», Пэт Бенатар и «Флитвуд Мэк». Лязгающие аккорды пересмешника разбивались об аккорды «Клэш». Птице даже пришлось звать на подмогу разбитое воинство Броненосного народа, и Джон-Том вынужден был очень шустро пошевелить мозгами, чтобы отбиться тяжеловесной «Новой волной» Адама Анта.

Пока чаропевцы сражались, Мадж норовил воткнуть стрелу в Цанкресту. Но хорек, знавший мастерское обращение выдра с длинным луком, всячески старался не стать удобной мишенью.

В конце концов Джон-Том почувствовал: какими бы ни были последствия, необходим перерыв. У него перехватывало дыхание, а пальцы онемели и кровоточили от непрестанного щипания струн. И, что хуже всего, горло саднило, словно разодранное наждаком, и все настойчивее грозило пожизненной хрипотой.

Но и противнику в этой суровой дуэли приходилось несладко. Черрок уже не оправлял горделиво перья после каждой песни, да и самоуверенностью от него больше не веяло.

Поэтому Джон-Том отважился на совершенно иную тактику.

— Слышь, приятель, вот эта последняя песенка, ну, про поддатого слоника с ножичком… Славно, ей-богу. Кой-какие переходы — просто смак. Мне бы так не суметь.

— Пальцы, — просипела птица, — не всегда лучше перьев; — В подтверждение своих слов она подняла правое крыло и помахала его гибким краешком. — Да ты и сам не лыком шит. Как это там у тебя, про грязные дела, что стоят очень дешево?..

— «Эй-Си Ди-Си», — устало ответил Джон-Том. — Я рассчитывал вызвать нескольких убийц-берсеркеров. Черта с два.

— И все-таки хорошая попытка, — похвалил Черрок. — Я почти ощутил нож возле горла.

Цанкреста шагнул вперед, заботясь о том, чтобы орудие расправы заслоняло его от Маджа.

— Это еще что такое? Я плачу не за светскую беседу с этим человеком! Я плачу за убийство!

Черрок повернулся к волшебнику. Его глаза недобро сощурились.

— Уж потерпите минутку, господин Цанкреста. Вы мое чаропение купили, а не душу.

— Мне тут только экзистенциализма не хватало, мужлан чирикающий! Делай что тебе велено!

Пересмешник даже бровью не повел.

— А я и делаю. — Он кивнул в сторону Джон-Тома. — Этот парень чертовски силен. Может, даже получше меня.

— Не знаю, кто из нас лучше, да и знать не желаю, — зачастил Джон-Том, — но поешь ты, словно буря, а играешь, как дьявол. Дорого бы я дал, чтобы научиться твоей последней песенке. — Он сыграл аккорд. — Может, пяти пальцев и маловато, но ужасно тянет попробовать.

— Ну, не знаю… У дуара только два набора струн, а у моего сайрида — три. Впрочем, ежели ты и пропустишь ноту-другую… — Пересмешник поднялся и шагнул к юноше. — Давай поглядим.

— Прекратить братание с врагом! — рявкнул Цанкреста, удерживая пересмешника за плечо. Черрок стряхнул его лапу.

— Может, он вовсе не враг.

— Конечно, не враг! — Воодушевясь, Джон-Том двинулся навстречу птице. — Работа есть работа, но зачем двум профессионалам бить друг другу носы? — Подойдя к Черроку, он по-товарищески обнял его за плечи; для этого пришлось нагнуться. — Певец, это не твоя война. Музыкантам-волшебникам нашего калибра междоусобица ни к чему. Наоборот, нужно сотрудничество. Ты только вообрази, каких чудес мы натворим, если объединимся! Даешь не поединок, а джем-сейшн!

— А что, мне это нравится. — Черрок зашарил глазами по проходу. — Где тут ягоды?

— Да я не про обычный джем. Я имею в виду совместную игру. Дуэт поющих колдунов.

В жилет пересмешника вцепилась когтистая пятерня.

— Не допущу! — заорал хорек, подпрыгивая на коротких лапах. — Не позволю! Я тебе заплатил, и хорошо заплатил! У нас договор! Слишком многое поставлено на кон…

— Ага, в том числе и моя репутация, — холодно перебил Черрок и перевел взгляд на Джон-Тома. — Но ведь это несложно уладить между друзьями, верно? Ну, а деньги… — Он снова повернулся к волшебнику. — Деньги ты можешь забрать. Кажется, мне неохота…

— Берегись, приятель! — Выдр кинулся грудью на Цанкресту. Еще миг — и кинжал хорька, подло спрятанный под крылом ни о чем не подозревающей птицы, поразил бы Джон-Тома. Двое хищников, сплетясь в клубок, покатились по полу.

— Дехжи его, сахахный! — Розарык спешила Маджу на подмогу, демонстрируя готовность сковырнуть голову колдуна с такой же легкостью, как пробку с бутылки.

Но хорек уже с трудом поднимался на задние лапы, оставив на полу окровавленного Маджа. Продемонстрировав невероятное проворство, он избежал молниеносного прыжка Розарык и вскарабкался на ближайший стеллаж. Посыпались коробки и ящики; раздраженно отбивая импровизированные снаряды, тигрица выискивала свою добычу. Затем полезла следом за ней — медленно, но неотвратимо.

А Джон-Том склонился над Маджем, обеими лапами зажимающим кинжальную рану.

— Вот и все, шеф, — еле слышно произнес выдр, глядя на друга сквозь полусмеженные веки. — Кранты, помираю. А ведь я знал: когда-нибудь это случится. Да тока не ожидал, что так рано, да еще в какой-то поганой лавчонке на полпути к краю света. Я в том смысле, что собирался дать дуба в своей постели. — Прозрачные коричневые глаза были полны тоски и скорби. — А ведь славно мы с тобой погуляли, а, кореш? Случалось нам и похохотать до упаду, и поиграть со смертью. Да, парень, будет тебе о чем спеть… — Веки сомкнулись, затем слабо приоткрылись. — Жалко, что все так кончилось. Ежели у тебя осталась еще одна песенка, посвяти ее старине Маджу. И пусть это будет песенка про золото, чаропевец. Не суждено мне помереть в своей койке, так может, я найду покой под грудой золота, а? Закопай меня под этим мусором, и я свалю отсюда счастливым…

Джон-Том опустился на колени рядом с неподвижным выдром, приподнял одной рукой его голову и спокойно заявил:

— Мадж, кинжал вошел от силы на полдюйма, и кровь почти не идет. Если хочешь вытрясти из меня золотишко, изобрети что-нибудь получше.

— Золотишко? — жалобно спросил выдр. — Да что ты, кореш! Неужто решил, будто я в такое время способен ловчить, выманивая у волшебника золото? За кого ты меня держишь?

Джон-Том не ответил.

Мадж развел лапами, и его глаза округлились от изумления.

— Ну, надо же! Да ты тока посмотри! Заживает, приятель! А все благодаря твоей магии. Спасибо, шеф, спасибо! Никогда этого не забуду.

— В этом я не сомневаюсь, — брезгливо сказал Джон-Том. Он встал, и затылок Маджа стукнулся о пол.

— Ай! Ах ты, чертов хитрожопый, долговязый, безголосый всезнайка и сукин…

Не дослушав до конца, Джон-Том повернулся и посмотрел в глубину прохода. Но в колдовском дыму и в пыли, опустившейся со свода, было совершенно не видать Цанкресты и кровожадной тигрицы. Битва переместилась в другой проход, на другой ряд стеллажей. Исчезла и Снут, и это было понятно: владелица магазина предпочла дожидаться исхода битвы в безопасном укрытии. Точно так же, наверное, поступил бы и Джон-Том, случись ему поменяться местами с кенгуру.

— Вставай, Мадж, — нетерпеливо велел он. — Надо помочь Розарык.

Все еще зажимая лапой легкую рану, выдр поднялся.

— Да брось ты, чувак, зачем этой горной гряде наша помощь. Конечно, я пособлю ее искать, но даю башку на отсечение, что она раньше нас доберется до этого хмыря Цанкресты. — Мадж поморщился, рассматривая рану. — Вот паскудник! Такую жилетку испортил!

— Погоди! — Джон-Том вгляделся в дым. — Кажется, она идет.

Но вернулась не тигрица. Существо рысило на четырех ногах, и его золотистая шкура поблескивала даже в полумраке. На спине единорога, обхватив его шею, ехала девушка — красная, как вареный омар.

Весь в поту и мыле, Дром остановился возле Джон-Тома и Маджа.

— Жарко, — сказал он, хоть это было ясно и так. — Чуть не испекся.

Глупость сползла на руки юноше. Она была без сознания.

— Шагала, как лунатик, прямиком к жерлу. Едва успел перехватить.

— Джон-Том…

Он держал ее осторожно — этого требовал обширнейший ожог первой степени.

— Я… не понимала, что происходит, что я делаю. Яльвар… Он такое со мной сотворил… Я больше не могла думать сама… — Ее голова упала на грудь Джон-Тома. — В то утро, когда он меня разбудил и велел идти за ним, я хотела закричать, предупредить вас, но ничего не вышло. Он меня увел, но то была уже не я, нет! Как будто я попала в плен к собственному телу и не могла выбраться. — Девушка захныкала, по щекам побежали слезы. Затем она изумленно подняла глаза: — Плачу? А ведь я думала, что разучилась плакать.

— Ты была под гипнозом. — Недоумение в ее глазах не рассеялось, и тогда Джон-Том пояснил: — Это разновидность волшебства. Ты не владела собой.

Он прижал ее к себе и, услышав стон, поспешил успокоить:

— Мы найдем что-нибудь от ожога. Наверное, Снут поможет. У меня еще осталось три золотых — те, что Мадж не растранжирил в Снаркене. Купим лекарство и для тебя.

— Ничего, — прошептала Глупость, — уже все в порядке. — Она повернулась к Дрому. — Но если бы не он, все было бы по-другому. Я не знала, о чем и думать, когда увидела, как он несется ко мне по коридору. А потом он объяснил, кто он такой. Что он ваш друг и что вы все тоже внутри горы, сражаетесь с Яльваром-Цанкрестой. — Она подбежала к единорогу и благодарно обняла его за шею.

Чуточку потерпев, Дром попятился и высвободился.

— Мадам, я рад, что оказался вам полезен, но просил бы избавить меня от бурных эмоций.

— Но я думала… — Глупость явно обиделась, и Джон-Том поспешил ее успокоить:

— Дром вовсе не злой, Глупость. Просто он такой, какой есть. Я тебе потом объясню. — Он взглянул на единорога. — Ты здорово рисковал, Дром.

— Я старался. — Единорог оглядел коридор. — А где же большая самка? И злюка-хорек? Вы одолели его в мое отсутствие?

— Нет. — Джон-Том с улыбкой посмотрел на пересмешника. — Это Черрок. Сообразив, что самому ему меня не переколдовать, Цанкреста позвал на подмогу другого чаропевца. Мы с Черроком устроили тут настоящий музыкальный ураган, прежде чем поняли, что гармония лучше диссонанса. А Цанкрестой занялась Розарык.

— Что ж, остается только пожалеть хорька.

— Твоя правда, кореш, — сказал Мадж. — Розарык — бабенка лютая. Эх, будь она разочка в четыре поменьше…

— Мадж, когда же ты научишься мыслить масштабно? — Джон-Том посерьезнел. — Цанкреста не только сметлив, но и шустер. Может удрать.

— Чувак, да куда он денется? — возразил Мадж; — Ставлю на кон свой причиндал, из этой норы только один выход. Я бы сказал так: чем суетиться, давайте лучше разыщем ее хозяйку, долговязую крысу. Лекарство было у нее в лапе, когда заварилась каша, и я готов побожиться, что оно по-прежнему там.

Времени на обратный марш-бросок ушло немало, и Джон-Томово предположение насчет быстроногости хорька полностью оправдалось. Когда они сворачивали в последний коридор, Цанкреста был уже там.

— Не заметила, как он улизнул в боковой пхоход, — гневно прорычала тигрица, присоединившись к ним чуть позже. — Но тепехь-то не уйдет!

Тяжело дыша, Цанкреста стоял перед выходом. От его наряда остались жалкие лохмотья, и вообще хорек уже очень мало походил на волшебника. Он оглянулся и увидел быстро приближающихся мучителей. Впрочем, никто не мешал ему выбежать из магазина и устроить им снаружи какую-нибудь пакость. Никто, кроме старой самки кенгуру.

— Прочь с дороги, ведьма! Мое время драгоценно, и я не желаю тратить его на споры.

— А я здесь не для того, чтобы спорить с тобой, — спокойно ответила Снут, покачивая трубкой. Ее правая лапа была вытянута ладонью вперед. — Ты должен заплатить.

— Заплатить? За что? — нетерпеливо прорычал Цанкреста. Его враги припустили во весь дух, впереди неслась Разъяренная тигрица. Да, он не мог тратить время впустую.

— За ущерб, причиненный товарам и инвентарю.

— Я пытался спастись от обезумевшей кошки, которая гонится за мной даже сейчас. Я не виноват ни в каком ущербе!

— Ты виноват во всем, — мрачно отрезала Снут. — Ты спровоцировал конфликт. Ты сорвал сделку. Все это я готова простить, но прямые убытки ты возместишь. Здесь не филантропическая организация. Здесь бизнес. — Она пощелкала пальцами. — Я жду.

— Дура! Я же сказал: не желаю тратить время на споры! Согласен, эта лавчонка смотрится впечатляюще. Но я — Цанкреста из Гнилых Горшков — видал и поинтереснее. Даю тебе последнюю возможность убраться с дороги!

Снут не шевельнулась. Лапа волшебника нырнула в уцелевший карман и бросила в хозяйку магазина чем-то маленьким и круглым, а лапы кенгуру дернулись к животу. Раздался хлопок — взорвавшись, шарик заполнил дверной проем едким красным дымом. Джон-Том предостерегающе крикнул — и опоздал.

— Вот так-то, ведьма! Теперь я перешагну через твой труп.

Но в дверях происходило нечто совершенно непредвиденное Цанкрестой. Из сумки кенгуру, в которой, как показалось недавно Джон-Тому, кто-то шевелился, вдруг полезло что-то невероятно быстро растущее. В тот же миг стало ясно: никакой это не детеныш. На глазах у остановившихся преследователей хорька оно достигло роста Джон-Тома.

Цанкреста медленно попятился от привидения. Оно вымахало на сорок футов, до самого потолка, но и этим не удовлетворилось. Вскоре ему пришлось сгорбиться под каменным сводом.

Призрак имел форму красного кенгуру, но его морда ничем не напоминала добрых вегетарианцев вроде Снут. С умопомрачительно огромных заостренных ушей свисали толстые золотые кольца. Продолговатая пасть изобиловала серповидными зубами, крошечные черные зрачки в обрамлении серо-желтых белков смотрели вниз. В клубах серого дыма, лениво сочащегося из сумки Снут, пряталась достойная бегемота талия. Горильи руки доставали до пола, вывернутые в суставах пальцы упирались в камень.

На лбу призрака ярко алела лента со светящимися символами, безусловно принадлежащими иному, древнему миру. Неощутимый ветер трепал на скалоподобной груди тонкий шелк фуфайки.

И еще был голос. Не мягкий и скромный, как у владелицы магазина, а пугающий глубиной и широтой звучания. Слова привидения обращали гору в трепет:

— ОСТАНОВИСЬ, ГНУСНЫЙ БЕС, ВО МРАКЕ КОПОШАЩИЙСЯ, БЕЗДАРНЫЙ НЕУДАЧНИК. Я — ГАРУН АЛЬ-РУДЖИНН, ВЛАСТЕЛИН ВСЕХ ДУХОВ ВРЕМЕН МИНУВШИХ И ВРЕМЕН ГРЯДУЩИХ, ВСЕХ ПРИЗРАКОВ МИРА, КОИМ ПРАВЯТ МАРСУПИАЛЫ, ВЛАДЫКА ВСЕХ ПРОЧИХ, КРОМЕ ЖАЛКИХ СУЕТЛИВЫХ ТВАРЕЙ, ОБРЕЧЕННЫХ ТАИТЬСЯ В ТРЕЩИНАХ СКАЛ И СЛУЖИТЬ ПИЩЕЮ ЧЕРВЯМ. ОСТАНОВИСЬ И УСТРАШИСЬ! — К Цанкресте потянулась рука длиною с мачту, годную для плавания по Глиттергейсту.

Волшебник отпрянул и прижался спиной к стеллажу в напрасной попытке найти укрытие. Его морда исказилась гримасой отчаяния. Упав на колени, он взмолился:

— Пощади меня, пощади! Я не знал!

— НЕВЕДЕНИЕ — ДОВОД НАДМЕННЫХ! — загрохотал призрак. — ОТВЕРГАЮЩИЙ ЗНАНИЕ РЕДКО ПРОСИТ НРАВОУЧЕНИЙ. ПОПИРАЮЩИЙ ОБЫЧАИ ЖАЛОСТИ НЕ ДОСТОИН. НЕ ОТДАЮЩИЙ ДОЛГОВ ЗАСЛУЖИВАЕТ НАКАЗАНИЯ.

— Прости! — завопил, обезумев от страха, Цанкреста. — Я был ослеплен гневом!

— ТЫ БЫЛ ОСЛЕПЛЕН СВОИМ ЭГО, А ЭТО ГОРАЗДО ХУЖЕ.

— Пойми, ужасно быть вторым! Я не мог этого вынести. Я поддался неодолимому желанию вернуть себе доброе имя, славу величайшего практика мистических искусств. Да, порой я поступал нехорошо, но исключительно из любви к профессии! — Он простерся ниц, раскинув лапы. — Отдаюсь на твою милость!

— ЧЕРВЬ, ТЫ ЛЮБИШЬ ТОЛЬКО СЕБЯ. МИЛОСТЬ? ДА РАДИ НЕСКОЛЬКИХ МОНЕТ, РАДИ ДЕМОНСТРАЦИИ СВОЕГО ПРЕВОСХОДСТВА ТЫ ГОТОВ БЫЛ УБИТЬ МОЮ СМЕРТНУЮ. МИЛОСТЬ? ТАК И БЫТЬ, Я СНИЗОЙДУ ДО МИЛОСТИ.

Хорек приподнял голову, в его затравленном взгляде появилась надежда.

— ВОТ ТЕБЕ МОЯ МИЛОСТЬ: ВМЕСТО МЕДЛЕННОЙ СМЕРТИ — БЫСТРАЯ!

Цанкреста заверещал и метнулся влево, но не успел увернуться от огромной лапы. Пальцы сжались один-единственный раз, и визг больше не повторился. Лишь хруст костей кратким эхом разнесся под сводами пещеры.

Джон-Том и его спутники стояли, утратив дар речи.

Кулачище разжался и выронил кровавый сгусток, только что бывший Яльваром-Цанкрестой, колдуном Гнилых Горшков.

— ТЕПЕРЬ ВЫ, — произнес призрак чуть менее оглушительно. — ВОТ ТАК И БЫВАЕТ: СОБИРАЕШЬСЯ УЛАДИТЬ В ВЕЧНОСТИ ПУСТЯКОВОЕ ДЕЛЬЦЕ И ВДРУГ ЗАМЕЧАЕШЬ, ЧТО ОНА БИТКОМ НАБИТА ДОЛЖНИКАМИ. ЧТО Ж. — Массивный зубастый череп повернулся к Джон-Тому: — ПРИДЕТСЯ СЛЕГКА ЗАДЕРЖАТЬСЯ.

— Эй, погоди-ка! — Джон-Том попятился. — Мы готовы рассчитаться. Мы вовсе не воровать сюда пришли.

Он оглянулся на Снут, но та беспомощно развела лапами. Видимо, она не умела обуздывать приглашенных джиннов.

— ТЫ МОЖЕШЬ РАСПЛАТИТЬСЯ ЗА ТОВАР, БЛЕДНЫЙ ЧЕРВЬ, НО ЧЕМ ТЫ МНЕ ЗАПЛАТИШЬ ЗА ВЫЗОВ? ДЕНЬГИ ТВОИ МНЕ НИ К ЧЕМУ. МОЖЕТ, СУМЕЕШЬ РАЗЖАЛОБИТЬ МЕНЯ ПЕСЕНКОЙ? — Лавка «То, не знаю что» заполнилась вулканическим хохотом.

Джон-Том почувствовал, как его подталкивают в спину.

— Валяй, кореш, не тушуйся, — бодро прошептал Мадж. — Попытка не пытка. В случае чего я буду рядом.

— Что бы я без тебя делал!

Однако выдр был прав: необходимо как-нибудь умилостивить джинна и выбраться из подземелья. Но Джон-Том полностью выдохся, состязаясь с Черроком и Цанкрестой, и неважно соображал. К тому же он изрядно разозлился. Может быть, злость — не самая надежная помощница в таких ситуациях, но это его уже не беспокоило.

— Слушай, ты, Гарпун Аль-Хурджин!

Джинн засверкал глазами.

— МНЕ НЕ НРАВЯТСЯ СМЕРТНЫЕ, КОВЕРКАЮЩИЕ МОЕ ИМЯ!

— Ладно, учту, — пообещал Джон-Том, — но уж и ты не обессудь. За последние две недели мы чертовски вымотались. Пришлось добираться сюда за лекарством для больного друга. Если бы не вмешался этот старый прохвост, — указал он на кровавую лепешку, — мы бы уже выбрались отсюда и пошли своей дорогой. Короче, мы не имеем к нему никакого отношения.

— ВЕРНО, ВЫ БЫ УЖЕ ШЛИ СВОЕЙ ДОРОГОЙ, НО ОТВЕТЬ, МАЛЕНЬКИЙ СМЕРТНЫЙ, КАКАЯ ДОРОГА ВОИСТИНУ ТВОЯ?

— Снут, лекарство все еще у вас?

Кивнув, кенгуриха разжала пальцы и показала драгоценную пробирку. Тотчас опустилась ладонь величиной с автобус, заслоняя Снут от Джон-Тома.

— ЛЕКАРСТВО ТЫ СМОЖЕШЬ ЗАБРАТЬ. ЕСЛИ СУМЕЕШЬ ПОНРАВИТЬСЯ. ТЫ УЖЕ ВИДЕЛ, ЧТО БЫВАЕТ СО СМЕРТНЫМИ, КОТОРЫЕ МНЕ НЕ НРАВЯТСЯ.