Наполовину очнувшись, белка начала брыкаться и крутиться с боку на бок, да еще то и дело постанывала. Если она очнется, дело может принять дурной оборот. И юноша решил, что, невзирая на желание добиться благосклонности Талеи, пожалуй, лучше все-таки удрать из фургона… Не помогать же ей добивать этих несчастных! Однако через несколько минут шевеление прекратилось и жертва разбойного нападения притихла.
Они ехали уже с полчаса, но вокруг по-прежнему были дома. Выходило, что, несмотря на неторопливый шаг их «коней», Линчбени – все-таки довольно большой городок. Более того, он мог даже оказаться куда крупнее, чем представлялось Джон-Тому, – ведь он не знал, когда они миновали центр и направились к окраине.
Слева выросло двухэтажное здание под соломенной крышей. Деревянные балки пересекали каменную кладку. Словно для того, чтобы не упасть, оно прижалось к каменному дому повыше. Вдаль уходила цепочка из нескольких, должно быть, жилых домов, стоящих, не соединяясь. Кое-где над дверями горели лампы, однако в основном обитатели уже спали.
В двух глубоко утопленных окошках дома под соломенной крышей света не было, но Талея подогнала фургон поближе и остановила животных. На улице никого не было. Только парок вился из ноздрей и ртов рептилий и пассажиров; дыхание сливалось с густым туманом. Джон-Том вновь заинтересовался ящерами. Быть может, это какие-то гибриды с теплой кровью?.. В промозглую ночь они, пожалуй, слишком активны для холоднокровных животных.
Джон-Том спрыгнул через заднюю стенку фургона и поглядел на дверь, возле которой они остановились. На двух крюках над входом болталась вывеска:
НИЛАНТОС – ВРАЧ И АПТЕКАРЬ
На вывеске поменьше – в окне – перечислены были заболевания, которые брался лечить доктор. Джон-Тому они были в основном неизвестны: он не много знал о людских хворях, а уж в ветеринарной науке не был осведомлен вовсе.
Мадж и Талея шепотом подозвали его к себе. Юноша присоединился к ним у двери.
Она была утоплена в стене и укрыта козырьком так, что вход не был заметен с улицы. Спрятавшись таким образом от досужих взглядов, Талея стукнула раз, другой, третий – уже посильнее – по молочно-белому пузырчатому стеклу в верхней части двери. На громкий колокольчик у входа она не обратила внимания.
Нервничая, они ожидали, но ответа не было. Хорошо хоть, никто не прошел мимо по улице; из телеги вновь послышались стоны.
– Нету его, что ли, а? – Мадж казался озабоченным. – Я знаю доктора Бледноута. Правда, до него ехать через весь город, да и кто знает, можно ли еще на него положиться, но если у тебя никого больше нет, значица, поворачиваем.
Внутри послышался шум, какие-то неразборчивые извинения. В этот самый миг Джон-Том по-настоящему испугался – впервые после того, как материализовался в этом мире. Тогда он не сразу поверил собственным глазам и скорее пребывал в замешательстве, а не в страхе… Позже – тосковал по дому и боялся неизвестности. Но теперь, оказавшись на совершенно чужой темной улице в качестве участника разбойного нападения, отягощенного нанесением телесных повреждений, он дрогнул. Нахлынул тот истинный, леденящий страх, который, собственно, не пугает – просто как бы отстраняет тебя от реальности. И душа, и тело его вдруг заледенели – как вода на дне деревенского колодца, – а из головы не уходила простейшая, единственная, но всепоглощающая мысль:
«Живым отсюда не выбраться.
Я умру здесь.
Я хочу ДОМОЙ!»
Как ни странно, прийти в себя его заставил другой страх, порожденный более абстрактной причиной. Приступ паранойи стал отпускать Джон-Тома, по мере того как он глубже задумывался над своим положением. Темная улица почти ничем не отличалась от прочих, где ему приходилось бывать… Мостовая, туман, ночной холодок – все это не страшно. А что касается спутников… Ослепительная и сердитая рыжеволосая девица… Огромная, но все-таки разумная выдра – они ему не враги. Куда серьезней выглядят тревоги Клотагорба… Грядущее зло и его собственная прискорбная и опасная ситуация.
– Приятель, в чем дело? – Мадж с неподдельной озабоченностью глядел на него. – Опять, что ль, решил свалиться на меня без чувств?
– Голова у него закружилась, – резко проговорила Талея, впрочем, голос ее прозвучал мягче, чем прежде. – Грязная работенка.
– Нет, – Джон-Том стряхнул с себя последние страхи, растаявшие в ночи. – Дело не в этом: со мной все в порядке. Спасибо. – Он не собирался открывать им своих опасений.
Талея с сомнением поглядела на него, а потом повернулась на голос Маджа, приговаривавшего:
– Чегой-то слышно…
Внутри раздались шаги, кто-то подергал ручку двери, ругнул неисправный замок.
И пока внимание спутников не было обращено к нему, Джон-Том сумел осознать по крайней мере часть Клотагорбова предупреждения.
Если нечто сумело привлечь сюда злую силу из его мира, да еще такую, что никто здесь, даже сам Клотагорб, не в состоянии понять ее сущность, то что может помешать неведомому злодею, переменив направление, однажды обрушить столь же неведомую жуть на его родную планету? Как сумеют люди, занятые вздорными политическими распрями между собой, поглощенные непрекращающимися раздорами с соседями… Как сумеют люди отразить разрушительный натиск силы загадочной и магической? Кто тогда поверит своим глазам – он ведь и сам не мог им поверить, столкнувшись с чародейским мастерством Клотагорба.
Если верить престарелому чародею, рядом со злом, прокравшимся в это место и время, злодеяния нацистов покажутся проказами учеников воскресной школы. Удовлетворится ли зло, поглотив этот мир, или же оно потянется дальше к новым, возможно, более легким завоеваниям?
Он изучал историю, а потому знал ответ. Жаден аппетит зла, оно целеустремленнее благородства. Успех не насыщает склонность к разрушению – только подкармливает ее. Этой хворью человечество мучилось всю свою историю. И то, что он видел вокруг, вовсе не давало оснований надеяться, что сила, устрашившая Клотагорба, здесь станет вести себя иначе.
Где-то в укромном уголке этого мира сгущался и креп ужас. Джон-Том представил себе Клотагорба: приземистая уморительная черепаха на задних лапах… с ящичками в жилете, шестигранными очками… с этой вечной рассеянностью. Пришлось напомнить себе об истинной мощи чародея. Внешность обманчива – во всех шуточках Пога и Маджа все-таки чувствовалось уважение к волшебнику.
Итак, на эти округлые плечи – впрочем, откуда плечи у черепахи – легла ответственность не за один мир, за оба. В том числе и за его собственный, убаюканный призрачной незыблемостью физических законов.
Он поглядел на остановившиеся часы, вспомнил о зажигалке, вспыхнувшей разок, прежде чем в ней кончилось горючее. Законы природы функционировали здесь, как и дома. Мадж просто не знал этих «заклинаний», физических закономерностей, которым повиновались часы и зажигалка. Мысль ходит разными путями. В его мире это наука, здесь – волшебство. Слова звучат одинаково, но действуют по-разному.
Неужели и в его собственном мире можно колдовать ради зла и добра?
Он глубоко вздохнул. Если дело и впрямь обстоит подобным образом, значит, у него нет надежного убежища.
Ну а если так, что остается делать? Надо вернуться к Древу и не просить, чтобы его отослали домой, но предложить старому чародею свою помощь, пусть это будет только рост и руки, если он не способен ни на что другое. Потому что, если чародей-черепаха не впал в детство, если он прав и беда теперь грозит отовсюду, может погибнуть не только один Джон-Том в этом мире, но и его родители, и брат в Сиэтле.
Это было, пожалуй, уже слишком. Джон-Том чувствовал себя спасителем Вселенной. «Не части, мальчик, – осадил он себя. – Нельзя спасать миры из вонючей тюремной камеры, обделавшись с головы до ног, раз местные держиморды играют по собственным правилам. А ты, вне сомнения, туда загремишь, если не будешь слушать Маджа и не поможешь этой очаровательной дамочке».
– Хорошо, все хорошо, – негромко пробормотал он. – Все уляжется, если следовать логике. Это все равно что проверять заполненные учениками тесты.
– В чем дело, приятель, а?
– Ничего.
Выдр внимательно поглядел на него и отвернулся к двери.
Жизнь есть серия последовательных испытаний, напомнил себе Джон-Том. Где же он это прочел? Конечно, не в законах древнего Перу, и не в основах гражданского законодательства, и не в тексте Калифорнийских Договоров. Но теперь он был готов к ним: ко всем внезапным изгибам и поворотам жизненного пути.
Примирившись, таким образом, с собой и со Вселенной, он повернулся к двери и принялся ждать, что еще ему прикажут делать.
Наконец заупрямившаяся ручка повернулась. За дверью показалась фигура, неторопливо оглядевшая ночных гостей. Некогда создание это было массивным, однако плоть явно уже начала усыхать от старости. Руки были едва ли не длиннее всего тела Маджа. Длины той, что держала над головою фонарь, вполне хватало, чтобы осветить сверху волосы Джон-Тома.
Рыжие бакенбарды орангутана давно поседели. Знакомой формы круглые очки в золоченой оправе намекнули Джон-Тому, что или заклинания здесь не помогают против плохого зрения, или у чародеев до таких пустяков просто еще не дошли руки. Обезьяна облачена была в шелковый халат с кружевами и напоминала старую даму… Джон-Том ухитрился не фыркнуть. Не следует ничему удивляться…
– Ну, чтоо этоо тут у меня пооставили? – Голос орангутана напоминал скрежет ржавой косилки. Он поверх очков глянул на Талею. – Я тебя знаю.
– Конечно, – торопливо отозвалась она. – Я – Талея Ветреная, Лунное Пламя. Однажды я помогла тебе.
Не отводя от нее глаз, Нилантос медленно закивал.
– Ах, да. Теперь вспоомнил. Талея Соомнительная оот Плаща и Кинжала, – насмешливо передразнил он. Талея ничуть не смутилась.
– Ну, тогда, кроме моей репутации, вспомни о шести фиалах с зельями, которые я добыла для тебя. С запретными зельями. Их осуждает даже гильдия чародеев, не говоря уж, – она деликатно кашлянула, – о лекарях.
– Да, да, коонечно, я поомню, – доктор обреченно вздохнул. – Доолг есть доолг. И какоое же делоо заставляет вас пооднимать меня среди ноочи?
– Не одно, а целых два. – Девица направилась к фургону. – Подержи дверь открытой.
Джон-Том и Мадж присоединились к ней, поспешно отбросили полог и извлекли из-под него несчастных жертв ночной активности Талеи. К немалому облегчению Джон-Тома, мускусная крыса теперь издавала громкий и вполне здоровый храп.
Пока опасный груз вносили внутрь, Нилантос отступил в сторону, посвечивая лампой. Осторожно выглянул на улицу.
– Операционная сзади.
– Помню, – буркнула Талея из-под бельчихи. На кафельный пол капали редкие капли крови. – Ты обещал мне бесплатное обследование, помнишь?
Врач закрыл и запер дверь, нервно подергиваясь.
– Шшш, проошу. Если ты разбудишь жену, я не сумею скрыть своою поолоовину сделки. И нечегоо гоовоорить ооб оосмоотре.
– Не трясись. Я просто хочу, чтобы ты слегка попотел.
Нилантос следовал за ними, все внимание уделяя теперь обмякшей тушке на плечах Джон-Тома.
– Если хооть ктоо-тоо из них двооих умер, нам всем придется поопоотеть. – Тут глаза его расширились, врач явно узнал булькающую во сне мускусную крысу. – Бооже моой! Это же советник Авенеум! Ты не могла выбрать менее оопасную жертву? Нас всех выпоотроошат и четвертуют.
– Не сразу, – настаивала девушка. – И это зависит от тебя.
– Надоо же, ты – и такая дообрая. – Нилантос закрыл за ними дверь и принялся зажигать лампы в операционной. – Моожет быть, лучше былоо дать им умереть?
– А если нет? Если они выживут и вспомнят, кто напал на них? Там было темно, однако я не уверена, что они не смогут узнать меня при встрече.
– Да-да, – задумчиво протянул врач; став возле раковины, он уже тщательно мыл руки с длинными пальцами.
– Ну и какоой истоорией я доолжен их поотчевать поотоом? – Он натянул перчатки и вернулся к столу, на котором уже лежали оба пациента…
Прислонившись к стене, Джон-Том с интересом наблюдал за происходящим. Мадж расхаживал по операционной с явной скукой на физиономии. На деле же он приглядывал за Нилантосом, стараясь при этом что-нибудь незаметно стибрить.
Пока Нилантос возился с предварительным обследованием, лично заинтересованная в жизни обеих жертв Талея держалась возле стола.
– Скажешь им, что это несчастный случай.
– Какоой еще случай?
– Наткнулись неизвестно на что. – Врач скептически глянул на девицу. – На мой кулак… и железную цепочку на нем или, скажем, на стенку. Ты – доктор, тебе видней. Придумай что-нибудь, уговори. Скажи, что их подобрали прохожие и привезли к тебе.
Врач скорбно покачал головой.
– Ну объясни мне, Талея, зачем примату с твооей внешностью заниматься разбооем?.. Не поонимаю.
Она отодвинулась от стола.
– Вот что, ты лечи их, а о себе я сама позабочусь.
Прошло еще несколько минут, обследование продолжалось.
– Сооветник… с сооветником все в поорядке. Легкое сотрясение мозга, синяки и порезы. Знаю. Я распооряжусь, чтообы егоо дооставили к сообственноому поороогу … Я знаю пароочку крыс, коотоорые выпоолнят эту рабоотенку, не прооявляя излишнегоо любоопытства. – И Нилантос повернулся к бельчихе, прощупывая ее мех длинными пальцами. – Эта будет поохуже. Не исключена трещина в черепе. – Он поглядел на Джон-Тома. – А значит, воозмоожны и внутренние поовреждения.
Предмет обследования негромко застонал.
– А, по-моему, она вполне живая, – отозвалась Талея.
– Вид пациента ообманчив, оосообенноо при поовреждениях гоолоовы. – Обработав рану антисептиком, врач перевязал ее. На повязке немедленно выступило темное пятно. – Придется поонаблюдать за ней. Ты не знаешь, ктоо этоо? – Талея отрицательно помотала головой. – Я тооже. Дама на оодин вечер. Может быть, дама и на поосле вечера. Оона будет сердиться, коогда придет в соознание, но этоо не страшноо. Я пригляжу и за этим.
– Хорошо. – Талея направилась было к выходу, но, поколебавшись, вернулась и положила ладонь на широкое плечо орангутана. – Спасибо, Нилантос. Ты с лихвой оплатил свой долг. Теперь уже я в долгу у тебя. Позови, когда тебе понадобятся мои услуги.
Врач ответил широкой – от уха до уха – обезьяньей ухмылкой.
– В профессиональном плане, я имею в виду. – Ухмылка сделалась еще шире. – Нилантос, ты просто невозможен! – Талея замахнулась на него кулаком.
– Нельзя бить врача, нахоодящегоося при испоолнении свооих врачебных ообязанноостей.
– Ну насмешил! Но я в долгу перед тобой.
– Воороовская честь, да? – Орангутан задумчиво поглядел на белку, на расплывшееся по повязке пятно. – Оотличноо. А теперь будет лучше, если вы все уберетесь оотсюда, – проговорил он, глядя на Маджа.
Выдр кивнул и отодвинулся от закрытого на задвижку шкафчика с наркотиками и успокоительными средствами, возле которого он ошивался уже несколько минут.
– Куда спешим? – поинтересовался Джон-Том. Мадж потянул его за собой.
– Ты, приятель, того? Надо из города убираться.
– Но я не… Я думал… – Он чуть не забыл пригнуться выходя из операционной. – Если доктор Нилантос все уладит, как обещал, зачем нам бежать отсюда?
– Можа, и так, можа, эти двое поправятся, тока нас могли видеть. Можа, уже и в полицию донесли. Парень твой рост только усиливает подозрения. Надо смываться в особенности после драки в «Жемчужном Поссуме».
– Но я все-таки не…
– Потом, приятель, – настаивал Мадж. Они вновь оказались на темной улице.
– Пошли, Джон-Том, – проговорила Талея. – Не создавай сложности.
Он застыл с открытым ртом и поглядел на нее.
– Это я-то создаю сложности? По-моему, с тех пор, как я оказался в этом зловонном мирке, неприятности дождем сыплются на меня.
– Потише-ка, приятель. – Мадж бросил на него косой взгляд. – Лучше помолчи, чем попусту трепать языком… Гляди, пожалеешь еще.
Демонстративное молчание Джон-Тома длилось примерно десять минут.
– Нечего мне жалеть о своих словах, – неожиданно громко возопил он в тумане. Явно расстроенная Талея глядела назад, в сторону города. – Хотелось бы увидеть, есть ли в этом мирке хоть крошечка доброты?
– Наверное, есть, – смутился Мадж. – Тока где искать-то?
– Где… – Голос Джон-Тома умолк. Что сказать: в легендах?.. В каких?.. В логике? Нет, Мадж прав.
– Ладно, ерунда. – Гнев и разочарование успели утихнуть. – Итак, мы беглецы. И я тут самый подозрительный. Хорошо. – Он кивнул. – Значит, едем.
И запрыгнул в фургон. Мадж взобрался на сиденье, поймал вопросительный взгляд Талеи, пожал плечами. Приподняв поводья, она присвистнула. Сонные ящерицы очнулись от дремоты, налегли на упряжь. Повозка медленно тронулась вперед, толстые лапы зверей мучными кулями плюхали по мокрой мостовой.
Джон-Том заметил, что они выезжают из города, как и предлагал Мадж. Мимо проплывали дома, окруженные небольшими садиками. Ни одного огонька не было в их окнах в этот глухой час.
Они миновали последний фонарь. Кончилась мостовая, под колесами захрустел гравий. А потом быстро кончился и он, пошла глинистая колея. Позади исчез всякий свет.
Была глубокая ночь, а может быть, и раннее утро. Туман обволакивал беглецов. Зимой дождь идет чаще по ночам.
Из троих едущих в этом фургоне один только Джон-Том помнил еще о той куда более могущественной ночи, что угрожает этому миру. Талея и Мадж живут лишь сегодняшним днем, подумал юноша. Им не понять глубины видений Клотагорба. Он залез поглубже под серое покрывало, не обращая внимания на оставшийся после белки крепкий аромат духов, к которому примешивался запах крови.
Прогрохотал далекий гром – последний отголосок ночной грозы. Гром помог им распрощаться с Линчбени. Джон-Тому было не жаль оставлять этот город.
Скоро они очутились в лесу. Дубы и вязы знакомыми силуэтами зачернели на фоне более стройных колокольных деревьев, под венцами лоз вздыхающих, словно в молитве, о наступлении дня и благодетельном свете солнца.
Они ехали, шли часы. Дорога ручейком вилась между холмов, держась поближе к их основаниям, подъемы были редки. По временам у обочины возникали озера или пруды. Их населяли водные ящерицы, бормотавшие и бурчащие наподобие лягушек. Каждая отличалась собственным цветом: были там розовые и красные, зеленые и лазоревые. Становилось светлее, и звуки усиливались. Яркие чирикающие фонарики перепархивали с ветвей на берега.
Джон-Том глядел на исчезающих вдали светящихся рептилий. Запруды превратились в ручей, весело и дружелюбно торопящийся куда-то совсем рядом с глубокими колеями дороги. В отличие от путников, он не опасался чужого уха и весело заливался, поддразнивая колеса.
Отрешенность вновь уступила место естественному любопытству.
– Хорошо, город теперь далеко, – сказал Джон-Том Талее. – Куда же мы направляемся?
Встав на колени, он потянулся к спинке сиденья, чтобы не упасть в трясущейся повозке, но промахнулся и ухватил девушку за бок, поспешно отнял руку, но Талея не отодвинулась и не запротестовала.
– Туда, где нас не поймают, – отвечала девица. – Ей-богу, проследить след повозки даже самому тупому из линчбенийских легавых – тьфу. А значит, нам придется, как положено, залечь в логово и не трепыхаться, чтобы не заловили. Стало быть, едем туда, куда полиция носа не сунет.
– Не уверен, что это так. – В голосе Маджа слышалась скорее надежда, чем уверенность. – Но больше деваться некуда.
– Тем не менее, – возразила девица, – там безопаснее, чем в любом другом месте. – Джон-Том все еще не отводил от нее непонимающих глаз.
– Мы направляемся в местное отделение межрегиональной ассоциации безработных свободных художников и неудачников.
– Иначе говоря, в Усадьбу Жулья, – отозвался Мадж.
Глава 8
Остаток ночи они провели в повозке, укрывшись плотным одеялом. Мадж и Талея почти немедленно притихли, подобно недавним жертвам девицы, но Джон-Том, как оказалось, слишком завелся, чтобы уснуть. Талея спала беззвучно, как камень, но со стороны серой выпуклости, покрывавшей Маджа, доносилось тоненькое посвистывание.
Джон-Том, лежа на спине, изучал ночное небо, проглядывавшее меж ветвей. Иные из созвездий были ему знакомы – правда, они оказались как-то не на месте: не так расположены, да и время года – если судить по звездам – тоже было не то. Впрочем, знакомые очертания Ориона утешали уже своим мужественным видом на фоне звездной пустыни.
Один раз над ним промелькнул призрачный контур с изящной линией светящихся серых крыльев. Это могла быть здешняя рептилия, птица, вообще – что угодно. За созданием этим тянулись призрачные желтые полосы… Оно промелькнуло в небе буквально за какое-то мгновение, а потом исчезло за ветвями. С деревьев донесся громкий икающий крик какого-то крылатого обитателя леса.
По дороге дробью посыпались крошечные лапки. Владелец их обнюхал колеса повозки, фыркнул и припустил дальше. Над головою негромко философствовали сикоморы и гингко. Они-то в конце концов и навеяли своею беседой на Джон-Тома глубокий – без сновидений – сон.
Он проснулся, когда приветливое солнце проглянуло уже меж листьев и теплый луч упал ему на шею. Повернув голову, Джон-Том понял, что к нему привалилась Талея. Она спала на дне повозки, положив щеку ему на плечо, рука ее лежала у него на груди. Он не знал, что и делать.
Впрочем… Все-таки у них общая цель. Он шевельнулся. Ресницы ее затрепетали, девушка сразу же осознала, что очутилась в объятиях Джон-Тома. Талея отодвинулась, потирая глаза.
– Хорошая ночка, – подсевшим голосом объявила она. – Правда, случалось ночевать и на более мягкой постели.
– Мне тоже. – К собственному удивлению, юноша обнаружил, что Мадж уже проснулся. Он и не знал, сколько времени выдр наблюдает за ними.
– Итак, приступим к делу, – тактично начал Мадж. – Линчбенийские держиморды вообще-то не очень настырны, но, этак вот разленившись, следует иметь в виду, что среди них может найтись и несколько честолюбцев, способных увязаться за нами. – Он встал и махнул в сторону города. – Мне лично кажется, что за нами никто не гонится, однако в этом трудно быть уверенным.
– Хорошо. – Девица полезла на место возницы. – Со скунсами лучше не встречаться, и для этого стоит потрудиться.
Так что вскоре они уже ехали по дороге, быстро перешедшей в тропу. Потом повернули. Джон-Том заметил, что колеи стали почти незаметными. Впрочем, отсутствие рытвин вполне компенсировали валуны, то и дело попадавшие под колеса, эти валуны успели порядком порастрясти внутренности путешественников.
Потом они остановились и по-спартански перекусили – хлебом, вяленым мясом, какими-то сушеными плодами, с виду напоминающими лайм, только оказавшимися вкуснее. И отправились дальше.
Поближе к полудню Талея объявила, что они прибыли на место. Джон-Том просунул голову между выдром и девицей.
– Что-то ничего не видно.
– А чего ты хотел? – едко бросила она. – Чтобы местное отделение межрегионального… Словом, Усадьба Жулья встречала тебя с флагами и духовым оркестром?
Они свернули на еще более узкую тропку и отправились по ней глубже в лес. Через полмили показался загон, заполненный разнообразными упряжными и верховыми рептилиями. Еще в нескольких сотнях ярдов от сего стойла, расположенного под открытым небом, Талея обнаружила металлическую дверь. Она оказалась прикрытой ветвями нескольких крепких дубов и была врезана прямо в поверхность невысокой скалы.
Талея трижды хлопнула пятерней по металлу, потом сделала паузу и постучала вновь.
Тут вверху на двери открылось оконце. Никто и не подумал высовываться. Находившийся внутри видел прибывших, не опасаясь заработать удар ножом.
– Отдых и убежище, уют и отсрочка всем умеющим жить, – проговорил голос из-за двери.
– Чтоб тебе процент всегда был! – немедленно отозвался Мадж. – Чтоб тебе всегда выделяли жирную долю. Чтоб одни простофили попадались.
После некоторого промедления дверь отворилась, заскрипев ржавыми петлями. Талея вошла первой, за ней последовал Мадж. Чтобы не задеть потолок, Джон-Тому пришлось согнуться едва ли не вдвое.
Вошедших встречал мускулистый выдр. Он был дюйма на два повыше Маджа и внимательно оглядел каждого, особое внимание уделив Джон-Тому.
– А этого я не знаю.
– Это друг, – ухмыльнулся Мадж. – Знакомый из неблизких краев, так вот! – Он не стал вдаваться в подробности, а тем более поминать Клотагорба.
Сморкнувшись на пол, выдр-привратник вперевалку побрел вглубь. Они последовали за ним. Вскоре путь их пересекли несколько ходов, все они как будто вели в большое центральное помещение. Оно оказалось заполненным шумной толпой похабников-дебоширов, рядом с которыми посетители «Жемчужного Поссума», конечно же, казались первоклашками.
Заостренной стали в этом помещении хватило бы на целую войну. Присохшая к полу кровь говорила, что к услугам этого инструментария здесь прибегают достаточно часто. Шум едва не оглушал, не говоря уже о вони. Юноша успел притерпеться к звериным запахам, но внутри каменного мешка, без вентиляции, да еще в собрании лиц, не склонных регулярно выполнять правила гигиены, смрад стоял непереносимый.
– Что же будем делать?
– Сперва следует отыскать президента местной общины, – пояснила Талея, – и заплатить протекционные. Тогда нам разрешат остаться. Потом ищем свободный уголок – холм весь источен ходами – и залегаем на дно. Поступаем во временные жильцы, пока наш советник не позабудет, что с ним случилось. Конечно, он может подкупить Нилантоса и все выяснить, но я сомневаюсь, чтобы он стал уточнять, где находились в ту ночь некоторые из горожан. Однако на всякий случай следует подождать здесь пару недель, пока все забудется. А потом можем спокойненько отправляться восвояси.
Заметив недовольный взгляд Джон-Тома, Мадж отозвался:
– Ну чего ты опять такой дохлый, приятель? Две недели – это всего только две недели. – Выдр ухмыльнулся. – У линчбенийских легавых память не длинней храбрости. Тока все равно лучше скрыться с глаз долой на какое-то время. К этому месту они и на лигу не приблизятся.
Джон-Том глянул в сторону видавших виды мечей и ножей.
– Интересно бы знать почему, – сухо отвечал он, стараясь успокоить дыхание.
Однако пробыть две недели в Усадьбе Жулья им не довелось. Не прошло и дня, как Джон-Том совершил ошибку. Сперва-то она ему ошибкой не показалась, а потом было слишком стыдно, чтобы извиняться.
Шла игра. Ее любили и жители Линчбени, и те, которые на них паразитировали. Обычные кости – никаких сложностей.
Смышленый студент без всякого труда за несколько часов успел овладеть всеми ее премудростями. Он в общем-то и не собирался садиться за игру, но Талея где-то болтала со знакомыми, а Мадж попросту исчез. Он остался один. От утомления и скуки Джон-Том решил сыграть.
В кошельке Клотагорба еще оставалось несколько крошечных медяков – последние капли из фонтана щедрости, обильно оросившего кое-кого из линчбенийских купцов. Внушительный в своем ярко-зеленом плаще Джон-Том, опершись о дубину, изучил несколько компаний, прежде чем наконец решил присоединиться к играющим.
Выбрал он самую крупную: при большем количестве игроков больше времени остается на обдумывание. Никто не был против. И Джон-Том непринужденно занял место вдребезги проигравшейся рыси.
Невзирая на отсутствие мастерства – кости-то катятся одинаково, – он справлялся с делом вполне удовлетворительно. Постарался сосредоточиться, чтобы преуспеть еще больше, и так углубился в игру, что не заметил даже, как собрал целую толпу болельщиков.
Сердитые неудачники поднимались, их заменяли ретивые претенденты – полные сил и с тугими кошельками. В кругу все время оставалось девять или десять игроков.
Камень холодил его зад даже сквозь одежду. Столь же холодными были потертые монетки, начинавшие столбиками выстраиваться перед ним. Впервые за последнее время он расслабился… Да что там – наслаждался собой.
К всеобщему восторгу толпы, всегда сочувствующей тому, кто в ударе, он дважды подряд выбросил три девятки. Игроки забормотали о волшебстве. Но разговоры оставались только разговорами: с фонаря свисал над кружком играющих пожилой летучий мыш по имени Суал. С этой точки ему прекрасно были видны действия всех игроков. Мнение его здесь уважали – Джон-Том это заметил, но в отношении магии все познания Суала исчерпывались тем, что сам он волшебником не был. Однако из скверных баскетболистов получаются великолепные тренеры, и Суал досконально знал магию, хотя колдовать не умел.
Тем не менее один из игроков попробовал было изменить ход судьбы, решив заворожить кости перед броском. Ни Джон-Том, ни другие игроки и болельщики ничего не заметили, однако разъяренный Суал немедленно отреагировал.
– Этот вот под нос себе бормотал, только я слов не расслышал, – объяснил он толпе.
Тут Джон-Том получил возможность лицезреть образчик правосудия жуликов в мире, где не признают обычный закон с его умеренностью. Целая компания разгневанных болельщиков поволокла визжащего и сопротивляющегося гофера[5] в сторону. После короткой паузы раздался жуткий вопль. Вытирая лапы, с мрачным удовлетворением на физиономиях наблюдатели возвратились.
Бросал другой игрок, и Джон-Том смог поинтересоваться, что случилось.
К плечу его пригнулся высокий кролик.
– Суал сказал: этот бормотал. У нас в Усадьбе не плутуют. Ты ж не хочешь, чтоб тебя обманули, так, братец? Значит, он и получил по заслугам. – Джон-Том по-прежнему не отводил от кролика вопрошающего взгляда. Тот пожал плечами. – Раз он шептал заклинания – значит, ему язык отрезали. Если б руками водил – отмахнули бы и руки. Сам знаешь: глаз да глаз и так далее.
– Не слишком ли строго? Это ж всего только игра.
Странные молочно-розовые глаза глянули на него сверху вниз.
– У нас тут все строго, мужик. И ты это знаешь. Приходится, вишь, обходиться без всяких там плутоватых судей и адвокатов-лукавцев. Среди своих мы не потерпим предателей. А справедливая и заслуженная кара, – он ткнул лапой в сторону, откуда недавно донесся вопль, – всякого заставляет быть честным. Этому еще повезло, жив остался. А тебе, собственно, что до него?