Никогда не стоит смешивать работу с личными чувствами.

«Господи, – подумал Джек. – Я так запутался в своих отношениях с Гас и Бриджит, что почти забыл о работе». Он обманывал себя. К Гас его влек не только секс, но и она сама, и даже Бриджит Он сделал ужасную ошибку, поставив чувства выше долга, и теперь должен за это расплачиваться. В его деле не было места переживаниям, он не имел права щадить людей на пути к цели, даже если это заставляло его страдать. Он ножом отсечет все нити, которые связывали его с Гас.

Джек поднял подушку, открыв спрятанное под ней блестящее смертоносное оружие. Он взял его, крепко сомкнув пальцы на рукоятке из слоновой кости. Свет играл на стальном лезвии ножа.

Отсечь все раз и навсегда. Без всякой жалости и снисхождения.

Первым впечатлением, когда он проснулся утром, было чувство тяжести, словно большой камень придавил ему ноги Джек лежал лицом вниз, и находись он в другом месте, то уже давно приставил бы нож к горлу неизвестного пришельца. Он не мог объяснить своей нерешительности, особенно если учесть, что за ним установлена слежка, а его жена уже не раз покушалась на его жизнь. Он стал удивительно беспечен после встречи с Гас Феверстоун. Вот и сейчас он позабыл об осторожности, слушая совсем другой голос, который советовал ему не горячиться и не спешить. Предмет, прижимавший к постели его ноги, был тяжелее средних размеров животного и легче человека обычных размеров, что особенно возбуждало его любопытство.

Джек повернул голову и увидел белые перья. Он ошибся.

Это не был человек или животное, это был «лебедь».

– Ты что – в этом спала? – спросил он, изгибаясь, чтобы рассмотреть «лебедя».

– Ну конечно же, нет, глупый, – снисходительно объяснила Бриджит.

Джек приподнялся на локтях и оценил ситуацию. Бриджит сидела на его ногах и при этом энергично жевала, судя по всему, резинку.

– Я бы тогда испортила хвост, – продолжала она. – Обычно я сплю в трико, у меня их несколько.

– Рад слышать это. А теперь не могла бы ты слезть с моих ног, чтобы я мог повернуться на спину?

– Ох, простите, пожалуйста. Кровать очень узкая, и мне надоело ждать, когда вы проснетесь.

Бриджит переместилась на край постели и выдула большой розовый пузырь, который ловко спрятала обратно движением языка. На ней были все та же кисейная пачка и атласные туфельки, но теперь она украсила голову убором из белых перьев, таких же как хвост.

Придерживая простыню, Джек с опаской перевернулся на спину, боясь, что неосторожное движение откроет пятилетней племяннице некоторые ошеломляющие детали мужской анатомии. Маневр не совсем удался, но Бриджит, казалось, ничего не заметила.

Джек хорошенько закрылся простыней, положил за спину подушку и не без тени иронии спросил:

– Чем вызван ваш визит?

Слава Богу, пятилетние дети не слишком разбираются в тонкостях человеческого общения.

– Почему ты пришла сюда? – спросил он, переводя вопрос на доступный ей язык.

– Я хотела взять у вас интервью.

– Для «Лос-Анджелес тайме»?

– Нет, для моего дневника, – ответила она очень серьезно. – Я не знала, как пишется ваше имя. Ну и еще кое-что…

Джек не удивился. У девочки была масса общего с ее теткой, включая болезненный интерес ко всему, что касалось лично его.

– Что же еще?

Бриджит была явно довольна, что он не прогнал ее, и поудобнее устроилась, готовясь к длинному, подробному разговору.

– В общем-то меня особенно интересует один вопрос, – начала она, – как… как вы с тетей полюбили друг друга?

У него чуть не отвалилась челюсть.

– Ну, это целая история, – только и сумел выдавить Джек.

– Вот и прекрасно! – подбодрила его пятилетняя репортерша и, расправив пачку, продолжила:

– Видите ли, «Лебединое озеро» – мой любимый балет. Принц Зигфрид отправляется охотиться на лебедей и безумно влюбляется в королеву лебедей Одетту. Одетта плавает по озеру, потому что ее заколдовал злой волшебник. Зигфрид не стал убивать Одетту, а полюбил ее. У вас тоже так было с тетей Августой?

Джек прикрыл глаза, мечтая о чашке кофе и о том, чтобы у него перестала болеть голова И еще, чтобы Бриджит не была такой разговорчивой. Как это кто-нибудь, даже пятилетний ребенок, мог вообразить, что их отношения с Гас хотя бы отдаленно походили на балет о лебедях?!

– Угу, – подтвердил он. – Так оно и было.

Бриджит в восторге молитвенно сложила руки.

– Моя самая любимая сцена в «Лебедином озере» – это когда Зигфрид и Одетта танцуют па-де-де. Вы знаете, что это такое? Они танцуют вместе, как будто они уже поженились. И еще мне нравится, когда Одетта предупреждает принца, что ему грозит опасность, он обнимает ее, а она с любовью смотрит ему в глаза. Правда, здорово? Один раз я видела, как Гас тоже смотрела на вас с любовью в глазах.

Противная девчонка, у нее не было к нему жалости. Тем временем Бриджит наклонилась и, не переставая жевать, очень серьезно спросила:

– И как вы там с ней – проделываете всякие вещички?

На этот раз он открыл рот, из которого не вылетело ни звука. Интересно, что они разрешают ей смотреть по телевизору? Какие «вещички»? Только теперь до него дошел смысл сказанных ею слов: «Один раз я видела, как Гас тоже смотрела на вас с любовью в глазах». Не смея себе в этом признаться, он так хотел, чтобы Гас смотрела на него с любовью в глазах.

Джек опустил голову и чуть не застонал от отчаяния. Всю жизнь он имел дело с монстрами: громилами, ворами, убийцами… И еще он имел дело с властями, что было не лучше. С самых ранних лет его обучали искусству побеждать в бою и умению перехитрить противника. Он жил по законам строжайшей дисциплины и беспрекословного подчинения. Он был послушной машиной и орудием убийства, но он оказался безоружным перед наивным простодушием ребенка. Бриджит победила его одной-единственной фразой!

Джек понял, что проиграл в битве со своими собственными чувствами, ничто не помогло, даже игра с ножом и деревом, и уже не стон, а сдавленное ругательство сорвалось с его губ. Он был не просто побежден, он был раздавлен.

– Значит, я не ошиблась, вы этим занимались? – настаивала Бриджит, догадавшись, что нащупала больное место. – Неужели вам это так не понравилось?

Шум в коридоре за дверью спас Джека от объяснений.

Кто-то звал Бриджит, но это была не Френсис.

– Я здесь! – что есть мочи закричала Бриджит. – Это Гас, – с довольной улыбкой объяснила она Джеку. – Я сказала ей, что буду у вас. Я подумала, что вы будете рады с ней повидаться, раз вы живете в разных комнатах. Кстати, интересно почему?

Дверь спальни скрипнула, и Гас нерешительно просунула голову в щель:

– Ты здесь, Бриджит?

– Привет, Гас! Джек только что рассказал мне, как вы влюбились друг в друга и почему не спите вместе.

– Что-что? – Дверь широко распахнулась, и Гас появилась на пороге. Ее глаза бегали по сторонам, как у Робота-полицейского в фильме, и казалось, она сейчас поднимет руку и расстреляет всех короткими очередями.

– Бриджит, дорогая, Френсис уже приготовила завтрак, – сказала Гас, входя в комнату и с трудом сдерживаясь. – Отправляйся на кухню и смотри не съешь все сама. Оставь мне булочку с черникой.

– Но я не хочу есть…

– Бриджит, что я тебе сказала, иди завтракать, дорогая.

Ты же знаешь, как это важно – хорошо поесть с утра.

– Подожди! Джек как раз собирался рассказать мне, как ты с ним…

– Марш отсюда, Одетта! – скомандовала Гас, прерывая ее. – Мне надо поговорить с принцем Зигфридом.

Глаза Бриджит наполнились слезами, и в поисках сочувствия она повернулась в Джеку.

– Вечно она все испортит! – пожаловалась ему Бриджит.

В ответ он только трусливо пожал плечами, не желая сердить Гас, но в душе поддерживая Бриджит. Как только, обиженно колтыхаясь, хвостик Бриджит исчез за дверью. Гас обратила на пего весь свой гнев.

– Что ты ей сказал? – приступила она к нему.

В другое время Джек бы подразнил ее ради удовольствия, но сегодня он всеми способами хотел избежать столкновения.

Прежде всего потому, что при ее появлении у него вновь участился пульс. Во-вторых, он уже серьезно нарушил правила профессионального поведения и больше не доверял даже себе самому.

В-третьих, он так и впился глазами в ее лицо, шею, рот, упрямо скрещенные под грудью руки и в сами груди с розовевшими под тонкой майкой сосками.

И что за привычка, скажите, пожалуйста, разгуливать по дому в нижнем белье? Но больше, чем тело под легким покровом, его влекли ее глаза. Он всматривался в них, ища подтверждения словам Бриджит, и не находил его. В ее глазах горела ярость, и ничего другого.

– Я не открыл ей никаких секретов, – сказал он, садясь на постели. – Она думает, мы полюбили друг друга, как Зигфрид с Одеттой. Не вижу в этом ничего плохого. А по-твоему, я должен был выложить ей правду?

– Нет, конечно, но я бы не хотела, чтобы девочка думала, будто мы безумно влюблены друг в друга. Это только запутает ее. – Гас на секунду остановилась и, взяв прядь волос, выбившуюся из скрученного на затылке пучка, рассеянно потерла ею щеку, не сознавая чувственности жеста. – Не представляю себе, почему она так решила.

Джек тоже помолчал, взвешивая, стоит ли открывать ей все.

– Кажется, именно ты натолкнула Бриджит на эту мысль, – наконец решился он.

– Я?

– Ну да, она заметила, как ты смотришь на меня.

Гас недоуменно склонила голову набок.

Он безуспешно попытался обратить все в шутку, но губы не подчинялись ему и слова с трудом появлялись на свет.

– Смотришь с любовью в глазах…

Гас чуть не задохнулась от негодования. Ее глаза изумленно расширились, спина гордо выпрямилась.

– Какая ложь! – вскипела она. – Я никогда на тебя так не смотрела! Н-никогда! Если бы я умирала с голоду, а ты был моим любимым блюдом, я бы в-все р-равно тобой не соблазнилась!

Джек с трудом удержался от смеха. Она была в таких растрепанных чувствах, что начала заикаться. Это с ней случалось и раньше, а вот то, что она покраснела, было действительно событием. Ему и не снилось, что он может стать свидетелем подобного зрелища. Ее щеки стали ярко-розовыми, и на верхней губе выступили капельки пота. Она уже не раз приводила его в замешательство, и он задавался вопросом, что может заставить покраснеть такую женщину, но никак не предполагал, что это будет слово «любовь».

– Какое твое любимое блюдо? – не удержался он.

– Во всяком случае не ты! Я немедленно пойду и поговорю с Бриджит!

Гас повернулась и пошла к двери. Джек соскочил с кровати и бросился за ней, неловко прихватив простыню и одеяло.

– Не смей прикасаться ко мне! – закричала она, отталкивая его руку, когда он попытался ее удержать.

– Что ты собираешься делать?

Он встал перед ней, преграждая путь.

Прикрываясь, он держал перед собой простыню и сознавал, что похож на плохую копию изваяния греческого атлета. Натертый пол скользил под его босыми ступнями, а холодная круглая ручка двери нахально упиралась ему куда-то пониже спины.

Гас зло потрясла головой, и новые пряди волос выбились из ее прически. Они летали вокруг ее головы, как змеи вокруг головы Медузы.

– Я обязана поговорить с Бриджит, чтобы избавить ее от ложных представлений о нас с тобой.

– Она ребенок, Гас. Романтичная маленькая девочка.

– Но я не могу допустить, чтобы она думала…

– Думала, что ты влюблена в меня. Гас? – закончил за нее Джек.

Она отвернулась, и он сразу подпал под ее очарование. Не стесняясь, он жадно смотрел на ее волосы, шею, грудь под узкой майкой. Она была обижена и сердита, особенно после того, что он наговорил ей накануне, но выражение ее глаз поразило его в самое сердце. Он был коротким, этот взгляд, и у Джека не было слов, чтобы его описать. Пожалуй, он бы назвал его томлением, сладкой тоской… Вожделением прекрасного создания, смотрящего на мир из-под чадры огромными темно-фиалковыми глазами. Гаремные глаза, так бы он их назвал.

– Почему ей нельзя думать, что мы как те двое влюбленных в ее балете? – спросил он.

– Да потому, что это не правда.

Она отказывалась от всего того, что произошло между ними, и он был солидарен с ней. У него было еще больше причин, чтобы держаться от нее подальше. Значительно больше, чем у нее. Но у него не было сил, чтобы от нее отказаться.

– Я бы сказал, что это не совсем правда, – поправил он ее. – Бриджит восхищалась танцем, который они там танцуют.

Она называла его па-де-де, а я бы назвал его брачным танцем, преддверием любви. Разве это не то, чем мы с тобой занимаемся, Гас?

Она все еще отказывалась смотреть на него.

– Отпусти меня, – попросила она слабым голосом.

Он плечом захлопнул дверь.

– Нам надо поговорить, – сказал он.

– О чем?

– О том, что я наговорил тебе вчера.

Эти слова заставили ее поднять голову. Гас смотрела на него глазами, по-прежнему полными обиды. Он оскорбил ее, ей было больно, и она не скрывала этого. Почему же ее зависимость от него была ему так приятна? Нет, он не станет перед ней извиняться, он просто расскажет ей, как все было.

– Мне приснился плохой сон о том, что со мной когда-то случилось и с чем Я до сих пор не могу примириться. Я был в ужасном состоянии, когда ты пришла ко мне в комнату.

Гас подошла к окну и взглянула на лужайку внизу и холмы под солнцем вдали. Джек видел ее задумчивый профиль.

– Я слышала твой голос в коридоре, – сказала она. – Ты звал какую-то женщину, Мэгги.

Он был рад, что она не видит его лица.

– Мэгги была моей женой. Она умерла.

Они замолчали, каждый из них обдумывал сказанное – для нее новость, для него привычная боль.

– Поэтому ты здесь? – наконец спросила Гас. – Это связано с тем, что случилось с ней?

Он был так поражен, что еле удержался, чтобы не рассказать ей обо всем. Он никогда никому не доверял свою тайну, и с каждым годом ее груз становился все тяжелее. И вот теперь все нити привели его сюда, в семью Феверстоунов, и он не сомневался, что кто-то из них, а может быть даже Гас, был замешан в этом деле. Пока не определит, кто это, он должен подозревать всех.

– Кто знает, может быть, я здесь из-за тебя, – сказал Джек, меняя тему. Он хотел вернуться к прежнему разговору о любви в ее глазах, но напоминание о прошлом вернуло его к суровой действительности. – Я появился здесь из-за тебя, когда ты решила организовать свое собственное похищение. Если ты не против, объясни, почему тебе в голову пришла эта идея. И еще: почему для этого ты выбрала меня.

– Я тебя не выбирала.

– Значит, вместо тебя это сделал кто-то другой. Предполагаю, им был твой дружок Роберт.

– Не представляю, почему он выбрал тебя, – сказала она, глядя в сторону. – Наверное, он сделал это по рекомендации каких-то знакомых. Я только знаю, что он не помещал объявления в газете.

– Довольно безрассудный шаг нанимать кого попало для похищения. Это могло плохо кончиться.

К его удивлению, Гас, быстро кивнула головой.

– Я была готова на все, – подтвердила она, все так же глядя в окно. – Чего я только не предпринимала, чтобы выручить из фонда свои деньги, мне оставалось только подать на них в суд. Я бы это и сделала, если бы не придумала этого похищения.

– Макгенри не хотел отдавать тебе твои деньги?

– Первым условием было, что я получу деньги, когда мне исполнится тридцать пять. Возраст мог быть снижен лишь в случае выполнения второго условия, а именно: если я докажу, что обладаю кругозором, дальновидностью, твердой моралью и прочими прекрасными качествами, о которых столько написал в своем завещании лицемер Лейк-старший.

Гас нервно приглаживала спутанные волосы, и этот жест выдавал ее растерянность. Что-то беспокоило ее, и Джек догадывался, что она старается скрыть это от него.

– Уорд Макгенри управляет не только компанией «Феверстоун», но и всей семьей Феверстоун, – сказала она. – Он считал издание журнала большим риском и говорил, что я слишком неопытна и легкомысленна, чтобы мне доверили такое дело.

Все члены семьи согласились с ним. Пришлось доказать им обратное.

«И это у тебя неплохо получилось», – подумал Джек.

Гас повернулась и окинула взглядом комнату, словно ища в ней что-то. Ее взгляд секунду блуждал вокруг, потом остановился на предмете, прислоненном к зеркалу на комоде. Это было ее деревянное изображение, и Джек молча обругал себя за небрежность.

Она подошла к комоду и принялась рассматривать свой незавершенный портрет. Потом повернулась и посмотрела ему в глаза. «Так, значит, это я, – говорила она ему, не произнося ни слова. – Значит, ты меня хочешь, сколько бы ты ни утверждал обратное».

– Наверное, Бриджит ошиблась, – прошептала Гас. – Наверное, она имела в виду тебя, когда говорила о любви в глазах.

Джек не знал, что ей ответить. Хорошо еще, что он не покраснел.