Глава 6

– Господа, господа, – произнес Мэтт Сэндаски, делая очередную бесплодную попытку внести какой-то порядок в хаос вечернего заседания исполнительных директоров газет. В этом году газеты круга «Сан-Франциско Глоб» оказались в весьма затруднительном положении, и сотрудники никак не могли найти выход из этого смертельного тупика. Черт побери, подумал Мэтт, они даже не могут договориться о стоимости чашки кофе.

Мюррэй Пратт, главный менеджер «Глоб», с оскорбленным видом вытянул палец в сторону Пита Фишера, самого блестящего и самого вспыльчивого редактора.

– Что значит «равнодушный», Фишер? Я же не против обнаженной натуры, черт возьми! И, между прочим, что там с работой по воскресеньям и улучшением дисциплины? Я должен это прочитать.

– Лучше бы ты об этом написал! – вскинул голову Фишер. – Если я сказал «равнодушный», прости меня, Мюррэй. Я имел в виду другое: грубый и корыстный. Ты свою больную мать продашь за десять новых подписчиков.

– Мою мать? – фыркнул Мюррэй. – Да я и за одного ее продам.

Мэтт с размаху шлепнул ладонью по столу, заставив всех сидевших в кабинете сотрудников взглянуть на него с изумлением.

– По-моему, сегодня мы уже вряд ли чего-то добьемся, – собрав остатки своей дипломатичности и обведя взглядом измученных бесплодным сидением товарищей, произнес он. – Давайте считать, что уже наступило утро, а, господа?

Фишер, уже торопившийся к выходу, споткнулся от неожиданности..

– Мюррэй, он назвал нас господами? По-моему, это оскорбление.

– Убирайся отсюда, филистимлянин! – зарычал Мэтт, указывая на дверь. – Кончен бал, погасли свечи.

Явно удовлетворенный тем, что ему удалось вывести из себя своего обычно столь респектабельного шефа, Пит Фишер застыл по стойке «смирно», отсалютовал и вышел из комнаты – таким же свеженьким, каким вошел в нее несколько часов назад. Он не только самонадеянный, подумал Мэтт, у него еще и глазки такие же маленькие и блестящие, как у грызунов, животных, к которым Мэтт питал особое отвращение.

Схватив стакан с ледяной водой, Мэтт прижал его к своему пылающему лбу, дожидаясь, пока из комнаты выйдут все остальные сотрудники. Будучи новым президентом «Уорнек Комьюникейшенс» и издателем «Глоб», он попал под перекрестный огонь деловой и редакторской сторон издательской деятельности. К сожалению, эти два противоборствующих течения явно вцепились друг в друга мертвой хваткой.

Через минуту он уже был в примыкавшем к его кабинету душе и увидел свои покрасневшие от напряжения глаза в зеркале. Темные круги, углубившиеся от усталости морщины, щетина на подбородке испугали его. «Впору „скорую“ вызывать, – пробормотал Мэтт. – Я умру от измождения, если немедленно не помоюсь, не побреюсь и не сменю одежду».

Глядя на него сейчас, трудно было поверить в то, что менее года назад Мэтт Сэндаски возглавлял список самых завидных женихов, ежегодно публиковавшийся в «Сан-Франциско», местном развлекательном журнале. Сотрудники журнала хвалили его за умение изящно одеваться и стричься, уделяя особое внимание его безупречным ногтям.

Когда Саймон заправлял делами, было гораздо проще выглядеть, как денди, невесело подумал Мэтт. Лениво плеснув в лицо холодной воды, он услышал раздавшийся в кабинете звонок. Озабоченный голос секретарши донесся до душевой.

– Мистер Сэндаски! Я сняла сообщения с вашего домашнего телефона, как вы просили. Там есть одно сообщение миссис Уорнек – очень странное. Всего два слова: «Люк вернулся».

Через десять минут Мэтт уже сидел за рулем своего серебристого «БМВ», пытаясь продраться через утреннюю пробку на улице Мишен. Он не только не принял душ, но даже не причесался. Возвращение Люка Уорнека в Хаф Мун Бэй могло означать катастрофу – в особенности для личных амбиций Мэтта. В «Уорнек Комьюни-кейшенс» и без того не все было в порядке, и журналисты уже вовсю трубили о финансовых проблемах «Глоб» и кризисе в руководстве компании. Ни для кого не было секретом то, что Люк уже в течение нескольких лет ищет слабое место в бизнесе своего отца.

Гоня машину к югу от Хаф Мун Бэя, где на отшибе располагалось имение Уорнеков, Мэтт лихорадочно размышлял. В последнее время он не осмеливался контролировать деятельность сына Саймона, однако кое-что он все же держал под наблюдением, и ему было известно, что Люк сделал несколько безуспешных попыток купить часть акций «Уорнек Комьюникейшенс».

Саймон тщательно охранял акции компании от посягательств конкурентов, в особенности от собственного сына. Итак, Люка на первый взгляд удалось отстранить от притязаний на имущество фирмы, но, как оказалось, Саймон недооценил его. Теперь он стал опасным и умным противником. Мэтту еще не приходилось видеть более впечатляющего пути к успеху. Чтобы взлететь так, как взлетел Люк за последние десять лет своей жизни, нужно было по меньшей мере заключить сделку с дьяволом;, Хотя в последние месяцы он закрыл две газеты, это не пробило существенной бреши в его финансовом благополучии. Ему удалось добиться невероятного признания на рынке радиовещания, кабельного телевидения и развлекательных журналов. Тиражи его бульварной газетки «Зодиак», словно в насмешку над экономическим кризисом, резко подскочили вверх.

Однако молодого нувориша все это, казалось, не удовлетворяло. Люку явно не давали покоя авторитет и респектабельность газет типа «Глоб» со всеми их премиями Пулитцера и пресс-клубами. А сейчас он по праву рождения претендовал на наследие Уорнека. Интересно, на что он еще претендовал? И как он собирался этого достичь?

К моменту приезда в «Эхо» Мэтт выработал предварительный план нападения. Оставалось только убедить Джесси в своей правоте, что было нелегкой задачей. Временами она могла быть неумолимой. Итак, надо было доказать ей, что у нее не может быть никаких общих дел с Люком Уорнеком.

Горничная впустила его в дом и провела в спальню Джесси, расположенную в восточном крыле дома. Вдова стояла у окна, выходящего в сад, и смотрела на восходящее солнце, скрытое в легкой дымке. Она словно окаменела и была бледна. Корзины с самыми разнообразными цветами, расставленные ею по всей комнате, источали тяжелый и смутный запах, в котором смешивались ароматы роз, гвоздик и апельсиновой цедры. Все эти ухищрения делали спальню похожей на маленькую викторианскую гостиную. Было видно, что Джесси так и не ложилась спать – ее черное шелковое кимоно было небрежно наброшено на плечи, а под глазами залегли голубые тени. Она забыла вынуть из волос несколько маленьких гребней, словно пытаясь облагородить свои непокорные пряди. Но роскошные волны расходились от этих костяных подобий буйков, словно струи фонтана, придавая всему облику Джесси захватывающую дух чувственность.

У Мэтта перехватило дыхание. Она впервые предстала перед ним такой уязвимой и нуждавшейся в защите.

– Что с тобой? – спросил он напряженным голосом. Джесси оглянулась, словно выходя из транса, и наконец заметила Мэтта, но узнала его не сразу: непричесанные каштановые волосы и развязавшийся галстук – это было совсем не в его стиле. А Мэтт, в свою очередь, в изумлении рассматривал хрупкий хрустальный предмет, который она держала в руке.

Ее коллекция искусственных бабочек занимала почти весь туалетный столик – то пространство, на котором женщины обычно располагают косметику. Джесси почти не красилась, хотя Мэтт считал, что небольшое количество румян смягчило бы пронзительное выражение ее огромных голубых глаз. Но сейчас его занимало другое – Джесси с ужасающей рассеянностью постукивала пальцами по хрустальным крылышкам фигурки, как будто это был камень. Такая отрешенность была абсолютно не в ее стиле.

– Он был здесь?

– Он и сейчас здесь, в крыле для гостей, – кивнула Джесси, не выпуская бабочку из рук.

– Люк в «Эхе»? О Боже! Да Саймон, Наверное, в гробу переворачивается!

– Люк очень опасен, Мэтт. Я хочу, чтобы он отсюда уехал. Мэтт подумал, что ему явно не придется убеждать Джесси в необходимости избавиться от Люка. Кто-то – или что-то – сделал это до него. Джесси продолжала постукивать по крыльям бабочки, переполненная слишком сложными чувствами, чтобы их можно было угадать. Может быть, это был страх.

Мэтту показалось, что он увидел а ее глазах именно страх. Внезапно он поймал себя на том, что хочет прижать ее к себе и успокоить, и этот импульс удивил его. Он никогда не думал, что железная Джесси может нуждаться в утешении. Казалось, она всегда была абсолютно самодостаточной.

– Я разберусь с ним, Джесси. Я избавлюсь от него, даже если для этого мне придется самому его уничтожить.

– Нет! – взволнованно воскликнула она и осеклась, сильно покраснев. – Мы должны убедить его убраться прочь. Иначе будет беда.

– Беда? Что случилось? Он ранил тебя?

–~ Нет… не то, что ты думаешь. Он… – Она подошла к туалетному столику и поставила на него бабочку побелевшими от напряжения пальцами. – Он не причинил мне никакой боли, – ;повторила она.

Пораженный до глубины души, Мэтт вытаращил на Джесси глаза. Как и все окружающие, он знал в общих чертах историю распри Фладов и Уорнеков. Даже лучше, чем окружающие: в течение многих лет Саймон прибегал к помощи Мэтта в своих семейных делах. Помимо прочего он попросил его оказать воздействие на главного уголовного следователя, чтобы тот не привлекал Люка к делу об убийстве Хэнка Флада – под тем условием, чтобы Люк исчез и никогда больше не возвращался. В конце концов смерть Хэнка сочли несчастным случаем, хотя никто в это не верил. Именно показания Джесси заставили предполагать причастность Люка. При перекрестном допросе выяснилось, что ее свидетельство противоречит показаниям ее родной сестры Шелби. Джесси говорила, что в ту трагическую ночь Люк и Хэнк подрались. Слова Джесси были весьма опасны для Люка, в особенности если учесть, что когда-то они с Люком были друзьями, но, если Джесси и двигало что-то помимо стремления раскрыть истину, она об этом никому не говорила. В какой-то момент Мэтт начал спрашивать себя о том, что еще она не договаривала.

Джесси все еще стояла над своей бабочкой, пытаясь поставить ее точно на то место, откуда она ее взяла.

– А что, если Люк решит оспаривать завещание? – спросила она.

Неужели ее беспокоило только это?

– Это бесполезно, – заверил ее Мал. – Оно было написано много лет назад.

– Но если он скажет, что Саймон был не в своем уме или…

– Джесси, ты явно насмотрелась сериалов! Это не завещание, а бронированный сейф, уверяю тебя. Адвокаты Саймона готовы за это поручиться.

– И никаких сюрпризов не будет? Я могу на это рассчитывать? – спросила Джесси, глядя на Мэтта в зеркало своего туалетного столика – как будто она не хотела смотреть ему в глаза. Он никогда не видел ее такой обеспокоенной и нервной. При этом ею явно не двигали низменные чувства – алчность, например. Джесси никогда не проявляла особого интереса к деньгам Уорнека, за исключением доли своей дочери. Наоборот, она была скорее обескуражена размерами своего состояния.

– С чего это Люк сюда заявился? – спросил Мэтт, тоже глядя в зеркало и продолжая этот жутковатый диалог с ее отражением. – Что ему нужно?

– Не знаю. Может быть, он рассчитывает на то, что Саймон до самой своей смерти был нерациональным человеком, или он знает про Мэл.

– Что про Мэл?

– Что у меня есть дочь – незаконная дочь.

Гулявшие по городку сплетни о дочери Джесси подпитывались тем, что летом, вскоре после окончания следствия, девушка, которой было тогда шестнадцать лет, исчезла из города и вернулась зимой с рыжеволосым младенцем на руках. Это вполне бы укладывалось в типичную схему нежелательной беременности девочки-подростка, если бы Джесси вообще была способна на какой бы то ни было типичный поступок. Ходили слухи, что матерью Мэл была вовсе не Джесси, а Шелби. У Мэтта, как и у каждого жителя городка, были свои предположения о происхождении Мэл, но он никогда не осмеливался обсуждать это с Джесси.

Джесси снова перевела взгляд на свое отражение, на этот раз – с некоторым беспокойством, как будто она только сейчас заметила свое дезабилье. Она медленно подпоясала кимоно покрепче, а потом уверенными движениями прежней Джесси, которую Мэтт так привык видеть, подколола волосы, соорудив из них на макушке нечто вроде роскошной медной короны, из которой кое-где выбивались тоненькие прядки.

Всего через несколько секунд отблеск страха в ее глазах сменился чем-то более угрожающим и тяжеловесным. И, когда она снова подняла взгляд на Мэтта, в нем была та же холодная самодостаточность, которую он привык видеть.

– Я хочу, чтобы ноги Люка Уорнека не было в моем доме. Сегодня же. Я не знаю, как ты это сделаешь.

Ее благородный рыцарь кивнул, покорный каждому движению брови своей повелительницы.

– Считай, что это уже сделано.

Проснувшись в десять часов утра, Люк некоторое время привыкал к ослепительному свету. Солнечные лучи, проходя через сотни ячеек витражных окон, разбивались на тысячи танцующих пятен, которые жгли кожу Люка. Пошевелив ногой, он с наслаждением нашел прохладный кусок шелковой простыни и улыбнулся. Итак, эту ночь он пережил. Никто не ворвался к нему в комнату и не пристрелил его. А неглубокая царапина на бедре всего лишь тупо ныла.

Люк проверил, лежит ли пистолет там, куда он вчера его положил, – за шкафом, и отправился в душ. Потом он оделся, но не стал сушить волосы и бриться. Он уже успел почувствовать, что Джесси удается воплощать свои изысканные капризы в жизнь. Безделушки, которых в спальне было множество, она расставила по группам – эмалевые шкатулочки в одном месте, резные деревянные статуэтки – в другом. Даже кусочки мыла для гостей в форме рыбок и морских раковин были разложены однородными кучками в ванной. На этом фоне его окровавленные измятые штаны казались ему самому отвратительными. Но выхода у него не было – сумка с запасными вещами лежала в багажнике машины.

Когда он спустился вниз к завтраку, ему показалось, что в его честь устроили пышный прием. Просторная столовая была обставлена уютной полированной мебелью; на столах блестело фамильное серебро, отражая солнечный свет; пробивавшийся сюда из сада. Буфеты красного дерева были украшены роскошными канделябрами, в горке красовался чайный сервиз в стиле эпохи короля Георга.

Рядом с Джесси, расположившейся перед застекленным шкафчиком, стоял высокий худощавый мужчина с темно-русыми волосами, в котором Люк узнал Мэтта Сэндаски. Двое других находившихся в комнате людей были незнакомы Люку, хотя в рослом парне с настороженным взглядом он угадал Роджера, студента колледжа. Темноволосая женщина лет двадцати с лишним с французской косой, скорее всего, была помощницей или служанкой.

Эта стоявшая плечом к плечу четверка представляла собой интересное зрелище. Люк не без иронии подумал, что они напоминают ему студентов, вставших при виде вошедшего преподавателя. К счастью, он уже успел обдумать план действий на сегодняшнее утро. И с такой внимательной аудиторией можно было не опасаться, что он случайно свернет с намеченного пути.

– Доброе утро, – сказал он, не слишком успешно скрывая, что ему смешно.

Джесси ответила едва заметным кивком. Ее враждебность сбила бы с толку любого, (r)о Люк поймал себя на том, что ему это нравится. В своем стремлении защитить себя она была готова абсолютно на все. Такого рода упорство было ему понятно и даже восхищало его.

– Ты должен помнить Мэтта Сэндаски, – сказала Флад.

Разве его можно забыть? Сэндаски занимал то место, которое должно было принадлежать ему, Люку Уорнеку, сыну Саймона. Это был человек, управлявший своей судьбой с того самого момента, когда его научили завязывать шнурки. Протеже Саймона, Сэндаски в рекордно короткое время занял положение приемного сына. Люк посмотрел на стол и обнаружил, что на его месте за столом никакой еды не было.

– Прервемся на завтрак, Мэттью?

– Завтрак был в девять, – ответила Джесси резким голосом, который, казалось бы, мог рассечь пополам лист бумаги.

Человек, управлявший своей судьбой, поспешил вмешаться.

– Как твои дела, Люк? – спросил он дружелюбно. – Мы так долго не виделись.

«Итак, мы ведем себя цивилизованно, – подумал Люк. – Страшно цивилизованно».

– Слишком долго, Мэтт. Пожалуй, мне стоит почаще навещать родные пенаты. Я надеюсь, что каждый раз буду здесь с тобой встречаться?

– Что тебя сюда привело? – поинтересовался Мэтт, подчеркнуто игнорируя вопрос Люка.

– Конечно же, чтение завещания. Наверное, будет вечеринка, а? Я не хотел бы ее пропустить.

В комнате повисло оглушительное молчание. Мэтт прокашлялся, а у Джесси был такой вид, как будто завтрак не понравился ее желудку.

– Я явно опоздал к вашей трапезе, – с видимым сожалением сказал Люк. – Могу ли я, по крайней мере, выпить кофе? И, если можно, я хотел бы, чтобы мою одежду постирали. – С этими словами он оттянул штанину. – В особенности брюки. С дыркой от пули вряд ли удастся что-то сделать, но вот кровь наверняка отстирается.

Сэндаски смотрел на него недоверчиво и слегка раздраженно.

– Каким образом тебе удалось заполучить дырку от пули?

– О, это было нелегко, – заверил его Люк, глядя на Джесси.

– Джина, – быстро сказала Джесси. – Сделай, пожалуйста, мистеру Уорнеку кофе. А ты, Роджер, посмотри, не осталось ли яблочного пирога, и подогрей его, хорошо?

Люк с удовлетворением наблюдал, как все возились, чтобы услужить ему. Через несколько секунд в столовой остались только Люк, Джесси, смотревшая на Люка тяжелым взглядом, и Сэндаски, с подозрением переводивший глаза с одного на другую. Джесси явно не стала рассказывать Мэтту, что она чуть было не пристрелила сына своего покойного супруга. Люка так и подмывало раскрыть ему глаза на то, что произошло, но, с другой стороны, ему не хотелось так легко добиваться психологической победы над Джесси. Чем больше она смущалась, тем больше ему это нравилось. Он решил отмерять свою месть мельчайшими порциями, по одной за раз.

– Мы считаем, что… что тебе лучше не жить в этом доме, – произнес Мэтт.

– Мы?

– Да, Джесси и я. В городе есть гостиница со своими кортами. Джесси где-то читала, что ты играешь в теннис. Или, например, «Приют чаек» на побережье. В это время года он такой красивый.

Интересно, где это Джесси о нем читала? Наверное, в статье из журнала «Тайм», посвященной его беспрецедентному взлету. Ему вдруг стало приятно, что Джесси следит за его жизнью. Значит, он все еще занимает ее мысли. Какой все-таки у нее сексуальный шрам на губе! И почему она ему так нравится? Его влечение было бы похоже на юношеский гормональный взрыв, если бы не было столь плотским.

– Итак, где бы вы хотели остановиться, молодой человек? – изображая общительность, спросил Мэтт. – Я с радостью вас отвезу.

– Не надо. Я арендовал машину. И, кроме того, я никуда не ухожу.

– Ты не можешь здесь оставаться, – вмешалась Джесси, делая шаг вперед. В своей стремительной и холодной ярости она была почти устрашающа. Господи, да это просто ледышка! Но чем более несносной она становилась, тем сильнее Люку хотелось узнать, в чем же причина ее нетерпимости к нему. Каким образом этот рыжеволосый сорванец в юбке превратился в хладнокровную женщину, способную держать в руках пистолет? У нее и раньше был непростой характер – пожалуй, что всегда, – но о такой безжалостности он не подозревал.

– Я сомневаюсь, что моя рана позволит мне в ближайшее время играть в теннис, – ответил он. – А гостиничный номер – не самое подходящее место, для того чтобы восстанавливать силы. По-моему, мне лучше всего побыть с семьей. Неужели вы с этим не согласны? – добавил он со слабой улыбкой, подняв бровь.

Он решил лицом к лицу встретить их немой гнев и подошел к ним поближе, даже не пытаясь скрыть свою очевидную хромоту.

– И, поскольку мы в некотором роде являемся частью семьи Уорнеков, – продолжал он, – мне кажется, что настал самый подходящий момент для того, чтобы поднять вопрос, который уже давно угнетает меня. – Что ты, черт побери, имеешь в виду, Уорнек? – вскинулся Мэтт. – Вот это, – ответил Люк, доставая сложенную бумажку из внутреннего кармана куртки.

Не говоря ни слова, Мэтт внимательно прочитал четыре строчки, тяжело вздохнул и протянул записку Джесси. Ее реакция была гораздо более интересной. Взглянув на послание, она побледнела и резко скомкала ее в руках.

«Она встревожена? – подумал Люк. – Или чувствует себя виноватой?»

– «Держись подальше от Хаф Мун Бэя», – процитировал Люк первую строчку записки, как будто его собеседники могли ее пропустить. Поколебавшись, он продолжил: – «Смерть Хэнка Флада была убийством, и у меня есть новые доказательства твоей причастности к этому преступлению. Если ты вернешься, я передам их в полицию».

– У тебя явно есть какой-то тайный друг, Уорнек, – заметил Сэндаски. – Кто бы это мог быть, ты не знаешь?