В глазах Шелби внезапно сверкнули злые слезы. Она схватила микрофон и сорвала его с подставки. Джесси смотрела на нее с растущим недоумением, не понимая, что собирается сделать ее сестра. Она вела себя так, как будто это был ее звездный час.

Шелби повысила голос, перекрикивая шум толпы и свист микрофонов.

– Я здесь потому, что больше не могу это терпеть, – крикнула она. – Я не могу допустить, чтобы моя сестра отправилась в тюрьму из-за меня. Она не убивала Хэнка Флада. Это сделала я.

Джесси ринулась вперед и упала бы с кушетки, если бы ее не перехватил Люк.

– Господи, – только и сказал он. – Вот это да.

– Я же тебе говорила, – вмешалась Мэл, не отрывая глаз от экрана. – Мама защищала ее.

Толпа обезумела, журналисты наперебой задавали вопросы, которые невозможно было разобрать. Один из них вырвался вперед и, перекричав всех, спросил:

– Почему вы так долго не делали этого заявления?

Шелби покраснела от гнева, отвечая на его вопрос, но Джесси была слишком ошеломлена, чтобы сосредоточиться на том, что она говорила. Было ясно, что у Шелби на уме нечто более драматичное, чем намерение предстать перед судом. Она просто хотела сделать публичное признание!

– Я не позволю ей этого сделать, – прошептала она Люку.

– Не спеши ей на помощь, – так же тихо ответил он. – Может быть, на этот раз ее не нужно спасать.

– О чем ты?

– Посмотри на нее. Это ее первый достойный поступок в жизни. Как ты можешь лишить ее этого? И, кроме того, она была жертвой Хэнка, а не ты, Джесси. Публика будет боготворить ее. Кинокомпании будут соревноваться за право снять фильм о ее жизни. И, поверь мне, никто не захочет признать ее виновной. Сердобольные обыватели растерзают присяжных, если это произойдет.

Джесси уставилась в экран, все еще не в состоянии отойти от шока. Неужели Люк прав? Насчет фильмов она сама нисколько не сомневалась. Журналисты обожали истории про фениксов, возрождающихся из пепла. И Голливуд мало чем от них отличался. Джесси было совершенно ясно, что Шелби специально сочинила эту ложь, чтобы привлечь внимание публики. Иначе почему она не обратилась прямо в полицию? «Неужели я снова недооцениваю ее? – спрашивала себя Джесси. – Неужели этот прочувствованный голос фальшив?»

Джесси услышала какое-то всхлипывание за спиной и обернулась. Возле кушетки стояла Джина – с красным носом, вытирая глаза. Она слушала историю Шелби, и уж в подлинности ее переживания никто не мог усомниться.

– Садись, – предложила Джесси, подвинувшись. Джина кивнула, но не смогла оторваться от телевизионной драмы, развернувшейся перед ней.

– Мисс Флад! Шелби! – Крик журналиста снова привлек внимание Джесси к экрану.

Правда ли, что у вас уже есть предложения от нескольких телеканалов снять фильм о вашей жизни?

Адвокат выступил вперед, чтобы остановить эту лавину вопросов, но Шелби подняла руку.

– Конечно, – с ударением произнесла она. – После двадцати лет жизни во лжи я наконец-то выхожу из своего укрытия. Я хочу, чтобы люди знали, что произошло со мной. Я хочу, чтобы они поняли – это может произойти с кем угодно, с любой семьей, богатой или бедной. И главное, что я хочу донести до их сознания – что можно выжить и двигаться вперед. И даже добиться успеха!

Шум толпы был ясно различим. Джесси думала, что слушатели вот-вот разразятся аплодисментами. Оглянувшись на Джину и Мэл, она увидела, что они совершенно сражены страстной речью Шелби. Только Люк не был исполнен благоговения.

– Я не думал, что доживу до момента, когда наша Шелби будет вдохновлять массы, – сказал он сквозь зубы.

– Кто мог предположить, – согласилась Джесси.

– Это ее звездный час, Джесс, – повторил Люк. Положив руку ей на плечо, он посмотрел на нее таким глубоким взглядом, что Джесси почувствовала, как мысли ускользают из головы. – Шелби пользуется шансом сыграть Жанну д'Арк. Не стоит отнимать у нее этот шанс.

Джесси понимала его настойчивое желание не возражать против дикой выходки Шелби. На карту была поставлена не только свобода Джесси, но и их драгоценные отношения с Люком и, конечно же, будущее Мэл. Шелби давала своей сестре шанс сохранить все это, жить так, как она всегда мечтала – с любимыми людьми. Чем бы это все ни кончилось, она всегда будет благодарна сестре за этот поступок. И все же Джесси не знала, что ей делать. Она уже устала от вранья и интриг, и это признание Шелби грозило стать еще одной тайной, которую они обе обречены будут хранить до конца своих дней. Однако история Шелби каким-то странным образом не казалась явной ложью. Шелби любила переписывать прошлое и сейчас пыталась рассказать, как все это должно было произойти. Если уж Хэнку Фладу суждено было испустить последний вздох той ужасной ноябрьской ночью, то именно Шелби должна была взять в руки лопату.

– Мисс Флад! Каких актеров вы хотели бы видеть в фильме о себе?

Лицо Шелби заметно просветлело.

– Я не знаю. А как вы думаете? Может быть, Деми Мур? Ей придется похудеть на пару килограммов, но цвет волос у нее такой же, как у меня. А Хэнка должен играть, конечно, Джек Николсон.

Джесси и Люк с улыбкой переглянулись. Шелби оставалась Шелби, несмотря ни на что. Джесси сделала знак Джине, чтобы она наконец уселась, а потом умиротворенно прислонилась к плечу Люка, с радостью обнаружив, что ее дочь прижалась к нему с другой стороны.

Мэл ходила за Люком по пятам всю неделю, обращаясь к нему не иначе как bella papa[18]. Кроме того, она приставала к Джине с просьбой научить ее тонкостям итальянской кухни, чтобы готовить Люку его любимые макароны с моллюсками в чесночном соусе. Люк послушно съедал всю порцию, но моллюски было слишком трудно жевать – и не только моллюски. «Duro come una suola di scarpa, – шепотом предупреждала его Джина. – Жесткие, как подошвы».

Потом Люк со свойственной ему галантностью утешил Мэл, когда та поделилась с ним своим беспокойством по поводу груди. «Большая грудь – это очень красиво, – сказал он. – Но я могу тебя уверить, что любой девятилетний мальчик захочет, чтобы ты была такая, какая ты есть сейчас, – гибкая и грациозная».

На следующий день, как будто для того, чтобы подтвердить свою мысль, он съездил в город, нашел рыжеголового сорванца, с которым познакомился в библиотеке, и привез его к Мэл, чтобы она могла с ним играть. Мальчика звали Марио Андретти Сулливан, его мать была наполовину сицилийкой, и Мэл пришла в полный восторг.

Когда Джесси снова взглянула на экран, адвокаты Шелби заверяли журналистов, что они уверены в скором оправдании их «отважной клиентки», а Шелби вела себя, как героиня своей собственной истории – может быть, впервые в жизни.

Но Джесси все еще сомневалась. Может ли она позволить своей сестре так поступить? И, даже если бы она хотела ей помешать, можно ли остановить ту суматоху, которую подняла Шелби своей конференцией, адвокатами и разговорами о фильмах?

Джесси посмотрела в окно, на луну, загадочную и мудрую, подвешенную в небе, подобно хрустальному шару. Вспомнив о том, что луна властна над приливами и временами года, она подумала о той ночи, когда они с Люком купались в лунном свете. Тогда они пожелали друг другу счастья, и, хотя счастье пришло так поздно, оно было еще более сладостным из-за долгого ожидания. Джесси воспринимала эту полноту жизни как благословение. Как луна в сияющем ореоле, она была окружена радостью и красотой.

Сверкающее кольцо, окружавшее сегодня, казалось, обещает проблеск счастья для всех, кто ищет наставления и водительства. Закрыв глаза, Джесси безмолвно молилась о том, чтобы ее сестру тоже благословила судьба, чтобы в один прекрасный день жизнь Шелби оказалась бы такой же полной, как ее жизнь. «И пусть она всегда будет такой же свободной, как ястребы, парящие над ущельем», – подумала Джесси. Когда она подняла ресницы, луна подмигивала ей, а свет вокруг нее мерцал, как живой.

Будь счастлива, как будто говорила она. Улыбнувшись, Джесси произнесла еще одну – благодарственную молитву, обращенную к ночному весеннему сиянию: «Я не могу любить их больше, чем люблю; Люка, Мэл, Джину, даже Шелби. Так что если это моя судьба, пусть я буду достойна ее. Сделай так, чтобы я всегда верила в способность сердца исцелять, во власть искупления и волшебство легенд».

Примечания