Глава 26

Люк весь кипел. Гнев, желание, ревность – все перемешалось в его крови. Не способный размышлять, он понятия не имел, что сделает с Джесси, как только вытащит ее из «Яхт-клуба».

– Не устраивай сцен, – процедила сквозь зубы Джесси, приводя его в еще большую ярость. Со связанными запястьями, растрепанными волосами и задранной юбкой она напоминала куклу Барби, которая решила стать нимфоманкой.

– Это я устраиваю сцену? – Люку хотелось доехать до ближайшего мотеля и устроить сцену там, но он понимал, что не сможет ждать так долго. В его сердце пылал огонь, внутри все пылало. Он устраивает сцену!

– Сюда. – Он указал на дверь в дальнем углу зала, в той стене, где была площадка для музыкантов. Закрыв ее за собой, они оказались в зале в форме буквы Т. Следующая дверь вела в кабинет командора. Не мотель, конечно, но вполне подходит, подумал Люк. Он затянул туда Джесси и захлопнул дверь.

Джесси повернулась и посмотрела на него, и во взгляде ее закипела животная ярость.

– Не смей так со мной обращаться! – вскричала она. – Ты не имеешь на это никакого права – особенно ты!

Люк гневно вытянул руку.

– Что ты там, черт побери, устроила? Плохое подражание Шелби?

– Нет, – сверля его горящими глазами, ответила Джесси. – Это была я, сукин сын. Джесси Флад тоже умеет разбивать сердца, Уорнек. Привыкай к этому!

– Разбивать сердца? Ты разбиваешь яйца, Джесси. Шелби, по крайней мере, знает разницу.

– Прекрати сравнивать меня с Шелби!

– Прекрати вести себя, как она!

– Прекрати спать с ней!

Люк удивленно заморгал, а Джесси покраснела до корней волос. Казалось, в комнате только что взорвалась бомба. Она сделала шаг назад и отвела глаза, отказываясь смотреть на него, в то время как Люк разглядывал ее с растущим любопытством.

– Так вот в чем, оказывается, дело! – воскликнул он, не в состоянии подавить смех. – Во мне и Шелби? Ты ревнуешь?!

Джесси вскинула голову, высвободила руки и как следует дала ему в челюсть.

– Это тебе приснилось! – прошипела она с ненавистью. – Я могла бы трахнуться с любым из этих мужиков. И я бы очень хотела сделать это!

Место удара болело, но ее слова причиняли гораздо большую боль. Словно она била его ниже пояса, возбуждая в нем такую страсть, которую он не в состоянии был контролировать. Его трясло.

– Знаешь, что бы ты получила? – спросил он. – Не знаешь? Так смотри.

Не успела Джесси сказать еще хоть одно смертельно обидное слово, как Люк развернул ее и крепко прижал к ближайшей стене, целуя с жестокой страстью. Ее удивленный крик дал ему самое большое удовлетворение за последние несколько дней. Джесси задыхалась от ярости, дрожала от гнева, и Люк тоже содрогнулся от желания. Он никогда еще не хотел ни одну женщину в мире так сильно, как сейчас желал Джесси.

Джесси попыталась увернуться от Люка, но ее сопротивление только еще больше распалило его. Он не мог понять, от чего она вскрикивает – от злости или страсти, – и не намерен был отпускать ее. Из головы Люка не шел образ красотки в танцевальном павильоне, рыжеволосой искусительницы с покачивающимися грудями и задом. Наблюдая, как она выделывается перед остальными мужчинами, он был захвачен похотью собственника. Она принадлежала ему, черт побери! Она была его женщиной. Эта мысль пронизывала его, как молния.

Люк высвободил ее запястья и почувствовал, что Джесси содрогнулась, как будто не знала, что делать дальше. Это эротичное смущение заставило заколебаться и его, и в то же самое время лихорадка ожидания сотрясла все существо Люка. Джесси была действительно возбуждена. Это можно было понять по ее прерывистому дыханию. Но кого она хотела – его или этих парней, перед которыми чуть не разделась? Кровь так и закипела в теле Люка. В поисках облегчения он приподнял ее и прижал к себе, чтобы она ощутила его начинающуюся эрекцию. И, когда ее мягкое зовущее лоно коснулось его, Люк испустил зревший в нем в течение всего вечера грудной стон удовольствия и боли. Зов самца. Господи, он должен трахнуть ее или он сойдет с ума.

Джесси сглотнула слюну и попыталась отстраниться в молчаливом протесте, но Люк уверенно припер ее к стене своим телом, вращая бедрами и вдвигая их между ее ног. Это была медленная и многообещающая симуляция полового акта. Его губы отыскали ее рот, руки начала блуждать по ее телу, горячие и жадные, лаская груди и задирая юбку. Джесси хотелось закричать, остановить его любым способом, но слепая сила его напора превратила ее в бездыханное и покорное создание.

– Скотина, – промолвила она. Это было единственное, чем она могла ему ответить. Люк просунул колено между ее сжатыми ногами и раздвинул их. – Ты скотина.

К его несказанному удивлению, она прижалась к нему и вцепилась ногтями в плечи, когда он начал возбуждать ее ногой. Напряженные мускулы бедра касались ее интимных мест, и Джесси чувствовала, как схватывает у нее живот от желания и неги. Ее словно охватило пламя, которому она не могла не подчиниться. А потом Люк добрался до святая святых, и его прикосновение пронзило Джесси, как молния, наполнив ее несказанным удовольствием.

Ощущения были настолько сильными, что Джесси казалось, что она вот-вот осядет на пол и растворится в собственных горячих соках. Когда Люк просунул руки в ее колготки и обхватил ладонями обнаженные ягодицы, Джесси застонала. Это прикосновение словно спустило курок, и все ее чувства вышли наружу. А вид собственных ног поразил и возбудил ее еще больше. Оказывается, Люк незаметно задрал ее мини-юбку до талии!

Почему ей это так нравилось? Почему все это безумное происшествие так распаляло ее? Джесси хотела оттолкнуть его в тот самый момент, когда он прижал ее к стене, хотела позвать на помощь или расцарапать ему лицо. Но вместо этого она вдруг поняла, что обняла руками его бедра, вонзив ногти в ягодицы. Его грубые поцелуи приводили ее в неистовство. Его прикосновения были горячими, как раскаленный утюг. Как это могло случиться? Когда все это началось?

Она хотела его. Сейчас же. И ничего с собой не могла поделать. Поняв это, Джесси попыталась отстраниться от него, освободиться от жесткой хватки.

– Нет уж, – выдохнул Люк, резким движением прислонив ее к стене. Вместо того чтобы сорвать с Джесси колготки, он проделал в них огромную дыру вдоль всего переднего шва.

– Люк, ты не должен!

Но он был должен. И он сделал это: навалился на нее всем телом и страстно поцеловал, накрыв ладонью пульсирующее отверстие между ее ног. Джесси задохнулась, когда Люк принялся раскрывать нежные лепестки ее бутона. Казалось, в мире не существует ничего, кроме сводящего с ума шелкового прикосновения его пальцев. Ощущения были столь острыми, что Джесси забилась в конвульсиях, когда он вложил в ее влагалище палец.

– Какая ты влажная, – прошептал он. – Ты ведь хочешь этого, правда?

Джесси не могла говорить. Она едва дышала. Отрицательно покачав головой, она тем не менее одними губами вымолвила «да».

– Да.

– Но кого ты хочешь, Джесси? Меня? Или одного из тех идиотов в зале?

– Тебя, Люк. Только тебя. – Она ощущала его член, прижатый к ее ноге. Тугой и тяжелый, он вонзался в ее нежную плоть. Джесси чуть не потеряла сознание, только представив себе, как этот же напряженный стержень движется внутри нее.

– Прикоснись ко мне, – потребовал Люк. – Вытащи его наружу.

Джесси протянула руку и прижала пальцы к горячей выпуклости под его штанами. Она никогда еще не чувствовала такой силы. Трудно было поверить в то, что это человеческая плоть. Ее пальцы дрожали, и она не могла ухватиться за замок его «молнии», дока он не направил ее руку. Но даже тогда Джесси с трудом расстегнула его брюки. Его член был огромен. Прикоснувшись к нему, Джесси мгновенно возбудилась. Его растерянный вопль свидетельствовал о том, что он тоже с ума сходит от желания.

– Вытащи его, ради Бога. Прикоснись ко мне, – повторил он.

Его бедра были туго обтянуты хлопком трусов, не давая Джесси особенно развернуться, но она ухитрилась обхватить основание его пениса, вскрикнув, когда он выпрыгнул наружу.

– Ах, Джесси, – выдохнул он, вздрогнув. Казалось, на мгновение все застыло, даже ее сердце, но вот энергия хлынула наружу. Позади нее каким-то образом оказался стол, и Джесси упала на него спиной, закрыв глаза. Люк поднял ее ноги вверх. Джесси изнывала от желания и, открывшись перед ним, чувствовала, что умрет, если он немедленно не войдет в нее. Но Люк снова поцеловал ее горячими губами, просунув язык глубоко в ее рот. Ее голова была откинута назад, и Люк ласкал ее рукой, от чего Джесси сотрясалась, словно от его пальцев исходили электрические разряды. Теперь в ее влагалище было уже два пальца, но Джесси явно было мало этого.

– Скорее, – вымолвила она, ненасытная в своем желании. – Сейчас! Скорее, пожалуйста… о-о-о, пожалуйста! – закричала она, когда Люк подчинился и вошел в нее с нечеловеческой силой.

Острый край стола врезался в ее ягодицы, но Джесси почти не чувствовала этого. Все внешние ощущения безнадежно смешались с диким удовольствием, которое кипело внутри нее. Это влечение к Люку Уорнеку было суровым и первобытным. Она была охвачена и страхом, и восторгом одновременно. А потом ей стало ясно: он властвует над ней, а она над ним. Одними кончиками пальцев она могла заставить его покорно вздрагивать в ее объятиях или возбуждать его до дикарского состояния. Они словно кормили друг друга своими Телами. С каждым толчком Люк, казалось, проникал глубже и глубже, принося обоим бездумное и безумное наслаждение.

Джесси казалось, что ее уносит прочь сверкающая волна блаженства, что ее охватывает неописуемая дрожь, когда вдруг она услышала голос Люка – хриплый, мужественный.

– Джесси… Мы не одни.

Сначала она его не поняла – вернуться к реальности было трудно. Но Люк взял ее лицо в ладони и осторожно повернул голову, чтобы она смогла стряхнуть свой эротический транс и увидеть, что в комнату вошла Шелби. Ее сестра пялилась на них в полном недоумении.

Люк попытался выйти из нее, но Джесси крепко сжала мускулы.

– Нет, – прошептала она. – Не останавливайся.

Джесси чувствовала, что захвачена каким-то жестоким примитивным инстинктом. Если бы это был кто-то другой, она пришла бы в ужас и попыталась по крайней мере, прикрыться. Но это был не кто-нибудь, а Шелби, женщина, которая в свое время как ни в чем не бывало поманила Люка пальцем и увела его у Джесси. И сейчас Джесси хотелось, чтобы ее сестра видела, какая дикая страсть пылает между ними, чтобы она стала свидетельницей невыразимого влечения, которое испытывал к ней Люк. Наверное, ее тайным желанием было выжечь из памяти ужасные воспоминания о том, как она застала Люка и Шелби вместе. Что бы ни руководило ею, она не могла позволить, чтобы что-нибудь прервало это сладкое яростное воссоединение – особенно Шелби.

– Не останавливайся… – Дрожащий стон Джесси наполнил комнату, когда Люк поцеловал ее. Слегка приподняв свою жену, Люк вонзился в нее с новой силой, и Джесси дико закричала. Это был акт и подчинения, и вызова; она беспомощно вздрагивала при его глубоких толчках. Джесси покрывала поцелуями его тело, обхватив его руками и ногами; она повисла на нем, а он прижимал ее к столу, двигаясь мощно и ритмично.

Шелби, казалось, парализовало при виде происходящего, но Джесси заметила в глазах сестры отблеск ледяной ненависти. В конце концов, подавив оскорбленный крик, Шелби выскочила из комнаты.

Дверь за ней захлопнулась, а Джесси застонала от глубокого, первобытного экстаза. Голова сама собой поднялась, колени вздернулись. Она не кричала – блаженство было заключено внутри нее, готовое вот-вот взорваться. Она была близка к оргазму. Все закончилось, едва успев начаться.

– Нет, Джесси, подожди! – Люк обхватил ладонями ее лицо. Он тоже готов был кончить. Когда это произошло, Джесси начала всхлипывать. Его семя было горячим и напоминало языки огня, выстреливающие из стволов орудий. Казалось, они пронизывают ее насквозь, достигая самого сердца. Джесси почувствовала себя промокшей до костей – от семени, слез и чего-то более важного – наслаждения. Все это собралось воедино в том месте, где он вошел в нее, и горело, подобно пламени. Это было похоже на сверкающий меч, пронзивший все ее тело. Когда все было кончено, они оба, обессиленные и дрожащие, опустились на пол. Люк осушал ее слезы поцелуями, и Джесси принимала эту немую дань в полном молчании, чувствуя, как разрывается ее сердце. Но этот триумф был отравлен чувством вины. Она не могла причинять боль, не чувствуя боли, даже когда речь шла о Шелби. Джесси знала, что искаженное лицо ее сестры будет преследовать ее. Но ее нынешние переживания действовали на нее, как очистительный огонь. Ненависть была всего лишь защитой от любви и влечения, которые она не в состоянии была выразить. Теперь этот щит был отброшен, и она была голой во всех смыслах этого слова. Голой – но зато не одинокой.

Викторианский дом в Сан-Франциско стал на время выходных пристанищем страстных любовников. Люк и Джесси были неутомимы. Минуты и часы складывались в дни, а они никак не могли оторваться друг от друга. Джесси казалось, что в ней проснулась неизвестная ей доселе страстная, жадная, изнемогающая от желания женщина. Она не хотела разлучаться с Люком ни на мгновение, то прикасаясь к изгибу его ладони, то целуя кончики его пальцев, то проводя ногтями по его рукам. Ей хотелось, чтобы он обнимал ее, ласкал и играл с ней, как с котенком. Если он лежал к ней спиной, она лениво гладила темные кудри у него на затылке или засовывала пальцы за пояс его брюк. А коричневую поверхность его сосков она знала как свои пять пальцев.

Большую часть времени они проводили обнаженными. Это значительно облегчало им жизнь, потому что не нужно было снимать одежду всякий раз, когда им хотелось заняться любовью, что они делали постоянно и с неутихающей страстью. Джесси никогда не считала себя чувственной женщиной, однако сейчас она совокуплялась с Люком такими способами, которые заставляли ее краснеть. Она призналась ему, что он был ее единственным мужчиной, хотя никто из них никогда не вспоминал о том, как они были вместе в прошлом. Прошлое было запретной зоной до тех пор, пока страсть удерживала их в настоящем.

Люк никогда не изучал тело женщины так тщательно, как сейчас. Он исследовал каждый изгиб и каждую ямочку, каждое нежное отверстие, находя все новые и новые способы наполнить их. Он прощупывал самые сокровенные розовые складки ее тела. Он вспахивал ее рот своим языком. Его член превратился в божественный жезл, путешествовавший по поверхности ее тела и жадно напрягавшийся всякий раз, когда до ноздрей Люка доносился влажный аромат желания, запах женщины.

Он властно любил ее в ванной, заставив ее опереться на края раковины и раздвинув руками ягодицы. С яростной страстностью он занимался с ней сексом перед камином в гостиной, а потом нежно ласкал на роскошной кровати в хозяйской спальне, стараясь не причинить ей боль и защитить ее от любой опасности, чего бы ему это ни стоило. Он был заворожен бледным огнем ее красоты, повержен ее бурным темпераментом. Он любил ее так часто и такими разнообразными способами, что в конце концов колодец опустел. И, когда в нем не осталось ничего, кроме потребности быть ближе к ней, он затих.

Джесси чувствовала, что им нужно поговорить, но боялась вступать в темный лес их прошлого. В этих зарослях было расставлено слишком много капканов, тайных ловушек и безмолвных, поджидающих своих жертв, призраков. Ей хотелось многое узнать, о многом спросить, но, если она сделает это и если он ответит ей, разве не будет она обязана отвечать на его вопросы?

Теперь они сидели перед потрескивающим камином в парадной гостиной, потягивая «Курвуазье». Занавески скрывали их от прохладной туманной ночи, и Джесси поняла, что настало время посмотреть призракам в лицо. В противном случае пропасть между ними скоро станет слишком широкой, чтобы ее можно было преодолеть.

Особенно ей хотелось расспросить Люка про его отношения с ее сестрой. Насколько она знала, Шелби с ним жила.

– Шелби сказала мне, что она жила здесь, – сказала она как можно более обыденным тоном. – Как ты думаешь, она вернется?

Люк держал свой бокал обеими руками, завороженный отражением огня в золотом бренди.

– Все возможно, – ответил он. – Тут ее вещи.

– А ты хочешь, чтобы она вернулась? Люк без колебаний покачал головой.

– Между мной и Шелби ничего не было, что бы она тебе ни говорила. Ей нужно было где-то пожить, а сделка, которую она мне предложила, заинтересовала меня.

– И все это было ради дела?

Он пожал плечами. – Не знаю… Может быть, мне нужно было доказать самому себе, что я могу справиться с ней, что ее чары больше на меня не действуют.

Джесси вздохнула с облегчением. Она приготовила себя к худшему. Но ей было приятно – нет, радостно! – что Люк больше не считал себя поддающимся влиянию ее сестры. Кроме того, она была уверена, что Шелби не явится в этот дом, пока тут находится Джесси. Ее сестра была слишком горда, чтобы выдержать дополнительное унижение.

Люк потянулся, глядя в огонь. Джесси начала осторожно растирать его спину, помня про паутину шрамов под хлопчатобумажной майкой. Из любопытства она задрала ее и стала изучать эти страшные следы.

– Джед Доусон был, должно быть, настоящим дьяволом, если он сделал это.

Люк резко выпрямился, глядя на свои ноги, которые он скрестил по-индейски.

– Мы оба знаем, кто был настоящий дьявол, Джесси. Это был Саймон. Почему ты сделала это? Почему ты вышла за него замуж?

У Джесси болезненно сжалось горло. Как она могла объяснить ему? Если она вытащит одну карту, выдаст одну тайну, не развалится ли весь дом?

– На то были свои причины. Я бы очень хотела рассказать тебе об этом, но не могу. Это не только моя тайна, Люк. Может быть, однажды я не буду связана определенными обязательствами, и ты обо всем узнаешь.

– Однажды? – Люк тяжело вздохнул. – Смешно, но этот особенный день все никак не наступит.

– Твой отец стал совсем другим, когда я вышла за него, – сказала Джесси повысив голос. – Он был напуган, болен. Считал, что люди хотят причинить ему боль, и доверял только мне. Если бы ты видел его, Люк. Это было даже трогательно. Химиотерапия повредила его рассудок. Он боялся своей собственной тени и был законченным параноиком. А ведь ты должен помнить, как он презирал больных и слабых. Было ужасно смотреть, как его убивает то самое, что он так ненавидел.

– Ужасно? Или поэтично? – Люк не смотрел на нее, но Джесси, по крайней мере, знала, что он слушает.

– Да, пожалуй, поэтично, – призналась она. – И это тоже. Помнишь тот день в овраге, когда ты рассказал мне о том, что должен был сам выбирать свое наказание? Оказывается, отец Саймона поступал с ним примерно так же. Умирая, он открыл мне несколько своих тайн, в том числе и эту.

– Как трогательно с его стороны хранить традиции, – отрезал Люк. – И какая это ирония судьбы, что у него в итоге оказался такой сын, как я. Наверное, он считал меня своего рода Божьим наказанием.

– Или воплощением его собственных слабостей и дефектов. Возможно, он именно поэтому был таким жестоким. В тебе сконцентрировалось все, чего он боялся в себе. Дело было не в тебе как в таковом. Люк, а в нем. Твои недостатки были только физическими, недостатки Саймона – духовными, и это его и погубило.

Люк обернулся и посмотрел на нее горящими глазами.

– Чего ты пытаешься добиться, Джесси? Довести меня до слез? Неужели я должен раскаяться и признать, что мой отец был жертвой? Что с ним самим плохо обращались, и поэтому он издевался надо мной? Даже если с него живьем сдирали кожу – мне плевать. Это не оправдывает его!!!

Джесси поняла, что вела себя, как адвокат Саймона, чего ей на самом деле совершенно не хотелось. Ей ни к чему было находиться по разные стороны баррикад с Люком.

– Саймон умер, – сказала она ему, надеясь, что он будет не только слушать, но и слышать то, что она говорит. – Отпусти его, Люк. Он жив только благодаря твоей ненависти, неужели ты этого не понимаешь? Он больше не способен причинить тебе боль. Это можешь сделать только ты.

Джесси не могла заставить себя сказать остальное. «Ты должен простить его. И простить себя за то, что не был таким сыном, какого он хотел».

Выражение его лица не изменилось, однако вдруг стало печальным, как будто сквозь ненависть пробивалась боль, которую он никогда не выпускал наружу.

– Я изо всех сил пытался как-то доставить ему удовольствие, – в конце концов вымолвил Люк. – Когда ты увидела меня в первый раз– помнишь, когда я упал с импровизированного моста через овраг, – это была не первая моя попытка пересечь его. Когда я был ребенком, то наивно полагал, что смелый поступок может произвести впечатление на моего отца. Дерево упало во время бури накануне, и я попробовал пройти по нему. Разумеется, у меня это не получилось, и Саймон пришел в ярость. Я думал, это потому, что мне не удалось достичь своего, но он усадил меня рядом и прочитал мне лекцию о том, как правильно покончить с собой. «Если уж ты решил убить себя, – сказал он, – делай это так, чтобы не опозорить семью. Возьми из моей студии пистолет и выстрели себе в голову».

Люк на мгновение замолчал и содрогнулся.

– Мне было всего шесть лет.

Джесси не могла найти слова утешения. В защиту такой эмоциональной кровожадности трудно было подобрать какие-либо аргументы.

– Ничего удивительного, что ты его так ненавидишь, – просто сказала она.

Люк встал, подошел к окну и открыл занавески. На улице был туман, стелющийся и влажный; он приглушил все ночные звуки, завесил своей дымкой огни. Джесси мгновенно почувствовала себя замерзшей и очень одинокой. Люку по-прежнему казалось, что она заключила с Саймоном союз против него. Все было совсем не так, но она не знала, как убедить его в этом.

Джесси заставила себя встать и подойти к нему. Но, оказавшись, у него за спиной, она почувствовала, что боится обнаружить свое присутствие любым звуком. Она не решалась даже вздохнуть. Ненавидит ли он ее теперь? Вернула ли эта беседа всю былую враждебность между ними?

В конце концов, хотя это ей дорого стоило, может быть, больше, чем она могла себе позволить, Джесси коснулась его руки и прошептала слова:

– Я люблю тебя, Люк.

Где-то вдалеке тишину нарушил колокольчик трамвая. Люк медленно повернулся к ней. Мальчишеская челка упала ему на глаза.

– Я совсем забыл, кто ты, – сказал он.

– Кто я?

В те секунды, пока Люк формулировал ответ, сердце Джесси сжалось от страха.

– Ты мой единственный друг на все времена, – произнес он. – Ты сердитая рыжая сорвиголова, которая спасла меня, шестнадцатилетняя девочка, которая меня ненавидела, а теперь моя жена… – Он сделал паузу и продолжил своим грубоватым, хриплым голосом. – Женщина, которая любит меня. Джесси, – добавил он с хриплым смехом. – Моя Джесси.

Он коснулся ее лица, и Джесси упала в его объятия, наслаждаясь теплом и мягкостью его тела. А когда он сказал ей, что тоже ее любит, что где-то в глубине своей раненой души он любил ее всегда, Джесси, которая поклялась никогда не плакать о Люке Уорнеке, разрыдалась.

Джесси не хотелось покидать дом в городе. Этим утром она проснулась раньше и оставила Люка в кровати, не желая, чтобы он чувствовал ее страхи. Она страшно скучала по Мэл и несколько раз звонила домой, чтобы убедиться в том, что ее астма не проявила себя. Но даже присутствия в «Эхе» дочери было недостаточно для того, чтобы пересилить ее нежелание возвращаться. Туман за окнами был все еще тяжелым; возможно, он не развеется в ближайшее время. Джесси была даже благодарна природе за эту импровизированную защиту, отгороженность от внешнего мира. Ей хотелось скрыться за пеленой тумана и прожить здесь с Люком всю жизнь.

– А вот и ты, – сказал Люк охрипшим после сна голосом. Он встал у нее за спиной и притянул к себе, обхватив руками.

– Я надеюсь, у тебя это не войдет в привычку, – продолжал он, гладя ее волосы. – Я хочу, чтобы ты была в моей постели, когда я просыпаюсь, женщина. Мне трудно находиться в ней, когда тебя там нет. Я схожу с ума и начинаю обнимать подушки.

– Замечательная идея, – откликнулась Джесси, поворачиваясь к нему лицом. – Давай вернемся в постель, накроемся с головой и будем обниматься целыми днями. Давай вообще никогда не вставать и не выходить из этого дома.

– Эй, что с тобой? Ты напугана.

– Не напугана, – соврала она. – Просто счастлива. Так счастлива, что я не хочу, чтобы что-то разрушало это счастье.