Глава 3

За три недели до этого

– Тебя что, по голове нужно как следует ударить?

– В чем дело, Слик[1]? – Люк Уорнек отвернулся от окна своего офиса в Денвере, чтобы встретить полный благодушного недовольства взгляд своей обладавшей весьма резким голоском подчиненной, которую он не так давно сделал вице-президентом. Худая, красивая, начинающая седеть женщина теперь была его правой рукой, но, кроме этого, она выполняла роль всеобщей жены, матери, надсмотрщицы и советчицы в «Уорлдкоме», принадлежавшей Люку информационной компании. На самом деле, заведовала фирмой она, что бы там ни говорила табличка у нее на столе. Люк уже много лет назад пришел к выводу, что любая центральная контора нуждается в своей Мэри Гринблатт. Единственное, что было не в ее власти – это его личная жизнь, хотя он вполне мог обсуждать с ней свои сексуальные успехи.

– Эта шумная компания, которую ты созвал на совещание, ожидает тебя в большом кабинете, – сообщила Мэри, кладя ему на стол утреннюю почту, которую обычно подавала секретарша. – Разве ты не слышишь, как они орут?

Люк прекрасно слышал шум, доносившийся с противоположного конца холла. Он встал, чтобы налить себе чашечку кофе из серебряного кофейника, стоявшего на маленьком столике. Сегодня он собрал лучших сотрудников «Уорлдкома», чтобы вместе с ними подробно проанализировать возможности расширения компании и соперничества с Си-эн-эн, гигантом электронных средств массовой информации. После нескольких недель кропотливого исследования «шумная компания» должна была сообщить ему о своих идеях.

– И что бы я без тебя делал, Слик? – спросил он.

– Я думаю, что ты отправился бы прямо в ад на этом твоем пожарно-красном «феррари», – усмехнулась Мэри. – Кстати, о «феррари» – куда же ты все-таки собрался?

Люк двинулся за ней по просторному офису со стеклянными стенами.

– На встречу с сотрудниками, конечно.

– Нет, не туда.

– Не туда? – Он остановился с вопросительным выражением на лице, готовый поехать туда, куда она скажет. Он всегда прислушивался к словам Мэри Гринблатт, полностью доверял ее инстинктивному знанию человеческой природы, и в большинстве случаев поступал так, как она советовала. Она, в свою очередь, защищала его так, как львица защищает своих детенышей. Судьба не избаловала Люка родителями, которые бы его оберегали. Его мама умерла, когда ему было шесть лет, а отец постепенно превратился в настоящего садиста. Поэтому Люк не мог представить себе своей жизни без Мэри.

– Тебе звонят, – сообщила она. – Твоя назойливая секретарша почти умоляла меня сказать тебе об этом. По-моему, бедняжка просто боялась сама принести тебе это известие.

– А кто звонит? Механик моего «феррари»?

– Хорошо бы, если бы это был механик. Это Джилберт Стрэттон, адвокат твоего покойного отца. Он звонит по поводу его завещания.

Настроение Люка немедленно испортилось.

– Ну и что там по поводу завещания?

– Не знаю. Я пыталась выяснить, но Стрэттон, по-моему, не расположен обсуждать это со мной. И, в любом случае, я думала, что тебе надо подготовиться.

Мэри направилась к двери – то ли для того, чтобы не мешать ему, то ли чтобы сбежать.

– Твои сотрудники подождут, – сказала она. – Возьми трубку.

– Это Стрэттон подождет, – проворчал в ответ Люк. Мэри исчезла за дверью, и Люк нажал кнопку своего селектора. Пусть этот адвокат не думает, что ему не терпится узнать, в чем же там дело.

– Вэл, – сказал он, – попросите мистера Стрэттона пока не класть трубку, хорошо? Скажите ему, что я занят… что я молюсь за бессмертную душу моего отца. Пусть посмеется.

Сердце. Люка глухо стучало в его грудную клетку. Он подошел к окну с чашкой кофе в руках. Мэри снова оказалась права. Ему действительно нужно было время, чтобы подготовиться. Она сказала, что Стрэттон звонит по поводу завещания, но вряд ли Люк может рассчитывать на наследство. «Саймон скорее оставит свое имущество деревенскому дурачку, чем своему единственному сыну», – подумал Люк.

Он крепко держал чашку обеими руками.

Весть о смерти отца застала его врасплох. Люк даже не знал о том, что этот анахорет болен. Кроме того, он не мог не признать, что это было интересное завершение той игры в смертельный покер, которую они с отцом вели уже несколько лет. Старик загнулся как раз тогда когда Люк готовил следующий ход, – и выиграл.

Компания Люка значительно обогнала империю его отца, но не это было его целью. Он хотел владеть «Уорнек Комьюникейшенс», присоединить ее к «Уорлдкому» целиком, однако находившаяся в частных руках компания была недоступна ему. Кроме того, не мог он и соперничать со своим отцом в открытую, потому что обе основные газеты этого района Калифорнии принадлежали Уорнеку-старшему и были защищены от антимонопольных законов федеральными установлениями. В качестве противника Саймон был недосягаем. В качестве отца Люк его просто не воспринимал – он казался ему чудищем из мультика, призраком из тех, которые снятся запуганным детям. Став взрослым человеком, сын не переставал стыдиться своего отца и испытывать ярость по отношению к нему – в этом смысле ничего не изменилось.

Люк отвернулся от ослепительного солнечного цвета, отражавшегося в беспорядочно расположенных небоскребах Денвера, штат Колорадо, мощного форпоста информационного бизнеса обоих побережий. Он переехал сюда отчасти из-за того, что это место диаметрально отличалось от его родного городка – и в географическом, и в климатическом смысле. Денвер был открытым и веселым городом, лишенным наползающих туманов и темных углов. Денверские офисы вполне подходили для небольшой, еде сводящей концы с концами сети газет, которую Люк купил на аукционе после банкротства – на те скромные деньги, которые достались ему от матери, – а позднее развил в то что «Ньюсуик» назвал «растущим монстром».

Люк немедленно влюбился в этот крепкий, средних размеров город, купив дом у подножия горы и ранчо для занятий горнолыжным спортом в Бевер-Крик, хотя многочисленные деловые поездки не позволяли ему проводить много времени ни там, ни там. Кроме того, ему нравился местный кофе – крепкий, обжигающе горячий и приятно горький.

Он глотнул ядреное варево, зная, что это обожжет ему горло. Поговорить, что ли, с этим Джипом Стрэтгоном, подумал он, глядя на часы. Наверное, у адвоката уже глаза на лоб лезут.

Поставив чашку на место, Люк подошел к телефону и нажал на кнопку.

– Алло, Джил? – Звучный голос Стрэттона наполнил кабинет.

Подчеркнутая сердечность адвоката насторожила Люка.

– В чем дело? – продолжил он, решив обойтись без формальностей.

– Вы упомянуты в завещании вашего отца. Я просто считаю, что вы должны об этом знать.

– Что, простите?

– Ну, это небольшое наследство, – извиняющимся тоном объяснил Стрэттон. – Но я уверен, что для вас это имеет огромное значение.

– Не мелите чепухи, Джил. Что он мне оставил – чемодан с заложенной бомбой, машину со сломанными тормозами?

– Это картина. Люк, – ответил адвокат нервно покашливая, – я бы сказал, семейный портрет. Это все, что я могу сказать, потому что сам я его не видел. Если хотите, мы отправим его в Денвер по почте. Саймон потребовал, чтобы после его смерти завещание было зачитало публично, но вам совсем не обязательно при этом присутствовать. Понимаете?

У Люка задрожал подбородок. Семейный портрет?! Господи, да Саймон с ума сошел.

– Необязательно присутствовать на официальном оглашении завещания моего отца? Я не могу позволить себе такое непростительное нарушение закона.

– Что? Люк, послушайте, в этом нет никакой необходимости. Вы только расстроитесь…

Люк медленно нажал на кнопку сброса, отделавшись от голоса Стрэттона с не меньшим удовольствием, чем отделался бы от него самого, окажись этот человек в пределах его досягаемости. Он не собирался ехать в Хаф Мун Бэй, чтобы послушать завещание, но теперь он стал подумывать об этом – только чтобы насолить Джилу Стрэттону.

Почта лежала перед ним на столе – там, где ее оставила Мэри. Люк просмотрел письма – не столько из любопытства, сколько для того, чтобы восстановить душевное равновесие. После совещания он прочитает их внимательнее, подумал он, и вместе с Вэл ответит на самые срочные письма. Но запечатанный конверт с отметкой «Лично и строго секретно» привлек его внимание. Пораженный тем, что имя и адрес были написаны странным, напоминающим детские каракули, почерком. Люк решил, что его сотрудники могут еще немного подождать. Ожидание только подстегнет их злобу, а в бизнесе без этого чувства не обойтись – подобно охотничьим собакам, которых не кормят несколько дней, они отнесутся к своему делу с особым рвением. Люк уже давно понял, что отложить развязку гораздо лучше, чем немедленно удовлетворить все желания собеседника.

Вскрыв конверт, Люк быстро прочел послание, нацарапанное тем же псевдодетским почерком, явно предназначенным для того, чтобы замести следы. «ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ХАФ МУН БЭЯ, – гласило оно. – ХЭНК ФЛАД УМЕР НАСИЛЬСТВЕННОЙ СМЕРТЬЮ, И У МЕНЯ ЕСТЬ НОВЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ТВОЕЙ ПРИЧАСТНОСТИ К ЭТОМУ УБИЙСТВУ. ЕСЛИ ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ, Я ПРЕДСТАВЛЮ ИХ В ПОЛИЦИЮ».

Ошеломленный Люк перечитывал эти строчки с нескрываемым интересом. Кто это писал – вымогатель? Любитель? Смерть Хэнка Флада была официально признана несчастным случаем. Хотя в убийстве подозревали именно Люка, полиции не хватило доказательств, для того чтобы предъявить ему официальное обвинение и начать процесс. И, кроме того, с его смерти прошло десять лет.

Однако смыть это пятно было трудно, и смерть Флада оставалась загадкой, и более всего – для Люка. Он получил тогда сотрясение мозга, и несколько часов той ночи полностью выпали у него из памяти. У него была собственная версия того, что произошло, затрагивавшая, среди прочего, Джесси Флад. Но до сегодняшнего дня он не мог как-либо обнародовать свои догадки. Он просто тянул время, откладывая тот момент, когда получит наибольшее удовлетворение от своих разоблачений.

Ну что ж, теперь этот момент настал, подумал он, засовывая письмо поглубже в карман куртки. Кому-то нужно, чтобы он не наведывался в Хаф Мун Бэй. И, если интуиция его не подводила, этот кто-то очень напуган. Тем лучше.

Глава 4

Хаф Мун Бэй

Когда Люк, откинув плед с персидским узором, встал с постели и ощутил босыми ногами грубый и холодный дощатый пол, он уже начал подвергать сомнению достоинства своего метода отложенного удовольствия. Вечерние события выбили его из колеи, и ему хотелось подкрепить их чем-то основательным и твердым. Сделав первые несколько шагов, он почувствовал, как сокращаются мышцы бедра. Боль была острой, но он продолжал брести к телефону, желая оставить сообщение для своего заместителя на автоответчике в своем офисе. Было около полуночи. До Мэри новости дойдут только утром, но Люк предвкушал, как она будет рада, когда узнает, что он вернется еще нескоро. Старый деспот, она любила вести дела в одиночестве. Кроме того, он хотел, чтобы она знала, что он живет в особняке Уорнеков, а не в одной из забитых народом гостиниц на прибрежном хайвее.

– Здорово, Слик, – пробурчал он в трубку уже через минуту, – если бы я сказал тебе, что полуголая баба только что прострелила мне задницу, ты бы мне точно не поверила. И никто бы мне не поверил. Поэтому я скажу, что это был всего лишь несчастный случай и «воссоединение семьи» грозит превратиться в затяжной процесс, Люк продолжал говорить, давая Мэри необходимые наставления по поводу ближайших дел. Внезапно он ощутил под ногой что-то холодное. «Беретта». Джесси оставила пистолет на полу. Поморщившись от боли, Люк нагнулся и поднял его. Большую часть жизни он избегал оружия, отчасти из-за того, что отец просто с ума по нему сходил. Пистолет показался ему очень тяжелым. Определенно, держать его в руках было гораздо приятнее, чем в полном бессилии смотреть на дуло.

– У меня с собой аппаратура, – сказал он Мэри, осторожно повернув пистолет в руке и прицелившись в невидимую мишень. – Поэтому обо всех новостях по делу с «Рэнкомом» ты можешь сообщать мне по факсу. Пока я тут, задай им жару, Слик. Давай-ка поднапряжемся с этим делом.

Люк повесил трубку и оглядел комнату. Он находился в западном крыле дома, но, несмотря на то что в этой его части никто никогда не жил постоянно, Люка окружали дорогие ему с детства предметы. Его мать тщательно подбирала антикварную мебель. Хотя она умерла четверть века назад, – Люк печально сказал себе что почти не помнит ее, – запах ее духов – «Лилии долин» – все еще хранился в складках тяжелой материи.

Эхо. Это имя мать дала их дому за те странные раскаты, которые рождались в переднем вестибюле с двенадцатиметровым потолком. Отец считал это дефектом архитектуры и потратил целое состояние на то, чтобы убрать эхо. Саймон считал, что все, в том числе и его потомство, а может быть, в особенности потомство, должно быть совершенным и лишенным изъянов. К счастью, у него не было возможности усовершенствовать своего ущербного сына так же, как он «усовершенствовал» загадочный вестибюль, который ему, впрочем, после долгих усилий удалось утихомирить.

Люк, положил пистолет на стол и сделал несколько шагов негнущейся ногой, пытаясь выяснить, насколько серьезно повреждение. Господи, он с трудом мог поверить, что не был здесь уже десять лет. Можно было легко заметить, что возвращения героя домой, на которое он надеялся, не получилось. Его отец не должен был умереть, Джесси не должна была быть вдовой Саймона, а империя Уорнека не должна была попасть в руки врага. Что же, черт побери, происходит?

Мальчиком Люк верил в то, что человеческая жестокость – явление врожденное и что Бог, провалив свой опыт с человечеством, должен сделать Землю неплодородной после того, как затопил ее. Именно Джесси Флад заставила его поверить в то, что Господь, возможно, не так уж и ошибся. Рыжая девчонка с несгибаемой волей, всегда спасавшая потерявшихся птенцов и поклонявшаяся бабочкам, однажды стала инструментом его спасения. Она сохранила ему жизнь, когда они были детьми, а затем стала его настоящим, его единственным другом.

Что же, черт побери, произошло? Люк продолжал мерить шагами комнату, не обращая внимания на острую боль. Ошеломляющую новость о том, что Джесси вышла замуж за Саймона, он узнал от семейных адвокатов. Это показалось ему заключительным аккордом в серии предательств, и единственно возможной его реакцией стала холодная ярость, сотрясшая его, подобно снежному бурану. Но в этот вечер его поразила внезапно взорвавшаяся ревность. Представляя себе Джесси в объятиях своего отца, Люк приходил в бешенство, несмотря на то что никогда не смотрел на Джесси с романтической и собственнической точки зрения и вообще не думал о ней как о сексуальной партнерше… до сегодняшнего вечера.

Их «воссоединение» теперь было намертво вытравлено в его памяти, подобно негативу фотографии. Теперь Люку уже никогда не забыть бледную кожу ее напрягшихся плеч и дрожавшую грудь, когда она держала его на прицеле. Он всегда будет помнить те недозволенные импульсы, которыми она словно пронзила его мужскую плоть. Люк почему-то верил, что даже после всего того, что произошло, их должна по-прежнему связывать тоненькая нить дружбы. Но сегодня вечером она доказала, что это уже не прежняя Джесси – подруга его отрочества. Это была женщина – загадочная, пленительная, неистовая, настоящий дьявол в юбке. И он хотел ее.

Кровь прилила к его мускулам, словно подогнанная его мыслями, и это сделало его движения более свободными. Люк ходил более уверенно, почти не обращая внимания на раненую ногу. После недолгих поисков он обнаружил свои вещи – куртку, брюки и ботинки – в шкафу вишневого дерева.

Первым делом Люк залез во внутренний карман куртки и с облегчением обнаружил то, что искал. К счастью, Джесси не стала обыскивать его одежду, а если она это и сделала, то мудро оставила все вещи там, где они лежали. Ну что же, подумал он, снова вешая куртку на крючок, для того сюрприза, который он задумал, у него будет еще масса времени. Прежде всего он хотел понять, что же происходит в этом доме, и выяснить, кто в действительности заказывает здесь музыку после смерти Саймона. Люку никогда не нравилось гадать, кто его противники. Он всегда предпочитал знать это наверняка.

Одеваясь, он думал только о Джесси и о том сексуальном желании, которое она в нем пробудила. Даже ее эротическое раздевание загипнотизировало и смутило его. Если бы Шелби, ее старшая сестра, устроила стриптиз наедине с собой, это бы его не удивило. Но не Джесси, только не Джесси. Она была единственным достойным человеком во всем пресловутом семействе Фладов.

Закончив одеваться, он почувствовал, что острая боль в бедре превратилась в постоянное ноющее ощущение. Неприятные покалывания в затылке к этом моменту тоже почти прекратились, а таинственные чудовища времен его детства благополучно забрались в самые дальние отсеки памяти. Люк понял, что вернулся в Хаф Мун Бэй не для того, чтобы отдаться эмоциональному потоку воспоминаний юности. Он намеревался захватить империю Саймона Уорнека, для чего ему было необходимо стать еще более хладнокровным и безжалостным человеком, чем был сам Саймон.

Оглядевшись, Люк заметил темное пятно около платяного шкафа красного дерева. Это была обойма к «беретте». Он подобрал ее и засунул в карман рубашки – этой хитрости он научился у нее сегодня вечером. В следующий раз он встретится с вдовой своего отца во всеоружии.

Спать было невозможно. – этой роскоши она позволить себе не могла. Не сегодня. Не тогда, когда это чудовище находится в доме. Хотя Люк спал в другом крыле и был ранен, а, ее дочь Мэл находилась далеко от него, Джесси заперла дверь спальни, но все равно не была уверена в своей безопасности. К счастью, ее сторож и управляющий Роджер Мэткалф был недалеко – в сторожке во дворе – и мог прибежать по первому звонку. Конечно, этого будет недостаточно – ведь она не может вызвать полицейских, которые тут же начнут задавать ей всякие вопросы.

Джесси уже продумала основные вехи своей борьбы с Люком Уорнеком. Завтра она первым делом позвонит Мэттью Сэндаски, исполнительному директору «Уорнек Комьюникейшенс» и издателю «Сан-Франциско Глоб» и «Бэй Сити Ревью». Для Саймона Мэтт всегда был больше сыном, чем подчиненным, а в последний год, когда болезнь Саймона прогрессировала, он стал другом и союзником и для Джесси. Он обладал острым умом и прагматизмом, но не был при этом лишен и чувствительности. Мэтт подскажет ей, что делать с Люком Уорнеком.

Джесси сидела за туалетным столиком и разглядывала свою коллекцию фарфоровых бабочек, которых собирала с детства. Ей казалось, что эти изящные статуэтки вот-вот оживут и упорхнут прочь прямо у нее на глазах. Дыхание ее было прерывистым, как будто в горле застряло что-то острое. Неожиданно для себя самой она оказалась в ситуации, которую не мог бы просчитать самый дальновидный человек. Черт побери, она была до смерти напугана.

И теперь уже не имело никакого значения то, что она все так тщательно продумала…

Джесси начала сортировать коллекцию, раскладывая статуэтки по хрустальным, фарфоровым, деревянным и металлическим коробочкам. Ей приходилось где-то читать, что все люди делятся на тех, кому интересны различия между предметами, и тех, кто смотрит только на сходство. Сама Джесси явно принадлежала к последней категории. Сколько она себя помнила, всегда искала во всем похожие черты, подобно тому, как люди чистят и перекладывают вещи в кладовке или нашивают метки на носки в приступе неконтролируемого беспокойства. Таким способом Джесси упорядочивала для себя беспорядочный мир.

Она уже переоделась в черный махровый халат с капюшоном. Еще в детстве Джесси предпочитала темные тона в одежде, словно стремясь отгородить себя от окружающего мира непроницаемым барьером. Ей всегда казалось, что ее хрупкой матери как раз и недоставало такой защиты. Всегда одетая в полупрозрачные ткани пастельных тонов, застенчивая и удивительно красивая Линетт Флад явно в ней нуждалась.

Увы, сегодня вечером ни одно из любимых успокоительных средств Джесси не работало. Ей было холодно в тяжелом халате, и даже перекладывание бабочек требовало от нее большего внимания, чем то, на которое она была способна. Нет, нужно как-то расслабиться. Поднявшись из-за стола, она посмотрела на дверь террасы. А что, если поплавать в бассейне? Большинство обитателей дома редко пользовались им, поэтому вряд ли ее кто-нибудь увидит, и кроме того…

Темное пятно на фоне иранского ковра привлекло ее взгляд, и она содрогнулась еще до того, как поняла, что это такое. Сегодня вечером она хладнокровно выстрелила в человека. Теперь это казалось ей почти невероятным, хотя, поразмыслив, она поняла, что это был своего рода приказ от некоего мрачного бога справедливости, ее единственно возможный выбор.

Джесси закуталась в халат и почувствовала, как ее ноздрей достиг какой-то незнакомый запах. В этом лесном аромате смешались экзотические оттенки, запах сандалового дерева и дыма. Наверное, это его одеколон, которого она раньше не заметила, что, впрочем, неудивительно. Ведь их тела не просто соприкоснулись – они боролись, подобно двум смертельным врагам.

Джесси пыталась отмахнуться от непрошеного воспоминания о его холодном лице и пылающих огнем глазах, о властной мощи его мускулистых рук. Аромат одеколона становился все сильнее; Джесси вспоминала жар и влажную кожу, и этот жестокий поцелуй. Да, то был его запах, теперь она в этом уже не сомневалась. Как будто отныне она помечена и неопровержимое свидетельство его мимолетной власти над ней теперь будет сопровождать ее всегда.

Джесси расстегнула халат и, сбросив его на пол, направилась к ванной. Через минуту, стоя под сильной струёй горячей воды, она еще раз подумала о том, что завтра утром прежде всего позвонит Мэтту Сэндаски. Вздохнув, Джесси сунула под душ и голову, расслабившись под обжигающим водопадом.

Струйки воды кололи ее, словно бесчисленные иголки, и постепенно она поняла, что ее охватывает странная дрожь, идущая откуда-то из самой глубины мышц. Женщина, которая никогда не позволяла себе опускаться до страха, теперь была охвачена паникой. Джесси стала яростно, до боли, намыливать свое тело, пока кожа не стала ярко-красной. Потом она заставила себя расслабиться, отдавшись обильно текущим по ее груди и бедрам струям воды, которые должны были смыть это ощущение напряженности в членах.

Когда Джесси закончила мытье, огромная ванная была заполнена паром. Она ступила на коврик и достала полотенце из раскаленного латунного шкафчика. Первым делом она вытерла свои волнистые от природы волосы, а затем откинула голову назад, убрав тяжелую шевелюру с лица. Бросив намокшее полотенце в корзину и потянувшись за новым, Джесси вдруг заметила темный силуэт, едва видный среди клубов пара.

Это заставило ее застыть на месте. Кафельный пол был скользким, но Джесси сделала над собой нечеловеческое усилие и сделала шаг назад, выпрямив спину. На этот раз никаких сомнений у нее не было – она прекрасно знала, кто это, и охватившая ее дрожь только усилилась.

В дверном проеме ванной стоял Люк. Он явно наблюдал за ней уже довольно давно. В его глазах смешались животное любопытство и неистовое желание. Ее смертельный враг медленно скользил взглядом по ее нагому телу, от капелек воды на груди до треугольника густых волос между бедер. Джесси почувствовала хорошо знакомый ей по их прошлому зов его жаждущей плоти. Впрочем, он никогда не был направлен на нее саму. Этот блеск появлялся в его глазах, когда он смотрел на Шелби, ее старшую сестру.

Джесси кинулась к шкафчику, вытащила оттуда полотенце и быстро закуталась в него. Но к тому моменту, когда она прикрыла свою наготу, Люк уже вошел в комнату. Если бы она могла убить его, она бы это сделала. Но на этот раз пистолет был у него.

Глава 5

– Ты забыла вот это, – сказал Люк, показывая на «беретту». Пистолет лежал на его высоко поднятой вверх ладони.

Джесси туже затянула полотенце вокруг своего тела, пытаясь найти какой-нибудь выход. Второй раз за этот вечер он вторгался в ее частные владения.

– Похоже, ты получаешь удовольствие от того, что подглядываешь за ничего не подозревающими женщинами, – слабым, но отчетливым голосом сказала она. – По-моему, это извращение.

Люк прислонился к дверному косяку, праздно разглядывая капельки воды на ее обнаженных плечах. Дрожащая струйка на мгновение застыла на ключице Джесси, словно сомневаясь, стоит ли ей катиться дальше, а затем продолжила свой путь в ложбинку между ее грудей.

– Ты не права. Мою вуайеристскую натуру привлекают не просто ничего не подозревающие женщины. Моя жертва должна быть обнаженной и, желательно, только что вылезшей из-под душа.

– Оставь пистолет на ночном столике рядом с собой, – приказала она. – И, поскольку ты вполне оправился от раны и можешь ходить, не останавливайся, когда выйдешь из моей комнаты. Иди отсюда, Люк. Я хочу, чтобы ты покинул этот дом.

– Опасно оставлять пистолеты где попало. Голос Люка был вкрадчивым и мягким. Перед тем как поднять на нее свои темный глаза, он некоторое время смотрел на пистолет, как будто играя с ним – и с ней.

Джесси смотрела на него, словно зачарованная. Она начала понимать, что имеет дело с непредсказуемым и очень опасным человеком. Таким она Люка никогда не видела.

– Так можно и ранить кого-нибудь, – продолжил он.

– Тогда отдай пистолет мне, – откликнулась Джесси, протягивая руку.

Это было ошибкой. Возможно, именно этого он и ждал. Джесси вдруг сообразила, что он собирается отплатить ей за то, что она с ним сделала. Подняв бровь и уголок губ, он улыбнулся слабой улыбкой. Тени легли на его лицо, подчеркнув чувственный рот, загадочную складку у губ, словно выдававшую его склонность к жестокости… Внезапно Джесси ощутила душевную боль – это был уже не тот забитый, дурным обращением отца мальчик, которого она однажды полюбила, и даже не девятнадцатилетний парень, в мечтах о котором она не спала ночей. Это был взрослый мужчина, незнакомый и вооруженный.