– Слушай, чего ты от меня хочешь? – обидчиво отозвалась Дженни. – Я ведь на этом деле могу и шею себе сломать.
      – Дженни, я знаю. Ты не представляешь, как я тебе благодарна, как я за тебя боюсь. Но что же делать – цветные принтеры сейчас есть только у вас. Дженни, когда мое агентство станет втрое больше агентства Приджерсона, ты станешь в нем вице-президентом.
      Дженни рассмеялась.
      – Нет уж, спасибо. С меня хватит какого-нибудь тихого местечка в Сан-Франциско. Не люблю рисковать.
      – Не верю!
      – Придется поверить. Слушай, если хочешь что-то печатать, давай побыстрей. Может быть, я и не Бриджет Фонда, но на свете немало мужчин, неравнодушных к моим чарам, и с одним из них я сегодня ужинаю. Так что, чем быстрее мы закончим, тем лучше.
      – Уже иду. Подожди меня в вестибюле.
      – Ладно. Я тебе открою.
      Дженни повесила трубку и, опасливо озираясь, спустилась в вестибюль. Четверть часа спустя Дейни уже расцеловывала Дженни в обе щеки и бормотала слова благодарности. А еще через несколько минут лифт вознес обеих женщин к сияющим высотам агентства Приджерсона.
      Дрожь пробежала по телу Дейни; ноги вдруг стали ватными. Она прижала к себе портфель и прислонилась к стене. Дженни, отпирая дверь, взглянула на нее через плечо.
      – Дейни, что с тобой? – участливо спросила она.
      Дейни рассмеялась, но голос ее дрожал.
      – Все в порядке. Просто… так странно… я думала, что с этим покончено… Ничего, просто волнуюсь.
      – Понимаю, – кивнула Дженни и легко похлопала Дейни по плечу.
      – Боже, как я любила свой офис! – Дейни прижала портфель к груди, словно защищаясь от воспоминаний. – Здесь я чувствовала себя нужной… Знаешь, я боялась сюда идти. Думала, вдруг у Приджерсона осталась часть моей души?
      – Дейни! – успокаивающе улыбнулась Дженни. – Ты сама-то слышишь, что говоришь? Словно цыганка на базаре! Ты меня в дрожь вгонишь такими ужасами!
      – Прости. Я не смогла удержаться…
      – Мне самой не по себе в пустом здании. Знаешь, давай-ка напечатаем что тебе нужно и пойдем выпьем по рюмочке. Сегодня – Новый год, а не Хеллоуин, и мне вовсе не улыбается увидеть привидение.
      Дженни толкнула дверь, и Дейни проскользнула в офис вслед за ней. Внутри было не уютней, чем снаружи. Как всякое обезлюдевшее рабочее помещение, офис казался пустынным и заброшенным, и женщины уже готовы были поверить, что здесь водятся привидения. Признаки недавно кипевшей здесь жизни – горящие лампочки на телефонной панели, стопки бумаг, запах сигарет, включенный на полную мощность кондиционер – лишь усиливали это чувство. Тусклое аварийное освещение, смешавшись с туманной мутью за окном, погрузило комнаты в призрачный серебристый свет. Несколько минут женщины стояли молча, объятые непонятным страхом.
      – Сюда, – прошептала наконец Дженни. Шепот ее разорвал тишину, словно удар грома. Дейни молча последовала за ней, хотя отлично знала дорогу.
      Добравшись до застекленного компьютерного зала, обе вздохнули с непонятным облегчением. Дейни выдвинула вращающийся стул и села: Дженни включила машину.
      – Не хочешь что-нибудь нарисовать?
      – Нет, – ответила Дейни, вынимая из портфеля огромную папку. – Хочу сделать свое дело и смыться. Чем быстрее, тем лучше.
      – Давай я помогу.
      Недоверчиво покосившись на подругу, Дейни покачала головой. Ни к чему Дженни знать, над чем она работает. Не стоит ставить ее в неловкое положение. Ведь они с Блейком – тоже друзья.
      – Да зачем? Не надо. Лучше иди к себе и приводи в порядок рабочее место. Не заставляй своего принца ждать.
      – Ты уверена, что справишься одна?
      – Разумеется, справлюсь. Не в первый раз.
      – Ладно, увидимся через полчаса.
      Двадцать пять минут спустя Дейни вынула из-под крышки последний лист, просмотрела и сунула в портфель. Она успела вовремя и сможет провести вечер и ночь с Блейком.
      С улыбкой на лице, предвкушая предстоящее свидание, Дейни закрыла портфель – и вдруг почувствовала, что она не одна. По-прежнему улыбаясь, она обернулась и уже раскрыла рот, чтобы сказать Дженни… Но эта была не Дженни. Знакомая тень загородила выход. Дейни инстинктивно прижала портфель к груди, словно защищая драгоценные бумаги. Прямо в лицо ей холодно глядели глаза, которых, как она надеялась, она никогда больше не увидит.
      Змеиные глаза Сида Приджерсона.
      Как и много месяцев назад, Сид и Дейни не отрывали взгляда друг от друга. Но теперь оба молчали. Казалось, они застыли навек в безмолвном поединке. Шли секунды – каждая из них Дейни казалась вечностью. Наконец Сид прервал поединок взглядов: он резко повернулся и исчез во тьме.
      Дейни не могла двинуться с места, потрясенная его появлением и еще больше – внезапным уходом. Сверхаккуратный Сид, ни разу не забывший выключить свет в кабинете или отключить компьютер – он не обратил внимания на постороннего человека в офисе! Не заметил ее! Лучше бы он набросился на нее с обвинениями или пригвоздил к месту злой насмешкой. Но повернуться и уйти, словно она для него ничего не значит… Дейни задыхалась от ярости. Щеки ее пылали. Искушение бежать за ним и выплеснуть на него свой гнев было так велико, что Дейни вцепилась в спинку стула. Это глупо, говорила она себе. Она ничего не выиграет, а лишь поставит под угрозу свою победу. Разве удачная презентация не докажет, что Дейни победила? Но сейчас сила на его стороне, и ей придется смириться. Кроме того, Дженни… Господи! Дженни!
      Дейни забыла и страх и гнев. Она выбежала из зала и бросилась в лабиринт знакомых коридоров, молясь об одном: только бы успеть раньше Сида.
      Чем ближе Дейни подходила к кабинету Дженни, тем медленней становился ее шаг. Каждый раз, прежде чем свернуть, она осторожно выглядывала из-за угла. Остался один поворот… С тяжелым вздохом обессиленная Дейни прислонилась к стене. Она проиграла. Из-за поворота доносился знакомый голос. Осторожно выглянув, Дейни увидела Сида: он стоял в дверях кабинета. Когда она, набравшись храбрости, выглянула второй раз, Сида уже не было.
      Дейни бросилась в кабинет. Ее подруга стояла посреди комнаты со странной кривой улыбкой на лице, вертя в руках карандаш. Дейни упала в кресло: силы оставили ее.
      – Как же ты его не заметила? – спросила она, когда наконец смогла заговорить.
      Дженни пожала плечами.
      – Может, он был в туалете. А может, бродил по запасным коридорам. – Она бросила карандаш на стол. – Я-то думала, что все обошла.
      – Что он сказал?
      – Спросил, не я ли провела тебя в офис.
      – А ты?
      – А что я могла ответить? – тихо ответила Дженни, снова берясь за карандаш. – Сказала, что мы собирались вместе поужинать, вот ты и зашла за мной.
      – Хорошо придумано…
      – Тогда он спросил, почему человек, который здесь уже не работает, пользуется нашим новейшим и дорогим оборудованием.
      – Черт! – выдохнула Дейни.
      – Я сказала, что ты составляешь свое резюме. Что ты переживаешь нелегкие времена, и мне тебя жаль. Я решила помочь тебе сэкономить несколько долларов.
      – А он?
      – Сид? – Дженни подняла глаза к небу. – Он кивнул, проворчал что-то в том роде, что милосердие – это хорошо, но во всем должна быть мера, и пожелал мне счастливого Нового года. – Дженни сухо и недоверчиво рассмеялась.
      – Может, он по случаю праздника такой добрый. Ну что ж, слава Богу, все обошлось, – с облегчением выдохнула Дейни.
      Красивые карие глаза Дженни уставились Дейни в лицо. Она потеребила нижнюю губу, затем, опершись о стол, наклонилась к подруге.
      – Дейни, ты сама-то веришь, что все обошлось? – тихо спросила она.
      Дейни грустно покачала головой.
      – Нет.
      – Знаешь, Дейни, я тоже.
 
      Дейни заплатила таксисту и вышла из машины – так грациозно, как только могла. На Новый год она купила себе потрясающее платье: ярко-алое, короткое, облегающее, с большим декольте – словно созданное для того, чтобы соблазнительно из него выскальзывать. А вот выскальзывать из такси в этом платье было не так удобно. Блейк будет в восторге, думала Дейни. После всех пережитых ужасов она, как никогда, нуждалась в его восхищении.
      Дженни уверяла ее, что беспокоиться не о чем. Но Дейни не могла избавиться от чувства вины. Зачем она затеяла эту авантюру с «Апач»? Сначала подвела Блейка, теперь – Дженни. Все начиналось так здорово, и Дейни была полна надежд… И за несколько дней до победы узнала, что успех может стоить ей – Блейка, а лучшей подруге – работы.
      Дейни пригладила платье, заправила белокурые волосы за уши, чтобы Блейк видел длинные – до плеч – серебряные серьги, поправила лисью горжетку на плечах и позвонила. Из-за двери раздался ответный звонок. Дейни рассмеялась. Блейк ждет с нетерпением. Пусть подождет: впереди у них вся ночь.
      Постукивая каблучками, Дейни неторопливо поднималась в комнату: она знала, что Блейк должен быть там. Остановилась на последней ступеньке, прислушалась. Странно. Из-за закрытой двери не доносилось ни звука. Ни музыки, ни движения. Как будто там никого нет. Зловещая тишина повисла в воздухе. Стены, перила, картины на стенах – такие родные – стали вдруг чужими и косились на гостью мрачно и угрожающе. Дейни тряхнула головой, прогоняя наваждение.
      – Три, четыре, пять, я иду искать! – громко объявила она. – Кто не спрятался, я не виновата!
      Два шага к двери. Остановка.
      – Ну держись, Блейк Синклер! Этого Нового года ты никогда не забудешь!
      Молчание. Еще три шага.
      – Блейк! Хватит меня пугать! Ответь, пожалуйста!
      Ни звука. Дейни толкнула дверь и остановилась на пороге. Ранние зимние сумерки погрузили комнату во тьму. Блейк не зажег свет, не подумал даже о романтических свечах. Дейни переступила порог, вглядываясь в темноту. Комната была пуста. Ни накрытого стола, ни икры, ни шампанского. Ни Блейка.
      – Блейк! Милый, где ты?
 
      Блейк Синклер был человеком веры. Он верил в себя, во всех, кого любил, и в саму жизнь. Он не думал о завтрашнем дне, не стремился к победе, не боялся поражения – он просто ставил себе цель, достигал ее и переходил к следующей цели. У него не было врагов – ни победителей, ни побежденных, – не было страшных тайн и скелетов в шкафу. Он не гонялся ни за деньгами, ни за властью, ни за женщинами – деньги он ценил, женщин обожал, а о власти над людьми и не думал, ибо имел ее от рождения.
      Немало мужчин пытались его ненавидеть – но лишь до первой встречи лицом к лицу. Тем, кому он инстинктивно доверял, он предлагал улыбку и рукопожатие – чистые, словно самородное золото; а те, кому он не доверял, и не замечали, что чего-то лишены.
      Немало женщин пытались его приручить – и тщетно. Блейк Синклер восхищался женщинами, но слишком высоко ценил свою свободу.
      Окружающим Блейк Синклер казался образцом совершенства. Он не завидовал тем, кто богаче, искренне восхищался теми, кто талантливей, – хотя таких было немного, посмеивался над деловой суетой и трепетал перед новым миром, открывающимся при взгляде через объектив. И сам не знал, что в его жизни чего-то недостает – пока не встретил Дейни Кортленд.
      Боже, как она вошла в его жизнь! Ворвалась, словно вспышка света в беззвездную ночь. С улыбкой она повернулась к нему – и он, хотя и продолжал говорить какую-то чепуху о своей работе, о бизнесе, понял: до сих пор он не жил.
      Он оценил ее красоту взыскательным глазом художника. Она была прекрасна в любой миг – от восхода до заката, при любом свете – природном или искусственном, прекрасна даже в полной темноте.
      Дейни говорила – и голос ее придавал обыденным словам глубину и значение. Блейк не мог не оборачиваться на ее голос, не прислушиваться к нему, не желать услышать его снова и снова…
      До сегодняшнего дня Блейк не задумывался о том, почему он восхищается Дейни. Преклонение перед ней было для него естественно, как любимое дело, и он не задавал вопросов, так же, как не спрашивал, откуда приходит вдохновение.
      …И когда они наконец прикоснулись друг к другу – прикосновением не коллег или друзей, а влюбленных – Блейк понял, что нашел в объятиях Дейни недостающую часть своей души. Он нашел свою страстность. Его работы до встречи с Дейни были прекрасны; после – гениальны. И Блейк вжился в Дейни, как вживался во все, что любил: ее заботы стали его заботами, ее радости – его радостями. Он верил, что и Дейни поступит так же. О, как он ей верил! Ведь они мыслили и чувствовали как один человек.
      Они поженились, и вскоре Блейк заметил в их любви первые трещинки. Дейни любила его, но больше любила успех: она безрассудно рвалась вперед, забыв о том, что остается позади. Блейк учился ее удерживать; учился ненавидеть Питера Кортленда, но никогда не оскорблять обидой или злостью его создание. Дейни боялась его любви – глубокой, верной, не ставящей условий; много раз она причиняла Блейку жестокую боль, словно проверяла его стойкость; но любовь претерпевала все. И Блейк был счастлив, ибо знал, что отдает ей не меньше, чем получает. За ее страсть он платил тем, чего ей так не хватало – восхищением и обожанием. Настал день, когда демоны Дейни заставили ее уйти от Блейка, но и тогда он не перестал ее любить.
      И как может он ее не любить? Дейни – его судьба, часть его души. Даже смерть не разлучит Блейка с любовью и верностью. Он ее любит. Он хочет, чтобы она всегда была с ним. А разве Блейк Синклер не всегда добивается того, чего хочет?
      И вот она вернулась. Доверилась Блейку. Сделала его счастливым. Последние несколько недель они жили вместе, словно никогда и не разлучались. Блейк знал, что Дейни прошла через тяжкое испытание: быть может, после этого она наконец-то поверила в себя? Быть может, она не будет больше соперничать с любимым?
      Боже, как он был счастлив! Дейни снова с ним… Снова счастлива…
      Сегодня вечером Блейк решил предложить ей начать сначала. Но сегодня… она снова…
      Блейк боялся продолжать даже мысленно. Хотел протереть усталые глаза, но рука ему не повиновалась. Он прислушался. Дейни вошла в дом. Вот она зовет его. Он не отвечает, но каждый звук ее прекрасного голоса снова и снова отдается болью в его сердце.
 
      Дейни нашарила на стене выключатель, и в коридоре зажегся золотистый свет. Неяркий, но достаточный для того, чтобы разглядеть комнату. В следующий миг Дейни вскрикнула: огромное кресло у окна начало медленно поворачиваться к ней. Оцепенев от страха, Дейни следила за креслом, пока не увидела…
      – Блейк! – выдохнула она, схватившись за сердце. – Ты меня до смерти напугал! Я не… Блейк! – Дейни подошла ближе, вглядываясь в полумрак. – Ты… не одет?
      Дейни не могла двинуться с места. Ужас пронизал ее до мозга костей. Что же ее так напугало? Блейк. Он был… болен? Печален? Испуган? Сердит? Слова вертелись у нее в голове, но ни одно из них не подходило к Блейку. Он был никакой. С застывшей маской вместо лица, холодной и непроницаемой. Не верилось, что этот человек когда-то встречал ее с распростертыми объятиями. Чужой человек сидел в кресле перед Дейни.
      Блейк протянул руку к столу. Дейни улыбнулась дрожащими губами. Сюрприз! Да, наверняка он приготовил ей сюрприз…
      И она услышала. Блейк нажал на какую-то кнопку, и послышался легкий щелчок. Магнитофон? Нет, автоответчик Блейка.
      – Дейни, это Руди. У нас неприятности с презентацией «Апач», – послышался слишком знакомый голос.
      – Руди! Боже мой! Откуда у тебя этот номер? – голос Дейни.
      Она не стерла сообщение Руди! Блейк прослушал его и понял! Дейни затрясло, она попыталась за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть, но руки ей не повиновались: они скрестились на груди так, словно пытались удержать распадающееся на части тело. Глаза Блейка были холодны, лицо ничего не выражало. Он спокойно наблюдал за незнакомкой в вызывающем красном платье и туфлях на высоких каблуках. Пусть падает – он ее поддерживать не станет.
      Щелк. Блейк выключил автоответчик. Щелк. Перемотал ленту. Щелк. Голос зазвучал снова.
      – Дейни, это Руди. У нас неприятности с презентацией «Апач».
      – Руди! Боже мой!
      Господи, надо что-то сказать, надо все ему объяснить, и он поймет! Но Дейни знала, что сейчас ей не стоит открывать рот – из него вырвется только страшный пронзительный крик. Она закрыла глаза, не понимая, почему до сих пор не потеряла сознания.
      Щелк. Щелк. Щелк.
      – Дейни, это Руди. У нас неприятности…
      Щелк. Щелк. Щелк.
      – Дейни, это Руди…
      Как страшно уйти! Но страшнее оставаться здесь, перед лицом его боли и молчаливого осуждения. Дейни повернулась и медленно, на подгибающихся ногах побрела прочь из дома и из его жизни. Что она могла сказать? Чем оправдать себя? Как объяснить, что любовь в ее душе уживается с подлостью и предательством? Отец ее обманывал, первый раз в жизни с горечью поняла Дейни. Успех – не главное в жизни. И нельзя добиваться его любой ценой. Куда же ей теперь идти? Кто ее пожалеет? Кто позволит поплакать у себя на плече? Раньше был Блейк, но он потерян для нее, словно она захлопнула дверь у него перед носом.
      Выходя из дому, Дейни услышала голоса – свой и Руди, и поняла, что Блейк терзал не ее, а себя.
 
      – Ну, Руди, иди же ко мне! Ну давай, милый!
      Лора сидела на кушетке, скрестив ноги. Туфли она скинула еще часов в десять. Лицо ее – обе щеки и нос – за последние несколько часов приобрело малиновый оттенок, еще более яркий на фоне бледно-розового свитера. Волосы растрепались и почти вернулись к изначальной кудрявости. Лора встречала Новый год с Руди и была счастлива – и от его общества, и от того, что перепробовала все ликеры в баре.
      – Ну давай же, Руди! Кино ждать не будет!
      – Лора, помолчи. Ты так кричишь, что все соседи сбегутся.
      Руди вошел в комнату – тщательно причесанный, благоухающий одеколоном, безукоризненно элегантный в строгом костюме. Ему предстояло провести праздничную ночь с Лорой – и выкинуть наконец из головы Сирину. Сирина – ребенок. Очень милый, очень добрый, ласковый ребенок. Руди ее вдвое старше. С него хватит Лоры.
      Но, едва войдя в комнату, Руди понял, что затея его напрасна. У него не хватит духу заниматься любовью с Лорой Принс. Ему и смотреть-то на нее жалко и противно.
      Последние несколько дней все агентство работало как проклятое, восстанавливая утраченные документы. Лора клялась, что не имеет никакого отношения к пропаже, Сэм рычал на всех – даже на босса, а Сирина чуть не плакала. Но они успели к сроку. Сэм, помирившийся с подружкой, отправился на свидание, Сирина быстро и незаметно выскользнула из офиса, и Руди остался наедине с Лорой. Испугавшись одиночества, он позвал ее к себе, хотя теперь понимал, что одиночество приятней нежеланного гостя. Они выпили и угостились пиццей: и теперь Лора хотела одного, а Руди совсем другого.
      – Ну давай же, Руди! – капризно протянула Лора. Руди покачал головой и сел рядом, вытянув длинные ноги.
      – Так-то лучше. – Лора протянула руку и погладила его по бедру. – Какая мягкая ткань!
      – Да-а, – вяло отозвался Руди.
      Лора досадливо прикусила губу. Почему Руди не отвечает на ее заигрывания? Она сделала еще один большой глоток и, глядя, как оседают кубики льда в бокале, думала, чем бы его взбодрить. И, кажется, придумала. Кассета была вставлена в видеомагнитофон заранее: Лоре осталось лишь нажать кнопку. На экране появилась надпись: «Сестры милосердия: Ночная смена».
      – Подойдет, – промурлыкала Лора. Руди обнял ее за плечи. Лора улыбнулась. Она его знает, как себя. Он не может перед ней устоять.
      – Послушай, я что-то не в настроении… – начал Руди и вдруг умолк. На экране появилась больничная палата: в белоснежной кровати – красивый мужчина, до пояса укрытый простыней. Дверь отворилась, и вошла женщина, одетая как медсестра, в коротком облегающем халате и кокетливом передничке. Но Руди не замечал ее вызывающего наряда. Он смотрел на лицо. Какое прекрасное у нее лицо! Просто ангельское. Женщина склонилась над больным в кровати, и Руди понял, что она ему кого-то напоминает. Такой же кроткий, ясный взгляд видел он совсем недавно… у кого же? И вдруг его осенило. Ну конечно! Она почти так же красива, как Сирина. Сирина…
      Руди крепче сжал плечи Лоры. Та прижалась к нему и положила руку на самую интимную часть его тела, чувствуя, как растет его возбуждение. Но женщина на экране вдруг начала расстегивать халатик. Обнажилась пышная грудь – и все возбуждение Руди исчезло. Он не мог понять, чем она напомнила ему Сирину. Сирина никогда так не сделает… Никогда? А если полюбит?
      Рядом застонала Лора. Руди взглянул на нее и с удивлением обнаружил, что, пока душа его грезит о застенчивой секретарше, руки бездумно ласкают Лорину грудь. Лора уже почти скинула с себя одежду и потянулась к его пуговицам – и Руди не мешал ей, смущенный и раздосадованный своими непонятными чувствами. Черт возьми, он – Руди Грин! Ему не шестнадцать лет. Он не из тех сентиментальных дохляков, что влюбляются в невинных девочек, пишут стихи и не спят по ночам. Нет! Он выкован из твердой стали, а что это за сталь, сейчас узнает Лора Принс – больше-то показать некому…
      Но за миг до того, как войти в нее и услышать из ее воспаленных уст свое имя, Руди вдруг устыдился сам себя. Он подумал: что сказала бы Сирина, если бы знала?..
 
      – Прощу прощения, сенатор Грант. Вас к телефону. Боюсь, мы не сможем принести аппарат сюда.
      Метрдотель почтительно прикоснулся к локтю сенатора, стараясь не замечать нелепой зеленой шляпы у него на голове.
      – Благодарю. Откуда я могу поговорить?
      – Телефон рядом с главным входом, по правую руку от вас.
      Александер кивнул. Метрдотель исчез. Александер снял дурацкую шляпу и взял за руку жену.
      – Извини, дорогая. И в новогоднюю ночь мне нет покоя.
      – Я все понимаю, – отозвалась Полли, глядя на мужа преданными собачьими глазами. Этот взгляд живо напомнил Александеру о несостоявшемся разводе. Он старательно улыбнулся, встал и пошел к выходу, по пути окидывая взглядом соседние столики. За одним из столов, накрытым на шестерых, во главе большой компании сидел губернатор. Компания веселилась вовсю. Проходя мимо, Александер слегка кивнул всем сразу и получил в ответ шесть слегка растерянных улыбок, словно говорящих: «Кто бы это мог быть?»
      Он снял трубку и сел в кожаное кресло, специально предназначенное для телефонного разговора со всеми удобствами.
      – Сенатор Грант слушает.
      – А помощник сенатора Гранта говорит, – раздался в трубке веселый голос.
      – Эрик! В чем дело? Сегодня же Новый год!
      – Я звоню по долгу службы, – слегка заплетающимся языком сообщил Эрик. – Во-первых, хочу вас поздравить. Во-вторых, сообщить, что я оч-чень близко познакомился с секретаршей уважаемого главы подкомитета, в котором вы имеете честь состоять.
      – Поздравляю. Но, видишь ли, Эрик, я сижу во Фресно в компании любимой женушки, и любое упоминание о других местах и других женщинах заставляет меня зеленеть от зависти.
      – Нет, сенатор! Нет, нет, нет. – Эрик глубоко вздохнул, как делают подвыпившие люди, желая показать, что совсем трезвы. – Я звоню, чтобы рассказать кое-что важное. Ваш друг председатель Бассет хочет протолкнуть закон, запрещающий экспорт химикатов. Ему нужна поддержка. Сейчас он обхаживает и так и этак всех воздержавшихся.
      – Но ведь и я воздержался, – перебил его Александер.
      – Бассет считает, что вы просто держите нос по ветру. – Эрик захихикал: его рассмешило это выражение. – Как уверяет моя очаровательная подруга, он уверен, что в душе вы всецело на его стороне. Закон должен запрещать экспорт названных химикатов в Южную Америку в любом виде и под любым предлогом. «Рэдисон Кемикал» это не слишком понравится, верно?
      – Совершенно не понравится, – проворчал Александер. – Спасибо, Эрик. Ты проделал прекрасную работу. Надеюсь, тебе не слишком противно общаться с этой дамой?
      – Что вы, сенатор! – фыркнул Эрик. – Да если бы она и была страшна как смерть, – на один вечер можно притвориться близоруким. Не беспокойтесь, у меня все в порядке.
      – Да я уж надеюсь. Главное, не болтай, пока с ней не расплатишься.
      – У меня рот на замке, сенатор, – засмеялся Эрик. Затем спросил: – Так что же, вы будете бороться против принятия?
      – Посмотрим, Эрик, посмотрим.
      – Но «Рэдисон»…
      – Эрик, я прекрасно помню обо всех своих обязательствах. Я слетаю на несколько дней в Лос-Анджелес: улажу дела с агентством и повидаюсь с Корал. Пятнадцатого числа вернусь в Вашингтон на слушание дела. Надеюсь, похмелье у тебя к тому времени пройдет. Все ясно?
      – Ясно, сэр… босс… – почтительно ответил Эрик и хихикнул.
      – Отлично. С Новым годом, Эрик. Наилучшие пожелания твоей даме. Угости ее за мой счет.
      Александер задумчиво повесил трубку. Он ожидал чего-то подобного и был готов. Итак, он идет по лезвию ножа, и любой неверный шаг станет для него смертельным. Опасная игра…
      Александер вернулся в зал. Полли ждала его, выйдя из-за столика. Он ласковым жестом привлек ее к себе, затем протянул руку удивленному губернатору.
      – Губернатор Хедли, я – Александер Грант.
      – Ах да… – Лицо старика озарилось улыбкой. Наконец-то он узнал, кто это такой! – Конечно, сенатор Грант, – продолжал он, с воодушевлением тряся руку Александера. – Очень рад вас видеть.
      – Полли, моя жена. Хотим пожелать вам и вашей супруге счастливого Нового года.
      – Гм… Благодарю вас. Очень мило с вашей стороны. М-да, Новый год, новое счастье… Благодарю.
      Не выпуская руку Александера, губернатор приподнял в шутливом приветствии золотистую шляпу, затем потянулся к Полли – поцеловать в щечку. Слонявшийся вокруг столов фотограф поймал маленькую группу в объектив. Александер распрямил плечи, обнял Полли за талию и улыбнулся самой очаровательной улыбкой. На снимке, предназначенном для разворота журнала, губернатор и Полли отошли на задний план. На переднем плане оказался Александер – красивый, уверенный в себе, любящий муж и политик, на которого можно положиться.
 
      Корал слизнула капельку меда. Мед был вязким и горячим, а смуглая кожа, по которой он растекся – еще горячее. Корал устроилась поудобнее, и язычок ее продолжил сладкий путь вверх – от бедра к мускулистому животу. Мужчина запустил пальцы в ее золотистые кудри. Он не издавал ни звука, но по тому, как содрогалось его сильное тело, как вздымалось орудие любви, Корал понимала, что трудится не напрасно.
      Его звали Рауль. Он был бронзовым, мускулистым, с черными, зачесанными назад волосами и античным профилем. Они встретились сегодня утром на пляже: Рауль проводил ее восхищенным взглядом, через пять минут они назвали друг другу свои имена, а еще через десять – уединились в номере.
      Послышалось щелканье зажигалки: Рауль закурил. Корал продолжала свою кулинарную игру. Запах сигаретного дыма безумно ее возбуждал, но она старалась сдерживаться. Она на Карибах. Сильные чувства здесь не приняты. Местные жители и занимаются любовью, и вонзают нож в спину с одинаковой невозмутимостью.
      – Чем ты занимаешься в Штатах? У тебя есть мужчина?
      Корал со вздохом оторвалась от изысканного лакомства, рассеянно провела пальцами по губам.
      – Продаю недвижимость. Борюсь за экологию. Сплю с важным человеком.
      Он рассмеялся и выпустил клуб дыма.
      – Будь ты моей, я бы привязал тебя к кровати. И никакой недвижимости.
      Он говорил лениво, растягивая слова. Корал рассмеялась. Этот парень – жиголо в чистом виде! Этим-то он ей и понравился.
      – Мой мужчина не станет держать меня на привязи, – вздохнула Корал.
      – Ну и дурень.
      – Нет, он умен.
      – И ты выйдешь за него замуж?
      – Ну нет. Для этого я слишком умна.
      Корал приподнялась, взяла у Рауля сигарету и бросила в полупустой стакан на столике. Она сказала правду. Чтобы связать жизнь с Александером, надо быть малость не в себе. В хорошенькой головке Корал отродясь не водилось безумных мыслей, а в сердце – сильных страстей. Она всегда знала, что и зачем делает. А любовь на всю жизнь, клятвы в верности – это не для Александера. И не для нее.
 
      Дейни всхлипнула. Боже, неужели она сейчас опять заревет? Если бы Блейк видел ее сейчас… если бы услышал ее голос, он понял бы, как она несчастна. Он простил бы… Но ведь он даже не хочет с ней разговаривать! Закусив губу, сдерживая рвущиеся из груди рыдания, Дейни снова набрала знакомый номер. Нервно теребя лисью горжетку, она слушала длинные гудки. Наконец включился автоответчик, и Дейни закрыла лицо руками.
      За окном сияла иллюминация, из соседнего бара доносилась музыка – город праздновал Новый год. Стрелки часов приближались к полуночи. Голос Блейка предложил оставить сообщение после сигнала. Бибикнул сигнал. Дейни хотела положить трубку, но что-то ее остановило. В конце концов, это же не вопрос жизни и смерти! Он не может дуться на нее вечно! Она объяснит… Дейни поднесла трубку к уху и заговорила, утирая слезы ладонью, не думая, что хочет сказать.
      – Ладно, Блейк. Ты со мной говорить не хочешь – я поговорю с этой дурацкой машиной. – Она всхлипнула. – Ты, наверно, дома. Я хочу, чтобы ты знал: когда-нибудь ты поймешь, что я чувствую. Ты захочешь чего-нибудь так сильно, что ради этого будешь готов на все… – Дейни снова всхлипнула и заговорила быстрее, боясь разрыдаться в трубку: – Ради этой цели ты готов будешь пожертвовать и собой, и своими близкими. Тогда ты пожалеешь о сегодняшней ночи. Клянусь Богом, пожалеешь. Ты ни разу в жизни не проигрывал, ни разу не унижался, не загорался безумной надеждой, не впадал в отчаяние, но, Блейк, так не может продолжаться всю жизнь. Когда-нибудь…
      Запищал автоответчик – время кончилось. Дейни бросила трубку на рычаг и опустилась на диван. По щекам ее текли слезы.
 
      Блейк сидел в темной комнате. Палец его еще лежал на кнопке, прервавшей послание Дейни.
      – Я уже знаю, Дейни, – сказал он тихо, словно самому себе. – Я знаю, что такое проигрыш, отчаяние и унижение. С меня хватит. Больше я ничего не захочу. Тем более тебя.

Глава 17