Ганс простонал и стукнул кулаком по столу:

— Вам придется горько пожалеть об этом!

— Но разве ваш Линкольн так делал?

— У нас не было мерков, — сказала Кэтлин. — Мы сражались с мятежниками, но у них было какое-то понятие о чести. Это совсем другое дело.

— Я не могу поступить иначе, — твердо заявил Калин. Но затем улыбка осветила его лицо. — Однако я изучил повадки лисы. Я не простак и не идеалист. Мы дождемся подходящего момента и возьмем в оборот Михаила и иже с ним. Мы можем удержать город? — спросил он уже совсем другим тоном, показывая, что вопрос решен.

— Сомнительно, — ответил О'Дональд. — Если бы Эндрю с армией были здесь, то Кромвель не мог бы высадиться на берег. «Оганкит», само собой, немного потрепал бы город, но полка два хороших стрелков со «спрингфилдами» заставили бы их артиллеристов задуматься, прежде чем высовывать нос из своих орудийных портов. А без Тридцать пятого эти большие пушки как пить дать накостыляют нам по первое число. Чтобы броненосцы ходили по Нейперу и палили по нам — такое и в страшном сне не могло никому присниться.

— Что для нас важнее? — деловитым тоном спросил Ганс.

— В каком смысле? — не понял Калин.

— Город или то, что мы производим?

— Фабрики, разумеется, какой может быть разговор? — воскликнул О’Дональд. — Без фабрик мы как без рук. Если они захватят дамбу и опять взорвут ее, это будет полный конец и всей нашей промышленности, и северной половине города.

— Нам надо удержать и то, и другое, — сказал Калин.

— Но, дорогой сэр, боюсь, это невозможно. Фабрики к тому же далеко от реки. «Оганкит» их не достанет.

— Мы будем удерживать и то, и другое, — повторил Калин. — Я должен думать и о политической стороне дела. Если мы уйдем из города, купцы тут же переметнутся на другую сторону, арифметика простая. Будем молиться, чтобы Эндрю придумал какой-нибудь выход.

— А также о том, чтобы мерки не придумали какую-нибудь гадость, — вставила Кэтлин.

— Калинка!

Калин сердито посмотрел в сторону распахнувшейся двери:

— Черт побери, Борис, почему все считают, что могут врываться сюда когда вздумается?

— Да, конечно, твой писец пытался остановить меня, но дело не терпит отлагательств.

— Ну, что там еще?

— Михаил только что объявил в сенате, что Эндрю убит и армия разгромлена. — Итак, он сделал первый ход, — спокойно констатировал Калин.

Ему всегда нравилось смотреть на огонь. Джим Хинсен с улыбкой наблюдал, как последняя опора, еще охваченная пламенем, рухнула в воду, подняв фонтан брызг и клубы пара. На железнодорожном полотне примерно на милю в обе стороны от моста также трещали костры, где на кучах горящих балок были навалены рельсы, размягчавшиеся от жары.

Вступив в Армию Потомака, он сразу пожалел об этом. Вот у Шермана ребятам не было скучно — они жгли, грабили, а уж женщины — он облизал сухие губы — все были их.

Он впервые командовал людьми, и это было ему по душе. Джейми высадил его с тысячей человек на берегу и тут же ушел обратно в море. Два дня они выжидали в засаде, наблюдая за тем, как на горизонте проплывают облака дыма из паровозных труб. Затем в течение нескольких часов не показалось ни одного облака, и он понял, что их час настал. Наступившая ночь прикрывала их; гроза тоже была очень кстати, когда они поднимались на своем судне вверх по реке.

Перебить охрану оказалось нетрудно. Правда, они рассчитывали, что их будет всего сотня, и наличие целого полка оказалось для Хинсена неожиданным. Но еще большей неожиданностью было их появление для охранного подразделения.

Из мушкетов карфагеняне так и не научились толком стрелять, но когда дело дошло до штыков, тут они себя показали. Головорезы Джейми тоже были не промах и пригвоздили своими штыками к земле немало визжащих русских свиней.

Он улыбнулся, подумав о том, как приятно было вновь встретиться со Стовером. Когда-то тот обставил его в карты, явно жульничая. Не стоило ему этого делать. Он пережил редкое удовольствие, когда Стовер молил о пощаде, в то время как ребята держали его, чтобы Джим мог медленно перерезать этому шулеру горло.

Теперь главное было — не засыпаться. Не исключено, что в Суздале у них осталась парочка составов или какой-нибудь поезд мог пойти обратно из Рима. Так что надо было поглядывать в оба, разбирая колею тут и там.

«Я ведь командир, — думал он, сардонически посмеиваясь. — К чему рисковать жизнью. Надо оставаться здесь, в середке, а на флангах пускай стреляют другие».

— Одиночный произвольный огонь!

Задыхаясь и кашляя от пушечного дыма, Винсент пригнулся, наблюдая среди окружающей неразберихи за действиями атакующего их воинства. Неожиданно раздались гром и треск, и у него внутри, казалось, все перевернулось; затем прямо перед ним во двор обрушился каскад обломков.

«Господи Иисусе!»

Он нырнул за полуразрушенную колонну. В результате артиллерийского обстрела, который велся почти в упор, от восточной части дворца почти ничего не осталось. Вместо стены, выходящей на форум, зияла огромная дыра. Вокруг свистели мушкетные пули и дождем сыпалась картечь.

— Отступайте на резервную позицию! — крикнул он, выпрямившись и указывая саблей на баррикаду, возведенную в западном конце двора.

Прячась за руинами консульского дворца, Суздальцы отступали под торжествующие вопли карфагенян, которые тут же ринулись вверх по лестнице, чтобы расположиться на остатках внешней стены. Винсент перепрыгнул через баррикаду и осторожно выглянул из-за кучи щебня. Противник был всего в шестидесяти футах от них.

Рядом с Винсентом оглушительно выстрелила пушка, послав заряд картечи в дымовую завесу. Слышно было, как скрежещут металлические снаряды, ударяясь о камень. Разглядеть что-либо было невозможно.

Все вокруг сотряслось от взрыва, и часть стены под ними обрушилась, подняв столб пыли.

— Эти сволочи стреляют поверх голов своих же пехотинцев! — крикнул подобравшийся к Винсенту Дмитрий. Еще один снаряд врезался в балкон над их головами, осыпав их градом каменных осколков.

— Люди наверху еще держатся? — спросил Винсент.

— Да, забаррикадировались.

— Схожу посмотрю.

Пригнувшись, Винсент перебежал через двор вдоль одной из стен. Пехота противника, ничего не видя из-за дыма, вела яростный огонь наугад. Пули шмякались о мраморные стены рядом с Винсентом, отлетая от них рикошетом и выбивая куски мрамора. Юркнув в дверь зала для аудиенций, он обогнул портал и, тяжело дыша, выпрямился.

Зал имел плачевный вид. Наружная стена еще несколько часов назад была пробита снарядом, внезапно ворвавшимся в помещение и уложившим на месте несколько человек. Их останки были разбросаны по полу.

Он пробежал через зал к дверям, ведущим на половину слуг, дальняя стена которой выходила на улицу. Здесь у каждого окна примостились снайперы с винтовками, высматривая цель.

— Они атаковали вас?

— Пытались пробиться через парадный вход, — ответил сержант с кровавыми подтеками на лице, указывая на покореженный снарядом портал. Вход был завален кучей трупов. — Но они наткнулись на стену из металла! — добавил сержант, ухмыляясь и потрясая штыком, красным от запекшейся крови.

— Молодцы! — гаркнул Винсент, хлопнув сержанта по плечу.

Проходя по коридору, он старался перекинуться словом с каждым из солдат, глядевших на него в надежде, что кто-то хотя бы похвалит их за то, что они делают.

У входа в подвальное помещение он на секунду задержался. Желудок его был категорически против посещения полевого госпиталя, но делать было нечего. Сжав зубы, Винсент сбежал вниз по ступеням. Его встретили невыносимая вонь и какофония воплей и рыданий. В дальнем углу хирург с пилой в руках был занят своим черным делом. Лежащему на столе юноше повезло — он был без сознания благодаря последним остаткам хлороформа. Рядом с хирургом стояла Оливия, держа в руках поднос с инструментами. Лицо ее было бледно. При виде Винсента она устало улыбнулась, радуясь тому, что он еще жив.

— Они захватили наружную стену дворца, — крикнул Винсент хриплым, ломающимся голосом.

Вопли и стоны стихли.

— Все, кто способен ходить, нужны там, наверху. Тот, кто не может стрелять, будет хотя бы заряжать мушкеты. Без вашей помощи нам придется туго.

— Пошли, ребята, — простонал седобородый солдат, поднимаясь на ноги и придерживая повязку на боку. Шаркая ногами, он направился к дверям. Один за другим и остальные потянулись за ним. Некоторые из них ползли. Хирург посмотрел на Винсента так, будто это он самолично растерзал всех этих раненых.

«А в общем-то, так оно и есть, — подумал он. — Я мог бы избежать этого, приняв предложение Кромвеля, и уйти без помех». Он чуть ли не сожалел о том, что та стрела не убила Марка. Без консула им не было бы смысла оставаться здесь, и ему не пришлось бы наблюдать за тем, как враг уничтожает его последних бойцов.

Кивнув хирургу, он выбрался из подвала и поднялся на второй этаж, в личные покои Марка. Секунду он постоял, осматривая помещение. Обстановка здесь была спартанская. «А интересно, — подумал он — есть ли в этом мире спартанцы? Наверняка живут где-нибудь — кого тут только нет». Мимо него пробежал один из слуг с мушкетом через плечо, волоча ящик с боеприпасами.

— Где Марк?

— В северном крыле, благородный господин, — ответил слуга, переводя дыхание.

— Ты теперь настоящий солдат! — похвалил его Винсент.

— Я свободный человек — я обязательно буду сражаться, — улыбнулся тот и продолжил свой путь.

Перебежав через зал, он попал в разгромленную библиотеку. Большая часть задней стены провалилась внутрь, и прямо из комнаты просматривался весь двор. Исковерканные полки со свитками горели, густой едкий дым уходил через дыру в потолке. Сквозь клубы дыма и моросящий дождь он разглядел в дальнем конце площади здание сената. На его ступенях появилось облачко дыма. Винсент шлепнулся на пол и прикрыл голову. Ему было уже не до героических поз.

Еще одна часть стены рухнула, камни веером разлетелись во все стороны. Послышался пронзительный вопль. Один из солдат поднялся на нога, шатаясь и держась за живот. Из-под пальцев у него хлестала кровь.

Не обращая на него внимания, Винсент подобрался к цепи воинов, притаившихся у стены и стрелявших через окна во двор.

Он физически ощущал, как вокруг них сжимается кольцо осады и вместе с этим тают его собственные силы. Сжав зубы, он выпрыгнул через дыру в стене на галерею. Тут еще одна цепь стрелков пряталась за остатками поломанной мебели, вытащенными из подвалов бочками и бесформенными кучами мрамора, в которые постепенно превращалось дымящееся здание. Пробравшись вдоль галереи, он рысью кинулся в северное крыло, окутанное густым, непроницаемым дымом. Стена напротив него была наполовину разрушена, ее лизали языки пламени.

— Они навалили вдоль стены несколько телег соломы и подожгли, — крикнул ему командир роты. — Ни черта не видно!

— Где Марк?

— В соседней комнате.

Он юркнул сквозь дверной проем.

— Марк!

— Вон он.

Пригнувшись, чтобы разглядеть в дыму хоть что-нибудь, Винсент добрался до остатков стены, возле которой расположился Марк, заряжая мушкет для лежащего рядом солдата.

— У нас очень слаженная команда, — похвастался консул.

Взглянув на Винсента, солдат кивнул:

— Ни черта не разберу, что он там болтает, сэр, но мушкеты он заряжает так быстро, что я не успеваю стрелять. — Отвернувшись, солдат стал выискивать цель.

— Как там дела? — спросил Марк.

— Не слишком хорошо. Они захватили внешнюю стену и первый этаж со стороны фасада.

— Ну мы ведь и не рассчитывали, что будем удерживать здание вечно. Если они попробуют сунуться во двор, мы уничтожим их.

— Но их артиллерия скоро разнесет нас в клочья. Восточное крыло горит. И можете распрощаться со своей библиотекой.

— Черт бы их побрал! Мне будет не хватать Ксенофонта. Это был единственный экземпляр.

— У вас был Ксенофонт?

— Да, попал сюда вместе с нами из старого мира. Оригинальный экземпляр, запечатанный в бронзовой шкатулке. Бесценная вещь. Но война устанавливает свои цены, — горько констатировал Марк.

— Ах, пропади все пропадом! — воскликнул Винсент, расстроенный гибелью редчайшего произведения чуть ли не больше, чем всеми остальными потерями, понесенными ими во время боя, который длился уже более полутора суток. Его поражала исключительная стойкость дворца. Это была настоящая крепость. Если бы не это здание, потрепанным остаткам его полка давно пришел бы конец.

— Кстати, насчет рабов, — иронически заметил Марк, — Я что-то не видел ни одного из них.

— А что они могли успеть? — возразил Винсент. — Когда вы объявили им о своем решении, в городе уже были карфагеняне.

— А Юлий и прочие слуги убрались восвояси?

— Юлий ночью выскользнул из дворца через заднюю дверь под покровом дымовой завесы. Он сказал, что постарается поднять рабов. Но многие из ваших слуг остались и принимают участие в обороне.

— Странно, — сказал консул. — Верность рабов — это вещь, не поддающаяся объяснению. — Не рабов, а свободных людей, — поправил его Винсент.

Марк посмотрел на него и улыбнулся:

— Боюсь, как бы ваше стремление освободить всех и вся не довело вас сегодня до могилы.

Дикий рев донесся с площади. Стрелок, лежавший рядом с Марком, приподнялся, прицеливаясь. Но не успел он спустить курок, как залп картечи опрокинул его. Винсент с ужасом смотрел на то, что осталось от его головы. Тело же продолжало кататься по полу, дергаясь в конвульсиях, будто не могло примириться с мыслью, что оно уже мертво.

— Чтоб им всем пусто было! — прорычал Марк. Взведя курок, он выглянул из-за укрытия. Винсент взял мушкет погибшего солдата и встал рядом с консулом.

Через площадь на дворец накатывались волны карфагенян. Не решаясь забегать во двор через открытые ворота, они предпочитали карабкаться на стену по приставным лестницам.

Винсент направил ствол мушкета прямо в лицо карфагенянина, забравшегося первым. Тот смотрел на него расширенными от ужаса глазами. Винсент спустил курок, и человек опрокинулся назад вместе с лестницей. Секундой позже прозвучал выстрел Марка, поразивший другого карфагенянина, целившегося в Винсента.

Все Суздальцы безостановочно поливали врагов огнем, но те упорно лезли вперед, приставляя лестницы и взбираясь по ним, как только обороняющиеся давали им такую возможность во время перезарядки мушкетов. Один из наступавших уже прыгнул в здание через пролом в стене, но к нему тут же кинулся слуга и, пронзив его самодельной пикой, скинул вниз.

— Они на крыше!

Винсент поднял голову и посмотрел сквозь дыру в потолке. Прямо над ним стоял карфагенянин, нацелив мушкет ему в грудь. Казалось, этот момент длится вечность. «Вот наконец и пришла расплата за все грехи», — подумал он. Затвор мушкета щелкнул, посыпались искры. Ничего не произошло. Винсент продолжал стоять, глядя на человека в каких-нибудь двадцати футах от него. Его трясло.

К его полнейшему изумлению, карфагенянин опустил оружие и уставился на пока еще уцелевшее панно на стене, открытое всем дождям и ветрам. Удивленная улыбка осветила лицо солдата, и, подняв руку, он помахал Винсенту, словно извиняясь за причиненное беспокойство, и исчез из виду.

Они постепенно отступали к дверям, ведущим в соседнее помещение. Марк, не ведая об опасности, угрожавшей сзади, перезарядил мушкет, и когда в проломе со стороны площади чуть ли не вплотную к нему возникла следующая фигура, выстрелил в нее. Волосы человека вспыхнули от взорвавшегося пороха.

— Назад! — закричал Винсент, хватая консула за плечо. Марк раздраженно обернулся, словно Винсент оторвал его от увлекательной игры.

— Берегитесь! Сверху! — крикнул Винсент, увидев еще одного карфагенянина, уже поднимавшего мушкет. Отбросив свой, Винсент выхватил пистолет и выстрелил не целясь. Карфагенянин упал.

— Бежим!

Они рванули к дверям, где их люди заняли оборону. Оказавшись в относительной безопасности, Винсент подошел к противоположной стене, выходившей во двор:

— О Боже, они уже тут!

Перед ним открылась картина дикого хаоса, затянутая пеленой черного дыма и пара, которые поднимались от горевшего под моросящим дождем здания. Люди смешались беспорядочной кучей среди осколков и обломков, тыча друг в друга штыками, валя друг друга на землю, обрушивая на голову поверженного противника куски полированного мрамора. В отблеске пожарища сверкали ножи, врезаясь в человеческую плоть. Рядом с полковым знаменем он заметил Дмитрия, яростно отбивавшегося мушкетом с обломанным стволом от двух карфагенян, надвигавшихся на него со штыками наперевес. Ему казалось, что он наблюдает сверху за сценой, разворачивающейся где-то в глубинах ада. В стену рядом с ним ударилась пуля, послав залп осколков прямо ему в лицо, и мир вокруг него стал вдруг красным. Задыхаясь, он попятился, боясь открыть глаза. Кто-то схватил его за руку. Разлепив веки, он различил фигуру Марка.

— Ты меня видишь, парень?

Несмотря на боль, Винсент впервые ощутил тепло, исходившее от обычно столь холодного, неприступного консула. Тот глядел на него с испугом.

Достав из кармана платок, пропитанный потом, Винсент стер кровь со лба. У него было ощущение, будто его лицо коптили на огне. Марк отобрал у него платок и осторожно отер его лицо, качая головой:

— М-да, видок у вас будет после этого, как у дьявола прямо из преисподней. Напугаете своих детей до смерти, когда вернетесь домой.

— Домой?! — Поглядев еще раз на царивший во дворе бедлам, Винсент зашелся в истерическом смехе.

— А если Хулагар узнает об этом?

— Брось, — засмеялся Вука. — Я просто хочу насладиться этим зрелищем. Никогда не видел, как один скот убивает другого.

Тамука, щитоносец зан-карта, с беспокойством огляделся. Эти новые дымовые стрелялки скота не нравились ему. Скот не должен кусаться, его выращивают на убой. Он не одобрял того, чем занимался скот в последнее время. Хотя и Тугары были нечисты, они все-таки принадлежали к племени всадников, вечно странствовавших по Валдении, и должны были в конце концов попасть на небеса — хотя бы в качестве слуг мерков. Скот же снова станет прахом, из которого он вышел, или перейдет в мир иной в качестве блюда на пиршественном столе мерков. И давать ему возможность убить хотя бы одного воина Вушка Хуш было, с точки зрения Тамуки, недопустимо.

Он перекинул колчан со спины, где он висел во время езды, в нижнее положение вдоль бедра, взял в руки лук и натянул тетиву. Его свита, заметив это, последовала его примеру.

— Нам дан строжайший приказ не допустить, чтобы римский скот видел нас. Ты должен наблюдать со стороны, как скот использует свое оружие в бою, но ни в коем случае не вмешиваться.

— Я уже устал прятаться от этих червей, — рассердился Вука. — Я зан, наследник кар-карта, и не обязан подчиняться Хулагару. Он даже не золотых кровей. Там режут скот, и я хочу принять в этом участие.

Приближенные Вуки восприняли его слова с одобрительным смехом, Тамука же вскипел. Подавив рвавшийся с его уст резкий ответ, он пристроился слева от Буки, поскакавшего в сторону городских ворот, и стал глядеть в оба.

Над городом разносились непрерывные громовые удары. Языки пламени вздымались к небу в том месте, где штурмовали дворец.

— Ну что, друзья, туда? — спросил Вука, указывая в сторону центра.

Тамука развернул лошадь, преградив ему путь:

— Мой господин, я не могу этого позволить.

— Прочь с дороги, — протянул Вука нарочито приторным голосом, в котором крылась угроза. — Или ты трус?

Окружающие затихли, ожидая, что будет дальше. Тамуку обвинили в трусости, и по закону он имел право применить оружие. Все понимали, что Тамука может одержать верх над Вукой и в то же время не может, так как дал клятву защищать его даже ценой собственной жизни.

— Мой господин, — спокойно ответил Тамука, — я предоставляю тебе выбор. Если ты поедешь туда и янки тебя увидят, мне придется поговорить с Хулагаром, щитоносцем твоего отца. Он, без сомнения, велит меня казнить за то, что я допустил это. Так что если тебе непременно надо ехать, то сначала убей меня.

Вука обернулся к своим приближенным, выжидательно глядевшим на него. Тамука понимал, что многих из них абсолютно не трогает, жив он или мертв. Но некоторые смотрели прямо на него, и в их глазах он видел понимание — особенно в глазах Кана, младшего брата Вуки. Вука тоже заметил это и выругался сквозь зубы. Тамука решил пойти на компромисс, понимая, что Вука и вправду убьет его, если он будет упорствовать.

— Если тебе так уж хочется увидеть что-нибудь интересное, — сказал он, — то поезжай лучше на набережную. Там тоже было горячо.

Вука молча кивнул и повернул коня.

— Мой господин…

— Что еще?

— Моя честь требует, чтобы ты взял обратно свои слова, — сказал Тамука, выдавив из себя дружелюбную улыбку. — Ты был разгорячен, тебе не терпелось в бой, это вполне понятно. Но моя честь должна быть удовлетворена, или же я не буду иметь права находиться рядом с тобой.

— Возвращаю тебе твою честь, — ответил Вука с несколько чрезмерной поспешностью. Возникшая было напряженная атмосфера разрядилась.

— По-моему, вот этот путь ведет к пристаням, — показал Тамука на одну из боковых улиц.

Пришпорив лошадь, Вука направил ее в указанном направлении, кинув Тамуке напоследок:

— Порой ты испытываешь мое терпение, щитоносец.

— Как и полагается щитоносцу, — пробормотал Тамука вполголоса, добавив про себя: «Особенно если его господин столь невыдержан, как ты». Этот пост был традиционным для его семьи, где мужчин учили не столько владеть оружием, сколько работать головой и познавать «ка-ту», путь к истине. Они всегда были рядом с вождями кланов, командирами уменов, виднейшими мерками, в чьих жилах текла золотая кровь. Часто они предавались ночному размышлению, которое было способом приобщения к знанию. Некоторые из мастеров этого старинного искусства утверждали, что они иногда даже могут расшифровать таинственные письмена древних богов, странствовавших среди звезд, предков тех, кто теперь бороздил бесконечные просторы степей. Правителями всегда были мерки золотых кровей, но именно они, овладевшие «кату», продумывали все главные вопросы существования орды. Связь щитоносца с правителем отнюдь не сводилась к защите своего господина. Он заставлял кар-карта услышать голос мудрости, сдерживал его неукротимый нрав, порожденный большой властью.

«Конечно, Хулагар не казнил бы меня, — подумал Тамука. Эта угроза была лишь тактической уловкой с его стороны. На самом деле Хулагар ничего не мог бы сделать с Тамукой — не говоря уже о Вуке, — разве что сдержать его буйные порывы своим присутствием. — Но эта хитрость сработала», — улыбнулся щитоносец.

Когда-нибудь Вука займет место отца и, возможно, станет достойным кар-картом, но втайне Тамука молился своему «ка», чтобы это произошло как можно позже.

Размышляя обо всем этом, Тамука одновременно бдительно посматривал по сторонам. Никогда еще не было такого, чтобы, разъезжая по городу скота, мерки не вызывали всеобщего страха, а о каком-либо неповиновении и речи быть не могло. Теперь же при их приближении скот разбегался, но позади них улицы опять заполнялись народом, и это тревожило его.

То и дело до него доносилось слово «Тугары», произнесенное на их варварском наречии и звучавшее зловеще.

Вука вскачь несся вперед, разгоняя толпу обнаженным мечом. Какая-то женщина в грязных лохмотьях не пожелала уступить ему дорогу и стояла на месте, потрясая кулаком. Размахнувшись с плеча, Вука рассек ее надвое и со смехом продолжил путь. Его спутники, усмотрев в этом сигнал к резне, запрещенной в Карфагене под страхом смерти, с восторгом занялись любимым видом спорта, без которого скучали вот уже несколько месяцев.

Тамука сознавал, какими ужасными последствиями чревато все это, но ему не оставалось ничего другого как скакать вместе с Вукой. Спустившись к реке, они повернули на широкий бульвар, идущий по берегу Тибра. Десятки карфагенских и римских судов стояли вдоль набережной, и рабы непрерывным потоком таскали корзины с зерном со складов под присмотром карфагенян с копьями. Внезапный взрыв сотряс воздух, и на вершине холма над форумом поднялся столб огня и дыма.

— А, Гамилькар! — приветливо воскликнул Вука, как будто встретил своего любимчика.

Гамилькар остолбенело смотрел на приближавшихся к нему мерков.

— Какого дьявола ты здесь делаешь? — вырвалось у него.

— Эй, скот, ты к кому так обращаешься? — прорычал Вука.

Правитель Карфагена горько улыбнулся и опустил голову. Тамука заметил ненависть, промелькнувшую у него в глазах, но оставил это без внимания. Гамилькар был им нужен, и, хотя клятвы, данные скоту, ничего не значили, в этот момент необходимо было придерживаться обещания неприкосновенности их жизни.

— Как идет сражение? — поспешил спросить Тамука прежде, чем зан-карт успеет ляпнуть еще что-нибудь.

Гамилькар демонстративно отвернулся от Вуки.

— Мы вот-вот возьмем дворец, но такой дорогой ценой, что этот результат вряд ли окупит ее.

— Наверное, мы могли все-таки захватить город без боя и поставить янки в безвыходное положение.

— Это была нелепая и нереальная идея Кромвеля, — отозвался карфагенянин. — А что касается второй части, то это у нас, похоже, получается. — Он подошел к Тамуке вплотную и понизил голос: — Здешние жители не знали, что вы в городе. Могут возникнуть непредвиденные осложнения.

Тамука почувствовал чуть ли не симпатию к этому человеку, посмевшему говорить с ним так открыто, и кивнул в ответ. В это время до них донесся звук, похожий на шум прибоя. Он все усиливался и вскоре перекрыл гул битвы, происходившей на холме. Тамука обернулся в ту сторону, откуда они только что прибыли, и похолодел.

Юлий в ярости несся по улице, перепрыгивая через тела зарезанных. Последние двадцать четыре часа ему казалось, что он вот-вот сойдет с ума. Он бегал по городу в поисках единомышленников, прячась от карфагенских патрулей и отдельных легионеров, все еще державших сторону умирающего Лукулла. Однако слова Марка доходили до немногих. Говоря с людьми, Юлий чувствовал, что его охватывает отчаяние. Никто не хотел ему верить, им было наплевать, кто правит Римом. При любом правителе они будут трудиться до седьмого пота и умирать от голода.

И вдруг он увидел их, тугар. Они проезжали через ворота, чтобы посмотреть на сражение и позабавиться, глядя, как один скот убивает другого. Тут он окончательно убедился: все, что говорили янки, было правдой. До сих пор даже он сомневался в этом. Те самые тугары, которых они разгромили и прогнали прочь, вернулись и как ни в чем не бывало разъезжали по городу.

Он закричал об этом, и улицы, прежде пустые, стали заполняться народом.

— Я Юлий, слуга Марка, — объяснял он. — Я говорю правду. Дайте отпор врагу, бейте тугар, и вы станете свободными людьми.

И в конце концов к нему прислушались и последовали за ним по улицам, мимо тел умерших и умирающих, сраженных этими тварями. По дороге они выковыривали булыжники из мостовой, хватали поленья и выставленные в лавках инструменты — все пригодное для того, чтобы убить тугарина.

— Нас окружают! — вскричал Гамилькар, указывая на стекавшиеся со всех сторон массы народа.

Они слышали угрожающий рев толпы, в которой было немало и легионеров. Еще накануне с большинством из них не возникало никаких проблем. Благодаря оккупации Рима и прекрасно спланированному предательству его правителей легионеры остались не у дел и если бы не этот стихийный бунт, подумал Тамука, действительно можно было бы сказать, что город достался им почти без боя.

— Надо срочно вызвать сюда этого проклятого Петрония! — крикнул Гамилькар и спросил Тамуку: — Как далеко отсюда находится армия янки? — Им осталось по крайней мере полдня пути.

— Если мы быстро подавим последние очаги сопротивления, то, может быть, еще сохраним за собой город.

В конце улицы, затянутой сеткой дождя, послышалось воинственное пение. При виде карфагенян с пиками, перегородивших набережную, толпа замедлила свой шаг.

— Тугары! Тугары! Тугары!

— Все это из-за тебя! — бросил Гамилькар Вуке.

— Если ты произнесешь еще что-нибудь, я вырежу твой поганый язык! — прорычал тот.

— Он прав! — поддержал карфагенянина Тамука. — Они не знали, что мы здесь. Ты не учитываешь, мой господин, что они не так давно изгнали тугар и верили, что освободились от орды.

В дверях одного из зернохранилищ появился Петроний, заметно побледневший при виде толпы. Когда же он повернулся и встретился с пристальным взглядом Вуки, то попятился.

Гамилькар быстро подошел к нему, и Тамука заметил, как за спиной у патриция блеснуло лезвие кинжала.

Петроний, трясясь, сделал шаг вперед и начал говорить. Толпа замолкла было, но только на один момент.

— Ублюдок! Ты продал нас Тугарам! — прозвенел чей-то громкий голос.

В воздухе просвистел булыжник, за которым последовал целый шквал камней и обломков.

— Надо уходить отсюда! — крикнул Тамука.

— Тугары! Тугары!

Крик был до предела насыщен ненавистью, копившейся в людях веками.

Один из камней упал перед самым носом у коня Тамуки, который испуганно шарахнулся в сторону. Дернув за удила, Тамука развернул его.

— Уходите отсюда скорее! — закричал им Гамилькар. — Мы сжигаем склады и тоже отходим. — Он повернулся и исчез в толпе своих солдат.

Привстав в стременах, Тамука огляделся. Единственный свободный путь лежал вдоль набережной к судам. Но что они будут делать, оказавшись на судне, если никто из них не умеет привести эту штуку в действие? Карфагеняне между тем стали беспорядочно отступать в южную сторону, к форуму.

— За ними! — крикнул Тамука.

Вука, захваченный азартом убийства, посылал в толпу римлян одну стрелу за другой, радуясь, как ребенок, каждому удачному выстрелу.

— Это не забава! Они могут расправиться с нами! И тут, как наглядное подтверждение его слов, Кан, младший сын кар-карта, неожиданно дернулся в седле. Шлем свалился с его головы, по лицу струилась кровь. Тамука онемел, увидев, что перепуганная лошадь Кана бросилась навстречу толпе. Как голодные волки, наступавшие накинулись на младшего брата Вуки, вырывая у него волосы, тыча заостренными палками, колотя камнями. Кан вопил от ужаса и боли. Его стащили с лошади. Прислонившись к ней спиной, он пытался вытащить свой меч.