— А как идут наши дела?
— Швея говорит, что уже заканчивает. Юрий улыбнулся.
— Хорошо, просто замечательно. Это должно сработать.
— А что если ты все-таки лжешь? — внезапно спросил Эндрю. — Если все это — игра внутри игры, средство вернуться к меркам с трофеем, рассказав им, что ты теперь знаешь обо мне?
Эндрю посмотрел на стражей, стоявших неподалеку, которые, казалось, не обращали на них ни малейшего внимания, но в любую секунду были готовы броситься на помощь, если Юрий вздумает напасть.
— Если ты мне не доверяешь, зачем позволяешь осуществить этот план?
— Потому что только ты можешь это сделать. Юрий усмехнулся.
— Нельзя узнать, что произойдет, до тех пор, пока это не свершится, — ответил он.
Сдавленный крик разбудил Хулагара. Он мгновенно вскочил, схватил свою саблю и бросился в юрту кар-карта.
— Дурной сон? — спросил Хулагар. Джубади кивнул. Казалось, он был испуган. Хулагар посмотрел на стражников и приказал им отойти.
Взяв свечу, он поднес ее к углям в центре юрты, зажег и поставил на череп — мерки очень любили такие светильники. Поднявшись, он сел рядом с Джубади и накинул ему на плечи плащ.
— Пить, — прошептал кар-карт.
Хранитель щита подал своему господину кожаный бурдюк с перебродившим молоком. Джубади напился и отдал Хулагару. Тот тоже сделал глоток.
— Здесь — странное место, — вздохнул Джубади. — Вокруг лес, холод, дождь. В наших краях весна бы уже давно преобразила степь, трава бы золотилась под солнцем, радуя глаз, а здесь — темные деревья, вонь от оружия скота. Наши воины умирают, и солнечный свет даже не может обласкать их лиц.
— Скоро мы уйдем отсюда, — произнес Хулагар успокаивающим тоном.
Джубади устало кивнул и, стянув плащ, забрался под теплое войлочное одеяло.
— Помнишь, когда-то в дни нашей юности мой отец послал нас привезти карта фраков, чтобы достойно наказать его? Разразилась снежная буря, ты выкопал пещеру в снегу и убил своего коня, чтобы, забравшись в него, мы могли согреться. Это был твой первый конь, и расстаться с ним тебе было нелегко.
Хулагар с грустью посмотрел на огонь.
— Потом ты наградил меня.
— Но никакая награда не могла заменить тебе его.
— Вспомни, мой карт, что я спасал и свою жизнь. Не стоит придавать этому особого значения.
Хулагар отпил еще глоток, предложив бурдюк Джубади, но тот отказался.
— Что ты увидел во сне, мой карт? Что тебя так встревожило?
— Я видел черный флаг, — сказал Джубади, глядя в глаза своему щитоносцу.
— Это был всего лишь сон, — поспешно возразил Хулагар.
Джубади усмехнулся:
— И это я слышу от своего щитоносца!
— Если хочешь, можно послать за Шагой. Шаман растолкует твой сон лучше, чем я, — с улыбкой предложил Хулагар.
Джубади покачал головой: — Старый жулик до смерти перепугается, если узнает, что его кар-карт видел во сне черный флаг. А поскольку он никогда не умел держать язык за зубами, вскоре весь лагерь будет посвящен в этот секрет.
— Ты не хуже меня знаешь, что значит этот сон, — наконец сказал Хулагар.
— Сейчас я опять в обычном мире, и ужас не так силен, как несколько минут назад. — Он помолчал. — Думаешь, это предзнаменование?
— Возможно, мой карт, но любое предзнаменование прежде всего предупреждает нас о чем-то и совсем не означает, что это неизбежно случится.
— Но разве не рассказывают в легендах о тех героях, которые свернули с пути, увидев предзнаменование? Хотя, кто знает, может, если бы они не свернули, то и не встретили бы никакой опасности.
— Не знаю, мой карт. Это сложный вопрос. Джубади потянулся к бурдюку и сделал большой глоток.
— Сейчас мы уже проезжали бы к востоку от Карфагена, ехали бы по холмам, покрытым красными цветами… — мечтательно сказал кар-карт. — А вместо этого…
— Мы сделали то, что должны были сделать. И теперь уже невозможно ничего изменить.
Кар-карт кивнул и улегся, закинув за голову руки с тугими мускулами.
— Скот рассчитывал на легкую победу после тугар. — Тугары глупцы.
— Но они хорошие воины. Тебе-то я могу это сказать.
— Мне не нравится Музта. Он со всем соглашается. Похоже, в нем не осталось ни гордости, ни желания отомстить. По-моему, он чересчур молчалив.
— Поживем — увидим, — отозвался Джубади. — Если он полагает, что, расправившись со скотом, мы начнем войну с бантагами, оставив его в тылу, он жестоко ошибается.
— Мне казалось, что именно таковы твои планы.
— С нами отправятся молодые тугарские воины и красивые женщины. А что до всех остальных… — Он замолчал на мгновение. — Я не простил им Орки.
Он вздохнул и прикрыл глаза.
— Всегда ли верны предзнаменования?
— Это слишком тревожит тебя, — мягко сказа Хулагар.
. — Если бы тебе такое приснилось, ты бы не беспокоился?
Хулагар тихо рассмеялся:
— Запомни, мой карт: если ты умрешь, умру и я. Я останусь у твоей могилы. Так что надеюсь, ты проживешь еще очень долго.
— Похоже, ты лично заинтересован в этом. Хулагар похлопал друга по плечу:
— Ты хорошо спланировал эту войну, мой карт. Завтра мы будем на том берегу. Через неделю Суздаль будет окружен, а через месяц мы покорим русский скот или уничтожим его, предварительно раскрыв все их секреты. К середине лета мы доберемся до Рима, а весной вернемся на старые пастбища. С оружием скота мы легко справимся с бантагами. Так что бояться нечего.
— Кроме неожиданностей. Как ты сам говорил, моя сила в том, что я всегда ожидаю чего-нибудь неожиданного. Поэтому нам и удалось совершить путь в два оборота, выиграть множество сражений, раскрыть добрый десяток заговоров против меня. Я понимаю таких же, как мы, но скот я понять не могу. Их разум совершенно иной.
— Любимец Тамуки должен в этом помочь. Он знает, что его ждет, если он осмелится не подчиниться.
— Ему бы уже следовало проявить себя.
— Всему свое время. Пленные, захваченные зимой, говорят, что он еще жив. Кин обратился к нему за советом, как это сделал бы ты сам, чтобы получше узнать противника.
Хулагар фыркнул. — Иногда мне хочется увидеть этого Кина живым. Он возбуждает мое любопытство. С удовольствием превратил бы его в своего питомца, — сказал Джубади.
— Как других пленных, как Хинсена?
— Хинсен — предатель. Мы его используем, награждаем, но никогда не будем ему доверять. Если он совершит ошибку, отправится вслед за Кромвелем.
Джубади зевнул.
— Должно быть, уже полночи прошло. — Он со вздохом потянулся и устроился под одеялом поудобнее.
— Завтра будет трудный день, мой карт. Отдохни получше.
Джубади кивнул.
— Ты веришь в сны? — тихо шепнул он. Хулагар накрыл своего кар-карта плащом и вышел, не сказав ни слова.
Пэт тихо ругался, потирая спину.
— Черт побери, как мне надоело торчать в седле по нескольку часов кряду, — ворчал он, глядя на своих старых товарищей из Сорок четвертой батареи, которые теперь составляли его штаб.
— Что поделаешь, дорогой майор, приходится терпеть неудобства. — Харриган, бывший командир полевого орудия, который со своими рыжими бакенбардами мог бы сойти за брата Пэта, спешился и достал из кармана флягу.
— Выброси вон! — прорычал Пэт. — Я в конце концов генерал-лейтенант, а ты нынче комбриг.
Харриган сделал вид, что выбрасывает флягу в лес, а сам потихоньку засунул ее обратно в карман.
Русский командующий отдал честь и повел Пэта вперед.
— Ну, и что тут у вас?
— Готовятся к атаке.
— Дайте-ка посмотреть.
Они пошли по тропе в лес. Обе луны освещали деревья, и причудливые тени переплетались под нога-
ми людей. В прошлое полнолуние Пэт был недалеко от брода и видел, как пируют мерки. Одного этого было достаточно, чтобы возненавидеть их всей душой. Он отогнал воспоминания. Кто бы из мерков ни придумал показать им тогда этот жуткий спектакль, он просчитался, потому что теперь люди были готовы драться насмерть.
— Пригнитесь, — прошептал русский сзади. — Могут подстрелить. Они захватили наши ружья и, поверьте, управляются с ними не хуже наших солдат.
«Того, что они захватили, достаточно, чтобы вооружить почти две дивизии», — мрачно подумал Пэт. Как будто для того чтобы наглядно подтвердить слова русского генерала, Харриган поднялся во весь рост, осматриваясь, и тут же пригнулся, когда в стоявшее рядом дерево ударила пуля. Они скользнули в траншею.
Пэт осторожно выглянул. На противоположном берегу лежали трупы людей и мерков, освещенные светом двух лун. Смерть примирила врагов, хоть и ненадолго. Скорее всего, людей завтра съедят, а мерков похоронят.
Выше по реке продолжалась канонада, обе стороны обстреливали друг друга. За рекой слышался стук топора.
— Карфагенян заставляют работать всю ночь, — пояснил генерал. — Потом столкнут бревна в воду и перегородят реку.
— Ваши люди готовы?
— Не спят со вчерашнего дня.
— Ждите атаки.
— Вы нас поддержите? Пэт усмехнулся:
— По всей реке они делают то же самое. Собираются переправляться сразу в шести местах. Наутро пойдут в наступление.
— Меня беспокоит мой участок, — сказал бригадир.
— Боюсь, день будет тяжелым. — Все, о чем я прошу, это еще один полк к полудню. Черт возьми, к этому времени они уже форсируют реку.
— Постарайтесь, чтобы этого не произошло, — тихо сказал Пэт. — На том берегу — отряд всадников. Если вы отступите, они прорвутся в тыл.
— Спасибо, утешили, — пробурчал генерал.
— Пожалуйста, генерал, всегда пожалуйста, — отозвался Пэт.
Он помедлил немного.
— Илья.
Русский сердито оглянулся.
— Нужно, чтобы вы продержались как можно дольше, вы понимаете? Делайте что угодно, но не позволяйте своим людям отступить.
— Спасибо, я понял. — Голос у него был такой мрачный, словно доносился уже из могилы.
Пэт отправился в обратный путь, не пригибаясь и не обращая внимания на свистящие над головой пули. Добравшись до опушки, он снова влез на лошадь.
— У бедняги нет никаких шансов, — сказал Харриган по-английски.
— Кому-то все равно досталось бы самое худшее. Ему не повезло, — ответил Пэт угрюмо и оглянулся. — Это то самое место, где на нас напали тугары. Они наверняка это помнят.
— Ты отправишь к нему резервы?
— Они окопались в пяти милях отсюда. Больше никого нет.
— Значит, помощи ему ждать неоткуда.
— Нельзя посылать подкрепления в то сражение, которое наверняка будет проиграно, — прошептал Пэт. — Нужно сберечь армию, впереди еще оборона Кева. Здесь мы только стараемся выиграть время, Харриган. Эндрю просил, чтобы мы отступали не больше чем на пять миль в день, и мы дадим ему это время. Для обороны Кева нужно по крайней мере три корпуса, а на эвакуацию потребуется еще две недели. Это значит, что мы потеряем еще очень много людей.
Пытаясь избавиться от чувства вины, Пэт пустил лошадь в галоп.
Эндрю вышел из штаб-квартиры, окунувшись в шум боя. Над головой, со свистом рассекая воздух, пролетел снаряд и разорвался в лесу неподалеку.
В полумиле от них, у брода, перестрелка была особенно ожесточенной. Воинственные крики мерков заглушали грохот орудий. Выстрелы из винтовок и мушкетов слились в одну протяжную очередь.
Эндрю взглянул на сообщение, пришедшее от Пэта.
«Произошел прорыв в районе Ерганина брода. Рекомендую эвакуировать весь Второй корпус на юг».
Мерки прорвались за реку уже на пятнадцатый день, а он надеялся, что они смогут удерживать их в течение месяца.
— Навхаг и Вушка форсировали реку! Джубади посмотрел на счастливого курьера и сдержанно кивнул.
Он повел плечами. Как бы ему хотелось надеть доспехи и пойти в бой, но нужно было руководить сражением. Вожди кланов и командующие уменами встретили новость одобрительным ворчанием.
— До города Вазимы — почти пятьдесят миль по лесам и болотам, — тихо сказал Музта. — В прошлый раз они дрались за каждый клочок земли. Будет трудный бой, Джубади.
— Мы тесним их по всем направлениям, — гордо сообщил Вука.
— И у нас кончаются припасы, — добавил Музта. — Лошади не смогут долго питаться корнями в лесу, они не едят мясо скота. Они день ото дня худеют и слабеют.
Джубади поднял руку, призывая к молчанию.
— Скоро мы доберемся до пастбищ и лугов. Тогда мы накормим наших коней и насытимся сами.
— Если скот все еще там, — заметил Тамука. Джубади посмотрел на носителя щита. — Снова видения?
— Дух «ту», мой кар-карт, вот кто предупреждает меня.
Вука презрительно фыркнул и, повернув лошадь, отправился прочь.
— Мы все узнаем, как только появятся аэростаты, — вмешался Хулагар. — Они готовы, нужен лишь благоприятный ветер.
— Поднимайте их в воздух, как только ветер изменится, — приказал Джубади. — Я должен знать, что происходит.
Он посмотрел на темные тучи, из которых уже готов был хлынуть дождь, и выругался.
Лошадь застряла в жидкой грязи, Пэт спешился и потянул ее за уздцы. Она с трудом выбралась на твердое место.
— Надо продержаться до ночи! — крикнул Пэт, обращаясь к солдатам.
Вскочив на лошадь, он поднялся на гребень холма и огляделся. Вдоль дороги поспешно отступали забрызганные грязью разрозненные группы солдат. Многие из них были без оружия.
Он посмотрел вдаль. Сквозь туман и дождь он едва различал фигурки мерков, пеших и конных, вооруженных винтовками, луками и мечами.
Первоначально Пэт собирался закрепиться на второй линии обороны в пяти милях от реки, но чувство вины заставило его все-таки послать полк на помощь Илье.
Он оглянулся. В нескольких футах от него стоял офицер — по орлу было видно, что это полковник русской армии, но на нем был выцветший синий мундир Тридцать пятого полка с неспоротыми сержантскими нашивками.
— Что там стряслось? — сухо спросил Пэт. — Почему вы подошли так близко?
— Мой полк защищал правую сторону брода. Мы расстреляли почти все патроны, а потом мерки кину-
ли в воду бревна и по ним перебрались на наш берег. Их тысячи, сэр. Почти вся линия обороны прорвана.
— Рано или поздно это должно было случиться, — с горечью сказал Пэт.
— Нас взяли в клещи, и я приказал своим ребятам отступать. Пару раз пришлось схватиться с мерками, но мы отогнали их. Велел идти прямо на юг по направлению к дороге и по ней выбираться поскорее сюда.
Пэт понимающе кивнул.
Люди в долине бежали, таща за собой раненых.
Пэт увидел Илью и подошел к нему.
— Мы старались как могли, но они прорвались, — прошептал генерал сухими губами.
— Вы сделали все, что было в ваших силах.
— Потерял почти половину бригады. Надеюсь, оно того стоило, — с горечью сказал генерал.
— Будем надеяться. — Пэт протянул ему фляжку. Тот, не отрываясь, допил ее до конца.
— Идите на юг, — сказал Пэт. — Выводите людей. Как выберетесь из лесов, направляйтесь на Вазиму, поезд вас подберет.
— Идти, чтобы готовиться к еще одному поражению? — зло бросил Илья и, не дожидаясь ответа, отошел.
Мерки, которых ненадолго остановил свежий полк, снова рвались вперед, выкрикивая названия своих кланов. Добравшись до болотистой почвы, они почти по колено провалились в трясину, но упрямо продолжали наступать.
— Те, кто ранен легко и может ходить, забирайте оружие с собой! — крикнул Пэт. Слишком много оружия они потеряли, слишком много его досталось врагу.
Резервный полк успешно оборонялся. Разрозненные остатки отступающих частей занимали позиции сзади. Пэт подъехал к командиру полка.
— Через некоторое время вас попытаются взять в клещи. Пошлите пару резервных отрядов охранять фланги и уводите своих парней отсюда поскорее!
Тот молча кивнул. Пэт отъехал в сторону. Ему приходилось то и дело напоминать себе, что он больше не командует полковой артиллерией. Он отвечает за весь правый фланг армии и должен провести его по лесам, потеряв как можно меньше людей. Иначе защищать Кев будет некому.
На дороге он заметил русского солдата, раненного в ногу осколком снаряда. Из раны хлестала кровь. Пэт протянул руку и втащил его на лошадь.
— Да забирайся же, черт тебя подери! — рявкнул он, удерживая неповоротливое тело. Солдат попытался выдавить из себя улыбку, но она гораздо больше походила на гримасу.
Пэт пустил лошадь галопом. Разбрызгивая грязь, они двинулись вперед.
Поезд тихо подкатил к станции. Свисток звучал не громче дождя, который шел уже почти двое суток и только сейчас начал стихать.
Эндрю выбрался из вагона. В плотном тумане встречающие походили на привидения — с фонарями и зонтиками над головой.
Вокруг царила унылая тишина. Он помнил эту станцию в разные дни: когда первый поезд привез сюда римлян, когда он отправился с войсками на помощь союзникам или когда всего три недели назад он приехал сюда после прорыва обороны на Потомаке. Сейчас в воздухе снова витал дух поражения. Три дня назад враг перешел через Нейпер.
— Я читал сообщения, — спокойно сказал Калин. Он вышел из группы встречающих и пожал Эндрю руку.
— Ребята сражаются до последнего, но не думаю, чтобы это дало нам достаточно времени, — ответил Эндрю.
— Пора уходить? — спросил Калин. Эндрю кивнул.
— Все должны покинуть город к утру, — сказал Эндрю. — До завтрашней ночи у переправы останется одна бригада. Вечером все поезда нужно вернуть, чтобы забрать войска у брода и тех, кто отступает к Вазиме. Пара полков останется в городе до конца. Потом они отступят на юг до Внутреннего моря, где их возьмут на борт галеры Гамилькара и броненосцы. Флотилия Буллфинча будет и дальше сражаться на Нейпере. А как у тебя дела, Джон?
— Мы собрали только половину того продовольствия, на которое рассчитывали, — мрачно ответил тот. — Вывезли десятки тонн зерна. К западу от Вазимы не осталось ни зернышка, а вот на востоке, особенно от Кева до Нижила, лежат по меньшей мере пятьдесят тонн. Если мерки пойдут прямо на восток, то единственное, что останется, — сжечь все запасы.
— А люди?
— Просто библейское столпотворение. Что-то вроде исхода Все дороги на восток забиты, поезда переполнены. К западу от Вазимы никого не осталось. Но боюсь, Эндрю, если мерки совершат быстрый марш-бросок, то сумеют захватить тысяч двести человек. К западу от Кева еще очень много людей, да и возле Вазимы остались поселенцы. Некоторые даже не слышали о том, что нужно эвакуироваться, другие не верят, что скоро там вовсю будут хозяйничать мерки, и отказываются уезжать или начинают собираться слишком поздно. Пятьдесят тысяч ждут на побережье — Гамилькар забирает их на галеры и перевозит к Кеннебеку, по которому они смогут добраться до железной дороги. Некоторые прячутся в лесах.
— Возможно, им повезет, и они уцелеют, — сказал Калин.
— Прямо как в рассказах о нашествии Наполеона на Россию. Крестьяне закапывают в землю то, что не могут увезти, и устраивают завалы на дорогах. Я послал несколько инженеров, чтобы они научили их делать ловушки. Видел, как один из крестьян поймал пару ядовитых змей и засунул их в бочку с едой. Внешне еда выглядит вполне привлекательно, но яда там хватит, чтобы отравить дюжину солдат. Если мерков это и не убьет, то наверняка выведет из строя на некоторое время. Джон довольно усмехнулся.
— Мы взяли примерно пятьсот бракованных снарядов — в пушке они застрянут, а для нашей цели вполне подойдут — и, слегка изменив, зарыли на дорогах во время отступления. Если наступить на такую штуку, она взорвется.
— Отлично. Когда они пойдут на Кев, все, что может их задержать, играет нам на руку.
— Прорвав нашу оборону, они за пять-шесть дней доберутся до Белых холмов, — сказал Джон. — Если бы у нас была пара кавалерийских дивизий, их бы это здорово задержало. Мы слишком привязаны к железной дороге.
Эндрю промолчал. Джон понял, что командующий ничего не может предложить.
— В конце концов это не так уж и плохо, паровозы отличное подспорье и на заводах. Но двенадцать локомотивов сейчас в Испании, двигатели нужно перебрать. К тому же необходимо проверить пути — рельсы могут не выдержать такой нагрузки.
— Послезавтра это будет уже не так важно.
— В шестидесяти милях от Кева у меня стоят команды рабочих, и, как только пройдут поезда с последними войсками, они начнут разбирать пути. Это даст около шести тысяч тонн металла. Его можно пустить на изготовление пушек или на строительство фортификаций.
— Отлично придумано, — одобрил Эндрю. — Но не опережай события, подожди приказа и только потом начинай разбирать пути.
— Но вот с продовольствием у нас проблемы, Эндрю. В лучшем случае его хватит на сорок дней. Армейские пайки пришлось отправить в Испанию на склады. Эмил беспокоится, как бы не разразилась эпидемия. У нас много тифозных больных — после прошлой зимы в Ярославе вспышка болезни еще не утихла. Есть пара случаев заболевания оспой и несколько чахоточных, но это, скорее всего, из-за дождей в последнее время.
— Надо молиться, — сказал Касмар.
— Отец, если есть такая молитва, после которой наступит хорошая погода, я с удовольствием помолюсь.
— Приходи завтра на утреннее богослужение, сын мой.
Они уже дошли до площади. Город казался мрачным и вымершим, полным загадочных теней, каким бывает только пустой город. Эндрю прямо-таки чувствовал, как вокруг толпятся духи умерших.
— А что с заводами?
— Еще вчера вывезли.
— Государственные бумаги?
— Вывезли все, — ответил Билл Уэбстер. — Прессы для денег, казначейские билеты, разные бумаги, документы, кучу бюрократического мусора.
Эндрю только головой покачал. Трудно было представить, что для этого потребовалось несколько вагонов, но если придется восстанавливать Русь после войны с мерками, все это еще понадобится.
— Что мы забыли? — спросил он тихо. Все минуту помолчали.
— Спасти весь город целиком, — печально сказал Яро, один из сенаторов.
— К сожалению, это невозможно, — прошептал Эндрю, глядя на площадь и на собор. Часы, спроектированные Готорном, отсчитывали минуты над их головами.
Когда люди вновь вернутся сюда, что останется от былого великолепия — лишь обгорелые обломки? И смогут ли они вообще вернуться, или теперь они превратились в вечных беженцев, как странники, которые вечно бродят по свету впереди орды?
— Завтра начнется главное действие, господа. Поэтому всем нам лучше пойти поспать.
Эндрю посмотрел вверх. Юго-западный ветер гнал тучи по небу.
— Завтра будет ясная погода, — сказал Джон. — Аэростаты смогут подняться в небо, и мерки наконец поймут, что произошло.
Эндрю кивнул и пошел к своему дому.
Глава 10
— Я думал, почему бы мне не зайти и не поговорить о моих мушкетах, — сухо произнес Винсент.
— Этим занимается Джон, а не я, — ответил Чак. Неожиданное появление Винсента застало его врасплох.
— Джон далеко, до него триста миль, так что я еще не скоро смогу обсудить с ним это. Вчера я видел, как прямо с завода в Риме увезли по меньшей мере тысячу мушкетов. И я, черт побери, хочу знать почему.
Рабочие, стоявшие неподалеку, молчали, глядя на Винсента с откровенным возмущением, словно он завизжал посреди церковного богослужения.
Чак жестом предложил Винсенту выйти наружу.
— Не тревожь моих людей, — холодно сказал он. — Здесь делают точные инструменты. Если у кого-нибудь из них дрогнет рука, то несколько недель, а может, и месяцев работы пойдут насмарку.
Винсент и не подумал извиниться, он только сердито посмотрел на Чака.
— Почти половина моих людей по-прежнему безоружна! Как, по-твоему, я могу чувствовать себя при этом?
— Я все понимаю, Винсент, — отозвался Чак.
— И какого черта тебе понадобилось здесь делать? Я слышал, что ты снял с работы в Риме сотню оружейников. Сколько же мы теряем из-за этого оружия? Порох исчезает, куда-то делся один из двигателей, и олова нигде не достать. Поговаривают, что ты строишь здесь секретный завод.
Чак пожал плечами с видом полнейшей невинности.
— Джон знает, что тут творится?
— Эндрю предоставил мне самому решать, что нужно делать, а что нет.
— Это не похоже на Эндрю. Обычно его приказы звучат гораздо точнее.
— Но он именно так и сказал, — произнес Чак тоном оправдывающегося школьника. — И у меня, кстати, есть письменное подтверждение.
— Мне нужно пятьсот мушкетов, Фергюсон, десять батарей и побольше патронов и снарядов.
— Ты просишь их у меня или требуешь? — спокойно спросил Чак.
— Я объясняю. Ты распоряжаешься всем оружием, потому что все люди Джона заняты на постройке оборонных сооружений в Кеве. Делай что угодно, приказывай что хочешь и кому хочешь, но я должен получить мушкеты.
— Или?
— Кто-нибудь из моих людей поговорит с Джоном и намекнет, что ты тратишь чуть ли не тонну пороха в день. Посуди сам, сколько патронов могло бы получиться из такого количества?
— Ты мерзавец, — прошептал Чак.
— Конечно, — холодно ответил Винсент. — Половина армии Марка сражается на южной границе с двумя уменами мерков. Я собираюсь вывести отсюда войска и пойти ему на подмогу. Будь я проклят, если соглашусь проводить эти дурацкие учения в тылу, когда на фронте разворачиваются настоящие события.
— Да что с тобой случилось, Винсент? — поразился Чак.
Он вопросительно посмотрел на Дмитрия, который стоял неподалеку и с интересом прислушивался к беседе. Впрочем, старый солдат не понимал по-английски ни слова и не мог уяснить, в чем, собственно говоря, дело.
— Я просто выполняю свою работу, — сказал Винсент.
— Война для тебя стала слишком личным делом, — тихо сказал Чак. — Разумеется, я ненавижу этих мерзавцев, а кто их любит? Но я не позволю им влезть ко мне в душу и подчинить ее. Да, я нарушаю правила, но я нутром чувствую, что прав, и что именно то, что я делаю, позволит нам победить. А ты превращаешься в такого же убийцу, как и они.
— Не учи меня, — прошипел Винсент.
— Было время, когда ты без колебаний учил нас, ты проповедовал мораль целому полку. Ты убедил солдат остаться здесь, хотя Тобиас уговаривал их собирать вещи и улепетывать. А сейчас в тебе осталась только ненависть. Мерки не получили твоего тела, но, боюсь, они уже получили твою душу.
— Я не собираюсь слушать твои измышления, — оборвал его Винсент.
— Если хочешь получить свои проклятые мушкеты, лучше послушай.
Винсент посмотрел на Чака.
— Винсент, ты мне нравишься и всегда нравился. Черт, мы выросли в Вассалборо вместе. Помню, как-то раз ты ходил с нами на пруд Веббера. Твой отец тогда поднял страшный шум из-за того, что мы купались нагишом.
По лицу Винсента скользнула улыбка.
— Я помню, какими глазами ты смотрел на мою сестру Элис, — продолжал Чак.
Винсент промолчал, но, склонив голову к плечу, внимательно слушал старого друга.
Тогда мы были невинными детьми, — вздохнул Чак. — Никто даже не думал, что мы вырастем и станем убийцами. Я хотел быть инженером и изобретать машины, ты собирался учиться и стать преподавателем или писателем, как полковник Кин. А мы оказались втянутыми в войну. Винсент, я занимаюсь этим, потому что это моя работа, но ты полюбил войну.
— Только так мы можем победить, — ответил Винсент.
— Посмотри на Кина. Черт, я помню, под Геттисбергом… ему и правда нравилось воевать, даже когда убили его брата. Но посмотри на него сейчас. Он стал генералом, командующим. Кто-то должен вести войну, и он взвалил это на себя. Но я бы ни за что на свете не хотел оказаться на его месте. Это как рак, разъедает тебя изнутри. Ты станешь таким, как Кин, ты уже герой и все такое прочее, но в конце концов окажется, что внутри ты мертв.
— Ты закончил проповедь, брат Фергюсон? Чак кивнул.
— Тогда я хочу получить свои ружья.
— Дам сколько смогу. Обещаю, что ты получишь их как можно скорее.
— Тогда твоя тайна так и останется тайной.
— Как дела в Риме?
— Хаос. Юлий размещает беженцев. Не обошлось без неприятностей — пара пожаров, болезни, но в целом все в порядке. Думаю, крестьяне всегда поймут крестьян. Как говорится, «рыбак рыбака видит издалека». Плохо то, что беженцы продолжают прибывать. Не то чтобы мерки представляли такую угрозу на юге, но они привязывают нас к южному фронту. А город превратился в настоящий детский сад. У нас в доме — две матери и пять детей, Танины родственники.
— А как Оливия, дочь Марка? Винсент покраснел.
— С ней все в порядке. Она спрашивала о тебе.
— Что это ты покраснел, Винсент?
— Ничего.
— Ну-ка признавайся, у вас что-то было. До меня тут доходили кое-какие слухи.
— Клянусь, ничего не было, — сказал Винсент поспешно. Чак решил больше не возвращаться к этой теме.
— Ты слышал сегодняшнее сообщение? — спросил он мирно, и Винсент облегченно перевел дух.
— Об эвакуации Суздаля? — Он кивнул.
— Плохо дело. Я почему-то думал, что город останется в наших руках. А сейчас будто услышал о захвате Мэна мятежниками. Суздаль стал нашим домом. Черт, у меня там симпатичный домик, и я собирался построить настоящий большой дом с террасой, башенками и изгородью, обзавестись семьей, детишками…
— Война, — пробормотал Винсент и потупился. — Кстати, как там насчет снайперских винтовок?
Чак заколебался.
— Я не могу делать их так быстро. У меня много другой работы.
— Я видел, что ты дал одну Эндрю. Я тоже хочу.
— Собираешься лично пристрелить кого-то? Винсент улыбнулся и ушел.
— Какого черта он сюда явился? — спросил Теодор, подходя к Чаку.
— Пришел поторговаться, чтобы кое-что получить взамен.
— Он хороший генерал, — сказал Теодор. — У меня братья служат в Восьмом полку. Говорят, он — прямо огонь.
— Огонь может прогореть, — ответил Чак.
Он кивнул Дмитрию и пошел обратно в мастерскую.
Дмитрий кивнул в ответ и подошел к Винсенту, который уже садился на лошадь, чтобы отправиться в Испанию.
— Ты получил оружие? Винсент улыбнулся.
— Что он говорил?
— Ничего особенного.
— Нужно выучить ваш английский, а то больно страстно вы обсуждали это самое «ничего особенного».