- В этих горах нет никого, кроме косматых медведей да кроликов, милорд. Я-то думал, что вы преследуете этого проклятого Калеку, но, похоже, мы гонимся за собственной тенью.
      - Не беспокойся, Флуанн, я не заблудился, - спокойно сказал Энгус. Мак-Рурахи не могут потеряться.
      Повторив эти слова, которые за столетия превратились во что-то вроде заклинания, он подумал о том, какой иронией они прозвучали сейчас. Можно было бы возразить, что все оставшиеся Мак-Рурахи потерялись - Табитас, Фионнгал, да и он сам, - потерялись и изменились до неузнаваемости. Эта мысль нагнала на него тоску. Он пришпорил свою лошадь, и грустное выражение его лица не укрылось ни от Дональда, ни от Кейси Соколиного Глаза. Почувствовав на себе взгляд его внимательных голубых глаз, Энгус забеспокоился о чем тот думает.
      Он знал, что должен избавиться от солдат до того, как подойдет слишком близко к лагерю повстанцев, но ему очень не хотелось предпринимать никаких действий, которые ограничили бы свободу его выбора. Поэтому о насилии не могло быть и речи. Вместо этого ему пришлось дожидаться возможности обмануть их, и она представилась ему в конце второй недели, когда они углубились в горы так далеко, что солдаты вряд ли смогли бы быстро выбраться оттуда без его помощи. Энгус не хотел, чтобы новости дошли до Гумберта слишком скоро. Но не хотел он и причинять вред солдатам, в особенности молоденькому долговязому волынщику и остроглазому Кейси. Поэтому когда он заметил, что погода начала ухудшаться, то повернул свою лошадь к лесу.
      Они ехали гуськом вдоль гребня, когда гроза, собиравшаяся весь день, разразилась над их головами оглушительным ударом грома.
      - На открытом месте оставаться опасно! - закричал Энгус. - Давайте поскорее найдем себе укрытие.
      Почти ничего не видя за пеленой дождя, солдаты бросились в лес вслед за Энгусом. Прионнса, спрятавшись в густом подлеске, слышал, как они с шумом пробирались через кусты. Он просвистел древесной ласточкой, и вскоре рядом с ним бесшумно появился Дональд, ведя на поводу свою лошадь. Ее копыта были обернуты мешковиной, чтобы не цокали, а рука Дональда лежала у нее на носу, не давая ей заржать.
      Энгус и Дональд были опытными охотниками, поэтому без труда оторвались от солдат. Они бесшумно пробрались обратно на опушку леса и возобновили свое путешествие.
      Ночью они услышали в лесу какие-то звуки и спрятались в подлеске. Это оказалась Табитас, вынюхивающая их следы. Энгус впервые после разговора с Мегэн приблизился к волчице и был ошеломлен ураганом эмоций, обрушившимся на него. Он очутился на земле, а волчица, скуля, тыкалась ему в лицо, и на его щеках слезы перемешивались с дождем.
      - Табитас, Табитас, неужели это и вправду ты? - спросил он, и она, тявкнув, ткнулась головой ему в подбородок.
      Он взглянул в ее желтые глаза, ища какого-то сходства со своей сестрой, но не было никакого намека на то, что эта волчица когда-то была даже не то что могущественной колдуньей, а хотя бы просто женщиной. Гнев и горе раздирали его на части, и он прижался щекой к ее мохнатому загривку. Тоненько заскулив, она лизнула его щеку, бешено виляя хвостом, и он сглотнул твердый ком, застрявший в горле.
      - He могу поверить, что это действительно ты, - сказал он хрипло, и она привалилась к нему, глядя на него с таким явным выражением понимания и сочувствия на морде, что у него внезапно не осталось никаких сомнений в том, что эта седая волчица действительно его сестра.
      К восходу солнца, усталые, голодные и промерзшие до костей, Энгус и его слуга уже были далеко от леса, где оставили своих спутников. Оба промокли до нитки, влажная одежда липла к коже.
      - Может быть, устроим привал, милорд? - спросил Дональд. - У меня уже живот с голоду свело.
      Энгус покачал головой. Он испытывал какое-то тревожное чувство, и волчица, казалось, тоже разделяла его беспокойство, ибо часто оглядывалась назад, оскаливая острые клыки.
      - Нет, эти Красные Стражи - опытные ищейки, а мы оставили за собой больше следов, чем мне бы хотелось. Давай-ка поднажмем, пока можем.
      Они поели на ходу, и Энгус сделал несколько глотков виски, чтобы немного согреться. Он чувствовал себя странно уязвимым, точно с него сняли кожу. Он долго держал свое сердце и душу на замке, но теперь эти тщательно возведенные укрепления, казалось, рассыпались в прах.
      - Скоро я найду ее, мою Фионнгал, - сказал он себе. Волчица тявкнула и подняла на него морду, не отставая от лошадей, чувствующих волчий запах и от этого нервно пританцовывающих.
      К полудню Энгус был совершенно уверен, что их преследуют. Каждая волосинка на его шее встала дыбом, спина напряглась и покрылась мурашками, а волчица оглядывалась назад, ощетинив загривок и тихо рыча. Он решил, что лучше будет посмотреть, кто это такой, прежде чем предпринимать какие-то действия, поэтому они с Дональдом спрятались за огромными валунами. Примерно через десять минут они увидели Кейси Соколиного Глаза, рысью выехавшего из леса. За ним выехал Эшлин Волынщик, который, судя по его неуклюже выпирающим коленям и локтям, до сих пор так и не освоил искусство верховой езды. Кейси натянул поводья, остановив лошадь, и легко спешился, присев на колени, чтобы осмотреть землю. Энгус с Дональдом обернули копыта своих лошадей мешковиной, чтобы скрыть отпечатки копыт на мягкой почве, но опытный и остроглазый следопыт все же смог бы определить смазанные следы, которые они оставили за собой. Кейси Соколиный Глаз, очевидно, и был именно таким следопытом.
      - Будем уходить или избавимся от них? - спросил Дональд.
      Энгус потеребил свою жесткую бородку, потом, очевидно, пришел к какому-то решению.
      - Поговорим с ними. Мне нравятся и Кейси, и этот парень, и я не хочу причинять им вред. Мы использовали практически все хитрости, которые знали, чтобы сбить их со следа, но они явно не желают с него сбиваться. Я хочу узнать почему.
      Он встал, потянулся и зашагал по тропинке. К тому времени, когда Кейси и Эшлин завернули за поворот, они непринужденно сидели на камнях на обочине дороги, куря трубки. Кейси натянул поводья и оглядел их бесстрастными голубыми глазами. Эшлин оказался далеко не столь сдержан. Его глаза засияли, веснушчатое лицо озарила широкая улыбка, и он неуклюже пустил свою лошадь рысью.
      - Значит, вы решили догнать нас, - весело сказал Энгус, выбивая из трубки табак. - А мы беспокоились, что же с вами случилось. Садитесь, мы как раз хотели пообедать.
      Кейси задумчиво посмотрел на него, потом спешился и зашагал к ним, ведя лошадь на поводу. Эшлин взахлеб говорил что-то. Он явно решил, что Энгус и Дональд случайно отбились от остальных во время грозы, и был очень рад, что они снова встретились. Кейси же отнюдь не питал подобных иллюзий; по выражению его лица Энгус отлично понял, что тот знает, что они с Дональдом нарочно оторвались от них.
      - А что случилось с вашими милыми спутниками? - спросил Энгус, пока они на скорую руку готовили еду.
      - Похоже, они заблудились, - осторожно ответил Кейси.
      - Как жаль, что у нас нет времени дожидаться их, - ответил Энгус.
      - Они, похоже, почему-то решили, что вы продолжили ехать на юг по лесу, - сказал Кейси. - Я слышал, как они кричали, что нашли следы...
      В глазах Энгуса сверкнула зеленая искорка. Ему очень хотелось узнать, не приложил ли он к этому свою руку. Кейси Соколиный Глаз оказался воистину темной лошадкой.
      - Какая жалость. Я уже начал привязываться к Флуанну Рыжебородому, сказал Дональд.
      Они заметили, как уголок решительных губ Кейси насмешливо дернулся, и поняли, что рыжеволосый великан вызывал у него не больше теплых чувств, чем у них самих. Энгус начал задумываться, не стоит ли ему довериться Кейси, который показал себя хорошим товарищем, с холодной головой, сильными руками и острым взглядом. Но, разумеется, это было слишком рискованно. Ни разу речи Кейси не дали им повода усомниться в том, что он горячо предан Банри. Энгус все еще надеялся сохранить свои намерения в тайне - он был не готов поднять Рурах и Шантан на войну против Ри, к которой неминуемо привел бы любой акт открытого неповиновения.
      Кавалерист принял еду, которую Дональд передал ему.
      - Я вот все думаю, кого же вы преследуете, милорд, - сказал он очень вежливо.
      - Преследую?
      - Я не мог не заметить, что черная волчица вынюхивает след.
      - Неужели?
      - Да. Я слышал, что черный волк никогда не бросает преследования, если уж его - или ее - нос учуял след.
      Энгус засмеялся. Кейси Соколиный Глаз ему определенно нравился.
      - Если его не перебивает более соблазнительный запах, - сказал он. Любой волк бросит след, который выдохся, когда ему - или ей - попадается такой, который больше нравится.
      Кейси, улыбнувшись, вытащил длинную глиняную трубку и задумчиво набил ее табаком. Эшлин Волынщик внимательно слушал, не вполне понимая, о чем разговор. Кейси разжег трубку пальцем и преспокойно выпустил изо рта кольцо дыма.
      Дональд и Энгус, удивленно подняв брови, обменялись взглядами.
      - Ах, да ты курильщик, - весело сказал слуга, вытаскивая свой потертый кисет. - Но как ты можешь позволить себе покупать курительную траву на жалованье кавалериста?
      - Мой дядя Донован - портовый начальник в Дан-Горме. Торговцы из Яркой Страны любезно подарили ему пару тюков, когда проходили через шлюз. Когда мы вернулись из Леса Мрака, в Дан-Селесте меня поджидала посылочка.
      - Может, ты и от виски не откажешься? - поинтересовался Энгус, вытаскивая свою серебряную флягу.
      - И это мне, горцу, вы задаете такие вопросы, - печально сказал Кейси.
      Энгус налил ему полный драм, а Эшлину заметно меньше.
      - Тогда за будущее, друзья мои!
      На следующее утро после военного совета Изолт проснулась рано, встревоженная тем, как сильно их план зависит от удачи и от воли случая. Гита, свернувшийся калачиком на подушке, что-то пропищал ей, когда она начала одеваться. Изолт погладила его шелковистую шерстку, понимая, как маленький донбег должен скучать по Мегэн.
      Выйдя из палатки, она сразу же почувствовала на себе чей-то взгляд и улыбнулась.
      - Где ты прячешься на этот раз, Финн? - позвала она. Из кучи бочонков высунулась каштановая голова, а через миг рядом с ней появилась вторая, черная и крошечная, с прижатыми ушками.
      - Я здесь, Изолт, - отозвалась Финн, выползая из своего укрытия на четвереньках.
      - Хочешь пойти со мной на озеро?
      - Да! - Финн радостно запрыгала, вскидывая еле прикрытые коротким оборванным платьишком очень тощие и очень грязные коленки.
      - А у тебя нет никакой другой одежды? Должно быть, в этих старых обносках тебе холодно.
      - Ну, мне почти всегда холодно, но я уже много лет ничего другого не носила, - ответила удивленная Финн. - Раньше они были мне велики, а теперь трещат по швам.
      - А башмаков у тебя совсем нет? - спросила Изолт, глядя на ее грязные босые ноги, на которых не было живого места от порезов и царапин.
      Финн удивилась еще больше.
      - Откуда у меня могут быть башмаки?
      - Скоро зима, нужно подумать, как тебе помочь, - сказала Изолт, ведя ее по шумному лагерю. Девочка засмеялась.
      - В Лукерсирее зимой идет снег; все лужи замерзают, а ветер в старом городе режет, как кинжал. Я уже привыкла.
      - И все-таки здесь должен быть сапожник, а может быть, и кто-нибудь, умеющий шить. Я позабочусь, чтобы к зиме у всех была теплая одежда и обувь!
      Раздевшись, Изолт вошла в озеро, и через некоторое время Финн, визжа и брызгаясь, бросилась вслед за ней в ледяную воду. Изолт заставила ее смыть грязь с перепутанных волос и принялась тереть черные пятки щеткой из щетины. Визг девушки переполошил всех ребятишек, и вскоре из воды торчало множество маленьких головок, а воздух огласился их криками.
      Потом Изолт попросила Финн показать ей, как лазает ее эльфийская кошка, и ошеломленно наблюдала, как она проворно и без малейших усилий забралась прямо по отвесному утесу. Ее острые когти, казалось, вцеплялись в сам каменный склон, и Финн сказала завистливо:
      - Видишь, если бы у меня были такие когти, я тоже смогла бы так же легко лазать по горам!
      Эта идея показалась Изолт даром Эйя, и весь обратный путь до лагеря она пребывала в задумчивости, а Финн, болтая, скакала рядом с ней. После того как они позавтракали, причем половина порции Изолт досталась Финн, они отыскали Дункана, и девушка рассказала ему о своем замысле.
      - А нельзя ли нам сделать башмаки, на которых были бы когти, вроде кошачьих? Наша малышка Финн говорит, что может забраться почти на любую стену, но ей нужно что-то, что помогло бы ей, если в стене не будет ни щелей, ни трещин. Похоже, именно ей придется забираться на вал за Башней Двух Лун, но хорошо известно, что он гладкий, как стекло. Если бы нам удалось приделать к ее ногам шипы, может быть, это помогло бы?
      - Ну, у нас, разумеется, есть сапожник, но я не знаю, сможет ли он сделать что-либо подобное, - неуверенно сказал Дункан, но все же отвел Изолт вместе с возбужденной Финн к мастеру. После множества восклицаний тот все же согласился попробовать. Он пообещал также сделать всем детям крепкие башмаки, если у него будет время, хотя и добавил, что в первую очередь будет обслуживать солдат. Затем девушка отыскала солдатского портного, попросив его сшить для ребят теплую одежду, прежде чем они отправятся в путь. Тот просто перешил кое-что из старых вещей, и вскоре вся Лига Исцеляющих Рук щеголяла в шерстяных штанах, перевязанных ниже колен, в туниках с длинными рукавами и куртках.
      Следующие несколько недель прошли в приготовлениях к путешествию и обучении солдат. Изолт обнаружила, что в своей массе повстанцы были очень плохо обучены, поскольку большинство из них было сыновьями фермеров или беглыми подмастерьями. Они с Дунканом работали бок о бок и вскоре обнаружили, что между ними начинает устанавливаться взаимопонимание, но несмотря на это, новая жена его лорда вызывала у него все же сомнения и подозрения. Через неделю наблюдений за ее успехами некоторые сомнения оставили его, и он начал более охотно общаться с ней.
      Изолт присоединилась также и к охотникам, и ее достижения производили впечатление даже на бывалых солдат. Мегэн сейчас не с нами, убеждала она себя. Лучше сейчас склонить людей на свою сторону, чем смущать их необычными воззрениями Мегэн. Тем не менее, она обнаружила, что почти не может есть мясо, предпочитая печеные клубни и овощи.
      По мере того, как лето плавно перетекало в осень, их приготовления становились все более напряженными. Лахлан со своей группой должен был выступать первым, поскольку им предстоял долгий и трудный путь через Белочубые горы. Они должны были перейти реку Малех, чтобы подойти к Лукерсирею с тыла, а это означало, что им нужно было забраться высоко в горы, чтобы перейти реку почти у истока. Другого способа перебраться через стремительный поток не было.
      Финн, несмотря на все заверения Изолт, была исполнена решимости замаскироваться, прежде чем отправиться в окрестности Лукерсирея. Она решила выкрасить волосы в белый цвет, а бросающиеся в глаза эльфийские черты лица вымазать грязью. Никто из них не знал, как перекрасить каштановые волосы в белокурые, тогда Изолт вытащила Книгу Теней из сумки и спросила у нее. Страницы сами собой начали перелистываться, к изумлению ребятишек, и раскрылись на рецепте, который обещал выбелить волосы пастой, сделанной из золы веток барбариса. Намазав голову этой вонючей смесью, Финн проходила так почти весь день, и когда, наконец, пасту смыли, ее каштановые волосы приняли цвет бледного золота.
      В тот день сапожник принес Изолт коллекцию небольших, но крепких башмаков. Вместе с кузнецом они придумали и сделали рамку с двенадцатью острыми кривыми шипами, которую Финн могла привязывать ремешками к башмакам, а заодно и жуткого вида перчатки с железными когтями. Кузнец сделал еще и несколько острых шпилек, которые можно было вбить в любую щелочку и использовать в качестве опоры.
      Не позволив никому даже взглянуть, Финн унесла их в дальний конец котловины. Следующие четыре дня она карабкалась по деревьям и по скалам, тренировалась с веревками и воротами, пока, наконец, не сочла, что может продемонстрировать свое умение Изолт и Лахлану. Вся Лига в волнении столпилась вокруг маленькой девочки, глядя, как она торжественно пристегивает свои когти и готовится взобраться на скалу. Медленно, но уверенно она полезла вверх по гладкому отвесному склону, проверяя, что крюки крепко вбиты в скалу, прежде чем перенести на них свой вес. Несколько раз она соскальзывала, но каждый раз упорно продолжала взбираться, хотя у Изолт сердце уходило в пятки.
      Когда Финн, наконец, достигла вершины трехсотфутового утеса, котловина огласилась радостными криками и свистом.
      - Она сама как эльфийская кошка, - прошептал Джей Диллону. - Вот как мы будем теперь ее называть - Финн Кошка.
      Через два дня Энгус со своими людьми въехал в долину у самого подножия Клыка. Талант Энгуса говорил ему, что крылатый юноша находился прямо впереди, но там не было никого и ничего, кроме уходящего к небу красного утеса. Он попытался почувствовать Фионнгал, но каждый раз его ощущения смешивались в такой перепутанный клубок, что его охватывала дурнота, так что он в конце концов отказался от своих попыток.
      Ранним утром следующего дня из самой скалы вышла колонна солдат. Энгус и Кейси удивленно переглянулись, поскольку никому из них не удалось заметить в каменной стене ни единой щели. Затем Энгус негромко вскрикнул, ибо во главе колонны шагал горбун, снова закутанный в черный плащ.
      Рядом с ним шла высокая женщина в низко надвинутом на огненно-рыжие кудри берете и старый слепец с вороном на плече. За ними маршировал отряд ребятишек, который возглавлял маленький мальчик, гордо несущий грубо сделанный флаг - желтая рука на голубом фоне.
      Энгус жадно оглядел маленький отряд, ища рыжеватые волосы своей дочери. Те несколько девочек, которых он заметил, были светловолосыми, а у одной кудри были белыми, точно сноп льна. Когда его взгляд скользнул по ней, его охватило странное головокружение. Он ничего не видел, перед глазами клубилась тьма. Он сделал шаг вперед, собираясь окликнуть молодого Мак-Кьюинна, но голова у него кружилась все сильнее, и он не мог различить, где верх, а где низ. Он споткнулся и упал, покатившись по каменистому склону. Весь в крови и ушибах, Энгус лежал неподвижно. Вокруг него кружились чьи-то лица. Он слышал, как молодой Мак-Кьюинн отдавал какие-то приказы, потом его подняли и понесли куда-то. Он чувствовал невыносимую пустоту, острую печаль, горькое разочарование. Табитас скулила где-то сбоку, дергая его за рукав и пытаясь заставить его встать. Стрелка его внутреннего компаса бешено крутилась вокруг своей оси - он не знал, где находится и что здесь делает. Он знал лишь, что заблудился.
      ЛАММАССКИЙ СОБОР
      За неделю до Ламмаса банприоннса Эррана - ведьма Маргрит Ник-Фоган въехала в Риссмадилл. Она ехала в сопровождении большой свиты слуг и повозки, нагруженной подарками для Ри. Кухня гудела, точно разворошенный улей, - все гадали, что же привело ее в Риссмадилл и почему Оул позволил колдунье появиться во дворце.
      Изабо тайком ускользнула из кухни, чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее. Опальная банприоннса оказалась высокой женщиной в роскошном одеянии из черного бархата, золотой парчи и кружев. Морщины лишь слегка покрывали еле заметной паутинкой ее лицо - оно было холодным и надменным. На груди у нее сверкала брошь с гербом Мак-Фоганов - цветущим чертополохом. Визит одного из Мак-Фоганов к Мак-Кьюиннам был такой редкостью, что даже сам Ри поднялся с постели, чтобы принять ее.
      Он был очень болен и проводил все дни в своей огромной покрытой балдахином постели. Обеспокоенная Латифа готовила ему свои отвары и поссеты, пытаясь поднять его аппетит и восстановить силы. Обычно Изабо помогала ей, поскольку разбиралась в целебных травах куда лучше старой кухарки. Запавшие щеки Ри, его серая кожа и неравномерное сердцебиение ошеломили ее. Ему было всего чуть за тридцать, но выглядел он стариком. Она покачала головой и печально переглянулась с Латифой, ибо на нем уже лежала печать смерти.
      Слуги сбивались с ног, занимаясь приготовлениями к Ламмасу, который был в Эйлианане одним из важнейших празднеств. Это был не только праздник урожая, но и день, когда фермеры и арендаторы платили налоги и ренту лордам, лорды - прионнсам, прионнсы - Ри.
      Главный зал в Риссмадилле превратился в хранилище даров: зерна, баранов, шелков, драгоценных камей и минералов, металлов и кошелей, в которых позвякивали монеты. Со всего Эйлианана собрались прионнса, причем некоторые из них провели в пути целый месяц, ибо Ламмас был традиционной порой бесед с Ри, во время которых они обсуждали свои проблемы и договаривались о займах. Сейчас, когда набеги Фэйргов становились все более и более дерзкими, и по всей стране подняли голову мятежники, Собор обещал быть шумным.
      Приехала Гвинет Ник-Шан, представлявшая провинцию своего мужа, Энгуса Мак-Рураха, Рурах и свою собственную, Шантан, теперь объединенную под Двойной Короной. Она была очень красивой женщиной с длинной белокурой косой. С собой она привезла повозки редкой древесины, мешки с углем и роскошные шкуры снежного льва.
      Прионнса Каррига, Лесли Мак-Синн, вернулся после бесплодной попытки перейти через горы в Карриг. Он был напряжен, точно сжатая пружина, и еле сдерживал свое горе и гнев, поскольку его сын и наследник еще ранней весной исчез прямо со двора, а все его попытки поднять армию и отвоевать свою страну закончились полной неудачей. Когда-то Мак-Синны были богатым кланом, торговавшим мехами, рыбой, металлами и чешуей Фэйргов, но после вторжения Фэйргов в Карриг все их богатство пошло прахом. Гордый прионнса явно находил свое положение затруднительным, и кухонные слуги с жаром обсуждали, что же он скажет на Соборе.
      Из Тирейча приехал клан Мак-Ахернов, которым пришлось добираться в Риссмадилл через весь Равеншо. Прионнса Кеннет Мак-Ахерн произвел невиданный переполох, въехав в замок на одном из своих знаменитых летучих коней. Это был мускулистый жеребец цвета меда с радужными крыльями и парой ветвистых рогов. Мак-Ахерны ездили без узды и седла, как делали все тигернаны, поскольку крылатые лошади ни за что не смирились бы с подобным принуждением.
      Но сколько бы шуму ни наделало прибытие конного клана, оно так и не смогло сравниться с появлением дипломатической делегации тирсолерцев, которое по-прежнему продолжало занимать все умы. Белые плащи Ярких Солдат мелькали во дворце и в городе повсюду. Некоторые носили через плечо длинное оружие странного вида, называвшееся аркебузой, которое, по словам поварят, с оглушительным грохотом изрыгало огонь. Изабо никак не могла взять в толк, зачем могло понадобиться оружие, которое стреляет огнем, и мысль о нем тревожила ее. По ночам ей снились кошмары, многие из которых обретали облик солдат в серебристых латах и белых плащах.
      В конце концов страшные сны стали сниться ей так часто и были такими ужасными, что Изабо начала бояться спать по ночам. Ей снилось, что она бежит сквозь туман, пытаясь спастись от кого-то или чего-то, но ее ноги увязают в грязи, а тело оплетают колючие ветви. Ей снились сны о войне, наполненные огнем и кровью. Ей снилась любовь - странная и прекрасная одновременно. Иногда лицо, склонившееся к ней с поцелуем, было смуглым и страстным, иногда чужим, с огромными мерцающими глазами.
      За несколько дней до праздника урожая ей привиделась ее опекунша. При виде узкого морщинистого лица и блестящих черных глаз Мегэн Изабо охватила радость, пронзительная, как боль. Старая женщина скрывалась в тени, повисшей над ней, точно пара черных крыльев. Изабо... донеслось до нее откуда-то из неизмеримой дали. Изабо, ты должна прийти. Ты должна прийти...
      Куда?
      В Лукерсирей. В старый дворец. Ты должна прийти с Ключом.
      Мегэн, ты где?
      Приходи в Лукерсирей. Ты должна принести Ключ. Изабо, ты нужна мне. Приходи в Лукерсирей...
      Проснувшись, Изабо медленно спустилась в кухню, где Латифа уже разводила огонь. Ключи, висевшие на поясе кухарки на большом кольце, звякнули, и Изабо жадно посмотрела на него. Несколько месяцев, когда часть Ключа постоянно была при ней, поселили в ней тоску, отделаться от которой временами было очень нелегко. Она вполголоса передала старой кухарке то, что сказала ей Мегэн.
      Нахмурившись, Латифа сжала кольцо.
      - Путь до Лукерсирея слишком дальний и опасный, чтобы ты смогла отправиться туда в одиночку, - сказала она. - В особенности из-за какого-то сна. Лишь очень немногие владеют способностью ходить по Дороге Грез, а ты всего-навсего начинающая ведьма - я не видела ни намека на то, что у тебя есть этот Талант! Если бы Мегэн хотела, чтобы я отдала Ключ в твои руки, она сказала бы об этом мне. Но она не отвечает мне, когда я пытаюсь связаться с ней, и мы ничего не слыхали о ней с тех пор, как она исчезла. Я не могу отдать Ключ только потому, что тебе приснился кошмар.
      - Но Мегэн же сказала...
      Голос кухарки смягчился.
      - Вполне естественно, что она тебе снится, ведь ты беспокоишься о ней. А ты девочка впечатлительная, я вижу, что ты плохо спишь в последнее время. Сны - странная штука, детка, часто они всего лишь обрывки спящего сознания.
      - Но почему тогда мне снился Лукерсирей, ведь он для меня ничего не значит...
      Кухарка пожала плечами.
      - Лукерсирей - знаменитый город, окруженный радугами и старинными преданиями. Думаю, вполне естественно, что он тебе снится. - Несмотря на то, что ее слова были ласковыми, в голосе Латифы зазвучала сталь, и она собственническим жестом погладила кольцо.
      - Но...
      - Это был всего лишь сон, девочка. Забудь о нем.
      С того дня Мегэн буквально поселилась в снах Изабо, как и прекрасный мужчина с золотистыми глазами и странное незнакомое существо, дарившие ей ощущение невыносимого блаженства. Они снились ей почти так же часто, как и огонь и кровь. Отчаявшись, Изабо начала пить на ночь ромашковый чай, но даже в самом глубоком сне эти сновидения все равно продолжали преследовать ее.
      В дневное время гостей развлекали циркачи и трубадуры, а сады превратились в что-то вроде ярмарки, с палатками, предлагающими шербеты, желе и чаши с ледяным бельфрутовым вином. Мужчины, собравшись небольшими группками в уголках, вели неспешные беседы, время от времени заканчивающиеся поединком на мечах или состязанием в борьбе. Женщины перемывали кости окружающим и кокетничали, прикрываясь веерами.
      Изабо была исполнена любопытства и праздничного возбуждения. Это уже больше походило на ее представления о жизни во дворце Ри - двор, полный прионнса и банприоннса в великолепных одеждах, плетущих свои интриги. Ей очень хотелось послушать, что будет происходить на Ламмасском Соборе, и она раздумывала, как бы ей найти способ спрятаться где-нибудь в зале. Она сможет подслушать что-нибудь интересное для Мегэн и реабилитировать себя в глазах своей опекунши. Изабо никак не могла отделаться от чувства, что она потерпела неудачу, несмотря на то, что две части Ключа были успешно соединены. Расставаясь с Мегэн, она была слишком уверена в себе, но лишь помощь Селестины позволила ей вообще завершить путешествие. Теперь, когда здоровье и силы Изабо потихоньку начали восстанавливаться, она снова хотела участвовать в сопротивлении.
      Утром Ламмаса, когда они с Латифой делали толстые желтые свечи для ламмасского шабаша, она пылко выразила свое желание старой кухарке.
      - Значит, ты хочешь послушать, о чем будут говорить прионнса? спросила та. - Что ж, ты усердно трудилась и теперь умеешь неплохо защищать свои мысли. Я разрешу тебе слушать вместе со мной, но ты должна тщательно следить за своими мыслями.
      - Так ты собиралась наблюдать за Ламмасским Собором?
      Латифа улыбнулась ей, и ее маленькие глазки-изюминки затерялись в складках кожи.
      - Ну да. А ты думала, я упущу такую возможность? Ну разумеется, я должна послушать. Но это очень опасно, Изабо. Я разрешу тебе подглядывать вместе со мной, только если ты будешь вести себя тихо, как мышка.
      Изабо взволнованно кивнула.
      - Да я имею в виду не твое тело, поскольку мы будем очень далеко от зала. Я говорю о твоем разуме, девочка. Эта мерзкая служанка Банри тоже будет смотреть и слушать, а нам нельзя привлекать ее внимание. Поэтому тебе придется скрутить свои нетерпеливые мысли и запереть их на замок.
      Изабо снова кивнула, уверенная, что ей по силам справиться с этой задачей. За последние несколько месяцев она очень многое узнала о том, как скрывать свои мысли, и теперь могла спрятать их даже от Латифы, что немало раздражало кухарку.
      Они наблюдали за собранием, надежно скрытые в уединении комнаты Латифы. Старая кухарка разожгла повсюду свечи, сделанные из мурквоуда, боярышника и роз, помогавшие в ворожбе и ясновидении. Изабо очень заинтересовало то, что Латифа добавляла в свечи драгоценные эссенции, чтобы усилить свои Умения, и девушка приберегла эти рецепты на будущее.
      Латифа велела Изабо пристально смотреть в огонь. Чувствуя, как душистый дым затуманивает все ее чувства, она постепенно перестала замечать все вокруг, кроме игры темноты и пламени. Комната за ее спиной померкла, ее охватило ощущение невесомости и головокружения - как будто она взлетела. Чувство было таким, словно Латифа коснулась ее макушки, но это не было физическим прикосновением. Ее точно подняло в воздух, как будто Латифа тащила ее за волосы. Она не видела ничего, кроме пламени, но ей казалось, что она поворачивается, вплетаясь в материю Латифы, как прядь шерсти вплетается в нить. Потом она почувствовала, что несется куда-то, становясь маленькой и невесомой, точно пылинка, танцующая в солнечном луче. Потом она различила в углях какие-то силуэты и услышала слова.
      Гвинет Ник-Шан описывала ужасы, творящиеся на побережье Шантана и Рураха после вторжения Фэйргов. Многие рыбаки и морские охотники были зверски убиты; прибрежные деревушки от бухты Морриган до реки Вальфрам страдали от набегов; судоходство прекратилось, поскольку лодки пробивали и переворачивали из-под воды; а горные деревни кишели беженцами, которым не хватало хлеба, ведь торговые корабли из Риссмадилла так и не пришли.
      - Кроме того, - сдержанно продолжила банприоннса, - продолжительное отсутствие моего мужа, Мак-Рураха, затрудняет разрешение наших проблем.