ЛУКЕРСИРЕЙСКИЙ ДВОРЕЦ

Изабо сидела у огня, качая на руках плачущего младенца.

— Тише, Бронвин, тише, моя маленькая, — напевала она.

Латифа стояла на коленях над очагом, раздувая огонь. Ее маленькие черные глазки покраснели, смуглое круглое лицо сморщилось от слез. Ри чуть не умер этой ночью, и лишь травы Изабо помогли ему остаться в живых. Она знала рецепт митана Мегэн, снадобья, содержащего наперстянку, ягоды боярышника и ландыш, которое могло подстегнуть любое ослабшее сердце.

После прибытия в Лукерсирейский дворец Изабо редко выходила из королевских покоев. Забота о маленькой Бронвин почти полностью легла на ее плечи, ибо Майя была слаба и равнодушна. Банри так и не оправилась после сильного кровотечения, и все еще лежала в постели с залегшими под глазами синими тенями. С тех самых пор, как ее перенесли из экипажа, она лежала здесь, отвернувшись к стене.

Королевские покои состояли из семи просторных комнат, связанных друг с другом позолоченными резными дверями. Спальни Ри и Банри открывались каждая в свою гардеробную и гостиную, а центральную комнату временно превратили в детскую. Теперь Изабо спала именно здесь, в кроватке, немногим большей колыбельки маленькой Бронвин, и куда менее роскошно украшенной.

Изабо металась между этой небесно-голубой комнатой и покоями Ри и Банри, уговаривая их поесть, выпить ее настои и взглянуть на свою прелестную дочку. Поняв, что знания Изабо о целительстве намного превышали ее собственные, Латифа переложила на девушку большую часть ухода за королевской четой, а сама тем временем попыталась привести в порядок дворцовое хозяйство. Номинально кухарка все еще управляла им, но она была настолько расстроена быстрым угасанием Ри и так волновалась о будущем, что ничем не напоминала себя прежнюю, деятельную. Часто, когда они с Изабо в тишине ночи бесшумно хлопотали в королевских покоях, старая кухарка плакала, заламывая руки. Она призналась Изабо, что сама приняла Джаспера в этот мир и никогда не думала, что он умрет раньше нее.

Ответственность легла на Изабо тяжелым бременем, и она постоянно жалела, что знания и мудрость Мегэн не могут ей помочь. Из всех ее обязанностей самую большую радость приносил уход за малышкой, ибо Бронвин быстро росла и, казалось, уже узнавала ее походку и голос. Большая потеря крови изнурила и ослабила Банри, но хорошее питание и отдых должны были вскоре помочь ей восстановить здоровье. А вот Ри действительно беспокоил Изабо. Его сердце билось прерывисто, а дыхание было поверхностным. Использовать митан слишком часто было нельзя, поскольку наперстянка была ядовита и при чересчур частом употреблении могла принести больше вреда, чем пользы. Вместо этого лекарства она дала Ри сироп дикого мака, чтобы помочь ему заснуть, и стала внимательно прислушиваться к его дыханию, боясь пропустить хоть малейшее изменение в нем.

— Может быть, малышка хочет к маме? — спросила Латифа тяжело поднимая с пола свое грузное тело. — Она уже час кричит, может, ты отнесешь ее к Банри?

— Банри спит, — ответила Изабо, — и я не хочу будить ее — последние несколько недель сон у нее был очень беспокойным. Не понимаю, что ее тревожит. Она даже смотреть на дочку не хочет, не говоря уж о том, чтобы покачать или покормить ее грудью.

— Молодые матери часто находятся в подавленном состоянии духа, — со знанием дела заявила Латифа. — Как только к ней вернутся силы, она полюбит малютку, не беспокойся.

— Она едва на нее взглянула, — сказала Изабо, качая Бронвин в колыбельке. И действительно, сколь бы тяжело ни было так говорить, Майя, казалось, не чувствовала к своей маленькой дочери ничего, кроме отвращения и неприязни. Джаспер был совершенно восхищен девочкой, но он был куда слабее, чем Майя.

Латифа поспешила уйти, оставив Изабо с малышкой одних. Ночь была ветреной, а по крышам старого дворца барабанил дождь. Где-то заскрипела плохо закрытая ставня. Изабо суеверно поежилась и поплотнее закуталась в шаль. Две ночи назад в окно комнаты Банри бросился ястреб, разбив стекло. Оглушенная ударом, черная птица лежала на полу среди осколков. Банри завизжала и позвала Изабо, велев ей выбросить птицу. Изабо встала на колени и подбадривая его, подняла комок перьев, но ястреб, несмотря на все слова утешения, поранил ей руку своим хищно изогнутым клювом.

Изабо умела говорить на языке ястребов, и такое поведение птицы ошеломило ее. Она выбросила ее из окна и плотно закрыла ставни, велев стражникам найти стекольщика. Кровь из раны заляпала пол, залив разбитое стекло. Это показалось ей дурным предзнаменованием.

Девушку тревожило очень многое. Странный язык, на котором Сани и Банри переговаривались в лесу в ночь рождения Бронвин; исчезновение старой служанки в эту же самую ночь; мешки с морской солью, которую Майя сыпала в лохань перед тем, как принимать ванну, и то, как она настаивала на том, чтобы запереть двери, несмотря на их беспокойство за ее безопасность. Когда она, наконец, впускала их, пол был мокрым от воды.

Латифа больше не смеялась над подозрениями Изабо. Казалось несомненным, что в Банри и в ее дочери должна была течь кровь Фэйргов.

— Но как? — шептала Латифа, и на ее круглом лице было написано страдание. — Как она могла так долго скрывать от меня свою истинную натуру? Бедный мой Джаспер, если он узнает, это разобьет ему сердце. Не говори ему ничего, Рыжая, он так любит свою малютку. Обещай мне, что не скажешь ему ни слова.

— Мы должны рассказать Мегэн! — воскликнула Изабо. — Она должна узнать об этом.

— Думаешь, я не пыталась с ней связаться? Она не отвечает на мой зов. Наверное, она погибла! — Латифа раскачивалась взад и вперед, ее старое лицо было сморщенным, точно личико младенца. — Что мне делать, что делать? — шептала она.

Прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как Мегэн бежала от Красных Стражей, и за все это время о ее местонахождении ничего не было слышно. Изабо чувствовала себя брошенной и забытой и очень жалела, что Латифа почти ничего не знала о планах Мегэн. До рождения зимы оставалась всего неделя, и Изабо чувствовала нарастающую тревогу. Что она должна была делать? Все, что она знала, это то что Мегэн пообещала поддерживать с ней связь, и все же уже долгие месяцы колдунья не давала о себе знать.

Качая в колыбельке спящую девочку, Изабо впала в усталую задумчивость. В комнате похолодало, и она подкинула в камин дров. Глядя на огонь, она думала о своем беззаботном детстве, вспоминала, как бегала вместе с лошадьми, плавала с выдрами, лазала по деревьям с донбегами и белками. В такие непогожие ночи, как эта, они с Мегэн сидели в их уютном доме-дереве, пили чай, и старая ведьма рассказывала ей бесконечные истории о Трех Пряхах или о Селестинах. При мысли о лесной ведьме на глаза навернулись слезы.

Мегэн, где ты? - подумала она.

Изабо...

Изабо вскинулась, нога соскользнула с колыбельки, и Бронвин протестующе завозилась во сне, потирая крошечными кулачками закрытые глаза. Мегэн...

Я здесь.

Где? Ты где?

Неподалеку. Как ты?

Я так по тебе скучала! Столько всего произошло...

Латифа рассказывала мне о твоей руке. Мне очень жаль, Изабо, очень жаль.

Изабо почувствовала, что слезы жгут ей глаза, и взглянула на свою бесполезную руку, перевязанную и спрятанную под фартуком.

Изабо, есть старая пословица — не знаю, скажет ли она что-нибудь тебе, но я помню, как Йорг повторял ее мне после того, как ослеп. Говорят, что лишь тот, кто страдал, может любить, только увечный может скорбеть...

Девушка ничего не ответила. Она вытерла щеки рукавом и горько подумала: Да уж, я действительно увечная.

Разумеется, Мегэн услышала ее мысли и ответила быстро и жестко.

Все из нас в каком-то смысле увечные, Изабо. Жизнь никого не щадит. Ты потеряла два пальца. А что тогда сказать о ведьмах, которые потеряли жизни? Мне очень жаль, что тебя так искалечили, но я рада, что все не закончилось еще хуже.

Где ты была, Мегэн? Мне так тебя не хватало... Вопреки всему, Изабо не удалось изгнать нотку обиды из своего мысленного голоса.

Мои мысли были с тобой, Изабо. Я не осмелилась связаться с тобой, это было слишком опасно. Расскажи мне, что у вас нового.

Банри родила дочку.

Я слышала. Что случилось? Ведь оставалось же еще шесть недель, даже больше.

Лазарь лягнул ее лошадь, и она вывалилась из седла... Кто?

Лазарь, мой конь. То есть... мой друг. Рыжий жеребец...

Конь, который проскакал Старым Путем? Облачная Тень рассказывала мне. Он лягнул Майю?

Изабо попыталась привести в порядок свои перепутанные мысли и внятно рассказать Мегэн о том, что произошло.

Это хорошо, Изабо, это очень хорошо. Я больше всего боялась, что дитя родится в Самайн, и тогда она могла обреститакие силы, которые нас совсем не обрадовали бы. С одной стороны, жаль, что девочка не умерла... Я чувствую твою реакцию — ты выхаживала ее? Что ж, она все-таки Ник-Кьюинн, кем бы ни была ее мать, так что в каком-то смысле я рада. А что с Джаспером?

Он быстро угасает, Мегэн. Это дело нескольких дней, если не меньше.

Ты должна удержать его в живых еще хотя бы ненадолго - в мысленном голосе Мегэн прозвучали горе и настойчивость.

Он умер бы несколько недель назад, если бы не снадобья, которые я для него приготовила.

Я знала, что у тебя хватит умения помочь ему. Это было одной из причин, по которым я послала тебя в Риссмадилл, когда не смогла отправиться туда сама. Ты уверена, что не сможешь помочь ему продержаться еще несколько дней?

Я заставляю его сердце биться уже очень долго после того, как оно должно было остановиться, но у него нет воли к жизни. Ты слышала о нападении Ярких Солдат?

Да, слышала. Мне снилось, что так будет.

И мне тоже...

Правда? Интересно. Может быть, у тебя есть дар предвидения... Изабо почувствовала прилив гордости. Мегэн продолжила: Хотя это не слишком вероятно. У меня нет такого Умения, и все же я видела эти сны. Должно быть, кто-то посылает мысленные предупреждения.

Ты тоже посылала мне? Ну разумеется, глупышка.

Я рада, что ты услышала их.

Врожденная честность заставила Изабо признаться: Латифа не хотела мне верить. Я не знаю, что делала бы, если бы нам не пришлось бежать от Ярких Солдат.

Ты должна продержать Ри в живых до Самайна, Изабо. Мы не сможем спасти Наследие раньше.

Ты говоришь о Лодестаре?

Тихо, глупая девчонка, даже если ты защитила свой круг, нас все равно могут подслушивать те, кому не составляет никакого труда проникнуть через такие непрочные преграды, как твои. Похоже, у Банри есть что-то вроде Магического Пруда, поэтому она может подслушивать...

Защитила?..

Последовало долгое молчание, потом Мегэн спросила настойчиво: Неужели ты нашла меня случайно, Изабо? Латифа не учила тебя, как осуществлять магическую связь? Ты окропила круг водой и золой?..

Нет...

Общение прервалось. Изабо упала перед очагом на колени, отчаянно взывая: Мегэн. Мегэн...

Она уловила еле слышный ответ. Я пришлю к тебе кого-нибудь. А теперь тихо, девочка, это слишком опасно!

На следующее утро Изабо встала совсем не отдохнувшей. Она проворочалась с боку на бок полночи, мучимая тревожными снами. Дождь прекратился, и из-за темных облаков робко выглянуло солнце. Она выкупала, покормила и переодела Бронвин без обычного удовольствия и понесла малышку к матери.

Майя не испытывала никакого желания видеть дочь и махнула Изабо, чтобы та отнесла девочку обратно. Девушка склонила голову и развернулась, собираясь унести Бронвин, но Банри остановила ее.

— Как ты сама, Рыжая? Ты что-то бледная.

— Спасибо, хорошо, Ваше Высочество, — ответила Изабо, все еще чувствуя неловкость в присутствии женщины, которая была ее тайной подругой, а на поверку оказалась тайным врагом.

— Похоже, ты находишься здесь круглые сутки. Почему бы тебе немножко не отдохнуть? Оставь ребенка с кормилицей. — Голос Банри был таким ласковым, что Изабо вспыхнула и благодарно улыбнулась ей, но, переодевая башмаки и накидывая плед, ей пришлось напомнить самой, кем была Майя.

В запущенном саду опавшие листья забились в фонтан и кучами валялись вокруг деревьев. Живая изгородь буйно разрослась, а клумбы пышно заросли розами, аквилегиями и крапивой.

Она собиралась поискать лабиринт, скрытый в сердце сада. Латифа рассказала ей, как Мегэн спрятала Лодестар в Пруду Двух Лун, заперев лабиринт Ключом. Несмотря на то что Изабо понятия не имела о планах Мегэн, она понимала, что они связаны с Лодестаром и лабиринтом.

Через три четверти часа, усталая и раздосадованная, она села под раскидистым дубом и сквозь серые ветви устремила взгляд на небо. Ей показалось, что она пошла неправильным путем. Мегэн не раз говорила ей: «Проблема похожа на запутанный клубок, но то, что кажется сложным, всегда можно упростить. Найди конец нитки и распутай весь клубок».

Поэтому Изабо присела и попыталась разобраться. Почти сразу же она улыбнулась и с новым пылом вскочила на ноги. Подоткнув юбки, она в который раз обругала про себя непрактичность женской одежды. Вскоре она уже сидела высоко на дереве, обозревая сверху весь сад. На дальнем конце виднелись почерневшие бревна и камни разрушенной Башни Ведьм, лишь одним оставшимся шпилем устремляющейся в голубую дымку неба. С другой стороны находились золотые купола дворца. Вокруг были лишь заросли облетевших деревьев, возвышающихся над вечнозелеными кустарниками и живой изгородью.

Изабо торжествующе улыбнулась, ибо в самой дальней части сада сквозь сучья виднелся маленький золотой купол, намного меньше, чем купола дворца, но столь же ярко горевший на солнце. Она спрыгнула на землю, обнаружив, что после нескольких месяцев, проведенных, в Риссмадилле, ее тело утратило гибкость, и направилась туда, где золотился купол.

Она подошла к высокой живой изгороди, увешанной гроздьями черных ягод, спрятанных глубоко в красных листьях. Кусты были слишком плотными и высокими, чтобы пробраться через них, поэтому она попыталась обойти их. Изгородь тянулась в обе стороны, насколько хватало взгляда. Вытянув шею, она увидела, что золотой купол находится прямо за кустами, поэтому пошла вдоль них, шурша листьями и наслаждаясь морозным воздухом.

Вскоре она добралась до цветника с украшенными резьбой скамейками по обеим сторонам. Лаванда пучками росла вокруг розовых кустов, перепутанных друг с другом и ощетинившихся густыми шипами. Цветник был окружен живой изгородью, а в одном его конце был арочный проход, ведущий обратно в сад. С другой стороны она заметила место, где изгородь когда-то была обстрижена, образуя еще одну арку, но прохода через нее не было.

Изабо забралась на скамейку и попыталась заглянуть за изгородь. На этот раз золотой купол оказался в совершенно другом месте — она шла не к нему, а от него. Озадаченная, она дошла до конца изгороди, повернула на восток, прошла вдоль высокой каменной стены и вышла на аллею, обсаженную высокими кипарисами. Лабиринт увел ее от купола, но когда она пошла по другой дорожке, купол снова скрылся за деревьями. Когда она в следующий раз увидела знакомый золотой проблеск, он снова оказался у нее за спиной. Изабо заулыбалась. Она повернулась спиной к куполу и пошла в противоположном от него направлении, очутившись, разумеется, к западу от купола, рядом с заросшим цветником.

Чумазая и потная, Изабо решила выйти из лабиринта и сходить к разрушенной Башне. Она так много слышала о Башне Двух Лун от Мегэн, что это стало для нее почти паломничеством. Через десять минут быстрой ходьбы она очутилась на широкой лужайке перед развалинами. Девушка стояла, глядя на обугленные балки, закопченные стены, разбитую колоннаду. Даже того, что осталось, хватило, чтобы понять, как красиво было это здание когда-то, и Изабо обнаружила, что глотает слезы.

Она вытерла мокрые щеки руками и быстро огляделась вокруг. Массивный вал, возвышавшийся с противоположной стороны, тщательно охранялся, и ей пришлось дожидаться, пока караул не удалится из виду, прежде чем продолжать свою экскурсию.

Девушке не хотелось больше смотреть на обугленное и разрушенное здание, поэтому она направилась прямо к единственной уцелевшей Башне. Она медленно переходила из одного зала в другой, восхищаясь резьбой и мозаикой, украшавшими их. Они напомнили ей о Башне Грез, хотя до разрушения она должна была быть намного больше и величественней, чем крошечная башня Ведьм в лесах Эслинна.

Изабо поднялась по парадной лестнице, оказавшись на верхнем этаже, и вышла на украшенный великолепной резьбой балкон с тонкими колоннами, поддерживающими остроконечные арки. Стараясь держаться в их тени, девушка посмотрела на расстилавшийся внизу сад. Как она и ожидала, лабиринт был виден отсюда как на ладони. Образованные тисовыми деревьями и кустами, прихотливые изгибы лабиринта окружали зеленую гладь пруда. Вокруг него возвышались каменные арки, а вымощенная камнями площадка заканчивалась невысокими изогнутыми ступенями. На западном берегу стояло прекрасное круглое здание, держащееся на аркбутанах и покрытое позеленевшей медной крышей.

Она запоминала каждый поворот лабиринта до тех пор, пока не смогла воспроизвести его с закрытыми глазами, потом поспешила обратно по лестнице. Ее отсутствие и так затянулось дольше, чем она рассчитывала, и ей не хотелось, чтобы кто-нибудь заинтересовался, чем это она занималась.

Во дворце было тихо. Латифа кивнула стражникам, стоящим перед дверью Ри, поскольку ее собственные руки были заняты подносом, и они распахнули перед ней позолоченные створки. Она вошла в темную, освещенную лишь огнем в камине комнату с удивительной для ее грузного тела бесшумностью, поставив поднос на один из столиков. Ри спал, а Изабо, присматривавшая за ним, устало кивнула старой кухарке со своего кресла у огня. На коленях она держала спящую малышку, гладя мягкий темный пушок, покрывавший ее маленькую головку.

— Заснул наконец, — прошептала Изабо. — Я дала ему еще макового сиропа, но он тревожит меня, Латифа, сердце у него бьется неритмично, и дыхание неровное.

Кухарка кивнула, ее смуглое лицо озабоченно нахмурилось.

— Побудь с ним, Рыжая. Я знаю, уже поздно, но думаю, что его не стоит оставлять одного.

Изабо кивнула, и Латифа через детскую прошла в комнаты Банри. Все было тихо, и она в который раз подумала, что же произошло с ее старой противницей Сани, которая исчезла в ночь рождения Бронвин. Несмотря на поиски, которые длились несколько дней, на холмах, окружавших лагерь, не обнаружили никаких ее следов, и когда об этом сказали Майе, Банри прикрыла глаза и сказала:

— Должно быть, Сани решила, что она нужнее где-нибудь в другом месте.

Кухарка освободила поднос, наполнила кувшин Банри свежей водой и тяжело дыша подкинула в огонь еще дров. Я становлюсьслишком толстой для всего этого, подумала она и внезапно оглянулась через плечо.

Она заметила, что Банри наблюдает за ней. Ее серебристо-голубые глаза слегка мерцали в отблесках огня. Как только Латифа обернулась, Майя улыбнулась и сказала хрипло:

— Ты так добра к нам, Латифа, что бы мы делали без твоей поддержки и заботы?

Латифа залилась румянцем.

— Благодарю вас, Ваше Высочество.

— Ты всегда была такой верной, — продолжила Банри еще более хриплым голосом. — Ты любишь Ри так же сильно, как и я. Я так беспокоюсь за него, Латифа. Боюсь, что это последнее предательство окончательно сломило его дух. — Она беспрестанно крутила головой, и ее шелковистые волосы разметались по подушке. — Если бы я только не подвела его так... — Ее голос прервался.

— О чем вы говорите?

Майя взмахнула рукой.

— Я не смогла дать ему наследника.

— Но у вас же чудесная девочка — я знаю, она еще совсем крошка, и родилась слишком рано, но она сильная и здоровая...

— Но она не может править, — ответила Майя.