ОСТРОВ БОЖЕСТВЕННОЙ УГРОЗЫ

Фанд скорчилась в темноте, прислушиваясь. Хотя тишину не нарушало ни шевеление воздуха, ни шум капающей воды, Фанд знала, что они здесь и слушают ее так же напряженно, как она слушала их.

Она осторожно пошевелилась, вытянув одну ступню и растопырив пальцы, потом сжала и разжала кулаки. Это стало для нее чем-то вроде ужасной игры, единственным сопротивлением, которое она могла оказывать пытке их постоянного внимания. Они хотели, чтобы она умерла, она знала это, они хотели, чтобы она сдалась и позволила своим мышцам сжаться, легким замереть, крови застыть. Хотя Фанд жаждала ласкового избавления смерти, умереть означало позволить им восторжествовать над ней. Какой-то упрямый клочок ее решимости удерживал ее в живых в обломках ее рассудка и духа, заставлял ее сердце биться несмотря на все то, что они с ней делали.

Фанд не знала, сколько времени уже находится здесь. Вся ее жизнь до этого казалось обрывком сна, который задержался в ее памяти надолго после того, как она очнулась, скорее след эмоции, чем воспоминание. Она была счастлива, она знала это. В той жизни было сияющее море, мягкий песок и теплые поцелуи, которые наполняли ее тело светом и жизнью. В ней было лицо, смуглое и гордое, с серебристо-голубыми глазами, в которых горела страсть…

Темнота шевельнулась. Она замерла.

— Кого? — зашептали они. — Кого ты любишь? Кого ты ненавидишь?

Фанд не ответила. Вокруг нее медленно разгорелся мертвенный зеленоватый свет. Над ней стоял круг жриц, и фосфоресцирующее зеленое сияние превращало их лица в гротескные маски.

— Почему ты не умираешь? — спросила одна.

— Тебе что, не холодно? Ты не хочешь есть?

— Почему ты не умираешь?

— Ты ненавидишь нас?

— Ты желаешь нам смерти?

— Ты любишь нас?

Они склонились над ней. В левой руке у каждой извивался электрический угорь со сверкающим голубовато-белым хвостом. Фанд сжалась.

— Кого ты любишь?

— Я люблю вас, — сказала она хрипло. Все ее тело неукротимо дрожало.

— А мы не любим тебя, глупая полукровка, — отозвались они и принялись хлестать ее хвостами электрических угрей. Она отпрянула, пытаясь спастись, но они были повсюду вокруг, смеясь над ней, хохоча. Она сжалась в комочек, прикрыв голову руками и подтянув колени к подбородку. Электрические угри больше не ударили. Через миг она подняла глаза.

— Ты любишь Йора? — Шипение было негромким, свистящим.

— Да, да, я люблю Йора, — пролепетала она.

— Йор все. Йор могущество. Йор сила. Йор власть. — Жрицы ходили вокруг нее, их голоса звенели, полные страсти. — Йор все. Йор могущество. Йор сила. Йор власть.

— Йор все, — согласилась Фанд. — Йор власть.

Долгое время единственным звуком был лишь шелест их мехов по каменному полу и свист хвостов электрических угрей.

— Кого? — прошептали они. — Кого ты любишь? Кого ты ненавидишь?

— Я люблю Йора. Йор все. Йор могущество. Йор сила. Йор власть.

— Йор все. Йор могущество. Йор сила. Йор власть, — эхом отозвались жрицы.

— Йор все. Йор могущество. Йор сила. Йор власть, — отчаянно повторила Фанд.

Снова воцарилась тишина. Фанд почувствовала, что на лбу, на ладонях и на ступнях у нее выступил пот. Каждая клеточка в ее теле съежилась в ожидании боли. Но боль не пришла.

Одна из жриц склонилась и откинула волосы у нее со лба. Фанд шарахнулась, и она сочувственно поцокала языком.

— Тише, тише, маленькая девочка-человек. Ты хорошо держишься.

— Ты не умерла, — сказала одна из остальных.

— Почему ты не умерла? — подхватила другая.

— Тебе что, не холодно? Тебе что, не хочется есть? Ты что, не ослабла?

Вокруг нее снова засвистели хвосты электрически угрей. Фанд вжалась в ледяной камень.

— Ты хорошо держишься, — повторила первая, нежно гладя Фанд по волосам. — Возможно, ты не так слаба, как мы считали.

— Не так слаба, не так слаба, — тихо откликнулись остальные.

Фанд не могла оторвать глаз от лица жрицы. На глазах у нее выступили слезы.

— Ты любишь меня? — ласково спросила жрица. Фанд кивнула, и слезы покатились у нее по щекам. Жрица расстегнула тяжелый плащ из тюленьего меха и сбросила его на нее.

— Спи, малышка, — сказала она.

Финн благодарно прижала к себе мягкий теплый мех и закрыла глаза.

Пробудил ее всего лишь через минуту или две обрушившийся на нее потоп снега и воды, а меховой плащ безжалостно сорвали с нее. Не сдержавшись, она вскрикнула от потрясения и боли. Они хлестали ее электрическими угрями, крича на нее, обвиняя ее. Из какофонии звуков сложился крик:

— Ты не должна любить никого, кроме Йора, никого, кроме Йора. Йор твой бог, твой повелитель, твой любовник, цель твоей жизни. Йор все. Йор могущество. Йор сила. Йор власть.

— Йор все. Йор могущество. Йор сила. Йора власть, — тупо повторила Фанд, но натиск не ослаб. Она видела лишь голубовато-белые арки шипящего света, когда электрические угри поднимались и со свистом опускались на нее, и плавающие сферы темно-зеленого света позади. Она закрыла глаза и сжала зубы.

После этого они на очень долгое время оставили ее в одиночестве. Она немного поплакала, потом, когда глубокий колодец горя внутри у нее иссяк, Фанд впала в какой-то ступор. Слова и образы мелькали у нее в мозгу, шумные, пестрые, бессвязные.

— Ты горюешь о принце Ниле? — спросил нежный голос.

Фанд не ответила. Нила, подумала она.

— Ты должна постараться забыть его, — сказал невидимый голос, полный сочувствия. — Он забыл тебя, можешь быть в этом уверена. Он найдет себе какую-нибудь другую наложницу, в чье лоно можно пролить свое семя. Мужчины — ветреные и непостоянные существа. Они не умеют любить, как женщины. Их любовь недолговечна.

Надолго воцарилась тишина. Потом медленно и настойчиво голос снова заговорил.

— Любовь принесет тебе лишь горе и боль, неужели ты не понимаешь? Я любила когда-то, долгое-долгое время назад. Теперь я мудрее.

Фанд почувствовала на волосах нежную руку, потом к ее губам поднесли стакан с вином из морского лука. Она жадно выпила его, съела несколько кусочков сырой рыбы, которые точно так же поднесли к ее губам. Еда и вино вызвали у нее прилив энергии, настолько сильный, что ее затошнило. Рука погладила ее влажный лоб, потом ее снова прикрыли плащом. Она вздохнула и прижалась к нему щекой.

— Ты любишь меня? — мягко спросил голос.

Фанд покачала головой.

— Нет, — ответила она так тихо, что ее голос был почти неслышным. — Я ненавижу тебя.

— Ты любишь принца Нилу?

— Нет, — ответила она, и ее голос слегка окреп. — Я люблю только Йора.

— Это хорошо, — ответил голос, и она услышала шелест мехов удаляющейся жрицы. Она осталась одна в непроглядной темноте, одна впервые за несколько месяцев.

Темную тишину нарушали колеблющийся зеленый свет и приглушенные голоса. После боли была темная тишина. Никакого другого деления времени не было. Темнота, зеленый свет и боль, темнота. Они все время задавали ей одни и те же вопросы, и Фанд лихорадочно пыталась найти правильные ответы. Постепенно боль стала менее частой, хотя вопросы стали изменяться.

— Как тебя зовут?

— У меня нет имени.

— Кто ты?

— Я никто.

— Ты любишь меня?

— Нет, я ненавижу тебя. Я ненавижу вас всех.

— Ты любишь принца Нилу?

— Нет. Я ненавижу его. Я люблю лишь Йора.

— Почему ты ненавидишь принца Нилу?

— Мужчины эгоистичные, непостоянные. Он покинул меня.

Жрицы вновь обрушили жгучие хвосты электрических угрей на ее обнаженную плоть, и она отчаянно закричала:

— Я люблю только Йора! Йор все. Йор власть. Нила ничто. Ничто!

Боль прекратилась.

— Почему ты не мертва?

— Потому что вы оставили мне жизнь. Йор оставил мне жизнь!

— Почему Йор оставил тебе жизнь?

— Чтобы я могла служить ему.

Они принялись безжалостно хлестать ее, снова и снова.

— Какая польза от тебя, морская пена, тухлая требуха морской коровы? Слабая, хилая, глупая полукровка. Какой от тебя толк? Никакого. Что ты можешь? Ничего. Зачем ты нужна Йору? Ты с таким же успехом могла умереть. Ты никому не нужна. Почему ты не умираешь? Ты не нужна нам, бесполезная жалкая груда костей. К чему ты нам? Ты даже не можешь отрастить хвост. Какой от тебя толк? У тебя нет ни кожи, чтобы сделать плащ, ни мяса, чтобы съесть, ни крови, чтобы выпить, ни огня, чтобы обогреть нас…

Что-то внутри Фанд с треском сломалось. Внезапно полыхнуло ослепительное пламя, прорвавшееся сквозь слабую защиту ее ладоней. Ее плоть была красной, а кости внутри нее темными. До нее донеслись страшные вопли. Она открыла глаза. Сердце у нее колотилось. Пещеру озарял яркий свет. Было очень жарко. Вокруг нее стояло шесть огненных столбов, кричащих, колотящих себя пылающими руками. Вопли не утихали. Жрицы катались по полу, бросались на стены, а жадное пламя продолжало беспощадно пожирать их плоть. Скоро они уже больше не кричали и не катались. Языки пламени сыто улеглись, превратившись в тлеющее сияние на бесформенных почерневших фигурах. По пещере расползалась вонь горелой плоти.

— Вы хотели огня, — сказала Фанд. — Теперь вам тепло?

Крошечный островок Жриц Йора, серый и неприступный, возвышался над морем, выступая из бушующей белой воды, бьющейся об отвесные скалы. Воздух наполняли печальные крики тысяч морских птиц. Этот звук был таким одиноким, какого принц Нила никогда еще не слышал. Он плыл в ледяной воде, с замирающим от дурного предчувствия сердцем глядя на отвесные скалы. Что с ним сделают, если обнаружат его там?

Мне плевать, подумал он. Что они еще могут сделать?

Это были самые горькие шесть месяцев в жизни Нилы. Вместе с Фанд из нее ушла вся радость, вся надежда и счастье. То, что он не смог спасти ее, не давало ему покоя. «Но что я мог сделать?» — спрашивал он себя в стотысячный раз, не находя облегчения.

За Нилой пристально следили приспешники его отца, и он не мог найти даже утешения одиночества в разрушенной башне ведьм или в темных глубинах Бездонных Пещер. Куда бы он ни шел, за ним постоянно кто-то следил, донося о каждом его шаге. Он выставлял напоказ черную жемчужину у себя на груди, а в его голосе, когда он говорил с братьями, звучала открытая насмешка, а двоих из них он убил в поединке, воспользовавшись какими-то ничтожнейшими поводами. Его наполняло какое-то безрассудное пренебрежение к собственной жизни, и все же почему-то при всем этом он стал повышенно чувствительным к пренебрежению со стороны остальных. Ниле удалось пережить еще три покушения, убив в процессе еще одного брата и семерых его лакеев. Когда бесконечные зимние ночи начали наконец укорачиваться, у Нилы прорезались клыки и он заметил в голосе отца необычную благосклонность. Королю Фэйргов нравилась гордость и высокомерие Нилы, его новообретенная агрессивность. Даже его тринадцать оставшихся в живых братьев стали относиться к нему с осторожностью.

Лед, сковывавший вход в Пещеру Тысячи Королей, растаял, и воины смогли отправиться на охоту за китами, начиная ежегодное летнее плавание к югу. У Нилы наконец появилась возможность ускользнуть от пристального внимания отца, и он немедленно поплыл на поиски Фанд.

Остров жриц находился неподалеку от Острова Богов. Нила добрался до него всего за несколько часов, но остаток дня провел в попытках найти какой-нибудь способ попасть на него. Он трижды оплыл его вокруг, пытаясь вскарабкаться на его скалы и ныряя глубоко в океан в поисках подводной пещеры. Все было напрасно. В конце концов он сдался и поплыл обратно.

Его отсутствие, разумеется, не осталось незамеченным. Его унизили перед всем двором. Его отец с пеной ярости на губах понизил его в звании и приговорил к шести ударам электрическими угрями. Нила вытерпел порку в угрюмом молчании и втихомолку смеялся над своим разжалованием. Когда большая часть двора покинет Остров Богов, чтобы плыть за голубыми китами, он должен будет остаться охранять Пещеру Тысячи Королей с остальными воинами, которых сочли слишком слабыми, старыми или неопытными, чтобы плыть на юг. Хотя в любое другое время такое понижение задело бы Нилу за живое, сейчас он был только рад этому. У него будет все лето, чтобы попытаться отыскать свою любовь.

Но лето уже почти прошло, а Нила все еще не смог найти способа попасть на остров Божественной Угрозы. А теперь его терзал ужасный страх, душа его, точно щупальце гигантского спрута.

Все месяцы разлуки Нила чувствовал Фанд так ясно, как будто она звала его сквозь тьму. Он чувствовал боль и горе, гнев и одиночество, он чувствовал медленное умирание ее души. Но прошлой ночью, ночью летнего солнцестояния, он резко, словно от точка, проснулся, выкрикнув ее имя. Ему снился огонь, это ужасное оружие людей, эта разрушительная, нечестивая, неестественная сила, которая растапливала лед, испаряла воду и дотла сжигала плоть. Ужас, испытанный им во сне, не отпускал его весь день, а когда ему наконец удалось избавиться от него, он понял, что больше не чувствует Фанд. Как будто она умерла.

Истерзанный страхом, он сбежал от своей стаи и поплыл на остров Божественной Угрозы, не в силах признаться самому себе, что может быть уже слишком поздно. Это был уже шестой раз, когда он плавал вокруг неприступной скалы, но не видел никаких признаков жизни, кроме туч кричащих птиц. Его снова наполнило черное отчаяние.

Внезапно птицы, сидевшие на скале, взлетели в воздух и с криками закружились над камнями. Нила озадаченно посмотрел в ту сторону, удивляясь, что могло вспугнуть их. Внезапно все его нервы напряглись. Он нырнул в волны, быстро поплыв к скале. Далеко впереди он заметил бурлящее зеленое свечение ночесферы. Он резко остановился, двигая хвостом из стороны в сторону. Потом устремился в глубину, захлопнув ноздри и раскрыв трепещущие жабры. Свет стал сильнее, потом он увидел шестерых жриц, выплывающих из чернильно-черных глубин, с ночесферами в руках. Ослепленные зеленым сиянием, они не видели его. Они устремились к поверхности, и их головы прорвали водную пленку, так что Нила мог видеть лишь их сильные серебристые хвосты, разрезающие воду.

Жрицы уплыли. Он подождал, пока его легкие не начало жечь, а жабры не задрожали от напряжения, потом всплыл на поверхность, чтобы подышать. Он находился очень близко от острова, опасно близко. Прямо перед ним вздымались длинные зеленые волны, разбивавшиеся о скалы в клочья белой пены. Он чувствовал, как их сила увлекает его за собой. Нила набрал полные легкие воздуха и нырнул.

Он погружался все глубже и глубже в непроглядную черноту, широко раскрытые глаза смотрели по сторонам. Его рука задела подводное основание острова, гладкое и слизкое на ощупь. Он поплыл вдоль скалы вниз, на сто футов, потом на двести. Он никогда еще не нырял на такую глубину. Его сердцебиение замедлилось, в ушах размеренно стучало. Легкие охватил огонь. Триста футов. Нилу затошнило, голова закружилась. Он перестал понимать, где низ, а где верх. Лишь скала, скользящая у него под пальцами, давала ему хоть какую-то уверенность. Он задумался, сколько времени он уже находится под водой. Определенно дольше, чем когда-либо раньше. Большинство Фэйргов могло продержаться под водой не больше пяти минут. Он пробыл уже в три раза дольше. Он с трудом подавил желание задышать носом, понимая, что вдохнет одну воду. Перед глазами поплыли цветные пятна. Сердце у него билось так медленно, что каждый нескончаемо длинный промежуток перед следующим ударом его охватывала паника. В тот самый миг, когда он уже решил, что умирает, его пальцы наткнулись на пустоту. Он замедлил спуск, изогнул хвост и поплыл вдоль изгиба скалы.

Его голова прорвала воду и вынырнула на воздух. Нила со свистом вдохнул, его изголодавшиеся легкие жаждали кислорода. Голова у него кружилась, пульс лихорадочно скакал. Он почувствовал под собой выступ скалы и выполз из воды, слишком измученный, чтобы даже принять свою сухопутную форму. Было темно.

Шли минуты. Его пульс выровнялся, дыхание стало более размеренным. Он принял сухопутный вид, выбрался подальше из воды, стукнувшись головой о каменную стену. Было темно, точно в логове у осьминога, темно, как в любой из Бездонных Пещер. Темнота напомнила ему, что он совершает самое страшное святотатство. Мужчина, пытающийся проникнуть в тайны острова Божественной Угрозы?

Но он зашел уже слишком далеко, чтобы возвращаться. Нила принялся пробираться по выступу, ощупывая дорогу руками и неловко пригибаясь, чтобы еще раз не врезаться в стену. Он почувствовал на своей щеке дуновение ветерка и повернул туда, ползком пробираясь по галерее и обдирая кожу на ладонях и коленях. Движение воздуха стало сильнее. Ему показалось, что пространство вокруг него расширилось. Хотя не было слышно ни звука, Все волосы у него на голове встали дыбом, чешуи съежились. За ним наблюдали, его слушали. Он замер, напрягая все свои чувства, пытаясь убедить себя, что это просто его страх.

Внезапно повсюду вокруг него вспыхнул свет, зловещее мечущееся свечение рыбы-гадюки, запертой в стеклянном шаре. Его со всех сторон окружали Жрицы Йора, злобно глядя на него. Они ничего не говорили, просто смотрели, и их бледные глаза странно мерцали в зеленоватом свете. Нила посмотрел на них в ответ, и его охватило фаталистическое спокойствие.

— Принц Нила, четырнадцатый сын Помазанника Йора, почему ты появился в нашем доме украдкой? Разве ты не знаешь, что мы можем распороть тебе живот и освежевать как рыбу за такую дерзость?

— Я пришел за Фанд, — сказал он. Собственный голос показался ему каким-то странным, чужим.

— Здесь нет никого с таким именем.

— Фанд. Моя наложница. Я пришел за ней.

— Здесь нет никого с таким именем.

Голова у него кружилась, пульс бился быстро и лихорадочно.

— Фанд, — сказал он упрямо.

— Рабыни, которую ты знал как Фанд, больше нет, — сказала жрица. Ее голос был тихим и свистящим, но от него почему-то кровь стыла в жилах. — Теперь она Жрица Йора. У нее нет имени. Она никто.

— Фанд, — повторил он отчаянно, оглядывая их лица, подсвеченные снизу ночесферами, придававшими им выражение демонического веселья.

— Встань, Принц Нила, четырнадцатый сын Помазанника Йора. Ты осмелился явиться на остров Божественной Угрозы, и ты заплатишь за это. Но сначала мы покажем тебе твою бывшую наложницу.

Круг жриц расступился. Нила как-то нашел в себе силы встать, хотя живот у него сводило, а ноги дрожали. Он пошел за ими по бесконечным пещерам и галереям, спотыкаясь в неверном мерцании их ночесфер. Наконец они очутились в галерее, выходившей на огромную пещеру, заполненную концентрическими кругами жриц, державших над головами мерцающие ночесферы. Фанд стояла в самом центре, с широко распахнутыми пустыми глазами, положив руки на громадную ночесферу, установленную на основании из хрусталя. При виде этого его глаза расширились. Ночесфера Найи была самой сокровенной и драгоценной реликвией Жриц Йора. Многие тысячи погибли, спасая ее от нападений людей, и святотатством было без разрешения даже взглянуть на нее, не говоря уж о том, чтобы прикоснуться к ней. Должно быть, Фанд обладала действительно огромными силами, если ей позволили возложить руки на Ночесферу Найи.