Они знали также и то, что никто не будет подбирать раненых, и, если кому-нибудь из них попадется на глаза тяжело раненный товарищ, то он сделает для него то единственное, что будет в силах в такую минуту, — поможет уйти из жизни быстро и без мук — во всяком случае, это всегда лучше, чем умирать от ран или томиться в плену. Таковы были правила, по которым жили и выполняли свою задачу наемники, и правилам этим следовали неукоснительно.

Около полудня они разбрелись по своим каютам.

Все проснулись рано утром. Наступил день Девяносто Девятый. Шеннон половину ночи провел с Вальденбергом, не спуская глаз со стрелки небольшого радара, установленного в дальнем углу рубки. Стрелка вращалась по периметру, очерчивая линию побережья.

— Вы должны подойти с южной стороны столицы на расстояние видимости береговой линии, — сказал он капитану. — И все утро будете медленно двигаться к северу, параллельно берегу, чтобы к полудню мы смогли оказаться здесь.

Он описал пальцем дугу, показав, как они должны подойти к Зангаро с севера. Проведя двадцать дней в море, он стал доверять немцу-капитану. Получив свою долю в порту Плоче, Вальденберг сразу стал членом команды заговорщиков и полноправным участником сделки и все это время предпринимал все, что было в его силах, чтобы операция закончилась успешно. Шеннон был совершенно уверен в том, что капитан, согласно договору, будет держать «Тоскану» в четырех милях от берега чуть южнее Кларенса в течение всего времени, которое потребуется для проведения операции. Услышав команду, переданную по переговорному устройству, он приведет судно в полную готовность и, подобрав на борт уцелевших, которые доберутся до корабля на моторных лодках, на всех парах двинется в открытое море. У Шеннона было слишком мало людей, чтобы он мог хоть одного оставить для наблюдения за Вальденбергом, поэтому ему не оставалось ничего другого, как доверять ему.

Он уже нашел частоту, на которой должен был передать сообщение Эндину по судовой рации. Первое сообщение должно было быть передано в полдень.

Утро тянулось невыносимо медленно. В корабельную подзорную трубу Шеннону было видно устье реки Зангаро и долгая низкая полоса зарослей мангровых деревьев вдоль горизонта. Ближе к полудню он заметил, что полоса зеленых насаждений поредела в районе Кларенса, и подозвал к окуляру Вламинка, Лангаротти, Дюпре и Земмлера. Они тоже заметили поредевший лес, и каждый, наглядевшись вдоволь, уступал место другому. Они курили больше обычного и, раздраженные бездействием, бродили по палубе. Близость опасности порождала желание броситься ей навстречу.

Ровно в полдень Шеннон начал передавать первое сообщение.

Он говорил открыто, не прикрываясь шифром. Но сообщение было короткое и состояло всего из одного слова — «Подорожник». В течение пяти минут он произносил его в микрофон каждые десять секунд, потом сделал пятиминутный перерыв, повторил сообщение. Трижды в течение тридцати минут, каждый раз с пятиминутным перерывом, он возобновлял передачу и надеялся, что Эндин на суше, где бы он ни был, примет его. Сообщение означало, что он со своими людьми на месте, что они готовы к операции по захвату Кларенса и дворца Кимбы и что начало ее, как обговорено ранее, назначено на предрассветный час следующего утра.

В двадцати милях от места стоянки «Тосканы» Саймон Эндин, услышав это слово по своему транзистору «Браун», задвинул длинную стрелу антенны, покинул балкон гостиничного номера и вернулся в спальню. Затем он начал терпеливо и обстоятельно объяснять бывшему полковнику зангарийской армии, что он, Антуан Боби, в течение ближайших двадцати четырех часов станет президентом республики Зангаро. В четыре часа пополудни полковник, причмокивая губами и прищелкивая языком, предвкушая удовольствие от гнева, который обрушит на головы тех, кто в свое время способствовал его изгнанию, заключил сделку с Эндином — подписал контракт, по условиям которого «Бормак Трейдинг Компани» предоставлялось исключительное право на горнорудные разработки в районе Хрустальной горы на ближайшие десять лет. При этом процент, отчисляемый в казну зангарийского правительства, был настолько мал, что имел чисто формальное значение. Эндин положил подписанный договор в конверт и подписал чек, подлежащий оплате в швейцарском банке на имя Антуана Боби. На чеке была проставлена кругленькая сумма в полмиллиона долларов.

Тем временем в Кларенсе своим чередом шли приготовления к празднованию Дня Независимости. Шестеро заключенных, жестоко избитые, лежали в подвале бывшего колониального полицейского управления и с ужасом прислушивались к яростным воплям членов Союза Патриотической Молодежи им. Кимбы, которые в это время маршем проходили по улицам. Заключенные знали, что завтра, во время церемонии празднования, они будут забиты насмерть на главной площади. Это входило одним из пунктов в праздничную программу, которую Кимба составлял сам. Почти все здания в городе были украшены портретами президента, а жены дипломатов уже заранее репетировали тяжелый приступ мигрени, который, «ах, как жаль!», не позволял им присутствовать на столь знаменательной церемонии.

Во дворце, за плотно закрытыми окнами и запертыми дверьми, президент Жан Кимба сидел в одиночестве за своим столом и мысленно вновь проходил весь шестилетний путь своего правления.

В течение дня «Тоскана», неразлучная со своим смертоносным грузом, постепенно развернулась и медленно двинулась назад вдоль побережья к югу.

Шеннон сидел в рубке, попивая кофе, и в который раз объяснял Вальденбергу, где желательно оставить «Тоскану», ожидая их возвращения.

— Держите ее севернее границы вплоть до захода солнца, — говорил он. — В начале десятого вечера снова разводите пары и двигайтесь по диагонали к берегу. Между закатом и девятью мы спустим на воду с кормы три полностью загруженные лодки. Эта операция будет проводиться при свете фонарей и достаточно далеко от берега — не менее чем в десяти милях.

Когда вы пустите корабль вперед, старайтесь двигаться как можно медленнее, чтобы к двум часам утра оказаться в четырех милях от берега и в миле к северу от полуострова. В этой точке вас будет незаметно из города. Особенно при выключенных прожекторах. Насколько мне известно, на острове радара нет, и корабль появляется в зоне видимости только уже в порту.

— Если он у них даже и есть, зачем его направлять на «Тоскану»? — проворчал капитан. Он стоял, склонившись над картой береговой линии, измеряя расстояние с помощью циркуля и линейки. — Когда спустится первая лодка?

— В два. С ней пойдет Дюпре и его минометный расчет.

Остальные две лягут в дрейф и достигнут берега часом позже.

Ясно?

— Ясно. — Вальденберг кивнул. — Я буду на месте.

— Тут нужно действовать с точностью, — настаивал Шеннон. — Мы из Кларенса огней не увидим, если бы даже они были, вплоть до тех пор, пока не подойдем к берегу. Поэтому ориентироваться будем только по компасу и скорости движения. Береговая линия, если все в порядке, может быть не далее чем в ста метрах.

Многое зависит и от неба — тучи, луны, звезды.

Вальденберг кивнул. Остальное он уже знал наизусть.

Услышав первые орудийные залпы, он должен вывести «Тоскану» из гавани на четыре мили от берега и на две мили отойти к югу от Кларенса так, чтобы оказаться в четырех милях от оконечности острова. С этого момента ему останется только не отходить от переговорного устройства. Если все будет идти как задумано, он должен оставаться там вплоть до рассвета. Если заговорщиков постигнет неудача, то ему придется включить прожектора на топ-мачте, на фок-мачте и на корме, чтобы указать путь возвращающимся на «Тоскану».

Тьма в эту ночь стояла чернильно-густая, поскольку небо было затянуто тучами, и проблески лунного света, если бы и появились, то не раньше, чем к утру. Сезон дождей уже начался, и дважды за последние сутки дождевые потоки обрушивались с прохудившихся небес. Метеосводка обещала в ближайшие сутки кратковременные дожди, но шквалов не предполагалось, и можно было только молить Бога, чтобы затяжные ливни не обрушились на эту местность именно в то время, когда люди будут добираться до берега на лодках или еще того хуже, во время атаки на дворец.

Перед заходом солнца брезентовое покрытие было снято с оборудования и разложено на палубе, а как только темнота сгустилась, Шеннон и Норбиатто стали готовить к отплытию первую лодку, ту, на которой предполагалось отплыть Дюпре.

Ворот для спуска лодки не понадобится — вода была всего в восьми футах над палубой. Полностью загруженную лодку спустили на воду вручную, и Дюпре с Земмлером спустились в нее, плавно пританцовывавшую на волнах под боком «Тосканы».

Они вдвоем перетащили тяжелый мотор на место над кормой и закрепили болтами. Прежде чем поставить короб-глушитель, Земмлер запустил мотор и дал ему пару минут поработать.

Сербский механик уже проверял его в свое время достаточно внимательно, и теперь он работал как швейная машинка. А когда сверху водрузили глушитель, шум мотора стал похож на тихое бормотание.

Земмлер вылез, и спустил оборудование в протянутые руки Дюпре. Это были станины и прицельные устройства минометов, два минометных ствола. Дюпре забирал сорок мин для дворца и двенадцать для бараков. На всякий случай он взял шестьдесят — все заряжены и готовы к взрыву в любую минуту. Еще он взял обе пусковые для осветительных ракет и десять световых зарядов к ним, одну аварийную сирену, один переговорник и ночной бинокль. Через плечо повесил свой личный «шмайссер» и на пояс прикрепил пять полных магазинов. Двое африканцев, которые шли с ним, Тимоти и Санди, спустились в лодку последними.

Когда все было готово, Шеннон перегнулся через борт и посмотрел вниз на поднятые к нему три лица, освещенные тусклым лучом фонаря.

— Желаю удачи, — негромко сказал он.

Вместо ответа Дюпре поднял большой палец и кивнул.

Зажав в руках фал лодки, Земмлер отошел назад по борту, а Дюпре подтягивал другой конец на себя, когда лодка встала с «Тосканой» бок о бок в полной темноте, Дюпре привязал ее фал к перилам на корме. Трое мужчин остались сидеть в лодке, качающейся на волнах.

Для того, чтобы спустить вторую лодку, потребовалось меньше времени, потому что ее держали в подвешенном состоянии. Теперь спустились для установки мотора Вламинк и Земмлер, так как это была их лодка. Вламинк брал с собой одну базуку и двенадцать ракет. Две оставил себе, остальные отдал своему напарнику, Патрику. У Земмлера был «шмайссер» и пять магазинов, каждый в отдельном подсумке, закрепленном на поясе. Вынуть магазин при этом было достаточно легко в любой необходимый момент. На груди у него болтался ночной бинокль, а к бедру прикреплен переговорник. Поскольку он единственный владел немецким, французским и довольно сносно английским, то должен был исполнять роль радиста. После того, как оба белых устроились в лодке, по веревочной лестнице стали спускаться Патрик и Джинджа, который должен был выполнять роль напарника Земмлера.

Когда они тоже оказались на месте, фал Дюпре передали Земмлеру, и он привязал его за конец к своей лодке. Обе надувные лодки вытянулись в одну линию вдоль кормы «Тосканы» на расстоянии веревки, которая их соединяла. За все время не было произнесено ни слова.

Лангаротти и Шеннон спустились в третью лодку в сопровождении Бартоломео и Джонни, огромного, вечно улыбающегося бойца, которого по настоянию Шеннона, когда они в последний раз вместе воевали, представили к званию капитана. Получив это звание, Джонни отказался взять под командование свою собственную группу, что он теперь имел право сделать, а предпочел остаться при Шенноне, чтобы иметь возможность за ним приглядывать.

Шеннон, последний из всех, уже собирался спуститься в лодку, когда со стороны мостика появился Вальденберг и потянул его за рукав. Он отвел наемника в сторону и прошептал: «Кажется, у нас могут возникнуть проблемы».

Шеннон застыл, похолодев от одной мысли, что все может сорваться.

— В чем дело?

— Корабль стоит на рейде у входа в гавань Кларенса, невдалеке от нас.

— Давно вы его заметили?

— Недавно. Но я сначала подумал, что это пассажирский корабль и идет вдоль берега на юг, как мы, или, наоборот, на север. Но теперь увидел, что ошибся. Они направляются туда же, куда и мы.

— Вы уверены? Ошибки быть не может?

— Нет, исключено. Мы шли такой малой скоростью, что если бы другое судно следовало тем же курсом, оно было бы уже далеко впереди. Если бы оно шло на север, то к этому времени прошло бы мимо нас. Но оно стоит неподвижно.

— Кто они такие? С какой целью прибыли? Никаких знаков отличия не видно?

Немец отрицательно покачал головой.

— Размер грузового. Но узнать, кто они такие, мы сможем только при близком контакте.

Шеннон несколько минут сосредоточенно размышлял.

— Если это грузовое судно, которое доставило в Зангаро груз, стало бы оно дожидаться утра на якоре или сразу пошло бы в гавань? — спросил он наконец.

Вальденберг кивнул.

— Вполне возможно, и стало бы. Вход в порт по ночам очень часто запрещен в таких небольших гаванях, которые расположены вдоль этого берега. Наверняка они остановились на ночь, чтобы утром запросить разрешения подойти к причалу.

— Если вы их заметили, значит, они тоже могли заметить нас? — предположил Шеннон.

— Вполне. Возможно, мы у них на радаре.

— А лодки этот радар мог зацепить?

— Едва ли. Слишком близко к воде.

— Тогда мы продолжим то, что начали. Слишком поздно. Будем предполагать и надеяться, что это грузовой корабль и ждет утра.

— Но они почти наверняка услышат стрельбу, — сказал Вальденберг.

— Ну и что они, по-вашему, сделают?

Немец усмехнулся.

— Да в общем ничего особенного. Если вы потерпите неудачу и мы не сможем убраться отсюда до рассвета, они увидят «Тоскану» в бинокли.

— Значит, неудача тем более исключена. Действуйте по плану.

Вальденберг вернулся на мостик. Пожилой африканец-доктор, который издали наблюдал весь процесс спуска лодок на воду, подошел к борту.

— Желаю удачи, майор, — произнес он на очень правильном и красивом английском. — Да поможет вам Бог.

Шеннон чуть было не сказал, что предпочел бы в качестве помощи господа лишний винтовочный ствол, но сдержался. Он знал, насколько серьезно воспринимают религию эти люди, поэтому только кивнул, сказал «Спасибо» и перелез через борт.

В темноте над ними нависал черный силуэт «Тосканы», и гнетущую тишину нарушали только шлепки воды по прорезиненным бортам лодок, да изредка урчанье винта за кормой корабля. Со стороны, обращенной к берегу, не доносилось ни звука, потому что они находились на достаточно большом расстоянии от него.

Когда они подойдут ближе, ни криков, ни смеха не должно быть слышно, потому что в этот поздний час все должны уже спать, если повезет, конечно. Хотя смех в Кларенсе и днем большая редкость. Шеннон прекрасно понимал, насколько далеко разносится по поверхности воды одиночный резкий звук ночью.

Всем членам экипажа «Тосканы» и сидящим в лодках строго-настрого запрещалось разговаривать и курить.

Шеннон посмотрел на часы. Без четверти девять. Оставалось только ждать.

Ровно в девять в корпусе «Тосканы» тихо загудело, вода за кормой начала бурлить и пениться, фосфоресцирующие белые буруны набегали на нос лодки. Они пустились в путь и, погружая пальцы в воду за бортом, Шеннон ощущал, как она мягко струится между ними. У них было пять часов на то, чтобы пройти двадцать восемь морских миль.

Тучи висели низко, и воздух был тяжелым и влажным, как в парнике, но сквозь небольшие просветы в облаках проникал слабый блеск звезд. Сзади Шеннон мог различить силуэт лодки с Вламинком и Земмлером, на расстоянии двадцатифутового фала, а где-то дальше, за ними, в кильватере «Тосканы», шла лодка Жанни Дюпре.

Пять часов тянулись словно кошмар. Делать было нечего, только смотреть по сторонам и слушать. Вокруг сплошная тьма, изредка вспыхивают фосфоресцирующие блики на воде, и ничего не слышно, кроме приглушенного натужного уханья старых поршней в ржавом чреве «Тосканы». Никто не мог заснуть, несмотря на убаюкивающее покачивание лодок, в каждом участнике операции росло внутреннее напряжение.

Рано или поздно всему приходит конец. На часах Шеннона было пять минут третьего, когда шум двигателей «Тосканы» умолк и она, замедлив ход, легла в дрейф. Сверху, с кормы, в темноте послышался негромкий свист. Вальденберг давал знать, что они подошли к месту. Шеннон повернулся, собираясь подать сигнал Земмлеру, но Дюпре, видимо, услышал свист, и несколько секунд спустя до них донесся звук мотора, который начал удаляться в сторону берега. Они не видели, как он отплывал, только слышали приглушенное гуденье накрытого коробом двигателя, постепенно затихающее во тьме.

Сидя на корме своего катера, Большой Жанни установил нужные обороты и, не выпуская из правой руки румпель, поднес к глазам левую руку с компасом, стараясь держать его неподвижно. Он понимал, что ему предстоит преодолеть четыре с половиной мили, двигаясь под углом к береговой линии, и попытаться пристать к берегу с внешней стороны северной косы, дугой охватывающей гавань Кларенса. При таких оборотах, держась заданного курса, он должен быть на месте через тридцать минут. За пять минут до подхода к берегу он почти полностью приглушит двигатель и попытается разглядеть в темноте место высадки. Если остальные дали ему час на подготовку минометов и осветительных ракет, к тому моменту, как он будет готов, они должны будут пройти оконечность косы и войти в гавань, направляясь к месту высадки. Но в течение этого часа он с двумя африканскими помощниками будет в одиночестве на берегу Зангаро. Это еще одна причина, по которой им следует соблюдать абсолютную тишину при развертывании огневой батареи.

Через двадцать две минуты после отхода от «Тосканы» Дюпре услышал со стороны носа лодки тихое «псст». Это Тимоти, которого он посадил впередсмотрящим. Дюпре оторвал глаза от компаса, и то, что он увидел, заставило его резко сбросить обороты. Они были совсем недалеко от берега, ярдах в трехстах, не более, и слабый свет звезд, проникающий сквозь разрывы в тучах, выхватил впереди из темноты иссиня-черную полосу берега на чуть более светлом фоне неба. Дюпре на самом малом ходу подошел еще на двести ярдов ближе. Мангровые заросли. Он отчетливо слышал, как волны плещутся между корней. Направо, вдалеке, он мог различить конец полосы прибрежной растительности. За ними вдаль уходил пустынный пляж. Он подошел к берегу с северной стороны полуострова в трех милях от намеченного места.

Дюпре развернул лодку, стараясь не увеличивать обороты, и направился обратно в сторону моря. Отойдя на полмили от берега, он повернул вдоль побережья полуострова, пока не достиг той точки, где располагался Кларенс, после чего начал снова медленно двигаться к берегу. Через две сотни метров он разглядел низкую вытянутую песчаную косу, которую искал, и на тридцать восьмой минуте после отхода от «Тосканы» выключил мотор, и лодка, по инерции скользя вперед, с легким шуршаньем песка под обшивкой выползла на берег.

Дюпре, мягко ступая между тюками с оборудованием, прошел на нос лодки, перенес ногу через борт и ступил на песок.

Чтобы лодку не унесло в море, он подхватил фал и намотал его на руку. Пять минут все трое не двигались с места, пытаясь уловить звуки со стороны города, который находился за невысокой полоской песка и гравия перед ними и в четырехстах ярдах левее. Но никаких звуков не было. Их прибытие прошло незамеченным.

Удостоверившись в этом, Дюпре снял с пояса гарпун, глубоко вонзил в прибрежный песок и крепко привязал к нему фал. Затем пригнулся и взбежал на вершину косы. Она находилась не более чем в пятнадцати футах над уровнем моря и сплошь поросла низкорослыми кустами, которые скребли его по икрам и с треском ломались под подошвами башмаков. Этот треск надежно приглушался шелестом прибоя и был слишком тихим, чтобы его могли услышать в городе. Взобравшись на самый верх косы, обрамляющей с одной стороны гавань, Дюпре осмотрелся. Слева от него в темноту убегала полоска земли, а впереди простиралась зеркальная гладь гавани. Оконечность песчаной косы лежала всего в десяти ярдах правее от него.

Вернувшись к лодке, он шепотом приказал африканцам приступать к разгрузке снаряжения, соблюдая полную тишину. По мере того, как тюки доставили из лодки, он оттаскивал их на вершину косы. Все металлические детали во избежание шума были по отдельности обернуты в тряпки.

Когда все было собрано в одном месте, Дюпре приступил к сборке. Он работал быстро и бесшумно. На оконечности косы, где, по словам Шеннона, должна была быть ровная площадка, он решил установить основной миномет. Если расчеты Шеннона верны, а он на них полагался, то с конца косы до центра внутреннего двора президентского дворца расстояние 721 метр.

С помощью компаса он установил ствол миномета строго по азимуту, указанному Шенноном, в направлении президентского дворца, и выставил угол прицеливания таким образом, чтобы первый, пущенный по навесной траектории, снаряд угодил как можно ближе к центру двора внутри дворца.

Он понимал, что в свете ракет он не увидит дворец целиком, а только крышу здания, поэтому не сможет рассмотреть, куда упал снаряд. Но он увидит вспышку от взрыва над пакгаузом в дальнем конце гавани, и этого будет достаточно.

Покончив с первым, он принялся устанавливать второй миномет. Этот был нацелен на казармы, и Дюпре установил его в десяти ярдах от первого. Расстояние до цели и направление на нее были ему известны. Он понимал, что излишняя точность здесь не потребуется. Этот миномет должен бомбить бывшие полицейские казармы наугад, чтобы навести панику среди зангарийских солдат. Тимоти, который был в его минометном расчете во время последних боевых действий, справится со вторым минометом самостоятельно.

Он выложил в линию двенадцать снарядов рядом со вторым минометом, поставил Тимоти рядом и прошептал ему на ухо последние инструкции.

Между двумя минометами он установил два пусковых устройства для осветительных ракет и зарядил каждую ракетницу своей ракетой. Остальные восемь ракет положил рядом. Каждая ракета должна гореть в течение двадцати секунд, поэтому если он собирается обслуживать свой миномет и ракетницы одновременно, то придется действовать быстро и умело. Сандей будет подавать ему снаряды.

Закончив, он посмотрел на часы. Три часа двадцать две минуты. Шеннон и остальные должны направляться к гавани. Он достал переговорник, вытащил антенну как можно дальше и подождал положенные тридцать секунд, чтобы он разогрелся.

Теперь его уже выключать не придется. Когда все было готово, он с интервалом в секунду три раза нажал на кнопку «сигнал».

В миле от берега сидящий на корме Шеннон вглядывался вперед в темноту. Слева от него шла лодка Земмлера, и именно он услышал три коротких гудка из лежавшего на колене переговорника. Он мягко подвел свою лодку вплотную к лодке Шеннона так, что прорезиненные надутые борта соприкоснулись друг с другом. Шеннон повернулся. Земмлер присвистнул, оттолкнул свою лодку и отошел на прежние два метра. У Шеннона отлегло от сердца. Он понял, что Земмлер услышал сигнал от Дюпре и это значило, что здоровяк-африканер уже подготовился и ждет их. Через две минуты, в километре от берега, Шеннон увидел короткую вспышку фонаря, стекло которого для маскировки было заклеено непрозрачной лентой, а для света оставлено лишь крошечное оконце. Это Дюпре. Шеннон увидел огонек справа от себя. Значит, он слишком далеко отклонился к северу. Обе лодки свернули правее. Шеннон пытался не забыть, откуда именно светил фонарь, чтобы идти чуть правее этого места. Там должен быть вход в гавань, фонарь зажегся снова, когда Дюпре расслышал тихое гуденье двигателей. В этот момент лодки находились в трехстах метрах от конца косы. Шеннон засек сигнал и скорректировал курс на несколько градусов.

Спустя две минуты, сбросив обороты до четверти мощности и производя не больше шума, чем жужжанье пчелы, две лодки прошли мимо того места, где был Дюпре, в пятидесяти метрах от него. Южноафриканец заметил светящийся след за кормой, пузыри от выхлопных труб, выходящие на поверхность, но скоро они скрылись из вида на гладкой поверхности гавани, удалившись в сторону пакгауза на другом ее берегу.

Шеннон не услышал ни одного звука, когда перед его глазами возник силуэт пакгауза, выделяющийся на фоне чуть более светлого неба. Он свернул правее и мягко выскользнул из воды на песчаный берег по соседству с перевернутыми рыбацкими каноэ и развешенными для просушки сетями.

Лодка Земмлера подошла к берегу в нескольких футах, и оба мотора одновременно смолкли. Как и Дюпре до этого, все оставались на своих местах еще несколько минут, молча ожидая возможной тревоги. Они пытались разглядеть, не прячутся ли за сигарами рыбацких лодок поджидающие их солдаты. Засады не было. Шеннон и Земмлер сошли на берег и каждый, вонзив гарпун в песок, привязал свою лодку. Остальные не заставили себя ждать. Тихо прошептав: «За мной, вперед», — Шеннон направился через пляж к пологому склону, шириной в двести ярдов, который отделял гавань от спящего дворца президента Жана Кимбы.