— Я больше ни с кем не хочу спускаться под землю, — сказал Декстер своему напарнику, когда тот пришел проведать его в развернутый на базе полевой госпиталь.
— Я бы тоже не хотел, если б мы поменялись ролями, — ответил Барсук.
Проблему они решили следующим образом: если Барсук останется во Вьетнаме на второй год, то Крот через три месяца сделает то же самое. Так и вышло. Они подписали новые контракты и спустились в тоннели. Генерал, командовавший дивизией, расчувствовался чуть ли не до слез, вешая им на грудь еще по медали.
Для тех, кто спускался в тоннели, существовали правила, которые не нарушались. Первое: никогда не идти под землю в одиночку. Вот и у Крота чувствительность дарованной ему природой охранной системы достигала максимума, лишь когда Барсук находился в нескольких ярдах позади него. Второе правило: никогда не расстреливай сразу всю обойму. Шесть выстрелов кряду подскажут вьетконговцу, что патронов больше нет и тебя можно брать голыми руками. Через два месяца после начала второго года во Вьетнаме, в мае 1970-го, Кел Декстер практически нарушил оба правила и едва не остался навсегда под землей.
Вдвоем они спустились в только-только обнаруженный шахтный ствол в лесах Хо-Бо. Крот двигался первым и прополз триста ярдов по тоннелю, который четырежды менял направление. Пальцами нащупал две мины-ловушки и обезвредил их. Он не заметил, что Барсуку тоже пришлось вступить в схватку: две могильные летучие мыши вцепились ему в волосы, и о продвижении вперед пришлось на какое-то время забыть.
Крот продолжал ползти вперед в одиночестве, когда за следующим поворотом тоннеля вроде бы заметил какие-то отблески. Поначалу подумал, что у него что-то с глазами. Тихонько добрался до угла и замер с пистолетом в правой руке. Отблески тоже не меняли местоположения. Он выждал десять минут, не замечая, что напарника позади нет. Затем решил нарушить статус-кво. Выглянул из-за угла.
В десяти футах на четвереньках стоял вьетконговец. Источник света — плошка с налитым в нее пальмовым маслом, в котором плавал фитиль, находилась между ними. Должно быть, вьетконговец толкал ее перед собой, проверяя мины-ловушки. На долю секунды враги замерли (на лице вьетнамца отразилось крайнее изумление, потом Крот решил, что то же самое прочитал вьетнамец на его лице), затем оба отреагировали на неожиданную встречу.
Вьетнамец швырнул плошку с горячим пальмовым маслом в лицо американцу. Свет мгновенно погас. Декстер поднял левую руку, чтобы защитить глаза, и почувствовал, как горячее масло потекло по костяшкам пальцев. А указательным пальцем правой трижды нажал на спусковой крючок, слыша, как вьетнамец пытается ретироваться. И едва удержался от того, чтобы не отстрелять три оставшихся в обойме патрона. Только потому, что не знал, сколько еще вьетконговцев может прятаться в темноте.
Барсук и Крот не подозревали, что ползли к тому самому штабному комплексу, который так долго и безуспешно искали в Железном треугольнике. Охраняли его пятьдесят отборных бойцов, готовых умереть, но не пропустить врага.
В Штатах в то время существовала небольшая научно-исследовательская компания, которая называлась «Лимитед во лэборэтри». Во время вьетнамской войны ее сотрудники искали способы помочь Тоннельным крысам, хотя никто из них никогда не спускался под землю. Созданные ими устройства отправлялись во Вьетнам, Крысы спускались с ними под землю, выясняли, что эти устройства ни на что не годятся, и отправляли их обратно.
Но летом 1970 года «Лимитед во лэборэтри» разработала новый вид револьвера для ближнего боя в ограниченном пространстве. И на этот раз труды разработчиков не пропали зря. За основу они взяли «магнум» 44-го калибра. Ствол укоротили до трех дюймов, чтобы ни за что не цеплялся, и снабдили его специальными патронами.
Большую, тяжелую пулю разделили на четыре сегмента. Все они вставлялись в одну гильзу, но после вылета из ствола разделялись, то есть после одного выстрела в противника летели четыре пули. Тоннельные крысы сочли, что это удачное решение. В ограниченном пространстве тоннеля два выстрела позволяли выпустить восемь пуль, то есть вероятность попадания во вьетконговца возрастала в четыре раза.
Всего таких револьверов изготовили семьдесят пять. Тоннельные крысы воевали с ними шесть месяцев, потом их изъяли. Кто-то обнаружил, что они противоречат Женевской конвенции. Семьдесят четыре револьвера отправились в Соединенные Штаты, и больше их никто не видел.
У Тоннельных крыс была короткая и простая молитва: «Если мне суждено получить пулю, пусть будет так. Если мне суждено умереть от удара ножа, что ж поделаешь. Но, пожалуйста, господи, не дай похоронить меня под землей заживо».
И вот летом 1970 года Барсука похоронило заживо.
Никому из джи-ай не полагалось находиться под землей, когда «Б-52» покидали свою базу на острове Гуам, чтобы с высоты в 30 000 футов сбросить бомбы на Железный треугольник. Но кто-то приказал поднять бомбардировщики в воздух, и этот кто-то забыл предупредить Тоннельных крыс.
Такое случается. Не как система, разумеется, но каждый, кто служил в вооруженных силах, может привести пример подобного разгильдяйства.
Реализовывалась новаторская идея: уничтожать подземные комплексы, обрушивая их взрывами мощных бомб, сбрасываемых «Б-52». В определенной степени своим рождением идея эта была обязана переменам в общественном сознании.
В Соединенных Штатах набирало силу антивоенное движение. Родители присоединялись к детям, выступающим против продолжения войны во Вьетнаме.
В зоне боевых действий не забыли мощное наступление Вьетконга в 1968 году, хотя с той поры и прошло больше двух лет. Моральный дух падал. И хотя командование об этом не заикалось, солдаты и офицеры боевых частей все больше склонялись к мысли, что выиграть эту войну невозможно. Пройдет еще три года, прежде чем последний джи-ай поднимется на борт самолета и покинет Вьетнам, но именно летом 1970-го было принято решение уничтожать подземные комплексы в «свободных зонах» мощными авиабомбами. Одной из таких зон был Железный треугольник.
Поскольку в районе намеченной бомбардировки находились позиции 25-й пехотной дивизии, пилоты бомбардировщиков получили указание не сбрасывать свой смертоносный груз как минимум в трех километрах от ближайшей американской части. Но в тот день командование забыло про Барсука и Крота, которые служили в другой дивизии.
Они находились в подземном комплексе около Бен-Сука, на втором уровне, когда скорее почувствовали, чем услышали, как земля содрогнулась от первых разрывов. Забыв про вьетконговцев, поползли к шахте, выводящей на первый уровень. Туда они подняться успели, уже ползли к последней шахте. Крот находился в десяти ярдах впереди, когда услышал, как за его спиной обрушилась земля. Крикнул: «Барсук!» — но ответа не получил. Он знал, что впереди, в двадцати ярдах находится ниша, потому что спускались они этим путем. Весь в поту добрался до нее, развернулся и пополз назад.
Его пальцы наткнулись на землю. Потом нащупали кисть, вторую, торчащие из земли. Он начал рыть, проталкивая землю мимо себя, блокируя выход.
Ему потребовалось десять минут, чтобы откопать голову напарника, еще пять, чтобы освободить плечи. Бомбы больше не падали, но наверху комья земли, посеченные ветки и листья практически полностью перекрыли вентиляционные шахты. Так что кислорода в тоннеле становилось все меньше.
— Выбирайся отсюда, Кел, — прошипел Барсук. — Выбирайся, а потом вернешься с подмогой. Я продержусь.
Декстер продолжал рыть землю. Остался без двух ногтей. Он знал, что вернуться с подмогой сможет лишь через час. А его напарник без доступа воздуха умер бы через тридцать, максимум сорок минут. Он сунул фонарь в руку Барсука:
— Держи. Свети себе за плечо.
В желтом свете он видел, где надо разгребать землю, чтобы освободить ноги. На это ушло минут двадцать. Потом он пополз к шахте, ногами толкая перед собой землю, освобождая дорогу, таща за собой Барсука. Легкие сжимало, голова кружилась, напарник находился в полубессознательном состоянии. Декстер обогнул поворот и почувствовал приток свежего воздуха.
В январе 1971 года Барсук отслужил во Вьетнаме полных два года. Оставаться на третий срок запрещалось, да он и навоевался. Крот получил разрешение проводить его до Сайгона. В столицу они отправились в составе конвоя, охраняемого бронетехникой. Декстер не сомневался, что на следующий день найдет вертолет, который доставит его в расположение Большой красной.
Оба молодых человека плотно перекусили, а потом отправились по барам. Проституток избегали, сосредоточившись на спиртном. В два часа ночи оказались в Шолоне, китайском квартале Сайгона на другом берегу реки.
Увидели салон тату, все еще открытый, несмотря на поздний час, и готовый удовлетворить любое желание клиентов, особенно тех, которые расплачивались долларами. Хозяин салона, похоже, собирался строить свое светлое будущее за пределами Вьетнама.
Прежде чем молодые американцы покинули салон и на пароме переправились на другой берег, на левой руке каждого появилась татуировка. Крыса, но не агрессивная, как на двери в «трюм» в Лай-Хе, а застывшая в несколько двусмысленной позе. Спустив штаны, она оглядывалась через плечо, присев на задние лапки и отклячив зад. И улыбалась. Американцы хихикали, пока не протрезвели. Но было уже поздно.
Наутро Барсук улетел в Штаты. Крот последовал за ним через десять недель, в середине марта. 7 апреля 1971 года подразделения Тоннельных крыс официально расформировали.
Именно в этот день Кел Декстер, несмотря на уговоры нескольких старших офицеров, демобилизовался из армии и вернулся к мирной жизни.
Глава 6
Следопыт
Английский специальный военно-воздушный полк[14] (САС) — едва ли не самое засекреченное армейское соединение во всем мире, однако существует еще одна служба, именуемая Дет, в сравнении с которой САС выглядит как шоу Джерри Спрингера.
14-я отдельная разведывательная рота, она же 14-я отдельная, или независимая, или просто 14-я, — армейское подразделение, которое само занимается вербовкой новобранцев, и, в отличие от практически чисто мужского САС, примерно половина личного состава 14-й — женщины.
Каждый солдат или офицер 14-й — серьезный противник в любом поединке, поскольку в совершенстве владеет многими видами оружия и приемами рукопашного боя, но основные задачи 14-й — найти, проследить до базы, организовать наблюдение за плохишами и прослушивать их разговоры. Разведчиков никто не видит, а используемые ими подслушивающие устройства настолько совершенны, что обнаруживают их крайне редко.
Успешная операция 14-й выглядит следующим образом: засечь террориста, сопроводить его к законспирированной квартире, проникнуть туда под покровом ночи, установить «жучок» и прослушивать плохишей дни и недели кряду, чтобы заранее получить информацию о готовящихся операциях террористов.
При необходимости о базе террористов ставят в известность более шумный САС, который производит задержание террористов или уничтожает их, если последние пытаются применить оружие. На законных основаниях: самооборона.
До 1995 года большинство операций 14-я проводила в Северной Ирландии, где полученная информация привела к некоторым из самых чувствительных поражений ИРА[15]. Именно в 14-й родилась идея вмонтировать подслушивающее устройство в гроб с убитым террористом, стоящий в похоронном бюро.
Дело в том, что руководители террористических групп, зная, что находятся под наблюдением, редко встречались, чтобы обсудить дальнейшие планы. Но вот на похоронах встретиться они могли и, склонившись над гробом, проводили короткие конференции. «Жучки» улавливали практически все. Эта методика многие годы приносила прекрасные результаты.
В последующем именно 14-я будет находить и брать под наблюдение виновных в массовых убийствах в Боснии, а уж потом САС захватит их и переправит в Гаагу, в распоряжение заседающего там трибунала.
Компания, о которой рассказал Стиву Эдмонду мистер Рубенстайн, коллекционер произведений искусства из Торонто, загадочным образом получивший обратно украденные картины, называлась «Хазард менеджмент», и находилось это неприметное детективное агентство в лондонском районе Виктория.
«Хазард менеджмент» специализировалось в трех направлениях детективной деятельности, и все сотрудники агентства ранее прошли школу спецслужб. Наибольший доход агентству приносила защита активов, ЗА, под этим подразумевалась защита очень дорогих вещей, которые принадлежали очень богатым людям, и владельцы не хотели лишиться этих вещей. Защита эта обеспечивалась на конкретные, короткие сроки, а не на постоянной основе.
Вторым направлением являлась защита персонала, ЗП, в отличие от ЗА. Здесь тоже речь шла о конкретных сроках, но в состав агентства входила маленькая школа в Уилтшире, где телохранители богатого человека могли пройти специальную подготовку, естественно, за приличное вознаграждение.
Самое маленькое из трех основных подразделений «Хазард менеджмент» называлось ПиВ, Поиск и Возвращение. Именно его услугами и воспользовался мистер Рубенстайн, чтобы сначала найти похищенные шедевры, а потом договориться об их возвращении.
Через два дня после разговора с перепуганной дочерью Стив Эдмонд встретился с исполнительным директором «Хазард менеджмент» и объяснил, что ему требуется.
— Найдите моего внука. Можете тратить любые деньги, я вас не ограничиваю.
Бывший командир спецназа, давно вышедший в отставку, просиял. Даже у солдат есть дети, которым требуется приличное образование. На следующий день он позвонил Филу Грейси, бывшему капитану воздушно-десантных войск, прослужившему десять лет в 14-й. В агентстве его знали как Следопыта.
Грейси тоже встретился с канадцем и задал ему множество вопросов. Исходя из предположения, что молодой человек жив, хотел узнать как можно больше о его привычках, вкусах, предпочтениях, даже пороках. Получил также две хорошие фотографии Рикки Коленсо и номер сотового телефона его дедушки. С тем Следопыт и отбыл.
Практически два следующих дня Следопыт просидел на телефоне. Не собирался выезжать на место события, не уяснив для себя, куда едет, где, кого и почему должен искать. Не один час изучал материалы по гражданской войне в Боснии, реализуемым там программам оказания гуманитарной помощи, небоснийскому военному присутствию на территории этой страны. С последним ему повезло.
ООН создала военные «миротворческие» силы, отправила войска, призванные поддержать мир там, где никаким миром и не пахло, запретив создавать этот мир, приказав лишь наблюдать за резней, ни во что не вмешиваясь. В состав миротворческих сил входил и большой английский контингент. Базировался он в городе Витец, расположенном в десяти километрах от Травника.
Солдаты и офицеры, расквартированные в Витеце в июне 1995 года, прибыли туда недавно, сменив своих предшественников два месяца тому назад. Следопыт нашел полковника, который командовал сменившимся английским контингентом, в Пирбрайте, на базе Гвардейской дивизии. Полковник оказался кладезем информации. На третий день после разговора с канадским дедушкой Следопыт прибыл на Балканы. Не сразу в Боснию, такой возможности не было, а в Сплит, город-порт на адриатическом побережье Хорватии. По легенде он был журналистом, приехавшим, чтобы написать серию статей об эффективности работы организаций, занимающихся доставкой в Сербию гуманитарной помощи. Он захватил с собой и письмо от одной крупной воскресной газеты с просьбой написать такие статьи.
За двадцать четыре часа, проведенных в Сплите, переживавшем небывалый бум, поскольку через этот город шел основной поток грузов в центральную Боснию, Следопыт приобрел подержанный, но крепкий внедорожник «Ладу» и пистолет. На всякий случай. До Травника предстоял долгий путь через горы, но Следопыт не сомневался, что полученная им информация правильная и он не попадет в зону боевых действий. Так и вышло.
В Боснии шла странная война. Линии фронта практически нигде не было, как не было и сражений. Но страна напоминала лоскутное одеяло из моноэтнических городков, живших в постоянном страхе, и сотен этнически зачищенных, сожженных деревень, между которыми бродили банды солдат, принадлежащих к одной из «национальных» армий, а также группы наемников, мародеров и военизированные отряды психопатов, которые именовали себя патриотами. Эти были хуже остальных.
В Травнике Следопыта ждала первая заминка. Джон Слэк уехал. Дружелюбный сотрудник НГО «Забота о жизни» сказал, что американец теперь работает в более крупной НГО — «Накормите детей» в Загребе. Следопыт провел ночь в спальнике на заднем сиденье своего внедорожника, а утром поехал на север, в Загреб, столицу Хорватии. Нашел Джона Слэка на складе НГО «Накормите детей». Но тот практически ничем не смог помочь.
— Я понятия не имею, что с ним случилось, куда он поехал и почему, — ответил Слэк на вопрос Следопыта. — Понимаете, фонд «Хлеба и рыбы» прекратил свою работу в прошлом месяце во многом из-за Рикки. Он исчез с одним из моих новеньких «Лендкрузеров». Половиной транспортного парка. Плюс взял с собой одного из троих боснийских сотрудников фонда. В Чарлстоне выразили крайнее недовольство. С учетом того, что мирные переговоры сдвинулись с мертвой точки, они не захотели начинать все заново. Я говорил им, что работы здесь непочатый край, но они свернули программу гуманитарной помощи. И мне еще повезло, что меня взяли на работу сюда.
— Что вы можете сказать о боснийце?
— Фадиле? Он не мог подложить Рикки такую свинью. Хороший парень. Все время грустил о своей семье. Если кого-то ненавидел, так только сербов, не американцев.
— Никаких следов денежного пояса?
— С поясом Рикки сглупил. Я его предупреждал. Не следовало оставлять пояс там, где он жил, не следовало и носить с собой. Но я не думаю, что Фадиль убил бы его из-за денег.
— А где были вы, Джон?
— В этом-то все и дело. Если б я был на базе, ничего бы не случилось. Я бы не разрешил им ехать, уж не знаю, куда они там собрались. Но я находился на горной дороге в южной Хорватии. Пытался отбуксировать грузовик со сломанным двигателем в ближайший город. Чертов швед. Можете себе такое представить, вести грузовик и не замечать, что масло практически на нуле!
— Что вы обнаружили?
— Когда вернулся? Он приехал на базу, взял «Лендкрузер» и уехал. Другой из моих боснийцев, Ибрагим, видел их обоих, но с ними не разговаривал. Случилось это за четыре дня до моего возвращения. Я просто взбесился. Решил, что они куда-нибудь закатились и гуляют. Поначалу скорее разозлился, чем встревожился.
— Знаете, в каком направлении они поехали?
— Да. Ибрагим сказал, что на север. То есть к центру Травника. А из центра дороги уходят во все стороны. В городе никто ничего не помнит.
— Есть какие-нибудь идеи, Джон?
— Да. Я думаю, ему что-то сказали. А что более вероятно, сказали Фадилю, а тот передал Рикки. Он всем хотел помочь. Возможно, ему сказали, что в горной деревне кто-то нуждается в срочной медицинской помощи, вот он и поехал, чтобы взять того человека и отвезти в больницу. Сорвался с места, не подумав о том, что надо оставить хотя бы записку. Вы видели, что это за страна? Проехали по ней? Горы, долины и реки. Думаю, зимой, когда опадет листва, кто-нибудь найдет его «Лендкрузер», слетевший с дороги на скалы. Послушайте, мне надо идти. Удачи вам. Он был хорошим парнем.
Следопыт вернулся в Травник, снял комнату, служившую и офисом, нанял Ибрагима в качестве гида и переводчика.
С собой он привез спутниковый телефон с запасными аккумуляторами и скрамблером, чтобы его разговоры не становились достоянием посторонних. Спутниковый телефон требовался ему для переговоров с «Хазард менеджмент». У них было куда больше возможностей найти необходимую ему информацию.
Он рассматривал четыре версии случившегося, от самой глупой до возможной и вероятной. Самая глупая заключалась в том, что Рикки Коленсо решил украсть «Лендкрузер», поехать в Белград, продать его там, зачеркнуть прошлую жизнь и стать бродягой. Следопыт ее отверг. Такое не вязалось с образом Рикки Коленсо, который сложился у него, да и чего ему красть «Лендкрузер», если его дедушка мог купить ему весь завод, где их изготавливали?
Согласно второй, Сулейман убедил Рикки взять его с собой в поездку за город и убил молодого американца, чтобы завладеть деньгами и внедорожником. Возможно, почему нет? Но, будучи боснийским мусульманином и не имея паспорта, Фадиль не мог поехать ни в Хорватию, ни в Сербию, а кто-нибудь обязательно обратил бы внимание на выставленный на продажу новенький «Лендкрузер».
По третьей версии, они столкнулись с каким-то человеком или людьми, которые убили их обоих ради долларов и внедорожника. Помимо упомянутых никем не контролируемых формирований, по Боснии бродили и отряды моджахедов, исламских фанатиков с Ближнего Востока, которые приехали, чтобы «помочь» своим притесняемым в Боснии единоверцам. Они уже убили двух наемников-европейцев, которые вроде бы воевали на стороне боснийских мусульман, одного сотрудника общественной организации, занимающейся доставкой гуманитарной помощи, и одного мусульманина, владельца автозаправочной станции, который отказался бесплатно заправить их автомобили.
Но наиболее вероятной он полагал версию Джона Слэка. Следопыт взял с собой Ибрагима и день за днем обследовал дороги, уходящие из Травника. На каждой осматривал все опасные и крутые повороты, торчащие внизу скалы.
Делал то, что умел лучше всего. Медленно, терпеливо. Искал следы протектора на обочинах, сломанные ветки, помятую колесом траву. Три раза по веревке, используя барабан лебедки, установленной на «Ладе», спускался в расщелины, где густая растительность могла скрывать разбившийся «Лендкрузер». Ничего не обнаружил.
С биноклем сидел на скальных выступах и осматривал лежащие внизу долины и ущелья в поисках отблеска металла и стекла. Напрасный труд. К концу десятого дня он пришел к выводу, что Слэк ошибся. Если бы внедорожник таких габаритов и слетел с дороги, то оставил бы след, пусть маленький, но заметный даже по прошествии сорока дней. И он этот след заметил бы. Так что в окрестностях Травника в этот промежуток времени автомобили в пропасть не падали.
За нужную ему информацию он предложил награду, и при упоминании этой суммы рот заполнялся слюной. С помощью Ибрагима об этом стало известно общине беженцев, и многие поспешили в офис Следопыта. Но могли лишь сказать, что в тот день видели внедорожник в городе. Куда он поехал, по какой дороге, никто не знал.
Через две недели Следопыт решил, что в Травнике ему больше нечего делать, и перебрался в Витец, штаб-квартиру английского контингента миротворческих сил.
Снял комнату в школе, переоборудованной в дешевую гостиницу. В основном здесь жили английские журналисты. Улицу, на которой стояла школа-гостиница, в городе называли Аллея Ти-ви. Она находилась неподалеку от лагеря миротворцев, так что англичане могли там укрыться при возникновении чрезвычайной ситуации.
Зная отношение армии к прессе, Следопыт не стал изображать из себя журналиста, но добился встречи с полковником, который командовал англичанами, попросив передать тому, что он ранее служил в спецслужбах.
Брат полковника был военным десантником. Общее прошлое, общие интересы. Какие проблемы, чем он может помочь?
Да, он слышал о пропавшем американском юноше. Грустная история. Патрули полковника продолжали его искать, но пока не обнаружили никаких следов. Он благосклонно выслушал предложение Следопыта пожертвовать приличную сумму в Армейский благотворительный фонд. Патрули получили более четкое задание. Артиллеристы выделили легкий самолет. Следопыт сидел рядом с пилотом. С низкой высоты они больше часа разглядывали горы и долины. Ничего не увидели.
— Я думаю, за основную вам придется брать версию убийства, — сказал полковник за обедом.
— Моджахеды?
— Возможно. Отвратительные личности, знаете ли. Если ты не мусульманин, убивают сразу. Убивают даже своих, если они не фундаменталисты. Пятнадцатое мая? Мы прибыли в первых числах. Только осваивались. Я заглянул в журнал происшествий. У нас ничего не происходило. Но вы можете просмотреть донесения ГМЕС. Бесполезная писанина, но поступают регулярно. Они у меня в кабинете. Думаю, в том числе и за 15 мая.
Группа мониторинга Европейского союза стала попыткой чиновников ЕС принять участие в событиях, на которые они не могли никоим образом повлиять. Делами Боснии занималась ООН, пока не вмешались американцы, увидев, что перемен к лучшему нет, и поставили на резне точку. Но наблюдателей ЕС послал. И на следующий день Следопыт просмотрел их донесения.
ГМЕС состояла из офицеров, для которых министерства обороны стран Союза не нашли более подходящего занятия. Они разъехались по всей Боснии, каждый получил квартиру, офис, автомобиль и приличные командировочные. Их донесения более всего напоминали детализированный дневник. Следопыт просмотрел те, что датировались 15 мая и тремя последующими днями. И его заинтересовало донесение из Баня-Луки от 16 марта.
Город Баня-Лука, опорный пункт сербов, находился к северу от Травника, по другую сторону Власичского хребта. ГМЕС представлял там датский майор, Ласе Бьеррегор. Он написал, что предыдущим вечером, то есть 15 мая, перед обедом пил пиво в баре отеля «Босния» и стал свидетелем яростной ссоры между двумя сербами в камуфляжной форме. Один серб громко орал на другого, а потом отвесил ему несколько оплеух. Тот, кто их получил, не пытался ответить ударом на удар, то есть признавал старшинство бьющего.
А когда майор попытался выяснить, что происходит, у бармена, который говорил на ломаном английском (датчанин-то знал его в совершенстве), тот пожал плечами и молча отошел, хотя раньше любил поболтать. Наутро мужчины в камуфляже уехали, и больше майор их не видел.
Следопыт позвонил в офис ГМЕС в Баня-Лука, отдавая себе отчет, что проку от этого звонка, скорее всего, не будет. В Баня-Луке тоже произошла ротация: трубку снял грек. Как выяснилось, датчанин вернулся домой на прошлой неделе. Следопыт позвонил в Лондон с просьбой связаться с Министерством обороны Дании. Лондон ответил через три часа. К счастью, фамилия оказалась не из самых распространенных. С Йенсеном возникло бы больше проблем. Майор Бьеррегор находился в увольнительной. Следопыту продиктовали его телефон в Оденсе. Он дозвонился до майора вечером: тот провел день с семьей на пляже, благо погода выдалась отменной. Майор Бьеррегор с готовностью ответил на все вопросы. Да, он очень хорошо помнил вечер 15 мая. Собственно, в Баня-Луке мало чего происходило, и все необычное врезалось в память.
Каждый вечер, в половине восьмого, он спускался в бар. 15 мая примерно через полтора часа в бар вошли несколько сербов в камуфляжной форме. Он полагал, что они не служили в югославской армии, потому что на плечах отсутствовали нашивки с указанием части.
Вели они себя шумно, заказали сливовицу и пиво, адскую смесь. Потом заказали второй раз, третий. Майор уже собрался перейти в обеденный зал, потому что сербы очень уж расшумелись, когда появился еще один серб. Похоже, командир, потому что шум заметно стих.
Он что-то сказал им на сербском, должно быть, приказал идти с ним. Мужчины быстро допили пиво, начали рассовывать по карманам пачки сигарет и зажигалки. Потом один из них собрался заплатить.
Командир просто обезумел. Начал орать на своего подчиненного. Остальные замерли. Как и другие посетители бара. И бармен. Гневная речь завершилась двумя оплеухами. Никаких протестов не последовало. Командир вышел. Сербы в камуфляже, как пришибленные, последовали за ним. Заплатить за выпивку больше никто не предлагал.
Майор пытался получить объяснения у бармена, с которым за несколько недель пребывания в Баня-Луке наладил неплохие отношения. Бармен стоял бледный, как полотно. Датчанин поначалу подумал, что побледнел он от ярости, поскольку ему не заплатили за выпивку, потом понял, что причина — страх. Когда спросил, что все это значит, бармен пожал плечами, отошел к другому концу стойки, где никого не было, и демонстративно отвернулся от датчанина.
— Командир рассердился на всех? — уточнил Следопыт.
— Нет, только на того, кто попытался заплатить, — ответили из Дании.
— Почему только на него, майор? В донесении вы не указали причину.
— Неужели не указал? Промашка вышла. Я думаю, причина заключалась в том, что мужчина собирался расплатиться стодолларовым банкнотом.
Глава 7
Доброволец
Следопыт собрал вещи и поехал на север. Из мусульманской части Боснии в контролируемую сербами. Над «Ладой» развевался на ветру «Юнион Джек», и он надеялся, что снайперы по его машине стрелять не будут. А в случае остановки на блок-постах рассчитывал на свой паспорт, письмо из редакции газеты, доказывающее, что он — журналист, пишущий о проблемах, связанных с гуманитарной помощью, а также на американские сигареты, купленные в расположении английского контингента в Витеце.
Если бы это не помогло, заряженный пистолет был под рукой, и Следопыт знал, как им пользоваться.
Его останавливали дважды, первый раз боснийская милиция на выезде с «мусульманской» территории, второй — патруль югославской армии к югу от Баня-Луки. И там и там объяснение, документы и подарки принесли желаемый результат. Так что через пять часов после отъезда из Травника он прибыл в Баня-Луку.
Отель «Босния», понятное дело, не мог составить конкуренцию «Ритцу», но другого в городе не было. Он снял номер. Благо пустующих хватало. Из иностранцев, помимо него, в отеле жила только съемочная группа французского телевидения. В семь вечера он спустился в бар. За столиками, каждый за своим, сидели три серба, за стойкой стоял бармен. Следопыт уселся на высокий стул у стойки.
— Добрый вечер. Вы, должно быть, Душко.
Он дружелюбно улыбнулся. Бармен пожал протянутую руку.
— Вы здесь бывали?
— Нет, впервые. Хороший бар. Уютный.