Глава 5

Дождливым и промозглым утром 1 августа, почти ровно в десять часов, несколько староватый, но комфортабельный четырехмоторный реактивный «Ви-Си-10», приписанный к стратегическому ударному командованию Королевских ВВС, оторвался от летного поля авиабазы Лайнхэм в Уилтшире и взял курс на Ирландию и в сторону Атлантики. Пассажиров было немного: один главный маршал авиации, которому накануне вечером сообщили, что именно этот день наиболее подходит для того, чтобы навестить в Вашингтоне Пентагон и обсудить предстоящие тактические учебные бомбометания, проводимые совместно ВВС США и Королевскими ВВС, – да еще какой-то штатский, одетый в поношенный плащ.

Главный маршал авиации представился этому нежданному штатскому попутчику и узнал в ответ, что с ним летит некий мистер Баррет из Форин офиса, у которого были дела в британском посольстве на Массачусетс Авеню и которого проинструктировали воспользоваться подвернувшейся возможностью лететь на Ви-Си-10, чтобы сэкономить налогоплательщикам стоимость билета на самолет туда и обратно на коммерческой линии. Офицер ВВС никогда так и не узнал, что на самом деле все обстояло совсем наоборот, и самолет Королевских ВВС предназначался для его штатского попутчика.

По другому воздушному коридору к югу от Ви-Си-10 в сторону Нью-Йорка направлялся громадный реактивный «боинг» компании «Бритиш Эйрвейс», взлетевший из аэропорта Хитроу. Среди его 300, и даже более, пассажиров был и Азамат Крим, или Артур Кримминс, канадский гражданин, который двигался на запад с карманами, полными денег для проведения определенных закупок.

Через восемь часов Ви-Си-10 мягко приземлился на военно-воздушной базе Эндрюс в Мэриленде, в десяти милях на юго-восток от Вашингтона. Как только он заглушил двигатели, прямо к трапу подкатил штабной автомобиль Пентагона, из которого выскочил двухзвездный генерал ВВС США. Два солдата военной полиции замерли по стойке «смирно», когда главный маршал авиации спускался по ступенькам к встречавшим его официальным лицам. Через пять минут все было закончено: лимузин Пентагона отъехал в Вашингтон, полицейские в своих белых шлемах, – за что их прозвали «подснежниками», – пошли прочь, а праздные и любопытные вернулись к своим прерванным занятиям.

Никто не обратил внимания на недорогой «седан» с обычными, негосударственными номерами, который спустя десять минут подъехал к припаркованному Ви-Си-10, хотя если бы кто-то обладал достаточной наблюдательностью, он бы обязательно отметил странной формы антенну на его крыше, которая выдает автомобили ЦРУ. Никто не удивился помятому штатскому, который сбежал по трапу и заскочил в машину, и никто не заметил, как машина выехала с территории авиабазы.

Работавший в посольстве США на Гросвенор сквер человек компании был потревожен предыдущей ночью, а его закодированный сигнал в Лэнгли попал в нужные руки, поэтому-то и была послана эта машина. Ее водитель был одет в штатский костюм, он был из младших сотрудников управления, зато на заднем сиденье гостя из Лондона приветствовал глава отдела по Западной Европе – один из подчиненных заместителя директора по операциям. Его выбрали для встречи англичанина, поскольку он когда-то руководил работой ЦРУ в Лондоне и прекрасно поэтому знал его. Никому не нравятся подмены.

– Найджел, как я рад снова вас видеть, – расплылся он в улыбке, после того, как убедился в том, что прибывший, действительно, тот человек, который им нужен.

– Как приятно, что вы приехали меня встретить, Лэнс, – ответил сэр Найджел Ирвин, прекрасно понимая, что в этом не было ничего особенного, это было его работой.

Сидя в автомобиле, они беседовали о Лондоне, семье, погоде. Вопрос о том «что ты здесь делаешь», не поднимался. Машина проехала по окружной дороге столицы к мосту Вудро Вильсона над Потомаком и двинулась на запад в сторону Вирджинии.

На окраине Александрии водитель проехал непосредственно возле засаженной деревьями аллеи мемориала Джорджа Вашингтона, который занимает практически весь западный берег реки. Когда они проехали мимо Национального аэропорта и Арлингтонского кладбища, сэр Найджел Ирвин бросил взгляд направо на скрывающийся за линией горизонта Вашингтон, в котором много лет назад он работал в британском посольстве офицером по связи между СИС и ЦРУ. Тяжелые были тогда дни – сразу же после дела Филби, и даже информация о погоде считалась секретной, если о ней могли узнать англичане. Он подумал о том, что лежало у него в портфеле, и позволил себе легкую усмешку.

Через тридцать минут езды они съехали с главного шоссе, через некоторое время вновь выехали на него и направились в сторону леса. Он вспомнил небольшой щит с незамысловатой надписью «ЦРУ» и вновь подивился, зачем им потребовалось обозначать свое местоположение. Вы либо знаете где, либо – нет, а если не знаете, то в любом случае вас сюда не пригласят.

Они остановились возле ворот в сетчатой ограде высотой семь футов, Лэнс показал пропуск, они въехали и повернули налево мимо ужасного здания для проведения конференций, известного под названием «Иглу», поскольку именно его оно и напоминает.

Штаб-квартира компании состоит из пяти зданий: одно посередине и еще четыре по углам от него, наподобие Андреевского креста. «Иглу» приткнулось сбоку от здания, которое расположено ближе всего к главному входу. Проезжая мимо центрального блока, сэр Найджел посмотрел на массивные двери главного входа, перед которыми в полу сделано изображение государственного герба США. Но ему было известно, что передний вход предназначался для конгрессменов, сенаторов и прочей не слишком жалуемой публики. Автомобиль повернул направо, мимо комплекса и затем подъехал к нему с тыла.

Здесь имеется небольшой скат со стальным ограждением, который спускается на уровень цокольного этажа, здесь в самом низу сделана специальная стоянка, которая может вместить не больше десяти машин. Черный «седан» остановился, затем человек по имени Лэнс передал попечение над сэром Найджелом своему начальнику Чарльзу Аллену, «Чипу», заместителю директора по операциям. Они также прекрасно знали друг друга.

В заднюю стену автостоянки встроен маленький лифт, доступ к которому заграждают стальные двери и два вооруженных человека. Чип Аллен представил своего гостя и воспользовался пластиковой карточкой, чтобы открыть двери лифта. Тихо жужжа, лифт поднял их вверх на семь этажей к помещениям директора. Другая магнитная карточка выпустила их из лифта, они оказались в коридоре перед тремя дверьми. Чип постучал по центральной, и на пороге британского визитера встретил сам Боб Бенсон, которого предупредили снизу.

Бенсон провел его мимо огромного стола к креслам, стоявшим возле камина из бежевого мрамора. Зимой Бенсон любил потрескивание горящих поленьев в нем, но в августе в Вашингтоне не место для каминов, в это время кондиционерам приходится трудиться сверхурочно. Бенсон раздвинул ширму из рисовой бумаги, чтобы отделить это место для отдыха от остального кабинета, и присел напротив своего гостя. Он велел принести кофе и, когда наконец они остались наедине, Бенсон спросил:

– Что привело вас в Лэнгли, Найджел?

Сэр Найджел отхлебнул немного кофе и тоже откинулся на спинку кресла.

– Мы смогли, – начал он без всяких мелодраматических декламаций, – приобрести новый источник.

Он рассказывал почти десять минут, прежде чем директор ЦРУ перебил его.

– Внутри Политбюро? – недоверчиво осведомился он. – Неужели, прямо внутри?

– Скажем, просто с доступом к стенограммам заседаний Политбюро, – ответил сэр Найджел.

– Вы не будете возражать, если я приглашу поучаствовать Чипа Аллена и Бена Кана?

– Вовсе нет, Боб. Все равно им придется сообщить об этом в течение часа. А так мы избежим повторений.

Боб Бенсон поднялся с кресла, подошел к телефону, стоявшему на кофейном столике, и переговорил со своим личным секретарем. Когда он закончил, то смотрел несколько мгновений из окна на расстилающуюся перед ним панораму леса. «Святой Боже, Иисус», – прошептал он.

Сэр Найджел Ирвин абсолютно не был расстроен тем, что его старые партнеры по ЦРУ будут участвовать с самого начала в этом разговоре. Во всех чисто разведывательных организациях, в отличие от одновременно разведывательных и полицейских органов вроде КГБ, имеется два основных направления деятельности. Одно называется «Операции» – целью этого подразделения является сам процесс добывания информации, другое – «Информация», чья задача состоит в сравнении, сличении, переводе и анализе огромной массы сырого, необработанного материала, поступающего для обработки.

Обоим подразделениям необходимо быть на должной высоте в своей области деятельности. Если информация некачественная, лучшие аналитики во всем мире смогут выдать лишь какую-нибудь чепуху, если же некомпетентны аналитики, все усилия людей, занятых сбором информации, пойдут насмарку. Государственным деятелям необходимо знать, что делают, – а по возможности, и что собираются сделать, – другие страны, независимо от того, дружественные они или потенциальные противники. Что они делают в данный момент, в наши дни в большинстве случаев можно определить путем наблюдения, а вот что они намереваются совершить – нет. Вот почему все космические системы наблюдения не смогут предоставить аналитикам материал, добытый изнутри секретных совещаний противной стороны.

В ЦРУ два человека руководят всеми делами, подчиняясь директору управления (который вполне может быть политическим назначенцем), – это заместитель директора (Операции) и заместитель директора (Информация). Именно отделение оперативной работы разжигает воображение авторов приключенческих романов, отделение информации занято незаметной, медленной, кропотливой, часто утомительной работой, которую, однако, невозможно переоценить.

Это практически трудноразделимые вещи, и двум замам приходится работать рука об руку; соответственно, им необходимо доверять друг другу. Бенсону, как политическому выдвиженцу, повезло в этом отношении: его заместителем по оперативной работе был Чип Аллен, бывший игрок в футбол, а замом по информационным вопросам – Бен Кан, еврей, в прошлом шахматный гроссмейстер – оба подходили друг другу, как пара перчаток. Через пять минут оба сидели перед Бенсоном и Ирвином в креслах перед камином, о кофе все забыли.

Руководитель британской шпионской сети рассказывал почти целый час. Никто не перебил его ни словом на протяжении всего этого времени. Затем американцы прочитали сообщение «Соловья» и посмотрели на магнитофонную пленку, лежавшую в пластиковом пакете, словно собирались съесть ее. Когда Ирвин закончил, некоторое время царило молчание, его нарушил Чип Аллен.

– Пеньковский перевернется в гробу, – заметил он.

– Вы наверняка захотите проверить все, – ровным голосом сказал сэр Найджел. Никто не возразил против этого. Дружба дружбой, но… – Нам на это потребовалось десять дней, но надо было быть в полной уверенности. Голосовые «отпечатки» совпали – все до одного. Мы уже обменивались с вами телеграммами о разгоне, учиненном Советами в министерстве сельского хозяйства. Ну и конечно, вы располагаете фотографиями со своих «кондоров». Да, и напоследок…

Из своего пластикового пакета он достал небольшой полиэтиленовый мешок с молодым пшеничным стеблем внутри.

– Один из наших парней сорвал его с поля за Ленинградом.

– Я привлеку наше министерство сельского хозяйства для его проверки, – сообщил Бенсон. – Что-нибудь еще, Найджел?

– Да вообще-то нет… – протянул сэр Найджел. – Разве что пара незначительных вопросов…

– Давай, выкладывай.

Сэр Найджел глубоко вздохнул и продолжил:

– Наращивание русскими сил в Афганистане. По нашему мнению, они могут вести подготовку к броску по направлению к Пакистану и Индии через перевалы. Мы считаем их нашим участком. Если бы вы могли направить «кондоры» на это место…

– Можешь считать, что фотографии у тебя уже в кармане, – без колебания отрезал Бенсон.

– Ну, и еще, – резюмировал сэр Найджел, – тот русский перебежчик, которого вы вывезли из Женевы две недели назад. Кажется, ему кое-что известно о советских агентах в наших профсоюзах.

– Мы переслали вам стенограммы допросов, касающиеся этого, – быстро встрял Аллен.

– Нам бы хотелось получить прямой доступ к нему, – сказал сэр Найджел.

Аллен посмотрел на Кана, тот пожал плечами.

– О'кей, – заявил Бенсон. – А мы сможем получить доступ к «Соловью»?

– Сожалею, нет, – ответил сэр Найджел. – Тут совсем другое дело. С «Соловьем» все обстоит гораздо сложнее, он подвергается прямой опасности. Я не хочу, чтобы эта рыбка сорвалась с крючка просто из-за перемены настроения. Но вы будете получать все материалы, как только мы сами их получим. Но о вашем прямом подключении речи быть не может. Я стараюсь ускорить доставку и количество материалов, но это займет определенное время, и тут нужна особая осторожность.

– Когда планируется следующая доставка? – спросил Аллен.

– Ровно через неделю. По крайней мере, на этот день назначена встреча. Надеюсь, передача материала состоится.

Сэр Найджел Ирвин переночевал в специальном охраняемом доме ЦРУ, расположенном в сельской местности где-то в Вирджинии; на следующее утро «мистер Баррет» вылетел обратно в Лондон со своим главным маршалом авиации.

Три дня спустя Азамат Крим отбыл с пирса № 49 в Нью-Йоркской гавани на борту старушки «Королева Елизавета II» в направлении Саутгемптона. Он решил ехать морем, а не лететь самолетом, потому что на море его багаж не требовалось проверять при помощи рентгеновских лучей.

Он закупил все, что нужно. Одним из предметов его багажа была стандартная алюминиевая сумка, наподобие тех, которыми пользуются профессиональные фотографы для защиты своих камер и линз. Из-за своего назначения сумку нельзя было проверять в рентгеновском аппарате, но ее могли осмотреть и вскрыть. Для того, чтобы камеры и линзы не ударялись друг о друга, они были разложены в соответствующих отделениях из литого пластика внутри сумки, – пластик был приклеен к дну сумки, но не доходил до самого днища примерно на два дюйма. В этом промежутке лежало два пистолета с обоймами.

Другим предметом багажа, спрятанным глубоко внутри чемодана с одеждой, была алюминиевая труба с завинчивающейся крышкой, в которой лежало нечто напоминающее длинный, цилиндрический прицел для фотоаппарата диаметром примерно четыре дюйма. Он рассчитал заранее, что в глазах всех – за исключением разве уж самых подозрительных таможенников, – он сойдет за приспособление, которым фотоманы пользуются для съемок на дальнем расстоянии. Набор фотоальбомов с изображениями птиц и диких ландшафтов, лежавших рядом с этим оптическим приспособлением, должен был подтвердить это объяснение.

На самом деле это был усилитель яркости изображения, который также называют ночным прицелом, – того типа, который можно приобрести без специального разрешения в обычном магазине в США, но не в Англии.

В воскресенье, 8 августа, над Москвой стояло кипящее марево, и те, кто не мог добраться до пляжа, стекались в многочисленные плавательные бассейны, особенно много народа направлялось в новый комплекс, построенный к Олимпийским играм 1980 года. Но сотрудники британского посольства наравне с персоналом еще десятка посольств находились в этот день на берегу Москвы-реки, вверх по течению от Успенского моста. Среди них был и Адам Монро.

Он пытался напустить на себя выражение беззаботности, чтобы походить этим на других, но это давалось ему с трудом. Он слишком часто сверялся с часами и в конце концов поднялся и оделся.

– Эй, Адам, ты ведь не собираешься обратно в такую рань? До заката у нас уйма времени, – окликнула его одна из секретарш.

Он выдавил из себя подобие улыбки.

– Долг зовет, а точнее, мне должны позвонить по поводу планируемого визита делегации торговой палаты Манчестера, – прокричал он в ответ.

Он прошел через лесонасаждения к своей машине, забросил внутрь свои купальные принадлежности, огляделся украдкой – не наблюдает ли кто-либо за ним, и запер автомобиль. Кругом было так много людей в сандалиях, летних брюках и рубашках с короткими рукавами, что еще на одного такого же никто не обращал ни малейшего внимания. Он мысленно поблагодарил небеса за то, что люди из КГБ, по-видимому, вообше никогда не снимают свои официальные костюмы. В пределах прямой видимости не было никого, кто хотя бы в самой малости напоминал противника. Он еще раз огляделся и, свернув с дорожки, двинулся сквозь лес на север.

Валентина уже поджидала его, стоя в тени деревьев. Он почувствовал, как мышцы живота сжимаются в комок, несмотря на то, что он был рад видеть ее. Ее не обучали обнаруживать слежку, и за ней вполне мог увязаться хвост. В этом случае дипломатический статус избавит его от неприятностей более крупных, чем высылка, – но последствия этого будут огромными. Но даже не это заботило его больше всего: что они сделают с ней, если поймают, – только это и имело значение. Независимо от ее мотивов, то, что она делала, можно было назвать только государственной изменой, и никак иначе.

Он крепко обнял ее и поцеловал. Она вернула ему поцелуй, вся дрожа в его объятиях.

– Ты боишься? – спросил он.

– Немного, – кивнула она в ответ. – Ты прослушал магнитофонную запись?

– Да. Перед тем, как передать ее кому следует. Наверно, мне не надо было этого делать, но я сделал.

– Тогда ты знаешь о голоде, который нас ожидает. Адам, когда я была еще девочкой, я видела голод в нашей стране, – это было сразу же после войны. Это было страшно, но он был вызван войной, его виновниками были немцы. Мы могли тогда справиться с ним. Наши вожди были на нашей стороне, мы были уверены, что они в конце концов добьются улучшения.

– Может, им удастся справиться с этой бедой и сейчас, – запинаясь пробормотал Монро.

Валентина сердито покачала головой.

– Они даже не пытаются, – вырвалось у нее, – я сидела рядом с ними, вслушиваясь в их голоса, ведя протокол. Они просто пререкаются друг с другом, стараются спасти свою шкуру.

– А дядя твоего мужа, маршал Керенский? – осторожно спросил он.

– Он ничем не лучше остальных. Когда я выходила замуж, дядя Николай был у нас на свадьбе. Мне казалось, что он такой веселый, такой добрый. Правда, это была его личная жизнь. А теперь мне удалось послушать, как он ведет себя в жизни общественной: он такой же, как они – циничный и беспощадный. Каждый из них старается подсидеть другого, чтобы добиться еще большей власти, а что будет с людьми – на это им наплевать. Наверное, я должна была бы быть такой же, как они, но я не могу. Я больше не могу этого вынести.

Монро посмотрел через поляну на росшие там сосны, но перед глазами у него были оливковые деревья и мальчишка в форме, который кричал: «Я вам не принадлежу». Как странно, подумалось ему, государственные структуры со всей своей властью иногда заходят слишком далеко и теряют контроль за своими собственными слугами из-за того, что слишком перегибают палку. Это случается не часто, но бывает.

– Я могу вывезти тебя отсюда, Валентина, – сказал он. – Мне придется оставить дипломатическую службу, но такое уже бывало. Саша еще достаточно молод, чтобы вырасти в каком-нибудь другом месте.

– Нет, Адам, это страшно соблазнительно, но я не могу. Несмотря ни на что, я – частица России, я должна остаться. Может быть, когда-нибудь… я не знаю.

Они сидели некоторое время не говоря ни слова, держа друг друга за руки. Наконец она прервала затянувшееся молчание.

– Твои… люди из разведки передали пленку в Лондон?

– Наверно, да. Я передал ее человеку, который, по-моему, является резидентом секретной службы в нашем посольстве. Он спросил меня, будет ли какое-нибудь продолжение.

Она указала кивком на свою сумочку.

– Это всего лишь стенограмма. Я больше не могу приносить магнитофонные записи. После сверки со стенограммами их запирают в сейф, а у меня нет ключей. Здесь у меня листы с записью следующего заседания Политбюро.

– Валентина, как ты их выносишь оттуда? – спросил он.

– После заседаний, – рассказала она, – магнитофонные записи и рукописные стенограммы приносят под охраной в здание Центрального Комитета. Там, в закрытой на замок комнате, работаю я и еще пять женщин. Начальником над нами поставлен один мужчина. После того, как стенограммы переписываются набело, пленки запирают в сейф.

– Как же ты тогда достала первую?

Она пожала плечами.

– У нас новый начальник, его поставили всего месяц назад. Тот, что был до него, вел дела более небрежно. Рядом с нами расположена студия, где перед тем, как их запереть, с пленок делают одну-единственную копию. В один из дней в прошлом месяце я оказалась там одна и это продолжалось достаточно долго, чтобы я успела подменить вторую пленку пустой.

– Пустой? – вскрикнул Монро. – Они же заметят подмену, если им придет вдруг в голову проиграть эти пленки.

– Вряд ли, – протянула она. – Стенограммы после сверки их с магнитофонными записями направляются в архив. Мне повезло с этой пленкой: я вынесла ее в хозяйственной сумке под овощами, которые я приобрела в распределителе Центрального Комитета.

– Тебя не обыскивали?

– Нас вообще никогда не обыскивают. Нам доверяют, Адам, мы – элита новой России. С бумагами легче. На работе я ношу вышедший из моды пояс. Я скопировала стенограмму прошлого июньского заседания, но заложила при этом в машину одну лишнюю копию, после окончания процедуры я перевела регулятор количества копий на одну цифру назад. Лишнюю копию я спрятала внутри своего пояса. Снаружи на нем не было заметно никаких утолщений.

Монро вновь почувствовал, как напрягаются мышцы у него на животе при мысли о том риске, которому она себя подвергала.

– А о чем они говорили на этом заседании? – спросил он, указывая на ее сумочку.

– О последствиях, – ответила она. – Что произойдет, если разразится голод. Что народ России с ними сделает. Но Адам… после этого заседания в начале июля было еще одно. Я не смогла скопировать его, так как была в отпуске. Я не могла отказаться идти в отпуск, это было бы слишком заметным. Но когда я вернулась, то встретилась с одной из женщин, стенографировавших это заседание. Она побледнела, когда я спросила ее о нем, и отказалась что-нибудь говорить.

– А ты сможешь достать эту стенограмму? – поинтересовался Монро.

– Попытаюсь. Придется подождать, пока в отделе никого не останется, тогда я смогу воспользоваться копировальной машиной. После этого я переставлю регулятор, и никто не узнает, что ею пользовались. Но я смогу сделать это не раньше следующего месяца, тогда я буду работать в вечернюю смену и смогу улучить момент, когда останусь одна.

– Нам не следует больше встречаться в этом месте, – сообщил Монро. – Повторение одного и того же слишком опасно.

Следующий час он посвятил описанию некоторых профессиональных премудростей, которые ей необходимо было знать, собираясь и отправляясь на встречу. Наконец он протянул ей пачку листков, покрытых мелким шрифтом, которые до этого были спрятаны у него под рубашкой навыпуск.

– Здесь все записано, дорогая. Запомни это и сожги. Пепел спусти в канализацию.

Пять минут спустя она отдала ему пачку грязноватых листков, покрытых рукописными записями, сделанными прекрасным почерком кириллицей, которые она достала из своей сумочки, и растворилась в лесу, двигаясь по направлению к своей машине, оставленной на песчаной лесной дорожке примерно в полумиле от них.

Монро спрятался в тени арки над утопленной в стену боковой дверью часовни. Там он вытащил из кармана моток клейкой ленты, спустил до колен свои брюки и прикрепил переданные ему листки к бедру. Когда он подтянул брюки, подпоясался и двинулся обратно, он чувствовал, как бумаги мерно колыхались в такт его движениям, но под его широкими, сделанными в России брюками это было совсем не заметно.

К полуночи, сидя в тишине своего кабинета, он успел перечитать их десяток раз. В следующую среду в портфеле, прикованном к руке курьера, они были отправлены в Лондон, кроме того, они были запечатаны в конверт с сургучной печатью и предназначались для передачи исключительно в руки связного СИС в Форин офисе.

Стеклянные двери, за которыми расположился розовый сад, были плотно закрыты и только жужжание кондиционера нарушало молчание в Овальном кабинете Белого дома. Прекрасные июньские дни давно миновали, а жаркая духота вашингтонского августа совершенно исключала всякую возможность открыть двери или окна.

Вокруг фасада здания, выходящего на Пенсильвания авеню, сгрудились толпы разопревших на жаре туристов, восхищенных видом знакомого фронтона Белого дома – всеми его колоннами, флагами и искривленной подъездной дорожкой, другие терпеливо стояли в очереди на экскурсию по этой самой главной из всех американских святынь. Но никому из них не удалось бы проникнуть в небольшое западное крыло президентских апартаментов, где уединился президент Мэтьюз со своими советниками.

Перед его столом сидели Станислав Поклевский и Роберт Бенсон. К ним присоединились государственный секретарь Дэвид Лоуренс – бостонский юрист и столп истеблишмента восточного побережья.

Президент Мэтьюз закрыл защелку на лежавшей перед ним папке. К этому времени он уже не раз успел перечитать первую стенограмму заседания Политбюро, переведенную на английский язык; сейчас же он только что закончил читать результаты оценки его экспертами этой стенограммы.

– Боб, ваша оценка их нехватки в тридцать миллионов тонн была удивительно близка к действительности, – сказал он. – А теперь представляется, что им не хватит от пятидесяти до пятидесяти пяти миллионов этой осенью. И у вас нет никаких сомнений, что эта стенограмма поступила прямо изнутри Политбюро?