Глава 3

Пока Петер Миллер спал в объятиях Зиги в Гамбурге, огромный лайнер аргентинской авиакомпании развернулся над укрытыми тьмой холмами Кастилии и пошел на посадку в мадридском аэропорту «Барахас».

В салоне первого класса в третьем ряду у окна сидел мужчина шестидесяти с лишним лет, седовласый, с подстриженными усиками.

В архивах Интерпола хранится лишь один снимок этого человека, тогда сорокалетнего, с коротко подстриженной шевелюрой, расчесанной слева на прямой, словно по линейке, пробор; тонкие губы еще не скрывали усики. Но и те немногие, кто видел фотографию, вряд ли узнали бы мужчину в самолете — он облысел, а остатки волос зачесал назад, без пробора. Фото в паспорте соответствовало его новой внешности.

Паспорт был выдан сеньору Рикардо Суэртесу, гражданину Аргентины. Уже само это имя бросало миру вызов. Ведь «suerte» по-испански означает «счастье», а «счастье» по-немецки «Gluck». Подлинное имя пассажира было Рихард Глюкс. В прошлом он был генералом СС, руководил Главным отделом имперской экономической администрации, занимал должность Верховного инспектора концентрационных лагерей. В израильских и западногерманских списках разыскивающихся военных преступников его имя стояло третьим после Мартина Бормана и бывшего шефа гестапо Генриха Мюллера, выше даже Йозефа Менгеле, «доктора-дьявола» из Аушвица. В «ОДЕССЕ» это был второй человек — прямой преемник Мартина Бормана, получившего в 1945 году мантию фюрера.

В преступлениях СС Рихард Глюкс играл роль особую, по изощренности действий сравнимую лишь с тем, как ему удалось организовать в начале мая 1945 года собственное исчезновение. По жестокости он превзошел самого Адольфа Эйхмана, хотя лично не уничтожил никого.

Между тем, если бы его соседу в самолете сказали, кто сидит рядом, он, наверное, полюбопытствовал бы, почему глава экономической администрации стоит в списке разыскиваемых нацистов так высоко. И в ответ услышал бы, что девяносто пять процентов преступлений, совершенных фашистами с 1933 по 1945 год, — дело рук эсэсовцев. Из них подавляющее большинство инспирировано главными отделами имперской безопасности и экономической администрации. И если ему покажется странным, что экономическое ведомство занималось убийствами, значит, он не понимает сути происходившего в фашистской Германии. Ведь нацисты хотели непросто стереть с лица Европы всех евреев и славян, но и заставить жертв заплатить за сию «честь».

Евреи расплачивались за смерть в три этапа. Сначала они лишались имущества — домов, лавок, заводов, фабрик, автомобилей, одежды, денег. Их высылали на восток страны в концлагеря якобы для освоения новых земель (чему они зачастую верили) с одной лишь ручной кладью. На лагерной площади у обреченных отбирали и ее.

Так вот, из клади шести миллионов человек было извлечено ценностей на миллиарды долларов — европейские, и особенно польские, евреи того времени держали свои богатства при себе. И потянулись в закрома СС целые эшелоны золотых украшений, бриллиантов, сапфиров, рубинов, серебряных слитков, луидоров, золотых долларов и всевозможных банкнот. Словом, с первого до последнего дня своего существования СС только и делали, что грабили. Часть награбленного в виде золотых слитков перекочевала в конце войны в банки Швейцарии, Лихтенштейна, Танжера и Бейрута и стала финансовой основой «ОДЕССЫ». А немалая толика этого золота до сих пор лежит в подземных бункерах Цюриха, охраняемая любезными, но непреклонными банкирами.

Второй этап состоял в использовании тел узников. Скрытые в них калории тоже можно было пустить в дело. На этом этапе евреи уже ничем не отличались от русских, которых немцы захватывали нищими. Не способных работать уничтожали, а способных угоняли на фабрики, принадлежавшие или самим СС, или концернам Тиссена и Опеля.

СС были государством в государстве: обладали собственными фабриками, мастерскими, инженерным и конструкторским отделами, ремонтными станциями и даже пошивочными ателье. Почти все необходимое для себя они создавали сами, используя труд рабов, которых Гитлер особым законом сделал собственностью СС.

Третий этап заключался в использовании тел мертвецов. Узники шли на гибель голыми, оставляя за собой горы обуви и одежды. А еще волосы — их отправляли в рейх и перерабатывали в валенки; золотые коронки — их вырывали у трупов клещами и переплавляли в золотые слитки. Немцы пытались даже кости превратить в удобрение, а плоть — в мыло, но это оказалось экономически невыгодным.

Во главе этой грабительской службы стоял Главный отдел имперской экономической администрации, которым в свое время и руководил мужчина, летевший в ту ночь в Мадрид.

В Германию Глюкс предпочитал не возвращаться, дабы не рисковать головой или свободой. Ему это было и не нужно. Черпая из тайных источников солидные средства, он в полном достатке доживал свои дни в Южной Америке. Нацистским идеалам он был предан так же, как в тридцать третьем, что вкупе с былыми заслугами обеспечило ему почетное место в рядах укрывшихся в Аргентине фашистов.

Самолет приземлился без происшествий, пассажиры быстро прошли таможенный досмотр. Слушая отменный испанский Глюкса, таможенники приняли его за выходца из Южной Америки безоговорочно.

У здания аэропорта он взял такси и по старой привычке попросил остановиться за квартал до отеля «Сурбуран». Расплатившись, дошел до гостиницы пешком. Устроился в заказанном по телексу номере, принял душ и побрился. Ровно в девять в дверь к нему тихо постучали трижды и после краткой паузы еще дважды. Он открыл сам и, узнав гостя, отступил от порога.

Вновь прибывший притворил дверь, щелкнул каблуками, выбросил правую руку вперед и вверх в фашистском приветствии.

— Зиг хайль!

Генерал Глюкс одобрительно кивнул и отсалютовал в ответ так же. Потом пригласил гостя сесть.

Мужчина, глядевший на него, тоже был немцем, бывшим офицером СС, а теперь шефом западногерманского отдела «ОДЕССЫ».

Генерал Глюкс налил себе и собеседнику кофе из серебряного кофейника на подносе и раскурил гаванскую сигару.

— Вы, наверное, уже поняли, отчего я решился на это неожиданное и рискованное путешествие, — сказал он. — Мне ни к чему оставаться в Европе дольше, чем необходимо, посему я буду краток.

Подчиненный из ФРГ весь обратился в слух. Приглашение в Мадрид на личную беседу с руководителем столь высокого ранга польстило ему. Он чувствовал, встреча связана с происшедшим тридцать шесть часов назад убийством президента Кеннеди. И не ошибся.

— Теперь Кеннеди мертв. Это для нас удача невероятная, — продолжил генерал. — И нужно во что бы то ни стало извлечь из нее наибольшую пользу. Вы меня понимаете?

— В общем, да, генерал, — с готовностью ответил подчиненный. — А в частности?

— Я имею в виду тайную сделку на поставку оружия между кучкой предателей из Бонна и свиньями из Тель-Авива. Вы знаете о ней? О танках, пушках и другом вооружении, что уже теперь поставляет Израилю ФРГ?

— Да, конечно.

— И вам известно также, что наша организация делает все возможное для поддержки египтян, дабы в будущей войне с евреями они победили.

— Известно. В помощь им мы уже завербовали немало немецких ученых.

Генерал Глюкс кивнул.

— О них мы еще поговорим. Пока же речь пойдет о нашей тактике держать арабских друзей в курсе всех подробностей предательской сделки, чтобы они как можно сильнее «давили» на Бонн по дипломатическим каналам. Протесты арабов привели в ФРГ к формированию группы политиков, резко настроенных против сделки, потому что она противоречит арабским интересам. Эта группа, сама того не подозревая, играет на руку нам, оказывая давление на дурачка канцлера через его министров с тем, чтобы он отменил сделку,

— Да. Мне все ясно, генерал.

— Хорошо. Пока что Эрхард поставки оружия не прекратил, но колебаться уже начал. А главный козырь сторонников сделки до сих пор состоял в том, что ее поддерживал Кеннеди, а Эрхард всегда шел у него на поводу.

— Верно.

— Но теперь Кеннеди мертв.

Приехавший из ФРГ откинулся на спинку кресла, глаза его разгорелись — новый поворот событий сулил блестящие перспективы. Генерал СС стряхнул в чашку из-под кофе пепел с сигары и ткнул ее горящим концом в сторону собеседника.

— Таким образом, весь этот год нашим друзьям и сторонникам в Германии нужно будет как можно активнее настраивать общественное мнение против сделки с Израилем и за наших верных и старых друзей на Ближнем Востоке — арабов,

— Да, да, это вполне реально, — подчиненный уже широко улыбался.

— А мы через своих людей в египетском правительстве обеспечим постоянный поток официальных протестов от АРЕ и прочих стран, — продолжил генерал. — Другие арабские друзья организуют в ФРГ выступления арабских студентов и сочувствующих им немцев. Ваша задача — пропагандировать нужные идеи посредством разнообразных листовок и брошюр, которые мы вам тайно поставим, статей в самых влиятельных газетах и журналах страны с соответствующими призывами к тем политическим деятелям, которых мы хотели привлечь на свою сторону.

Приехавший из ФРГ внезапно нахмурился.

— Теперь не так-то легко посеять в Германии антиизраильские настроения.

— А это и ни к чему, — отрезал генерал. — Проповедуемая мысль будет очень простой: из чисто практических соображений Германии не стоит отталкивать восемьдесят миллионов арабов ради какой-то безрассудной сделки. Многие немцы, особенно дипломаты, к этой мысли прислушиваются. К ее распространению можно подключить и наших друзей из министерства иностранных дел. А за финансовой поддержкой дело не станет. Главное вот в чем: теперь, когда Кеннеди нет, а Джонсон вряд ли станет придерживаться такого же интернационалистского, проеврейского подхода, на Эрхарда нужно постоянно давить со всех сторон, включая и его кабинет министров, с тем чтобы он отменил сделку. И если мы докажем Каиру, что способны повлиять на внешнюю политику Бонна, наш авторитет в Египте, безусловно, резко повысится.

Прибывший из ФРГ несколько раз кивнул — в мыслях у него уже вырисовывался план пропагандистской кампании.

— Все будет сделано, — сказал он наконец.

— Превосходно, — ответил генерал Глюкс.

Собеседник взглянул ему в глаза:

— Генерал, вы обмолвились о немецких ученых, которые теперь работают в Египте.

— Да, да. И обещал вернуться к ним позже. Так вот, они помогают сделать явью вторую часть нашего замысла — уничтожить евреев раз и навсегда. Вы, конечно, слышали о хелуанских ракетах?

— Да. В общих чертах по крайней мере.

— А для чего они предназначены, вы знаете?

— Ну, я предполагал...

— Что они сбросят на Израиль несколько тонн мощной взрывчатки? — Тут генерал Глюкс широко улыбнулся. — Нет ничего более далекого от истины. Однако, по-моему, настало время рассказать вам, почему эти ракеты и люди, их создающие, нам столь необходимы.

Генерал Глюкс развалился в кресле, уставился в потолок и открыл подчиненному правду о хелуанских ракетах.

В первые послевоенные годы, когда Египтом еще правил король Фарук, тысячи нацистов, в том числе и бывших членов СС, бежали из Европы на песчаные берега Нила, где их гостеприимно принимали. Среди беженцев были и ученые. И еще до военного переворота, в результате которого свергли Фарука, двое немецких специалистов по заданию короля начали разработки, приведшие в конце концов к созданию завода по производству ракет. Это было в 1952 году. Ученых звали Поль Герке и Рольф Эндель.

После прихода к власти Нагила и потом Насера работы на несколько лет приостановились, однако, потерпев поражение от израильских войск в синайской кампании 1956 года, новый правитель АРЕ поклялся стереть еврейское государство с лица земли.

В 1961 году, когда Москва наотрез отказалась поставить ему тяжелые баллистические ракеты, проект Гёрке-Энделя по созданию в Египте собственного ракетного производства — с целью отомстить Израилю — был возрожден, и уже через год лихорадочной работы, когда главной целью была быстрота, а в средствах ученых никто не ограничивал, в Хелуане, неподалеку от Каира, египтяне под руководством немецких специалистов построили завод №333. Но открыть завод — одно, а разработать и наладить производство ракет — совсем другое. Поэтому самые влиятельные сторонники Насера, в основном пронацисты, сотрудничавшие с немцами во время второй мировой войны, заблаговременно провели серьезные переговоры с представителями «ОДЕССЫ» в Египте. С их помощью египтянам удалось решить главную задачу — найти ученых, способных рассчитать конструкцию ракет.

Дело в том, что ни СССР, ни США, ни Великобритания или Франция не желали помогать арабам в этом деле. И планы Египта, несомненно, рухнули бы, не приди люди «ОДЕССЫ» к выводу, что Насеру нужны ракеты, по размеру и дальности действия поразительно похожие на «Фау-2», которые строили в Пенемюнде с расчетом на Лондон Вернер фон Браун и его люди. Со многими из них можно было запросто связаться.

И в конце 1961 года началась их вербовка. Большинство ученых работало в Западногерманском институте аэрокосмических исследований в Штутгарте. Однако Парижский договор 1954 года, по которому немцам запрещалось заниматься определенными видами исследований, особенно в области ядерного распада и ракетостроения, не давал им развернуться. Да и денег не хватало. Поэтому для многих предложение проектировать настоящие ракеты в условиях неограниченных средств, живя в прекрасном климате, показалось очень соблазнительным.

Главным вербовщиком «ОДЕССА» назначила бывшего майора СС доктора Фердинанда Бранднера, который, в свою очередь, сделал «мальчиком на побегушках» бывшего сержанта СС Хайнца Крюга. И они вдвоем начали колесить по Германии в поисках людей, готовых ехать в Египет строить ракеты для Насера.

Плату за работу они предлагали очень высокую, поэтому от желающих просто отбоя не было. Среди завербованных стоит отметить профессора Вольфганга Пильца, которым впоследствии воспользовались французы — он стал отцом ракеты «Вероника», основателем аэрокосмической программы де Голля. В Египет он выехал в начале 1962 года. Отправились туда и д-р Юген Зангер с женой Ирмой (оба раньше работали у фон Брауна), д-р Йозеф Айзик и д-р Кирмайер. Все они были специалистами по ракетному горючему и реактивной технике.

Первые результаты их работы мир увидел 23 июля 1962 года во время парада по улицам Каира в честь восьмой годовщины провозглашения Египетской республики. Сквозь ревущую толпу по мостовой прогрохотали тягачи с двумя ракетами «Эль Кахира» и «Эль Зафира», имевшими дальность соответственно 500 и 300 километров. Пока это были всего-навсего пустышки без боеголовок и горючего, однако им суждено было стать первыми из 400 аналогичных ракет, которые планировалось запустить на Израиль.

Генерал Глюкс перевел дух, затянулся сигарой и перешел от прошлого к настоящему.

— Беда вот в чем. Хотя мы решили проблему изготовления корпусов, боеголовок и топлива, ключ к производству управляемого снаряда — система теленаведения. — Он ткнул сигарой в сторону западного немца и продолжил: — Именно ее мы и не можем создать в самом Египте.

В силу неблагоприятных обстоятельств нам не удалось уговорить ни одного толкового специалиста по системам наведения, хотя такие есть и в Штутгарте, и в других местах, переехать в Египет. Все, кто у нас там работает, разбираются лишь в аэродинамике, реактивных двигателях и боеголовках. Между тем мы обещали египтянам, что ракеты у них будут, и слово сдержим. Президент Насер уверен — новая война между Египтом и Израилем неизбежна, и он прав. Однако Гамаль считает, будто ее можно выиграть одними танками и пехотой. По нашим сведениям, этого мало, несмотря на численный перевес египтян. К тому же представьте такую картину: все купленное за миллиарды долларов обычное оружие против евреев окажется бессильным, лишь ракеты, созданные завербованными через нашу сеть учеными, обеспечат Насеру победу. Тогда наше положение на Ближнем Востоке не поколеблет ничто. И вообще мы убьем сразу двух зайцев: во-первых, заручившись вечной благодарностью арабов, обеспечим надежный приют нашим людям на все времена, а во-вторых, раз и навсегда покончим с жидовским государством и тем самым выполним последнюю волю покойного фюрера. Это великая честь, и мы должны быть и будем достойны ее.

Подчиненный глядел на шагавшего по комнате старшего офицера завороженно и слегка озадаченно.

— Простите, генерал, — решился он наконец, — но неужели всего четырехсот боеголовок хватит, чтобы уничтожить евреев в Израиле всех до единого? Нанести стране большой урон — да, но стереть с лица земли?

Глюкс повернутся и взглянул на молодого человека, торжествующе улыбаясь.

— Да знаете ли вы, что это за боеголовки?! — воскликнул он. — Неужели вы полагаете, что для этих свиней мы начиним их простой взрывчаткой? Насер с готовностью принял наше предложение установить на «Кахирах» и «Зафирах» особые боеголовки. В одни мы поместим концентрированные штаммы бубонной чумы, другие взорвутся высоко над землей, осыпав весь Израиль радиоактивным кобальтом-60. Уже через несколько часов люди начнут умирать от лучевой болезни. Вот что мы им припасли.

Собеседник глядел на него, разинув рот,

— Невероятно, — выдохнул он. — Теперь я припоминаю — читал где-то о суде в Швейцарии прошлым летом, но тогда мне показалось, все это слухи: улики были слишком неубедительны. А это все-таки правда. Но тогда, генерал, ваш замысел великолепен,

— Да, великолепен и вполне осуществим, если только «ОДЕССE» удастся оснастить ракеты системами теленаведения, которые не просто направят их в нужном направлении, а приведут точно к цели. Человек, руководящий всеми связанными с разработкой систем теленаведения исследованиями, находился в Германии. Его прозвище Вулкан. Вы, наверное, помните: в греческой мифологии Вулкан — это кузнец, делавший для богов молнии.

— Он что, тоже ученый? — изумленно спросил западный немец.

— Нет, конечно, нет. Когда в 1955 году его вынудили исчезнуть, он должен был вернуться в Аргентину. Но мы попросили вашего представителя немедленно достать ему новый паспорт, с которым он мог бы остаться в ФРГ. Затем один из швейцарских банков выдал ему с нашего счета один миллион американских долларов — на открытие завода в Германии. Сперва его планировалось использовать как базу для других интересовавших нас исследований, но ради теленавигационных систем для ракет Хелуана их пришлось отложить.

Завод, руководимый Вулканом, производит транзисторные радиоприемники. Но это лишь прикрытие. В его научно-исследовательском отделе группа ученых разрабатывает системы наведения для ракет Насера.

— А почему не заняться этим прямо в Египте? — спросил собеседник Глюкса.

Генерал улыбнулся и вновь зашагал по номеру.

— Именно здесь и проявился гений «ОДЕССЫ». Как я уже говорил, в ФРГ есть люди, способные создать системы наведения для ракет, но никто из них не согласился переехать в Египет. А работающие в исследовательском отделе на заводе у Вулкана считают, что выполняют секретный заказ министерства обороны ФРГ.

Новость была столь ошеломляющей, что подчиненный вскочил выплеснув кофе на ковер.

— Боже мой! — воскликнул он. — Как вам это удалось?

— В общем-то, очень просто. Парижский договор запрещает Германии заниматься ракетами. И с работающих под руководством Вулкана людей взял подписку о неразглашении наш человек в министерстве обороны ФРГ. Его сопровождал генерал, чье лицо ученые помнят со времен войны. Эти люди готовы трудиться на благо Германии даже вопреки Парижскому договору, но вряд ли станут работать на Египет. А так они верят, что и впрямь служат Германии.

Конечно, проект стоит огромных денег. Обычно такое дело под силу поднять лишь крупному государству. Естественно, эта программа сильно поуменьшила наши фонды. Так что вы, надеюсь, понимаете, насколько важен Вулкан?

— Еще бы, — ответил шеф «ОДЕССЫ» в ФРГ. — Значит, если Вулканом что-нибудь случится, весь проект сорвется?

— Да. И заводом, и компанией владеет он один. Он — ее председатель и главный инженер, обладатель всех фондов и акций. Лишь он может выплачивать жалованье ученым, выписывать огромные суммы на исследования. Ни один из ученых никогда не имел дела ни с кем в фирме, кроме него, никто другой не знает, чем занимается ее гигантский научно-исследовательский отдел. Считается, что его служащие занимаются высокочастотными приборами, в надежде выйти с новыми разработками на рынок транзисторных радиоприемников. Секретность считается мерой предосторожности против промышленного шпионажа. Вулкан — единственное связующее звено между научно-исследовательским отделом и основным производством. Если он исчезнет, рухнет весь проект.

— Вы можете сообщить мне название завода?

Генерал подумал немного, потом назвал его. Подопечный изумленно взглянул на шефа.

— Я знаю эти радиоприемники! — воскликнул он.

— Еще бы. Ведь это настоящая фирма, действительно выпускающая транзисторы.

— А ее директор — он и есть?..

— Да. Это Вулкан. И теперь вам должно быть ясно, зачем нужно беречь как зеницу ока. А потому — вот вам главный документ. — Генерал Глюкс вынул из нагрудного кармана фотографию и передал ее собеседнику.

Тот долго не отрывал изумленный взгляд от лица на снимке, потом прочел фамилию на обороте и прошептал:

— Боже мой, а я думал, он в Южной Америке.

Глюкс покачал головой:

— Ничего подобного. Он и есть Вулкан. Сейчас его работа находится в критической стадии. Так что если вы вдруг услышите, что кто-то излишне интересуется Вулканом, его нужно будет проучить. Сначала предупредить, а если не отступится, то и уничтожить. Вы все уяснили, камрад? Никто, повторяю, никто, кроме нас, не должен знать, какую роль играет теперь в нашей организации Вулкан.

Генерал СС встал. Поднялся и гость.

— Вот и все, — сказал Глюкс. — А теперь — за дело.

Глава 4

— Но ты даже не знаешь, жив ли он!

Петер Миллер и Карл Брандт сидели бок о бок в «ягуаре» у дома инспектора — Петер застал Карла за завтраком.

— Да, не знаю. Именно это и нужно выяснить в первую очередь. Если Рошманн умер, значит, и делу конец. Поможешь?

Брандт обдумал просьбу и медленно покачал головой.

— Прости, нет.

— Отчего же?

— Послушай, я отдал тебе дневник только потому, что он потряс меня и я подумал, ты напишешь о Таубере. Но мне и в голову не приходило, что ты вздумаешь выслеживать Рошманна. Почему бы тебе просто не написать о дневнике?

— А что тут напишешь? «В один прекрасный день я нашел папку, где какой-то старик-самоубийца описывает пережитое во время войны»? Думаешь, мой редактор это примет? Признаюсь, на меня дневник Таубера произвел жуткое впечатление, но лишь на меня. О войне написаны уже сотни мемуаров. Они начинают надоедать. Посему одним лишь дневником никого в прессе не заинтересуешь.

— К чему ты клонишь? — спросил Брандт.

— А вот к чему. Если на основе дневника организовать розыск Рошманна по всей стране, из этого можно будет сделать хороший очерк.

Брандт не спеша стряхнул пепел с сигареты в пепельницу на приборной доске «ягуара».

— Никто его разыскивать не станет. Послушай, Петер, полицию я знаю лучше. Мы освобождаем город от сегодняшних преступников. И никто не станет отвлекать перегруженных сыщиков на поиски человека из-за содеянного в Риге двадцать лет назад.

— Но можешь ты хотя бы поднять этот вопрос у себя в полиции?

— Нет, — покачал головой Брандт. — Не могу.

— Почему? В чем дело?

— Потому что не желаю с этим связываться. Тебе легко говорить — ты холост, ничем не обременен. А у меня жена двое детей, посему я не хочу ставить под удар карьеру.

— Но разве это ей повредит? Разве Рошманн не преступник?

Брандт раздавил окурок.

—Не так-то легко объяснить. Просто в полиции существует к этому особое отношение, некий неписаный закон. И заключается он в том, что, если начать копаться в преступлениях эсэсовцев, карьера только пострадает. Да и толку все равно не будет. Запрос положат под сукно, и точка. Так что, если хочешь раздуть это дело, на меня не рассчитывай.

Миллер помолчал, глядя в ветровое стекло, потом сказал:

— Раз так, ладно, оставлю тебя в покое. Но надо же мне с чего-то начать... Завещание Таубер оставил?

— Только краткую записку, где говорится, что он завещает все другу, некоему господину Марксу. Я подшил ее в дело.

— Хоть какая-то зацепка. Где найти этого Маркса?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Брандт.

— Разве в записке не было адреса?

— Нет, — ответил Карл. — Только имя.

— Думаю, Маркс живет где-то рядом. Ты его не искал?

— Да пойми наконец, — вздохнул Брандт. — У нас в полиции ни одной свободной минуты нет. А знаешь, сколько в Гамбурге Марксов? Сотни только в телефонном справочнике. Я не могу тратить недели на поиски одного из них. Тем более что наследство Таубера не стоит ломаного гроша.