Но хотя произведения де Голля и книги, написанные самыми близкими к нему людьми, позволили Шакалу составить полное представление о гордом и надменном президенте Франции, он не мог ответить на главный вопрос, занимавший его с тех пор, как 15 июня в Вене он согласился на предложение Родина. Заканчивалась первая неделя июля, а он еще не решил, где, когда и как будет выполнено задание ОАС. Наконец он отправился в читальный зал Британского музея и, записавшись, как обычно, под вымышленной фамилией, начал просматривать подшивки ежедневной французской газеты «Фигаро».
Точно не известно, когда Шакал пришел к искомому ответу, но можно предположить, что в течение трех дней после 7 июля. За эти три дня, вдохновленный идеей, на которую навела его колонка светской хроники в номерах за 1962 год, Шакал просмотрел старые подшивки за все годы президентства де Голля. Теперь он точно знал, в какой день и час, независимо от погоды или самочувствия, не взирая на опасность, Шарль де Голль выйдет к людям. На этом закончился этап сбора информации. Шакал перешел к непосредственной подготовке покушения.
Долгие часы провел он, лежа на спине, уставившись в выкрашенный в кремовый цвет потолок спальни в своей квартире, до мельчайших подробностей продумывая каждый шаг.
Рассмотрев и отвергнув по меньшей мере дюжину вариантов, Шакал решил, «как» он это сделает, основываясь на принятых ранее «где» и «когда».
Ни на минуту не забывал он о том, что в 1963 году ни одного из лидеров западного мира не охраняли так тщательно и умело, как генерала де Голля, президента Франции. Убить его, и дальнейшие события это подтвердили, оказалось значительно труднее, чем Джона Ф. Кеннеди, президента США. Хотя англичанин этого и не знал, но французские эксперты получили возможность ознакомиться с мерами обеспечения безопасности президента Кеннеди и сочли их несостоятельными. И убийство президента Кеннеди в Далласе в ноябре 1963 года доказало их правоту. Ибо де Голль ушел в отставку по истечении срока полномочий (Де Голль ушел с поста президента в апреле 1969 г. после поражения на референдуме) и умер в своей постели. Так что Шакал прекрасно понимал, что ему противостоит едва ли не лучшая в мире служба безопасности, вся полиция Франции постоянно настороже в ожидании возможного покушения, а организация, на которую он работает, до предела насыщена доносчиками. К положительным сторонам он относил собственную анонимность и нежелание его жертвы сотрудничать с охраняющими его людьми.
В избранный день гордость, упрямство и абсолютное пренебрежение опасностью выведет президента Франции из-под защитного колпака, как бы велик ни был риск.
* * *
Самолет авиакомпании SAS, прилетевший из Копенгагена, зарулил на стоянку перед зданием лондонского аэропорта, проехал чуть вперед и остановился. Взвыли и стихли двигатели. Подкатил трап, и пассажиры двинулись по ступенькам, прощаясь с улыбающейся стюардессой на верхней площадке трапа. На смотровой террасе высокий блондин сдвинул солнцезащитные очки на лоб и поднес к глазам бинокль. Оптика приблизила к нему шестую за утро цепочку пассажиров. На залитой теплыми лучами солнца террасе толпились встречающие. Им хотелось как можно скорее заметить тех, кого они ждали, так что поведение блондина никого не удивило.
Когда восьмой по счету пассажир показался из двери и выпрямился, блондин на террасе весь подобрался и не отводил от него взгляда, пока тот спускался по трапу. Датчанин, пастор, в костюме с высоким жестким воротником. Лет под пятьдесят, но лицо моложавое, седые волосы, не длинные, но и не короткие, зачесанные назад. Рост выше среднего, широкоплеч, физически крепок. В общем, такого же телосложения, как и наблюдавший за ним блондин.
Пассажиров ждали проверка документов и таможенный контроль, так что Шакал неторопливо убрал бинокль в футляр, футляр положил в брифкейс, закрыл его и прошел в главный зал. Пятнадцать минут спустя датский пастор появился из таможни с чемоданом и саквояжем в руках. Похоже, никто его не встречал, и первым делом он направился к окошечку «Барклейс бэнк», чтобы поменять деньги.
* * *
Давая объяснения датской полиции, когда его допрашивали шесть недель спустя, он заявил, что не заметил светловолосого молодого англичанина, стоящего позади него в очереди к окошечку и спокойно изучавшего лицо пастора из-под черных очков. По крайней мере, пастор не помнил такого человека. Когда он вышел из здания аэропорта, чтобы сесть в автобус авиакомпании ВЕД, доставивший его на автовокзал Кромвель-роуд, англичанин с брифкейсом шел в нескольких шагах позади него, так что скорее всего они ехали в одном автобусе.
На автовокзале датчанину пришлось подождать, пока его чемодан снимут с багажного прицепа, затем он направился к стоянке такси. Шакал в это время прошел на служебную автостоянку, где он оставил свой автомобиль, спортивную модель с открытым верхом. Положив брифкейс на пассажирское сидение, он сел за руль, завел двигатель и объехал автовокзал слева. Отсюда он мог видеть длинный ряд такси, ожидающих пассажиров. Датчанин сел в третье от головы такси. Выехав на Кромвель-роуд, такси свернуло к Найтсбридж. Спортивный автомобиль покатил следом.
Водитель такси высадил ничего не подозревающего священника около небольшого, но комфортабельного отеля на Хаф Мун-стрит, в это время спортивный автомобиль проехал мимо и остановился на Керзон-стрит. Шакал убрал брифкейс в багажник, купил дневной выпуск газеты «Ивнинг Стандард» в киоске на Шеферд Маркет и через пять минут уже сидел в вестибюле отеля. Ему пришлось подождать еще двадцать пять минут, прежде чем датчанин спустился вниз и отдал ключ от номера портье. Тот повесил его на крючок. Ключ качался несколько секунд, и мужчина, удобно расположившийся в кресле, очевидно, в ожидании приятеля, чуть опустил газету, когда датчанин проследовал в ресторан, и заметил номер ключа: 47. Вскоре портье отошел на минутку, чтобы проверить заказ на билеты в театр для одного из гостей, и мужчина в черных очках, никем не замеченный, поднялся по лестнице.
Слюдяная полоска шириной в два дюйма оказалась, недостаточно жесткой, чтобы открыть довольно тугой замок номера 47, но, усиленная тонким стальным лезвием, справилась с пружиной, и дверь распахнулась. Пастор ушел лишь перекусить, поэтому оставил паспорт на столике у кровати. Тридцать секунд спустя Шакал вернулся в коридор, оставив нетронутой пачку туристских чеков в бумажнике пастора. Он рассчитывал, что администрация отеля, увидев, что ничего не украдено, попытается убедить священника, что тот потерял паспорт где-то еще до приезда в отель. Так оно и вышло. Обнаружив пропажу паспорта, датчанин обратился к управляющему. Они вместе еще раз осмотрели номер, и управляющий, подчеркнув, что все вещи, включая туристские чеки, на месте, постарался втолковать недоумевающему пастору, что нет нужды вызывать в отель полицию, так как паспорт, скорее всего, потерян где-то по пути. Датчанин, человек по натуре добрый и неуверенно чувствующий себя в чужой стране, согласился, что такое могло случиться, хотя прекрасно помнил, как клал паспорт на столик у кровати. На следующий день, обратившись в датское генеральное консульство, он получил временный документ, с которым и вернулся в Копенгаген через две недели. Сотрудник генерального консульства, выписавший документ, зафиксировал потерю паспорта, выданного в Копенгагене пастору Перу Иенсену, и больше не думал об этом. Временный документ пастор получил 14 июля.
* * *
Через два дня аналогичная история произошла с американским студентом из Сиракуз, штат Нью-Йорк. По прибытии в лондонский аэропорт он показал свой паспорт кассиру «Америкэн экспресс», обменивая первый из туристских чеков на наличные. Деньги он положил во внутренний карман пиджака, паспорт — в бумажник на молнии, а тот — в сумку. Чуть позже, пытаясь привлечь внимание носильщика, он поставил сумку на пол и взмахнул рукой, а когда хотел поднять сумку, она исчезла. Носильщик не стал выслушивать претензии студента, но отвел того к стойке «Пан Америкэн», куда вызвали полицейского. Студента пригласили в полицейский участок, где тот объяснил, что с ним произошло.
Когда отпала вероятность того, что сумку взяли по ошибке, происшедшее классифицировали, как кражу, и оформили соответствующий протокол.
После извинений и выражения сочувствия молодому, атлетически сложенному американцу рассказали, какие усилия предпринимаются полицией аэропорта ради того, чтобы обезопасить пассажиров от мелких воров и карманников. А американец признал, что такой же случай произошел с его приятелем на Грэнд Сентрал в Нью-Йорке.
Сообщение о краже вкупе с описанием сумки и ее содержимого поступило во все подразделения лондонской полиции. Но проходила неделя за неделей, следов сумки и паспорта не обнаруживалось, и о них больше никто не вспоминал.
А Марти Шульберг отправился в свое посольство на Гросвенер Сквэа, заявил о краже паспорта, и ему также выдали временный документ, по которому он улетел в Штаты, проведя месяц в Шотландии. Посольство зарегистрировало потерю паспорта, уведомило об этом Государственный департамент в Вашингтоне, и этот маленький эпизод канул в Лету.
Никто не мог подсчитать, сколько пассажиров прошли перед биноклем Шакала. Несмотря на разницу в возрасте, те двое, что лишились паспорта, многим напоминали друг друга: рост за шесть футов, широкоплечие, стройные, с синими глазами. А в чертах лиц проглядывало неуловимое сходство с Шакалом, который их и ограбил. Седовласый пастор Иенсен, сорока восьми лет, надевал очки в золотой оправе, только беря в руки книгу или газету. Марти Шульберг, двадцати пяти лет, с каштановыми волосами, постоянно носил очки в тяжелой роговой оправе.
Эти лица Шакал рассматривал долго, положив паспорта перед собой в своей квартире на Саут Одли-стрит. Целый День ушел у него на посещения магазинов театральных принадлежностей, оптики и мужской одежды в Вест-Энде, специализирующемся на американцах и получающем большую часть товаров из Нью-Йорка: были куплены синие контактные линзы без диоптрий, две пары очков с золотой и черной роговой оправами, тенниска и трусы, белые брюки и небесно-синяя ветровка с молнией впереди и шерстяными воротником и манжетами в красно-белую полоску, все сшитое в Нью-Йорке, а также белая рубашка священника, накрахмаленный высокий жесткий воротник и черная манишка. С трех последних предметов одежды он аккуратно срезал ярлыки с названием фирмы-изготовителя.
День он закончил походом в торговый центр в Челси, где продавались мужские парики и средства для ухода за волосами. Там он купил составы для окраски волос под седину и в каштановый цвет и получил подробные указания, как добиться наилучшего эффекта в минимально короткий срок. Он также приобрел маленькие кисточки для нанесения краски на волосы. Если не считать торгового центра и магазина американской одежды, везде он покупал не более одной вещи.
* * *
На следующий день, 18 июля, «Фигаро» поместила маленькую заметку, в которой сообщалось, что в Париже от сердечного приступа по пути в госпиталь скончался Ипполит Дюпуи, заместитель командира бригады сыскной полиции. Его преемником был назначен комиссар Клод Лебель, начальник отдела убийств. Шакал, просматривающий все ежедневные французские газеты, продаваемые в Лондоне, прочитал эту заметку, обратив внимание на слово «сыскная» в заголовке, но ничего интересного для себя в ней не нашел.
Еще до начала дежурств в лондонском аэропорту Шакал решил, что будет проводить операцию под вымышленным именем. Тем более что приобретение фальшивого английского паспорта не составляло никакого труда. Шакалу не пришлось идти на какие-либо ухищрения. Тем же способом добывали документы большинство наемников, контрабандистов и прочих любителей беспрепятственных путешествий из страны в страну. Сев в машину, он отправился в Темз Вэллью, поглядывая на маленькие деревушки. Почти в каждой из них за крохотной церквушкой пряталось ухоженное кладбище. На третьем по счету кладбище, которые посетил Шакал, он нашел подходящую могилу. В ней покоился Александр Даггэн, умерший в 1931 году двух с половиной лет от роду. Если б он не умер, то в июле 1963 года был бы на несколько месяцев старше Шакала. Старенький викарий с радостью согласился помочь, когда гость объяснил, что он — генеалогист-любитель, пытающийся составить родословное древо Даггэнов. Ему сообщили, что в этой деревне жила семья Даггэнов. И он подумал, не найдутся ли в церковных книгах интересующие его материалы.
Викарий, и так сама доброта, стал еще радушнее, когда Шакал восторженно отозвался об архитектуре церкви и пожертвовал несколько фунтов на ее реставрацию. Оба Даггэна, муж и жена, умерли в последние семь лет и их похоронили рядом с сыном Александром. Листая страницы, на которых регистрировались рождения, свадьбы и смерти за 1929 год, Шакал нашел нужную ему запись: «Александр Джеймс Квентин Даггэн, родился 3 апреля 1929 года, приход Святого Марка, Сэмбуэн Фишли».
От всей души поблагодарив викария, он уехал. В Лондоне он прямиком направился в Центральный отдел записей актов гражданского состояния, где один из клерков без лишних вопросов принял у него визитную карточку, свидетельствующую о том, что он — партнер адвокатской конторы в Маркет Дрейтон, Уорпшир. Не вызвала подозрений клерка и причина визита достопочтенного адвоката: розыски внуков недавно почившего клиента фирмы, которым досталось наследство. Одного из внуков звали Александр Джеймс Квентин Даггэн и родился он в Сэмбуэн Фишли, в приходе Святого Марка, 3 апреля 1929 года.
Подавляющему большинству чиновников Британии, более всего нравится вежливое, чуть просительное обращение, и клерк, с которым говорил Шакал, не был исключением из общего правила. Он скоро выяснил, что место и время рождения указаны правильно, но ребенок умер в ноябре 1931 года в результате несчастного случая на дороге. За шесть шиллингов Шакал получил копии свидетельств о рождении и смерти. По пути домой он заглянул в отделение министерства труда, где ему выдали бланк заявления на выдачу паспорта, в магазине игрушек купил за пятнадцать шиллингов детский полиграфический набор, а на почте уплатил один фунт пошлины.
Вернувшись в квартиру, он заполнил бланк заявления на имя Даггэна, указав его точный возраст, дату и место рождения, но свои внешние данные, рост, цвет волос и глаз. В графе «профессия» он написал просто: «бизнесмен». Далее последовали полные имена родителей Даггэна, позаимствованные из его свидетельства о рождении. В поручители Шакал взял преподобного Джеймса Элдерли, викария прихода Святого Марка в деревне Сэмбуэн Фишли, с которым мило побеседовал утром. Он запомнил имя и фамилию викария, выгравированные на табличке у церковных ворот. Подделав его подпись. Шакал сложил из букв полиграфического набора печать:
ЦЕРКОВЬ ПРИХОДА СВЯТОГО МАРКА СЭМБУЭН ФИШЛИ
И вдавил ее в бланк заявления рядом с фамилией викария. Копию свидетельства о рождении, заполненный бланк и марку пошлины он послал в паспортный стол на Петти Фрэнс, копию свидетельства о смерти уничтожил. Новенький паспорт прибыл по почте на Прейд-стрит через четыре дня, когда Шакал читал утренний выпуск «Фигаро». Паспорт он забрал после ленча, а во второй половине дня запер квартиру, поехал в лондонский аэропорт и купил билет до Копенгагена, как обычно, расплатившись наличными, не прибегая к чековой книжке. Под вторым дном его чемодана, в отделении по толщине не больше журнала, обнаружить которое мог лишь весьма тщательный досмотр, лежали две тысячи фунтов, которые днем раньше он забрал из личного сейфа в хранилище адвокатской конторы в Холборне.
Шакал не собирался задерживаться в Копенгагене. Прямо в аэропорту он взял билет на самолет, вылетающий на следующий день в Брюссель. Магазины датской столицы уже закрылись, поэтому он снял номер в отеле «д'Англетер», пообедал в ресторане «Семь стран», погулял в парке Тиволи, где немного пофлиртовал с двумя белокурыми датчанками, и лег спать в час ночи.
Днем он купил серый костюм в одном из лучших магазинов мужской одежды Копенгагена, пару недорогих черных ботинок, носки, нижнее белье и три белые рубашки, все датского производства. Рубашки он приобрел лишь для того, чтобы срезать с них нашивки с названием датской фирмы и перенести на рубашку, воротник и манишку, купленные в Лондоне под предлогом того, что он — студент теологии, готовящийся к посвящению в духовный сан.
Последней его покупкой стала книга на датском языке об известных церквах и кафедральных соборах Франции. После ленча в ресторане у озера в парке Тиволи Шакал вернулся в отель, собрал вещи, расплатился по счету и в три часа пятнадцать минут пополудни вылетел в Брюссель.
Глава 4
Почему человек со столь несомненными достоинствами, как Поль Гуссен, в зрелом возрасте сбился с пути истинного, осталось загадкой для его немногих друзей, гораздо более многочисленных покупателей и бельгийской полиции. За тридцать лет безупречной работы на «Фабрик Насьональ» он приобрел репутацию никогда не ошибающегося специалиста, причем в той области техники, где точность ценится превыше всего. И его честность никогда не ставилась под сомнение. За эти годы он также стал едва ли не лучшим экспертом по широкому спектру вооружений, выпускаемых компанией, от миниатюрного женского автоматического пистолета до орудий больших калибров.
И во время войны он не уронил своего достоинства, хотя и продолжал работать на той же фабрике после прихода нацистов. Проведенное после войны расследование показало, что он участвовал в движении Сопротивления, помогая переправлять сбитых английских и американских летчиков в Англию и организуя акты саботажа в цехах, отчего орудия, изготовленные в Льеже, или не обеспечивали нужной точности, или разрывались на пятидесятом выстреле, калеча и убивая немецких артиллеристов. Все эти сведения адвокаты-защитники буквально клещами вытянули из скромного месье Гуссена и с триумфом представили суду. На присяжных произвело впечатление и чистосердечное признание подсудимого в сознательном умолчании о своем участии в борьбе с нацизмом, потому что ему претили послевоенные награды и медали.
В начале пятидесятых годов, когда на Гуссена пало подозрение в присвоении крупной суммы при весьма выгодной для компании сделке по продаже партии оружия, он уже был начальником отдела, и его руководители громче всех уверяли полицию, что она вышла не на того человека.
Даже на суде директор выступил в его защиту. Но судья пришел к выводу, что предательство доверия компании тем более достойно порицания, и приговорил Гуссена к десяти годам. Апелляционный суд снизил срок до пяти лет. За примерное поведение его выпустили через три с половиной года.
Жена развелась с ним и увезла детей. Прежняя жизнь в окруженном клумбами домике в предместье Льежа осталась в прошлом. Так же как и карьера на «Фабрик насьональ». Он снял маленькую квартирку в Брюсселе, затем приобрел дом. Источником его растущего благосостояния стала незаконная торговля оружием, которое покупала у него половина подпольных движений Западной Европы.
В начале шестидесятых годов его называли не иначе как Оружейник. Любой бельгиец мог зайти в спортивный или оружейный магазин и купить револьвер, автоматический пистолет или ружье, представив удостоверение личности, подтверждающее бельгийское гражданство. Гуссен никогда не покупал оружия на свое имя, ибо каждая продажа фиксировалась в магазине, с указанием фамилии и номера удостоверения покупателя. Он пользовался документами других людей, украденными или поддельными.
Он поддерживал тесные связи с одним из лучших карманников города, который, если не отбывал очередной срок в тюрьме, виртуозно вытаскивал бумажники из любых карманов. За украденные документы Гуссен платил наличными. Работал на него и неудачник-фальшивомонетчик, попавшийся в конце сороковых годов на крупной партии французских банкнот, пропустив букву «и» в словосочетании «Banque de France» (тогда он был молод). Отсидев срок, он переключился на изготовление поддельных документов, где достиг куда больших успехов. В последнее время, когда к Гуссену обращался клиент, жаждущий получить оружие, в оружейный магазин с поддельным удостоверением личности отправлялся безработный, недавно выпущенный из тюрьмы мелкий воришка или актер, отдыхающий между появлениями на сцене.
Из работавших на него людей только карманник и фальшивомонетчик знали, кто он такой. Клиенты Гуссена, схваченные полицией, оберегая его, никогда не признавались, каким путем попало к ним оружие, понимая, что им еще не раз придется обращаться к нему.
Поэтому, хотя бельгийская полиция была осведомлена о некоторых сторонах его деятельности, она не могла поймать Гуссена с поличным или получить свидетельские показания, достаточные для того, чтобы выйти с ними в суд и добиться обвинительного приговора. Знали в полиции и о маленькой, но превосходно оборудованной мастерской, размещенной в бывшем гараже, и, хотя полицейские неоднократно наведывались туда, они обнаруживали лишь разнообразные приспособления для изготовления медальонов и сувениров в виде уменьшенных копий памятников Брюсселя. Один из таких сувениров месье Гуссен подарил старшему инспектору в знак уважения к службе охраны правопорядка.
И утром 21 июля 1963 года Гуссен нисколько не нервничал, ожидая приезда англичанина, рекомендованного ему по телефону постоянным покупателем, бывшим наемником из Катанги. Он воевал в Африке с 1960 по 1962 год, а теперь занимался поддержанием порядка в борделях бельгийской столицы.
* * *
Гость прибыл в полдень, как и обещал, и месье Гуссен провел его в свой маленький кабинет.
— Не могли бы вы снять очки? — спросил он, когда англичанин сел, и, видя, что тот колеблется, добавил: — Видите ли, я думаю, будет лучше, если мы будем насколько возможно доверять друг другу, хотя бы на период нашего сотрудничества. Выпьете пива?
Мужчина, Александр Даггэн по паспорту, снял очки и вопросительно посмотрел на маленького оружейника, разливающего по кружкам пиво. Затем месье Гуссен сел за стол, отпил пива и спросил:
— Так чем я могу быть вам полезен, месье?
— Как я понимаю, Луи предупредил вас о моем приезде?
— Конечно, — месье Гуссен кивнул. — Иначе бы вы тут не сидели.
— Он сказал вам, чем я занимаюсь?
— Нет. Мне известно лишь, что он знает вас по Катанге и готов поручиться за вас. Вам нужно ружье, и вы готовы заплатить наличными, стерлингами.
Англичанин медленно кивнул.
— Ну раз я знаю, что делаете вы, будет справедливо, если я расскажу вам о себе. Мне нужно особое ружье. Я... — э... специализируюсь в устранении людей, у которых есть влиятельные и богатые враги. Вам, очевидно, ясно, что эти люди также богаты и влиятельны. Выполнить задания нелегко. Эти люди могут нанять охрану. Требуется тщательная подготовка, и обычным ружьем здесь не обойтись. Одним из таких дел я сейчас занимаюсь. И приехал к вам за ружьем.
Гуссен отпил пива, кивнул.
— Прекрасно, прекрасно. Вы, — как и я, профессионал. Я чувствую, что вы приготовили мне сложную задачку. Так о каком ружье пойдет речь?
— Тип ружья не имеет значения. Важны ограничения, которые накладываются порученным мне делом. Они определяют конструкцию ружья.
Глаза Гуссена блеснули от удовольствия.
— Изумительно, — промурлыкал он. — Ружье, изготовленное для одного человека, который будет стрелять по одной цели в определенное время и в определенном месте, причем второго такого случая не представится. Вы поступили правильно, обратившись ко мне. Я принимаю ваш вызов, месье. Я рад, что вы пришли.
Профессиональный энтузиазм бельгийца вызвал у англичанина легкую улыбку.
— Я тоже, месье.
— А теперь скажите мне, что это за ограничения.
— Главное из них — размеры. Не длина, но габариты рабочего механизма. Казенная часть и патронник не должны быть больше, чем... — он поднял правую руку и подушечкой среднего пальца коснулся ногтя большого. Получилась буква о» диаметром менее двух с половиной дюймов. — Это означает, что ружье будет без магазина, так как газовая камера не впишется в такой диаметр. По той же причине не подойдет громоздкий пружинный механизм. Мне представляется, это должно быть ружье с затвором.
Месье Гуссен кивал, уставившись в потолок. Он обдумывал слова гостя, мысленно представляя себе, каким же будет ружье со столь малым поперечным сечением.
— Продолжайте, продолжайте, — пробормотал он.
— С другой стороны, оно не должно иметь затвора с рукояткой, торчащей в сторону, как у маузера или «Ли энфильда». Затвор должен скользить назад, к плечу, зажатый указательным и большим пальцами при установке патрона в казенник. Не нужно мне и кольца под спусковым крючком, а сам крючок должен быть съемным, чтобы я мог установить его непосредственно перед выстрелом.
— Почему? — спросил бельгиец.
— Потому что весь механизм при хранении и переносе должен размещаться в цилиндрическом контейнере и этот контейнер не должен привлекать внимания. Отсюда указанный мною предельный поперечный размер. Можно сделать съемный спусковой крючок?
— Вне всякого сомнения. Можно спроектировать ружье на один патрон в стволе, которое переламывается пополам и заряжается, как дробовик. Тем самым мы избавимся от затвора, но появится шарнир, так что выигрыша в размерах может и не быть. Возможно, придется начинать с нуля, начертить чертеж и изготовить казенную часть и патронник зацело, из одного куска металла. Непростая задача для маленькой мастерской, но выполнимая.
— Сколько на это уйдет времени? — спросил англичанин.
Бельгиец пожал плечами.
— Боюсь, несколько месяцев.
— Ждать так долго я не могу.
— В таком случае придется купить готовое ружье и модифицировать его в соответствии с вашими требованиями. Пожалуйста, продолжайте.
— Хорошо. Ружье должно быть легким. Большой калибр не нужен, пуля сделает свое дело. Ствол нужно укоротить до двенадцати дюймов.
— Какое расстояние до цели?
— Я еще не уверен, но, вероятно, не более чем сто тридцать метров.
— Вы будете стрелять в голову или грудь?
— Скорее всего, в голову. Возможно, я выстрелю в грудь, но в голову вернее.
— Вернее, если попадете, — кивнул бельгиец, — но в грудь попасть легче. Во всяком случае, когда стреляешь из легкого ружья с расстояния в сто тридцать метров с возможными препятствиями на линии огня. Я полагаю, — добавил он, — ваша неуверенность в выборе указывает на то, что вы опасаетесь, как бы кто-нибудь не оказался между вами и целью?
— Да, это возможно.
— Сможете ли вы выстрелить второй раз, учитывая, что вам потребуется несколько секунд, чтобы вынуть гильзу, закрыть затвор и вновь прицелиться?
— Почти наверняка мне это не удастся. Возможно, у меня будет секунда, если я воспользуюсь глушителем, а первая пуля пройдет мимо и ее никто не заметит. Но даже если я попаду в висок, глушитель понадобится, чтобы обеспечить мой отход. Пройдет две-три минуты, прежде чем кто-нибудь поймет, откуда стреляли.
Бельгиец продолжал кивать, теперь уже глядя в стол.
— В этом случае вам лучше взять разрывные пули. Вы получите их вместе с ружьем. Вы знаете, о чем я говорю?
Англичанин кивнул.
— Глицерин или ртуть?
— О, я думаю, ртуть. Она компактнее и чище. Есть ли другие особенности в конструкции вашего ружья?
— Есть. Для уменьшения поперечного сечения нужно убрать деревянную ложу под стволом. Вместе с прикладом. Для стрельбы будет использоваться треугольный каркас из верхнего и нижнего подкосов и плечевого упора, который должен разбираться на три отдельные части. И последнее, понадобятся глушитель и телескопический прицел. Они также должны быть съемными.
Бельгиец надолго задумался, изредка поднося к губам кружку с пивом, пока не осушил ее до дна. Англичанин начал проявлять нетерпение.
— Ну, вы сможете это сделать?
Месье Гуссен, казалось, вернулся из мира грез. На его лице появилась извиняющаяся улыбка.
— Пожалуйста, простите меня. Это очень сложный заказ. Но я смогу его выполнить. Я еще никогда не подводил клиента. Образно говоря, вы собрались на охоту, причем по пути вам предстоит пройти многие проверки и никто не должен догадаться о наличии у вас соответствующего снаряжения. Охота предполагает наличие охотничьего ружья, его вы и получите. Не такое маленькое, как двадцать второго калибра, с коим охотятся на кроликов и зайцев. Но и не такое большое, как «ремингтон 300», ибо мы не впишемся в указанные вами размеры.
Я уже представляю себе, что это будет за ружье, его можно купить в некоторых спортивных магазинах Брюсселя. Дорогое ружье, высокой точности, и при этом легкое и небольшого поперечного сечения. С ним охотятся на косуль и других маленьких оленей, но с разрывными пулями оно годится и на более крупную дичь. Скажите мне, этот... э... джентльмен будет идти быстро, медленно или стоять на месте?
— Стоять на месте.
— Тогда никаких проблем. Каркас из трех разборных частей и съемный крючок — чисто механическая работа. Я сам могу укоротить ствол на восемь дюймов и подготовить его для установки глушителя. Правда, с укорочением ствола падает точность стрельбы. Жаль, жаль. Вы — снайпер?
Англичанин кивнул.
— Ну, тогда вы без труда поразите неподвижную цель со ста тридцати метров. Глушитель я изготовлю сам. Он прост по конструкции, но готовый купить трудно, особенно для ружей, не предназначенных для обычной охоты. Далее, месье, вы упомянули о цилиндрических контейнерах для переноски ружья в разобранном виде. Какими они должны быть?
Англичанин встал, Подошел к столу, как гора навис над маленьким бельгийцем, сунул руку во внутренний карман, и на мгновение искорка страха мелькнула в глазах месье Гуссена. Впервые он заметил, что, какое бы выражение ни появлялось на лице гостя, глаза его жили отдельной жизнью, затуманенные серой дымкой. Но англичанин достал из кармана карандаш. Повернул к себе блокнот Гуссена и быстро нарисовал четкий эскиз.
— Узнаете, что это? — спросил он, возвращая блокнот оружейнику.
— Конечно, — ответил бельгиец, коротко взглянув на эскиз.
— Хорошо. Вся конструкция состоит из тонких алюминиевых труб, соединенных между собой винтами или на резьбе. В этой, — он коснулся эскиза, — будет один из подкосов приклада, здесь — второй. Обе трубки составят верхнюю секцию. Вот это — плечевой упор ружья. Это единственный элемент, который входит в обе конструкции.