Куда подевались кучер и конвойные солдаты, Жозефа Бертье в данный момент не интересовало, а вот собственная судьба волновала его очень и очень сильно. Он лежал на лавке, поминутно вздрагивая от каждого шороха и в страхе прислушиваясь к грубым голосам, доносящимся из-за двери чулана.

Неожиданно загремел засов, дверь распахнулась, едва не слетев от рывка с петель, и в чулан ворвались двое разбойников. Одним из них был уже знакомый Жозефу рыжий здоровяк, второго он видел впервые. В руках у рыжего был нож с длинным-предлинным лезвием, которым тот угрожающе размахивал. Приблизившись вплотную к беспомощной жертве, разбойник несколько раз со свистом рассек ножом воздух в каком-то дюйме от лица пленника. Майор решил, что настал его последний час и в ужасе закрыл глаза, чтобы не видеть смертоносного клинка. Но рыжий, похоже, пока не собирался его убивать. Нависая над связанным майором и закрывая своим телом обзор, он схватил его за грудки, беспощадно затряс и заорал во все горло:

— Куда подевал золото, французская скотина?! Говори сейчас же, а то я тебе нос отрежу! — и он приставил кончик ножа к носу курьера.

Жозеф Бертье совсем потерял контроль над собой. Он почувствовал, как по ногам потекло что-то теплое и зарыдал от стыда и жалости к себе. Он не мог заставить себя произнести ни слова и только отрицательно тряс головой в безнадежной попытке убедить разбойников, что никакого золота он не прятал…

Второй разбойник, все это время занимавший позицию за спиной рыжего у стены, где на гвозде висела сумка с бумагами, приблизился к лавке и тронул напарника за плечо:

— Зря стараешься, Хуан, этот болван ничего не скажет, потому что ничего не знает. Должно быть, нас ввели в заблуждение. Да и зачем, скажи на милость, французскому императору слать золото в Испанию, когда он только и думает, как бы побольше выкачать его отсюда? Оставь его, пусть атаман сам решает, что с ним делать.

Рыжий что-то недовольно пробурчал, но не стал спорить с товарищем. Оба покинули чулан, снова закрыв дверь на засов. Майор Бертье остался один. Он лежал на лавке, ощущая под собой противную сырость и нисколько не сомневаясь, что только чудом избежал сейчас смертельной опасности. Взгляд его упал на висящую прямо напротив сумку. Уголок пакета с письмом императора торчал из нее как и прежде. Или не совсем так? Вроде бы до этого он высовывался на полдюйма больше? Или меньше? А, плевать! Главное — пакет на месте, да и какое ему дело до всех пакетов на свете, когда через пять минут его, быть может, начнут распиливать пополам!..

Жозеф Бертье не был подготовлен к шквалу отрицательных эмоций, обрушившемуся на него в течение последнего часа. Защитная реакция организма не заставила себя долго ждать. Как и в детстве, стараясь уйти от суровой действительности, он сам не заметил, как уснул.

Двухчасовой сон благотворно повлиял на организм майора. Лавка была немногим жестче заднего сиденья кареты, и он мог бы продолжать спать и дальше, если бы не лязг засова, разбудивший несчастного и заставивший его снова сжаться от страха. Страх перешел в беспредельный животный ужас, когда он увидел перед собой рыжего мучителя и выглядывающую из-за его плеча усмехающуюся физиономию второго разбойника. Плотоядно ухмыляясь, рыжий медленно вынул нож из ножен и приблизил его острие к правому глазу пленника. Тот зажмурился и закричал не своим голосом, пронзительно и жалобно, словно подраненный заяц. Он кричал и кричал, не раскрывая глаз, пока увесистая пощечина не заставила его заткнуться. Майор на миг поднял веки, увидел перед собой ненавистную рожу и снова крепко зажмурился, но тут же получил удар по второй щеке. Пришлось все-таки открыть глаза, хотя и против воли.

— Да брось ты этого хлюпика, — пренебрежительно посоветовал рыжему разбойнику его спутник. — Пойдем-ка лучше выпьем. Я тут нашел фляжку с коньяком под сиденьем в карете. Хороший коньяк…

«Это же мой коньяк!» — чуть было не закричал Жозеф Бертье, питавший слабость к этому напитку, но вовремя спохватился и прикусил язык. Пускай пьют его коньяк, тратят его деньги, ездят в его карете — все, что угодно, лишь бы этот рыжий негодяй не размахивал у него перед глазами своим ужасным ножом.

— Да, пойдем, — согласился разбойник, — а то еще подохнет от страха. Атаман приказал доставить офицера живьем. Верно, придумал для него нечто особенное. Не будем лишать наших ребят потехи…

Выпустив на прощание эту ядовитую стрелу, заставившую несчастного курьера покрыться холодным потом, разбойники удалились, тщательно заперев дверь. Внимание Бертье опять привлекла кожаная сумка на гвозде. Раньше она висела под другим углом. Да нет, просто померещилось, или кто-то из бандитов случайно задел. Краешек пакета, скрепленного императорскими печатями, по-прежнему выглядывал из сумки. Никто на него не покушался, да и на кой дьявол он нужен простым разбойникам?

Снаружи послышалась беспорядочная стрельба и дикие крики множества людей. Майор снова сжался от страха, но тут же сообразил, что разбойники вряд ли станут стрелять друг в друга. Неужели спасение? Неужели кто-то узнал о его бедственном положении и пришел на помощь? Боясь поверить в свою счастливую звезду, Жозеф Бертье трясся в нетерпении на жестком ложе, жадно вслушиваясь в доносившиеся извне звуки.

Стрельба отдалилась, крики затихли…

Лязгнул засов. С замирающим сердцем майор не сводил глаз с темного прямоугольника двери. Что ждет его за ней? Свобода? Или?.. Впрочем, он не успел додумать, потому что дверь открылась, и на пороге погреба возник рыжий здоровяк в роскошном раззолоченном мундире полковника испанской армии. Впоследствии Жозеф Бертье вспоминал, что более приятного зрелища ему не доводилось видеть ни до, ни после описываемых событий. Полковник с одного взгляда оценил ситуацию, обернулся и отдал какой-то приказ. Из-за его спины вынырнул сержант, вытащил нож, как две капли воды похожий на тот, каким пугали майора разбойники, и в несколько взмахов рассек связывающие пленника путы. Бертье с трудом сполз с лавки, потер затекшие от веревок руки и отвесил полковнику поклон.

— От души благодарю вас за спасение, господин полковник, — сказал он, расплывшись в счастливой улыбке. — Умоляю, скажите скорей ваше имя, чтобы я знал, кого благословлять в моих молитвах?

— Полковник на службе Его Католического Величества короля Карла IV Франсиско-Хуан-Мария-Фернандо-Игнациус-Рамон-Хесус-Доминик-Эрнангильдо-Аугусто-Рамиро-Матео-Педро-Афонсо де Буэнавентура, граф и кавалер ордена Калатравы, — единым духом выпалил спаситель в ответ на вопрос о его имени. — С кем имею честь? — в свою очередь осведомился полковник, отвешивая церемонный поклон.

У Бертье голова пошла кругом от всех этих имен, которые он так опрометчиво вызвался поминать в молитвах и из которых запомнил только одно или два.

— Монсеньор граф де Калатрава, — напыщенно произнес он, выпятив грудь, надув щеки и не заметив, как едва не расхохотался «граф де Калатрава» при допущенной им путанице в именах, — вы сослужили великую службу Его Императорскому Величеству Наполеону Бонапарту, избавив от плена и смертельной угрозы личного штаб-курьера Его Императорского Величества майора Жозефа Бертье.

— Как?! — картинно изумился полковник. — Неужели мне посчастливилось спасти от разбойников курьера самого императора? Позвольте, вы сказали, что ваша фамилия Бертье? Уж не родственник ли вы маршалу Бертье, господин майор?

— Племянник… — скромно ответил Бертье.

На лице «графа Калатравы» при этом известии появилось чрезвычайно блаженное выражение.

— В таком случае, я вдвойне счастлив, друг мой, что оказал услугу члену такого уважаемого семейства, как ваше. Уверяю вас, знай я наперед, на кого осмелились поднять руку эти негодяи, ни один из них не ушел бы живым! К сожалению, у меня слишком мало солдат, и я не могу позволить себе преследовать бандитов. Боюсь даже, как бы не пришлось держать оборону. Я захватил их врасплох и разогнал, но если они сосчитали моих подчиненных, то могут вернуться.

При последних словах полковника Жозеф Бертье страшно побледнел и без сил опустился на лавку. Заметив его состояние, полковник сочувственно поцокал языком и предложил глоток коньяку из серебряной фляги.

— Моя фляга! — вскричал в изумлении майор.

— В самом деле? Возьмите же обратно вашу собственность, дорогой друг, — любезно сказал граф, протягивая флягу владельцу.

— Откуда она у вас, монсеньор?

— О, мы нашли ее у убитого разбойника, — пояснил граф. — Я сразу подумал, что такая вещица слишком хороша для мерзавца. Кстати, у вас ничего больше не отобрали?

— Сто двадцать франков, — пожаловался майор, забыв упомянуть, что сам предложил деньги бандитам, и добавил: — Ассигнациями…

— Случайно не эти? — небрежно спросил граф, доставая из кармана пачку мятых купюр.

— Эти! — обрадованно воскликнул Бертье.

— Возьмите, майор, нам чужого не надо. Между прочим, вы забыли упомянуть ваши бумаги. Вы же курьер, не так ли? Бумаги разбойники у вас тоже отобрали?

— Нет-нет, монсеньор, вот они!.. — радостно воскликнул Бертье, совсем позабывший про сумку с документами, и сорвал ее с гвоздя.

— Вы уверены, что оттуда ничего не пропало?

— Конечно уверен! Я с этой сумки глаз не сводил все это время. Да им она и не нужна была. Меня все время спрашивали про какое-то золото, даже пытать хотели, — добавил майор с содроганием в голосе. — Они, наверное, приняли меня за кого-то другого.

— Вполне возможно, — согласился полковник, — Здешние бандиты чаще всего нападают по наводке сообщников, наблюдающих за дорогой. Если кто-то едет с большими деньгами или везет ценности, разбойники узнают об этом заранее и устраивают засаду. Но в вашем случае их, должно быть, неправильно информировали…

— Куда же смотрит ваша полиция, если разбойники средь бела дня нападают на императорских курьеров? — надулся Бертье.

— Но мы же освободили вас, не так ли? — резонно заметил полковник. — И не такая уж у нас плохая полиция, майор. Неужели вы окажетесь столь неблагодарны, что станете раздувать этот досадный инцидент в докладе вашему начальству? Ай-яй-яй, мой молодой друг, не заставляйте меня поверить, что я ошибся в племяннике славного маршала Бертье!

Даже недалекий Бертье смекнул, куда клонит собеседник. В самом деле, если он раздует эту историю, полковника ждут крупные неприятности, да и самому майору придется отвечать на множество неприятных вопросов. С другой стороны, он не представлял, как можно умолчать о нападении на императорского курьера и захвате его разбойниками.

— Я. обязан сообщить обо всем начальнику караула на следующей станции, когда буду менять конвой. Это мой долг. Надеюсь, вы понимаете меня, монсеньор граф? — с сожалением произнес француз.

— Помилуй бог, господин майор, — театральным жестом развел руками полковник, — никто, и я в первую очередь, не собирается удерживать вас от выполнения долга! Разумеется, вы обязаны доложить, что на вас напали разбойники, но вовремя подоспевший отряд жандармерии спас вас и разогнал негодяев. Но разве необходимо при этом упоминать, что бандиты связали вас, продержали несколько часов в темном чулане, издевались, пытали, быть может… Кстати, вас пытали?

— Нет, — вынужден был признать курьер, но тут же добавил: — Они угрожали отрезать мне нос и выколоть глаза. А еще били. По щекам…

— Фи! — поморщился граф. — Как это унизительно! Представляю, какие муки вы испытали, друг мой… В высшей степени неприятное положение для отпрыска столь знаменитого рода, как семейство Бертье. Вот уж, наверное, почешут языки ваши сослуживцы, когда им все станет известно. Люди так злы и завистливы… Но вы еще очень молоды, майор, вы можете этого не знать.

Несмотря на молодость и непроходимую глупость, Бертье прекрасно знал, на что способны острые на язык некоторые из его коллег. Он превратится в посмешище для всей императорской курьерской службы.

— Что же мне делать? — растерянно спросил он, устремляя с надеждой взор на полковника.

— Да ничего особенного, — пожал плечами тот. — Сообщите о нападении, как я вам уже сказал, пророните парочку добрых слов в адрес моих солдатиков, можете прибавить десяток или даже два убитых разбойников — проверять все равно никто не станет, — и вас будут считать героем, да и на мою долю кое-что перепадет. А в подробности лучше не влезать, кому они нужны эти подробности? В конце концов, бумаги ваши целы, сами вы невредимы, вот разве что форма немного запачкана…

Бертье машинально провел рукой сзади по штанам — все еще сыроваты… «Первым делом сменить штаны, только бы до кареты добраться…» Тут мысли его приняли другое направление.

— Что с моими людьми, монсеньор? — вскричал он, только теперь вспомнив о неизвестной участи полувзвода конвойных.

— Успокойтесь, никто не пострадал. Ваша охрана ждет вас у кареты. Никто не ранен, не убит, так… дюжина синяков, парочка выбитых зубов, а больше никакого ущерба. Оружие тоже цело — мы нашли его в экипаже, а солдат в сарае. Как их там сложили рядком, связанных, так они и лежали. Разбойники не успели прикончить никого из пленных. Как видите, не только люди не пострадали, но и все имущество цело. Кто там командует конвойной ротой на станции? Поручик, кажется? Он вас и спрашивать ни о чем не посмеет, если вы скажете, что спешите. Между прочим, майор, разве вас не ждут ваши обязанности? Какой же я болван! Болтаю тут языком, а вас задерживаю. Прошу меня извинить, дорогой мой друг. Карета ждет вас.

После этих слов Жозефу Бертье было неудобно задерживаться, хотя он с пребольшим удовольствием провел бы с очаровавшим его спасителем еще немного времени. Ему было так приятно общаться с человеком, который делал ему комплименты и даже в чем-то заискивал, несмотря на титул и старшинство чина, да к тому же знал ответы на все вопросы. Жозефу никто и никогда не делал комплиментов, и даже дядюшка, по-своему любивший племянника.

Но полковник был прав — служба превыше всего.

Карета, окруженная освобожденным конвоем, ждала во дворе. Майор подивился малочисленности выручившего его отряда. Солдат в жандармской форме было всего шестеро, включая разрезавшего веревки сержанта. Заметив направление его взгляда, полковник пояснил, что остальные занимают круговую оборону на случай возвращения бандитов. Услышав это, Бертье вздрогнул и поспешил занять свое место на заднем сиденье. На прощание он крепко пожал полковнику руку и выразил сожаление, что тот не проводит конвой хотя бы до ближайшей почтовой станции.

— Ничего, друг мой, — весело похлопал его по плечу полковник, — даст Бог, еще свидимся. У меня ведь тоже служба. Желаю вам счастливого пути и еще… не встречайтесь больше с разбойниками, даже в сновидениях.

Один из жандармов проводил карету до тракта, указывая путь через лесные заросли и нагромождения камней. Все это время Жозеф Бертье чувствовал себя как-то неуютно, несмотря на то обстоятельство, что все его солдаты держались начеку и готовы были отреагировать на малейший шорох. Только выбравшись на большую дорогу, он позволил себе расслабиться. Первым его действием было сменить штаны и запачкавшийся в пыли и птичьем помете мундир, вторым — осушить до дна флягу, в которой разбойники оставили около половины. Закусив бисквитом и кусочком копченой колбасы, майор блаженно растянулся на заднем сиденье и погрузился в привычное состояние.

При смене охраны на почтовой станции майор кратко поведал командиру роты в звании поручика о своем приключении, особенно упирая при этом на доблесть испанской жандармерии и количество трупов разбойников, которое он, по некотором размышлении, решил увеличить до полусотни. Поручик, не отличавшийся такой доверчивостью, как императорский курьер, сильно встревожился и предложил послать на помощь испанцам своих солдат. Когда же майор уверил его, что такой необходимости больше нет, он начал пытать Бертье относительно имени полковника. Услышав ни с чем не сообразимый титул «граф Калатрава», поручик еще сильнее насторожился.

— Быть может, не граф, а Кавалер ордена Калатравы, господин майор? — решился уточнить он.

— Может быть, — раздраженно ответил Жозеф Бертье. — У него столько имен, что я ни одного не запомнил. Одно вам скажу, поручик: граф, или как его там, — настоящий джентльмен и прекрасный человек. Если бы все были такими, мы бы давно уже выиграли войну!

Пожав плечами, поручик проводил курьера и вернулся к исполнению своих обязанностей. В конце концов, какое ему дело до испанского полковника, если у курьера нет претензий и никто не пострадал? Пускай эти даго сами ловят своих разбойников, а его дело — охранять почту. Людей и так не хватает, зачем же лишний раз соваться под бандитские пули.

Благополучно проспав до Кадиса, императорский курьер майор Жозеф Бертье сдал почту в канцелярию, а пакет с личным посланием Наполеона вручил адмиралу Вильневу. Разумеется, он не стал рассказывать командующему флотом о досадном происшествии по дороге, хотя приготовил, на случай расспросов, тщательно отредактированную версию. Но адмирал не стал ни о чем спрашивать курьера. Доставленный приказ заставил Вильнева на время потерять контроль над собой. Он пришел в такое неистовство, что едва не разразился площадными ругательствами. Только присутствие постороннего в лице Жозефа Бертье удержало его от этого. С трудом овладев собой, Вильнев сухо отослал императорского курьера и приказал флаг-лейтенанту срочно созвать на совещание всех капитанов находящихся под его командованием кораблей. А счастливый от того, что все обошлось, майор прямиком направился в лучшую гостиницу Кадиса, где плотно поужинал и с наслаждением занялся любимым делом. К счастью, разбойники в эту ночь ему не снились.

Хорнблоуэр сидел за столом в единственной комнате жалкой пастушеской хижины. В соседнем чулане томился захваченный курьер, а в примыкающем к дому сарайчике лежали надежно связанные солдаты охраны во главе с сержантом и форейтор. Приставленный к ним часовой следил, чтобы никому не удалось развязать веревки и улизнуть. Капитан был занят не совсем обычным для него делом: неотрывно смотрел на циферблат карманных часов.

— Пора, — сказал он, когда истекли пятнадцать минут.

Граф Миранда кивнул и поднялся со скамьи. Он был одет в живописное рубище, пестревшее дырами и разноцветными заплатами. Соломенные волосы торчали во все стороны и закрывали лоб, придавая лицу угрожающее выражение. Красный шейный платок, обильно политый чесночным соком, распространял на несколько ярдов в окружности резкий запах. На поясе болталась длинная наваха в кожаных ножнах.

— Идем, Рикардо, — позвал он, — наша очередь действовать.

Сержант Перейра тоже постарался привести себя в самый что ни на есть разбойничий вид. Невообразимые лохмотья, служившие ему одеждой, были перетянуты в талии шелковым красным кушаком, за которым торчали два старинных кремневых пистолета из арсенала атамана Запаты. На боку болтался длинный ржавый тесак без ножен. Для пущего устрашения лицо было вымазано пылью пополам с сажей, так же, как у Миранды.

Дон Франсиско подошел к двери, ведущей в чулан, отодвинул засов и рывком распахнул ее. Рикардо, следуя за ним по пятам, аккуратно прикрыл ее за собой. Из чулана послышались крики, стоны, всхлипывание, жалобные вопли. Через несколько минут дверь опять отворилась, впуская обоих «разбойников» обратно в комнату. Сержант Перейра задвинул засов и торжествующе помахал над головой пакетом с несколькими сургучными печатями.

— Есть! — воскликнул он ликующим шепотом и махнул рукой слоняющимся по комнате пятерым легионерам, также загримированным под бандитов. Те сразу затеяли притворную потасовку, крича друг на друга нарочито грубыми и хриплыми голосами и роняя на пол немногочисленные предметы обстановки; создаваемая ими иллюзия должна была убедить пленника в соседнем помещении, что разбойники чего-то не поделили и ссорятся между собой, а заодно лишить того возможности услышать нечто такое, чего ему не следовало знать.

— Приступайте, доктор, — сказал Хорнблоуэр, протягивая Клавдию личное послание французского императора, ловко подмененное сержантом на похожее под прикрытием широкой спины графа.

Клавдий сидел сбоку. Пространство стола перед ним было тщательно выскоблено и покрыто чистым куском парусины. Рядом стоял небольшой медный треножник с горящей под ним спиртовкой. Справа «святой отец» разложил странного вида инструменты, напомнившие Хорнблоуэру арсенал корабельного хирурга. Он бережно принял пакет, держа его за края и стараясь не касаться пальцами лицевой стороны, где было написано имя адресата. Горацио уже успел прочитать «Вильнев» на пакете и мысленно поздравить себя с удачей, которая необходима в любом-то деле, а уж в военном тем более. В Кадисе, помимо командующего флотом, находилось еще множество официальных лиц высокого ранга, и пакет мог быть адресован одному из них. Конечно, такая вероятность выглядела немыслимо ничтожной, но и ее нельзя было исключать. Хорошо, что повезло сразу, иначе пришлось бы все начинать сначала.

С помощью лупы Клавдий пристально разглядывал печати, которых было три, как и на захваченном Хорнблоуэром письме к генерал-губернатору Мартиники. Заметив, с каким жадным вниманием наблюдают за ним остальные, священник скривился и без околичностей заявил своим скрипучим голосом:

— Ценю ваше любопытство, джентльмены, но моя работа весьма, весьма специфична и требует внимания. Если вы все будете дышать мне в затылок, я могу случайно ошибиться и испортить все дело. И где мы тогда все окажемся? Пошли бы вы лучше погулять на свежем воздухе, джентльмены. Я сам вас позову, когда будет готово.

Как ни хотелось капитану своими глазами посмотреть на процесс распечатывания письма рукой профессионала, он вынужден был признать справедливость требований мошенника. Если кто-то случайно толкнет под локоть или отвлечет занятого снятием печатей Клавдия, на всем предприятии смело можно ставить большой крест. Оставив в комнате Хуана Маленького и приказав ему сидеть смирно и не мешать работе, Хорнблоуэр вышел во двор в сопровождении остальных членов экспедиции. На улице он сразу же начал мерить двор своими длинными ногами. От крыльца к плетню, от плетня к крыльцу, и так до бесконечности. Благо, двор был большой, и места хватало для всех.

Прошло минут сорок, показавшиеся Хорнблоуэру часами. Но вот на крыльце появился Хуан Маленький и махнул рукой. Капитан заставил себя идти чинно и не спеша, как и подобает полноправному капитану Флота Его Величества, хотя больше всего на свете ему хотелось броситься в дом со всех ног. Легионеры потянулись следом. Их тоже обуревало любопытство, хотя ни один из них не смог бы членораздельно объяснить, какую удивительную картину, помимо физиономии Клавдия, он надеется увидеть. Горацио тоже пришло в голову, что им там делать нечего. До сих пор, по договоренности с Мирандой и Рикардо, пятерых легионеров не посвящали в истинную цель предприятия, и Хорнблоуэр был твердо намерен сохранять такое положение вещей и впредь.

Остановившись на крыльце, он пропустил в дом графа, месье Виллебуа и сержанта, а остальным решительно преградил путь. Те были неожиданно удивлены, но дисциплина есть дисциплина, и пятеро парней опять уселись на завалинке, терпеливо ожидая, пока их услуги не понадобятся начальству.

— Что скажете, доктор? — первым делом нетерпеливо спросил капитан у закончившего вскрывать пакет Клавдия.

— Ну что ж, пока я не вижу препятствий, — важно объявил Клавдий и значительно постучал костяшками пальцев по столу. — Как вы можете судить, джентльмены, фактура бумаги, количество печатей, каллиграфия адреса и самого послания полностью соответствуют первоначальному образцу.

Хорнблоуэр с шумом выдохнул воздух из легких. Он даже не заметил, что перестал дышать.

— Вы можете запечатать подложное письмо? — спросил он.

— Будьте уверены, сам Бони или его секретарь не смогут заметить, что пакет вскрывали, — хвастливо заявил священник.

Хорнблоуэру хотелось запеть от радости, невзирая на полное отсутствие голоса и слуха. Тут взгляд его нечаянно упал на месье Виллебуа, с улыбкой пожимающего руку графу Миранде, и он вспомнил о той роли, которая была отведена бывшему секретарю герцога Энгиенского в разработанном плане. Господи! Какой же он болван! Даже не поинтересовался содержанием корреспонденции Наполеона Бонапарта Вильневу! Совсем разум потерял от радости, да так, что забыл о первейшем долге командира в первую очередь ознакомиться с захваченными вражескими документами. К счастью, всеобщее ликование не позволило никому заметить его непростительный промах.

— Можно запечатывать, капитан? — поинтересовался Клавдий, кивнув на составленный Гастоном Виллебуа и подписанный им самим документ.

— Подождите, — сухо сказал Хорнблоуэр. — Сначала я должен прочитать, что пишет Бони. Кто знает, не придется ли вам, месье, браться за перо, — многозначительно произнес он, глядя на француза, который сразу перестал улыбаться и насторожился.

Хорнблоуэр читал, не веря своим глазам:

Капитан начал читать последний параграф:

Внизу листа красовалась уже знакомая размашистая роспись императора французов. Все еще не веря собственным глазам, Хорнблоуэр схватил лист с сочиненным в Лондоне текстом и лихорадочно начал сравнивать с только что прочитанным. Боже! Как они все угадали! Оба послания совпадали вплоть до мелочей, не считая преамбулы и места назначения флота Вильнева.

Капитан устало опустился на колченогий табурет, держа в руках оба листа бумаги. Должно быть, он позволил овладевшим им растерянности и изумлению отразиться на своем лице, потому что поймал устремленный на него встревоженный взгляд Рикардо, да и остальные не могли не видеть, в каком странном состоянии находится командир.

— Что случилось, дон Горацио? — участливо спросил Миранда, подходя поближе, но Хорнблоуэр уже овладел собой и принял решение.

— Ничего. Все в порядке, — ответил он своим нормальным голосом и протянул настоящий приказ Клавдию, предварительно свернув его по сгибам, чтобы не было видно текста. — Можете запечатывать обратно, доктор…

Решительно встав с табурета, Хорнблоуэр шагнул к очагу, где еще тлели угли, и засунул с таким трудом изготовленную фальшивку в самую середину. Бумага почти сразу начала обугливаться по краям, а потом вспыхнула. Спустя минуту от нее остались только черные хлопья пепла.

— Пойдемте-ка во двор, джентльмены, — указал он. — Не будем мешать доктору в его работе…

Миранда удивленно поднял бровь, когда Горацио сжег подложный приказ. Однако он ничего не сказал и молча покинул дом вместе со всеми. Что касается Клавдия, лицо его ничего не выражало. Склонившись над столом, он больше ни на что не обращал внимания. Если он и заметил, что получил назад тот самый лист, который за минуту до этого извлек из пакета, то виду не подал.

Прошло около часа, прежде чем Клавдий закончил свое дело. Теперь оставалось только вернуть вновь запечатанный пакет на место и разыграть комедию освобождения. Хорнблоуэр ни во что больше не вмешивался. Он вышел за плетень и присел на пенек под раскидистым ясенем. Трава вокруг сплошь пестрела опавшей разноцветной листвой, небо начало хмуриться, и на душе у него тоже было так скверно, как никогда раньше. Нет, он не жалел о своем поступке — более того, был убежден, что выбрал наилучший вариант из всех возможных. Теперь, если слухи о подмене приказа и просочатся в прессу, — мало ли что может произойти: вдруг кто-то из посвященных впоследствии проговорится, — Бони не посмеет обвинять Англию в нечестной игре, твердо зная о подлинности полученного Вильневым послания. Да и рисковать, отправляя подделку, тоже не стоило. Никакая липа не заменит оригинала. Так почему же в душе у него такая гнетущая пустота и чувство страшного разочарования? Ему бы радоваться, что все закончилось наилучшим образом: французы теперь обязательно выйдут в море, где их будет ждать Нельсон, а у него, Хорнблоуэра, остались чистыми руки и незапятнанной совесть. Но радоваться отчего-то совсем не хотелось… Тяжело вздохнув, капитан устало поднялся и побрел к дому.

Переодевшись в полковничий мундир, смыв грязь и причесав волосы, граф Миранда без особого труда заморочил голову французскому майору. Когда тот, наконец, уехал, Хорнблоуэр собрал людей и повел их в горы по еле заметной тропе. Через полмили послышался тихий свист. Отряд остановился. Трое проводников присоединились к отряду и повели дальше.

Несколько часов спустя Хорнблоуэр снова сидел в роскошном кабинете атамана разбойников.

— Вот вторая половина обещанной платы, дон Антонио, — сказал он, ставя на стол увесистый мешок с золотом. — Все прошло без сучка и задоринки, как и было задумано. От имени командования приношу вам глубокую благодарность.

— Рад был познакомиться с вами, капитан, — ответил Запата, перебирая золотые монеты. — Всегда готов оказать услугу щедрому клиенту. Если понадобится что-то еще, не стесняйтесь, обращайтесь прямо ко мне. Держите, капитан, — и он протянул Хорнблоу-эру половинку купюры. — Если вы не воспользуетесь этим паролем сами, убедительно прошу вас вернуть его сеньору Каррону.

— Постараюсь выполнить вашу просьбу, дон Антонио, — вежливо кивнул Горацио, убирая половинку ассигнации в бумажник. — Ну, а теперь я бы хотел попрощаться. Нам следует спешить обратно. Вы должны понимать — начальство ждать не любит.

— Конечно, сеньор капитан, — с преувеличенной любезностью воскликнул разбойник, — не смею вас больше задерживать! Если вы выступите через час, к вечеру как раз доберетесь до хижины Педро. Дальше все будет зависеть только от вас. Надеюсь, ваше начальство про вас не забыло! Ха-ха-ха! — рассмеялся Запата собственной шутке.