На пирсе выстроилась для торжественной встречи группа офицеров и матросов с "Неутомимого". Они взирали на марширующих пехотинцев с нескрываемым любопытством, смешанным отчасти с жалостью и легким презрением. Суровая муштра, тяжелые и тесные мундиры, железная дисциплина и однообразие службы пехотинцев резко контрастировали с куда более гибкими рамками корабельной жизни. Оркестр закончил играть марш, и все музыканты одновременно замерли по стойке "смирно". Один из верховых офицеров повернул своего коня и оказался лицом к колонне. Он выкрикнул какой-то приказ, и все как один сделали равнение на пирс. Движение было настолько слаженным, что пять сотен каблуков щелкнули одновременно. Здоровенный верзила в форме старшего сержанта с расшитой перевязью и тростью с серебряным набалдашником сделал вид, что подправляет безупречную линию строя.
      Был отдан еще один приказ, и все мушкеты были поставлены к ноге.
      - Отомкнуть штыки! - выкрикнул офицер на коне. Это были первые слова с начала представления, которые удалось разобрать Хорнблоуэру. Он смотрел с выпученными от изумления глазами, как фланговые делают неизменные три шага вперед, выполняя свой маневр деревянными движениями марионеток, которых одновременно дергают за ниточки. Каждый из них повернулся боком к строю, дождался, пока солдаты отомкнут штыки, вернут их в ножны и снова поставят мушкеты к ноге. Как только все это было проделано, фланговые вернулись на свои места теми же размеренными и точными движениями. Насколько мог судить Хорнблоуэр, все произошло без сучка и задоринки, но у сержанта было на этот счет другое мнение. Он выразил свое негодование во всеуслышание и заставил фланговых еще раз повторить маневр.
      - Хотел бы я посмотреть на эту толстую рожу на вантах в штормовую ночь, - шепнул на ухо Хорнблоуэру мичман Кеннеди, - держу пари, что он даже марсель спустить не сможет.
      - Не люблю я этих омаров, - проворчал стоящий рядом Брейсгердл.
      Строй красных мундиров застыл по команде. Их было пять рот, или полный полубатальон. На равных интервалах друг от друга располагались сержанты с алебардами. Строй каждой роты в верхней его части представлял собой почти идеальную вогнутую дугу, так как по уставу солдаты строились по принципу: самые высокие - попарно на фланги, а самые низкорослые - попарно на середину. Все пять сотен стояли, не моргая, не шевелясь и, кажется, не дыша. Даже косички от париков лежали точно между лопаток каждого.
      Офицер на коне прогарцевал вдоль строя и остановился перед моряками, которыми командовал лейтенант Болтон.
      - Мои люди готовы к погрузке, сэр, - доложил армеец, поднося два пальца к шляпе. - Наше снаряжение прибудет в ближайшие минуты.
      - Так точно, майор, - ответил Болтон. Хорнблоуэра слегка резануло несоответствие морского "так точно" сухопутному "майор".
      - Я попросил бы вас называть меня впредь "милорд" и никак иначе, ровным голосом проговорил офицер.
      - Так точно, сэр... милорд, - бедняга Болтон совсем запутался.
      Его Светлость лорд Эдрингтонский, заместитель командира 43-го пехотного полка был плотно сложенным молодым человеком лет двадцати с небольшим. В своем безукоризненно сидящем мундире и на чудесном скакуне чистых кровей он выглядел олицетворением настоящего солдата, хотя и казался несколько молодым для столь высокой должности. Не следует забывать, однако, что в те времена была широко распространена практика продажи офицерских должностей отпрыскам знатных семейств. Армию такая система вполне устраивала.
      - Французские вспомогательные части должны вот-вот прибыть, продолжал лорд Эдрингтон. - Я полагаю, вы позаботились о транспорте для их перевозки.
      - Так точно, милорд.
      - Насколько мне известно, ни один из этих бродяг не говорит по-английски. Не найдется ли среди вас офицера-переводчика?
      - Так точно, сэр. М-р Хорнблоуэр!
      - Сэр!
      - Вам поручается следить за посадкой французских войск.
      - Так точно, сэр.
      Снова из-за поворота послышалась военная музыка, не такая, правда громкая, как у оркестра британской инфантерии. Французы тоже подходили к пирсу, но по боковой дороге, а не по главной. Хорнблоуэр поспешил им навстречу. Он впервые имел возможность встретиться с армией Его Христианнейшего Величества или, по крайней мере, с ее подразделением. Это был батальон французов, набранный знатными французскими эмигрантами для ведения военных действий против революционного режима. Впереди ехал знаменосец с белым флагом, украшенным тремя лилиями, а за ним большая группа всадников, очевидно офицеров. Хорнблоуэр отдал честь. Один из офицеров ответил на приветствие.
      - Маркиз де Пузаж, бригадный генерал на службе Его Величества короля Людовика Семнадцатого, - представился он по-французски. Одет он был в расшитый золотом белый мундир с голубой лентой.
      То и дело спотыкаясь на французских оборотах, Хорнблоуэр сумел все же объяснить, кто он такой, и что ему поручено проследить за погрузкой на транспорты французских войск.
      - Замечательно! - воскликнул де Пузаж. - Мы готовы.
      Хорнблоуэр оглядел колонну французов. Те стояли вольно, с любопытством глазея на него и переговариваясь между собой. Одеты они были, правда, неплохо, в одинаковые синие мундиры, предоставленные, как правильно догадался Хорнблоуэр, британским правительством. Но белые пояса и поперечные ремни уже успели запачкаться, металлические пряжки - потускнеть, оружие - запылиться. Но драться они, очевидно, умели.
      - Вот ваши транспорты, сэр, - объяснил Хорнблоуэр де Пузажу. - "София" возьмет три сотни человек, а "Дамбартон" - двести пятьдесят. С пирса ваших людей перевезут на суда вот эти лихтера.
      - Распорядитесь, пожалуйста, месье де Монкутан, - повернулся де Пузаж к одному из сопровождающих его офицеров.
      А к пирсу уже подъезжали длинной вереницей телеги, нагруженные снаряжением и солдатскими ранцами. С радостным гиканьем французы набросились на телеги, стараясь поскорее заполучить обратно свое добро. Прошло немало времени, прежде чем они снова образовали некое подобие строя. Теперь за спиной у каждого висел его собственный ранец, но тут возникла новая проблема: кто-то должен был погрузить еще и полковое имущество. Отобранные пехотинцы чуть ли не со слезами расставались со своими ранцами, передавая их на сохранение товарищам. Похоже было, что они явно не рассчитывали вновь их увидеть. А Хорнблоуэр продолжал давать указания де Пузажу.
      - Всех лошадей придется разместить на "Софии", - говорил он маркизу, там как раз хватит загонов для ваших коней. Полковое имущество...
      Хорнблоуэр оборвал свою речь, потому что увидел какое-то странное сооружение на одной из телег.
      - А это еще что такое? - спросил он с любопытством.
      - А это, мой юный друг, - гильотина, - ответил маркиз.
      - Гильотина?
      Хорнблоуэр много читал об этом "инструменте", особенно за последнее время. Революционный режим установил гильотину в Париже, и работы для нее хватало. Сам Людовик Шестнадцатый, король Франции, сложил голову под ее ножом. Но Хорнблоуэр не предполагал встретить ничего подобного в багаже контрреволюционной армии.
      - Да-да, не удивляйтесь, - сказал де Пузаж, - мы везем ее во Францию, чтобы кое-кто из тамошних анархистов на собственной шкуре испытал, что это такое.
      К счастью, от Хорнблоуэра не потребовалось дальнейшего обсуждения с маркизом этого щекотливого вопроса, так как в этот момент прозвучал зычный бас Болтона, требующего мичмана к себе.
      - Какого черта вы там возитесь, Хорнблоуэр? Вы что, хотите пропустить прилив?
      Что ж, такой подход был типичен для любой военной службы: он, Хорнблоуэр, должен был почему-то отвечать за нерасторопность новоявленных союзников. Но он привык к подобным несправедливостям и уже знал, что никогда не следует возражать старшему по званию. Лучше промолчать. Выслушав разнос, Хорнблоуэр сам занялся погрузкой. Когда он наконец доложил Болтону, что все в порядке и последний пехотинец находится на борту транспорта, он едва не падал с ног от усталости. Но вместо отдыха он получил приказ быстренько собрать свои вещички и грузиться вместе с ними на "Софию", где все еще требовались его услуги переводчика.
      Караван быстро миновал выход из Плимутского рейда, обогнул Эдистон и двинулся вниз по Ла-Маншу под конвоем старого, заслуженного "Неутомимого" и двух военных бригов. Семь кораблей, из них - четыре транспорта примерно с тысячью людей на борту. Для реставрации монархии такие силы казались Хорнблоуэру явно недостаточными. На французский батальон всерьез рассчитывать не приходилось: многие из его солдат были наемниками и даже не французами. Хорнблоуэр, всегда предпочитавший воздерживаться от поспешных суждений, недоумевал, глядя на сотрясаемые рвотой тела французских солдат, размещенных, в основном, в тесном и душном твиндеке "Софии": какому идиоту пришла в голову мысль рассчитывать на это отребье. Он знал, разумеется, что совершаемый рейд был далеко не первым в целой серии вылазок против революционной Франции, так и не давших никакого практического результата. Знал он также, что депутаты от оппозиции сравнивали такие вылазки с "битьем стекол золотыми гинеями". Но Хорнблоуэр прежде скорее одобрял, чем порицал подобные рейды, считая, что они наносят Франции достаточно солидный урон. Он так считал, пока сам не оказался частичкой аналогичной авантюры. Вот почему он обрадовался, когда де Пузаж объяснил ему, что эти силы - лишь малая частица огромного экспедиционного корпуса, который предполагалось высадить во многих местах французского побережья. Немного страдая от морской болезни, маркиз все же заставил себя достать карту и изложить Хорнблоуэру план всей операции.
      - Христианская армия высадится вот здесь, у Киберона. Они уже должны были отплыть из Портсмута, - черт побери, как же все-таки трудно произносить эти ваши проклятые английские названия, - если быть точным, то ровно за сутки до нас. В ней более пяти тысяч человек под командованием барона де Шарета. Они начнут наступление на Ванн и Ренн.
      - А какая задача поставлена вашему батальону? - спросил Хорнблоуэр.
      Маркиз снова ткнул пальцем в карту.
      - Вот здесь находится небольшой город Музильяк. Это примерно в двадцати милях от Киберона. Единственная дорога с юга на север пересекает реку Марэ. Река эта небольшая, но берега ее сильно заболочены. Поэтому дорога проходит не только по мосту через Марэ, но еще и по длинной дамбе. Войска мятежников находятся на юге. Если они двинутся на север, им неизбежно придется пройти через Музильяк, который мы к тому времени уже захватим. Мы взорвем мост и будем удерживать дамбу, не давая им возможности переправиться. А барон де Шарет поднимет тем временем пламя восстания во всей Бретани. Через несколько дней он будет стоять во главе двадцатитысячного войска, мятежники будут повержены, а мы все двинемся на Париж, чтобы восстановить на троне нашего христианнейшего государя.
      Хорнблоуэра заразил энтузиазм маркиза, и план показался ему поначалу вполне реальным. Первая часть не вызывала особых сомнений: дорога проходила всего в десяти милях от побережья, и достаточно было небольшого десанта, чтобы захватить Музильяк. Не видел он никаких трудностей и в предстоящей обороне дороги от наступающих с юга частей, тем более, что продержаться надо было всего пару дней, пока барон де Шарет не соберется с силами.
      - Мой друг месье де Монкутан - владелец Музильяка, - продолжал де Пузаж, - у него там достаточно преданных людей, которые будут приветствовать наш приход.
      - Большинство будут рады, - сказал де Монкутан с волчьей усмешкой, - а кое-кто - наоборот. Но я уж точно буду рад встрече и с теми и с другими.
      Западная Франция, включающая в себя две большие провинции - Вандею и Бретань, - уже давно находилась в волнении. Население этих областей под предводительством традиционно сильной в этих краях знати не раз восставало против Центрального правительства. До сих пор каждый такой мятеж заканчивался поражением. Между прочим, большую часть намечавшегося десанта составляли остатки участников предыдущих выступлений. Сейчас, судя по всему, предстояла последняя, решающая схватка, скорее напоминающая жест отчаяния. Исходя из этого, план кампании уже не казался Хорнблоуэру таким перспективным, как раньше.
      Утро было сплошь серым: серое небо, серое море, серые скалы. Караван обогнул Бель-Иль и вошел в устье реки Вилены. Дальше к северу, в заливе Киберон, виднелись верхушки мачт основного конвоя. Хорнблоуэр находился на палубе "Софии" и видел сигналы, которыми "Неутомимый" обменивался с кораблем прикрытия главных сил экспедиции. Вот где проявилась мобильность и предприимчивость морского флота, его способность одним выстрелом убить двух зайцев. Это ведь надо было придумать - так расположить места высадки десанта, чтобы находиться в море в пределах видимости, тогда как на суше обе высадившиеся части разделяло бы больше сорока миль.
      Хорнблоуэр осмотрел неприветливый берег в подзорную трубу, расшифровал для себя сигналы, переданные для капитана "Софии", и снова уставился на берег. Отсюда хорошо были видны узкое устье реки Марэ и узкая коса, на которую предстояло высадить войска. "София" подбиралась к месту высадки осторожно, поминутно делая промеры глубины. Эти воды, хотя и защищенные от моря, представляли собой бурлящий котел встречных течений, с которым нелегко было справиться даже в тихую погоду. Наконец загремела якорная цепь, "София" развернулась носом по течению, а ее команда занялась спуском на воду шлюпок для перевозки десанта на берег.
      - Франция! Моя прекрасная Франция! - со слезой в голосе прошептал рядом с Хорнблоуэром маркиз де Пузаж.
      - М-р Хорнблоуэр! - донеслось с "Неутомимого".
      - Сэр! - заорал Хорнблоуэр, схватив капитанский рупор.
      - Приказываю вам сопровождать французские войска на берег и оставаться с ними впредь до получения другого приказа.
      - Так точно, сэр!
      Вот как случилось, что Хорнблоуэр, сам того особенно не желая, впервые в жизни оказался в другой стране.
      Люди де Пузажа уже выкатывались на палубу из тесного твиндека. Но погрузить их в шлюпки оказалось совсем не просто и отняло массу времени. Хорнблоуэр лениво размышлял, что высадка десанта наверняка не осталась незамеченной, и в эти минуты на юг уже мчатся курьеры с донесениями. Сколько, интересно, времени понадобится генералам революционной армии, чтобы собрать силы и двинуть их на Музильяк? Удачно, пожалуй, что этот стратегически важный пункт находится всего в десяти милях отсюда. Но пора было приступать к выполнению своих обязанностей. Ему еще следовало проследить за разгрузкой и отправкой на берег снаряжения и боеприпасов, а также лошадей, беспокойно дергающихся в импровизированных загонах рядом с грот-мачтой.
      Первые шлюпки отвалили от борта транспорта. Хорнблоуэр наблюдал, как они пристают к берегу, как тяжело выбираются по илистому дну на сухое место солдаты - французы справа, англичане слева. Чуть поодаль виднелись убогие хижины маленькой рыбацкой деревушки. Туда устремился взвод французов, чтобы захватить ее и не дать возможности жителям предупредить о высадке гарнизон в Музильяке. Пока все шло по плану - высадка проходила без единого выстрела. Когда сам Хорнблоуэр прибыл на берег с последней шлюпкой, нагруженной боеприпасами, он нашел Болтона, распоряжающегося всем этим хозяйством.
      - Ящики с боеприпасами поднять как можно выше над уровнем воды, чтобы прилив не захватил, - приказал Болтон. - Мы все равно пока не можем их перевезти, если только омары не раздобудут где-нибудь несколько телег. Для пушек тоже потребуются лошади.
      Как раз в эту минуту люди Болтона были заняты выгрузкой двух шестифунтовых орудий, уже установленных на колеса. Для их обслуживания из числа команды фрегата была выделена группа канониров. А вот лошадей должны были обеспечить местные жители - такова была давняя традиция Британского экспедиционного корпуса, да и не только его одного. Де Пузаж и его штаб нетерпеливо ожидали прибытия своих коней и, как только тех свели со шлюпок, с облегчением вскочили в седла.
      - За Францию! - воскликнул де Пузаж, выхватив свою шпагу и театральным жестом поднеся ее клинок к своим губам. - Вперед, храбрецы!
      Де Монкутан и все остальные поскакали вперед, чтобы возглавить колонну, вытянувшуюся подобно длинной красной змее с пикетами по обе стороны и впереди нее. Де Пузаж задержался, чтобы обменяться несколькими словами с лордом Эдрингтоном. Хорнблоуэр не слышал, о чем у них шла речь, но заметил, что к разговору присоединился Болтон. Они о чем-то заспорили, потом Болтон кивком подозвал мичмана.
      - Придется вам отправиться с лягушатниками, м-р Хорнблоуэр, - сказал он.
      - Я дам вам коня, - добавил Эдрингтон. - Вот, взгляните на этого чалого. Правда, хорош? Мне просто необходимо иметь у французов человека, которому я мог бы доверять. Наблюдайте за ними и дайте мне знать, как только почуете, что пахнет жареным. Видит Бог, от этих мартышек всего можно ожидать.
      - А вот и остатки вашего снаряжения, - сказал Болтон, указывая на кучу барахла у последней шлюпки, - как только мне пришлют телеги, я немедленно все вам отправлю. А это еще что такое, черт бы меня побрал?
      - Это портативная гильотина, сэр, - пояснил Хорнблоуэр. - Часть французского багажа.
      Все трое повернулись и уставились на уже сидящего верхом маркиза. Хотя тот ни слова не понял из их разговора, но, вероятно, догадался, о чем шла речь.
      - Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы этот инструмент прислали в Музильяк в первую очередь, - сказал он Хорнблоуэру. - И переведите мои слова этим джентльменам.
      Хорнблоуэр перевел.
      - В первую очередь я отправлю пушки и боеприпасы, - заявил Болтон, но я позабочусь, чтобы этому господину не пришлось долго ждать свою игрушку.
      Хорнблоуэр с опаской приблизился к одолженному ему чалому. Все его познания в верховой езде ограничивались воспоминаниями о каникулах в детстве, проводимых на ферме, где он изредка ездил на деревенских клячах. Припомнив молодость, он решительно вдел ногу в стремя и не без труда взгромоздился в седло. Когда конь тронулся вперед, Хорнблоуэр с силой вцепился в поводья. Отсюда до земли казалось так же далеко, как с брам-стеньги грот-мачты. Де Пузаж повернул своего коня и начал взбираться по крутому береговому склону. Чалый последовал за ним. Немилосердно трясясь, Хорнблоуэр молился об одном: только бы не свалиться.
      От рыбацкой деревушки в глубь материка вела размытая проселочная дорога, поросшая вдоль обочин ярко-зеленой травой. Маркиз ехал, глубоко наслаждаясь природой и окрестностями, Хорнблоуэр - столь же глубоко страдая. Мили через четыре они нагнали арьергард пехотной колонны французов, довольно бодро топающих по грязи. Де Пузаж перевел своего жеребца на шаг. Когда они поднялись на небольшую возвышенность, стала видна голова колонны и белое знамя. Вдоль дороги тянулись каменистые поля, слева виднелась маленькая ферма с домиком, сложенным из серого камня. Пехотинец в синем мундире выводил из ворот фермы белую лошадь, запряженную в телегу, а двое или трое его товарищей удерживали разъяренную жену фермера. Итак, подумал Хорнблоуэр, реквизиция транспортных средств началась. На соседнем поле еще один солдат покалывал штыком тощую коровенку, совершенно непонятно, с какой целью. Дважды Хорнблоуэр слышал отдаленные мушкетные выстрелы, на которые никто из окружающих не обратил внимания. На спуске навстречу попались двое солдат, ведущих к месту высадки пару худых кляч. В ответ на дружные насмешки из проходящей колонны они с удовольствием скалили зубы и отшучивались. Но чуть дальше Хорнблоуэр заметил в поле одинокий плуг, а рядом убитого крестьянина в рваной одежде.
      Местность вокруг становилась все более заболоченной. Очень скоро Хорнблоуэр увидел впереди дамбу и мост, которые им предстояло захватить. От моста к городу вела довольно широкая, слегка изгибающаяся дорога. Вдоль нее было разбросано несколько коттеджей из серого камня. В самом городе выделялась церковь все из того же серого камня. За ней находилось здание, в котором, судя по всему, разместился постоялый двор, а дальше - почта. Вокруг нее во все стороны сновали вооруженные солдаты. За почтой дорога расширялась. За зеленью деревьев нельзя было разглядеть, что находится там, но Хорнблоуэр догадался - городская площадь. Когда всадники въезжали в город, Хорнблоуэр заметил в нескольких окнах верхних этажей чьи-то напуганные лица, но все окна нижних этажей были наглухо забраны ставнями, отчего весь город казался вымершим. Только две пожилые женщины никак не могли закрыть свою лавку.
      Де Пузаж остановил своего коня в центре городской площади и начал отдавать приказы. С почтовой станции уже вывели всех лошадей. По площади то и дело пробегали вестовые с озабоченными лицами. Маркиз подозвал одного из своих офицеров и вполголоса что-то приказал ему. Тому с большим трудом удалось собрать своих людей, после чего они двинулись по направлению к мосту. Еще один отряд отправился в противоположном направлении, чтобы охранять Музильяк с тыла. Остальные солдаты собрались на площади и рядом с ней. Большинство из них жевало хлеб, добытый из находящейся здесь же булочной. Ее обитая железом дверь была сорвана с петель и валялась рядом со входом. Несколько раз на площадь приводили каких-то штатских. После короткого допроса де Пузаж приказывал отвести их в городскую тюрьму и запереть. Штурм и взятие Музильяка завершились полной победой над отсутствующим противником.
      Спустя некоторое время, маркиз и Хорнблоуэр направились к дамбе. Граница города заканчивалась еще до того места, где начали появляться первые признаки заболоченности. Здесь раскинулся обширный каменистый пустырь, на котором расположился на отдых отряд, посланный охранять мост. Солдаты развели костры и поджаривали на кончиках штыков кусочки мяса, вырезанные из туши лежащей неподалеку заколотой коровы. На самом мосту сидел одинокий часовой, прислонясь спиной к парапету и греясь на солнышке. Его мушкет стоял в стороне, небрежно приставленный к ограде. Все выглядело тихо и мирно. Де Пузаж доехал до середины моста и внимательно осмотрел южный берег. Никаких признаков неприятеля там не обнаружилось.
      Когда они вернулись в город, их ждал сюрприз: в гости пожаловал сам лорд Эдрингтон.
      - Я прискакал лично осмотреть местность, - объяснил он свой визит. Эта позиция выглядит весьма сильной. Как только вы установите пушки, вы сможете удерживать этот мост или то, что от него останется после взрыва, сколь угодно долго. Но ниже по течению есть брод, примерно в полумиле отсюда. При отливе он вполне преодолим. Я займу позицию у брода. Если неприятель прорвется там, он сможет зайти вам в тыл и полностью окружить. Переведите этому джентльмену, забыл, как его зовут, слово в слово все, что я сказал.
      Хорнблоуэр перевел речь Его Светлости и потом занимался тем же еще битый час, пока оба достойных полководца, указывая в разные стороны и рисуя на песке, вырабатывали диспозицию предстоящей обороны.
      - Вот и договорились, - сказал наконец Эдрингтон. - А вы, м-р Хорнблоуэр, не забывайте, что я жду сведений о любом повороте событий.
      Он кивнул на прощание, повернул коня и поскакал прочь. Как только он скрылся из вида, на центральной улице Музильяка показалась телега, за которой с лязгом катились две шестифунтовки с "Неутомимого". В каждую из них была впряжена пара лошадей. А на телеге расположился с максимальным комфортом ни кто иной, как старый приятель Хорнблоуэра мичман Брейсгердл. В ответ на приветствие Хорнблоуэра он расплылся в широкой улыбке.
      - От шканцев до телеги золотаря лежит вовсе не такой уж большой путь, - философски заметил он, - равно как и от мичмана, до артиллерийского капитана.
      Он спрыгнул с телеги и огляделся вокруг.
      - Если поставить пушки здесь и здесь, можно устроить перекрестный огонь, - предложил Хорнблоуэр.
      - Совершенно с вами согласен, - подтвердил Брейсгердл.
      Под его руководством оба орудия были установлены и наведены. Вонючую телегу быстренько разгрузили, сложив пороховые картузы на расстеленный брезент, а ядра и мешочки с шрапнелью возле пушек. Матросы расчетов обоих орудий работали споро и весело, радуясь каждой минуте, проведенной на твердой земле.
      - Голь, как известно, на выдумки хитра, - сказал Брейсгердл, - но позвольте все-таки полюбопытствовать, глубокоуважаемый сэр, не приходилось ли вам прежде взрывать мостов?
      - Увы! - ответил Хорнблоуэр.
      - Значит, мы - товарищи по несчастью. Сэр, вы чего сидите, пойдемте взрывать. Или вы желаете, чтобы я предложил вам место в этой благоухающей карете?
      - Желаю, - мрачно ответил Хорнблоуэр и взгромоздился на телегу рядом с приятелем.
      Двое матросов взяли лошадь под уздцы и повели ее через дамбу к мосту. Здесь мичмана вылезли и некоторое время молча смотрели на стремительное из-за начавшегося отлива течение реки. Одновременно они изучали перекрытия моста, выглядевшие весьма и весьма внушительно.
      - Нам следует взорвать заряд под центральной точкой моста, - сказал наконец Брейсгердл.
      Разумеется, это был классический способ, рекомендуемый во всех учебниках. Хорнблоуэр, однако, не спешил с ним соглашаться, переводя взгляд с моста на Брейсгердла и обратно. Чем-то ему это предложение не нравилось. Пороховые газы при взрыве распространяются во все стороны, а как, скажите на милость, заставить их пойти вверх?
      - А что если попробовать взорвать быки? - нерешительно предложил он.
      - Что ж, давай посмотрим. Хенней, веревку!
      Они привязали веревку к парапету и спустились по ней до одной из площадок, на которых стояли быки. Узкий карниз скользил под ногами, река бурлила, обдавая их брызгами; под темной аркой было сыро и холодно.
      - Ты гений, Хорнблоуэр! - сказал наконец Брейсгердл.
      Пока они делали все необходимые приготовления, время неслось со сказочной быстротой. Хорнблоуэр мобилизовал часть солдат из отряда, оставленного сторожить мост, и заставил их немного поработать. Ему не без труда удалось найти все необходимые инструменты: стамески, ломы и кирки. Наконец все было готово: из быков под серединой моста вытащили по два больших блока, заложили на место внутренних заряды и поставили на место боковые. К каждому заряду был проведен фитиль. Все трещины и отверстия были тщательно замазаны и забиты землей, глиной, щепками и всем, что попалось под руку. Уже смеркалось, когда одуревшие от усталости солдаты поднялись по веревке наверх. Хорнблоуэр и Брейсгердл остались под аркой вдвоем. Они обменялись взглядами.
      - Ты - следующий, - сказал Брейсгердл. - А я подожгу фитили.
      Хорнблоуэр начал взбираться вверх по веревке, а Брейсгердл достал из кармана мешочек с кресалом и трутом. Очутившись на мосту, Хорнблоуэр отослал телегу, а сам остался ждать. Минуты две или три спустя над парапетом показалась голова Брейсгердла. Он тяжело перевалился через ограждение и выговорил одно только слово: "Бежим!"
      Вдвоем они опрометью бросились с моста к дамбе и едва успели скатиться в сторону и спрятаться, как послышался глухой удар, земля под ногами слегка качнулась, и над мостом поднялось большое облако черного дыма.
      - Пойдем посмотрим на дело рук своих, - предложил Брейсгердл, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.
      Над местом взрыва все еще клубилась туча дыма и пыли, но когда они подошли поближе, она успела уже порядком рассеяться.
      - Только частично... - начал Брейсгердл, и в этот момент раздался второй взрыв, чуть не сбивший друзей с ног. Крупный обломок с силой врезался в парапет рядом с ними и разорвался, как бомба, осыпав их мелкими осколками. Часть пролета моста медленно отделилась и с оглушительным всплеском рухнула в реку.
      - Второй фитиль оказался длиннее, чем я думал, - сказал Брейсгердл, вытирая неожиданно вспотевшее лицо. - Мне надо было подумать об этом раньше. Представляешь, как бездарно могла бы закончиться карьера двух многообещающих молодых людей?
      - Ладно, - сказал Хорнблоуэр, - все-таки мы его взорвали.
      - Все хорошо, что хорошо кончается, - добавил Брейсгердл.
      Семьдесят фунтов пороха сделали свое дело. Мост был перерезан в самой середине зияющим провалом шириной в несколько футов. За пределами провала мостовая кладка оказалась практически не поврежденной, что доказывало, с одной стороны, правильность выбранного Хорнблоуэром метода минирования, а с другой, - свидетельствовало о добросовестной работе неизвестных мостостроителей. Обломки пролета почти перегородили реку.
      - Сегодня ночью нам понадобится не больше одного вахтенного, - сказал Брейсгердл.
      Хорнблоуэр оглянулся и поискал взглядом своего чалого. Он с радостью вернулся бы в Музильяк, ведя его в поводу, но гордость не позволила ему решиться на столь малодушный поступок. Ощущая боль и ломоту в определенных частях тела, он все же заставил себя сесть в седло и тронул шагом в направлении города. Солнце уже клонилось к западу.
      Он проехал по главной улице, повернул на площадь, но за поворотом его ожидало такое зрелище, что он непроизвольно натянул поводья и остановил своего коня. Площадь была заполнена народом: горожанами, солдатами и крестьянами из окрестных деревень. Посреди площади в небо вздымался длинный узкий прямоугольный брус со сверкающим ножом на конце. Вот он сорвался вниз и упал с глухим стуком, и тут же вокруг основания бруса возникло движение: несколько человек наклонились и поволокли что-то тяжелое в сторону, где уложили в общую кучу. Хорнблоуэр с ужасом понял, что наблюдает гильотину в работе.
      Он весь дрожал от тошноты и омерзения. Это было еще хуже, чем самое жестокое телесное наказание, применяемое во флоте. Он уже хотел повернуть своего коня и уехать прочь от этого ужасного места, но тут ухо его уловило странные звуки. То были звуки пения. Хорнблоуэр оглянулся и увидел высокого мужчину могучего телосложения с кудрявыми черными волосами. Он был одет в белую рубаху и темные штаны. Он шел под конвоем нескольких солдат и пел ясным и звонким голосом. Мелодия ничего не значила для Хорнблоуэра, но слова звучали отчетливо, и он узнал: то было начало одной из революционных песен.
      - "Вперед, сыны Отчизны милой..." - пел приговоренный к казни, одетый в белую рубаху. Когда он появился на площади, и горожане услышали его пение, в толпе возник глухой ропот. Почти все опустились на колени прямо на землю и склонили головы, скрестив руки на груди.