- И тем не менее, сэр, я считаю, что в этом деле затронута моя честь и вынужден поэтому требовать от Вас удовлетворения, - выпалил Хорнблоуэр заранее приготовленную фразу.
      - Вы забываетесь, м-р Хорнблоуэр, - суровым тоном произнес капитан. Он откинулся на спинку кресла, и лицо его перекосила мимолетная гримаса боли. - Я должен напомнить вам, что согласно морскому уставу младший офицер не имеет права вызывать на дуэль вышестоящих. Вы прекрасно знаете причину существования такого пункта - в противном случае на флоте было бы слишком просто продвинуться по службе. Даже попытка вызова является достаточным основанием для отдачи виновного под трибунал.
      - Ох! - ослабевшим голосом прошептал Хорнблоуэр.
      - А теперь позвольте дать вам пару полезных советов, - спокойно продолжал капитан, словно не замечая состояния, в которое его слова повергли молодого мичмана. - Вы дрались на дуэли и не уронили своей чести. Это очень хорошо. Мой первый совет - никогда больше не деритесь, это будет еще лучше. Вы знаете, некоторые люди, случается, входят во вкус, подобно тому, как отведавший человечины тигр становится людоедом. Такие записные дуэлянты никогда не становятся хорошими офицерами, да и любви особой у товарищей не заслуживают.
      Только теперь Хорнблоуэр в полной мере осознал, что в каюту капитана его привела не столько забота о своей поруганной чести, сколько желание еще раз пережить то возбуждение и риск, которые всегда связаны с вызовом. Капитан был прав: есть нечто притягательное в опасности и возможности хоть ненадолго сделаться центром всеобщего внимания. Кин терпеливо ждал его ответа, но Хорнблоуэр в этот момент не мог найти нужных слов.
      - Я все понял, сэр, - выдавил он наконец.
      Кин снова переменил позу и опять скривился от боли.
      - Я бы хотел обсудить с вами еще один вопрос, молодой человек. Капитан Пеллью с "Неутомимого" имеет на борту вакансию мичмана. Капитан большой любитель игры в вист, но, к сожалению, не может подобрать среди своих офицеров подходящего четвертого партнера. Мы с ним договорились о вашем переводе, если, конечно, вы не возражаете, м-р Хорнблоуэр. Я думаю, мне нет нужды напоминать вам, что любой молодой офицер на вашем месте ухватился бы за такую возможность обеими руками. Служба на фрегате дает массу возможностей для успешной карьеры.
      - На фрегате... - как зачарованный повторил Хорнблоуэр.
      Подвиги и удача Пеллью были общеизвестны. Под его командованием молодой честолюбивый офицер мог рассчитывать на боевое отличие, скорое производство, призовые деньги...* [Деньги, полученные за морской трофей приз (неприятельское судно или какое-либо имущество, захваченное в морской войне).] На каждую вакансию на борту "Неутомимого" претендовало сразу несколько человек. Такой шанс мог выпасть только раз в жизни. Хорнблоуэр готов был уже с благодарностью принять щедрое предложение, но неожиданная мысль заставила его воздержаться.
      - Я даже не знаю, как мне благодарить вас, сэр, - сказал он твердым голосом, - но я вынужден отказаться. Ведь это вы, сэр, предоставили мне место мичмана на своем корабле, поэтому я считаю своим долгом остаться с вами.
      Бледное пожелтевшее лицо капитана осветилось довольной улыбкой.
      - Немногие на вашем месте сказали бы то же самое. Но я настаиваю на своем предложении. К сожалению, мне уже недолго осталось жить, поэтому поберегите вашу преданность для другого командира. Этот корабль не для вас, юноша. Что вам делать на судне, капитан которого уже не может исполнять свои обязанности? Чему могут научить вас мичмана-перестарки и офицеры пенсионного возраста? Нет, ваше место там, где есть возможность отличиться и имеются шансы на быстрое производство. Мне хотелось бы верить, м-р Хорнблоуэр, что вашим переводом я оказываю услугу не только вам, но и всему Флоту Его Величества, и что у вас впереди большое будущее. Вы очень обяжете меня, если прекратите спорить и примете любезное предложение капитана Пеллью.
      - Так точно, сэр! - сказал Хорнблоуэр.
      Рис
      Волк проник в овечье стадо. Воды Бискайского залива были покрыты белыми пятнышками парусов, куда ни кинь взгляда. Несмотря на довольно свежий бриз и вздымающиеся серые волны, каждое судно несло максимум парусов. Все они, кроме одного, надеялись продержаться до темноты и спастись бегством. Только один корабль ни от кого не убегал. Это был фрегат Флота Его Величества "Неутомимый" под командованием капитана сэра Эдуарда Пеллью. За сотни миль от залива, в атлантических водах, в эту самую минуту сошлись в смертельной схватке линейные корабли французского и британского флотов, чтобы раз и навсегда выяснить, кому будет принадлежать господство на морях. Здесь же, в Бискайском заливе, одинокий фрегат охотился за судами торгового каравана, стремясь захватить как можно больше призов. Словно хищная птица несся фрегат с полными ветра парусами, отрезая дорогу неуклюжим "купцам" и заставляя их забирать круче к ветру. Все они были нагружены продовольствием, предназначенным для голодающей революционной Франции, чья экономика, в результате известных потрясений, оказалась неспособной обеспечить потребности населения. Этот груз с нетерпением ждали во французских портах, а команды были готовы на все, чтобы не угодить в английские тюрьмы. И все же, суда каравана одно за другим становились добычей фрегата. Пара выстрелов из пушек - и трехцветный республиканский флаг опускался с гафеля* [Гафель - наклонный рей, закрепленный нижним концом в верхней части мачты.], на сдавшееся судно направлялась призовая команда, а "Неутомимый" спешил в погоню за новой добычей.
      Стоя на шканцах, капитан Пеллью приходил в ярость от каждой задержки, пусть даже необходимой. Караван все дальше разбредался во все стороны, а время шло. Было ясно, что какая-то часть судов сумеет ускользнуть. Поэтому Пеллью старался захватить как можно больше призов до наступления темноты. Он даже не дожидался возвращения шлюпок, перевозивших на борт захваченных кораблей призовые команды. Он просто отправлял туда офицера и нескольких матросов, а сам продолжал преследование, едва убедившись, что шлюпка отвалила. В настоящий момент он преследовал французский бриг, который почему-то не спешил спускать флаг. Носовые девятифунтовки "Неутомимого" уже произвели по упрямому "купцу" не один выстрел, но при таком волнении на море точность стрельбы была низкой, и французский капитан мог надеяться, что ему удастся каким-то чудом избежать плена.
      - Ну я ему сейчас покажу! - взорвался Пеллью. - Пусть пеняет на себя, но он сам на это напрашивается.
      По его приказу канониры носовых орудий изменили прицел и повели огонь не по такелажу* [Такелаж - общее название снастей (канатов, тросов, цепей и пр.) на корабле.], а по корпусу.
      - Только осторожнее, ребята, - крикнул Пеллью, когда одно из ядер ударило в борт в опасной близости от ватерлинии, - я вовсе не собираюсь его топить, достаточно слегка покалечить.
      Следующий выстрел по счастливой случайности оказался на редкость удачным. Ядром снесло верхнюю рею на грот-мачте* [Грот-мачта - вторая мачта от носа на двух - и трехмачтовых судах.], тяжелый парус соскользнул вниз, и бриг развернуло по ветру, подставив его под жерла бортовых орудий "Неутомимого". В такой ситуации капитан предпочел не рисковать и поспешил спустить флаг.
      - Что за судно и откуда? - прокричал Пеллью в рупор.
      - "Мари Галант" из Бордо, - последовал ответ, - идем из Нового Орлеана с грузом риса. В плавании находимся двадцать четвертый день.
      - Рис - это хорошо, - довольно произнес Пеллью. - За такой груз мы получим неплохие денежки. Не меньше двухсот тонн, на мой взгляд. Так, на бриге человек двенадцать, значит для призовой хватит четверых под командой мичмана.
      Он огляделся вокруг, словно в поисках вдохновения, прежде чем отдать приказ.
      - М-р Хорнблоуэр!
      - Сэр!
      - Возьмите катер и четырех матросов и отправляйтесь на эту посудину. М-р Сомс даст вам наши координаты. Отведете ее в ближайший английский порт и будете там дожидаться дальнейших распоряжений.
      - Так точно, сэр!
      Хорнблоуэр занимал свое место по боевому расписанию у карронад* [Карронада - крупнокалиберная пушка с коротким дулом.] правого борта, поэтому и попался на глаза Пеллью. Личное оружие было при нем: у бедра висел кортик, а за поясом торчал пистолет. Теперь ему следовало поворачиваться побыстрее, чтобы не навлечь на себя гнев нетерпеливого капитана. Его сундук с пожитками при боевой тревоге становился одним из операционных столов в лазарете, так что бесполезно было надеяться извлечь что-то оттуда перед отправкой на бриг. Что ж, придется отправляться, как есть. Катер уже спустили на воду. Хорнблоуэр перегнулся через борт и приказал матросам развернуться носом к борту, стараясь при этом говорить как можно солиднее и увереннее.
      - Вот наши координаты на данный момент, м-р Хорнблоуэр, - это был штурман Сомс, который протянул мичману клочок бумаги с цифрами.
      - Благодарю вас, - ответил Хорнблоуэр, засовывая бумажку в карман.
      Он неловко пробрался по нижним снастям бизани и глянул сверху вниз на пляшущий на волнах катер. Расстояние до него казалось Хорнблоуэру безнадежно непреодолимым, хотя на самом деле рулевой матрос на катере вполне мог бы дотянуться до того места, где находился мичман, кончиком багра. Хорнблоуэр позволил себе еще секунду промедления, мучительно сознавая при этом, какой жалкой и нескладной фигурой он должен сейчас выглядеть в глазах окружающих, и жалея, что теоретические познания и книжная премудрость мало помогают прыжку с палубы в катер при сильном волнении. Но у него не было другого выхода - Пеллью уже начал гневно посапывать у него за спиной, да и глаза всего экипажа были устремлены в его сторону. Уж лучше прыгнуть и покалечиться, вызвать всеобщую насмешку, решил Хорнблоуэр, чем задерживать фрегат лишнюю секунду. Кто знает, что случилось в последующие мгновения? Хотелось верить, что это по приказу Пеллью "Неутомимый" слегка отвернул в сторону, так что катер стал на несколько ярдов ближе к борту фрегата, чем прежде. Да еще в этот момент катер оказался на гребне волны, а фрегат слегка провалился. Лучшей возможности трудно было ожидать. Хорнблоуэр подобрался и прыгнул. Он приземлился ногами на планширь* [Планширь - деревянный брус с гнездами для весел.] и закачался, пытаясь в течение мучительно долгой секунды сохранить равновесие. На помощь ему пришел бородатый рулевой. Он бесцеремонно сгреб Хорнблоуэра за грудки и вместе с ним скорее повалился, чем опустился на ближайшую банку* [Банка - сиденье для гребцов.]. При этом он выпустил лацканы мундира Хорнблоуэра из рук, и тот по инерции пролетел головой вперед и врезался в гребцов, сидящих на соседней банке. С трудом выбравшись наверх из образовавшейся кучи-малы, Хорнблоуэр перевел дыхание и поспешил занять более приличествующее его званию вертикальное положение.
      - Прошу прощения, - извинился он первым делом перед матросами, чьи мускулистые тела послужили невольным буфером, остановившим его полет.
      - Ничего страшного, сэр, - успокоил его здоровяк-матрос, настоящий морской волк, весь в татуировках и с длинной перевязанной косичкой, - в вас весу не больше, чем в перышке.
      Между тем у кормового ограждения появился вахтенный офицер и язвительно напомнил Хорнблоуэру, что ему давно пора прибыть на захваченный бриг.
      Хорнблоуэр перебрался на корму и с некоторым подозрением оглядел свою команду. Он с облегчением отметил, что на лицах матросов не было и тени насмешки. В конце концов, перебраться с фрегата на маленький катер при сильном волнении было нелегким делом даже для самого искушенного моряка. Не было ничего постыдного, что он попал на его борт головой вперед - вполне возможно, та же участь ждала бы любого другого на его месте. Да и не в традициях "Неутомимого" было смеяться над неловкостью новичка, выполняющего свой долг, несмотря на трудности и опасности.
      - Если вы собираетесь вести этот бриг, - крикнул Хорнблоуэру вахтенный лейтенант, - вам не помешала бы пара опытных марсовых* [Марсовый - матрос, выполняющий работы по управлению парусами; располагался на установленной на мачте специальной площадке - марсе.]. Посмотрите, какие у него высокие мачты, и что наделали наверху наши ядра.
      В самом деле, верхняя часть грот-мачты являла собой жалкое зрелище. Оборванные ядром снасти перепутались, паруса перекосило, и они угрожающе полоскались на ветру, громко хлопая с каждым порывом.
      - У вас есть кандидатуры на примете, - продолжал лейтенант, - или вы предоставите подбор призовой команды мне?
      - Буду очень признателен вам, сэр, если вы сами подберете экипаж, - с облегчением крикнул в ответ Хорнблоуэр.
      Лейтенант выкрикнул четыре фамилии. Все четверо отозвались.
      - Только держите их подальше от выпивки, - дал лейтенант прощальный совет, - а вообще-то на них можно положиться. И следите за французами - при первой же возможности они постараются снова захватить свой корабль. Тогда вам до конца войны придется сидеть во французской тюрьме, так что держите ухо востро.
      - Так точно, сэр! - отозвался Хорнблоуэр.
      Катер покачивался на волнах рядом с бригом. Татуированный матрос поспешно завершал бартерную сделку со своим соседом - как и Хорнблоуэр, четверо гребцов катера вынуждены были расстаться со своими пожитками. Придя к согласию, татуированный спрятал в карман большую плитку жевательного табака, а затем с обезьяньей ловкостью вскарабкался на палубу брига. За ним последовал второй матрос, и оба заняли позицию у борта, чтобы помочь Хорнблоуэру. Тот с трудом пробрался на нос раскачивающегося катера и встал на носовой планширь, стараясь сохранять равновесие. Якорная цепь "Мари Галант" находилась совсем близко, но теперь ему предстояло не прыгать вниз, а карабкаться наверх. Один из матросов успокаивающе положил ему руку на плечо.
      - Не торопитесь, сэр, - сказал он, - выждите момент. Приготовьтесь... Пошел!
      Хорнблоуэр изо всех сил оттолкнулся от планширя, подобно лягушонку пролетел отделяющее его от цепи расстояние и мертвой хваткой вцепился в ванты* [Ванты - стоячий такелаж, раскрепляющий к бортам мачты и стеньги.]. При этом колено его соскользнуло, бриг в этот момент накренился набок, и Хорнблоуэр оказался по пояс в воде. Его тут же подхватили сильные руки матросов и поставили на палубу. Еще двое матросов с катера перебрались на бриг без всяких происшествий. Теперь Хорнблоуэр мог, наконец, вступить в командование своим первым кораблем.
      На палубе взору его предстала довольно неприглядная картина: прислонясь спиной к мачте, французский матрос пил вино прямо из бутылки. Вокруг носового люка расселась остальная команда, занятая тем же. Судя по количеству валявшихся вокруг пустых бутылок, они пьянствовали с того самого момента, когда их капитан вынужден был спустить флаг и лечь в дрейф. Пара пустых бутылок со звоном прокатилась у ног Хорнблоуэра и исчезла в отверстиях фальшборта, когда бриг в очередной раз наклонило волной. Один из французов, белокурый малый с пышной, развевающейся на ветру шевелюрой поднялся на ноги, словно желая приветствовать Хорнблоуэра. Несколько мгновений он стоял, покачиваясь и собираясь с мыслями, как будто намереваясь сказать что-то невероятно важное. Но все, что он сумел выдавить из себя, было: "Проклятые англичане!" После этих слов, посчитав, видимо, свой долг исполненным, он снова опустился на палубу, уткнул лицо в колени, обхватил голову руками и захрапел.
      - Клянусь всеми святыми, эти парни зря времени не теряли! - восхищенно заявил матрос за спиной Хорнблоуэра.
      - Хотел бы я оказаться хоть на минутку на их месте, - отозвался другой.
      Рядом с закрытым люком стоял деревянный ящик, на четверть заполненный еще неоткупоренными бутылками. Один из английских матросов шагнул к нему, достал бутылку и принялся с интересом ее разглядывать. Хорнблоуэр вспомнил напутствие лейтенанта, хотя в этом не было особой нужды, - он и без того знал по собственному опыту, какую опасность представляет собой "хроническая жажда" британских моряков. Если он сейчас не проявит твердость, его призовой экипаж через полчаса будет в таком же невменяемом состоянии, как и французы. Перед его мысленным взором встала страшная перспектива: пустынный Бискайский залив и одинокое судно с перепившейся командой, беспомощно дрейфующее по волнам. Он внутренне содрогнулся и дал себе клятву не допустить ничего подобного.
      - Поставить на место! - приказал он, голос его сорвался и прозвучал совсем по-детски.
      Пожилой матрос, нежно сжимая в руках бутылку, не спешил выполнить это распоряжение.
      - Поставить на место, я сказал! - на этот раз Хорнблоуэру удалось справиться с волнением, и голос его звучал тверже, но положение все равно было крайне сложным.
      Это была его первая самостоятельная миссия, обстоятельства складывались не слишком удачно, да еще от волнения он не мог совладать со своим природным темпераментом, который привык успешно скрывать в более спокойной обстановке. И все же ему удалось сохранить известную долю хладнокровия. Он совершенно четко осознавал, что если его приказ сейчас останется невыполненным, на поручении капитана Пеллью можно будет поставить крест. Рука его непроизвольно легла на рукоятку пистолета. Вполне возможно, что он будет вынужден все-таки применить оружие. Про себя Хорнблоуэр молил Небо только об одном: чтобы не было осечки после вынужденного купания. Но до крайних мер, по счастью, не дошло. Матрос бросил на Хорнблоуэра всего один взгляд и поспешно засунул бутылку обратно в ящик. Инцидент был на этом исчерпан, а на очереди стояли другие неотложные дела.
      - Запереть этих людей в носовой кубрик, - распорядился он, указывая на французов.
      - Так точно, сэр! - стройным хором откликнулись его матросы.
      Большинство французских моряков могло еще передвигаться самостоятельно, но троих пришлось тащить волоком.
      - Идить, идить, - добродушно приговаривал один из англичан, подталкивая в спину пьяненького француза. - Сюдыть заходить, - добавил он на пороге кубрика, полагая, очевидно, что искаженный таким образом английский станет более понятен несчастным лягушатникам* [Лягушатники презрительное прозвище французов за их любовь к лягушачьему мясу.]. Белокурый француз, которого волокли за шиворот, неожиданно очнулся и обратился к Хорнблоуэру, стараясь одновременно вырваться из цепких лап своего конвоира.
      - Я - офицер! - крикнул он. - Ви не иметь право запереть меня вместе с матрос.
      - Убрать его, - махнул рукой Хорнблоуэр, у которого сейчас не было времени вникать в подобные тонкости.
      Он подтащил ящик с вином к борту и пошвырял оставшиеся бутылки в воду - судя по всему, это было вино особого розлива, с такой скоростью французы старались уничтожить содержимое бутылок. Но для Хорнблоуэра марка и выдержка не имели никакого значения: он прекрасно знал, что британский матрос способен надраться до положения риз марочным кларетом с таким же успехом, как неочищенным ромом.
      Последний француз не успел еще спуститься в кубрик, а Хорнблоуэр уже закончил свое дело. Теперь, когда его команда была на какое-то время избавлена от соблазна, он мог позволить себе оглядеться. Свистящий в ушах ветер и громко хлопающий над головой парус плохо способствовали умственной деятельности, но Хорнблоуэр усилием воли все же заставил себя сосредоточиться. В первую очередь следовало заняться покалеченным кливером* [Кливер - один из передних треугольных парусов.]. Это из-за него бриг двигался рывками, то и дело зарываясь носом в волну. Еще надо было срочно поставить кого-нибудь к штурвалу, который беспечные французы бросили на произвол судьбы, когда занялись истреблением спиртного. Обладавший математическим складом ума Хорнблоуэр успел уже достаточно узнать об управлении кораблем и о соотношении парусов для оптимального хода судна. Здесь, на бриге, баланс был серьезно нарушен. Он быстро начал производить в уме необходимые выкладки, когда топот матросских башмаков по палубе известил его, что приказание выполнено и французы заперты. Тем временем ему стало ясно со всей очевидностью: повисший на остатках такелажа верхний рей может в любой момент оторваться и наделать немало бед. Но сначала следовало положить бриг в дрейф по всем правилам. На всякий случай Хорнблоуэр мысленно сформулировал приказ, прежде чем произнести его вслух.
      - Обрасопить* [Обрасопить - повернуть реи при помощи брасов в одно из крайних положений под углом к диаметральной плоскости корабля.] верхние реи левого борта!
      Матросы бросились выполнять приказ, а сам Хорнблоуэр встал к штурвалу. Ему уже приходилось несколько вахт стоять за штурвалом по распоряжению Пеллью, требовавшего от своих офицеров знания всех позиций по боевому расписанию, но он пока еще не мог считать себя настоящим рулевым. Рукоятки штурвала казались ему инородным телом, когда он осторожно начал вращать рулевое колесо. Против ожидания, дело оказалось не таким уж хитрым. С обрасопленными реями бриг моментально обрел большую часть прежних мореходных качеств и начал отзываться на легчайшие движения рук Хорнблоуэра. Он снова представлял собой логически продуманную и математически безупречную конструкцию, нуждающуюся лишь в небольшой коррекции. В тот же момент Хорнблоуэр решил в уме проблему штурвала: Теперь его можно было спокойно закрепить и оставить, что он и сделал. "Мари Галант" была развернута под ветер по правому борту и перестала рыскать и зарываться в волну, а Хорнблоуэр мог заняться другими неотложными делами.
      Матросы принимали пока его распоряжения как должное, будучи уверены в его компетентности, но сам Хорнблоуэр в душе был полон сомнений и смутных предчувствий. Вот и сейчас, глядя на запутавшуюся в снастях рею, он не представлял, как ему приступить к решению этой проблемы. К счастью, матросы, оказавшиеся под его командой, отслужили на море не один год и обладали большим опытом. Хорнблоуэр понял, что просто обязан переложить часть своей ответственности на чужие плечи.
      - Кто из вас самый опытный? - спросил он отрывисто, стараясь скрыть свою неуверенность за резкостью тона.
      - Мэтьюз, сэр, - отозвался наконец один из матросов, указывая пальцем на татуированного соседа Хорнблоуэра по банке в катере.
      - Превосходно, Мэтьюз, - сказал Хорнблоуэр, - назначаю вас временно исполняющим обязанности боцмана. Принимайтесь за работу и разберите всю эту путаницу наверху. А я пока займусь осмотром кормовой части.
      Хорнблоуэр с трепетом ожидал вопросов, на которые у него не было ответов, но Мэтьюз только откозырял, сказав: "Так точно, сэр!", повернулся на каблуках и отправился выполнять приказание.
      - И первым делом избавьтесь от этой реи, пока она не свалилась кому-нибудь на голову, - добавил ободренный успехом Хорнблоуэр.
      - Так точно, сэр! - невозмутимо отозвался Мэтьюз.
      - Можете выполнять.
      Матросы отправились на нос, а Хорнблоуэр проследовал на корму. Там он взял подзорную трубу французского капитана и обозрел горизонт. Несколько парусов маячило в отдалении. Хорнблоуэр догадался, что все они принадлежат захваченным судам каравана. Они уже изменили курс и направлялись в английские порты со всей возможной скоростью. Далеко-далеко, у самого горизонта, он различил верхние марселя "Неутомимого", продолжающего преследовать остатки каравана. Все тихоходные и старые суда уже были захвачены, так что с каждым последующим призом старику Пеллью придется повозиться. Но это уже были чужие проблемы, а самому Хорнблоуэру предстояло самостоятельное трехсотмильное плавание до берегов Британии. Триста миль двое суток с попутным ветром и неизвестно сколько, если ветер переменится.
      Он положил на место подзорную трубу. Матросы его были при деле, и Хорнблоуэр решил спуститься вниз и осмотреть свои новые владения. Внизу было три каюты: две одноместные принадлежали, очевидно, капитану и его помощнику, а третья - двухместная - скорее всего, боцману и коку, а может и судовому плотнику. Еще он нашел лазарет, дверь в который была распахнута и свободно хлопала в такт движению судна. В двери торчала оставленная кем-то связка ключей. Очевидно, французский капитан, решив, что беречь ему больше нечего, не счел нужным запирать двери, а только забрал ящик с вином. Хорнблоуэр запер дверь, а ключи положил в карман. Неожиданно он почувствовал себя очень одиноким. Он не знал еще, что в будущем ему не раз придется испытывать нечто подобное, - капитан корабля всегда одинок. Он поежился и решил вернуться на палубу. Увидев Хорнблоуэра, Мэтьюз бросился к нему, взял под козырек и почтительно спросил:
      - Прошу прощения, сэр, не считаете ли вы, что нам следовало бы использовать тали и лебедку, чтобы разобраться с этой реей.
      - Отличная мысль, Мэтьюз.
      - Спасибо, сэр, но в таком случае нам потребуются еще люди. Могу я взять на время парочку лягушатников?
      - Я не возражаю. Не уверен, правда, что они согласятся. К тому же, они настолько пьяны, что на ногах еле держатся.
      - Ничего, сэр, - ухмыльнулся Мэтьюз, - думаю, мне удастся их уговорить. И неважно, будут они пьяными или трезвыми.
      - Хорошо, выполняйте.
      Именно в эту секунду Хорнблоуэр вдруг со стыдом вспомнил, что так и не проверил, в порядке ли его пистолет. Как же он мог забыть перезарядить его после вынужденного купания? Мэтьюз отправился на нос, а Хорнблоуэр снова поспешил вниз: в капитанской каюте он видел шкатулку с пистолетами, а рядом с ней пороховницу и мешочек с пулями. Он зарядил оба капитанских пистолета и перезарядил свой, засунув все три себе за пояс. Когда он появился на палубе, один из его матросов вывел из носового кубрика полдюжины французов. Хорнблоуэр поднялся на полуют* [Полуют - возвышение корпуса над верхней палубой на корме корабля.], сложил руки за спиной и попытался принять вид старого морского волка, все повидавшего на своем веку и привыкшего ничему не удивляться. С помощью талей его матросы за какой-нибудь час установили сбитую рею на место и снова подняли спущенный парус.
      Эта работа близилась к завершению, когда Хорнблоуэр вспомнил, что через несколько минут ему предстоит прокладывать курс. Он снова бросился вниз в капитанскую каюту за картой и инструментами. Из своего кармана он извлек смятую бумажку, на которой были записаны координаты, и в очередной раз обругал себя за неосторожность. Ведь этот бесценный клочок бумаги легко мог потеряться, промокнуть, выскочить из кармана... Но ему, видите ли, в тот момент было не до координат, его больше беспокоило, как ему перебраться на катер, не замочив при этом ножки. Хорнблоуэра аж передернуло от отвращения к самому себе при одной только мысли, что эта бумажка могла пропасть из-за его преступной небрежности. С каждым мгновением он все сильнее проникался мыслью, что служба во флоте - не просто цепь кризисных ситуаций, как ему это представлялось раньше, но один постоянный, бесконечный кризис, из которого невозможно выбраться. И еще он понял, что, расправляясь с какой-то одной проблемой, он обязан одновременно обдумывать решение следующей, если не хочет безнадежно отстать от событий. Вздохнув, он склонился над картой, отметил свою позицию и проложил курс. Было как-то непривычно сознавать, что простая задачка по навигации, которая прежде представляла собой лишь теоретическое упражнение в классе под руководством м-ра Сомса, внезапно обрела решающее значение для его дальнейшей карьеры, а, может быть, и самой жизни. Он еще раз проверил свои расчеты и даже записал их для пущей верности на листочке бумаги.
      Тем временем матросы закончили ремонт, препроводили французов обратно в кубрик и ждали дальнейших приказаний. Когда Мэтьюз сообщил об этом Хорнблоуэру, тот уже был готов.
      - Ложимся на новый курс, - приказал он. - Мэтьюз, поставьте рулевого.
      Хорнблоуэр сам помог матросам ставить паруса. Ветер к этому моменту еще немного посвежел, но юный капитан чувствовал, что его команде под силу справиться с судном.
      - Какой курс держать, сэр? - спросил рулевой за штурвалом, и Хорнблоуэр поспешно достал из кармана заветную бумажку.
      - Курс норд-норд-ост! - объявил он.
      - Есть норд-норд-ост! - бодро откликнулся рулевой, и "Мари Галант" пустилась в плавание к берегам Англии.
      Начало смеркаться. Теперь уже на горизонте не было видно ни единого паруса. Хорнблоуэр знал, что на самом деле вокруг полно кораблей, но все равно остро ощущал свое одиночество и беспомощность в случае каких-либо непредвиденных осложнений. Ему столько предстояло сделать, а он был так молод и неопытен и совсем не готов к тяжкому грузу ответственности, легшему на его плечи. Надо было позаботиться об ужине для пленников, назначить вахтенных и сделать еще тысячу дел, включая даже такую мелкую проблему: раздобыть кресало и трут, чтобы зажечь бортовые огни. Он решил оставить на вахте двоих матросов - на носу и у штурвала, а двоих отправить вниз хоть немного поспать. Носовой вахтенный будет заодно приглядывать за французами. Если же понадобится спустить паруса либо произвести какой-то сложный маневр, будить придется всех - двоим или троим здесь не справиться. Хорнблоуэру стало немного жаль свой экипаж: еще двое суток придется им спать урывками и питаться на ходу галетами, запивая их холодной водой, да и то лишь в том случае, если погода не переменится. С этими мрачными мыслями Хорнблоуэр снова стал мерить палубу своими длинными журавлиными ногами.
      - Почему бы вам не прилечь на несколько склянок, сэр? - спросил его матрос у штурвала.
      - Я лягу попозже, Хантер, - ответил Хорнблоуэр, стараясь не показать, что такая мысль просто не приходила ему в голову.
      Он знал, что совет матроса был разумным, и даже попытался последовать ему. Он спустился вниз, прилег на капитанскую койку и постарался заснуть, но ему, конечно же, так и не удалось этого сделать. Когда он услышал шум на палубе и крики вахтенных, что их смена кончилась, он не смог больше улежать в постели, встал, разбудил спящих в соседней каюте матросов и вместе с ними поднялся на палубу, чтобы еще раз проверить, все ли в порядке. Убедившись, что на Мэтьюза можно положиться, Хорнблоуэр опять спустился в каюту и даже ухитрился задремать, но тут его посетила такая мысль, что он вскочил с койки как ошпаренный. На лбу у него выступил холодный пот, а в душе возникла настоящая тревога за успешный исход порученного ему дела. Он бросился на палубу и разыскал Мэтьюза, удобно пристроившегося на палубе у носовых кнехтов* [Кнехт - стальная тумба на судне, предназначенная для закрепления на ней швартовых или буксирных тросов.].