- Передайте м-ру Болтону, что назавтра вы освобождаетесь от несения службы и можете воспользоваться одной из шлюпок.
      - Благодарю вас, сэр.
      - Удачи вам, Хорнблоуэр.
      Последующие двадцать четыре часа превратились для Хорнблоуэра в сплошной кошмар. Он попытался заново проштудировать "Конспекты по навигации" Норье и "Полный курс кораблевождения" Кларка, но больше всего забот доставило ему приведение своего единственного парадного мундира в достойный вид. Нагреть утюг на плите камбуза, чтобы выгладить шейный платок, обошлось ему в недельную порцию спиртного. Хорошо еще Брейсгердл одолжил ему чистую и сравнительно новую рубашку. А какая была паника, когда обнаружилось, что запасы гуталина в каптерке безнадежно засохли! Двое мичманов целый час толкли его вместе с жиром, но получившийся в результате продукт упорно не желал ложиться на единственные приличные сапоги Хорнблоуэра. Лишь терпеливая и длительная обработка суконкой смогла довести их до нужной стадии блеска, достойной предстоящего экзамена. А его треуголка! Поистине незавидна участь треуголки в мичманском кубрике, подумал Хорнблоуэр, со вздохом разглядывая сильно потертые поля и прохудившуюся подкладку.
      - Как войдешь, сразу снимай и суй ее под мышку, - учил его Брейсгердл, - и моли Бога, чтобы тебя никто из начальства не заметил, когда будешь подниматься по трапу.
      Проводить Хорнблоуэра собрались на палубе все обитатели мичманского кубрика. На средней дистанции он выглядел совсем неплохо: новая сорочка, белые штаны, шпага, до блеска начищенные сапоги, пачка конспектов под мышкой и в боковом кармане тщательно вычищенного мундира свидетельство о трезвости и примерном поведении, подписанное старпомом.
      Зимний день уже полностью вступил в свои права, когда Хорнблоуэр поднялся, наконец, на борт "Санта-Барбары", где сразу же доложил о себе вахтенному офицеру.
      "Санта-Барбара" служила плавучей тюрьмой. Она была захвачена еще в 1780 году во время знаменитого рейда Родни в Кадисскую бухту и с тех пор потихоньку гнила, стоя на якоре на Гибралтарском рейде. Мачты с нее были давно сняты. В мирное время ее трюмы служили провиантским складом, а в военное - были переоборудованы в тюремные камеры. У люков несли караул вооруженные солдаты в красных мундирах, на полубаке и шканцах стояли карронады, развернутые так, чтобы в случае бунта заключенных иметь возможность простреливать всю палубу. Несколько оборванных и изможденных пленников совершали прогулку под присмотром конвоира. Когда Хорнблоуэр проходил мимо, до его ноздрей донесся отвратительный запах из открытых люков, ведущих во внутренние помещения корабля, где томилось около двух тысяч преступников и военнопленных.
      - Кто бы мог подумать, что вас будет сегодня так много, - с удивлением сказал вахтенный офицер - пожилой лейтенант с длинными седыми волосами, оглядывая Хорнблоуэра с ног до головы. - Вы уже шестнадцатый, молодой человек. Святый Боже, да вы только посмотрите туда!
      Целая флотилия разнокалиберных шлюпок приближалась к трапу "Санта-Барбары", и в каждой из них находился по меньшей мере один молодой человек в треуголке, при шпаге, в белых штанах, с пачкой книг и конспектов под мышкой. В некоторых шлюпках число молодых людей доходило до четырех-пяти.
      - У меня такое ощущение, что все честолюбивые молодые джентльмены Средиземноморского флота выбрали этот день для сдачи экзаменов, - сказал вахтенный лейтенант. - Представляю, что будет, когда члены экзаменационной комиссии увидят всю эту ораву! Да, не хотел бы я сегодня оказаться на вашем месте, молодой человек! Ну ладно, идите на корму и ждите в приемной. Вас вызовут.
      В приемной каюте было тесновато. Пятнадцать пар глаз с любопытством уставились на Хорнблоуэра. Среди собравшихся были младшие офицеры всех возрастов: от восемнадцати до сорока. Все были в парадных мундирах, и все жутко нервничали. Двое-трое лихорадочно листали толстые тома учебников, пытаясь напоследок освежить в памяти тот или иной параграф. Небольшая группа мичманов в углу потихоньку прикладывалась к бутылке, передавая ее из рук в руки. Не успел Хорнблоуэр пристроиться в сторонке, как в приемную хлынул мощный поток новых кандидатов. Теперь в приемной стало по-настоящему тесно. Стульев, расставленных вдоль стен, хватило лишь половине присутствующих. Остальные вынуждены были оставаться на ногах.
      - Сорок лет назад, - раздался чей-то громкий голос, - мой дед принимал участие в знаменитой Калькуттской экспедиции Клайва. Видел бы он, какая злая судьба постигла его потомство!
      - Лучше выпей и не думай о предках, - посоветовал голос из угла.
      - Нас сорок человек, - объявил высокий худой мичман, похожий на клерка в конторе. - Как вы думаете, господа, сколько человек сможет выдержать? Пять? Десять?
      - Да плевать я хотел на все! - снова послышался голос из угла. Хватит мне мозги полоскать. Эх пей, не жалей... - попытался тот же голос завести песню, но "артиста" тут же утихомирили.
      - Да тихо вы все, идиоты! Слушайте!
      Послышались свистки боцманских дудок, кто-то на палубе громко отдавал распоряжения.
      - Капитанская шлюпка у трапа, - прокомментировал один из кандидатов начавшуюся суматоху.
      Другой выглянул за дверь и тут же втянул голову обратно.
      - Это Дредноут Фостер, - сообщил он громким театральным шепотом.
      - С ним шутки плохи, может так хвост накрутить... - заметил толстый мичман, привольно раскинувшийся в единственном потертом кресле.
      Снова запели дудки. Тот же мичман опять высунул голову за дверь.
      - Харви с судоверфи, - информировал он собравшихся.
      Третий член комиссии прибыл сразу же за вторым. Им оказался капитан Хэммонд по прозвищу Черный Чарли. По меткому выражению одного из мичманов выглядел он всегда так, "словно потерял гинею, зато нашел шестипенсовик".
      - Черный Чарли! - воскликнул, чуть не плача, один из претендентов. Ну почему мне всегда так не везет! Пустите меня, дайте я посмотрю своими собственными глазами. Точно, это он. Ну что ж, господа, в таком случае в моем лице вы видите молодого джентльмена, которому сегодня ничего не светит. Мой приговор мне известен заранее: "Еще шесть месяцев в море, молодой человек, охладят ваши амбиции и отучат лезть на экзамен, не зная самых элементарных вещей". Черный Чарли никогда не простит мне, что я не уследил за его любимым пуделем, когда мы были на стоянке в Порт-оф-Спейне в бытность его первым помощником "Пегаса". До свидания, господа, передайте Черному Чарли мои уверения в совершеннейшем почтении.
      Закончив свой монолог, незадачливый кандидат выскочил за дверь и был таков.
      - Один отсеялся, - вздохнул похожий на клерка мичман.
      Вошел вестовой в форме морского пехотинца.
      - Господа из экзаменационной комиссии приветствуют вас, джентльмены, и просят первого по очереди войти.
      Наступила томительная пауза. Никому не хотелось идти на растерзание первым. Вестовой повернулся к ближайшему от двери кандидату.
      - Вы сидите ближе всех, сэр. Не пойдете ли вы первым?
      Тот встал, обреченно махнул рукой, пробормотал что-то насчет пророка Даниила в львином логове и скрылся за дверью.
      Остальные остались ждать своей очереди. В приемной воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь звуком "буль-буль", доносившимся из угла, где наклюкавшийся мичман делал очередной глоток прямо из горлышка. Прошло минут десять, прежде чем дверь открылась и выпустила первого добровольца. Держался он неестественно бодро и даже пытался улыбаться.
      - Ну что, шесть месяцев в море? - сочувственно спросил кто-то.
      - Только три, - последовал неожиданный ответ. - Пусть заходит следующий.
      - Что они спрашивали? Сильно гоняли? - посыпалось со всех сторон.
      - Спрашивали определение и назначение румбов... Господа, идите же кто-нибудь, я очень не советую заставлять их ждать.
      Не меньше тридцати кандидатов на чин лейтенанта начали листать свои конспекты и учебники в поисках определения румба.
      - Вы пробыли там десять минут, - задумчиво произнес похожий на клерка мичман, - а нас здесь сорок человек. Получается, что сидеть здесь нам всем придется до полуночи, если не больше. Мы-то ладно, а вот как на это посмотрят экзаменаторы?
      - Они кушать захотят и нас слопают, - сказал кто-то.
      - И кровушку выпьют, - добавил другой.
      - А может они будут допрашивать нас группами, как французские трибуналы? - предположил третий.
      Слушая все эти разговоры, Хорнблоуэр вспоминал французских аристократов, находивших в себе силы шутить у подножия гильотины. Экзаменуемые входили и выходили в роковую дверь. На лицах одних было отчаяние, на других светились счастливые улыбки. В приемной стало заметно просторнее. Хорнблоуэр занял стул ушедшего на битву кандидата и с наслаждением вытянул ноги, издав при этом глубокий вздох удовлетворения. Но он тут же устыдился своего поведения, рассчитанного на театральный эффект. Ведь сам-то он знал в глубине души, что переживает и нервничает ничуть не меньше своих коллег. Он подобрал ноги и выглянул в иллюминатор. Начинало смеркаться, и какой-то добрый самаритянин распорядился зажечь в приемной две масляные лампы. Толку от них было немного, но сидеть в темноте было бы еще хуже.
      - Выдерживает каждый третий, - мрачно поделился с Хорнблоуэром похожий на клерка мичман. - Хотелось бы мне оказаться этим третьим!
      Когда он скрылся за дверью, Хорнблоуэр встал и начал расхаживать по приемной. Следующая очередь была его. Он приоткрыл дверь наружу и вдохнул свежего воздуха. Дул слабый южный бриз, охлажденный снеговыми шапками гор Атласа на побережье Африки. Было пасмурно, ни луны ни звезд видно не было. Появился похожий на клерка мичман с вытянутым лицом. Он подошел к Хорнблоуэру и слегка подтолкнул его к двери.
      - Давай быстрее, а то они там уже икру метать начинают, - сказал он.
      На негнущихся ногах Хорнблоуэр вошел в дверь. Помещение за дверью оказалось ярко освещенным. Он растерянно заморгал и чуть не споткнулся обо что-то на полу. Только сейчас он вспомнил, что забыл поправить шейный платок, проверить, правильно ли висит шпага, но этими мелочами было уже поздно заниматься. Он подошел к столу и со страхом уставился в суровые лица сидевшей за ним троицы.
      - Ну что вы стоите? - раздался нетерпеливый голос. - Докладывайте! У нас очень мало времени.
      - Х-Хорнблоуэр, с-сэр. Г-Горацио Х-Хорнблоуэр, м-мич-ман... я имею в виду, исполняющий обязанности лейтенанта на корабле Флота Его Величества "Неутомимый".
      - Ваши документы, - произнес экзаменатор справа.
      Хорнблоуэр протянул свои бумаги, и тот стал их проглядывать. Неожиданно заговорил экзаменатор слева.
      - М-р Хорнблоуэр, вы идете по Каналу вверх, круто к ветру. Ветер северо-западный, сильный. До Дувра две мили. Ситуация ясна?
      - Так точно, сэр.
      - Ветер меняет направление на четыре румба к северу и начинает дуть вам в лоб. Ваши действия? Хорошенько подумайте.
      Хорнблоуэр и рад был хорошенько подумать, но в мозгу у него вертелась одна единственная фраза: определение и назначение румбов... определение и назначение румбов... Вопрос застал его врасплох, и он, как ни старался, так и не смог представить себе описанную экзаменатором ситуацию. Он открыл рот, но тут же снова закрыл его, поскольку сказать было нечего.
      - Вы потеряли все мачты, - заговорил экзаменатор в центре стола. У него было очень смуглое лицо, и Хорнблоуэр пришел к выводу, что это и есть тот самый Хэммонд - Черный Чарли. Этот вывод дался ему безо всякого труда, чего нельзя было сказать о других выводах, куда более существенных для результатов экзамена.
      - Итак, вы потеряли все мачты, - повторил Черный Чарли, улыбаясь улыбкой Нерона, любующегося распятыми христианами, - и вас сносит на подветренные скалы Дувра. У вас очень серьезная проблема, м-р э-э... Хорнблоуэр.
      Действительно серьезная! Хорнблоуэр открыл рот, подумал и снова закрыл. Его внезапно отупевший мозг даже не воспринял раздавшегося совсем рядом пушечного выстрела. Экзаменаторы внезапно замолчали и насторожились. Вслед за первым последовала целая серия орудийных залпов, заставившая всех троих капитанов вскочить на ноги. Не сговариваясь, все трое поспешили к выходу, чуть не опрокинув часового у двери. Хорнблоуэр последовал за ними и оказался на палубе как раз вовремя, чтобы увидеть взметнувшуюся в небо красную ракету. Она зависла над акваторией порта и рассыпалась алыми искрами. Красная ракета означала всеобщую тревогу. Со стороны пирса послышался барабанный бой, подхваченный на судах, стоящих на рейде. У трапа сгрудились оставшиеся кандидаты, обмениваясь впечатлениями.
      - Смотрите! - раздался чей-то голос. Примерно в полумиле показался желтый отблеск. Он рос на глазах, пока всем собравшимся на палубе не стало ясно, что это какой-то корабль, объятый пламенем и на всех парусах приближающийся к рейду.
      - Брандер! - воскликнул кто-то в ужасе.
      - Вахтенный! - прогремел над ухом Хорнблоуэра голос Фостера. - Мою гичку, живо!
      Вслед за первым брандером показались и другие. Они неудержимо приближались к стоящим на якоре военным и грузовым судам. На "Санта-Барбаре" поднялась страшная суматоха. Все морские пехотинцы из охраны высыпали на палубу, капитаны и кандидаты наперебой требовали у вахтенного шлюпки, чтобы поскорей добраться до своих кораблей. Над бухтой раскатился грохот бортового залпа: какой-то военный корабль начал обстрел брандеров, надеясь потопить их, прежде чем те доберутся до рейда. Стоило хотя бы одному из брандеров войти в соприкосновение с одним из деревянных кораблей, и тот был бы обречен. Нигде так быстро не разгорается пожар, как на парусных судах, и нигде он так не страшен. А если еще вспомнить, что на каждом корабле в крюйт-камерах хранятся большие запасы пороха, перспектива становилась совсем неприглядной.
      - Эй, на лодке! - крикнул вдруг Хэммонд. - Сюда! Греби сюда, я тебе говорю!
      Он первым заметил небольшую рыбацкую лодку, проходившую мимо "Санта-Барбары", и решил ею воспользоваться. Но владелец лодки не обратил на крики Черного Чарли никакого внимания. Тогда тот изменил тактику.
      - А ну быстро к трапу, или я прикажу открыть огонь! Часовой, приготовиться!
      Угроза возымела действие. Лодка повернула и причалила к спущенному трапу.
      - Прошу вас, господа, - сделал приглашающий жест Хэммонд.
      Три капитана поспешно спустились в лодку, Хорнблоуэр последовал за ними. Он прекрасно понимал, что в сложившейся обстановке ни за что не сумеет сам раздобыть себе шлюпку, поэтому решил для возвращения на "Неутомимый" воспользоваться этой нечаянной добычей Черного Чарли, но после того, разумеется, как все три капитана будут доставлены на свои суда. Спрыгнув на корму, Хорнблоуэр чуть не вышиб дух из капитана Харви, уже успевшего примоститься там чуть раньше. Харви выругался, но в целом, присутствие Хорнблоуэра в столь именитой компании не вызвало никаких комментариев, к немалому его удивлению. Вместо этого они заспорили между собой, куда следует направиться в первую очередь.
      - Правь к "Дредноуту", - приказал Фостер владельцу лодки.
      - Нет на "Калипсо", - возразил Хэммонд, - я старше чином.
      - Пусть будет "Калипсо", - поддержал его Харви.
      - Ладно, - уступил Фостер, - только давайте быстрее, черт вас всех побери!
      - Вот один из них! - указал рукой Харви.
      Впереди показался охваченный огнем брандер. Это был небольшой бриг под одними верхними парусами. Пока они наблюдали за его приближением, пламя на бриге внезапно вспыхнуло вдвое ярче, чем прежде, и в считанные секунды охватило весь корабль. Длинные огненные языки выбивались из палубных люков и иллюминаторов. Казалось, что даже вода вокруг брандера охвачена огнем. Внезапно брандер замедлил ход и остановился, одновременно отворачивая в сторону.
      - Зацепился за якорную цепь "Санта-Барбары", - первым догадался Фостер.
      - Если не проскочит, спаси, Боже, грешников, - отозвался Хэммонд. - Уж больно близко подошел!
      Хорнблоуэр подумал о двух тысячах заключенных на "Санта-Барбаре" и ему стало нехорошо.
      - Будь там у руля человек, можно было бы попробовать повернуть, задумчиво протянул Фостер, - я считаю, кто-то из нас должен попытаться.
      Дальше все происходило быстро и как во сне. Харви резко повернул румпель и направил лодку к полыхающему брандеру. Лодочник попытался протестовать, но Харви так на него рявкнул, что тот немедленно затих.
      - Греби! - заорал на него Харви, и вконец перепуганный лодочник поспешно схватился за весла. На всякий случай Харви выхватил свою саблю и сунул ее острие прямо под нос лодочнику. Тот всхлипнул от ужаса и налег на весла с удвоенной энергией.
      - Заводи под корму! - кричал с азартом Фостер. - Я сейчас прыгать буду!
      Доселе молчавший Хорнблоуэр неожиданно обрел дар речи.
      - Позвольте мне этим заняться, сэр, - обратился он к Фостеру, - я сумею его повернуть.
      - Если хотите рискнуть головой, молодой человек, присоединяйтесь ко мне, - буркнул Фостер. - Может так случиться, что мне понадобится ваша помощь.
      Прозвище "Дредноут", данное Фостеру по названию его корабля, во многом отражало его внутреннюю сущность. О его бесстрашии при любых обстоятельствах ходили легенды. Харви подвел лодку под корму брандера, куда огонь еще не успел распространиться. К этому времени бриг развернуло по ветру и снова понесло на "Санта-Барбару".
      Хорнблоуэр находился ближе всех к корме брига и решил не терять зря выгодного момента. Он встал на банку, примерился и прыгнул. В прыжке он за что-то уцепился руками, повис на мгновение над водой, но тут же подтянулся на руках и очутился на палубе. Хорошо еще, что ветер дул от кормы к носу, относя туда языки пламени и нестерпимый жар. Благодаря этому, на корме было просто очень жарко, но несколько минут можно было выдержать. А большего Хорнблоуэру и не требовалось. Не обращая внимания на рев пламени и летящие головешки, он бросился к штурвалу. Он был закреплен напрямую простейшим способом - подвязан куском веревки. Хорнблоуэр сорвал веревку и взялся за рукоятки рулевого колеса. Осторожно закрутив его влево, он почувствовал огромное облегчение: штурвал действовал. Он налег на штурвал, и как раз вовремя, успев разминуться с "Санта-Барбарой" на расстоянии всего нескольких ярдов. Пламя брандера высветило на борту плавучей тюрьмы мечущуюся, жестикулирующую толпу, находившуюся на грани паники. Но бриг шел очень медленно, и опасность пока не миновала. Огонь мог перекинуться на "Санта-Барбару" в любую минуту.
      - Лево руля! - рявкнул над ухом голос Фостера.
      - Так точно, сэр! - радостно отозвался Хорнблоуэр и закрутил штурвал влево.
      Нехотя, словно не желая выпускать добычу, бриг все больше удалялся от своей первоначальной цели. Неожиданно из люка за грот-мачтой вырвался исполинский столб огня. Мачта и оснастка вспыхнули с удвоенной силой. Шальной порыв ветра погнал языки пламени на корму. Какой-то инстинкт подсказал Хорнблоуэру достать свой шейный платок и обвязать им нос и рот. Пламя с ревом пронеслось рядом с ним и пропало, но он потерял на этом несколько драгоценных секунд. Если нос брандера удалось отвести от "Санта-Барбары" на безопасное расстояние, то теперь ей угрожала опасность уже с кормы, где становилось все жарче. Хорнблоуэр в отчаянии закрутил штурвал в обратную сторону, но его остановил голос Фостера с гакаборта, куда он отошел, когда стало пригревать.
      - Круче под ветер и так держать!
      В голове у Хорнблоуэра словно молния сверкнула: он понял замысел старого моряка. Бриг, продолжая двигаться кормой по направлению к борту "Санта-Барбары", еще усилил это поступательное движение за счет действий рулевого, и когда он ударился краем кормы о правый борт неподвижной плавучей тюрьмы, толчок был так силен, что бриг отбросило сразу на несколько ярдов. Опасность от "Санта-Барбары" была окончательно отведена! Проходя вдоль ее борта, Хорнблоуэр краем глаза видел группы матросов, вооруженных баграми и гандшпугами* [Гандшпуг - заостренный стержень.]. Они перемещались вдоль борта "Санта-Барбары", готовые в любой момент оттолкнуть брандер, если он приблизится на опасное расстояние.
      - Слева по курсу "Неустрашимый", - сказал Фостер, - держись от него подальше.
      - Так точно, сэр!
      Ярость огня была ужасающей. Со стороны трудно было поверить, что на палубе брандера можно еще чем-то дышать. Лицо и руки Хорнблоуэра в очередной раз опалило волной нестерпимого жара. Обе мачты пылали от основания до макушки.
      - Один румб вправо, - скомандовал Фостер. - Попробуем выброситься на мелководье в нейтральной зоне.
      - Есть румб вправо, - отозвался Хорнблоуэр.
      Он ощущал в этот момент необыкновенную легкость и уверенность в себе. Его больше не пугали языки пламени, грозящие в одно мгновение пожрать последний безопасный пятачок на палубе брига. И только когда вспыхнула палуба в непосредственной близости от штурвала, и жара сделалась совершенно непереносимой, стало ясно, что следует покидать корабль. Прямо у ног Хорнблоуэра с треском отлетела доска палубного настила, и в образовавшуюся дыру с шумом вырвалось пламя. Внезапно штурвал перестал слушаться Хорнблоуэра и завертелся совершенно свободно. Это означало, что огонь добрался наконец до рулевых тросов. Теперь на бриге делать было нечего. Хорнблоуэр бросил штурвал и отступил к гакаборту. Фостер был уже там.
      - Рулевые тросы сгорели, сэр, - доложил Хорнблоуэр, сбивая пламя со вспыхнувшего борта мундира.
      - Прыгай! - приказал Фостер.
      Не дожидаясь реакции Хорнблоуэра, здоровяк Фостер просто приподнял его и выбросил за борт. Мичман неуклюже перевернулся в воздухе и шлепнулся в воду плашмя, да так, что из него чуть дыхание не вышибло. Он ушел под воду, но неглубоко, а когда всплыл на поверхность, первым ощущением стал пронизывающий холод: Средиземное море в декабре - не самое подходящее место для купания. Плотная ткань мундира надулась пузырем у него на спине. Там сохранились остатки воздуха, помогая держаться на плаву. Хорнблоуэр оглянулся, но в темноте ничего не увидел: после ослепительного огня пожара глаза еще не успели приспособиться. Рядом что-то плеснуло.
      - Они сопровождали нас на лодке, значит должны вот-вот подобрать, раздался совсем рядом уверенный голос Фостера. - Ты плавать-то хоть умеешь?
      - Так точно, сэр, но не очень хорошо.
      - Со мной та же история, - признался Фостер и возвысил голос. - Эй, на лодке, сюда! Харви! Хэммонд! Где вы? Сюда, на помощь!
      Он попытался выпрыгнуть из воды, чтобы получше оглядеться, но ничего хорошего из этого не получилось - он только с шумом плюхнулся обратно и ушел с головой под воду. Снова появившись на поверхности, Фостер не меньше минуты отфыркивался и отплевывался, не в состоянии что-либо выговорить. Хорнблоуэр почувствовал, что начинает слабеть. Как всегда в критической ситуации, в голову ему лезли совершенно дурацкие мысли. В частности, он не преминул отметить тот факт, что казавшиеся ему прежде полубогами заслуженные капитаны на самом деле простые смертные и вполне могут плохо плавать или даже совсем не уметь этого делать. Хорнблоуэр попытался отцепить от пояса свою шпагу, но она за что-то зацепилась, и в результате он опять ушел головой под воду. С трудом вынырнув на поверхность, он долго не мог отдышаться. Когда же ему это удалось, он решил возникшую проблему по-другому: просто вытащил шпагу из ножен, но особого облегчения так и не почувствовал.
      И тут он с радостью услыхал совсем близко плеск весел и человеческие голоса. Показался темный силуэт лодки. Хорнблоуэр издал слабый крик и вцепился в борт. Люди в лодке первым подняли на борт Фостера. Пока они проделывали с ним эту процедуру, Хорнблоуэр только невероятным усилием воли заставил себя оставаться в воде и вести себя спокойно, понимая, что в противном случае лодка может легко перевернуться. Он даже нашел в себе силы и любопытство проанализировать причины овладевшего им животного страха, а когда добрался до его корней, то сильно запрезирал собственную персону, настолько сильно, что в наказание заставил себя выпустить борт и барахтался в воде, пока лодка не развернулась и не подобрала его тоже. Когда Хорнблоуэра втащили в лодку, он упал на дно лицом вниз, совершенно обессиленный. Кто-то произнес несколько слов, и он вдруг похолодел, как только услышал незнакомую речь. Мускулы его напряглись, усталость была позабыта. Эти несколько слов были испанскими!
      Еще кто-то ответил на том же языке. Хорнблоуэр попытался подняться, но чья-то грубая рука придавила его плечо. Тогда он перекатился на спину и несколько секунд лежал неподвижно, привыкая к темноте. Вскоре он уже мог разглядеть смуглые лица троих мужчин. Каждый из них мог похвастаться великолепными черными усами. Хорнблоуэр был уверен, что эти люди не из Гибралтара. Ему не потребовалось много времени на правильную догадку: эти трое составляли команду одного из брандеров, предназначенных для поджога кораблей на Гибралтарском рейде. Они подобрались к гавани под прикрытием темноты, заклинили штурвал, подожгли свой корабль и преспокойно уплыли на лодке. Фостер тем временем пришел в себя и слегка приподнялся, недоуменно оглядываясь вокруг.
      - Что это за типы? - спросил он, с трудом ворочая языком, - долгое барахтанье в воде ослабило его еще сильнее, чем Хорнблоуэра.
      - Команда одного из брандеров, сэр, если я не ошибаюсь, - ответил Хорнблоуэр. - Похоже, что мы попали в плен.
      - Неужели!
      Неожиданная новость заставила Фостера немедленно забыть о своей слабости, так же как за минуту до этого забыл о ней и Хорнблоуэр. Он попытался встать на ноги, но испанец у руля сильным толчком в плечо вернул его в прежнее положение. Фостер оттолкнул его руку и попытался закричать, но испанец явно был не из тех, с кем стоило шутить подобным образом. В мгновение ока в руке у него появился внушительных размеров нож, который он угрожающе поднес к горлу капитана. Отблеск пламени горящего брандера окрасил сталь ножа в кровавый цвет, и Фостер, как достаточно разумный человек, решил подчиниться грубой силе, хотя бы временно. Несмотря на свое прозвище, он знал, что в известной ситуации следует уступить.
      - Куда мы направляемся? - спросил Фостер шепотом, чтобы лишний раз не раздражать испанцев.
      - Курс норд, сэр, - также шепотом ответил Хорнблоуэр, - похоже, они идут в нейтральные воды, чтобы потом повернуть на Альхесирас.
      - На их месте я поступил бы так же, - согласился Фостер.
      Он повернул голову и внимательно оглядел гавань.
      - С одним брандером мы разделались, а два других догорают, - сказал он с удовлетворением, - а всего их было, кажется, три?
      - Я видел только три, сэр.
      - Ну вот и отлично. Ни хрена значит у них не получилось, только свои корабли зря спалили! Но каковы наглецы! Вот уж никогда бы не подумал, что доны способны на это. Никак не ожидал от них такой прыти.
      - Пускать брандеры они научились у нас, сэр, - сказал Хорнблоуэр.
      - Выходит, мы сами отогрели змею у себя на груди?
      - Что-то в этом роде, сэр.
      Фостер оказался весьма хладнокровным человеком и приятным собеседником. Он много читал, неплохо знал поэзию и обладал парадоксальностью суждений. Он совершенно очаровал Хорнблоуэра, пока испанская лодка уносила их все дальше навстречу плену и неизвестности. Обстановка между тем мало подходила для светской беседы. Хорнблоуэр стучал зубами от холода в своей насквозь промокшей одежде и только удивлялся выдержке капитана, не выказывающего ни малейшего признака слабости.
      - Эй, на лодке! - послышалось вдруг из темноты, и впереди замаячила неясная тень. Испанец на корме тут же повернул румпель и лодка устремилась в противоположном направлении. Двое гребцов налегли на весла.
      - Сторожевой катер... - начал Фостер, но тут же замолк - испанец слегка кольнул его ножом.
      Появление катера в этом районе гавани вовсе не было случайным - вход охранялся патрульными шлюпками. Странно, что они раньше об этом не подумали.
      - Эй, на лодке! - послышалось уже спереди.
      Испанцы прекратили грести и переглянулись в нерешительности, но свирепый окрик рулевого заставил их снова взяться за весла. Теперь Хорнблоуэр уже мог разглядеть силуэт шлюпки прямо по курсу.
      Испанцы ничего не ответили, только прибавили темп. Раздался мушкетный выстрел. Пуля пролетела мимо, но Хорнблоуэр знал, что этот выстрел наверняка привлечет другие патрульные суда. Однако испанцы решили, видимо, доиграть свою игру до конца. Лодка впереди остановилась. Испанец у руля что-то крикнул и резко повернул румпель. Гребцы удвоили свои усилия. Хорнблоуэр понял, что они решили пойти на таран. Если им удастся потопить или хотя бы перевернуть сторожевую шлюпку, они могли рассчитывать на благополучное бегство, пока первая шлюпка будет заниматься вылавливанием из воды жертв крушения.
      Все произошло мгновенно. Закричали матросы на шлюпке, закричали испанцы, закричал Хорнблоуэр и закричал, кажется, даже невозмутимый Фостер. Ломая весла, испанская лодка с треском врезалась в борт шлюпки, но не под прямым углом, а наискосок. Нос ее накатился на борт, шлюпка накренилась, но не перевернулась. Кто-то выстрелил из пистолета, а сзади появился сторожевой катер. Его экипаж слышал выстрелы и был готов к любым неожиданностям. Сразу несколько человек с катера прыгнули в лодку, причем один из них сразу же навалился на Хорнблоуэра и схватил его за горло. Та же участь постигла и Фостера - Хорнблоуэр слышал его возмущенный крик. Но ошибка быстро разъяснилась, руки на горле разжались и Хорнблоуэр, пошатываясь, поднялся на ноги. В это время он услышал извинения насмерть перепуганного мичмана, которому и в кошмарном сне не могло присниться, что он так грубо обойдется с капитаном первого ранга. Кто-то поднял над головой фонарь и осветил лодку. Побывавший в объятиях здоровяка-мичмана Фостер выглядел довольно помятым, но лицо его сияло, чего нельзя было сказать о лицах обезоруженных испанцев.
      - Эй, на лодках! - послышался еще один оклик, и из темноты появилась третья шлюпка.
      - Капитан Хэммонд, если не ошибаюсь? - подал голос Фостер, и Хорнблоуэр уловил в его тоне зловещие нотки.