Ожидая у трапа, Буш украдкой взглянул на Бакленда: лицо первого лейтенанта подергивалось от волнения. Бакленд неизмеримо охотней ступал бы под градом картечи по изуродованной снарядами палубе. Он вопросительно посмотрел на Буша, но Клайв был совсем близко, и Буш не осмелился ничего сказать. Кстати, знал он не больше Бакленда. Они не ведали, что ждет их внизу: арест, позор, может быть смерть.
      Фонарь осветил красный мундир с капральскими нашивками и белую портупею стоявшего у люка морского пехотинца.
      - Есть что доложить? - спросил Хорнблауэр.
      - Нет, сэр. Нечего, сэр.
      - Капитан лежит внизу без сознания. Его охраняют два пехотинца, сказал Хорнблауэр Клайву, указывая вниз. Клайв с трудом протиснул в люк свое массивное тело и исчез.
      - Теперь, капрал, - произнес Хорнблауэр, - расскажите первому лейтенанту, что вы об этом знаете.
      Капрал стоял по стойке "смирно". Под взорами четверых лейтенантов сразу он заметно нервничал. По опыту службы он, вероятно, знал, что неприятности среди верхних чинов запросто могут выйти боком простому капралу, которого угораздило, пусть и невинно, впутаться в это дело. Он стоял навытяжку, стараясь никому не смотреть в глаза.
      - Говорите же, - резко произнес Бакленд. Он тоже нервничал, но это было вполне естественно для первого лейтенанта, чей капитан только что получил серьезную травму.
      - Я, значит, караульный капрал, сэр. В две склянки я сменил часового у капитанской каюты.
      - Да?
      - И... и... снова пошел спать.
      - Черт! - сказал Робертс. - Докладывайте же!
      - Меня разбудил один из джентльменов, сэр, - продолжал капрал. По-моему, он артиллерист.
      - Мистер Хоббс?
      - Кажись, его так зовут, сэр. Он говорит: "Приказ капитана, выводите караул". Я, значит, вывожу караул, вижу - капитан с Уэйдом, часовым то есть, я его поставил, значит. В руках он держал пистолеты, сэр.
      - Кто, Уэйд?
      - Нет, сэр, капитан, сэр.
      - Как он себя вел? - спросил Хорнблауэр.
      - Ну, сэр... - Капрал не хотел говорить ничего плохого о капитане, даже обращаясь к лейтенанту.
      - Ладно, отставить. Продолжайте.
      - Капитан сказал, сэр, сказал он, значит, сказал, сэр: "Идите за мной" и тому джентльмену он сказал: "Выполняйте свой долг, мистер Хоббс". Мистер Хоббс, значит, пошел в одну сторону, сэр, а мы с капитаном, значит, сюда, сэр. "Затевается мятеж", - сказал он. - "Гнусный кровавый мятеж. Мы должны захватить мятежников. Поймать их с поличным". - Так сказал капитан.
      Из люка высунулась голова доктора.
      - Дайте мне еще один фонарь, - сказал он.
      - Как капитан? - спросил Бакленд.
      - Похоже, что у него сотрясение мозга и несколько переломов.
      - Сильно расшибся?
      - Пока не знаю. Где мои помощники? А, вот и вы, Кольман. Тащите лубки и бинты, как можно быстрее. Еще прихватите доску для переноски раненых, парусину и веревки. Ну, бегом! Вы, Пирс, спускайтесь, поможете мне.
      Так что лекарские помощники исчезли, не успев появиться.
      - Продолжайте, капрал, - сказал Бакленд.
      - Я не помню, что я сказал, сэр.
      - Капитан привел вас сюда.
      - Да, сэр. Значит, в руках у него были пистолеты, я уже говорил, сэр. Одну шеренгу он послал вперед. "Заткните каждую щель", - сказал он, и еще он, значит, сказал: "Вы капрал, берите двоих караульных и идите на поиски". Он... он, орал, как... У него пистолеты были в руках.
      Говоря, капрал испуганно посмотрел на Бакленда.
      - Все в порядке, капрал, - произнес тот. - Говорите правду.
      Известие о том, что капитан без сознания и, возможно, сильно расшибся, успокоило его, как успокоило оно Буша.
      - Я повел свою шеренгу по трапу, сэр, - сказал капрал. - Я шел впереди с фонарем, у меня ведь ружья не было. Мы спустились к подножию трапа, сюда, где мешки, сэр. Капитан, он кричал нам через люк. "Быстрее", - говорил он, - "Быстрее, не дайте им уйти. Быстрее же". Вот мы, значит, и полезли через припасы, сэр.
      Приближаясь к развязке, сержант смолк. Возможно, он добивался дешевого театрального эффекта, однако, скорее всего, просто боялся впутаться в историю, способную повредить ему, несмотря на полную его непричастность.
      - И что же дальше? - спросил Бакленд. В этот момент вновь появился Кольман, нагруженный разнообразными приспособлениями; на плече он нес шестифутовую доску. Он посмотрел на Бакленда, испрашивая разрешения пройти. Получив это разрешение, он положил на палубу доску, парусину и веревки, а со всем остальным спустился по трапу.
      - Ну? - сказал Бакленд капралу.
      - Я не знаю, что случилось, сэр.
      - Расскажите, что знаете.
      - Я услышал крик, сэр. И грохот. Я всего-то отошел ярдов на десять, не больше. Я, значит, вернулся с фонарем.
      - И что же вы увидели?
      - Это был капитан, сэр. Он лежал у подножия трапа. Он лежал, как труп, сэр. Он упал в люк, сэр.
      - И что вы сделали?
      - Я попробовал перевернуть его, сэр. Все его лицо было в крови, сэр. Он был без сознания, сэр. Я думал, может он мертвый, но почувствовал, что сердце бьется.
      - Да?
      - Я не знал, что мне делать, сэр. Я не знал ни про какой такой мятеж, сэр.
      - Но что же вы все-таки сделали?
      - Я оставил двух моих людей с капитаном, сэр, и пошел наверх, поднять тревогу. Я не знал, кому это доверить, сэр.
      Была своя ирония в этой ситуации: капрал боялся, что его заставят отвечать за такой пустяк - надо ли было послать гонца или идти самому. В то же время четыре лейтенанта рисковали головой.
      - Ну?
      - Я увидел мистера Хорнблауэра, сэр, - облегчение в голосе капрала прозвучало эхом того облегчения, которое он испытал, увидев, наконец, на кого переложить свою непомерную ответственность, - Он был с молодым джентльменом, кажись его Вэйлард звать. Я ему сказал, что с капитаном. Мистер Хорнблауэр, значит, велел мне стоять здесь, сэр.
      - Вы поступили правильно, капрал, - произнес Бакленд тоном судьи.
      - Спасибо, сэр. Спасибо, сэр.
      По трапу вскарабкался Кольман. Снова взглядом спросив у Бакленда разрешение, он передал сложенное у люка снаряжение кому-то, стоящему внизу. Потом снова спустился. Буш глядел на капрала; закончив свой рассказ, тот снова ощутил себя неловко под взглядами четырех лейтенантов.
      - Итак, капрал, - неожиданно заговорил Хорнблауэр, - вы не знаете, как капитан упал в люк?
      - Нет, сэр. Конечно нет, сэр.
      Хорнблауэр один раз взглянул на своих коллег. Всего один раз. Слова капрала и взгляд Хорнблауэра несказанно успокаивали.
      - Он был возбужден, вы сказали? Ну, отвечайте же.
      - Ну... да, сэр, - капрал вспомнил, что совсем недавно так неосторожно сболтнул, и вдруг сделался словоохотлив. - Он кричал нам в люк, сэр. Я думаю, он перегнулся вниз. Он, наверно, упал, когда корабль накренило. Он мог зацепиться ногой за комингс и полететь вниз головой.
      - Так оно наверно и было, - сказал Хорнблауэр.
      Клайв поднялся по трапу и встал над комингсом.
      - Сейчас я буду его выносить. - Посмотрев на четверых лейтенантов, доктор сунул руку за пазуху рубашки и вытащил пистолет. - Это лежало рядом с капитаном.
      - Я возьму его, - сказал Бакленд.
      - Там еще один должен быть, судя по тому, что мы только что слышали, сказал Робертс. До этого он молчал и сейчас заговорил слишком громко. Он был возбужден, и поведение его могло показаться подозрительным всякому, кто имел основания подозревать. Буш почувствовал приступ раздражения и страха.
      - После того, как мы поднимем капитана, я прикажу поискать, - сказал Клайв, потом позвал, наклонившись к люку: - Поднимайтесь.
      Первым появился Кольман с двумя веревками в руке, за ним пехотинец: одной рукой он цеплялся за трап, а другой придерживал ношу.
      - Давайте потихоньку, - сказал Клайв.
      Кольман с пехотинцем вылезли из люка и вытащили верхний край доски. К ней было привязано спеленатое, как мумия, тело. Это - наилучший способ вносить по трапу человека с переломанными костями. Пирс, другой лекарский помощник, карабкался сзади, придерживая нижний край доски. Когда доска приподнялась над комингсом, офицеры столпились у люка, помогая ее вытащить. В свете фонарей Буш видел над парусиной лицо капитана. Насколько можно было разглядеть (бинты закрывали нос и один глаз), лицо это было спокойно и ничего не выражало. На одном виске запеклась кровь.
      - Отнесите его в каюту, - сказал Бакленд.
      Это был приказ. Момент был важный: если капитан выбывает из строя, долг первого лейтенанта - взять на себя командование, и четыре слова, произнесенные Баклендом, показывали, что он это сделал. Приняв командование, он мог отдавать приказы даже в отношении капитана. Но этот важный шаг был вполне в рамках заведенного порядка: Бакленд десятки раз принимал временное командование судном в отсутствие капитана. Заведенный порядок помог ему пройти через эту критическую ситуацию, а привычки, сформировавшиеся за тридцать лет службы на флоте - сначала мичманом, потом лейтенантом - позволили вести себя с подчиненными и действовать как обычно, несмотря на неопределенность его ближайшего будущего.
      И все же Буш, внимательно за ним наблюдавший, не был уверен, что привычки хватит надолго. Бакленд был явно потрясен. Это можно было бы объяснить естественным состоянием офицера, на которого в таких поразительных обстоятельствах свалилась огромная ответственность. Так мог бы решить ни о чем не подозревавший человек. Но Буш, с ужасом гадавший, как поведет себя капитан, придя в сознание, видел, что Бакленд разделяет его страхи. Кандалы, трибунал, веревка палача - мысли об этом лишали Бакленда воли к действию. А жизнь, во всяком случае будущее всех офицеров на судне, зависели от него.
      - Простите, сэр, - сказал Хорнблауэр.
      - Да? - отозвался Бакленд и с усилием добавил: - Да, мистер Хорнблауэр?
      - Можно мне записать показания капрала, пока события еще свежи в его памяти?
      - Очень хорошо, мистер Хорнблауэр.
      - Спасибо, сэр, - сказал Хорнблауэр. На его лице нельзя было прочесть ничего, кроме почтительного усердия. Он повернулся к капралу: - Доложитесь мне в моей каюте, после того, как вновь поставите караул.
      - Да, сэр.
      Доктор и его помощники давно унесли капитана. Бакленд не двигался с места - казалось, он парализован.
      - Надо еще разобраться со вторым пистолетом капитана, - сказал Хорнблауэр все так же почтительно.
      - Ах, да. - Бакленд огляделся по сторонам.
      - Здесь есть Вэйлард, сэр.
      - Ах, да. Он подойдет.
      - Мистер Вэйлард, - сказал Хорнблауэр, - спуститесь с фонарем и поищите пистолет. Принесете его первому лейтенанту на шканцы.
      - Есть, сэр.
      Вэйлард почти успокоился; уже некоторое время он не сводил глаз с Хорнблауэра. Теперь он поднял фонарь и спустился по трапу. То, что Хорнблауэр сказал про шканцы, проникло в сознание Бакленда - он медленно двинулся к выходу, остальные за ним. На нижней пушечной палубе Бакленду отсалютовал капитан Уайтинг.
      - Будут приказания, сэр?
      Значит, весть о том, что капитан выбыл из строя и первый лейтенант принял командование, разнеслась по судну с молниеносной быстротой. Бакленду потребовались одна или две минуты, чтоб собраться с мыслями.
      - Нет, капитан, - сказал он наконец и добавил: - Прикажите своим людям разойтись.
      Когда они поднялись на шканцы, ветер по-прежнему дул с правой раковины и "Слава" летела над зачарованным морем. Над их головами вздымались пирамиды парусов, выше, выше, выше, к бесчисленным звездам, корабль качался, и верхушки мачт описывали в небе большие круги. С левого борта только что вынырнул из моря месяц и висел над горизонтом, как маленькое чудо, отбрасывая к кораблю длинную серебристую дорожку. На белых досках палубы отчетливо выделялись черные фигуры людей.
      Стоявший на вахте Смит бросился к ним, как только они поднялись по трапу. Больше часа расхаживал он, как в лихорадке, слыша доносившиеся снизу шум и возню, ловя расползающиеся по кораблю слухи, будучи не вправе покинуть свой пост и разузнать, что же происходит на самом деле.
      - Что случилось, сэр? - спросил он.
      Смит не был посвящен в тайну встречи четырех лейтенантов. Кроме того, капитан не так его притеснял. Но он не мог не чувствовать всеобщего недовольства, он должен был догадываться, что капитан не вполне нормален. И все же Бакленд был не готов к его вопросу и не приготовил ответ. Наконец заговорил Хорнблауэр.
      - Капитан упал в трюм, - сказал он спокойно и без особого выражения. Его только что в бессознательном состоянии отнесли в каюту.
      - Как его угораздило? - изумленно спросил Смит.
      - Он искал заговорщиков, - сказал Хорнблауэр все тем же ровным тоном.
      - Ясно, - сказал Смит. - Но...
      Он прикусил язык. Ровный тон Хорнблауэра предупредил его, что дело деликатное - если продолжать расспросы, придется обсуждать умственное здоровье капитана, а Смиту не хотелось высказывать свое мнение по этому поводу. В таком случае он не хотел больше ничего спрашивать.
      - Шесть склянок, сэр, - доложил ему старшина-рулевой.
      - Очень хорошо, - машинально ответил Смит.
      - Мне нужно записать показания капрала, - сказал Хорнблауэр. - Я заступаю на вахту в восемь склянок.
      Раз Бакленд принял командование, он мог отменить нелепый приказ, по которому Буш с Робертсом ежечасно являлись к нему, а Хорнблауэр нес двухвахтное дежурство. Наступила неловкая пауза. Никто не знал, сколько капитан пролежит без сознания и в каком состоянии он будет, придя в себя. На шканцы вбежал Вэйлард.
      - Вот второй пистолет, сэр, - сказал он, вручая оружие Бакленду. Тот взял пистолет и достал из кармана другой. Так он и стоял беспомощно, с двумя пистолетами в руках.
      - Мне забрать их у вас, сэр? - спросил Хорнблауэр, беря пистолеты у него из рук. - А Вэйлард может помочь мне записать показания капрала. Можно я возьму его с собой, сэр?
      - Да, - сказал Бакленд.
      Хорнблауэр повернулся, чтобы уйти, Вэйлард за ним.
      - Мистер Хорнблауэр... - начал Бакленд.
      - Сэр?
      - Ничего, - сказал Бакленд. В его голосе прозвучала нерешительность.
      - Простите, сэр, но на вашем месте я бы немного отдохнул, - сказал Хорнблауэр, останавливаясь у трапа. - У вас была тяжелая ночь.
      Буш внутренне согласился с Хорнблауэром: не то чтоб его заботило, тяжелая ли ночь была у Бакленда; просто, если Бакленд уйдет в каюту, меньше шансов, что он неосторожным словом выдаст себя - и своих сообщников. Тут только до Буша дошло, что именно это Хорнблауэр имел в виду. В то же время он пожалел, что Хорнблауэр от них уходит, и понял, что Бакленд тоже об этом жалеет: Хорнблауэр хладнокровен и быстро соображает, невзирая на опасность. Это он подал им всем пример естественного поведения, как только внизу поднялась тревога. Может быть, Хорнблауэр что-то от них скрывал, может быть, он лучше знает, как же капитана угораздило свалиться в люк. Это смущало и волновало Буша, но даже если он был прав, Хорнблауэр ничем не выдавал этого.
      - Когда, черт возьми, доложится этот проклятый доктор? - произнес Бакленд, ни к кому не обращаясь.
      - Почему бы вам не подождать его в своей каюте, сэр? - сказал Буш.
      - Хорошо. - Бакленд заколебался, прежде чем продолжить: - Вам, джентльмены, лучше по-прежнему докладываться мне ежечасно, как приказал капитан.
      - Есть, сэр, - отвечали Робертс и Буш. Как понял Буш, это означает, что Бакленд решил не рисковать: капитан, придя в себя, узнает, как выполнялись его приказы. В тоске и тревоге Буш спустился вниз, чтобы хоть полчасика отдохнуть, прежде чем снова идти докладываться. Поспать он не надеялся. Через тонкую перегородку, отделявшую его каюту от соседней, он слышал приглушенные голоса - Хорнблауэр записывал показания капрала.
      V
      В кают-компании накрывали к завтраку. Этот завтрак был еще молчаливей и печальней, чем обычно. Штурман, баталер, капитан морской пехоты - все произнесли традиционное "доброе утро" и без дальнейших разговоров принялись за еду. Они слышали (как и все остальные на судне), что капитан пришел в сознание.
      Через отверстия в борту судна падали длинные лучи света, освещавшие тесное помещение; судно слегка покачивалось, и лучи двигались по каюте взад и вперед. Через открытую дверь внутрь проникал восхитительно свежий воздух. Кофе был горячий; сухари, пробывшие на борту меньше трех недель, до того пролежали не больше пары месяцев на складе, судя по тому, что в них почти не было жучков. Офицерский кок разумно воспользовался хорошей погодой, чтоб зажарить остатки вчерашней солонины с луком из быстро тающего запаса. Гуляш из солонины, горячий кофе и хорошие сухари, свежий воздух, солнце, ясная погода - в кают-компании должно было быть весело. Вместо этого в ней царили озабоченность, дурные предчувствия, напряженное беспокойство. Буш посмотрел через стол на осунувшегося, бледного и усталого Хорнблауэра. Бушу многое хотелось бы ему сказать, но пока тень капитанского безумия лежала на корабле, говорить этого было нельзя.
      Бакленд вошел в кают-компанию вместе с доктором. Все вопрошающе посмотрели на них; почти все встали, чтобы выслушать новости.
      - Он в сознании, - сказал Бакленд и посмотрел на Клайва, чтобы тот рассказал подробнее.
      - У него слабость, - произнес Клайв.
      Буш посмотрел на Хорнблауэра, надеясь, что тот задаст вопрос, который хотелось задать ему самому. Лицо Хорнблауэра казалось ничего не выражающей маской. Он, не отрываясь, смотрел на Клайва, но рта не раскрывал. В конце концов этот вопрос задал Ломакс, баталер.
      - Он что-нибудь соображает?
      - Ну... - начал Клайв, искоса поглядывая на Бакленда. Было ясно, что меньше всего на свете Клайв хочет определенно высказываться по поводу умственного здоровья капитана. - Пока он для этого слишком слаб.
      Ломакс, к счастью, был достаточно любопытен и достаточно упрям, чтобы не смутиться уклончивостью врача.
      - А сотрясение мозга, - спросил он. - Как оно на нем сказалось?
      - Череп не поврежден, - ответил Клайв. - Множественные разрывы кожной ткани. Нос сломан. Сломана клавикула - ключица то есть, и пара ребер. Он упал головой вперед, что естественно, раз он споткнулся о комингс.
      - Как же его угораздило? - спросил Ломакс.
      - Он не сказал, - ответил Клайв. - Я думаю, он не помнит.
      - Как это?
      - Это обычное дело, - произнес Клайв. - Можно даже сказать, это симптоматично. После сильного сотрясения мозга у пациента обычно наблюдаются провалы в памяти, охватывающие несколько часов до травмы.
      Буш снова взглянул на Хорнблауэра. Лицо младшего лейтенанта было по-прежнему непроницаемо, и Буш решил последовать его примеру, то есть не выдавать своих чувств и оставить другим задавать вопросы. Однако весть была великая, славная, чудесная, и, на вкус Буша, никакие подробности о ней не могли быть излишними.
      - Он знает, где он находится? - продолжал Ломакс.
      - Он знает, что он на этом корабле, - осторожно сказал Клайв.
      Теперь к Клайву повернулся Бакленд; он осунулся, был небрит и выглядел усталым. Однако он видел капитана в его каюте, и вследствие этого был чуть понастойчивее.
      - Может ли капитан исполнять свои обязанности? - спросил он.
      - Ну... - начал Клайв.
      - Ну?
      - Временно, наверно, нет.
      Ответ был явно неудовлетворительный, но Бакленд, добиваясь его, казалось, истратил всю свою решимость. Хорнблауэр поднял бесстрастное лицо и посмотрел прямо на Клайва.
      - Вы хотите сказать, что сейчас он не в состоянии командовать судном?
      Остальные одобряюще загудели, требуя точного ответа. Клайв, оглядев настойчивые лица, вынужден был сдаться.
      - Сейчас да.
      - Теперь мы хоть знаем что к чему, - сказал Ломакс. В голосе его звучало удовлетворение, которое разделяли в кают-компании все, кроме Бакленда и Клайва.
      Отстранить капитана от командования было необходимо и одновременно очень непросто. Король и парламент совместно назначили Сойера командовать "Славой", и его смещение попахивало изменой. Все, кто имел хоть малейшее касательство к этой истории, до конца жизни будут нести несмываемое пятно неподчинения и мятежа. Последний штурманский помощник рискует не получить в будущем нового назначения только из-за того, что служил на "Славе", когда Сойера отстранили от командования. Поэтому следовало соблюсти видимость законности в деле, которое при ближайшем рассмотрении никогда не будет вполне законным.
      - Здесь у меня показания капрала Гринвуда, сэр, - сказал Хорнблауэр, с его крестиком, засвидетельствованные мной и мистером Вэйлардом.
      - Спасибо, - сказал Бакленд, беря бумагу, в его движении была какая-то неуверенность, словно этот документ - шутиха, способная взорваться в любой момент. Но только Буш, искавший этих колебаний, их заметил. Всего несколько часов назад Бакленд вынужден был бежать, спасая свою жизнь, пробираться по внутренностям судна, уходя от погони. Имена Вэйларда и Гринвуда напомнили ему об этом, вызвав легкий шок. И тут же, словно вызвали демона, в дверях кают-компании появился легкий на помине Вейлард.
      - Мистер Робертс послал меня узнать, какие будут распоряжения, сэр, сказал он.
      Робертс нес вахту и весь извелся от желания узнать, что происходит внизу. Бакленд замер в нерешительности.
      - Сейчас обе вахты на палубе, сэр, - почтительно напомнил Хорнблауэр.
      Бакленд вопросительно посмотрел на него.
      - Вы можете сообщить новость матросам, сэр, - продолжал Хорнблауэр.
      Он лез к старшему офицеру с непрошеным советом и тем самым напрашивался на обидное замечание. Но весь его вид выражал глубочайшее почтение и ничего кроме желания уберечь старшего от любых возможных хлопот.
      - Спасибо, - сказал Бакленд.
      На его лице ясно читалась внутренняя борьба. Он по-прежнему пытался уклониться от того, чтобы слишком сильно себя скомпрометировать - как будто он себя еще не скомпрометировал! Тем более ему не хотелось напрямую говорить с матросами, хотя он уже понял, что сделать это придется. А чем дольше он думал, тем насущнее становилась эта необходимость - по нижней палубе слухи расползаются быстро, и команда, уже прежде выбитая капитаном из колеи, от полной неопределенности становилась все более беспокойной. Нужно было сделать им твердое, определенное заявление: это было жизненно необходимо. Однако, большая необходимость влечет за собой большую ответственность. Бакленд явно колебался меж двух огней.
      - Общий сбор? - мягко предположил Хорнблауэр.
      - Да. - Бакленд в отчаянии ринулся навстречу опасности.
      - Очень хорошо. Мистер Вэйлард! - сказал Хорнблауэр. Буш заметил, каким выразительным взглядом Хорнблауэр сопроводил свои слова. Выразительность эта была естественна в ситуации, когда один младший офицер советует другому поторопиться, пока старший не передумал. Непосвященный бы так и подумал, но Бушу, которого усталость и тревога сделали проницательным, в этом взгляде почудилось нечто иное. Вэйлард был бледен, измотан и встревожен, Хорнблауэр его ободрил. Возможно, он сообщил ему, что тайна еще не раскрыта.
      - Есть, сэр, - сказал Вэйлард и вышел.
      По всему судну засвистели дудки.
      - Все наверх! Все наверх! - кричали боцманматы. - Всей команде строиться за грот-мачтой! Все наверх!
      Бакленд нервничал, поднимаясь на палубу, но к моменту испытания он более-менее взял себя в руки. Срывающимся бесцветным голосом он сообщил собравшимся матросам, что несчастный случай, о котором все они могли слышать, сделали капитана неспособным в настоящее время командовать судном.
      - Но все мы продолжим исполнять свои обязанности, - закончил Бакленд, пристально глядя на ровный ряд поднятых голов.
      Буш, смотревший в ту же сторону, приметил седую голову и жирное тело Хоббса, и.о. артиллериста, капитанского любимчика и соглядатая. В будущем дела мистера Хоббса могут пойти по-иному - по крайней мере, пока продлится недееспособность капитана. В том-то все и дело - пока продлится недееспособность капитана. Буш смотрел на Хоббса и гадал, сколько тот знает, и о скольком догадывается - в скольком он присягнет перед трибуналом. Он попытался прочесть свое будущее на толстом лице старика, но проницательность оставила его. Он не мог догадаться ни о чем.
      Матросам приказали расходиться, и на несколько минут воцарились шум и суматоха, пока вахтенные не занялись своими обязанностями, а свободные от дел не спустились вниз. Именно сейчас, в шуме и суматохе, легче всего было ненадолго остаться с глазу на глаз и избежать постороннего наблюдения. Буш поймал Хорнблауэра у кнехтов бизань-мачты и задал, наконец, вопрос, мучивший его уже несколько часов; вопрос, от которого столько зависело.
      - Как это случилось? - спросил Буш.
      Боцманматы выкрикивали приказы, матросы сновали туда-сюда; вокруг двух офицеров царила организованная суматоха, множество людей были заняты своими делами. Они стояли обособленные от всех, лицом, к лицу. Льющийся на них благодатный солнечный свет озарил напряженное лицо, которое Хорнблауэр обратил к своему собеседнику.
      - Что именно, мистер Буш? - сказал Хорнблауэр.
      - Как капитан свалился в люк?
      Произнеся эти слова, Буш оглянулся через плечо, вдруг испугавшись: не услышал ли его кто. За такие слова могут повесить. Повернувшись обратно, он увидел, что лицо Хорнблауэра ничего не выражает.
      - Я думаю, он потерял равновесие, - ровно произнес тот, глядя прямо в глаза Бушу, и тут же добавил. - С вашего позволения, сэр, у меня есть спешные дела.
      Позже всех старших офицеров по очереди пригласили в капитанскую каюту своими глазами убедиться, что за развалина там лежит. Буш увидел в полутьме каюты слабого инвалида с лицом, наполовину закрытым бинтами. Пальцы одной руки поминутно двигались, другая рука была в лубке.
      - Он под наркозом, - объяснил в кают-компании Клайв. - Я должен был ввести ему большую дозу опиата, чтоб попытаться исправить сломанный нос.
      - Я думаю, он размазался по всему лицу, - жестоко сказал Ломакс. - Он был достаточно велик.
      - Это обширный осколочный перелом, - согласился Клайв.
      На следующее утро из капитанской каюты раздались крики: в них звучала не только боль, но и страх. Потом оттуда появились Клайв и его помощники, потные и взволнованные. Клайв тут же отправился конфиденциально доложить Бакленду, но все на корабле слышали вопли, а кто не слышал, узнал про них от тех, кто слышал. Лекарские помощники, которых другие уорент-офицеры забросали вопросами, не смогли держаться с такой важной таинственностью, которую проявлял Клайв в кают-компании. Несчастный инвалид, без сомнения, сумасшедший: когда они попытались осмотреть его сломанный нос, он впал в пароксизм страха, вырывался с безумной силой, так что они, боясь повредить другие сломанные кости, вынуждены были замотать его в парусину, словно в смирительную рубашку, оставив снаружи одну левую руку. Лауданум и сильное кровотечение наконец довели капитана до бесчувствия, но когда вечером Буш его увидел, он снова был в сознании. Это было жалкое, плачущее существо: он съеживался при виде каждого входящего, пугался теней, рыдал. Страшно было видеть, как этот крупный мужчина по-детски оплакивает свои горести и прячет лицо от мира, в котором его измученному сознанию мерещилась одна только мрачная враждебность.
      - Часто случается, - менторским тоном говорил Клайв (чем дольше длилась болезнь капитана, тем охотнее он ее обсуждал), - что травма, падение, ожог или перелом полностью выводит из равновесия и прежде несколько неустойчивый мозг.
      - Несколько неустойчивый! - фыркнул Ломакс. - Разве он не поднял среди ночи морских пехотинцев, чтоб ловить в трюме заговорщиков?! Спросите мистера Хорнблауэра, спросите мистера Буша, считают ли они его немного неустойчивым. Он заставил Хорнблауэра нести двухвахтное дежурство, а Буша, Робертса и самого Бакленда вскакивать с постели каждый час, днем и ночью. Да он давным-давно сбрендил!
      Удивительно, как у всех развязались языки, стоило им избавиться от страха перед капитанскими шпионами.
      - По крайней мере теперь мы сделаем из команды моряков, - сказал Карберри, штурман. В его голосе звучало удовлетворение, которое разделяла вся кают-компания. Парусные и артиллерийские учения, строгая дисциплина и тяжелый труд сплачивали воедино развалившуюся было команду. Бакленд явно наслаждался - об этом он мечтал с тех пор, как они миновали Эддистон. Тренируя команду, он отвлекался от прочих осаждавших его забот.
      А заботило его новое ответственное решение, которое вовсю обсуждалось кают-компанией за его спиной. Бакленд уже замкнулся в тишине, приличествующей капитану военного судна. Никто за него решить не мог, и кают-компания наблюдала его внутреннюю борьбу, как наблюдала бы за боксером на ринге. Они даже заключали пари, предпримет ли Бакленд последний бесповоротный шаг к тому, чтоб объявить себя командиром "Славы", а капитана - неизлечимым.
      В капитанском столе были заперты бумаги, а среди них - секретные инструкции, адресованные ему Лордами Адмиралтейства. Никто, кроме капитана, этих инструкций не видел, ни одна душа на судне не догадывалась, что в них. Это могли быть самые обычные приказы, например, они могли предписывать "Славе" присоединиться к эскадре адмирала Бискертона; но, кроме того, они могли содержать дипломатические тайны, не предназначенные для глаз простого лейтенанта. С одной стороны, Бакленд мог по-прежнему держать курс на Антигуа, а там сложить с себя ответственность и передать ее старшему морскому офицеру на острове. Там может найтись какой-нибудь молодой капитан, которого переведут на "Славу" - он прочтет приказы и поведет судно по назначению. С другой стороны, Бакленд мог прочитать приказы сейчас: вдруг в них что-то чрезвычайно спешное. Антигуа - удобная цель для идущих из Англии судов, но с военной точки зрения она не столь желательна, ибо расположена с подветренной стороны от большинства стратегически важных пунктов.
      Если Бакленд приведет "Славу" на Антигуа, а потом ему придется лавировать против ветра обратно, он может изрядно схлопотать по рукам от Лордов Адмиралтейства; если же он прочтет секретные приказы, то может получить выговор за свою самодеятельность. Вся кают-компания догадывалась о его положении, и каждый офицер в отдельности поздравлял себя с тем, что его лично это не касается, и в то же время гадал, что же предпримет Бакленд.