Фонарь осветил красный мундир с капральскими нашивками и белую портупею стоявшего у люка морского пехотинца.

— Есть что доложить? — спросил Хорнблауэр.

— Нет, сэр. Нечего, сэр.

— Капитан лежит внизу без сознания. Его охраняют два пехотинца, — сказал Хорнблауэр Клайву, указывая вниз. Клайв с трудом протиснул в люк свое массивное тело и исчез.

— Теперь, капрал, — произнес Хорнблауэр, — расскажите первому лейтенанту, что вы об этом знаете.

Капрал стоял по стойке «смирно». Под взорами четверых лейтенантов сразу он заметно нервничал. По опыту службы он, вероятно, знал, что неприятности среди верхних чинов запросто могут выйти боком простому капралу, которого угораздило, пусть и невинно, впутаться в это дело. Он стоял навытяжку, стараясь никому не смотреть в глаза.

— Говорите же, — резко произнес Бакленд. Он тоже нервничал, но это было вполне естественно для первого лейтенанта, чей капитан только что получил серьезную травму.

— Я, значит, караульный капрал, сэр. В две склянки я сменил часового у капитанской каюты.

— Да?

— И… и… снова пошел спать.

— Черт! — сказал Робертс. — Докладывайте же!

— Меня разбудил один из джентльменов, сэр, — продолжал капрал. — По-моему, он артиллерист.

— Мистер Хоббс?

— Кажись, его так зовут, сэр. Он говорит: «Приказ капитана, выводите караул». Я, значит, вывожу караул, вижу — капитан с Уэйдом, часовым то есть, я его поставил, значит. В руках он держал пистолеты, сэр.

— Кто, Уэйд?

— Нет, сэр, капитан, сэр.

— Как он себя вел? — спросил Хорнблауэр.

— Ну, сэр… — Капрал не хотел говорить ничего плохого о капитане, даже обращаясь к лейтенанту.

— Ладно, отставить. Продолжайте.

— Капитан сказал, сэр, сказал он, значит, сказал, сэр: «Идите за мной» и тому джентльмену он сказал: «Выполняйте свой долг, мистер Хоббс». Мистер Хоббс, значит, пошел в одну сторону, сэр, а мы с капитаном, значит, сюда, сэр. «Затевается мятеж», — сказал он. — «Гнусный кровавый мятеж. Мы должны захватить мятежников. Поймать их с поличным». — Так сказал капитан.

Из люка высунулась голова доктора.

— Дайте мне еще один фонарь, — сказал он.

— Как капитан? — спросил Бакленд.

— Похоже, что у него сотрясение мозга и несколько переломов.

— Сильно расшибся?

— Пока не знаю. Где мои помощники? А, вот и вы, Кольман. Тащите лубки и бинты, как можно быстрее. Еще прихватите доску для переноски раненых, парусину и веревки. Ну, бегом! Вы, Пирс, спускайтесь, поможете мне.

Так что лекарские помощники исчезли, не успев появиться.

— Продолжайте, капрал, — сказал Бакленд.

— Я не помню, что я сказал, сэр.

— Капитан привел вас сюда.

— Да, сэр. Значит, в руках у него были пистолеты, я уже говорил, сэр. Одну шеренгу он послал вперед. «Заткните каждую щель», — сказал он, и еще он, значит, сказал: «Вы капрал, берите двоих караульных и идите на поиски». Он… он, орал, как… У него пистолеты были в руках.

Говоря, капрал испуганно посмотрел на Бакленда.

— Все в порядке, капрал, — произнес тот. — Говорите правду.

Известие о том, что капитан без сознания и, возможно, сильно расшибся, успокоило его, как успокоило оно Буша.

— Я повел свою шеренгу по трапу, сэр, — сказал капрал. — Я шел впереди с фонарем, у меня ведь ружья не было. Мы спустились к подножию трапа, сюда, где мешки, сэр. Капитан, он кричал нам через люк. «Быстрее», — говорил он, — «Быстрее, не дайте им уйти. Быстрее же». Вот мы, значит, и полезли через припасы, сэр.

Приближаясь к развязке, сержант смолк. Возможно, он добивался дешевого театрального эффекта, однако, скорее всего, просто боялся впутаться в историю, способную повредить ему, несмотря на полную его непричастность.

— И что же дальше? — спросил Бакленд. В этот момент вновь появился Кольман, нагруженный разнообразными приспособлениями; на плече он нес шестифутовую доску. Он посмотрел на Бакленда, испрашивая разрешения пройти. Получив это разрешение, он положил на палубу доску, парусину и веревки, а со всем остальным спустился по трапу.

— Ну? — сказал Бакленд капралу.

— Я не знаю, что случилось, сэр.

— Расскажите, что знаете.

— Я услышал крик, сэр. И грохот. Я всего-то отошел ярдов на десять, не больше. Я, значит, вернулся с фонарем.

— И что же вы увидели?

— Это был капитан, сэр. Он лежал у подножия трапа. Он лежал, как труп, сэр. Он упал в люк, сэр.

— И что вы сделали?

— Я попробовал перевернуть его, сэр. Все его лицо было в крови, сэр. Он был без сознания, сэр. Я думал, может он мертвый, но почувствовал, что сердце бьется.

— Да?

— Я не знал, что мне делать, сэр. Я не знал ни про какой такой мятеж, сэр.

— Но что же вы все-таки сделали?

— Я оставил двух моих людей с капитаном, сэр, и пошел наверх, поднять тревогу. Я не знал, кому это доверить, сэр.

Была своя ирония в этой ситуации: капрал боялся, что его заставят отвечать за такой пустяк — надо ли было послать гонца или идти самому. В то же время четыре лейтенанта рисковали головой.

— Ну?

— Я увидел мистера Хорнблауэра, сэр, — облегчение в голосе капрала прозвучало эхом того облегчения, которое он испытал, увидев, наконец, на кого переложить свою непомерную ответственность, — Он был с молодым джентльменом, кажись его Вэйлард звать. Я ему сказал, что с капитаном. Мистер Хорнблауэр, значит, велел мне стоять здесь, сэр.

— Вы поступили правильно, капрал, — произнес Бакленд тоном судьи.

— Спасибо, сэр. Спасибо, сэр.

По трапу вскарабкался Кольман. Снова взглядом спросив у Бакленда разрешение, он передал сложенное у люка снаряжение кому-то, стоящему внизу. Потом снова спустился. Буш глядел на капрала; закончив свой рассказ, тот снова ощутил себя неловко под взглядами четырех лейтенантов.

— Итак, капрал, — неожиданно заговорил Хорнблауэр, — вы не знаете, как капитан упал в люк?

— Нет, сэр. Конечно нет, сэр.

Хорнблауэр один раз взглянул на своих коллег. Всего один раз. Слова капрала и взгляд Хорнблауэра несказанно успокаивали.

— Он был возбужден, вы сказали? Ну, отвечайте же.

— Ну… да, сэр, — капрал вспомнил, что совсем недавно так неосторожно сболтнул, и вдруг сделался словоохотлив. — Он кричал нам в люк, сэр. Я думаю, он перегнулся вниз. Он, наверно, упал, когда корабль накренило. Он мог зацепиться ногой за комингс и полететь вниз головой.

— Так оно наверно и было, — сказал Хорнблауэр.

Клайв поднялся по трапу и встал над комингсом.

— Сейчас я буду его выносить. — Посмотрев на четверых лейтенантов, доктор сунул руку за пазуху рубашки и вытащил пистолет. — Это лежало рядом с капитаном.

— Я возьму его, — сказал Бакленд.

— Там еще один должен быть, судя по тому, что мы только что слышали, — сказал Робертс. До этого он молчал и сейчас заговорил слишком громко. Он был возбужден, и поведение его могло показаться подозрительным всякому, кто имел основания подозревать. Буш почувствовал приступ раздражения и страха.

— После того, как мы поднимем капитана, я прикажу поискать, — сказал Клайв, потом позвал, наклонившись к люку: — Поднимайтесь.

Первым появился Кольман с двумя веревками в руке, за ним пехотинец: одной рукой он цеплялся за трап, а другой придерживал ношу.

— Давайте потихоньку, — сказал Клайв.

Кольман с пехотинцем вылезли из люка и вытащили верхний край доски. К ней было привязано спеленатое, как мумия, тело. Это — наилучший способ вносить по трапу человека с переломанными костями. Пирс, другой лекарский помощник, карабкался сзади, придерживая нижний край доски. Когда доска приподнялась над комингсом, офицеры столпились у люка, помогая ее вытащить. В свете фонарей Буш видел над парусиной лицо капитана. Насколько можно было разглядеть (бинты закрывали нос и один глаз), лицо это было спокойно и ничего не выражало. На одном виске запеклась кровь.

— Отнесите его в каюту, — сказал Бакленд.

Это был приказ. Момент был важный: если капитан выбывает из строя, долг первого лейтенанта — взять на себя командование, и четыре слова, произнесенные Баклендом, показывали, что он это сделал. Приняв командование, он мог отдавать приказы даже в отношении капитана. Но этот важный шаг был вполне в рамках заведенного порядка: Бакленд десятки раз принимал временное командование судном в отсутствие капитана. Заведенный порядок помог ему пройти через эту критическую ситуацию, а привычки, сформировавшиеся за тридцать лет службы на флоте — сначала мичманом, потом лейтенантом — позволили вести себя с подчиненными и действовать как обычно, несмотря на неопределенность его ближайшего будущего.

И все же Буш, внимательно за ним наблюдавший, не был уверен, что привычки хватит надолго. Бакленд был явно потрясен. Это можно было бы объяснить естественным состоянием офицера, на которого в таких поразительных обстоятельствах свалилась огромная ответственность. Так мог бы решить ни о чем не подозревавший человек. Но Буш, с ужасом гадавший, как поведет себя капитан, придя в сознание, видел, что Бакленд разделяет его страхи. Кандалы, трибунал, веревка палача — мысли об этом лишали Бакленда воли к действию. А жизнь, во всяком случае будущее всех офицеров на судне, зависели от него.

— Простите, сэр, — сказал Хорнблауэр.

— Да? — отозвался Бакленд и с усилием добавил: — Да, мистер Хорнблауэр?

— Можно мне записать показания капрала, пока события еще свежи в его памяти?

— Очень хорошо, мистер Хорнблауэр.

— Спасибо, сэр, — сказал Хорнблауэр. На его лице нельзя было прочесть ничего, кроме почтительного усердия. Он повернулся к капралу: — Доложитесь мне в моей каюте, после того, как вновь поставите караул.

— Да, сэр.

Доктор и его помощники давно унесли капитана. Бакленд не двигался с места — казалось, он парализован.

— Надо еще разобраться со вторым пистолетом капитана, — сказал Хорнблауэр все так же почтительно.

— Ах, да. — Бакленд огляделся по сторонам.

— Здесь есть Вэйлард, сэр.

— Ах, да. Он подойдет.

— Мистер Вэйлард, — сказал Хорнблауэр, — спуститесь с фонарем и поищите пистолет. Принесете его первому лейтенанту на шканцы.

— Есть, сэр.

Вэйлард почти успокоился; уже некоторое время он не сводил глаз с Хорнблауэра. Теперь он поднял фонарь и спустился по трапу. То, что Хорнблауэр сказал про шканцы, проникло в сознание Бакленда — он медленно двинулся к выходу, остальные за ним. На нижней пушечной палубе Бакленду отсалютовал капитан Уайтинг.

— Будут приказания, сэр?

Значит, весть о том, что капитан выбыл из строя и первый лейтенант принял командование, разнеслась по судну с молниеносной быстротой. Бакленду потребовались одна или две минуты, чтоб собраться с мыслями.

— Нет, капитан, — сказал он наконец и добавил: — Прикажите своим людям разойтись.

Когда они поднялись на шканцы, ветер по-прежнему дул с правой раковины и «Слава» летела над зачарованным морем. Над их головами вздымались пирамиды парусов, выше, выше, выше, к бесчисленным звездам, корабль качался, и верхушки мачт описывали в небе большие круги. С левого борта только что вынырнул из моря месяц и висел над горизонтом, как маленькое чудо, отбрасывая к кораблю длинную серебристую дорожку. На белых досках палубы отчетливо выделялись черные фигуры людей.

Стоявший на вахте Смит бросился к ним, как только они поднялись по трапу. Больше часа расхаживал он, как в лихорадке, слыша доносившиеся снизу шум и возню, ловя расползающиеся по кораблю слухи, будучи не вправе покинуть свой пост и разузнать, что же происходит на самом деле.

— Что случилось, сэр? — спросил он.

Смит не был посвящен в тайну встречи четырех лейтенантов. Кроме того, капитан не так его притеснял. Но он не мог не чувствовать всеобщего недовольства, он должен был догадываться, что капитан не вполне нормален. И все же Бакленд был не готов к его вопросу и не приготовил ответ. Наконец заговорил Хорнблауэр.

— Капитан упал в трюм, — сказал он спокойно и без особого выражения. — Его только что в бессознательном состоянии отнесли в каюту.

— Как его угораздило? — изумленно спросил Смит.

— Он искал заговорщиков, — сказал Хорнблауэр все тем же ровным тоном.

— Ясно, — сказал Смит. — Но…

Он прикусил язык. Ровный тон Хорнблауэра предупредил его, что дело деликатное — если продолжать расспросы, придется обсуждать умственное здоровье капитана, а Смиту не хотелось высказывать свое мнение по этому поводу. В таком случае он не хотел больше ничего спрашивать.

— Шесть склянок, сэр, — доложил ему старшина-рулевой.

— Очень хорошо, — машинально ответил Смит.

— Мне нужно записать показания капрала, — сказал Хорнблауэр. — Я заступаю на вахту в восемь склянок.

Раз Бакленд принял командование, он мог отменить нелепый приказ, по которому Буш с Робертсом ежечасно являлись к нему, а Хорнблауэр нес двухвахтное дежурство. Наступила неловкая пауза. Никто не знал, сколько капитан пролежит без сознания и в каком состоянии он будет, придя в себя. На шканцы вбежал Вэйлард.

— Вот второй пистолет, сэр, — сказал он, вручая оружие Бакленду. Тот взял пистолет и достал из кармана другой. Так он и стоял беспомощно, с двумя пистолетами в руках.

— Мне забрать их у вас, сэр? — спросил Хорнблауэр, беря пистолеты у него из рук. — А Вэйлард может помочь мне записать показания капрала. Можно я возьму его с собой, сэр?

— Да, — сказал Бакленд.

Хорнблауэр повернулся, чтобы уйти, Вэйлард за ним.

— Мистер Хорнблауэр… — начал Бакленд.

— Сэр?

— Ничего, — сказал Бакленд. В его голосе прозвучала нерешительность.

— Простите, сэр, но на вашем месте я бы немного отдохнул, — сказал Хорнблауэр, останавливаясь у трапа. — У вас была тяжелая ночь.

Буш внутренне согласился с Хорнблауэром: не то чтоб его заботило, тяжелая ли ночь была у Бакленда; просто, если Бакленд уйдет в каюту, меньше шансов, что он неосторожным словом выдаст себя — и своих сообщников. Тут только до Буша дошло, что именно это Хорнблауэр имел в виду. В то же время он пожалел, что Хорнблауэр от них уходит, и понял, что Бакленд тоже об этом жалеет: Хорнблауэр хладнокровен и быстро соображает, невзирая на опасность. Это он подал им всем пример естественного поведения, как только внизу поднялась тревога. Может быть, Хорнблауэр что-то от них скрывал, может быть, он лучше знает, как же капитана угораздило свалиться в люк. Это смущало и волновало Буша, но даже если он был прав, Хорнблауэр ничем не выдавал этого.

— Когда, черт возьми, доложится этот проклятый доктор? — произнес Бакленд, ни к кому не обращаясь.

— Почему бы вам не подождать его в своей каюте, сэр? — сказал Буш.

— Хорошо. — Бакленд заколебался, прежде чем продолжить: — Вам, джентльмены, лучше по-прежнему докладываться мне ежечасно, как приказал капитан.

— Есть, сэр, — отвечали Робертс и Буш. Как понял Буш, это означает, что Бакленд решил не рисковать: капитан, придя в себя, узнает, как выполнялись его приказы. В тоске и тревоге Буш спустился вниз, чтобы хоть полчасика отдохнуть, прежде чем снова идти докладываться. Поспать он не надеялся. Через тонкую перегородку, отделявшую его каюту от соседней, он слышал приглушенные голоса — Хорнблауэр записывал показания капрала.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.