Дьявольская собака

Я уже дважды прерывал свой рассказ о путешествии Клэя и положительно не вижу причин, почему бы мне не продолжить эту традицию – особенно в свете поразительных перемен, происходящих в моей собственной жизни. К тому же я более чем уверен, что мои нынешние успехи напрямую связаны с проводимым мною расследованием. Из замкнутой скорлупки одиночества я вознесся к теплому свету человеческого общества! Я побывал в Вено, чтобы навестить своих друзей, и сейчас поведаю вам об этом, покуда чистая красота, стрелка моего компаса, не перестанет кружиться и не укажет мне путь назад, в Запределье.

После того как очередное мое ночное бдение завершилось рассказом о встрече Клэя с лиственным человеком, я уже не мог писать – слишком велико было нервное напряжение от мысли, чтобы принять приглашение Фескина и явиться в Вено. Несколько дней я вообще не брался за перо и вместо этого проводил время в раздумьях: должен ли я презреть свою ранимость (как физическую, так и духовную) и, собравшись с силами, развить в себе те качества, что могут привести меня к полному превращению в человека?…

Разумеется, я собирался отправиться в Вено! Это было ясно с самого начала. Но я должен был хорошенько все взвесить, засомневаться, потерять покой и сон – в общем, выжать из этого решения все удовольствие до последней капли. Покончив с этими глупостями, я вспомнил замечание учителя по поводу одежды. Признаюсь, я долго хихикал и качал головой: сомнительно, что жители Вено больше обрадуются, если демон, символическое воплощение зла, явится к ним в штанах.

– Форма одежды – парадная, – воскликнул я вслух, разрушая наконец чары бездействия. С этими словами я отправился на поиски подходящего облачения.

Столько лет прожив среди обломков грандиозной катастрофы, я довольно хорошо изучил здешние трупы – где они находятся, в каких позах простились с жизнью и в какой одежке. Среди неподвижного общества скелетов я знал одного довольно крупного господина, прекрасно одетого, который встретил свою судьбу, угодив ногой в капкан из тяжелых обломков и получив пулю в задницу. Он стоял в полный рост на разрушенном парадном крыльце Министерства провинций. Меня всегда восхищало то, с каким неувядающим достоинством он держался, даже несмотря на заметную нехватку плоти. Монокль по-прежнему гордо сверкал между скулой и бровью, наряд же его состоял из пепельно-серого в розовую полоску костюма и жилета. Венчал этот памятник безупречному вкусу величавый черный цилиндр с розовой лентой.

В ходе своих исследований я узнал, что эта важная персона был сам Пеннит Дреск – отец той юной девушки, которую Клэй в «Деле о невидящем оке» обвинил в рисовании прутиком колдовских рисунков и которой по приговору суда выкололи оба глаза. Из других документов было ясно, что Дреск принял участие в заговоре с целью свергнуть благодетельное правление Драктона Белоу. Так что у моего гардероба была достойная родословная.

Я тщательно вычистил свой наряд и прочитал целую книгу о кройке и шитье. Вдеть нитку в иголку когтистыми лапами оказалось не легче, чем заставить верблюда пролезть в игольное ушко. С отверстием для хвоста особых трудностей не возникло: все, что нужно было сделать, это расширить дыру, проделанную пулей, и обметать края. Но вот с пиджаком и жилетом, учитывая наличие крыльев, пришлось повозиться. Здесь я выступил скорее в роли кутюрье, а не банального портного. О туфлях пришлось забыть: копыта с ними вязались плохо. Над белой рубашкой пришлось бы колдовать слишком долго, и вместо белья я решил довольствоваться собственной шерстью. Зато цилиндр поместился аккурат между рогов. Продев в петлицу веточку райского дерева и восемь раз посмотревшись в зеркало, я решил, что готов.

После часового кружения на порядочной высоте я затемно приземлился на улице Вено перед дверями школы. Долговязый наставник Фескин уже дожидался меня. Он был в простой рубашке и штанах, и я забеспокоился, не переборщил ли с нарядом. Приняв как можно более щеголеватый вид, я подошел к нему.

– Потрясающе выглядишь, – сказал он со смехом.

Поначалу его веселость больно уколола меня, но я быстро преодолел смущение и рассмеялся тоже.

– У нас на развалинах принято переодеваться к ужину, – пошутил я.

– Ну вот и отлично! – с улыбкой сказал Фескин. Затем пожал мне лапу и жестом пригласил пройти в ярко освещенное здание школы.

Я поднялся на крыльцо, цокая копытами по деревянным ступенькам. Фескин отступил в сторону, пропуская меня первым, а когда я вошел, меня встретил крик, от которого моя шляпа едва не слетела. Я мгновенно сгруппировался в защитную стойку: когти наружу, рога опущены, шерсть на загривке дыбом… В таком виде я и предстал перед моими сторонниками. Однако вскоре я понял, что столь напугавший меня шум был дружным выкриком: «Сюрприз!» Я выпрямился во весь рост и увидел их – собравшихся вокруг крохотных парт и грифельной доски. На доске мелом, крупными буквами, было выведено: «Добро пожаловать, Мисрикс!»

Это и правда был сюрприз. Решив разыграть меня, Фескин серьезно рисковал: от неожиданности я вполне мог начать крушить все вокруг. Впрочем, это лишь подтверждало его доверие. В школе собрались и мужчины, и женщины, и дети. Посреди комнаты от яств и напитков ломился накрытый стол. Люди обступили меня, чтобы поприветствовать, и я, плотно сложив крылья, перестал выделяться в толпе. Я снова увидел тех, кто приходил на развалины города, и какое же это было удовольствие – встретиться со старыми друзьями, хоть мы и познакомились всего неделю назад…

Эмилия, разумеется, тоже была здесь. Она ревниво оторвала меня от беседы, которую я завел было с человеком, чей брат в числе других отправился в экспедицию, призванную вытащить Клэя из его добровольной ссылки в Запределье. Девочка взяла меня за руку и подвела к своей парте. Я рассказал ей, как мне понравилась подаренная ею апельсиновая конфета и сообщил, что это была самая превкусная вещь на свете. Она рассмеялась в ответ, польщенная, и эта невинная веселость растрогала меня до глубины души. Потом она сказала, что у нее заготовлен еще один подарочек, и подвела меня к стене с развешанными в ряд листками бумаги. Оказалось, это была выставка лучших ученических работ. Мы шли вдоль длинной вереницы бумажных шедевров – многострадальных образчиков мудреной каллиграфии, проиллюстрированных рисунками авторов. Эмилия остановилась перед тетрадкой, исписанной чудесным круглым почерком. На обложке красовался мой портрет. Озаглавлено сие произведение было: «Мой друг, Демон».

Я прочел его страницы так внимательно, как только мог сквозь слезы, туманившие взор. Не один раз мне пришлось снимать очки и протирать стекла о шерсть на груди. Нет нужды вдаваться в детали, но на этих страницах была история нашего знакомства, повествование о моем добром нраве и клятва в верной дружбе.

– Почему ты плачешь? – спросила Эмилия.

– Просто я сентиментальный старый демон, – сказал я и рассмеялся – впервые в новом для себя качестве, в качестве друга.

Кто-то стал просить тишины, пытаясь привлечь всеобщее внимание. Я торопливо протянул Эмилии маленькую, вырезанную из дерева собачку, которая много лет пылилась на полке Музея развалин.

– Теперь у тебя есть свой пес, – сказал я ей. – Заботься о нем хорошенько.

– А как его зовут? – спросила она.

– Вуд.

Девочка просияла.

Оказалось, это Фескин призывал собравшихся к вниманию. Он сделал знак, чтобы я подошел к доске и сел. После того как я исполнил его просьбу, он начал рассказывать (полагаю, единственно ради меня одного), как и почему горстка смелых духом решила совершить, как он выразился, «рывок доверия» и пригласить в свою среду демона.

В тот вечер я узнал, что в ту пору, когда мы с Клэем отправились к Запределью, селение чуть не погибло, пристрастившись к наркотику, чистой красоте. Тем жителям, кто смог сохранить ясный разум, предстоял адский труд по восстановлению порядка. Под действием наркотика множество людей погибло, еще больше – умственно деградировало. Некоторые вводили себе дозу нового, «усовершенствованного» Белоу наркотика, не подозревая о его вредоносных свойствах. Клэя, из-за того хаоса, который он принес, называли дезертиром и карой господней.

Долгое время самое имя его было проклятьем среди выживших. Никто не задумывался о том, что не останови он эпидемию сонной болезни – жертв было бы куда больше. Для убитых горем людей эта мысль была чересчур сложна. Потом Фескин в школьном чулане, под стопкой старых книг, содержание которых было признано слишком «взрослым», нашел две рукописи Клэя. Однажды, когда разыгралась снежная буря и занятий не было, он засел за книги и начал читать. Читал он, по его собственным словам, всю ночь и закончил лишь к утру. Ему стало ясно, что Клэй на самом деле был героем и я, местное пугало, – тоже чем-то вроде того.

Не один год потребовался учителю, чтобы убедить людей в своей правоте. А когда эта мысль начала распространяться, многие из тех старожилов, чьим детям Клэй помогал появиться на свет, и тех, кому доводилось с ним общаться, подтвердили, что Фескин говорит правду.

На собранные со всей деревни средства снарядили экспедицию, чтобы вернуть Клэя в принадлежащий ему по праву дом. Как сказал Фескин, «это было самое малое, что мы могли сделать, учитывая, как долго мы презирали само его имя». Возглавил экспедицию юноша по имени Хорас Ватт – его отец был лучшим другом Клэя. Их проводили три месяца назад и ждали обратно через два года.

Услышав эту часть истории, я поднял лапу и прервал учителя. Сперва я не решался заговорить, понимая, что мои слова лишат их надежды, но потом честность пересилила.

– Друзья мои, – сказал я, – я бы рад был похвалить ваш план, но поймите. Запределье огромно. Оно простирается на многие континенты. Даже если членам экспедиции, преодолев мириады опасностей, удастся вернуться живыми и невредимыми (а я надеюсь, что так оно и будет), каким образом они надеются отыскать Клэя?

– С помощью собак, – сказала какая-то женщина с задней парты. – Они взяли лучших ищеек, какие есть на свете, и несколько вещей из дома Клэя. Если он там, собаки найдут его.

От этих ее слов мне захотелось горько рассмеяться, но взглянув на серьезные лица людей, я лишь кивнул, сделав вид, будто это довод убедил меня.

– Не бойся, Мисрикс, – сказал Фескин, – скоро Клэй будет с нами.

– Отлично, – отозвался я.

Кто-то в толпе предложил перекусить, и собрание рассосалось само собой. Я с жадностью набросился на пироги и овощи и, пожалуй, выпил ромового пунша чуть больше, чем следовало. Мой третий желудок уже сыто урчал, когда какой-то толстяк сунул мне под нос кусок мяса с кровью, сказав, что это корова с его фермы. Я чуть не лишился чувств от омерзения. Немного овладев собой, я объяснил, что никогда не притрагиваюсь к мясу.

– Что ж, было бы глупо на тебя обижаться за это, верно? – сказал он со смехом и похлопал меня по плечу.

Я заговорил с ним о погоде, и он оказался весьма милым джентльменом.

– Там, в школе, я провел самые восхитительные часы в моей жизни – пока на улице не послышалась какая-то суета. Через мгновение Фескин уже был у окна.

– Это Ленгил, – сказал учитель.

– А кто это? – шепотом осведомился я у юной леди справа.

– Самый ярый твой противник, – объяснила она. – Он и его прихвостни не доверяют тебе и требуют твоей смерти.

– Они чересчур религиозны, чтобы любить что-нибудь, кроме отражения в зеркале, – бросил Фескин через плечо. – Ты для них – лишь то, что они видят в своих книгах. Я пытался объяснить им, но они не желают слушать.

Я подошел к учителю и выглянул в окно. Там стояла толпа человек в пятнадцать с ружьями и факелами.

– Подайте сюда эту дьявольскую собаку! – послышался выкрик с улицы.

Люди вокруг меня заволновались. Фескин, обернувшись к нам, сказал:

– Кто отвлечет их, пока я выведу Мисрикса через черный ход?

Никто не шелохнулся, и я не виню их. Тогда сквозь толпу протолкалась Эмилия и направилась к двери. Ее мать рванулась было за ней, но девочка уже вышла на крыльцо. Я услышал, как она крикнула: «Вот дьявольская собака», и догадался, что она показывает им деревянную игрушку.

Вслед за учителем я вышел из класса в коридор, но все еще слышал, как люди что-то ей смущенно говорят, а Эмилия звонко и бесстрашно им отвечает.

Дойдя до конца темного коридора, Фескин сказал:

– Дай мне еще немного времени, и я склоню их на твою сторону. Но сегодняшний вечер – это уже успех. Спасибо, что пришел.

Он открыл дверь. Она выходила прямо в поле, где во время прежних полетов я видел резвящихся после уроков ребятишек.

– Чудесный был вечер, – сказал я.

– Мы скоро придем навестить тебя, – пообещал Фескин.

На этом я покинул его и взмыл в ясное небо. Покружив над школой на большой высоте, я убедился, что Эмилия цела и невредима. Умница, она задала этим фанатикам хорошую словесную трепку. Не в силах лишить себя такого удовольствия, я расстегнул ширинку своих дьявольских штанов и, вытащив детородный орган из бессмысленной второй шкуры, называемой одеждой, оросил разъяренную толпу мощной, вызванной ромовым пуншем, струей. Их факела под этим ливнем зашипели и погасли. Напоследок, издав в качестве весточки от злого бога, громоподобный кишечный звук, я подналег на крыло и понесся сквозь ночное небо – точь-в-точь напроказивший мальчишка!

Я вернулся в свои развалины. Но вместо обломанного шпиля Верхнего города передо мной встает белый форт, окруженный лесами, на самом краю океана. Идет снег, и вокруг ни души, кроме черного пса и одинокого человека, что стучится в огромные дубовые ворота, умоляя принять его в общество себе подобных.

Крепостные стены

В единственное оконце маленькой белёной комнаты сочился серый свет зимнего дня. За изрезанным столом, перед зеленой бутылкой с зажженной свечой сидел Клэй; Вуд лежал у его ног на дощатом полу. Напротив восседал капитан Курасвани – внушительного вида мужчина с роскошной седой бородой и гривой белых волос. На нем был измятый желтый мундир с черными пуговицами и эполетами на плечах. Между каждой произнесенной фразой он посасывал трубку с длиннющим тонким мундштуком. Чубук трубки был выточен в виде женского лица: глаза таращились в потолок, а изо рта, словно бы разинутого в крике, время от времени выплывали струйки сизого дыма.

– Так значит, – сказал капитан, – вы ищете Вено? Никогда о таком не слыхивал.

– Это далеко отсюда, на севере, – объяснил Клэй.

– Да уж ясное дело, – отозвался капитан. – Там, на севере, этих миров тьма тьмущая. Полагаю, вы хотите остаться у нас на зиму?

– Если позволите, – кивнул охотник. – Буду помогать вам по мере сил. Прошлую зиму я провел в лесу один и выжил только по счастливому стечению обстоятельств: я нашел пещеру с поднимающимся из-под земли потоком теплого воздуха. Но все равно мы чуть не умерли с голоду.

– «Мы» – в смысле вы и собака? – уточнил капитан.

– Его зовут Вуд.

– Похоже, он отличный парень, – улыбнулся капитан. С уголков его губ заструился дым. – Разумеется, вы можете остаться, но прежде я должен сказать вам две вещи. Во-первых, здесь, в крепости, я главный. И вам придется подчиняться моим приказам.

Клэй кивнул в знак согласия.

– Второе – то, что с нынешним положением вещей вам, наверное, было бы безопаснее за пределами крепости. Я и сам приехал недавно, этой осенью. Меня направили сюда с отрядом из пятнадцати солдат – защищать малочисленный контингент граждан западных провинций. Они явились сюда несколько лет на зад, чтобы крестьянствовать, охотиться и получать денежную прибыль от ресурсов Запределья.

Прежде чем продолжить, Курасвани покачал головой и вздохнул.

– Но, похоже, поселенцы сразу умудрились восстановить против себя все местное население. Впрочем, заносчивость и глупость вполне в традициях выходцев с запада… К тому времени, когда я и мои люди прибыли в крепость, из шестидесяти пяти поселенцев в живых осталось только пятеро. Те, кто жил за крепостными стенами, пришли сюда в поисках убежища, и в течение последнего года почти всех зверски убили, одного за другим.

– И какого же врага они себе нажили? – спросил Клэй.

– Бешанти. Поначалу, когда наши поселенцы только появились в здешних краях, бешанти были вполне мирным племенем. Но потом наши стали захватывать чужие земли, убивать священных животных… Поймите, Клэй, я, как человек военный, ничего не имею против войн, если они неизбежны. Но мне противно, когда мои люди гибнут из-за чьей-то мелочной жадности.

– Так почему бы вам не вернуться на корабль и не убраться восвояси? – спросил Клэй.

– Когда нас сюда посылали, мы понятия не имели о том, что здесь творится. Мы прибыли просто навести порядок. А корабль вернется только весной. Мы оказались в мышеловке, и за прошлый месяц двоих гражданских и одного солдата зарезали прямо в стенах крепости.

Капитан положил дымящуюся трубку на стол и протер глаза.

– В самой крепости? – изумился охотник. Курасвани усмехнулся.

– Не слишком уютная мысль, да?

– Но каким образом?

– Судя по тому, что мне удалось узнать от поселенцев, воины бешанти могут каким-то образом физически сливаться с окружающим пейзажем. Вы видели когда-нибудь ящерицу или хамелеона? Так вот, с этими молодчиками та же история. Поселенцы прозвали их «призраками» – больно уж похожи они на злобных духов из старых сказок. Говорят, на самом деле они из плоти и крови, но лично я не видел еще ни одного. Зато видел их работу. Два дня назад рядовому Орнисту Хайту перерезали горло и вспороли живот так, что кишки дымились на земле. Произошло это на глазах у двух других солдат. По их словам, от стены вдруг отделился кусок известки, вооруженный длиннющим кинжалом. А как только нападавший бросил нож, он снова стал для них абсолютно невидим.

– Призраки… – задумчиво промолвил охотник.

– Добро пожаловать в форт Вордор, – сказал капитан и вскинул руку в шутливом салюте.

Курасвани провел для Клэя короткую экскурсию по крепости. Сам он жил в небольшом приземистом домике, стоящем особняком, рядом с более просторным зданием, в котором размещались казармы и прочие жилые помещения. В юго-восточном и северо-западном углах прямоугольника стояли два деревянных туалета. Все это было окружено высокой стеной, имевшей один-единственный проход – высокие дубовые ворота, запертые тремя толстыми засовами. Сверху стену опоясывали мостки, по которым прохаживались шестеро караульных. Оба строения и стена были выбелены известью.