Ладно, идем дальше. На сцену выходит папа Павел III, преемник Юлия II и большой покровитель искусств. На него работал даже Микеланджело. Он узнает про чудесные шахматы, которые изготавливает Форессо, и отправляется в мастерскую их посмотреть. Позднее дает знать челяди, что хочет получить их себе. Он посылает кого-то к Исиасо, и тому говорят, что папа желает шахматы перекупить. У Исиасо другие планы. Он знает, что Ватикан намеревается основать университет в Санто-Доминго, и говорит: мол, в обмен на шахматы хочет вернуться домой и получить место профессора. Получить работу ему было трудновато, ведь он наполовину туземец.
      Он удивлен, когда посредник папы отвечает: "Идет, по рукам". Не знает Исиасо того, что Ватикан давно наклеил на него ярлык смутьяна и желает спровадить из Рима. По пути домой корабль бросает на день якорь у необитаемого островка. Исиасо спрашивают, не желает ли он сойти на берег и увидеть истинный рай на земле. Он соглашается. С матросом добирается на берег в шлюпке. Они гуляют по острову, но вдруг Исиасо обнаруживает, что остался один. А вернувшись на берег, видит, что матрос в шлюпке гребет к кораблю.
      Корабль поднимает якорь и отплывает, бросив его на островке. Таков был план с самого начала. Его хотели спровадить из Рима, но слишком боялись его якобы магии, чтобы просто вышвырнуть из города. А так они получили шахматы и от хозяина избавились, но, согласно легенде, он проклял злосчастные фигуры. В легенде также говорится, что если играешь за демоническую сторону, никогда не проиграешь. Можно сесть играть с Гарри гребаным Каспаровым и победить. Но при этом тот, кто владеет шахматами, кончен, прикончен, четвертован, распят. Меченый человек. Шахматы нельзя подарить, нельзя выкинуть. Уж ты мне поверь, я пытался, и на меня обрушивался просто ураган всякой дряни. Единственный способ избавиться - чтобы их у тебя украли, и по ходу дела должна пролиться кровь. Если умрешь, пока они у тебя, рая тебе не видать.
      - Ну, что скажешь? - спросил Ленн. - Могилой матери клянусь, это чистая правда. - Он снова налил нам обоим. - И самое крутое, что все это я сам раскопал. Господи, да я же мог и школу, и колледж закончить.
      - Значит, ты веришь в проклятие? - спросил я.
      - Не стану надоедать тебе рассказами, сколько раз я пытался их выбросить.
      - Но ты вроде не проклят.
      - Как посмотреть. Погляди на меня. Я развалина. Печень у меня ни к черту. За последний год я пять раз лежал в больнице. Мне сказали: если не брошу пить, очень скоро помру.
      - А как насчет какой-нибудь клиники, где избавляют от зависимости?
      - Пытался, - пожал плечами он. - Просто не могу остановиться. Это часть моего проклятия. Я торчу тут каждый день, напиваюсь, неважно чем, и пялюсь на фреску. Такой же выброшенный жизнью изгой, как Исиасо. Глупо, конечно, но клянусь, это его рука на стене - в углу, у туалета… Ни с одной женщиной у меня ничего путного не вышло, все планы изменить жизнь кончились ничем. Я медленно себя убиваю. Видишь? - Он поднял футболку, показывая дряблое тело. - Шрам прямо у меня над сердцем, и оно отравлено.
      - Даже не знаю, что сказать. Ты был добр ко мне, когда я был ребенком.
      - Спасибо. Если сумею когда-нибудь избавиться от фигур, это будет хотя бы пушинкой на весах в мою пользу.
      Поднявшись, он отошел за стойку, а когда вернулся, в руках у него была шахматная доска, на ней - золотые фигуры. Он положил ее на стол между нами.
      - Какая красота! - вырвалось у меня.
      - Слушай, тебе пора домой, - сказал он в точности так же, как много лет назад. - Позавчера сюда заходила пара громил, и я поманил их фигурами, сказав, сколько они стоят и что я все время держу их за стойкой. Время уже за полночь, и есть шанс, что они объявятся. Знаю, старик позволил Марии их увидеть и про них рассказал по той же причине… Может, они клюнут. У меня еще остался порох в пороховницах, как в старике Десне, и мы устроим хорошую бучу.
      Я встал. После бутылки коньяка, которую мы прикончили под его рассказ, ноги держали меня плохо.
      - А другого выхода нет?
      Он покачал головой.
      Повернувшись, я в последний раз посмотрел на фреску, поскольку знал: больше сюда не вернусь. Бобби тоже на нее уставился.
      - Знаешь, - сказал он, - готов поспорить, ты всегда думал, что малый в лодке пытается попасть на остров, да?
      - Ага.
      - Правда в том, что все эти годы он пытается сбежать. Эти красотки кажутся тебе женщинами, но сосчитай их. Их столько же, сколько фигур на доске.
      - Надеюсь, у него получится, - сказал я и пожал Бобби руку.
      Выйдя из "Тропиков", я постоял немного на тротуаре. Ночь выдалась холодной, и я вспомнил, что до осени осталась всего неделя. Подняв воротник, я пошел к дому, безуспешно вызывая в памяти тепло нарисованного рая. Но думать мог лишь о своем старике, который сидит в качалке и улыбается, как Будда, а мир, который он знал, медленно исчезает.
      Когда я свернул с Хайби-лейн к своему кварталу и уже почти подошел к дому, где-то в отдалении раздался выстрел.
      Перевела с английского
      Анна КОМАРИНЕЦ
      © Jeffrey Ford. A Night in the Tropics. 2004. Публикуется с разрешения автора.
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

19.08.2008