Наблюдение 117.Фетишизм обуви с половым извращением.
      X. пишет: «На 16-м году у меня возникла эрекция при виде изящной дамской обуви, особенно на высоком французском каблуке. Во время пребывания на курорте одна дама заметила, что меня возбуждает ее элегантная обувь. Она пригласила меня к себе, угостила печеньем и вином. Затем она сказала мне, что из меня выйдет прелестный паж, и начала меня одевать, дала мне длинные шелковые чулки, атласные башмачки с высоким каблуком, зашнуровала меня и поверх надела рубашку с кружевами. У меня, конечно, появилось сильное сладострастное чувство, и я до сих пор не могу забыть впервые испытанного мною ощущения от того, что я стою на высоких каблуках. Затем она в утомленной позе прилегла на диван, привлекла меня на себя и мастурбировала со мной. Мое несчастье на совести этой женщины. Эти сцены повторялись, она сделала мне костюм из трико, и в третий раз имел место половой акт, который я совершил с невероятным наслаждением. Так как я там был вне надзора, то часто проводил полночи в объятиях этой Мессалины. Мне достаточно было коснуться высоких каблуков, чтобы тотчас появлялась эрекция; равным образом она приходила в возбуждение от моего одеяния. Для своего удовлетворения я стал прибегать к онанизму, причем я представлял себе костюмы и красивую обувь или даже, рисуя довольно хорошо, изображал все эти «сцены с пажем» в сумасшедших картинах. Поступив в университет, я сделал себе прекрасный гардероб, причем имел 100 пар различной обуви самого фантастического характера. Оставаясь один, я надевал определенные костюмы и онанировал перед зеркалом. Однако это меня не удовлетворяло. Я стал посещать «веселые дома» и наибольшее сладострастие испытывал тогда, когда я в своем костюме был с двумя девушками, одна из которых, сидя поверх меня, вводила мой пенис во влагалище, другая же исследовала пальцем мой задний проход1. До этого я был вполне гетеросексуален; ухаживал на улицах только за женщинами, причем я всегда носил особые сапоги с высоким подъемом. От мужчин, которые часто смотрели на мои ноги, я их скрывал. Когда мне было 24 года, однажды проститутка сказала мне: «Если тебя увидит один господин, который придет в понедельник, он с ума сойдет». Господин этот, 40 лет от роду, был страстный любитель обуви, и его высшим стремлением было полюбить красивого молодого человека с нежными членами, в определенном костюме. Проститутка должна была одеться как конюх, изображать у себя мужской член и т. д. Это сообщение меня очень взволновало, так как моей главной страстью было кокетство. Я с гордостью подумал, что своей фигурой, своими ногами я могу побеждать и мужчин, и позволил дать этому господину мою фотографию. Последний был в восхищении и обещал мне через девушку огромную сумму денег, если я ему понравлюсь. Я знал о педерастах из эротических книг, до сих пор никакого сладострастного чувства к ним не испытывал; все это изменилось в одну ночь. Я отказался, конечно, от всяких денег, потребовал только у него новый костюм и обувь; он мне все это предоставил в роскошнейшем виде. В этом костюме, состоявшем только из шелковой кружевной кофточки, надетой на голое тело, из красивого парика, шелкового шарфа, который прикрывал гениталии, но оставлял открытыми ягодицы; с обнаженными ногами, в коротких шелковых чулках и в роскошных ботинках ожидал я его у этой проститутки. Он пришел и был в восхищении. Раздевшись, он крепко обнял меня и пытался ввести пенис в мое анальное отверстие. Я охотно подчинился ему, и у меня явилось неудержимое желание испытать введение пениса, оставаясь в пассивной роли; однако у него наступила преждевременная эякуляция, он упал на меня и лепетал любовные слова; между тем женщина удовлетворяла меня, вводя мой пенис в рот. С этой ночи, когда я убедился, какое впечатление я могу производить на мужчину, я стал как бы раздваиваться. Моим членом завладевала женщина, совокупление с которой доставляло большое наслаждение, анальное же отверстие я предоставлял в распоряжение мужчины1. Моей мечтой стало беспомощно лежать в объятиях сильного мужчины, который восхищен моим костюмом, моей обувью, моими красивыми формами. Самое восхитительное для меня — я сам в сумасшедшем костюме совершаю совокупление с женщиной, в то время как в моем анальном отверстии находится мужской член2. Я стал кокетничать и с мужчинами. Я носил узкий шелковый сюртучок, тонкую с довольно сильным вырезом рубашку, штаны, которые суживали и тесно облегали ягодицы и бедра, и изящные ботинки на высоком каблуке. На улице при ходьбе высокий подъем ботинок не был заметен, но когда я нахожусь в ресторане, театре, в вагоне и вижу мужчину, который, по-видимому, мною интересуется, то начинаю с ним кокетничать и постепенно показываю ему мои прелестные ботинки. И вы не поверите, сколь многие едва могут отвести от них свои полные восхищения взгляды».
       Наблюдение 118.X., 24 лет, из наследственно отягощенной семьи (брат матери и отец — душевнобольные, одна сестра страдает эпилепсией, другая — мигренями, родители — люди раздражительные), в период прорезывания- зубов были судороги, на 7-м году начал под влиянием служанки заниматься онанизмом. Впервые испытал наслаждение при этой манипуляции, когда девушка нечаянно коснулась ногой, обутой в башмак, его пениса3.Вследствие этого у мальчика создалась соответствующая ассоциация, и для него достаточно было только увидеть женский ботинок или даже в конце концов вызвать его в фантазии, чтобы прийти в половое возбуждение и получить эрекцию. Таким образом, он онанировал, или глядя на женскую обувь, или представляя себе ее. В школе вызывали у него сильное возбуждение башмаки учительницы, в особенности такие, которые отчасти были скрыты длинной юбкой. Однажды он не мог удержаться, чтобы не прикоснуться к башмакам учительницы, что вызвало у него сильное половое возбуждение. Несмотря на наказания, он продолжал это делать. Наконец выяснилось, что причина носила болезненный характер, и его передали учителю. Тогда он стал восстанавливать в памяти сцены с обувью учительницы и получал при этом эрекцию, оргазм, а с 14 лет и эякуляцию. При этом он мастурбировал, думая о женской обуви. Однажды у него появилась мысль увеличить свое наслаждение и воспользоваться подобной обувью для мастурбации. Он начал тайно похищать башмаки и пользоваться ими для данной цели. При этом ничто в женщине не вызывало у него полового возбуждения; мысль о половом акте наполняла его ужасом. Мужчины также его совершенно не интересовали.
      На 18-м году он открыл лавку, где между прочим торговал обувью. Он испытывал половое возбуждение, когда примерял покупательницам башмаки или мог манипулировать с уже ношенной дамской обувью. Однажды в это время с ним случился эпилептический припадок, вскоре повторившийся, когда он обычным способом онанировал. Тогда он понял, какой вред он приносит этим своему здоровью. Он стал бороться со своей привычкой, перестал продавать обувь и старался освободиться от болезненной ассоциации между женской обувью и половыми функциями. У него появились частые поллюции и эротические сны, касавшиеся женской обуви; не прекращались и эпилептические припадки. Хотя он не испытывал никакой половой склонности к женскому полу, он все же решил жениться, так как женитьба казалась ему единственным средством спасения.
      Он женился на красивой молодой женщине. Несмотря на сильную эрекцию при мысли о башмаках своей жены, все попытки совершить половой акт были неудачны: отвращение к нему, вообще к интимному общению оказалось сильнее влияния представления об обуви, возбуждавшего его половую сферу. По поводу своей импотенции он и обратился к доктору Хэммонду, который прописал ему бром против эпилепсии и посоветовал ему повесить над брачным ложем башмак, смотреть на него во время совокупления и вообразить свою жену башмаком. Больной освободился от эпилептических припадков, сделался потентным, так что почти каждые 8 дней мог иметь половой акт. Его чувственное возбуждение, появлявшееся при виде женской обуви, также стало уменьшаться (Hammond.Sexuelle Impotenz Jbers. von Salinger, 1889. S. 23).
      Оба эти случаи фетишизма обуви, которые, как и вообще проявления фетишизма, имеют в основе явные субъективные случайные ассоциации, не представляют в смысле объективных явлений ничего особенного, так как в первом случае речь идет о частичном влиянии общего впечатления, производимого женщиной, во втором — о частичном влиянии, которое оказывает определенная возбуждающая манипуляция.
      Однако приходится наблюдать и другого рода случаи — до сих пор таких случаев было известно два, когда ассоциация, давшая толчок, не имела никакого отношения ни к особенностям объекта, ни к предметам, нормально вызывающим раздражение.
       Наблюдение 119.Фетишизм обуви. Случай касается человека, которого Курелла в своей «Естественной истории преступника» («Die Naturgeschichte des Verbrechers». S. 213) характеризует как обманщика, из корыстных соображений симулирующего нервное заболевание. Автор приходит к иному выводу.
      О. родился в 1865 г., бывший кандидат богословия, подвергался судебному преследованию за мошенничество и нищенство, из наследственно отягощенной семьи, одержим фетишизмом обуви: с 21 года им время от времени овладевает непреоборимое, не отступающее перед опасностью утраты всего самого ценного и видов на будущее влечение убежать и предаться пьянству и мечтаниям. Отбывая воинскую повинность, он также провинился, убежав со службы, и проявлял признаки поведения дегенератов, чем повергал в крайнее недоумение свое начальство, привыкшее ценить его образцовое поведение в другое время. О. наконец был освидетельствован военным врачом, который дал заключение, что пациент подвержен «периодическому помешательству» на почве наследственности, вследствие чего «прирожденный преступник» за негодностью был уволен с военной службы.
      Впоследствии он падал все ниже и ниже, сделался бродягой, мошенничал и повторно побывал в доме умалишенных.
      Автор констатировал весьма сильную асимметрию черепа, удлинение правой ноги по сравнению с левой и т. д.
      Начало своего фетишизма обуви О. относит к 8-му году жизни. В школе он тогда часто ронял на пол предметы с целью приблизиться к ногам учительницы. Весьма вероятно его заявление, что к побегам его вынуждал случайно возникавший образ женского башмака, неотвязно и крайне мучительно его преследовавший.
      Эта несчастная страсть и привела его к погибели; за свои проступки О. считает ответственным себя самого.
      Посредством остроумного опыта я убедился, что этот фетишизм действительно имеет место. Курелла же, не вдаваясь в подробности, счел заявление о фетишизме обманом, предполагая, по примеру некоторых новых критиков трудов по вопросам об извращениях половой жизни, что больной просто почерпнул эти сведения из чтения моей книги.
      Однако О. упомянутой книги не читал. Относительно дальнейшего разбора причин, приведших Куреллу к постановке неверного диагноза, читатель может справиться в оригинале.
      В соответствии с уровнем, достигнутым наукой, мое мнение базируется на наследственной отягощенности, деформации черепа и других признаках вырождения, половом извращении в связи с периодически возникавшим психическим состоянием, во время которого овладевающее больным извращенное влечение выражается в насильственных идеях и поступках. Но и в промежуточные периоды О. нельзя считать ответственным за поступки, так как он обнаруживает и другие нервные расстройства и аномалии психики в виде моральных отклонений, что представляется проявлением его общей наследственно-психопатической организации.
      О. страдает прирожденным дегенеративным психозом и должен быть рассматриваем как угрожающий общественной безопасности больной (Alzheimer.— Archiv fur Psychiatrie, XXVIII. 2).
       Наблюдение 120.Л., 37 лет, приказчик, из наследственно отягощенной семьи, в 5 лет испытал первую эрекцию, наблюдая, как спавший с ним в одной комнате старший родственник надевал ночной колпак. То же произошло, когда он впоследствии видел, как старая прислужница надевала ночной чепец. Впоследствии для получения эрекции достаточно было представления о голове старой, некрасивой женщины в ночном чепце. При виде чепца или обнаженной женской фигуры Л. оставался совершенно равнодушным, но прикосновение к чепцу вызывало эрекцию, иногда даже эякуляцию.
      Л. не мастурбировал и до 32 лет, когда он женился на красивой, любимой девушке, не жил половой жизнью.
      В брачную ночь он не испытывал никакого возбуждения, пока не прибег к помощи образа старой, некрасивой женщины в чепце. Половой акт тотчас же удался. Впоследствии он всегда был вынужден прибегать к этому образу. С детства у Л. временами были приступы тяжелого настроения с мыслью о самоубийстве, иногда ночью — тяжелые галлюцинации. Л. не мог смотреть из окна без чувства страха и головокружения. Он был неловкий, странный, застенчивый, умственно малоодаренный человек (Charcotet Magnan.— Archives de neurologie, 1882, № 12).
      В этом странном случае, по-видимому, влечение возникло под влиянием случайного совпадения во времени первого полового чувства с восприятием гетерогенного предмета. Не менее странный пример случайного, ассоциативного фетишизма приводится у Хэммонда (указ. соч., с. 50). У женатого, в основном здорового и психически нормального человека половая способность исчезла с переездом в новый дом и вернулась, когда было восстановлено прежнее устройство спальни.
      в)  Любовь к старым женщинам (геронтофилия)
      Вагнер описывает своеобразный вид фетишизма, при котором желание возбуждается не определенной личностью, а возрастом женщины. Это — любовь к старым женщинам с проявлениями садизма. Данный случай послужил предметом обсуждения на факультете и приводится нами в извлечении.
       Наблюдение 121.Любовь к старым женщинам, садизм, сомнительное убийство из-за сладострастия. Извлечение из документов.
      1 мая 1900 г. в деревне Ф., в Австрии, 64-летняя крестьянка Ш. была найдена на полу своей комнаты убитой. Обстоятельства не оставляли сомнения внасильственной смерти. На шее убитой грубый крестьянский платок был завязан простым узлом на уровне гортани, и платок был так сильно стянут, что на шее образовалась странгуляционная борозда в 2 см шириной. Вскрытие показало, что смерть последовала от удушения. Кроме того, на трупе были знаки, указывавшие на предшествовавшую удушению борьбу.
      К. был выслежен как предполагаемый виновник и 25 июня 1900 г. арестован в Австрии. О мотивах преступления свидетельствовали некоторые обстоятельства, ставшие известными при самом аресте. Оказалось, что окружной П-ский суд преследует К. за два изнасилования, совершенные им 16 июля и 8 августа 1899 г.
      Оба случая произошли следующим образом: 16 июля днем К. довольно много выпил и вечером был слегка пьян. При этом он испытывал некоторое половое возбуждение, поскольку он уже по дороге через местечко П. приставал к двум женщинам, которые, однако, его энергично прогнали.
      Дойдя до приюта для бедных, К. вошел туда, подсел к находившейся в сенях призреваемой А. Н., начал ее трогать и сделал ей гнусное предложение. Так как она сопротивлялась и хотела удалиться, К. опрокинул ее на пол, навалился на нее, завернул ей юбки и хотел изнасиловать. Он оставил ее только тогда, когда на крики явилась на помощь другая женщина. На первом допросе К. оправдывался тем, что был пьян и ничего не помнит о происшедшем. Для оценки вменяемости К. важно, что он спрашивал двух парней, встретившихся ему на улице тотчас же после описанной сцены, не слыхали ли они крики.
      Второе изнасилование произошло следующим образом:
      В этот день, 8 августа 1899 г., К. также пьянствовал; по выходе из трактира в местечке Л. на Дунае он украл челн, в котором и спустился вниз по реке до местечка Е., здесь он причалил и вступил в разговор с работавшей в поле недалеко от берега 76-летней Е. В этом разговоре он пытался ее склонить за вознаграждение в 20 крейцеров к половому акту. Так как Е. отказывалась, он бросил ее наземь, лег на нее, обнажил свой член и пытался оголить ее живот. Поскольку Е. стала сопротивляться и кричать, К. нанес ей побои, и, когда привлеченный криками явился на помощь какой-то мужчина, К. оставил ее, толкнул ее еще несколько раз и уехал в своей лодке. И на этот раз К., заявивший арестовавшему его жандарму, что он побил Е. из злости, оправдывался после тем, что он ничего не помнит; притом он даже не утверждал, что был пьян при совершении преступления, а заявлял, что напился после, и вспоминал свои поступки, последовавшие тотчас за попыткой изнасиловать Е. Как выяснилось, К. поехал дальше вниз по реке до У., высадился у трактира, продал украденный челн за 4 гульдена и во время этой сделки вовсе не производил впечатление пьяного человека. Впрочем, на последующем допросе К. признал, что помнит о том, что предлагал 20 крейцеров.
      За несколько лет до этого с К. произошло следующее: 11 сентября 1894 г. он в качестве пожарного принимал участие в тушении пожара в Р. и после этого изрядно выпил по случаю предоставленного одним крестьянином дарового угощения. Когда К. с пожарной трубой ехал домой в местечко Ро., он был пьян; свидетельские показания о степени его опьянения, однако, расходятся. К. вошел в одно жилище в Ро., где были дома одни дети, вел себя здесь очень странно, и цель его прихода для присутствовавших осталась непонятной.
      Далее он отправился в дом к 64-летней старухе К., которая страдала зубной болью, лежала в кровати и была очень недовольна его посещением. Сперва он рассказывал о пожаре, затем спросил у К. колодку для снимания сапог; когда ему К. объяснила, что у нее таковой не имеется, он снял сапоги. Затем он изнутри запер дверь. Пройдясь несколько раз взад и вперед по комнате, он схватил одеяло К., вероятно с целью его сдернуть. В ответ на ее требование оставить ее в покое К. схватил старуху за горло и стал ее душить и перестал только тогда, когда у окна появилась услыхавшая возгласы сожительница К. и окликнула К. Тогда он оставил К., отпер дверь и, обменявшись несколькими словами, удалился. К. хотела дать делу такой оборот, будто он покушался на ее деньги, но свидетели констатировали, что прореха брюк К. была открыта, что в достаточной степени обличает его намерения.
      К. по этому случаю был присужден к четырехнедельному аресту.
      Изложенные факты делали вероятным предположение, что и убийство Ш. произошло по мотивам сладострастия, и такое предположение впоследствии нашло подтверждение. К. долго с большим упрямством отрекался от убийства Ш.
      Когда 11 марта 1901 г. дело подверглось судебному разбирательству, К. сначала пытался поддержать свое отпирательство и защищался с большим присутствием духа; но когда на 2-й день судебного процесса почти все лица, видевшие предполагаемого убийцу Ш., опознали К., последний, по предложению председателя, полностью сознался.
      Он сообщил, что явился утром 1 мая в дом Ш. и попросил поесть, что ему и было дано. Пока он сидел у Ш. и разговаривал, им овладело половое возбуждение, и он потребовал от Ш. сближения. Когда Ш. отказалась, он бросил ее на пол, и, поскольку она сопротивлялась и кричала, он ее несколько раз ударил рукой по голове. Так как она продолжала кричать, он, рассердившись, задушил ее платком, который был у нее на шее. Каким образом он затянул платок, он не помнит, так как был вне себя. Убивши Ш., он ушел, сапоги, которые он захватил с собой, стояли у двери. Далее К. рассказал, как он продал сапоги, как он на пароме переехал в Е., побрился, сообщил о том, что он еще делал в этот день. По заявлению прокурора после этого признания была назначена экспертиза душевного состояния обвиняемого.
      На допросе 12 марта 1901 г. К. рассказал с еще большими подробностями о своем поступке. Сидя рядом с Ш., он почувствовал сильное желание; он схватил ее и уговаривал ее уступить ему. Так как она отказывалась, он бросил ее на пол, отвернул ей платье, вынул свой член, раздвинул ей ноги и лег на живот. Так как она продолжала кричать, отталкивала его и дергалась туловищем то туда, то сюда, он стал ее бить и душить за шею. Проник ли он в ее половой орган и произошло ли у него семяизвержение, он не помнит.
      После того как он ее душил (о платке К. на этом допросе не упоминал), она сделала еще несколько дыхательных движений и умерла.
      К мертвой он больше не прикасался, так как боялся покойников. Он только поправил ее платье и привел самого себя в порядок. На этом допросе он утверждал, что не помнит, где им были взяты сапоги; у него действительно были три пары сапог, но где он их взял, он не помнит. Забывчивость свою он объясняет тем, что после убийства у него все мысли в голове спутались. У него решительно не было намерения убить женщину, он хотел ее только оглушить, чтобы овладеть ею.
      Преступление К. представлялось в особенно мрачном свете вследствие того обстоятельства, что за период с 1897 по 1900 г. в Австрии было совершено 1 убийств женщин в возрасте от 53 до 68 лет. Все эти женщины были найдены под открытым небом задушенными; две из них еще были поражены ударом ножа в сердце. Во всех этих случаях возникало предположение об убийствах по мотивам сладострастия; в трех случаях имелись признаки совершенного совокупления, в одном из этих случаев половая щель была разорвана, у двух женщин был распорот живот от половых органов до пупка, у одного трупа часть половых органов была вырезана. Еще мрачнее стало положение, когда 19 марта содержащийся в одной камере с К. заключенный показал, что он однажды подслушал, как К. громко говорил во сне, и слышал, как последний упоминал о местности Г. (где было совершено одно из описанных убийств), далее — о двух убийствах, которые нужно скрыть, дабы их обоих не повесили (К. говорил так, будто он обращался к какому-то сообщнику); затем он говорил что-то об омовении рук, и «погляди, какая у нее большая»… Относительно убийства в Г. скоро было установлено, что К. не мог быть его виновником, так как в то время, когда преступление было совершено, он был арестован окружным судом. Дальнейшие расследования не привели к положительным результатам, так как одни свидетели, видевшие предполагаемого убийцу, опознали К., между тем как другие решительно отрицали тождественность К. с искомым лицом.
      Когда на допросе 9 июня 1901 г. энергично убеждали К. во всем сознаться и прочли ему сильно обличающие его показания свидетелей, К. пришел в состояние сильного возбуждения, кричал и плакал и как-то растерянно воспринял предъявленные ему обвинения.
      О прежнем образе жизни К. рассказывали следующее. Родился он в 1873 г., следовательно, ему было 29 лет; ко времени его рождения родители были уже преклонного возраста (отцу 63 года, матери 40 лет); данных, указывающих на плохую наследственность, не оказалось. Он прилежно 8 лет учился в народной школе, но успехи были незначительные, как говорили, потому что он ничего не удерживал в памяти. В свидетельстве К. об окончании школы значится: по естественной истории и естествознанию неудовлетворительная отметка, по арифметике, географии и истории — не вполне удовлетворительная, прилежание — малое. Но нравственное поведение его в то время было удовлетворительное.
      После школы К. поступил к щеточнику, но оказался непригодным; он поступил на работу в каменоломню и с того времени работал поденщиком или матросом.
      20 лет К. взяли на военную службу, и за 3-летний срок он не сделал никаких успехов по службе; учебную команду он посещал также без достаточного успеха, 11 раз он был наказан.
      В гражданском состоянии К. тоже несколько раз подвергался наказаниям. После увольнения с военной службы до дня ареста он вел беспокойную жизнь, часто не имел работы; за это время, то есть менее чем за 3 года, он, как видно по рассеянным в его бумагах данным, менял более 15 раз места службы, на многих он оставался самое короткое время.
      В остальное время он много бродил. 6 раз он был в больнице и провел там в общей сложности 7 месяцев, по крайней мере 2 месяца он пробыл в заключении.
      Работоспособность К., то есть прежде всего его способность что-либо изучить, no-видимому, была очень невелика: его можно было употребить только для самой простой поденщины; даже к крестьянскому труду, требующему известной ловкости и умения, К. был неспособен.
      Судебные врачи дали заключение, что обвиняемый страдает в легкой степени идиотизмом и что он вследствие недостаточного развития морального чувства, обусловленного умственной неразвитостью, не может считаться вполне вменяемым, следовательно, не может в полной мере отвечать за свои поступки.
      Специалисты разъяснили, что под «идиотизмом» они имеют в виду слабоумие, недоразвитость, именно такую степень слабоумия, которая не уничтожает вменяемости обвиняемого.
       При осмотре К. сознался, что он повторно добивался и достигал половых сношений со старыми женщинами, кроме того, он дал важное показание, что 17 лет он в первый раз имел половой акт, будучи соблазнен старой женщиной.
      Отзыв был следующий:
      1. К. в легкой степени слабоумный, психопатически недоразвитый субъект; но умственная неразвитость не достигает степени, освобождающей его от уголовной ответственности.
      2. Находился ли К. при совершении преступления в состоянии патологического помрачения сознания, не удается установить.
      3. В настоящее время К. страдает истерией, и наблюдаемые у него расстройства речи и походка, если только они не вызываются злым умыслом, должны рассматриваться как проявления указанного заболевания.
      Истерия К. поддается лечению и не устраняет наказуемости, хотя при определении меры наказания она должна быть принята во внимание.
      10 мая 1902 г. К. был помещен в исправительное заведение Г., и 13 июня 1906 г. был переведен в исправительное заведение С, для отбывания пожизненного заключения.
      Врач исправительного заведения С. сообщал, что К. показывает признаки легкой степени слабоумия, мало разговаривает и хорошо уживается с прочими заключенными.
      Как о достойном упоминания обстоятельстве врач сообщает об одном замечании К., которое последний, сидя на окне и заметив проходящую довольно старую женщину, пробормотал про себя, предполагая, что его никто не слушает: «Эту бы еще можно поставить, ей можно было бы еще всыпать».
      Из сообщений директора заведения, который в течение 3 с половиной лет наблюдал К., явствует еще следующее:
      К. во время заключения вел себя образцово. Он ни разу не подвергался дисциплинарному взысканию за нарушение внутреннего распорядка в заведении, что бывает весьма редко.
      Он производит впечатление человека, в полной мере сознающего тяжесть своего преступления, считающего меру наказания правильной, поэтому примирившегося с обстоятельствами и как будто бы нашедшего в этом, конечно, относительное, успокоение.
      Признаков недостаточности или спутанности памяти, затруднения речи и т. п. не наблюдалось. Также никогда не удавалось обнаружить у него половое извращение.
      Следует еще упомянуть о большой привязанности К. к своей матери: чтобы находиться ближе к ней и чтобы она могла его посещать, он денежными пожертвованиями добился перевода из Г. в С.
      г)  Ткань в роли фетиша
      Существует третья группа фетишистов, фетишем которых является не часть женского тела или платья, а определенная ткань или материал, который, вне зависимости от применения его в одежде женщин, может вызывать или усиливать половые ощущения. Обычно такую роль играют меха, бархат и шелк.
      Эти случаи отличаются от ранее описанного фетишизма обуви тем, что материал не имеет определенного отношения к женскому телу (как, например, дамское белье) или его частям (например, башмаки и перчатки) с их дальнейшим символическим значением.
      Этот фетишизм, охватывающий целую группу однородных предметов, не может так же быть сведен к случайной ассоциации, наподобие стоящих совершенно особняком случаев с ночным колпаком и обстановкой спальни. Остается допустить, что происхождение этого фетишизма обусловлено у некоторых субъектов с повышенной чувствительностью определенными тактильными ощущениями (может быть, ощущение легкого щекотания, родственное сладострастному ощущению).
      Приведем самонаблюдения человека, одержимого этим странным фетишизмом.
       Наблюдение 122.Н., 37 лет, из невропатичной семьи, сам невропатической конституции.
      «С ранней молодости мне свойственна глубоко укоренившаяся страсть к мехам и бархату; они вызывают у меня половое возбуждение, вид их и прикосновение доставляют мне сладострастное наслаждение.
      Я не вспоминаю никакого события, которое вызвало бы эту странную склонность (как, например, совпадение во времени появления первого полового влечения с их восприятием, или же первое возбуждение, вызванное одетой в них женщиной); вообще я не помню происхождения моей страсти.
      Этим я не исключаю возможности такого события, случайной связи первого впечатления и основанной на нем ассоциации, но не считаю такое стечение обстоятельств вероятным, так как полагаю, что оно глубоко врезалось бы в мою память.
      Я знаю только, что, будучи еще малым ребенком, я живо стремился к тому, чтобы видеть и поглаживать меха, и испытывал при этом смутные сладострастные ощущения. С первым пробуждением половых представлений, то есть как только мои мысли обратились к женщине, у меня уже проявлялось влечение к женщинам, одетым в меха.
      Таким я оставался и в зрелом возрасте. Женщина, одетая в меха или бархат или в то и другое одновременно, возбуждает меня сильнее всякой другой.
      Названные объекты, однако, не представляют непременного условия возбуждения; желания мои возбуждаются и обычными прелестями; но вид, а главным образом прикосновение этих фетишей, подчеркивает в моих чувствах привлекательность женщины и повышают эротическое наслаждение.
      Часто вид хотя бы несколько привлекательной женщины, одетой в бархат или меха, меня сильно возбуждает и совершенно увлекает. Уже созерцание моего фетиша дает мне наслаждение, гораздо больше — прикосновение к нему. (При этом острый запах меха для меня безразличен, скорее неприятен, я переношу его только вследствие ассоциации с зрительными и осязательными ощущениями). Я страстно желаю прикасаться к меху или бархату на женском теле, поглаживать их, целовать, зарыться в них лицом. Высшее наслаждение я испытываю, когда во время акта вижу и чувствую свой фетиш на плече женщины.