Атипичная пневмония

Алексей Фомин

Атипичная пневмония

Глава 1

Виктор Петрович Колосов перевернулся на бок и открыл глаза, разбуженный собственным храпом. Солнечный луч, пробиваясь сквозь неплотно задернутые шторы, светил прямо в глаза. На часах было шесть пятьдесят пять. Виктор Петрович поднялся, потянулся, сделал несколько наклонов вперед и вбок, помахал руками, изображая некую пародию на бокс, натянул штаны и поплелся на кухню. По дороге заглянул в комнату сына: «Михаил, подъем!» Наполнив чайник водой, щелкнул выключателем. Нажал пятую кнопку на телевизионном пульте и принялся готовить бутерброды с ореховой пастой и джемом. Телевизор ожил и стал вещать политкорректным голосом диктора из «Euronews»: «…будет подписано соглашение об установлении контроля ОБСЕ за ядерными объектами как гражданского, так и военного назначения на территории Российской Федерации. Таким образом, сегодня, 22 мая 2015 года, будет завершен первый этап интеграции России в общеевропейские структуры, начатый два года назад соглашением о контроле над источниками энергии и энергоносителей, а также путей их транзита на Запад. Данное соглашение, подписанное на саммите Большой Восьмерки, позволит России наиболее эффективно участвовать в международном разделении труда и …»

– Сволочи, – процедил сквозь зубы Колосов.

Видеоряд в этот момент был заполнен благостными, улыбающимися лицами лидеров Большой Восьмерки, поцелуями, объятиями, дружескими рукопожатиями и похлопываниями.

Мишка ввалился на кухню всклокоченный, заспанный, в одних трусах.

– Ты чего ругаешься, пап?

– Да вот, смотрю, как они вас продают.

Роман их вспыхнул, как хорошо просушенная вязанка хвороста. Как правило, выходные Марина проводила в загородном доме у Вахрушина, да и когда он приезжал на неделе в Москву, они умудрялись иногда встречаться. Маринин супруг начал стремительно расти и занимал уже должность руководителя департамента потребительского рынка в правительстве Москвы.

– Лиза, мы чертовски проголодались. Что у нас с обедом? – спросил Вахрушин, войдя в дом.

– Все готово, Никита Никитич. Через тридцать секунд подаю.

– Ну и отлично.

Лиза, женщина 55 лет, выполняла в доме Вахрушина обязанности и кухарки, и прислуги, и секретаря. Она работала с ним уже давно, и после его выхода на пенсию последовала за ним в эту добровольную ссылку.

Обедали молча. Марину тяготило это неожиданное, тяжелое молчание:

– Лиза, а что у нас на второе?

Лиза, убирающая посуду после первого блюда, откликнулась:

– Эскалоп из молодой свинины и картофельные крокеты.

– Лиза, вы у нас волшебница. Китыч, ты чего молчишь?

– Пообедаем и поговорим. Нам нужно с тобой кое-что сегодня обсудить.

После обеда они устроились в библиотеке. Мягкие кожаные кресла, вокруг книги с золочеными обрезами в шкафах от пола до потолка. В дальнем углу комнаты, у окна, стоял громоздкий письменный стол. Марина удобно расположилась в кресле. Кит Китыч достал из бара початую бутылку «Мартеля», два больших, пузатых бокала и поставил на столик перед Мариной. Плеснув коньяку в бокалы, он направился к письменному столу, достал из стоящего на нем ящичка гаванскую сигару, обрезал ее и, чиркнув спичкой, долго, сосредоточенно раскуривал. «Священнодействует», – усмехнувшись, подумала Марина.

Кит Китыч опустился в кресло напротив нее. В одной руке сигара, в другой бокал с коньяком.

– Завтра твоему мужу объявят о том, что в Москве вводятся продуктовые карточки, хотя называться это будет не столь откровенно – «гарантированная продовольственная корзина», сути вопроса это не меняет. Нормированному распределению подлежат хлеб, крупы, рыба. На подготовку им дадут 10 дней. 18 июня об этом будет объявлено народу. Ты понимаешь, что все это значит?

– Ну, надеюсь, на нас это не очень скажется.

– Естественно, твой муж как получал продукты в спецраспределителе, так и будет получать. Но сейчас я не об этом.

«Боже, за что мне такое наказание на старости лет, – думал Вахрушин, – я прекрасно понимаю, что она глупа, вздорна, к тому же изменяет мне с моим шофером. Но я ни дня не могу без нее прожить. Когда ее нет рядом, я постоянно думаю только о ней. Это непроходящее желание буквально разъедает мой мозг. Я становлюсь нормальным человеком, способным трезво мыслить, только когда она рядом и когда у меня есть возможность обладать ею. Я отравлен прямо какой-то подростковой гиперсексуальностью. Я становлюсь ее рабом. – Вахрушин сделал глоток коньяка. – Хотя…Что это я на нее взъелся? Да, она не понимает некоторых вещей, она просто не чувствует их важности. Ну и что? Я знаю многих серьезных и важных мужчин, удостоенных ученых степеней и званий, облеченных государственной властью, которые в еще меньшей степени, чем Марина, были бы способны осознать важность и серьезность того, что я хочу ей сказать. А она всего лишь слабая, но бесконечно прекрасная женщина».

– Это означает, как минимум, две вещи. Во-первых, ближайшие десять дней твоего мужа не будет дома. Работа ему предстоит колоссальная, так что ночевать дома ему будет некогда. Может быть, останешься у меня?

– Не-ет, Китыч, миленький, мне надо в Москву, а в субботу я к тебе приеду. А во-вторых?

– Во-вторых, милая, это означает, что нашему богоспасаемому отечеству пришел конец. Мы вернулись в ту же точку, из которой стартовали 30 лет назад. Только на другом качественном уровне, с гораздо худшими начальными условиями. Страна вдвое меньше, населения втрое меньше прежнего, национальное богатство разбазарено, разграблено, прожито, прогуляно в ниццах и куршавелях. Народ окончательно деградировал, отравленный алкоголем и наркотиками. В самом ближайшем будущем нас ждет элементарное одичание и, как следствие, массовое вымирание. Государственная власть в России попросту себя дискредитировала, народ никому и ничему не верит. Поэтому любые шаги власти, даже вполне разумные, по исправлению ситуации народ будет саботировать. Системный кризис. Бей, круши, грабь то, что верхи не успели разграбить. Война всех против всех.

– И… и что же нам делать, Ника? Ведь можно же что-то сделать? Уехать в Европу, в Штаты, в Канаду, в какую-нибудь Аргентину, наконец? А? – в глазах Марины загнанным зверем заметалась растерянность. – Я понимаю, у нас с Игорем нет счетов в западных банках, даже квартирки завалященькой где-нибудь в Марбелье купить не успели. Все откладывали, все думали – успеется, то квартира в Москве, то дом на Рублевке. Но кое-что накопить успели. Ты ведь поможешь нам? Ведь ты меня не бросишь?

– …Теоретически еще, конечно, можно перебросить деньги на Запад, но я бы, за исключением очень узкого круга лиц (хватит пальцев одной руки, чтобы их пересчитать), никому бы не советовал этого делать.

– Почему?

– Очень просто. Отнимут.

– Как это – отнимут? Кто отнимет?

– Видишь ли, эта история началась не сегодня и даже не вчера. Так что у меня есть основания так говорить. Когда мы приезжаем на Запад, я имею в виду представителей нашей власти, нашей элиты, за нами стоит вся мощь государства, хотя и изрядно уже потрепанная, но все-таки великая Россия. И тогда… И тогда с нами разговаривают на равных. И нам, ничтоже сумняшеся, кажется, что наша страна стала неотделимой частью мирового демократического сообщества, а мы, конкретные людишки, прочно стали частью мировой элиты. Ну, как же, мы отдыхаем на лучших мировых курортах вместе с мировыми знаменитостями (да что там, мы сами теперь мировые знаменитости), мы покупаем популярные футбольные клубы, мы скупили чуть ли не всю недвижимость в Лондоне и на средиземноморских курортах, приобретаем производственные активы по всему миру. Но все это, повторюсь, до тех пор, пока за твоей спиной Россия. Но как только ты становишься частным лицом и пытаешься устроить там свою частную жизнь, у тебя начинаются проблемы. Ведь кое-кто из моих бывших коллег уже хлебает тюремную баланду. Причем делает это не в Магадане, а где-нибудь в Аризоне. А капиталы их, так предусмотрительно размещенные в западных банках, конфискованы, как преступно нажитые.

– Китыч, ты преувеличиваешь. Ведь это единичные случаи. Далеко не все имели дело с западными кредитами. Очень многие сделали свои деньги исключительно в России, не имея с западниками никаких контактов. За что их сажать? А наши олигархи? Они все уже давно живут в Европе, в Москву только на работу летают. Лондон теперь – что твоя Рублевка в прошлом.

– Да, все так. Дети и внуки отправлены на Запад, денежки надежно попрятаны в разных уголках земного шара, у каждого по одному-два гражданства, кроме российского, про запас. Россия нужна нам только с одной целью – грабить ее. А когда наступит час «Ч», все «приличные люди» сядут в свои самолеты и отбудут в свое новое отечество. Но здесь они глубоко заблуждаются. Без России, сами по себе, они там никому не нужны. Более того, нашу элиту там считают социально опасной, как носителей вируса вырожденчества и социального разложения. Я уж не говорю о вполне конкретных преступлениях. Там, на западе, прекрасно помнят то, о чем мы за 30 лет «демократических реформ» подзабыли, а именно, из чьей шинели мы вышли. И шинель эта отнюдь не гоголевская, а феликсэдмундычева. Я говорю обо всей нашей элите: и политической, и экономической, что, впрочем, одно и то же.

Глава 2

Низкое серое небо придавило город. Мелкая морось повисла в воздухе. Время от времени дул порывами холодный северный ветер и, если бы не ярко-зеленая, изумрудная молодая листва на деревьях, можно было бы подумать, что на дворе то ли ранняя весна, то ли поздняя осень, но никак уж не начало июня.

Колосовская мастерская работала в напряженном ритме. Оба подъемника были заняты. Там возились Ринат и Николай Николаич. Во дворе, перед зданием мастерской, Семен Маркович и Пашка ковырялись в двигателе пожилой «девятки», а Колосов-младший, ныряя с тестером то под капот, то в салон синего «Гольфа», выискивал обрыв в электрической цепи.

– А тогда, помнишь, как раз начался нефтяной бум. И каждый день мне по телевизору рассказывают, что у них рост, что жить стало лучше, жить стало веселей. У них рост, а у меня каждый год оборот падает в разы. А налоги, зарплату людям, аренду хочешь – не хочешь надо платить регулярно. Вот и получается чистый убыток. Накопленный потенциал растаял, как дым, вместе с надеждами на развитие. Магазины позакрывал один за другим и, вообще, завязал с тряпками. Что я только ни пробовал после этого. Результат был один – отрицательный. Так я и докатился до палатки на продуктовом рынке. С палаткой этой одни слезы. Заработок – только с голоду не подохнуть, да срам прикрыть.

– Правильно. Так испокон веков и было. Получается, что нет нашего государства, нет и «квартирного вопроса». Заметь, что «квартирный вопрос» возник с появлением советской власти и существует до сих пор при ее преемниках. Да Бог с ним, с жильем, они не могут решить вопроса, который вообще никаких материальных затрат не требует. Дать каждому русскому человеку российское гражданство. «А вы, – говорят, – не в России родились, вам не положено российское гражданство». Да как же я мог родиться в России, если ваша же гребаная партия отправила моих родителей в Азербайджан? Знаешь, я раньше думал, что наши правители просто заблуждаются. Живут себе в хрустальных чертогах, не пачкают ног своих в пыли нашей грешной земли, жизни реальной не знают. Так и хотелось проорать им туда, в заоблачные эмпиреи: «Те, кого вы призываете работать на благо России, вовсе не хотят становиться членами российского общества, им чужда российская культура, они не уважают наших традиций, обычаев и нравов. Они решают исключительно свои задачи. А на Россию им, извините, наплевать. Опомнитесь, это плохо закончится. Посмотрите хотя бы на Косово. Там тоже начиналось с приглашения гастарбайтеров, а закончилось тем, что сербский народ потерял свою землю, колыбель своей цивилизации!» А теперь я уверен в том, что они прекрасно знают, что они делают. Они нас просто морят, как тараканов. Мы им мешаем одним своим присутствием на этой земле. Порой кажется, что мы и они – не одной крови, что наша элита – это не представители нашего же российского народа, а инопланетяне какие-то, тайком захватившие власть и теперь вытаптывающие плацдарм для массового вторжения.

Обратно возвращались молча. Свернув с кольца на Волоколамское шоссе, Сергей поддал газу, и старушка «Газель», утробно рыча двигателем, понеслась на предельной скорости.

– Ты не забудь меня к моему «малому бизнесу» подвезти, – напомнил Колосов.

Прощаясь, глядя прямо в глаза, он крепко пожал Сергею руку, искренне сказав: «Спасибо тебе».

Серые, усталые глаза, изможденное лицо, поникшие плечи, и столько боли за свой народ, за свою страну. «Господи, – взмолился Колосов, – научи нас, что нам делать».

Глава 3.

Ли Чен вел свой микроавтобус по Преображенке, напевая веселый мотивчик. Он ездил по этому маршруту уже пять лет и помнил не то что каждый светофор, а каждую выбоину на асфальте. Поэтому он мог позволить себе немного отвлечься от дороги и помечтать. Дела шли в гору. Чен уже смог нанять себе помощника. Машину вот сменил. Ей, правда, уже двадцать лет, зато – «Мерседес». И самое главное – он с женой и ребенком живут в комнате одни. Они теперь могут платить за комнату целиком, не входя в долю с семьей двоюродного брата, у которого было четверо детей. «Драконам» он вчера заплатил вперед за следующее полугодие, и их бригадир на радостях пообещал Чену через месяц сделать русский паспорт. Как это здорово. Это даже лучше, чем ехать ранним июльским утром по пустынной московской улице и видеть перед собой встающее красное солнце. Это позволит сэкономить больше тысячи долларов в месяц, которые Чен должен был платить жадным русским полицейским. Если так пойдет дальше, они с женой смогут снять отдельную квартиру, и прощай общежитие в Огородном проезде с его скученностью, толкотней и вечным страхом облавы. Да разве мог Чен еще несколько лет назад, когда он жил в своей родной деревне и от зари и до зари гнул спину на рисовом поле, на котором рождались и умирали многие поколения его предков, представить себе, что он станет успешным бизнесменом, уважаемым человеком и будет жить в большом, богатом европейском городе, и у него будет своя отдельная квартира?

Боря Бобцов, 28 лет от роду, работал мастером по вентиляции и кондиционированию в «Гипермолле» на юго-западе. Платили там хорошо, и Боря своим местом дорожил. Поэтому и ездил через всю Москву с северо-востока на юго-запад. До метро ему надо было ехать семь остановок. Автобусы ходят редко, забиты битком. Вот и сегодня: стоит Борис, держится за поручень, а к нему прижало какую-то толстую, коротконогую, совершенно квадратнообразную тетку. Уже почти доехали до метро, когда автобус резко затормозил, все пассажиры синхронно качнулись в сторону движения, а та самая тетка, чтобы не упасть, ухватилась за Борисову футболку и разодрала ее самым бессовестным образом. Хотела, видимо, схватиться за плечо, а получилось – за ворот. И сама же на него и наорала. Что делать? В таком виде ехать нельзя, непристойно, да и менты могут загрести. Возвращаться домой – опоздание на работу гарантировано. «А заскочу-ка я на Черкизовский и куплю что-нибудь дешевенькое, – решил Борис, – ведь здесь только мост перейти. Успею». Купил у китайца майку «Manchester United» с номером семь и фамилией Bobcat на спине. Привлекло то, что надпись созвучна с его собственной фамилией Бобцов. На работу Боря приехал во время, даже 5 минут в запасе оставалось. А сменщик ему сюрприз преподносит. В корпусе «А» полетел главный нагнетающий вентилятор. Правда, он уже разобрался, что к чему. Обмотки целы, похоже, надо пусковое реле заменить. Сменщик обещал домой не уходить, пока работу не закончат. Боря отметил приход, сунув личную карточку в считывающее электронное устройство, и, не переодеваясь, отправился помогать сменщику. Провозиться пришлось гораздо дольше, чем предполагали. Часа три с перерывами. Несколько раз пускали двигатель, он поработает минут 10 – 15 и… обрыв цепи. Начинай все сначала. Пока нашли перегрузку, пока устранили… Борин сменщик, человек уже немолодой, после суточного дежурства (да еще эта авария) явно вымотался. Вентилятор запустили окончательно, и присели там же, в вентиляционной камере, решили передохнуть полчасика, прежде чем выходить на раскаленную июльским солнцем крышу. Воздушный поток, создаваемый вентилятором, приятно охлаждал их разгоряченные, потные тела и бежал дальше по вентиляционным штрекам, через систему кондиционеров и по воздуховодам прямо в торговые залы. «Гипермолл», привлекающий покупателя сверхнизкими ценами, был, как всегда, переполнен. Невидимые глазу, но оттого не менее опасные, мириады вирусов «куриного гриппа», сдуваемые с мокрой Бориной футболки, неслись мощным потоком воздуха в торговые залы, где бродили сотни набивающих свои тележки покупателей.

Он познакомился с Игорем Кузьминым, когда тот был чиновником средней руки в префектуре Северо-Западного округа. Виктору нужно было оформить экологический сертификат на свою мастерскую, и Игорь ему помог. С тех пор, лет около десяти, и продолжалась их дружба – не дружба, а скорее взаимовыгодное сотрудничество. Правда, последние два года карьера Игоря стремительно пошла в гору, и он достиг таких высот, что колосовские услуги вроде бы были ему и ни к чему, но он по старой памяти заезжал ремонтироваться к Колосову.

– Петрович, посмотри, что-то ближний свет не работает. Дальний работает, а ближний – нет. Это машина жены. Представляешь, трое суток не был дома. Приезжаю на дачу, сидит мрачнее тучи. К первому попавшемуся прицепилась, и понеслось. И такой я, и сякой, и разэдакий. И бутики ей не бутики, и бриллианты – не бриллианты. И даже со светом у «Мерса» проблемы, все я виноват. Оказывается, пробовала получить Шенгенскую визу, на какие только клавиши не давила, а ее послали. Так чего беситься-то. Сейчас с Шенгеном у всех проблемы. Ну, я «Мерс» этот долбаный схватил и к тебе, от греха подальше. Может быть, успокоится пока.

Игорь Павлович, молодой человек тридцати пяти лет, всем своим видом свидетельствовал, что «жизнь хороша и жить хорошо», и даже небольшое брюшко и ранняя лысина не портили его, а как бы придавали его облику еще больше значительности и важности. Он был в темном рабочем костюме от «Бриони» и галстуке «Хьюго Босс». Ясное дело, улепетывал из дома в пожарном порядке, не успев даже переодеться во что-то менее официальное. Пока Михаил возился с «Мерсом», Игорь рассказывал Колосову-старшему о том, какой он заказал новый эксклюзивный «Бентли» и уже заплатил 700 тысяч долларов за него и на следующей неделе ждет доставки заказа. Частые телефонные звонки прерывали страстный рассказ Игоря о приобретенной новой игрушке, и в конце концов он попросту отключил свою трубку. Но веселое блямканье телефона снова прервало их беседу. На этот раз звонили Колосову. Игорь слышал, естественно, только колосовские реплики, но и по ним понял, что звонит Колосову близкий человек, и что Колосов этому страшно рад, и звонит издалека. Но по ходу беседы реплики Колосова становились все короче, лицо его становилось все более озабоченным. Когда разговор закончился, и Виктор захлопнул свою древнюю трубку, то выглядел он совсем уж озадаченным и даже, можно сказать, растерянным.

– Что-нибудь случилось? Кто звонил-то? – неделикатно поинтересовался Кузьмин.

– Да…знаешь ли… звонил мой старый армейский друг, – Колосов замялся, – кому-нибудь другому я ничего рассказывать не стал бы, но ты теперь сам, как говорится, носитель больших государственных тайн. Так что… Может быть посоветуешь что-нибудь. Он – серьезный бизнесмен. В масштабах области, а может быть, и всей России. Не знаю, врать не буду. Человек, очень близкий к губернатору. Ну, так вот…Он настоятельно советует мне с детьми переехать к нему. Говорит, что в Москве в ближайшем будущем возможны большие проблемы. Точнее ничего не сказал, нетелефонный, мол, разговор.

Кузьмин, посерьезнев так, что даже его круглое, с высоким из-за лысины лбом и пухлыми щеками лицо вдруг вытянулось и стало казаться враз похудевшим, спросил:

– А что у него есть там такое, чего нет в Москве? И где это?

– На Волге есть остров. Остров большой, километров двадцать в длину и десять-пятнадцать в ширину. Так вот этот остров принадлежит моему другу. Вообще-то, ему много чего там принадлежит, но на острове у него поместье. Вот туда-то он меня и зовет.

– Остров, говоришь? Остров – это интересно. А ты его хорошо знаешь, ну, парня этого, твоего сослуживца?

– Мы дружим уже двадцать лет и, вообще, он считает себя по жизни обязанным мне. Считает, что я ему жизнь спас.

– Это все проявления ксенофобии, которой до мозга костей заражен русский народ. С этим надо бороться, и мы будем бороться самыми жесткими методами.

– Знаешь что, дорогой, мы здесь уже столько лет вместе – знаем друг друга как облупленных. Вот Ринат – татарин, Семен Маркович – еврей, я – мордвин, а Колосовы и Пашка – русские, и что-то мы друг за другом не замечали, чтобы кто-то из нас был заражен этой твоей ксенофобией. Прекрасно мы друг с другом уживаемся. И наши предки дружно жили на этой земле тысячу лет и ни про какую ксенофобию не слыхивали, – ответил Николай Николаич.

– Если уж говорить в медицинских терминах, – вступил в разговор Семен Маркович, – то ксенофобия – это температура, а лечить надо не повышенную температуру, которая является нормальной реакцией организма, а болезнь. А болезнь, дорогой Игорь Павлович, это вы. Не вы как конкретный человек, лично я против вас ничего не имею, поскольку практически вас не знаю, но вы как представитель власти. Ведь это вы наводнили страну китайцами, азербайджанцами, грузинами, армянами, таджиками и так далее. Если уж чем и заражен русский народ, так это долготерпением, потому что терпит вашу власть вот уже почти сто лет.

– А что делать, если только Москве каждый год нужно 300 тысяч рабочих?

– А ты видел, как китайцы свой товар получают? Видел? – снова насел на Игоря Николай Николаевич. – Нет? А я видел. Приходит, значит, фура из Китая. Собираются все получатели вокруг нее. Оба водилы открывают двери и забираются внутрь фуры. По идее, как они должны действовать? Взяли баул, посмотрели. Видят – написано Су Бум Нам. Кричат: «Су Бум Нам, подходи сюда. Вот, получи баул, распишись в получении». И так далее. А на самом деле знаешь, как происходит? Берут водилы баул и ничего не читают. Да там и читать нечего, ничего на нем не написано. А они просто берут этот баул и швыряют его в толпу. А потом следующий. И еще, и еще. Понимаешь? Баулы-то анонимные. А в толпе – драка, кому чего достанется. Схватил, убегай. И так всю фуру расшвыривают. И не всем еще достается. Некоторые так и остаются несолоно хлебавши. Соображаешь, что это значит?

– Что? – Игорь несколько растерялся от такого напора.

– А то, что когда китаец хватает баул, он не знает, что там лежит. И денег он никаких никому за полученный груз не платит. Это подарок, понимаешь? От доброго дяди. И кто же этот дядя? Может быть, какой-нибудь частник, который хочет помочь неизвестным соотечественникам? Не-ет. Это китайское государство, которое таким образом содержит своих граждан в России. Дает возможность им встать на ноги, разбогатеть, завести нужные связи, подкупить нужных людей. А с чего это так расщедрилось китайское государство, если оно своим гражданам у себя дома даже пенсий не платит? А? Не знаешь? А я знаю. Страна им наша нужна. У них ведь как считается, где живут китайцы, там и Китай. Получается оккупация. Дальний Восток уже весь заселили, Сибирь к рукам прибирают. А ведь здесь их сколько? Вон в Питере целый Чайна-таун отгрохали. Говорят, два миллиона человек уже там живет. Даже на юг проникли. Начальство им там лучшие пахотные земли отдает. Скоро уж и духу нашего в этой стране не останется. Только вы зря думаете, что они вас в ваших креслах оставят. И до вас доберутся со временем.

«Надо бы их унять, а то так и до рукоприкладства дойдут», – подумал Колосов, но тут зазвонил телефон, и он вышел на улицу, чтобы голоса спорщиков не мешали ему.

– Привет, Илья.

– Виктор, ты еще в Москве? Какого черта? Выезжай прямо сейчас, никаких сборов, дуй прямо ко мне. Завтра будет уже поздно. Или ты не видишь, что там у вас происходит?

– Все я вижу. Но, понимаешь, Вика экзамены сдает… Может, все еще обойдется, Илюш?

– Ты же умный мужик, Колосов. Что другое, может и обошлось бы. Но с этой атипичной пневмонией шутки плохи.

– Налей-ка мне тоже виски. И не разбавляй, – попросила Марина, решив, что после всех сегодняшних треволнений и страхов будет неплохо пропустить стаканчик, другой.

Игорь прошел к открытому бару, достал из морозильника лед и, бросив его в стакан, налил виски. Марина устроилась в мягком кресле, расслабившись и вытянув ноги. Игорь протянул ей выпивку.

– Так что случилось? – Марина пристально посмотрела на него.

– А ты не знаешь, что случилось? Эпидемия случилась.

– Только не впадай в истерику. Я слышала в новостях, что количество умерших не более 12, а заболевших – 2000.

– Умерших уже более четырех тысяч, а больных – и подсчитать невозможно. Федеральное правительство сегодня переехало из Москвы в Питер. Иностранные представительства переезжают туда же. Аппарат мера, все департаменты завтра переезжают в Бутово. Там создается специальная закрытая зона, тянется связь, чтобы якобы сохранять управляемость городом. Какая, к черту, управляемость. Город уже агонизирует. Сегодня ночью начнут блокировать все въезды и выезды из города. Дивизия Дзержинского выставит пикеты вдоль кольцевой дороги. Но их сил не хватит. Завтра подойдет Кантемировская и замкнет кольцо. Все автобусные, железнодорожные и авиарейсы отменены. Так что уже послезавтра из Москвы ни одно живое существо не выскользнет. В области на дорогах так же будет выставлено несколько кордонов, чтобы не пропускать транспорт ни туда, ни обратно. Проезд только по спецпропускам.

Глава 4.

Едва Игорь захлопнул за собой входную дверь, как Марина выскочила из постели. Семь часов пятьдесят минут. Она чувствовала себя отдохнувшей и полной сил. Дел надо переделать уйму. Времени у нее в обрез. В одиннадцать она должна быть готова к отъезду. В конце концов, появилась хоть какая-то определенность, и можно начинать действовать. Время прикидок и осторожного взвешивания вариантов прошло. Выбор сделала за нее, можно сказать, сама судьба. Теперь только вперед. Десять минут на душ, еще пятнадцать – на утренний кофе и первую сигарету.

«Что ж он так суетится-то, судя по его реакции, можно подумать, что мы расстались не четыре часа назад, а, как минимум, неделю. Здорово нервничает. Почему? Боится, что его пропуск не сработает?» – Марина подошла к Колосову, протянула руку, надев на лицо самую обворожительную из своих улыбок, представилась:

– Марина.

– Виктор, а это мои дети – Вика и Миша. – Колосов кивнул в сторону подходивших молодых людей. Марина поздоровалась и с ними.

– Все готово, – подал голос запыхавшийся, раскрасневшийся Игорь, укладывая в салон последнюю коробку.

На выезде, у поднятого шлагбаума, их поджидал сторож:

– Ребятки, а что это за эпидемия такая?

– Ну ты дед даешь, телевизор не смотришь, что-ли? Атипичная пневмония, слышал про такую? – ответил за всех Игорь.

Микроавтобус вырулил на Хорошевку и, притормозив у светофора на желтый свет, понесся дальше, набирая скорость.

– Ну что? – Колосов повернул голову к Игорю: – Никуда больше заезжать не будем?

– Меня они не видели, я пойду, разведаю обстановку. – Вика вышла из кабины микроавтобуса и зашагала на улицу, ведущую к выезду из поселка.

Через минуту она вернулась:

– На улице никого нет, охранников нигде не видно, наверное, сидят у себя, ворота закрыты.

– Отлично. Вика, мы с Мишей сейчас идем туда. Ты следи за нами из-за угла. Сначала в дом войдет Миша, следом за ним я. Как только ты увидишь, что я вошла внутрь, садишься в фургон и подгоняешь его к воротам. Двигатель не глуши, двери все раскрой. Потом открываешь ворота и заскакиваешь снова в фургон. Понятно?

– Да.

Марина вытащила из-за пояса пистолет, сняла предохранитель. Миша протянул к ней руку ладонью вверх:

– Отдай мне пистолет. Я сам все сделаю.

Она внимательно посмотрела в потемневшие глаза Михаила: «Не дрейфит ли? Сможет ли?» Сама она трусила ужасно. Она бы с удовольствием спряталась за широкую спину этого белокурого парня. Но… Ставки были слишком высоки. Этот черный чемодан с тремя миллионами – ее последний шанс на достойную жизнь. Один раз она уже просчиталась, права на ошибку у нее больше нет. Глядя глаза в глаза, Марина спросила:

– А ты когда-нибудь стрелял? Пистолет вообще в руках держал?

– Нет, только в тире из пневматической винтовки. Но стрелять и не придется. Чтобы освободить отца и Игоря, я думаю, достаточно будет взять их на мушку.

Марина покачала головой:

– Нет, я сама, мы не можем рисковать. Я спрячусь за углом дома, ты войдешь первым и оставишь дверь широко открытой, станешь справа от дверного проема и прижмешься спиной к стене. Заведешь с ними разговор. Ну, спросишь что-нибудь. Главное, чтобы их внимание целиком переключилось на тебя. Готов? Ну, пошли.

Они выскочили на улицу и, инстинктивно пригибаясь, побежали к домику охранников. Вика видела, как они добежали до угла и прижались к стене, стараясь, чтобы их не было видно из окна. Потом Михаил поднялся по ступенькам и, широко открыв дверь, вошел внутрь. Вика, не дожидаясь действий Марины, бросилась в машину и завела двигатель.

Марина стояла, прижавшись лопатками к нагретой солнцем деревянной стене, и не могла заставить себя от нее оторваться. Одно дело планировать чью-то смерть и действовать чужими руками и совсем другое, как оказалось, сделать это самой. Она слышала, как Михаил беседует с охранниками, и чувствовала, что еще чуть-чуть, и момент будет упущен. Тут она увидела, как из проулка выезжает их фургон. Вика не дождалась, пока она зайдет внутрь. Еще мгновение, и кто-то из охранников выйдет наружу. Оторвавшись от стены, Марина одним прыжком запрыгнула на порог, держа пистолет перед собой в вытянутой руке.