Я подзываю капитана И. П. Гаськова, заместителя начальника оперативного отделения штаба.
      - Сейчас же отправляйтесь в первый батальон. Передайте приказ капитану Чиркову: принять командование батальоном.
      Гаськов под грохот разрывов вражеских снарядов вовремя прибыл на позиции танкового батальона. И вот уже капитан Чирков отдает распоряжения, организует усилия людей. Огонь по врагу становится все сильнее. В неравной схватке танкисты сумели отразить контратаку.
      Итак, этот день не принес нам успеха. Бригада не смогла пробить брешь во вражеской обороне. Я тяжело переживал неудачу, досадовал, что мы оказались без артиллерийской поддержки.
      К вечеру бригада начала закрепляться вдоль оврага на достигнутом рубеже. Офицеры штаба собрались в наспех оборудованном блиндаже. Мы анализировали боевые действия подразделений, изыскивали возможности решения задачи. В это время зазвонил телефонный аппарат. Я поднял трубку. Командир второго танкового батальона Федоров доложил:
      - С запада летят немецкие самолеты.
      По рации я связался с командирами батальонов и приказал укрыть людей в щелях, окопах, траншеях.
      Юнкерсы летели тремя большими группами на небольшой высоте. Их прикрывали около десяти истребителей. Но вот из облаков вынырнули два наших ястребка. Они набросились на бомбардировщики, когда те входили в крутое пике. В какой-то мере ястребки помешали юнкерсам - прицельного бомбометания не получилось. Но от бомбежки вздрагивала земля и в нашем блиндаже поскрипывало бревенчатое перекрытие. Погасив коптилка. Стало темно.
      С оглушительным треском рвались бомбы и вдоль оврага. Заметно было, что фашисты торопятся и бомбят наугад. Вскоре улетел последний юнкерс. На нашу бригаду было сброшено более сорока бомб разного калибра. К счастью, этот налет не причинил нам вреда. Даже уцелела телефонная связь с подразделениями. Неповрежденной оказалась и боевая техника.
      Мы продолжили прерванное было совещание в блиндаже. К тому времени артиллерийско-минометный огонь противника начал заметно ослабевать. Что бы это значило? Уж не собрались ли гитлеровцы под шумок бомбежек и артобстрелов отойти на новый рубеж? Вскоре это предположение подтвердилось: разведчики захватили пленного, и тот показал, что немцы понесли большие потери и готовятся отходить на юго-запад.
      А что, если атаковать противника ночью, сорвать ему организованное отступление? Офицеры штаба, с которыми я поделился этой мыслью, поддержали меня.
      - Подготовиться к ночной атаке! - тут же был передан боевой приказ во все подразделения.
      Танкисты быстро привели в порядок технику, произвели дозаправку машин, пополнили боеприпасы. Офицеры штаба и политотдела побывали в подразделениях, рассказали о героических действиях отличившихся - о танкистах лейтенанта Бучковского, автоматчиках взвода младшего лейтенанта Михейкина.
      Коммунисты проводили беседы, воодушевляли людей на новые ратные подвиги. Из рук в руки переходили листки-молнии. Их с интересом читали бойцы. Листки рассказывали о людях, проявивших отвагу и мужество в жаркой схватке с врагом. Освещались и другие вопросы: дисциплина в бою, взаимная помощь и выручка, сохранение боевой техники.
      Я побывал в боевых порядках танковых батальонов, уточнил их задачи, беседовал с командирами об особенностях боевых действий ночью.
      Встретился я и с автоматчиками. Они тихо переговаривались между собой, переживая постигшие нас неудачи. Важно было вновь вернуть людям боевую активность. Поэтому в своих беседах я подчеркивал, что ночной бой мы выиграем наверняка. Вместе с тем я выяснял, как бойцы знают свою задачу, с какими танковыми экипажами пойдут в атаку, как в темноте будут выдерживать заданное направление. Беседы показали: люди верят в свои силы.
      - Можете на нас положиться, товарищ комбриг, - заверяли челябинцы.
      Эти парни, вчерашние токари и слесари, рабочие и колхозники, чаще меня называли не по званию, а по должности. Где бы я в тот вечер ни появлялся, они меня тепло встречали, рассказывали о первом бое, с сожалением говорили, что не смогли за день раскусить орешек.
      Около закопанного танка, прямо на траве, расположились коммунисты танковой роты, которой командовал старший лейтенант К. В. Бахтин. О броню облокотился инструктор политотдела майор Онищук. Идет партийное собрание. Повестка дня: Прием в партию лучших бойцов". Выступают механик-водитель Сурков и другие коммунисты, которые видели, как рядовой Жилин дрался в бою. У всех одно мнение: принять товарища Жилина кандидатом в члены ВКП(б).
      Часа через два я возвратился на командный пункт. Здесь меня поджидал начальник политотдела 197-й Свердловской бригады подполковник И. Г. Скоп. С Ильей Григорьевичем мы были знакомы мало, но встретились, как старые друзья. Подполковник информировал нас о действиях Свердловской бригады, а мы ему рассказали о своих делах и заботах. С его помощью были решены некоторые вопросы взаимодействия. Мы тепло расстались с подполковником Скопом. Впоследствии мне не раз доводилось встречаться с этим политработником, и я по сегодняшний день с теплотой вспоминаю о нем.
      Было уже темно, когда я вышел из блиндажа. Медленно, словно нехотя, наступала ночь. Тянуло прохладой. Стояла необычная для фронта тишина. Я взглянул на часы. Пора. Тотчас ударили приданные бригаде орудия. Снаряды с воем полетели на врага. Огонь открыли наши танкисты, пулеметчики и автоматчики.
      На левом фланге дружно ринулись на врага танкисты рот Бахтина и лейтенанта Е. Н. Кузнецова. От них не отставали автоматчики. Они вплотную подошли к позициям противника, и вот уже во вражескую траншею полетели гранаты. Танки, перевалив через траншею, пошли дальше. Танк Акиншина налетел на противотанковое орудие и подмял его гусеницами.
      В обороне противника была пробита небольшая брешь. Я потребовал от комбатов усилить нажим на врага. Танки продолжали крушить его огневые средства, уничтожать живую силу.
      Мы начали расширять прорыв и преследовать отступающего противника. За ночь подразделения бригады сумели продвинуться вперед на пять - шесть километров. Это был уже успех.
      Наступил рассвет.
      - Справа отходящая колонна противника, - доложил командир танка Лычков и указал ориентир.
      Я приник к прибору наблюдения. Действительно, группа колесных и гусеничных машин, в том числе танки, отходила в сторону населенного пункта Злынь. Значит, наш замысел удался.
      Враг, видимо, решил, что мы его окружаем, и начал поспешно отходить, двигаясь параллельно нашему маршруту.
      У меня созрело новое решение: ударить по отступающей колонне машин. Тотчас были выдвинуты на прямую наводку артиллерийская батарея и взвод танков. Огонь по подставленным бортам немецких танков был эффективным. Запылали три машины. Из фердинандов и пантер выскакивали гитлеровцы, но тут же попадали под пулеметные очереди.
      - Молодцы, артиллеристы! Молодцы, танкисты! Еще дайте огонька! - передал я по рации.
      Горели подбитые танки. Сплошной дым окутал землю. Слева от меня показалась небольшая высотка, поросшая мелким кустарником.
      - Жми на высотку, - последовала команда механику-водителю Мурашову.
      В кустарнике на высоте наш танк остановился. Впереди простиралось пшеничное поле, слева от которого тянулась небольшая рощица. Она привлекла мое внимание, и не зря. В тот же миг из-за нее показалось несколько танков, вслед за которыми бежала пехота. Стало очевидным: противник наспех подготовил контратаку, пытается задержать наше продвижение.
      Я связался по рации с командиром второго батальона.
      - Говорит первый, как слышишь меня? Прием!
      - Слышу вас пло...
      - Двадцать второй, двадцать второй, говорит первый...
      В ответ молчание. Оборвалась связь. Как быть? Связаться с командиром первого батальона? Но ведь его нельзя снимать с правого фланга, да и времени на переброску уйдет много.
      Между тем немецкие танки уже шли на нас. Выход был один - связаться с кем-либо из командиров рот и взводов. Радист Петров нашел нужную частоту. Мне кто-то ответил. Я открытым текстом спросил, с кем имею дело.
      - Лейтенант Акиншин вас слушает, товарищ комбриг, - узнал он меня по голосу.
      Я кратко изложил обстановку и приказал организовать отражение контратаки.
      - Вас понял. Рядом со мной еще два наших танка. Все будет в порядке.
      Вскоре три танка выдвинулись влево и укрылись в густой пшенице. Немцы, не подозревая о засаде, продолжали продвигаться вперед. И угодили прямо под огонь наших танкистов. Внезапность ошеломила гитлеровцев, их танки начали пятиться назад, а пехота попыталась спрятаться в роще. Отступающих настигли снаряды и меткие пулеметные очереди. Загорелся один фашистский танк, другие торопливо ретировались.
      Не скрою, в эти минуты я испытывал большую радость. Солдаты немецкой дивизии поспешно отступали на юго-запад. Вскоре мне все же удалось связаться по рации с командиром второго батальона.
      - Как идут дела?
      - Отлично, товарищ первый. Вижу отдельные строения и ветряную мельницу. Кажется, Злынь.
      - Действуй, Федоров, но смотри в оба...
      - У меня все хорошо, - доложил командир первого батальона Чирков. - Немцы поспешно отступают. Только что догнал их тылы. Часть машин раздавил, несколько немцев сдались в плен.
      - Не останавливайтесь, вперед на Злынь! Я распорядился посадить автоматчиков на броню танков.
      Сминая небольшие заслоны, танки успешно продвигались вперед, давили грузовики и повозки, в упор расстреливали бегущих гитлеровцев.
      - Вышел на окраину деревни Злынь, преследую отходящего противника, сообщил Чирков.
      Такой же доклад последовал и от комбата Федорова. Он добавил, что его подчиненные подбили пять средних танков и уничтожили в Злыни несколько огневых точек.
      - Хорошо, Василий Александрович! После боя представьте к награде отличившихся.
      А тем временем немцы, сосредоточив крупные силы на небольших высотках за Злынью, встретили челябинцев мощным заградительным огнем. Последовали тревожные доклады. Противнику удалось подбить три наших танка и одно орудие. Наступление пришлось приостановить.
      Я связался по рации с генералом Г. С. Родиным.
      - Целый час вас ищу, где вы пропадали? - упрекнул меня командир корпуса. Доложите обстановку.
      - Бригада овладела деревней Злынь, вышла на ее западную окраину. Встретив там упорное сопротивление, закрепляется на достигнутом рубеже.
      Родин недоверчиво переспросил:
      - Говорите, на западную окраину деревни Злынь?
      Не может быть. Дайте точные координаты.
      Я вновь повторил то же самое. Генерал уже повеселевшим голосом сказал:
      - Спасибо, Фомичев, передайте челябинцам мою благодарность. Держитесь...
      И только теперь я понял, что бригада оказалась в нелегком положении. Правый и левый фланги наступавших соседей далеко поотстали от нас, и мы оказались ь тылу у противника. Теперь задача сводилась к тому, что-бы удержаться на достигнутом рубеже до подхода главных сил корпуса.
      На исходе был первый августовский день. Саперы готовили новый наблюдательный пункт - полусгнивший сарай, из которого хорошо просматривалась неприятельская оборона. Танки мы расположили так, чтобы между ними поддерживалась тесная огневая связь. Вдоль дороги, ведущей в Злынь, огневые позиции заняла батарея 76-миллиметровых орудий Шабашова.
      К вечеру на нашем участке прекратилась стрельба. Офицеры штаба разошлись по подразделениям, чтобы на месте помочь организовать оборону. Раненых отправили в медпункт, и я тотчас по телефону разыскал командира медсанвзвода Кириллова и приказал ему поскорее эвакуировать их в медсанбат.
      - Все будет сделано, - заверил меня капитан медицинской службы. - Их у нас немного - семь человек, сделаем перевязки - ив тыл.
      Не успел я положить трубку, как старший сержант Колчин позвал меня к рации.
      - Злынь освободили? - послышался приглушенный голос. Я без труда узнал: говорил командарм.
      - Так точно, товарищ командующий.
      Генерал-лейтенант В. М. Баданов тепло отозвался о челябинцах, приказал закрепиться на достигнутом рубеже, пообещав оказать помощь.
      Через час начальник штаба информировал меня о наших потерях. С болью я воспринял сообщение о гибели экипажа лейтенанта Павла Бучковского. Когда мы начали наступать, ночью к обгоревшему танку Челябинский пионер удалось прорваться роте Бахтина. Члены экипажа П. И. Бучковский, В. Г. Агапов, М. Г. Фролов и В. И. Русанов сгорели. Возле гусеницы был найден пистолет ТТ. В его стволе записка. Перед смертью офицер Бучковский написал: Жаль, что так рано приходится расставаться с жизнью. Повоевали немного, но успели убить более сотни гитлеровцев. Отомстите за нас, друзья. Прощайте!
      Челябинцы не дрогнут
      Всю ночь не умолкал телефонный аппарат. Звонили командиры батальонов и приданных подразделений, работники штаба и политотдела, находящиеся на передовой. Одни просили пополнить боеприпасы, другие - помочь артиллерией, третьи докладывали о потерях, а иные просто советовались по тем или иным вопросам.
      Среди ночи на командный пункт возвратился начальник политотдела подполковник Богомолов. Счищая щепкой грязь с сапог, он неторопливо рассказывал о настроении людей, о готовности каждого из них до конца выполнить задачу, поставленную перед бригадой.
      - Политотдельцы, - сообщил Богомолов, - уже успели побывать во многих отделениях и взводах, провели с бойцами беседы, рассказали об отличившихся танковых экипажах Бучковского, Акиншина, Пупкова, Тарадымова, Коротеева, призвали равняться на героев.
      Наш разговор прервал телефонный звонок. Я поднял трубку.
      - Докладывает Кременецкий, к нам прибыла подмога - артдивизион из двух батарей. Где прикажете их расположить?
      Я поспешил к артиллеристам. Познакомился с командиром дивизиона, рассказал ему об обстановке, поставил задачи. Вскоре батареи дивизиона уже занимали огневые позиции на флангах бригады.
      Правда, на левом фланге огневая позиция была выбрана неудобно - в низине, и подход к флангу остался, по существу, неприкрытым. А на этом фланге мы ожидали контратаку противника, о чем пришлось напомнить артиллеристам. Они срочно поменяли огневые позиции, произвели инженерные работы.
      На командный пункт я возвратился к утру усталым. Часов в девять принесли завтрак. Но прикоснуться к нему никто из работников штаба не успел. С высоток ударило несколько орудий противника. Я вскинул бинокль. Из окопов выскакивали гитлеровцы и со вскинутыми наперевес автоматами бежали в нашу сторону.
      - Танки! - крикнул начальник разведки капитан Ф. И. Приходько.
      Грузно переваливаясь, около двадцати танков двигалось по полю. За ними, прижимаясь к бронированным машинам, бежала пехота. Было ясно: фашисты решили нас контратаковать.
      В двухстах метрах от первой группы шла вторая - средние танки с десантом автоматчиков. Немцы намеревались мощным бронированным кулаком смять подразделения бригады, отбросить за Злынь.
      Я знал и верил, что челябинцы не дрогнут перед этой лавиной. Закопанные танки открыли ответный огонь. Ударили наши пулеметы и противотанковые орудия. Постепенно редела цепь контратакующих. Тигры вели огонь на ходу. Некоторые из них остановились, объятые пламенем. Другие продолжали продвигаться вперед.
      Два танка наскочили на мины и подорвались. Шедшие за ними тигры остановились, попятились назад. Залегла немецкая пехота. Однако часть танков пыталась вбить клин на стыках двух наших батальонов и вдоль дороги осторожно продвигалась по ржаному полю. На этом направлении огневые позиции занимала батарея Шабашова, в которой осталось три орудия. Удержатся ли артиллеристы?
      В воздухе появилась группа Юнкерсов-88. Самолеты сбросили бомбы, которые разорвались в районе батареи 76-миллиметровых пушек. Вторая группа юнкерсов подвергла бомбардировке правый фланг.
      Танки противника уже приближались к нашим позициям. Меня тревожило: почему молчат артиллеристы? Прошу Аню Пашенцеву соединить с батарейцами.
      - Связь оборвалась, - ответила девушка. - Разрешите, я сейчас восстановлю?
      Не успел я оглянуться, как она выбежала из блиндажа.
      - Возвратите ее назад! - крикнул я ординарцу.
      Собко побежал за ней, но Пашенцевой уже не было. Она словно растворилась в пламени разорвавшихся снарядов.
      Аня Пашенцева, отважная и умная девушка, пользовалась всеобщим уважением в бригаде. Я удивлялся, когда она успевала все делать: тянула линию связи, устраняла повреждения, несла дежурство. Как-то накануне боя мы разговорились. До армии Аня работала в Челябинске. Едва упросила военкома, чтобы зачислили ее в бригаду. И вот теперь на наших глазах она бросилась в пекло, выполняя свой солдатский долг. Связь была восстановлена.
      - Смотрите, дымит! - восторженно крикнул кто-то.
      Батарея заговорила. Раздалось несколько артиллерийских выстрелов. Подбитый танк, из которого валил густой дым, описывал на месте круги, а другие продолжали ползти на батарею, отвечая огнем на залпы артиллеристов. Потом и они нехотя отвернули влево. Наткнувшись на сильный огонь на стыке, противник повел наступление в обход, на левый фланг второго батальона. Фашисты решили, видимо, добиться своего - отбросить нас с занятого рубежа.
      Я связался по телефону с командиром приданной батареи:
      - В сторону вашего фланга идут танки. Удержитесь?
      - Не подкачаем, - заверил меня старший лейтенант Вялкин.
      - Желаю удачи.
      На левом фланге завязалась огневая схватка. С наблюдательного пункта нам хорошо было видно, как вспыхнули два фашистских танка, а другие вынуждены были уйти за линию своих траншей, к ржаному полю. Вскоре смолкли орудийные выстрелы, на время наступила тишина.
      Я понимал - радоваться еще рано: фашисты нас в покое не оставят. Пока связывался с батальонами, в небе показалась новая группа юнкерсов. Они вытянулись в цепочку, начали сбрасывать бомбы на боевые порядки бригады. Я глядел на заходящие в пике самолеты с черными крестами и с тоской думал, как нам не хватает зенитных орудий.
      Один из юнкерсов как-то неестественно завилял и, окутанный дымом, начал отворачивать в сторону. Самолет охватило пламя, и он плюхнулся в рожь. Это был первый вражеский самолет, сбитый зенитчиками бригады.
      Через несколько минут гитлеровцы вновь начали давить на наш фланг. Одна группа танков, вслед за которой двигалась пехота, наносила удар справа, другая группа, насчитывавшая десять танков, пыталась пробиться на стыке танковых батальонов. Позже мне стало известно, что здесь особенно отличился орудийный расчет сержанта Петра Левшунова. Левшунов был, пожалуй, старше всех своих земляков. А оказался он в бригаде вот как. Когда стали подбирать добровольцев, Петр Андреевич, ветеран гражданской войны, работал слесарем-инструментальщиком на Челябинском тракторном заводе. Он написал заявление на имя начальника цеха, но получил отказ. Дома Петр Андреевич посоветовался с женой и пошел в военкомат.
      - Вы здесь нужны, - уверяли его.
      Но Левшунов стоял на своем.
      - Мой старший сын погиб под Москвой, я отправил на смену младшего и сам хочу мстить врагам, - доказывал он военкому.
      И вот солдат-коммунист, парторг батареи Левшунов уже в первых боях на орловской земле показал себя храбрым и отважных воином.
      ...Гитлеровцы продолжали наседать. Маскируясь в высокой ржи, их танки вплотную приблизились к нашему переднему краю. Челябинцы пустили в ход противотанковые гранаты.
      В том бою отличились многие. Хочется упомянуть имя автоматчика рядового Тимошенко. Его окружили до десяти гитлеровцев. Но боец не растерялся. Он гранатами забросал их. Подвиг во имя Родины совершил и стрелок-радист сержант Дмитрий Николаев. Когда его танк оказался подбитым, Николаев с автоматом в руках занял огневую позицию, метко бил по гитлеровцам. Те засекли окоп смельчака и решили взять советского воина в плен. Николаев отбивался до последнего патрона, а когда вышли боеприпасы, вместе с гитлеровцами взорвал себя.
      В те дни ожесточенные бои развернулись на подступах к Орлу. С севера, востока и юга наши войска все ближе подходили к городу. Нависая с севера, наша бригада вместе с другими частями корпуса создавала для противника угрозу окружения. Челябинцы смело уничтожали фашистскую нечисть. 5 августа 1943 года Орел был взят. Эта весть быстро облетела добровольцев. Стихийно возникали митинги, воины клялись и впредь беспощадно бить врагов, изгоняя их с родной земли. Салют Москвы озарил начало нашего боевого пути, возвестил всему миру об освобождении города Орел. В тот день я был безмерно счастлив. Ведь с Орлом у меня было связано многое. Здесь я окончил военное училище в 1937 году, а затем более года в нем служил командиром взвода.
      5 августа наш корпус получил новую задачу: с рубежа Ильинское, Гнездилово прорвать оборону противника и овладеть железнодорожной станцией Шахово.
      Ночью мы совершили 70-километровый марш. К утру 6 августа наша бригада сосредоточилась в районе Коробецкая, Шестаково. После авиационной и артиллерийской подготовки добровольцы рванулись вперед. Фашисты сопротивлялись с отчаянием обреченных. Челябинская бригада наступала на левом фланге корпуса и вскоре вырвалась вперед. Мощным ударом челябинцы взломали на своем участке фашистскую оборону и совместно с 30-й мотострелковой бригадой овладели населенными пунктами Китаево, Булгаково и Андросово.
      Особенно сильные бои развернулись на подступах к Шахово. Обходным маневром наша бригада к исходу дня 8 августа ворвалась на окраины Шахово. На железнодорожных путях противник оставил эшелоны с награбленным имуществом, боеприпасами, продовольствием. Вскоре, однако, немцы предприняли мощную контратаку. Всю ночь шел ожесточенный бой. И все же утром станция была в наших руках.
      В оперативной сводке Совинформбюро за 9 августа 1943 года сообщалось: Западнее Орла наши войска, продолжая продвигаться вперед, заняли железнодорожную станцию Шахово (34 км западнее Орла) и ряд населенных пунктов. В боях на этом участке противник несет тяжелые потери в живой силе и технике... В районе железнодорожной станции Шахово только в одном населенном пункте нашими частями обнаружены десятки немецких танков, подбитых в последних боях огнем советской артиллерии. Захваченные на этом участке в плен солдаты и офицеры противника сообщили, что их 253-я пехотная дивизия в боях за последние три дня потеряла до половины своего личного состава. Нам было приятно читать эту сводку: наша бригада уничтожила до десяти немецких танков, более 500 солдат и офицеров и многих пленила.
      9 августа на НП бригады, располагавшийся в районе Щахово, приехал генерал Г. С. Родин. Командир корпуса, обычно скупой на похвалу, тепло отозвался о челябинцах.
      - Освободим Орловщину - представьте к награде наиболее отличившихся, сказал он, вытирая платком вспотевшее лицо. - А сейчас слушайте новый приказ.
      Генерал кратко изложил обстановку, данные о противнике и наших войсках. В 14.00 нам предстояло выступить в направлении Челищево, Прилепы, Клинск и нанести удар по гитлеровцам с целью перерезать шоссейную дорогу Брянск - Орел, последнюю коммуникацию, связывающую орловскую группировку врага с его тылом.
      Генерал отбыл. Я вызвал командиров батальонов и рот, командиров приданных бригаде подразделений и поставил перед ними задачи. Времени оставалось немного. Офицеры быстро разошлись по подразделениям. В указанное время бригада снялась с занимаемого рубежа, а к вечеру подошла к речушке Лубна. В заболоченной пойме реки застревали танки, автомашины. Мы переправлялись целую ночь. На рассвете 10 августа вступили в бой.
      11 августа бригада освободила населенный пункт Маяки, а к вечеру вышла на шоссейную дорогу Орел - Карачев. Вдоль шоссе мы расставили танки, артиллерию. Наступила ночь. Челябинцы окапывались, создавали оборонительные сооружения. Командиры торопили людей. Мы понимали, что враг вскоре заявит о себе. И не ошиблись. На рассвете наблюдатели доложили: со стороны Орла движется танковая колонна.
      Нам пришлось выдержать тяжелый бой. Противник значительно превосходил нас в боевой технике. Его танки лезли напролом. На экипаж лейтенанта Акиншина двигалось пять средних танков. Храбрецы выстояли. Челябинцы Мордвинцев, Сурков, Марченко не отступили с занимаемого рубежа.
      Немцы, видя, что в лоб идти бессмысленно, начали обтекать наши фланги. Но там мы предусмотрительно сосредоточили танки и артиллерию. Экипажи, которыми командовали офицеры Тарадымов, Пупков и Коротеев, сумели выдержать натиск врага.
      Несколько дней мы удерживали дорогу Орел - Карачев. Бригада, другие части наших войск в ожесточенных боях обескровили в этом районе гитлеровцев. Понесли ощутимые потери и мы. Ряды челябинцев поредели. По пальцам можно было сосчитать оставшиеся в строю танки и автомашины.
      Тридцать дней из пятидесяти, в течение которых продолжалась Курская битва, наша бригада провела в непрерывных боях. Уже одно это потребовало от танкистов-челябинцев исключительной выносливости и выдержки, неиссякаемого наступательного духа. Мы несколько ран ходили в наступление, отражали многочисленные контратаки противника, которые часто заканчивались рукопашной схваткой. И всегда люди бригады держались стойко, дрались мужественно.
      Участие в Курской битве - одной из величайших битв Великой Отечественной войны - вызывало чувство гордости у всех моих однополчан. Ведь в этой битве был сломан хребет гитлеровской армии.
      Размышляя о минувших боях, я приходил к выводу, что нам и впредь следует совершенствовать огневую выучку, учиться осуществлять на поле боя гибкое маневрирование. Оставляла желать лучшего и маскировка танков. Все это и многое другое вытекало из опыта боев на Курской дуге.
      Через два-три дня мне удалось съездить в Орел. Город-красавец лежал в руинах. Я с трудом отыскал Садово-Монастырскую улицу. Здесь в доме номер двадцать девять я снимал когда-то квартиру. Меня тепло встретила хозяйка Анна Андрияновна. От нее я узнал о судьбе ее двух сыновей - Юрия и Игоря. Они служили в Красной Армии.
      Вечером долго бродил по темным исковерканным улицам. От боли сжималось сердце, и я мысленно поклялся отомстить фашистам за все их злодеяния.
      Вперед, на запад!
      Мы - гвардейцы!
      29 августа 1943 года наша бригада, как и другие части 30-го Уральского добровольческого корпуса, была выведена в резерв. Наступила короткая передышка. Поредевшие подразделения бригады временно разместились в недавно освобожденном селе Широкое, Орловской области. Задымились бани, парикмахеры, которые нашлись среди бойцов, помогли товарищам привести себя в порядок. По вечерам голосисто переливались трели гармошек. Дни стояли на редкость погожие, теплые. Осень выдалась на славу.
      В село возвращались жители. Они охотно угощали бойцов помидорами, огурцами, фруктами, а те делились с ними солдатским пайком. Вспоминали минувшие бои, погибших товарищей.
      Мне хорошо запомнился день 10 сентября. С утра я был занят разработкой документа для штаба корпуса. В штабной автобус вошел бригадный почтальон рядовой Григорий Онуприенко. Он был с мешком, в котором оказались письма, не врученные бойцам и командирам, погибшим в боях.
      - Что с ними делать, ума не приложу, - сказал Онуприенко.
      Писем было немало. К адресатам они так и не попадут, и те, кто писал их, никогда уже не получат ответа. Передо мной и сейчас, как наяву, сиротливо лежат эти треугольники...
      В деревне мы пробыли около двух недель. Затем разместились в густом сосновом лесу примерно в сорока километрах западнее Карачева. Застучали топоры, завизжали пилы. Бойцы отрывали землянки, сооружали себе жилье. Нам предстояло готовиться к новым боевым действиям.
      А тем временем советско-германский фронт отодвигался все дальше и дальше на запад. Теперь мы уже были в глубоком тылу. Всюду видны следы минувших боев: обгоревшие фашистские танки, остовы автомашин, опрокинутые в воронки от авиабомб.
      Командование бригады принимало все меры, чтобы быстрее наладить боевую учебу, жизнь и быт воинов. Саперы обезвреживали мины, бойцы других подразделений вытаскивали с территории палаточного городка поржавевшие мотки проволоки, исковерканные противотанковые орудия, засыпали воронки.
      В конце октября позвонили из штаба корпуса:
      - Принимайте молодое пополнение.
      Спустя день-два пополнение уже было в нашем лесу.
      Вместе с начальником политотдела Богомоловым мы вышли на полянку, где выстроились прибывшие бойцы. Новички выглядели молодцевато. На них красиво сидело новое обмундирование, ладно было подогнано снаряжение.
      Мы остановились возле коренастого парня.
      - Откуда прибыли? - спросил я.
      - Из Челябинска, на тракторном работал.
      - Все мы тут челябинцы, - весело отозвался другой боец.
      - Вот и хорошо, товарищи. Надеюсь, будете достойной сменой павшим в боях героям.
      - Это дело нашей чести, - ответил правофланговый, и его дружно поддержали новобранцы.
      Когда распустили строй, нас окружила большая группа молодых бойцов. Разговор зашел о минувших боях. Я рассказал воинам о том, как храбро сражался челябинец сержант Дмитрий Николаев, взорвавший себя вместе с гитлеровцами связкой гранат, как метко бил по врагу из пушки бывалый солдат Петр Левшунов, с какой отвагой прикрывали боевые порядки танков от воздушного противника мотострелки батальона автоматчиков.
      - И мы беспощадно будем бить гитлеровцев, - заверяли молодые бойцы.
      - Верю вам, а пока что надо настойчиво учиться военному делу, посоветовал я.
      Начал прибывать и офицерский состав. На должность командира первого танкового батальона был назначен майор Гой (капитан Чирков возглавил штаб). Вместо тяжело раненного в бою капитана Голубева командиром батальона автоматчиков стал капитан Приходько, а начальником разведки - старший лейтенант Валеев.
      Расширился и штатный состав бригады: был введен третий танковый батальон, командиром которого стал капитан А. А. Маслов, а начальником штаба - старший лейтенант Злобин.
      Сменились и мои заместители. Подполковника Панфилова заменил майор А. С. Кришталь, начальником штаба был назначен подполковник Я. М. Баранов, а вместо инженер-подполковника Ильина заместителем по технической части стал майор М. С. Дуэль. Прибывшие офицеры оказались опытными, хорошо знающими свое дело.
      Бригада получила несколько учебных танков. В короткие сроки были оборудованы стрельбище, полигон, танкодром. Штаб, возглавляемый подполковником Барановым, разработал план боевой учебы, организовал занятия, добивался, чтобы каждая минута учебного времени использовалась для совершенствования боевого мастерства.