Фомичёв Михаил Георгиевич
      Путь начинался с Урала
      {1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста
      Аннотация издательства: В годы Великой Отечественной войны трудящиеся Свердловской, Челябинской и Пермской областей создали, вооружили и укомплектовали Уральский добровольческий танковый корпус, который затем был преобразован в 10-й гвардейский. Автор книги командовал 63-й гвардейской Челябинской танковой бригадой этого корпуса. Она сражалась в Курской битве, участвовала в освобождении Украины и Польши, в штурме Берлина и одна из первых ворвалась в Прагу. О боевых делах бригады, героизме ее воинов и рассказывает дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант танковых войск в отставке Михаил Георгиевич Фомичев. Его воспоминания, написанное в стиле репортажа, впервые были опубликованы Южно-Уральским издательством в 1969 году под названием <Огненные версты>. Данное издание переработано и дополнено автором.
      С о д е р ж а н и е
      Уральцы вступают в бой
      Первое знакомство
      Челябинцы
      Едем на фронт
      В родных краях
      Боевое крещение
      Рывок вперед
      Челябинцы не дрогнут
      Вперед, на запад!
      Мы - гвардейцы!
      Здравствуй, Украина!
      В распутицу
      Рукопашная схватка
      Рейд по тылам
      "Срочно - на Бучач!"
      В передовом отряде корпуса
      Александр Марченко и его товарищи
      В освободительном походе
      Мы - в Польше
      От Вислы до Одера
      На последних рубежах
      Прага зовет на помощь
      Друзья мои, однополчане
      Примечания
      Уральцы вступают в бой
      Первое знакомство
      На городском транспорте добрался до окраины Москвы, вышел на дорогу. Поднял руку. У обочины водитель резко притормозил машину, высунулся из кабины:
      - Слушаю вас.
      - Мне до Кубинки, подвези-ка, товарищ.
      Шофер не торопится с ответом, окидывая меня взглядом, как бы оценивая, достоин я этой чести или нет, потом услужливо говорит:
      - По пути нам, садитесь.
      ГАЗ-АА трогается с места. По дороге стремительно мчатся машины, грохочут танки, с оглушительным треском проносится подразделение мотоциклистов. Ближе к обочине тянутся, скрипя колесами, обозы. Неожиданно на пути вырастает регулировщик, показывает объезд вправо. Нашу полуторку лихорадочно трясет на ухабах. По глубокой колее движемся с черепашьей скоростью. Водитель мне кивает: Доберемся, не в таких переделках доводилось быть.
      Видно, бывалый фронтовик, много суток не выходил из машины. На нем замасленный комбинезон, руки в кровяных волдырях, под глазами отеки, лицо заросло густой щетиной.
      Разговорились, Спрашиваю:
      - Давно на фронте?
      Водитель не спешит с ответом, думает о чем-то своем. Спустя некоторое время отвечает:
      - Почти с первого дня войны. Подвожу на передовую боеприпасы, продовольствие, медикаменты. И все на ней. Правда, оба были в капремонте. Я в госпитале, она - в ПАРМ{1}. - Боец вытер вспотевшее лицо и умолк.
      В кабине душно: июльский день выдался на редкость жарким. Я вплотную придвигаюсь к дверце кабины, глотаю свежий воздух. По сторонам дороги встречаются огневые позиции зенитчиков. Над орудиями с поднятыми вверх стволами натянуты маскировочные сети. Рядом - красноармейцы, готовые в любую секунду занять свои места у боевых систем.
      Выезжаем на Минское шоссе. Шофер увеличивает скорость. Он ухитряется обогнать несколько легковых машин.
      Мне тоже хочется скорее попасть в войска. Шесть месяцев прошло с тех пор, как я был отозван с фронта в одно из управлений Генерального штаба. Душа рвалась снова на фронт. Писал несколько рапортов. И каждый раз - отказ. А вчера начальник вызвал к себе, слегка пожурил. Потом он вдруг задумался, побарабанил по столу пальцами. Я стоял, ожидая решения.
      - В районе Кубинки сосредоточился Уральский добровольческий танковый корпус, который скоро выедет на фронт. - У меня екнуло сердце: ну, думаю, на фронт отпускают. Но генерал, сделав паузу, сказал: - Завтра поедете в корпус, прочтете для офицеров лекцию о танковых войсках гитлеровской армии. А рапорты свои забудьте.
      ...Откидываюсь на спинку сиденья. Думаю о Родине, о положении на фронте. Прошло два года тяжелой и изнурительной войны. В 1941 году у стен Москвы фашисты получили по заслугам. Их блицкриг потерпел окончательный провал. Развеяна и легенда о непобедимости армии третьего рейха. А год спустя гитлеровцы потерпели крупнейшее поражение под Сталинградом. Но враг не унимался. В районе Курской дуги он сосредоточил мощные группировки войск. Тревожные, напряженные июльские дни. Как-то развернутся события...
      Шофер притормозил машину:
      - Вам выходить, товарищ подполковник.
      Иду напрямик по мелкому ельнику. Под ногами шелестит сухая трава, стрекочет кузнечик. Небо чистое, безоблачное. Даже не верится, что недалеко идут тяжелые, жаркие бои.
      Взбегаю на бугорок. Легкий ветерок колышет жухлую траву. Бойцы тащат станковый пулемет максим, за ними вплотную, налегая на колеса, артиллеристы перекатывают 45-миллиметровое орудие. Догадываюсь: идет учебное занятие. Подзываю стоящего невдалеке лейтенанта. Придерживая полевую сумку, он бегом направляется ко мне. Спрашиваю, как попасть в штаб добровольческого корпуса.
      Офицер переминается с ноги на ногу:
      - Кто вы будете?
      Достаю удостоверение. Лейтенант объясняет:
      - Видите в трехстах шагах отсюда палатки? За ними деревянный домик. В нем - штаб.
      Минут через пять-шесть оказался у деревянного домика среди вековых сосен. Дежурный офицер спрашивает:
      - Вам к кому?
      Объясняю.
      - Одну минуточку, - произнес майор. - Сейчас выясним.
      Вскоре он снова появился в дверях:
      - Вас просит заместитель командира.
      Вхожу в кабинет. Полковник устало поднялся из-за стола, протянул руку.
      - Вовремя прибыли.
      Направляемся в клуб. На свежеобтесанных скамейках сидят офицеры, дымя самокрутками. Записей у меня никаких не было, и я без лишних слов начал говорить о танковых войсках противника, о средствах и способах борьбы с ними. Беседа затянулась. Вопросов было много. Кто-то спросил:
      - Когда ожидается открытие второго фронта?
      Что ответить? И я, и многие другие верили в заверение премьер-министра Англии Уинстона Черчилля, что вот-вот союзники нам помогут. Я ответил просто:
      - Поживем - увидим!
      - Сами управимся, - заметил лейтенант, сидевший в первом ряду.
      - Совершенно верно, - поддержал я. - Фашистов бить можно.
      - Так вы и расскажите, товарищ подполковник, как их били, - глядя на мой орден Красной Звезды, сказал он. - Интересно ведь, в боях мы не все бывали.
      Я смотрю на рослого, сухощавого лейтенанта. В главах - не обыкновенное любопытство. Офицер поднялся, поправил ремень и смущенно произнес:
      - Из училища мы, большинство, поэтому и допытываемся. Акиншин моя фамилия, командир танка.
      О себе говорить не так-то легко. Десятки глаз смотрят на тебя. В памяти всплыли первые дни войны. 85-й танковый полк, в котором я служил помощником начальника штаба, боевое крещение принял в районе города Дубно Ровенской области. Противник имел численное превосходство в силах. Нас непрерывно бомбила его авиация, атаковали танки. Командир 43-й танковой дивизии приказал нашему полку во что бы то ни стало сдержать фашистов хотя бы на два-три часа. И мы двинулись вперед, навстречу врагу.
      А по пыльной дороге бесконечной лентой тянулись на восток груженые обозы, беженцы. Ходуном ходила земля: с малых высот гитлеровские летчики сбрасывали одну за другой бомбы.
      - Ридни мои, сынки, спасите! - умоляла старушка, прижимавшая к груди ребенка. - Внучек мой...
      Танки одного из батальонов рассредоточились на опушке леса. Подхожу к экипажу старшины Григория Можейко. Красноармейцы роют окопы. На вылинявших гимнастерках выступил пот. Люди трудятся молча.
      - Видели, товарищи, что творится на шоссе? Так знайте: они на нас надеются.
      После бомбежки медленно оседает пыль. Я иду по опушке рощи, подбадриваю людей.
      - Товарищ старший лейтенант, танки!
      Танки противника двигались в колонне. У перекидного моста через небольшую речушку остановились. Насчитываю пока восемь танков. Из люка головной машины вылез офицер, небрежно вскинул бинокль. Взмахнул рукой: впереди, мол, путь свободен.
      Лязгая гусеницами, фашистские танки медленно вползали на мост. Комбат Г. М. Перовский меня торопит:
      - Начнем!
      - Минуточку, пусть продвинутся еще. Бить будем но первому и последнему. Создадим пробку, а потом...
      Спустя минуту-другую резко ударили наши орудия. Побольше бы огонька, помощней бы пушки. Но вот запылал головной танк, за ним - замыкающий... Гитлеровцы всполошились, открыли по нас огонь. У моста запылало четыре немецких танка, но фашисты продолжали наседать. В том бою погиб командир танкового батальона Глеб Михайлович Перовский, а мы продолжали удерживать рубеж.
      Обо всем этом я и рассказал танкистам-добровольцам.
      Офицеры корпуса оживились:
      - Так то было в начале войны. А теперь у нас тридцатьчетверки. Не чета Т-26...
      Ужинали в солдатской столовой. В алюминиевой миске подали гречневую кашу. Но есть не хотелось. Думал о людях, с которыми только что беседовал. Сумел ли хоть немного передать то, что хотел? Поняли ли добровольцы, что впереди очень тяжелые бои, дальние солдатские пути-дороги?
      Меня кто-то толкнул в бок:
      - Есть надо, товарищ подполковник.
      - Хохлов, Виктор Иванович! - Вскакиваю со скамейки. Не верится, что рядом стоит мой фронтовой товарищ, бывший заместитель командира 12-й танковой бригады по тылу. Вместе воевали за Украину, Северский Донец, Сталинград. Неожиданная встреча. Хлопаем друг друга по плечу, крепко жмем руки. Присели, разговорились. Вспомнили дни, совместно проведенные на фронте, друзей. Виктор Иванович говорит:
      - После госпиталя пока не у дел. Разыскиваю нашего бывшего командира бригады Василия Михайловича Баданова. Сейчас он назначен командующим 4-й танковой армией. Говорят, он где-то здесь, знакомится с танкистами Уральского добровольческого корпуса, вошедшего в состав армии. Буду проситься к нему, должен же он уважить мою просьбу.
      - Так и я с тобой пойду.
      В штабе корпуса выяснили, что Баданов еще в обед уехал в Москву. Решили отправиться туда и мы. Подвернулся, кстати, и грузовик. Забираемся в кузов. Пыль толстым слоем покрыла доски, и наше новое обмундирование враз потеряло цвет. Нас бросает из стороны в сторону, ящики, наполненные консервными банками, больно ударяют в бока, придавливают ноги. Но мы не обращаем на это внимания. Нас волнует другое: удастся ли уговорить генерала Баданова, чтобы он за нас похлопотал в Главном управлении кадров?
      Впервые с Василием Михайловичем Бадановым мне довелось встретиться в сентябре 1941 года в городе Змиеве, что под Харьковом. Он, в то время полковник, был назначен командиром 12-й танковой бригады, в которой я исполнял обязанности начальника штаба. В. М. Баданов был собранным, волевым человеком, и его полюбили в бригаде. Он умело руководил подразделениями, рискуя жизнью, смело шел в бой. И хотя бригада с тяжелыми боями по приказу командования отходила на восток, она часто наносила по фашистам ощутимые удары. Противник нес урон и в живой силе, и в технике.
      Как-то вечером я приехал на командный пункт бригады. Василий Михайлович говорил по радио, требовал ни в коем случае не оставлять занятый рубеж. Бросив трубку, полковник зло выругался, закурил. Но тут же успокоился и, обращаясь ко мне, сказал:
      - Приказал командиру второго батальона хотя бы на время удержать перекресток дорог. Знаю, что сил для этого почти нет. Танков в батальоне осталось лишь два, да и те потрепаны. А гитлеровцы жмут и жмут. Но удержать рубеж надо. Зубами вцепись, но держи!
      Наша бригада была вооружена танками Т-26. В жарких осенних боях у нас их оставалось совсем немного, по три-четыре танка в батальоне. К тому же но тактико-техническим данным они значительно уступали немецким.
      Ночью мы вынуждены были сменить командный пункт. Едем с командиром бригады в одной машине, на которой смонтирована полевая радиостанция. Натыкаемся на колонну танков. Командир выскочил из машины, подзывает к себе старшего. Оказалось, колонна - шесть танков из соседней бригады. Отстали от своих.
      - Танкам следовать за моей машиной, - распорядился Василий Михайлович.
      На рассвете подразделения бригады заняли оборону на западной окраине деревни Берестовенька. По дороге и прямо по полям шли беженцы, тянулись скрипучие обозы, груженные домашним скарбом, табуны скота. Люди уходили на восток. Видеть этот нескончаемый поток было нестерпимо больно и горько. Жаль детей, женщин, стариков. А чем мы могли им помочь? Словно угадав мои мысли, полковник Баданов сказал:
      - Умрем, но рубеж не сдадим.
      Наступал тревожный день. Из-за деревьев показалось яркое солнце, на небе ни облачка. К этому времени танки бригады были тщательно замаскированы. Наши танкисты ждали предстоящего боя. А немцы почему-то не появлялись. Что же замышляют враги? Не думают ли они нам преподнести сюрприз?
      Комбриг распорядился выслать разведку, но тут же свое решение отменил. В сторону деревни двигалось несколько немецких бронемашин. Беженцы, бросая свои вещи, рассыпались по кукурузному полю. Подпустив гитлеровцев на близкое расстояние, наши танкисты быстро с ними расправились.
      Спустя минут двадцать появилось более десяти фашистских танков и несколько крытых брезентами грузовиков с пехотой. Разгорелся бой. Враг стал теснить наш правый фланг. Комбриг в своем танке поспешил туда.
      Появление полковника воодушевило бойцов. Но силы были неравными. К вечеру немцам удалось оттеснить нас на несколько сот метров.
      Вдоль небольшой речушки мы стали зарывать в землю уцелевшие танки. Однако инженерные работы до конца не удалось произвести: среди ночи начальник связи капитан К. Г. Ковалев вручил комбригу радиограмму. Бригаде приказывалось перейти на новый рубеж. Мы вынуждены были оставить деревню Берестовенька.
      Во многих еще боях мне бок о бок пришлось воевать с Бадановым, Весной 1942 года его перевели с повышением. И вот только теперь предстояло вновь встретиться.
      В Москву приехали глухой ночью. Я жил в то время на частной квартире на Смоленской площади. С дороги помылись, выпили по кружке чая и легли спать.
      Утром чуть свет мы с майором Хохловым были уже на ногах. Наспех побрились - и в Главное управление бронетанковых войск. Адрес Баданова дали точный: проживает в гостинице Центрального Дома Красной Армии, в комнате 234. Спешим туда.
      Взбегаем на второй этаж, стучимся в дверь. Входим в номер. Генерал Баданов сидит на кровати, просматривает свежие утренние газеты. Отложив в сторону газету, генерал приподнялся:
      - А, Фомичев, проходи, проходи. Никак и Хохлов? Вот так встреча!
      Мы обнялись, расцеловались. Василий Михайлович заметно постарел, но выглядел бодро. Он чисто выбрит, в выутюженном обмундировании. Окинув нас пристальным взглядом, командарм спросил:
      - Каким ветром занесло? - А потом, спохватившись, предложил: - Садитесь, товарищи.
      Из-под кровати он достал тощий вещмешок. На стол вывалил несколько кусочков сахару, банку консервов, буханку черствого хлеба:
      - Угощайтесь. Сейчас чаю принесут. На другое не рассчитывайте.
      Мы рассказали генералу, по какому вопросу пришли. Василий Михайлович оживился и, потирая руки, обрадованно сказал:
      - На ловца и зверь бежит. Хорошо, ей-ей, хорошо. А я кадры подыскиваю.
      - Михаил Георгиевич, пойдете комбригом Челябинской танковой? - И, не дожидаясь моего ответа, спросил Хохлова: - А вы к Фомичеву заместителем по тылу?
      Мы ответили утвердительно.
      - Ну и отлично. Завтра же будет приказ. Готовьтесь.
      Но приказ пришлось ждать несколько дней. Поначалу меня не отпускали. Загоревал я. Девятого или десятого июля меня вызвал мой непосредственный начальник генерал-майор В. Е. Хлопов, а затем пригласили на беседу в ЦК партии. Беседа была короткой. В тот же день выдали предписание: я назначен командиром 244-й Челябинской танковой бригады.
      Челябинцы
      За мной прислали виллис. За рулем сидел красноармеец. Познакомились: Виктор Дорошевский.
      - В бригаде люди что надо! - с гордостью сказал он. - Добровольцы с Урала. Рвутся на фронт.
      О чем-то он еще говорил, но я мысленно прощался со столицей. До свидания, Москва, увидемся ли скоро?
      В эти дни уже шли кровопролитные бои на курской земле. Из сводок Совинформбюро мы знали, что нашей армии приходится нелегко. Враг вновь обрушился со всей силой и пытается взять реванш за Сталинград. Впереди еще бои, бои... И нашему корпусу скоро предстоит сражаться. Где, когда и как это произойдет - сказать пока трудно. Но ведь не случайно корпус перебросили в Кубинку. Отсюда до Орла не так уж далеко...
      Занятый этими мыслями, я и не заметил, как мы оказались на окраине города.
      - Стой!
      Водитель резко затормозил машину и удивленно вскинул брови.
      - С ветерком хотел вас, - виновато сказал он.
      - Домой мне надо, чуть не забыл.
      Водитель круто разворачивает машину - и назад. Указываю ему дорогу. Возле дома почти на ходу выскакиваю из машины и бегом в квартиру. Беру из вещей самое необходимое. Свой скудный паек оставляю соседям. Они ни в какую:
      - Вам на фронт, а мы тут как-нибудь обойдемся.
      Солнце было в зените, когда мы доехали до пункта, где временно расположилась бригада. У входа в штаб меня встретил исполняющий обязанности комбрига подполковник В. И. Панфилов. Теперь он стал моим заместителем.
      Мы прошли по территории расположения бригады. Ровные аллеи посыпаны свежим песком, аккуратно разбиты клумбы.
      - Челябинцы - народ старательный, к порядку привыкли. Все это вечерами делают, - сообщил Владимир Иванович.
      Зашли в одну из палаток. Из сосновых досок сбиты нары. Поверх хвойных веток - плащ-палатки, вместо подушек - вещевые мешки. Посредине - самодельный стол, скамейки.
      На территории палаточного городка ко мне подошел высокий, с крупными чертами лица офицер.
      - Начальник политотдела двести сорок четвертой Челябинской танковой бригады подполковник Богомолов, - представился он.
      Мы присели на скамейку. В тени было прохладно. Владимир Иванович Панфилов и Михаил Александрович Богомолов рассказывали мне о людях бригады, ее укомплектованности техникой и вооружением, об обученности личного состава.
      Из сообщений своих заместителей я узнал о том, что в феврале 1943 года рабочие индустриального Урала выдвинули идею создания добровольческого танкового корпуса. Свердловский, Челябинский и Пермский обкомы партии обратились в Центральный Комитет ВКП(б) с просьбой разрешить сформировать за счет внутренних ресурсов трех областей добровольческий танковый корпус.
      Мы берем на себя обязательство, - писали они, - отобрать в Уральский танковый корпус беззаветно преданных Родине, лучших людей Урала - коммунистов, комсомольцев, непартийных большевиков. Добровольческий танковый корпус уральцев мы обязуемся полностью вооружить лучшей военной техникой: танками, автоматами, орудиями, минометами, боеприпасами, сделанными сверх производственной программы{2}.
      ЦК ВКП(б) и Советское правительство, Государственный Комитет Обороны одобрили патриотическую инициативу уральцев, и весной 1943 года началось формирование корпуса.
      Весть о создании добровольческого корпуса молнией облетела города и села Урала. Желающих оказалось много. В парткомы, сельские Советы, в учреждения посыпались тысячи заявлений. Отбирали лучших из лучших. Одновременно трудящиеся Урала изготовляли танки, орудия, автоматы, боеприпасы, снаряжение для личного состава. Корпусу было присвоено наименование 30-й Уральский добровольческий танковый корпус. 1 мая добровольцы приняли военную присягу, а 9 мая им был дан народный наказ.
      Начальник политотдела показал мне листовку, отпечатанную типографским способом.
      - Эта листовка-наказ вручена каждому воину-добровольцу, - сказал Михаил Александрович.
      Я прочел наказ:
      Помните, сыновья и братья наши: всегда, когда над родной землей бушевали грозы войны и иноземный захватчик шел на Русь с мечом, Урал ощетинивался грозными жерлами пушек, стеной штыков, встречая захватчиков.
      ...И ныне сыны Урала с первого дня Великой Отечественной войны встали в ряды доблестных защитников Советской Родины. Не посрамили они славы предков, высоко несут гордое звание уральцев. Тысячи и тысячи наших земляков покрыли себя бессмертной славой на полях сражений. Весь советский народ чтит их за беззаветное мужество и храбрость...
      Родные наши!
      Вы вступили в Уральский добровольческий танковый корпус. Такое особо почетное имя ко многому обязывает... Не забывайте об этом ни на час...
      Советская Родина каждому из нас дорога. Честь, свобода и независимость ее - дороже собственной жизни. Где бы вы ни сражались - у стен ли Смоленска, у порогов Днепра или в ущельях Крымских гор, - помните, что вы сражаетесь за Родину, за Москву, вы отстаиваете народные богатства Урала, вы защищаете Свердловск и Магнитку, город стали и булата Златоуст и индустриальный Челябинск, Ильменскую сокровищницу минералов и жемчужину Урала - красивейшее в мире озеро Увильды, плодородные степи и дремучие уральские леса - все то, что полито потом и кровью дедов, отцов и братьев.
      ...Бейтесь так, чтобы еще ярче разгорелось имя Уралец, написанное на башнях ваших танков, чтобы в боях и сражениях завоевали вы почетное наименование гвардейского особого корпуса. Вести о присвоении гвардейского звания мы ждем от вас вместе с вестью о победах.
      ...Мы наказываем вам:
      Полностью используйте высокую маневренность наших замечательных машин, станьте мастерами танковых ударов, овладевайте тактикой ведения боя, показывайте образцы высокой воинской дисциплины, стойкости и организованности.
      ...Не забывайте: вы и ваши машины - это частица нас самих, это наша кровь, наша старинная уральская добрая слава, наш огненный гнев к врагу. Смело ведите стальную лавину танков. Ждем вас с победой, товарищи{3}.
      Оторвался от листовки, задумался. Народ Урала доверил своим сынам грозное оружие. Он надеется, что уральцы не дрогнут в предстоящих боях, внесут свой весомый вклад в полное освобождение родной земли. Эта ответственность ложится прежде всего на нас, командиров. Мы поведем их в бой.
      Настроение личного состава бригады, как я успел заметить и как подтвердил теперь начальник политотдела, приподнятое, по-настоящему боевое. Но одного настроения мало. Нужны и знания, и умение владеть оружием и техникой. Как бы читая мои мысли, Богомолов сказал, что добровольцы, хотя и прошли курс обучения, должны еще упорно учиться военному делу.
      - Да, - поддержал я Михаила Александровича, - надо каждую минуту, каждый час отдавать напряженной боевой учебе.
      Уже сгустились сумерки, и мы направились в столовую. Наспех поужинали, и я, попрощавшись с Богомоловым и Панфиловым, лег спать. Но сон не шел. Я думал о новом назначении, о том, что отныне мне доверена судьба нескольких сот людей. С ними мне теперь делить радости побед и горечь неудач. Что я знаю о них? Пока ничего. Знаю одно - надо всех людей, будь то радист, заряжающий, штабной офицер или политработник, сплотить в единую боевую семью, в крепкий дружный коллектив. На решение этой задачи необходимо нацелить командиров, политотдел, партийные и комсомольские организации.
      Проснулся рано. Вышел на улицу. Было свежо, легкий туман висел над землей. Оглядел прижавшиеся одна к другой палатки. Невдалеке застыли танки. В лесу стояла необыкновенная тишина. Вставало солнце, и его лучи едва-едва пробивались сквозь ветки густых сосен. По тропинке к палатке торопливо шагал боец с котелком в руках.
      - Куда в такую рань?
      - К вам приставлен, ординарцем, - выпалил красноармеец. - Собко я, Марк Наумович.
      Позавтракав, мы с Панфиловым направились на учебное поле. На опушке леса натолкнулись на группу танкистов. Перед ними на брезенте были разложены части клинового затвора пушки, подвижные части пулемета. Танкисты увлеклись своим делом и не заметили, как мы подошли.
      - Здравствуйте, товарищи, - сказал я.
      Танкисты встали. Лейтенант вытер паклей руки, лихо отчеканил:
      - Экипаж Беспощадного изучает вооружение танка. Командир экипажа лейтенант Акиншин.
      Лейтенант сказал, что танк подарен коллективом Челябинской ГРЭС.
      Я попросил одного из танкистов разобрать затвор. Командир орудия сержант Мордвинцев в считанные секунды выполнил команду.
      - Откуда такие знания, уверенные действия?
      - Под Москвой я воевал, в бригаде полковника Катукова. На Т-26. Теперь вот в добровольческом, челябинский я.
      Командир танка Михаил Акиншин рассказал о людях экипажа. Механик-водитель комсомолец Федор Сурков работал ранее в Челябинске - стройуправление No 22. Стрелок-радист Александр Марченко накануне войны окончил Черкасский техникум дорожного строительства, работал инженером во Львовской экспедиции Киевгипротранса. В начале войны выехал на Урал. Марченко сухощавый, на вид еще и двадцати пяти нет, но у него за плечами большая жизнь.
      - Ваш танк, говорите, назван Беспощадным? Хорошее название. Оправдайте его в бою.
      - Постараемся, - заверили меня члены экипажа.
      Прощаюсь с танкистами. Понравились мне эти люди.
      Взглянул на часы. Как быстро бежит время! Надо торопиться. Хочется посмотреть, как идут занятия в других экипажах.
      На башне танка надпись Комсомолец. Подхожу к экипажу.
      Один из бойцов схватил учебный снаряд, ловко забрался на броню и тут же скрылся в машине. Ствол пушки начал описывать круги.
      - Идут тренировочные занятия по огневой подготовке, - доложил лейтенант Любивец.
      Через минуту танкисты окружили меня. Интересуюсь, как идет учеба, чем занимаются в свободное время, как питание. Лейтенант выжидающе смотрит на меня. Вижу, грустит.
      - Родные что-нибудь пишут?
      - Никак нет. Они там, в неволе, - указал офицер в сторону запада.
      Иван Любивец - сын полтавского хлебороба. В начале войны семнадцатилетним пареньком пошел добровольно в армию, а по окончании военного училища был направлен в Челябинскую танковую бригаду.
      - Надо быстрее вызволять Украину, - задумчиво произнес танкист.
      Я продолжил этот разговор.
      - Нам, товарищи, придется освобождать от фашистской нечисти многие города и села нашей страны. И Украину. Впереди бои. Так давайте серьезно к ним готовиться.
      Люди, преисполненные чувством долга перед Родиной, выражали свою готовность в предстоящих боях сражаться до последней капли крови, до последнего дыхания, говорили, что уральцы не посрамят славы русского оружия.
      Побывал я у стрелков, разведчиков, зенитчиков.
      Июльский день угасал. Солнце посылало прощальные лучи. Я присел возле своей палатки на траву, уже отдававшую прохладой. Легкий ветерок шелестел ветками сосен, беззаботно цвенькали птицы в кустах.
      Лились звуки баяна. Добровольцы отдыхали. Приятный тенорок выводил:
      Мне в холодной землянке тепло
      От твоей негасимой любви...
      Утром на небольшом плацу, зажатом рослыми соснами, выстроился личный состав бригады. Иду по росистой траве. Навстречу начальник штаба подполковник Д. Б. Кременецкий. Он четко отдает рапорт.
      На правом фланге ветер треплет боевое Знамя - Знамя 244-й Челябинской танковой бригады. Рядом офицеры управления.
      Обхожу первый и второй танковые батальоны, механизированный батальон автоматчиков, минометную роту, зенитно-пулеметную роту, батарею 76-миллиметровых орудий, подразделения саперов, ремонтников, медиков. Вглядываюсь в лица подчиненных. В основном - безусая молодежь. Есть люди и постарше. Бойцы и сержанты строгие, подтянутые. В новом обмундировании. Поблескивают вороненые стволы автоматов.
      Обход закончился. Теперь строевым шагом идут батальоны. Четко, как на параде. Высоко вскинув головы, печатают шаг добровольцы-танкисты. Ровными рядами идут автоматчики, артиллеристы, минометчики...
      А затем встреча с офицерами управления. Подполковник Кременецкий представил начальников служб. На груди у многих офицеров боевые ордена и медали. Большинство из присутствующих почти с первых дней войны на фронте, имеют боевой опыт. Коротко и я рассказал о себе.
      - Воевать нам вместе, - подытожил я разговор. - Пусть каждый по своей службе сделает все, чтобы личный состав был обут, одет, накормлен, хорошо подготовлен к предстоящим боям. Люди нам верят, их доверием надо дорожить.
      Направляюсь в политический отдел. Небольшой деревянный домик утопает в зелени. Подполковник Богомолов на слова скуп, в оценке работников политотдела сдержан:
      - Сам толком еще с ними не знаком. И месяца нет, как они к нам прибыли. Но, кажется, люди подобрались хорошие. С утра до ночи в войсках пропадают: и в учебных атаках бывают, и на стрельбище, и на полигоне. В солдатских палатках по вечерам беседы проводят, организуют читки сообщений Совинформбюро, другие мероприятия.
      Длинный стол, за которым заняли места офицеры, прикрыт старыми газетами. Время дорого, и я без всяких предисловий перешел к делу. Рассказал о задачах, стоящих перед политработниками.
      Постепенно разговорились. Речь шла о содержании и формах партийно-политической работы в боевой обстановке, о том, что еще нужно сделать для воспитания у добровольцев высоких политических и морально-боевых качеств. Среди личного состава бригады - более 80 процентов коммунистов и комсомольцев. Мы тут же договорились о датах проведения партийных и комсомольских собраний. Я с охотой согласился сделать на одном из них доклад.
      На следующий день я приехал на учебное поле в район занятий. Командир батальона автоматчиков капитан А. С. Голубев доложил обстановку, показал исходную позицию для наступления, познакомил меня с офицерами и сержантами. Бойцы усердно отрывали окопы, ходы сообщения, тщательно маскируя свое месторасположение. Мы подошли к пулеметчику. Он вскочил:
      - Рядовой Громов.
      Я спрыгнул в окоп. Впереди лежащая местность просматривалась хорошо.
      - Ваша задача?