В четыре пятьдесят пять Анри Канарак вымыл руки, пробил время на своем пропуске. Рабочий день окончен. В раздевалке его поджидала Агнес Демблон.
— Тебя подвезти? — спросила она.
— Зачем? Обычно ты ведь меня не подвозишь. Остаешься здесь, пока не проверишь кассу.
— Но сегодня необычный день...
— Тем более. Сегодня все должно быть так же, как всегда. Понимаешь?
Он надел куртку и, не оглядываясь, вышел под дождь. От служебного выхода до улицы было всего несколько шагов. Канарак поднял воротник и быстро зашагал по улице. Две минуты шестого.
У тротуара с противоположной стороны был припаркован голубой «пежо». Капли дождя молотили по сияющей лаком крыше. В салоне было темно. Пол Осборн сидел за рулем и ждал.
На углу Канарак повернул на бульвар, и Осборн тут же включил зажигание. Завернув за угол, он двинулся налево вслед за Канараком и посмотрел на часы. Семь минут шестого, а на улице почти совсем темно — из-за дождя. Сначала Осборну показалось, что Канарак исчез, но вскоре он увидел знакомую фигуру, неторопливо шагавшую по тротуару. Судя по походке, Канарак ничего не подозревал — то ли уже успокоился, то ли вообще не придал инциденту в кафе особого значения, решил, что на него напал какой-то псих.
Канарак остановился у светофора. Осборн тоже. Он чувствовал, как его захлестывает волнение. "Сделай это прямо сейчас, — шептал внутренний голос. — Нажми на акселератор и сбей его, как только он ступит на мостовую. Никто тебя не увидит. Даже если случайный прохожий запомнит номер, что с того? Скажешь полиции, что ехал в темноте, ничего не видел, лил дождь. Кого-то сбил? Может быть. В такую погоду все может быть. Откуда они узнают, что это тот самый человек, на которого ты набросился в кафе? Ведь они понятия не имеют, кто он такой.
Нет! Даже не думай! В прошлый раз ты чуть было все не погубил, поддавшись порыву. Кроме того, мало просто убить Канарака. Нужно получить от него ответ на вопрос. Это не менее важно, чем отомстить. Поэтому нужно успокоиться, взять себя в руки и действовать в соответствии с планом. Как только подействует первый укол сукцинилхолина, легкие Канарака вспыхнут огнем от недостатка кислорода, потому что откажут мышцы, необходимые для работы легких. Он начнет задыхаться, перепугается как никогда в жизни и будет готов ответить на любой вопрос, но будет поздно — язык ему тоже откажет.
Потом действие препарата начнет ослабевать, Канараку станет легче дышать. Он взбодрится, решит, что самое страшное позади. И тут нужно будет показать ему второй шприц. Сказать, что вторая доза будет гораздо больше первой. От одной мысли о том, что только что пережитый кошмар повторится вновь, Канарак затрепещет. Тогда-то он и ответит на все твои вопросы. Он расскажет обо всем".
Осборн взглянул на свои руки и увидел, что костяшки пальцев побелели — так сильно он вцепился в руль. Казалось, сожми он пальцы еще сильнее, и руль треснет. Осборн глубоко вздохнул, заставил себя расслабиться. Напряжение немного спало.
Зажегся зеленый свет, и Канарак перешел на другую сторону улицы. Он был уверен, что за ним следят — то ли американец, то ли полиция, хотя последнее маловероятно. Как бы то ни было, нельзя подавать виду. Нужно вести себя точно так же, как он вел себя в течение последних десяти лет, возвращаясь с работы домой. Уйти из булочной ровно в пять, зайти в какое-нибудь кафе по дороге, потом поехать домой на метро.
Отсюда рукой подать до кафе «Ле Буа». Нарочно замедлив шаг, Канарак всем своим видом старался показать: идет простой работяга, уставший после долгого трудового дня. Навстречу ему попалась молодая женщина с собакой, а затем показалась и тяжелая стеклянная дверь «Ле Буа».
Многие заходили сюда отдохнуть после работы, поэтому внутри было шумно и накурено. Канарак хотел сесть поближе к окну, чтобы его можно было увидеть с улицы, но все столики оказались заняты. Пришлось сесть к бару. Канарак заказал кофе с ликером. Взгляд его был устремлен на дверь. Полицейского в штатском он узнает сразу — есть особые приметы, характерные признаки. Например, полицейские почти всех стран мира, отправляясь на задание, надевают черные туфли и белые носки.
Другое дело — американец. Во время нападения Канарак почти не успел его рассмотреть. И потом, когда американец следовал за ним в метро, Канарак был настолько потрясен, что не сумел разглядеть преследователя как следует. Запомнил лишь, что американец высокого роста, темноволосый и очень сильный.
Когда ему подали кофе, Канарак не сразу стал пить, а немного выждал. Потом взял чашечку, отпил и почувствовал, как внутри все согревается. Он вспомнил, как пальцы Осборна сжимали его горло. Американец явно хотел его задушить. Это странно. Если Осборна прислали, чтобы его убить, то разумнее было бы воспользоваться пистолетом или ножом. Убивать голыми руками в общественном месте? Чушь какая-то.
Жан Пакар, к сожалению, знал очень мало, толку от него добиться не удалось.
Добыть адрес частного детектива оказалось совсем несложно, хоть его домашний телефон и адрес, разумеется, в адресной книге отсутствовали. Канарак позвонил на коммутатор компании «Колб интернэшнл» в Нью-Йорк. Говорил он по-английски, с неподражаемым американским акцентом. Сказал, что звонит из своего автомобиля, находится в штате Индиана. Ему срочно нужно разыскать сводного брата, который работает в «Колб интернэшнл». Имя брата — Жан Пакар. Несколько лет назад Жан переехал в Париж, и с тех пор они не контактировали. Дело в том, что восьмидесятилетняя мать Жана тяжело больна, лежит в больнице и вряд ли доживет до утра. Не могут ли в компании сообщить ему телефон Жана?
В это время года между Парижем и Нью-Йорком пять часов разницы. Это означало, что если в Нью-Йорке сейчас шесть часов вечера, то в Париже уже одиннадцать и в офисе «Колб интернэшнл» никого нет. Дежурный оператор из Нью-Йорка доложил начальству. Дело казалось достаточно простым — обычные семейные проблемы. С Парижем связаться невозможно — там рабочий день уже закончился. Как быть? Кроме того, в шесть часов рабочий день уже заканчивался и в нью-йоркском офисе. Начальство тоже торопилось домой. Поэтому почти без колебаний оно дало санкцию, и оператор сообщил «сводному брату» телефон Жана Пакара в Париже.
Двоюродный брат Агнес Демблон работал диспетчером в управлении пожарной охраны первого парижского округа. Поэтому узнать адрес по телефону удалось без проблем. Так Канарак вышел на Жана Пакара.
Два часа спустя, в начале второго ночи, Анри Канарак стоял у подъезда дома Жана Пакара, находившегося в северной части французской столицы. Еще через двадцать минут Канарак уже спускался по черной лестнице, а тело Жана Пакара — точнее, то, что от него осталось, — валялось в гостиной на полу.
Допрос дал совсем немного. Пакар сообщил фамилию клиента и название гостиницы. Больше ничего. На другие вопросы — почему Осборн преследует Канарака, зачем он нанял частного детектива, работает ли он на кого-то другого, — Пакар ответить не смог. Канарак был уверен, что частный детектив ничего не утаил. Конечно, Жан Пакар был крепким орешком, но не до такой же степени. В начале шестидесятых Канарак прошел курс спецподготовки в американских частях особого назначения. В начале вьетнамской войны он руководил разведвзводом, совершал рейды в тыл противника и отлично умел выколачивать информацию из любого, даже самого упрямого «клиента».
Таким образом, ничего кроме имени и адреса добыть не удалось. Теперь он знает об Осборне столько же, сколько тот знает о нем. После долгих размышлений Канарак пришел к выводу, что Осборн может быть лишь представителем Организации. В Париж его послали с одной-единственной целью — убрать Канарака. Покушение было организовано из рук вон плохо, наемный убийца явно схалтурил. И тем не менее других вариантов быть не могло: Осборн прислан Организацией.
Самое печальное то, что, если он убьет Осборна, они просто пришлют следующего. Если, конечно, Организация действительно его расколола. Остается надеяться лишь на то, что Осборн — не профессионал, а любитель, охотник за скальпами. Есть такие спортсмены, которые за определенное вознаграждение рыщут по белу свету, имея при себе список тех, кого нужно убрать. Допустим, Осборн столкнулся с Канараком случайно и по собственной инициативе нанял Пакара. Если так — надежда еще есть.
Дверь кафе распахнулась, и Канарак поднял голову. На пороге стоял мужчина в плаще. Высокий, в шляпе. Мужчина осмотрел зал, повернулся в сторону бара, встретился взглядом с Канараком и тут же отвел глаза. Потом повернулся и вышел. Канарак немного успокоился — это был не полицейский и не американец. Так, посторонний.
Осборн все так же сидел за рулем своего «пежо». Он увидел, как к двери приблизился какой-то мужчина в плаще, заглянул внутрь, а потом пошел дальше. Этот человек не имеет к Канараку никакого отношения, решил Осборн.
Пекарь вошел в «Ле Буа» в пять пятнадцать. Прошло полчаса. Осборн уже проверил: поездка на машине до выбранного на реке места даже в час пик занимает не больше двадцати пяти минут. Пост возле булочной Осборн занял в четыре. Пока дожидался Канарака, успел, выйдя из машины, исследовать местность.
Он обошел все окрестные кварталы и обнаружил три переулка и два подъездных пути к заколоченным складским помещениям. Если завтра вечером, в пятницу, Канарак пойдет той же дорогой, что сегодня, ему не миновать этих узких проулков, куда не выходит ни одна дверь жилого дома и почти нет фонарей.
Осборн будет одет так же, как сегодня: в джинсы и кроссовки. Надвинет на лицо шапку с козырьком, затаится в темноте и будет ждать. На Канарака он набросится сзади, держа в руке шприц с сукцинилхолином. Второй шприц — на всякий случай — будет держать в кармане. Левой рукой он обхватит Канарака за шею, затащит его в переулок и воткнет ему иглу в правую ягодицу — прямо через брюки. Канарак, конечно, будет отчаянно сопротивляться, но для укола достаточно всего четырех секунд. Потом можно будет его выпустить — пусть немного порезвится. Может быть, полезет драться и попытается бежать. Да только через двадцать секунд у него начнут неметь ноги, еще через двадцать секунд он рухнет. Тогда он подхватит его под мышки и затащит в автомобиль. Если рядом окажется кто-то из прохожих, надо будет сказать по-английски, что его друг-американец здорово набрался, нужно доставить его домой. К тому времени все мышцы Канарака будут парализованы, и он не сможет произнести ни слова. В машине беспомощный и перепуганный Канарак будет полностью во власти Осборна. Все мысли его будут заняты только одним — как бы не задохнуться.
«Пежо» помчится по вечернему Парижу к уединенному парку над рекой. Постепенно действие сукцинилхолина начнет ослабевать, Канарак вновь обретет способность дышать. В этот момент Осборн покажет ему второй шприц, объяснит, кто он такой и что ему нужно.
Пригрозит Канараку еще одним уколом с двойной дозой препарата, если тот не выложит все начистоту. Тогда-то он и задаст свой главный вопрос: почему Канарак убил его отца? Можно не сомневаться — этот тип скажет всю правду.
Глава 23
В пять минут седьмого Анри Канарак вышел из кафе и со скучающим видом направился к станции метро.
Осборн проводил его взглядом, потом включил свет в салоне и посмотрел на карту. Через тридцать пять минут он уже находился в десяти с половиной милях от этого места, в Монруже, рядом с домом Канарака. Оставив машину в переулке, Осборн спрятался в подъезде, напротив дома Канарака. Объект появился через пятнадцать минут, вошел в подъезд, закрыл за собой дверь. Не было ни малейших признаков того, что пекарь чувствует за собой слежку или чего-то боится. Осборн улыбнулся. Все шло по плану, подготовку можно было считать законченной.
Без двадцати восемь он подъехал к своему отелю, отдал ключи от машины швейцару и вошел в вестибюль. Спросил у дежурной, не звонил ли ему кто-нибудь.
— Нет, месье, к сожалению, никто не звонил, — ответила дежурная, миниатюрная брюнетка.
Осборн поблагодарил ее и отошел от стойки. Он надеялся, что Вера позвонит. Не позвонила — тем лучше. Сейчас не стоит отвлекаться. Следует сосредоточиться на главном. Какой черт дернул его сказать полицейскому, что он собирается пробыть в Париже пять дней. С тем же успехом можно было сказать: неделя, десять дней, две недели. А теперь приходится торопиться и рисковать. Все должно совершиться в кратчайший срок. Времени у него в обрез. Оно не рассчитано на сбои и непредвиденные обстоятельства. А как быть, если Канарак завтра заболеет и вообще не пойдет на работу? Что, вламываться к нему домой? А семья — жена, родственники, соседи? Такой поворот событий планом не предусмотрен. Других вариантов у него нет и не может быть. Бикфордов шнур уже подожжен, отступать некуда. Остается лишь надеяться на успех.
Осборн решил, что больше не будет терзаться бесполезными волнениями, и отправился в сувенирный магазинчик — в другом конце вестибюля — купить какую-нибудь газету на английском языке. Стоя в небольшой очереди в кассу, он думал, что было бы, если бы Жан Пакар не сумел разыскать Канарака, так быстро? Неужели пришлось бы уехать, а потом возвращаться в Париж еще раз? Вполне возможно, что французская полиция внесла его имя в компьютер, взяла на заметку. Придется выжидать, тянуть время. А что, если детектив вообще не сумел бы разыскать Канарака? Как бы Осборн стал жить дальше? К счастью, Жан Пакар выполнил свою работу хорошо и быстро. Остальное зависит от самого Осборна. Надо расслабиться, сказал он себе. Его рассеянный взгляд упал на газеты.
Там он увидел нечто, повергшее его в шок. С фотографии на него глядело мертвое лицо Жана Пакара. Заголовок крупными буквами. «ЗВЕРСКОЕ УБИЙСТВО ЧАСТНОГО ДЕТЕКТИВА!»
Ниже подзаголовок: «Бывший наемник убит после чудовищных истязаний».
Прилавок поплыл перед глазами Осборна, закружился сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Пришлось опереться о него рукой. Сердце бешено колотилось, было трудно, дышать. Осборн еще раз взглянул на газетную страницу. Никакой ошибки — знакомое лицо, и над ним не оставляющий сомнений заголовок.
Кассирша спросила, хорошо ли он себя чувствует. Осборн рассеянно кивнул, вынул из кармана мелочь, расплатился. Кое-как добрел до лифта. Итак, совершенно ясно: Анри Канарак узнал, что Жан Пакар его выследил. Пекарь взял инициативу в свои руки. Осборн торопливо пробежал глазами статью. Имя Канарака не упоминалось. В статье говорилось лишь, что полиция обнаружила труп частного сыщика, но не выдвинула никаких версий и отказалась обсуждать убийство с журналистами.
Осборн стоял, дожидаясь лифта. Рядом дожидались трое японских туристов и какой-то мужчина в мятом сером костюме. Осборн пытался собраться с мыслями.
Двери лифта распахнулись, оттуда вышли двое. Осборн и остальные вошли в кабину. Один из японцев нажал на кнопку пятого этажа, мужчина в сером костюме ехал на девятый этаж, Осборн — на седьмой.
Двери кабины закрылись, и лифт пополз вверх.
Что теперь? Первым делом Осборн подумал про досье, которое должен был завести на своего клиента Жан Пакар. Через это досье полиция сразу же выйдет на него и на Анри Канарака. Потом Пол вспомнил, что рассказывал Пакар о методике работы «Колб интернэшнл». Агентство гордится тем, что умеет защитить интересы своих клиентов. Его сотрудники работают с заказчиками в тесном контакте, а после выполнения задания передают клиентам все собранные материалы. В агентстве не остается даже копии. «Колб» полностью гарантирует сохранение тайны — это вопрос профессиональной этики. Однако Пакар не отдал Осборну никакого досье. Где же оно?
Тут Пол вспомнил, что детектив вообще ничего не записывал. Может быть, никого досье вовсе нет. Как знать, возможно, таков нынче метод работы частного сыска. Утечки информации быть не может. Ведь имя и адрес Канарака агент записал на салфетке в самый последний момент и передал Осборну из рук в руки. Салфетка до сих пор лежала в кармане осборновского пиджака. Скорее всего это и есть все досье.
Лифт остановился на пятом этаже, японцы вышли. Кабина поползла дальше. Осборн рассеянно взглянул на мужчину в мятом костюме. Где-то он его уже видел, но не мог вспомнить, где именно. На седьмом этаже двери опять раскрылись, и Осборн вышел. Мужчина в сером костюме последовал за ним. Правда, Осборн свернул направо, а мужчина — налево.
Идя по коридору, Осборн обдумывал ситуацию уже спокойнее. Потрясение известием в гибели Пакара прошло. Нужно какое-то время, чтобы оценить ситуацию и решить, как быть дальше. Предположим, Пакар перед смертью рассказал Канараку о своем клиенте, сообщил имя, адрес гостиницы. Раз Канарак убил детектива, то вполне может прикончить и заказчика.
Внезапно Осборн услышал шаги за своей спиной. Оглянувшись, он увидел все того же мужчину в сером костюме и вспомнил, что тот жал на кнопку девятого этажа, а никак не седьмого. Справа открылась дверь, и какой-то молодой парень выставил поднос с грязной посудой. Мельком взглянув на Осборна, он снова закрыл дверь, щелкнул замок.
Теперь Осборн остался в коридоре наедине с незнакомцем. Повинуясь внутреннему сигналу тревоги, он резко остановился, спросил, обернувшись:
— Что вам от меня нужно?
— Чтобы вы уделили мне несколько минут, — спокойным, мирным тоном проговорил Маквей. — Меня зовут Маквей. Я из Лос-Анджелеса, как и вы.
Осборн внимательно осмотрел незнакомца. Ему было за шестьдесят, рост около пяти футов десяти дюймов, вес под двести фунтов. Зеленые глаза смотрели добродушно, почти ласково; седеющие каштановые волосы, на макушке сквозь них просвечивает лысина. Костюм из дешевых, синтетическая рубашка голубого цвета и галстук не в тон. Мужчина был похож на дедушку, приехавшего в город к внукам. Так сейчас, наверное, выглядел бы отец Осборна, будь он жив. Пол решил, что бояться нечего, и спросил уже не так настороженно:
— Мы с вами знакомы?
— Я полицейский. — Маквей показал значок.
У Осборна отчаянно забилось сердце. На секунду ему показалось, что он опять, как только что в сувенирном магазинчике, окажется на грани обморока. Он с трудом произнес:
— Ничего не понимаю. Что-нибудь случилось?
Из-за угла появилась пожилая пара в вечерних костюмах. Маквей посторонился, давая им пройти. Те улыбнулись и слегка кивнули. Подождав, пока они отойдут подальше, Маквей вновь взглянул на Осборна.
— Почему бы нам не зайти к вам в номер? — Он кивнул на дверь осборновского номера. — Или, если хотите, можем спуститься в бар.
Маквей по-прежнему говорил доброжелательно, без малейшего нажима. Ему, собственно, было все равно, где разговаривать с Осборном — в номере или в баре. Так или иначе, наутек хирург не бросится — это было ясно. А номер Маквей уже успел осмотреть.
Пол встревожился не на шутку, но старался не показать этого. В конце концов, пока он ничего еще не натворил. Разве что с помощью Веры раздобыл сукцинилхолин, что, конечно, не вполне законно, но уголовным преступлением не является. К тому же этот Маквей работает в лос-анджелесской полиции. Здесь, в Париже, у него вообще нет никаких полномочий. Главное — не паниковать, сказал себе Осборн. Будь вежлив, попытайся выведать, что ему от тебя нужно. Вполне возможно, речь идет о какой-нибудь ерунде.
— Можно и у меня, — сказал он вслух, открыл дверь и пропустил Маквея вперед. — Прошу садиться. — Он закрыл дверь, бросил ключи и газету на столик. — Если не возражаете, я зайду в ванную, сполосну руки.
— Не возражаю.
Маквей присел на край кровати и осмотрелся, а Осборн скрылся в ванной. Комната выглядела точно так же, как утром, когда детектив с помощью удостоверения и взятки в двести франков, врученной горничной, проник сюда с незаконным обыском.
— Выпить хотите? — спросил Осборн, вытирая руки.
— Только за компанию.
— У меня нет ничего, кроме шотландского виски.
— Годится.
Осборн принес полбутылки «Джонни Уокер». Взял с подноса на письменном столе два стакана, упакованные в целлофановые пакеты, разорвал целлофан и разлил виски.
— Льда, увы, тоже нет, — сказал он.
— Так сойдет. — Взгляд Маквея упал на кроссовки Осборна, покрытые толстым слоем засохшей грязи.
— Пробежку устраивали?
— Что вы имеете в виду? — спросил Осборн, передавая детективу стакан.
Маквей кивнул на его ноги.
— Обувь у вас грязная.
— А, это... — Осборн скрыл заминку за усмешкой. — Да вот ходил погулять. Вокруг Эйфелевой башни что-то пересаживают, перерыли весь парк. Дождь, знаете ли. Такую грязь развели...
Маквей отхлебнул виски, а Осборн воспользовался паузой, чтобы попытаться угадать — удалось ему обмануть детектива или нет. Собственно говоря, он не врал: вокруг Эйфелевой башни и в самом деле велись какие-то работы. Накануне Осборн проезжал мимо и видел это собственными глазами. Тем не менее лучше сменить тему.
— Так что вам от меня нужно? — спросил он.
— Значит, так. — Маквей явно колебался. — Я был в вестибюле и видел, какое впечатление на вас произвела статья в газете. — Он кивнул на газету, лежавшую на столике.
Осборн тоже отхлебнул виски. Вообще-то он почти не пил, но в ту самую ночь, когда он впервые столкнулся с Канараком, а потом угодил в полицию, после возвращения в гостиницу Пол заказал бутылку. Сейчас он был очень этому рад.
— Так вот почему вы здесь...
Он посмотрел Маквею прямо в глаза. Итак, они знают. Главное — не проявлять лишних эмоций, не вилять. Попробуем выяснить, что именно им известно.
— Как вы знаете, господин Пакар являлся сотрудником одной международной компании, — сказал Маквей. — Я нахожусь, тут, в Париже, совсем по другому делу, работаю в контакте с парижской полицией. И вдруг это убийство... Мне сказали, что вы были одним из последних клиентов господина Пакара. — Маквей улыбнулся и еще отхлебнул из стакана. — В общем, местные полицейские попросили меня зайти к вам и побеседовать. Как-никак мы ведь оба американца. Нет ли у вас каких-нибудь догадок или подозрений? Вы понимаете, что я не могу вести допрос официально. Просто им нужна помощь.
— Да, я понимаю. Но вряд ли я смогу вам чем-нибудь помочь.
— Показалось ли вам, что господин Пакар чем-то был встревожен?
— Может быть, но он никак этого не проявил.
— Позвольте узнать, почему вы его наняли?
— Я его не нанимал. Я обратился в компанию «Колб интернэшнл», а они прислали ко мне этого человека.
— Я не это имел в виду.
— Тогда позвольте не отвечать на ваш вопрос. Это дело личное.
— Доктор Осборн, речь ведь идет об убийстве, — сказал Маквей таким тоном, будто обращался к суду присяжных.
Осборн отставил стакан. Надо же, он ничего еще не совершил, а его уже пытаются обвинить. Это ему совсем не понравилось.
— Послушайте, детектив Маквей, Жан Пакар работал на меня. Да, он погиб. Я сожалею об этом, но не имею ни малейшего представления о том, кто мог его убить и почему. Если вы пришли ко мне только за этим, то напрасно потратили время!
Осборн встал и сердито сунул руки в карманы. Его пальцы нащупали коробочку с ампулами и еще одну со шприцами. Это маленькое напоминание заставило Осборна сменить тон.
— Ладно, извините. Я вовсе не хотел на вас кидаться. Сорвался из-за того, что узнал об убийстве. Это меня буквально потрясло... До сих пор не могу опомниться.
— Скажите хотя бы, выполнил ли господин Пакар ваше задание?
Осборн молчал. Как отвечать? Что, черт побери, ему надо? Знают они о Канараке или нет? Что будет, если ответить утвердительно? Если сказать «нет», то можно и попасться.
— Так выполнил или не выполнил?
— Выполнил, — решился Осборн.
Маквей внимательно посмотрел на него, допил виски. Подержал немного пустой стакан, словно не зная, куда его поставить, а потом внезапно впился в Осборна взглядом.
— Знаете ли вы человека по имени Петер Хосбах?
— Нет.
— А Джона Корделла?
— Тоже не знаю. — Осборн терялся в догадках, не понимая, куда клонит Маквей.
— А Фридриха Рустова? — Маквей закинул ногу на ногу. Осборн увидел полоску белой, безволосой кожи между краем брюк и носками.
— Нет, такого я тоже не знаю. Это что, подозреваемые?
— Это люди, пропавшие без вести.
— Нет, их имена мне ничего не говорят.
— Ни одно из них?
— Нет, ни одно.
Хосбах был немцем, Корделл англичанином, а Рустов бельгийцем. Все трое были обезглавлены. Маквей мысленно занес в свой мозговой компьютер, что Осборн даже не дрогнул, услышав эти имена. Фактор узнавания — ноль. Разумеется, не исключено, что Осборн — незаурядный актер или прирожденный лжец. Врачи ведь часто лгут, если считают, что так лучше для пациента.
— Что ж, мир велик, всякие совпадения бывают, — сказал Маквей. — В том и состоит моя работа, чтобы тянуть ниточки, распутывать клубки.
Слегка наклонившись, Маквей поставил бокал на столик. Там лежало два брелка с ключами: один от номера, второй — от автомобиля. На цепочке эмблема, геральдический лев компании «Пежо».
— Спасибо, что уделили мне время, доктор. И извините за беспокойство.
— Ничего-ничего, — ответил Осборн, стараясь не выказать облегчения от окончания беседы. Слава Богу, речь шла о рутинной проверке. Маквей помогает французским коллегам, не более того.
Детектив задержался у дверей, уже нажав на ручку. Быстро обернулся, спросив:
— Третьего октября вы были в Лондоне. Так?
Осборн ошеломленно переспросил:
— Что?
— В прошлый... — Маквей вынул из бумажника пластмассовый календарик... — в прошлый понедельник.
— Я вас не понимаю.
— Так вы были в Лондоне?
— Да, но...
— Зачем?
— Я... Я возвращался с медицинского конгресса в Женеве...
Пол с трудом подбирал слова. Откуда Маквей знает про Лондон? Какое это имеет отношение к Жану Пакару и пропавшим без вести?
— Сколько времени вы там пробыли?
Осборн медлил с ответом. К чему этот тип клонит? Чего добивается?
— Не понимаю, какое это имеет значение, — проговорил он наконец как можно более твердым тоном.
— Просто ответьте, и все. Такая уж у меня работа — задавать вопросы.
Он не отстанет, пока не услышит ответа, решил Пол и сдался:
— Я пробыл в Лондоне полтора дня.
— Вы остановились в отеле «Коннот», так?
— Да.
По спине Пола сбежала струйка пота. Маквей уже не казался ему похожим на провинциального дедушку.
— Чем вы занимались в Лондоне?
Тут Осборн побагровел от гнева. Его явно пытались загнать в угол, но с какой целью? Наверное, они все-таки разнюхали про Канарака. Полицейский хочет заставить его проболтаться. Черта с два! Пусть разговор о Канараке заводит сам Маквей.
— Детектив, то, чем я занимался в Лондоне, — мое личное дело. Вас это не касается.
— Послушайте, Пол, — невозмутимо отозвался Маквей, — я не намерен совать нос в вашу личную жизнь. Но я расследую дело о пропавших людях. И вы не единственный, с кем мне приходится беседовать. Просто расскажите мне, чем вы были заняты в Лондоне, и все.
— Пожалуй, я лучше вызову адвоката.
— Если в этом есть необходимость, вызывайте. Вот телефон.
Осборн отвел глаза.
— Я прилетел в Лондон в субботу после полудня. Вечером был в театре. Потом вдруг почувствовал, что заболеваю. Вернулся в отель и до утра понедельника валялся в номере.
— В ночь с субботы на воскресенье и весь воскресный день, так?
— Да.
— И из номера не отлучались?
— Нет.
— Еду в номер заказывали?
— Нет. Вы знаете, что такое скоротечный грипп? Лихорадка, озноб, понос и антиперисталсис. Последнее слово на нормальном языке означает рвота. Так что заказывать в номер еду и напитки как-то не тянуло.
— Вы были один?
— Да, — без колебаний ответил Пол.
— И вас в тот день никто не видел?
— Никто.
Маквей выдержал паузу и тихо спросил:
— Доктор Осборн, зачем вы мне врете?
Сегодня вечер четверга. Накануне, перед тем, как вылететь в Париж, Маквей попросил комиссара Нобла проверить, что делал Осборн в отеле. Комиссар позвонил утром и сообщил следующее. Пол Осборн прибыл в гостиницу «Коннот» в субботу днем, съехал в понедельник утром. Записался под собственным именем, в номер поднялся один, но вскоре к нему присоединилась дама.
— Что-что?! — попытался изобразить возмущение Пол.
— Вы были не один, — напористо заявил детектив. — С вами была молодая женщина. Темноволосая, на вид лет двадцать пять, двадцать шесть. Имя — Вера Моннере. В субботу вечером вы занимались с ней любовью в такси, возвращаясь в отель с Лейстер-сквер.
— Ничего себе! — ахнул Осборн. Его поразила невероятная осведомленность блюстителей закона. Потрясенный, он кивнул.
— Это из-за нее вы прилетели в Париж?
— Да.
— Она тоже была нездорова?
— Да...
— Вы давно ее знаете?
— Мы познакомились на прошлой неделе, в Женеве. Потом вместе полетели в Лондон. Вернулись в Париж. Она проходит здесь ординатуру.
— Ординатуру?
— Да, она врач. Точнее, врач-стажер.
Вера Моннере врач? Маквей удивился. Чего только не раскопаешь, стоит лишь начать. А Лебрюн темнил, не хотел говорить.
— Почему вы скрывали, что были в Лондоне не один?
— Я же говорю, это дело личное.
— Поймите, доктор, Вера Моннере — ваше алиби. Только она может подтвердить, где именно вы были в тот день.
— Я не хочу втягивать ее в эту историю.
— Почему?
Осборн снова вскипел. Полицейский совсем обнаглел, лезет туда, куда не просят.
— Ну вот что. Вы сами признали, что здесь вы лицо частное. Я не обязан с вами разговаривать.
— Не обязаны. Но будет лучше, если мы все же поладим, — задушевно сказал Маквей. — Ваш паспорт находится в полиции. Вам могут предъявить обвинение в злостном нарушении общественного порядка. Я помогаю французским коллегам. Если я скажу, что вы не пожелали отвечать на мои вопросы, они отнесутся к вам по всей строгости закона. Особенно теперь, когда ваше имя так или иначе вплыло в истории с убийством.
— Я уже объяснял — это не имеет ко мне отношения.
— Возможно. Однако вам придется довольно долго проторчать во французской тюрьме, пока все окончательно не прояснится.
У Осборна было ощущение, будто его только вынули из барабана стиральной машины и собираются сунуть в сушилку. Надо давать задний ход, а то беды не оберешься.