Сверху доносилась музыка — оркестр исполнял вальс Штрауса. Маквей вспомнил, как в комнате, где они нашли Каду, играло радио, и взглянул на Реммера.
— Боюсь, мистеру Шоллу придется изменить свои планы, — сказал Реммер, положив на стол перед Гёцем ордер на арест. — Он сейчас же спустится в этот зал и побеседует с детективом Маквеем либо отправится за решетку. Прямо отсюда.
— Что это значит, черт побери?! Понимаете ли вы, мать вашу, с кем имеете дело? — Гёц в бешенстве схватил ордер, взглянул на него, но тут же с отвращением отбросил его — текст был написан по-немецки.
— Если ваш клиент согласится помочь нам, мы, возможно, избавим его от крупных неприятностей. Может быть, ему даже не придется менять своих планов. — Маквей откинулся на спинку стула. Срок действия обезболивающего, которое дал ему Осборн, заканчивался, но он не хотел принимать еще одну таблетку — у него должна быть ясная голова и быстрая реакция. — Почему бы вам не пригласить его сюда на несколько минут?
— А почему бы вам, черт возьми, не рассказать мне, в чем дело?
— Я предпочел бы обсудить это с самим мистером Шоллом. Конечно, вы имеете полное право присутствовать при разговоре. В противном случае мы можем все вместе отправиться к детективу Реммеру и продолжить беседу в помещении, не столь богатом историческими реликвиями.
Гёц усмехнулся. Перед ним был государственный служащий, явно преувеличивающий свои полномочия да еще при этом находясь в чужой стране. Вся загвоздка — в ордере. Разве можно было ожидать, что этому Маквею удастся получить ордер у немецкого судьи? Здешние адвокаты Шолла мгновенно уладят дело, но, чтобы оповестить их, нужно время, а вот его-то Маквей и не дает. Есть две возможности — послать мистера Маквея подальше или, напротив, изобразить глубокую озабоченность и попросить Шолла спуститься и подсластить пилюлю: это позволит выиграть время и дождаться приезда немецких адвокатов.
— Я попробую помочь вам. — Гёц встал и, метнув взгляд на стоящего у двери Шнайдера, удалился.
Маквей посмотрел на Реммера.
— По-моему, у вас не будет более подходящего случая поискать Либаргера.
* * *
Фон Хольден свернул в узкую темную улочку неподалеку от Шарлоттенбурга, припарковался и погасил фары. Было тихо и безлюдно — в такую погоду люди предпочитают сидеть дома. Он открыл дверцу, выглянул и осмотрелся. Кругом ни души. Фон Хольден взял белый пластмассовый контейнер, приладил к кольцам на его крышке нейлоновый шнур и перебросил его через плечо. Оставив ключи в машине, он запер ее и пошел прочь.
Через десять минут фон Хольден подходил к Шарлоттенбургу. Он перешел пешеходный мостик через Шпрее и приблизился к служебным воротам с задней стороны парка. Глядя на тусклый свет дворцовых окон, он внезапно понял, как сильно сгустился туман за последний час. Аэропорты, должно быть, уже закрыты, ни один самолет не взлетит, пока не переменится погода — в лучшем случае до утра.
Охрана у служебных ворот пропустила фон Хольдена, и он двинулся по каштановой аллее. Перейдя мостик, он пошел по тропинке между соснами, потом повернул влево и приблизился к мавзолею.
— Уже девять. Где ты пропадал? — донесся до него из темноты голос Салеттла, и вслед за этим перед фон Хольденом возник он сам. Тощий, как карандаш, в черном плаще, он был почти невидим в темноте, можно было разглядеть только голову.
Салеттл подошел ближе.
— Здесь полиция с ордером на арест Шолла.
Фон Хольден заметил, что Салеттл неестественно возбужден, словно его накачали амфетамином, а зрачки его глаз стали не больше булавочной головки.
— Да, — ответил фон Хольден, — я знаю.
Взгляд Салеттла скользнул по белому контейнеру на плече фон Хольдена.
— Ты обращаешься с ним так, будто это корзинка для пикника.
— Прошу прощения. У меня не было иного выхода.
— Церемония в мавзолее откладывается.
— Чей это приказ?
— Дортмунда.
— Тогда я возвращаюсь в «Сад».
— Тебе приказано ждать дальнейших распоряжений в Королевских апартаментах.
Густой туман окутал рододендроны на тропинке. Мавзолей вдали, смутно вырисовываясь на фоне деревьев, казался призрачным готическим замком. Фон Хольден вдруг почувствовал, как невидимая властная рука неудержимо влечет его туда. И тут снова появились они — гигантские алые и зеленые полосы полярного сияния: они медленно извивались и угрожали поглотить его.
— В чем дело? — рявкнул Салеттл.
— Я...
— Ты что, заболел?
Чтобы избавиться от наваждения, фон Хольден тряхнул головой и глубоко вдохнул холодный воздух. Полосы исчезли: все прояснилось.
— Нет, — уверенно ответил он.
— Тогда отправляйся в Королевские апартаменты, как тебе велено.
Глава 120
8.57 вечера
Счищая пылинки с вечернего фрака Элтона Либаргера, Джоанна думала о своем песике, который сейчас летел где-то над Атлантическим океаном в Лос-Анджелес, где его подержат 2 собачьем приюте прямо в аэропорте, посадят в специальную будку и будут присматривать за ним, пока она не заберет его... В дверь громко постучали, и на пороге показались Эрик и Эдвард в сопровождении Реммера и Шнайдера. За их спинами маячили телохранители Либаргера в смокингах и еще двое в нарукавных повязках с эмблемой службы безопасности дворца.
— Дядя, — предупредительно сказал Эрик, — эти люди хотели бы поговорить с тобой минутку. Они из полиции.
— Guten Abend, — улыбнулся Либаргер, поглощенный процессом приема витаминов. Одну за другой он клал в рот пилюли и запивал их маленькими глотками воды.
— Извините за вторжение, герр Либаргер, — начал Реммер.
Вежливо улыбаясь, он окинул Либаргера быстрым цепким взглядом. Рост пять футов семь дюймов, а вес чуть более полутораста фунтов. В белоснежной крахмальной рубашке с отложными манжетами и белой бабочкой под воротником Либаргер производил самое благоприятное впечатление. Он выглядел так, как и должен выглядеть одетый соответственно торжественному случаю вполне здоровый человек лет пятидесяти, которому предстоит выступить перед весьма почтенной аудиторией.
Либаргер покончил с витаминами и повернулся.
— Джоанна, будь добра...
Джоанна помогла ему надеть фрак. Реммер сразу вспомнил эту женщину — в досье ФБР она значилась как лечащий врач Либаргера, Джоанна Марш из Таоса, Нью-Мексико. Он надеялся встретить здесь еще одного человека, зафиксированного видеокамерой, — спецназовца, которого Осборн опознал, когда тот выходил из «БМВ», — но его в комнате не оказалось.
— Что именно вам нужно? — спросил Эрик. — Моему дяде вот-вот предстоит очень ответственное выступление.
Реммер двинулся в центр комнаты, намеренно отвлекая на себя внимание Эрика, Эдварда и телохранителей, в то время как Шнайдер, отступив на шаг, незаметно осмотрелся и скользнул в ванную. Мгновение спустя он снова был в комнате.
— Мы получили информацию о том, что личная безопасность мистера Либаргера под угрозой, — произнес Реммер.
— Что вы имеете в виду?! — встрепенулся Эрик.
Реммер улыбнулся и успокаивающе поднял руку.
— Теперь я вижу, что это ошибка. Все в порядке. Простите, что потревожил вас, джентльмены.
Направляясь к выходу, Реммер взглянул на Джоанну и подумал: «Интересно, насколько она информирована и вовлечена во все это?»
— Спокойной ночи, — учтиво произнес Реммер, и они со Шнайдером удалились:
Глава 121
9.00 вечера
Шолл молча смотрел на Маквея. В комнате было тепло, и мазь на лице детектива начала таять, обнажая безобразные ожоги.
Только что Луис Гёц посоветовал Шоллу молчать как рыба до появления адвокатов, а Маквей на это заметил, что, хотя Шолл и вправе так поступать, отказ сотрудничать с полицией может сказаться на решении судьи выпустить его под залог.
— Я уж не говорю, — задумчиво добавил он, — о всяческих кривотолках, которых не избежать, как только средства массовой информации пронюхают, что столь известный человек, как Эрвин Шолл, арестован по подозрению в заказном убийстве и подлежит высылке в США.
— Что за чушь вы несете? — взвился Гёц. — Да уж одно то, что мистер Шолл ради вас оставил своих гостей, свидетельствует о его добровольном сотрудничестве с полицией!
— Если не кипятиться, можно все очень скоро закончить и разойтись, — тихо обратился Маквей к Шоллу, не обращая внимания на Гёца. — Поверьте, эта процедура мне так же неприятна, как и вам. Притом ожоги причиняют мне боль, а вам, как я понимаю, хочется вернуться к гостям.
Шолл согласился на встречу скорее из любопытства, чем из страха перед арестом. Он тотчас сообщил о случившемся Дортмунду, велев ему связаться с немецкими адвокатами, вышел из Золотого Зала через боковую дверь и начал спускаться по лестнице. Взволнованный Салеттл бросился следом за ним и, догнав, стал расспрашивать, куда он направляется, покинув гостей в такой момент — ведь уже без десяти девять, до начала выступления Либаргера остается всего двадцать пять минут.
— У меня совсем коротенькое свидание с одним полицейским, которого, по-видимому, как сказал бы Шекспир, «не берет ни меч, ни стрела», — надменно улыбнулся Шолл. — Времени у меня достаточно, мой милый доктор, даже с лихвой.
Импозантный загорелый Шолл в безупречно сшитом смокинге чрезвычайно любезно поздоровался с Маквеем и еще того любезнее с Осборном. Он был весь внимание и отвечал на вопросы охотно и искренне, хотя они явно озадачивали его. Шолла даже не вывело из себя и напоминание Маквея о его правах американского гражданина.
— Ну что ж, — вздохнул Маквей, — давайте вернемся к этому еще раз. Отец доктора Осборна был убит в Бостоне двенадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят шестого года человеком по имени Альберт Мерримэн, профессиональным убийцей. Неделю назад доктор Осборн нашел этого Мерримэна в Париже. Тот признался во всем и сказал, что нанимали его вы. Вы же утверждаете, что никогда не слышали об Альберте Мерримэне.
— Совершенно верно, — невозмутимо произнес Шолл.
— Если вы не знаете Мерримэна, то, может, вы были знакомы с Джорджем Осборном?
— Нет.
— Тогда зачем вы наняли убийцу, чтобы уничтожить незнакомого вам человека?
— Маквей, все, что вы говорите, — собачий бред, и вам это прекрасно известно! — Гёцу совсем не нравилось, что Шолл идет у Маквея на поводу и допрос затягивается.
— Детектив Маквей, — спокойно ответил Шолл, не удостоив Гёца взглядом, — я никогда в жизни не имел дела с наемными убийцами. Ваши подозрения просто оскорбительны!
— Но где же этот Альберт Мерримэн? Я хочу взглянуть на него! — потребовал Гёц.
— В том-то и проблема, мистер Гёц. Он мертв.
— Тогда чего ради мы теряем время? Ваш ордер — такое же дерьмо, как и вы сами. Показания мертвеца! — Гёц встал. — Мистер Шолл, нам не стоит задерживаться.
— Гёц, дело в том, что Альберта Мерримэна убили.
— Ну и что?
— Действовал наемный убийца, тоже нанятый мистером Шоллом. Его имя Бернард Овен. — Маквей взглянул на Шолла. — До того, как он начал работать на вас, он был сотрудником секретной службы Восточной Германии.
— Я никогда не слышал о Бернарде Овене, детектив, — спокойно возразил Шолл.
Каминные часы позади Маквея показывали 9.14. Ровно через минуту распахнется дверь, b Либаргер войдет в Золотой Зал. Шолл немало изумился, почувствовав себя заинтригованным. Маквей знал действительно много.
— Расскажите мне об Элтоне Либаргере, — еще больше удивил его Маквей, резко сменив тему.
— Он мой друг.
— Я хотел бы встретиться с ним.
— Боюсь, это невозможно. Он заболел.
— Но он достаточно здоров, чтобы произнести речь.
— Да...
— Тогда я отказываюсь понимать. Он слишком болен, чтобы побеседовать со мной, и вполне здоров, чтобы выступать перед аудиторией.
— Он находится под наблюдением врача.
— Вы имеете в виду доктора Салеттла?..
Гёц буравил Шолла взглядом. Сколько еще это будет продолжаться? Что он делает, черт побери?!
— Да, — кивнул Шолл. Он слегка отвернул левый рукав смокинга, обнажив заживающие царапины, и улыбнулся. — По иронии судьбы, детектив, мы с вами одновременно получили травмы. Я — играя с кошкой, а вы, судя по всему, — с огнем. Нам обоим стоит быть осмотрительней, согласны?
— Я не играл, мистер Шолл. Меня пытались убить.
— Вам повезло.
— Чего нельзя сказать о некоторых моих друзьях.
— Мне очень жаль. — Шолл посмотрел на Осборна и перевел взгляд на Маквея. Маквей был, конечно, опаснее всех, кого он когда-либо встречал. Ибо его не интересовало ничего, кроме истины. А это означало, что Маквей способен на все, чтобы до нее докопаться.
Глава 122
9.15 вечера
В зале стояла тишина. Взоры присутствующих были прикованы к Элтону Либаргеру, когда он шел один по центру великолепного Золотого Зала — роскошному творению в стиле рококо Георга Венцеслауса Кнобельсдорфа[40], — зеленый мрамор и позолота. Либаргер шел твердой поступью, не нуждаясь более ни в трости, ни в поддержке; безупречно одетый, надменно гордый, уверенный в себе — символический монарх будущего, представший перед теми, кто помог ему появиться здесь.
Эрика и Эдварда захлестнула волна обожания. За их спинами громко зарыдала фрау Дортмунд, не в силах сдержать переполнявшие ее чувства. Поддавшись всеобщему порыву, Юта Баур встала и зааплодировала. В другом конце зала зааплодировал Маттиас Нолль. Затем Гертруда Бирманн. Хильмар Грюнель. Генрих Штайнер и Конрад Пейпер. Маргарита Пейпер присоединилась к мужу. Далее — Ганс Дабриц и Густав Дортмунд. И вот уже весь зал аплодирует в экстазе. Либаргер обвел взглядом зал и улыбнулся; аплодисменты все усиливались, пока он шел к трибуне. И наконец перешли в оглушительную овацию.
Салеттл посмотрел на часы.
9.19.
Непростительно, что Шолл до сих пор не вернулся!
Либаргер начал подниматься на трибуну. Когда он взошел на нее и посмотрел в зал, овации достигли апогея, сотрясая стены и потолок. Это была прелюдия к «Ubermorgen». Начало «Послезавтра».
* * *
Реммер и Шнайдер пересекли брусчатку внутреннего двора Шарлоттенбурга. Они шли быстро, не говоря ни слова. Впереди у ворот остановился черный «мерседес», водитель которого направился к дворцу. Реммер сразу же подумал, что машину подали для Шолла, ведь он собирался уезжать. Реммер заколебался. Однако «мерседес» стоял на месте. Он может и час простоять здесь, подумал Реммер, доставая из кармана радиоприемник. Он отдал соответствующие распоряжения, и они пошли дальше. У самых ворот Реммер пристально посмотрел на дежурных охранников, те отвели глаза, и Реммер со Шнайдером спокойно вышли. Из длинного строя автомобилей выехал темно-синий «БМВ» и затормозил у кромки тротуара. Они сели в него, и машина тронулась с места.
Если бы Реммер, Шнайдер или два других детектива в этот момент оглянулись, они увидели бы, как открылись двери дворца и в сопровождении водителя черного «мерседеса» вышел не Шолл и не кто-либо из его влиятельных гостей, а Джоанна.
Водитель открыл перед ней заднюю дверцу и сел за руль. «Мерседес» обогнул двор, выехал на Шпандауэр-дамм и повернул в сторону, противоположную от «БМВ» Реммера. Через несколько секунд водитель увидел, как от автомобилей, припаркованных у тротуара, отъехал серебристый «фольксваген»-седан, развернулся и пристроился за «мерседесом». Водитель улыбнулся. Значит, за ним следят. А он всего-навсего отвозит женщину в отель. Никакого криминала.
Джоанна, плотнее запахнув пальто, смотрела в окно, стараясь не плакать. Она не понимала, что произошло: Салеттл в последний момент выставил ее, не позволив даже попрощаться с Элтоном Либаргером. Доктор вошел в комнату Либаргера тотчас же после ухода полиции.
— Ваши отношения с мистером Либаргером окончены, — резко заявил он, но тут же, изменив тон, продолжил мягко: — Так будет лучше для вас обоих, и постарайтесь не переживать. — Салеттл протянул Джоанне маленькую, красиво перевязанную коробочку. — Это вам. Но обещайте не открывать ее, пока не приедете домой.
Изумленная и растерянная, Джоанна машинально сунула подарок в сумочку и невнятно поблагодарила его. Она думала о Либаргере. Они долго были вместе, пережив много хорошего и плохого. Салеттл мог бы, по крайней мере, позволить ей проститься с Либаргером и пожелать ему удачи. Салеттл поступил грубо, даже жестоко. Но то, что он сказал потом, оказалось еще хуже.
— Я знаю, что вы собирались провести этот последний вечер с фон Хольденом, — неожиданно заявил Салеттл. — Не делайте вид, будто удивлены, что мне это известно. К сожалению, фон Хольден занят. Он выполняет поручение мистера Шолла и сразу после приема отправится с ним в Южную Америку.
— И я его не увижу? — Джоанна неожиданно почувствовала боль в сердце.
— Нет.
Джоанна ничего не понимала. Она должна была переночевать в берлинском отеле, а утром вылететь в Лос-Анджелес. Фон Хольден даже не упомянул о том, что летит с Шоллом. После церемонии в Шарлоттенбурге он собирался прийти к ней. Эту ночь они должны были провести вместе.
— Ваши вещи собраны. Машина ждет внизу. Всего хорошего, мисс Марш.
Все было кончено. Охранник проводил Джоанну вниз, к машине. Обернувшись, Джоанна увидела дворец, еле различимый в густом тумане. Казалось, все происшедшее с ней, в том числе и фон Хольден, было сном; и сон этот — как сейчас Шарлоттенбург — растаял вдали.
* * *
— Вертолет, — произнес Реммер, прижимая рацию к сломанной руке. «БМВ» проехал Шарлоттенбургскую больницу и через полмили резко свернул в темный Рувальд-парк. Миновав две трети парка, детектив, сидевший за рулем, выключил противотуманные фары и остановил машину; почти в тот же миг яркий прожектор осветил площадку в пятидесяти футах от них, и полицейский вертолет с ревом приземлился на траву. Пилот выключил двигатель. Шнайдер вышел из «БМВ», подбежал к вертолету, пригнувшись, открыл дверь и забрался в кабину. Вновь раздался рев мотора; вихрем взвились пыль и травинки; вертолет взлетел и исчез в ночном небе.
Сидя рядом с пилотом, Шнайдер видел внизу противотуманные фары «БМВ»; автомобиль объехал поляну и повернул налево, к Шарлоттенбургскому дворцу. Шнайдер откинулся назад и туже затянул ремень безопасности; затем расстегнул пальто и достал обернутый носовым платком бесценный трофей, который вез в дактилоскопическую лабораторию Бад-Годесберга: стакан для воды, из которого Элтон Либаргер запивал витамины.
* * *
Глава 123
— За несколько дней до того, как отец доктора Осборна был убит, — Маквей достал из кармана растрепанный блокнот и посмотрел в него, обращаясь к Шоллу, — он изобрел скальпель. Совершенно особый скальпель, он разработан и изготовлен для конкретного заказчика, маленькой фирмы, расположенной неподалеку от Бостона. Владельцем этой компании были вы, мистер Шолл.
— Никогда в жизни не владел фирмой, выпускающей скальпели.
— Я и не утверждаю, что она выпускала скальпели. Я говорю, что для нее был изготовлен скальпель в одном-единственном экземпляре.
Когда Гёц вышел сообщить своему клиенту о визите полиции, Маквей не сомневался, что Шолл непременно оставит гостей и спустится к нему. Ему было бы любопытно увидеть человека, который только что чудом выбрался из смертельной западни и имел наглость вторгнуться в личные владения Шолла. Конечно, Шолл мог быстро потерять к нему интерес и удалиться, но Маквей решил постепенно возбуждать его любопытство. В этом вся соль: любопытство подстегивает эмоции, а Маквей нутром чуял, что Шолл эмоциональнее, чем кажется. Когда же людей обуревают чувства, им трудно отмалчиваться.
— Фирма называлась «Микротэб» и находилась в Уолтхэме, штат Массачусетс. В ту пору ее контролировала частная компания «Уэнтуорт продактс» из Онтарио, Канада. Ее владельцем был... — Маквей помедлил, разбирая собственный почерк, — мистер Джеймс Телмедж из Уинсора, Онтарио. Телмедж и совет директоров «Микротэба» — Эрл Сэмюэльз Эван Харт и Джон Харрис, все трое из Бостона — умерли один за другим в течение полугода: люди из «Микротэба» — в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, Телмедж — в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом.
— Впервые слышу о фирме «Микротэб», мистер Маквей, — сказал Шолл. — Думаю, я уделил вам достаточно времени. Я вернусь к гостям, а на ваши вопросы ответит мистер Гёц. В течение часа приедет адвокат, который займется вашим ордером.
Шолл отодвинул стул и встал; Маквей заметил, как Гёц вздохнул с облегчением.
— Телмедж и остальные, — продолжал Маквей, словно не слышал слов Шолла, — работали и на две другие ваши компании — «Алеймс стил», Питтсбург, Пенсильвания, и «Стендэд технолоджиз», Перт-Амбой, Нью-Джерси. Кстати, «Стендэд технолоджиз» была наследницей нью-йоркской компании под названием «ТЛТ интернэшнл», распавшейся в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году.
Шолл изумленно уставился на Маквея.
— С какой целью вы меня допрашиваете? — холодно спросил он.
— Я просто хотел бы узнать, как вы это объясните.
— Но какие именно объяснения вы хотите услышать?
— Ваши отношения со всеми этими компаниями и тот факт, что...
— Я не имею отношения к этим компаниям.
— Не имеете?
— Абсолютно, — резко ответил Шолл, явно теряя самообладание.
Прекрасно, подумал Маквей, он уже разозлился.
— Расскажите мне о судоходной компании «Омега».
Гёц встал. Пора положить конец этому разговору. Он сказал:
— Боюсь, разговор окончен, детектив. Мистер Шолл, вас ждут гости.
— Я хотел бы задать еще один вопрос Шоллу о судоходной компании «Омега». — Глаза Маквея остановились на Шолле. — Так вы не имеете отношения ко всем этим компаниям? Ведь именно это вы мне сказали?
— Я сказал, Маквей, что разговор окончен! — резко возразил Гёц.
— Прошу прощения, мистер Гёц. Я пытаюсь спасти вашего клиента от тюрьмы. Но я не получил от него ни одного правдивого ответа. Минуту назад он сказал мне, что не имеет отношения к компаниям «Микротэб», «Алеймс стил», «Стендэд технолоджиз» и «ТЛТ интернэшнл». Последняя компания контролировала три предыдущих и сама, в свою очередь, находилась под контролем судоходной компании «Омега». А ведь известно, мистер Шолл главный держатель акций компании «Омега». Надеюсь, вы понимаете, на что я намекаю. Мистер Шолл, так вы имеете отношение к этим компаниям или нет? Третьего не дано. Итак?
— "Омеги" больше не существует, — сухо ответил Шолл. Он явно недооценил Маквея. Его упорство так же велико, как и его живучесть. Да, он явно просчитался, нужно было приказать фон Хольдену убрать этого любопытного детектива. Однако он очень скоро исправит эту ошибку.
— Я ответил на все ваши вопросы, и даже более того. До свидания, детектив.
Маквей поднялся и достал из кармана пиджака две фотографии.
— Мистер Гёц, вы не возражаете, если я попрошу вашего клиента взглянуть на эти снимки?
Осборн наблюдал, как Гёц изучает фотографии.
— Кто эти люди? — спросил Гёц.
— Именно об этом я и хотел спросить у мистера Шолла.
Осборн внимательно смотрел, как Гёц, глядя на Шолла, передает ему фотографии. Шолл бросил взгляд на Маквея, затем на снимки, вздрогнул, но тут же овладел собой.
— Понятия не имею, — спокойно сказал он.
— Точно?
— Точно.
— Имена этих людей — Каролина и Иоганн Хеннигер. — Маквей помедлил. — Сегодня их убили.
И на этот раз на лице Шолла ничего не отразилось.
— Я же сказал вам, что не знаю этих людей.
Шолл передал фотографии Гёцу, повернулся и пошел к двери. Осборн смотрел на Маквея.
— Весьма признателен вам за сотрудничество, мистер Шолл, — быстро сказал Маквей. — Думаю, вы понимаете, что доктор Осборн никогда не мог примириться с гибелью своего отца. Я обещал предоставить ему возможность задать вам один вопрос. Очень простой. Не для протокола.
Шолл обернулся.
— Ваша назойливость выходит за рамки приличий.
Гёц распахнул дверь. Уже переступив порог, Шолл услышал вопрос Осборна:
— Вы решили пришить голову Элтона Либаргера к телу другого человека?
Шолл замер. Гёц тоже. Шолл медленно обернулся. Он был так растерян, словно с него публично сорвали одежду в момент эрекции. Маквею показалось, что Шолл сейчас расколется, но вместо этого он увидел на его лице надменно-презрительную маску.
— Вы начитались романов писателей-фантастов!
— Это не вымысел, — произнес Осборн.
В это время в дальнем конце зала отворилась дверь и вошел Салеттл.
— Где фон Хольден? — резко спросил его Шолл.
Эхо повторяло шаги Салеттла по мраморному полу.
— Фон Хольден наверху, в Королевских апартаментах.
От недавней нервозности Салеттла не осталось и следа: внешне он был спокоен.
— Приведите его сюда.
Салеттл усмехнулся.
— Боюсь, это невозможно. Ни в Королевские апартаменты, ни в Золотой Зал доступа больше нет.
— Что это значит?
Маквей и Осборн переглянулись. Что-то произошло, но что? Шолл тоже ничего не понимал.
— Я, кажется, вас спрашиваю!
— Лучше бы вы сами поднялись наверх. — Салеттл пересек комнату и остановился в двух шагах от Шолла и Гёца.
— Приведите сюда фон Хольдена! — приказал Гёцу Шолл.
Гёц кивнул и уже было двинулся к двери, как вдруг раздался выстрел. Гёц подпрыгнул, словно его ударили, схватился рукой за шею, затем поднес ладонь к лицу. Она была в крови. Круглыми от изумления глазами Гёц посмотрел в лицо Салеттлу, потом перевел изумленный взгляд на его руку, сжимающую маленький автоматический пистолет.
— Ты подстрелил меня, подонок, сука! — завопил Гёц, покачнулся и рухнул на пол.
— Бросьте пистолет! Сейчас же! — Левой рукой Маквей отстранял Осборна, а в правой уже держал свой револьвер.
— Разумеется, — ответил Салеттл, перевел взгляд на Шолла и улыбнулся. — Эти американцы чуть было все не испортили.
— Бросьте оружие, немедленно!
Шолл смерил Салеттла взглядом, исполненным презрения.
— Вида?
Салеттл усмехнулся.
— Она жила в Берлине почти четыре года.
— Как вы посмели? — Шолл выпрямился. Он был в бешенстве, ярость охватила его. — Как вы посмели взять на себя...
Первая пуля Салеттла вошла в горло Шолла как раз над галстуком-бабочкой, вторая — прямо в сердце, разорвав аорту. Салеттла залило кровью. Шолл пошатнулся; в глазах его застыло недоумение. Потом он упал как подкошенный, словно из-под ног у него выбили опору.
— Сейчас же бросьте оружие, или я пристрелю вас! — взревел Маквей, держа палец на спусковом крючке.
— Маквей, не надо! — заорал у него за спиной Осборн.
Салеттл опустил руку с пистолетом, и Маквей снял палец с курка.
Салеттл повернулся к ним. Он был смертельно бледен и перепачкан кровью. Его фигура во фраке казалась нелепой, напоминая зловещего, отвратительного клоуна.
— Вы не должны были вмешиваться! — Голос Салеттла дрожал от злобы.
— Бросьте пистолет на пол! — приказал Маквей; он приблизился к Салеттлу еще на несколько дюймов, полный решимости пристрелить его в любую секунду. Осборн умолял Маквея не убивать единственного человека, который знал о том, что произошло. В этом он был прав. Но Салеттл только что застрелил двоих; Маквей не позволит ему разделаться еще с двумя.
Салеттл смотрел на них, все также не выпуская оружия из опущенной руки.
— Бросьте пистолет на пол! — повторил Маквей.
— Настоящее имя Каролины Хеннигер — Вида, — сказал Салеттл. — Несколько лет назад Шолл приказал убить ее и мальчика. Я тайно привез их сюда, в Берлин, и изменил их имена. Она позвонила мне сразу же, как только скрылась от вас. Она думала, что вы из Организации. Что они нашли ее. — Салеттл помолчал и продолжал еле слышным шепотом: — Организация знала, куда вы направляетесь. Поэтому выйти на нее было очень легко. А затем — на меня. И все бы сорвалось.
— Вы убили их? — спросил Маквей.
— Да.
Осборн шагнул вперед; глаза его блестели от возбуждения.
— Вы сказали, все бы сорвалось. Что именно? О чем вы?
Салеттл не ответил.
— Каролина, или Вида, как бы там ее ни звали — она была женой Либаргера, — настаивал Осборн. — Мальчик — их сын.
Салеттл прошептал:
— Кроме того, она была моей дочерью.
— Господи!!
Осборн и Маквей переглянулись; обоих охватил ужас.
— Лечащий врач мистера Либаргера летит в Лос-Анджелес утренним рейсом, — сказал вдруг Салеттл ни с того ни с сего, словно приглашая их присоединиться к ней.
Осборн уставился на него.
— Черт побери, что вы люди? Вы убили моего отца, свою родную дочь и внука и Бог знает скольких еще. — Голос Осборна дрожал от гнева. — Почему? За что? Чтобы защитить Либаргера? Шолла? Эту вашу Организацию? Почему?
— Джентльмены, — тихо произнес Салеттл, — оставьте Германию немцам. Вы сегодня уже пережили один пожар. Боюсь, что из второго вам не выбраться, если вы сию же минуту не покинете здание. — Он силился улыбнуться, но не смог. Его глаза остановились на Осборне. — Почему-то считается, что это очень трудно, доктор. Вовсе нет.
В мгновение ока Салеттл сунул дуло пистолета в рот и спустил курок.
Глава 124
— Частное предпринимательство, — произнес Либаргер в микрофон, и голос его проник в самые отдаленные уголки Золотого Зала, — немыслимо в эпоху демократии.
Оно возможно лишь тогда, когда народ обладает здравой идеей власти и личности.
Он помолчал и, опершись на трибуну, изучал лица сидящих в зале. Эта его речь звучала не впервые, хотя он несколько видоизменил ее, и большинство уже слышало ее. Он произнес эту речь очень давно, двадцатого февраля тысяча девятьсот тридцать третьего года перед небольшой группой магнатов делового мира. Оратор вступил в союз с богатыми общественными институтами, которые в тот зимний вечер вверили свои капиталы новому канцлеру Германии Адольфу Гитлеру.
Юта Баур вытянула шею, опустила подбородок на руки и полностью отдалась во власть того чуда, которому была свидетельницей, — перед ней с триумфальной речью выступал тот, кто был объектом полувековых мучений, сомнений, тревог и адского тайного труда. Густав Дортмунд, глава «Бундесбанка», сидел у нее за спиной, прямой, как столб; его лицо не выражало никаких эмоций — сторонний наблюдатель, не более. Однако внутри у него все трепетало, ибо он понимал, к чему приблизился.