Глава 22

Маргарет проснулась с одной мыслью: сегодня надо открыто сказать отцу о своем решении. Она знала все, что будет говорить: в Коннектикут не поедет и жить там с ними не собирается, она уходит, подыскивает себе комнату и работу.

Отец, безусловно, поднимет невообразимый скандал.

Маргарет почувствовала, как в душу снова заползает знакомое ощущение страха и стыда. Такое бывало с ней каждый раз, когда она сопротивлялась воле отца. Ничего, успокаивала она себя, мне девятнадцать и я взрослая женщина. Прошлую ночь провела с мужчиной. Чего мне бояться?

С самого раннего детства ее судьба как будто была предопределена им заранее. Почему он так хочет держать ее в клетке? То же самое пытался сделать с Элизабет. Похоже, он уготовил обеим своим дочерям роль рамки, которая будет обрамлять пусть аляповатую, но очень дорогую картину. Он никогда не давал им научиться что-нибудь делать, даже в мелочах – например, плавать, построить скворечник, ездить на велосипеде. Его совершенно не интересовало, сколько денег они выбрасывают на тряпки, но на книги не давал ни пенни.

Угнетало не столько то, что ей откажут и снова не удастся ничего добиться, сколько в какой форме это сделают, как унизят. Она сразу вспомнила его презрительную усмешку, надутые щеки, пылающее ненавистью лицо.

Маргарет часто пыталась его обмануть, взять хитростью, но ей удавалось это крайне редко. И потом она очень нервничала – вдруг он услышит шорох и найдет на чердаке спасенного ею котенка или увидит, как она играет с деревенскими девочками, или обыщет детскую и найдет ее любимую книжку «Превратности Евангелины» Элинор Глин.

Ей удавалось нарушить его волю только с чужой помощью. Моника познакомила ее с новым миром сексуальных ощущений, и здесь отец был бессилен. Перси научил ее стрелять. Дигби, отцовский шофер, – водить машину. И вот теперь, возможно, Гарри Маркс и Нэнси Линеан помогут ей стать самостоятельной.

Она уже даже чувствовала себя по-другому, не так, как раньше. Мускулы приятно ныли, будто она целый день провела на свежем воздухе и хорошо потрудилась. Маргарет лежала в постели, легонько гладила себя по бокам, животу, бедрам. Последнее время она полностью утвердилась в мысли, что ее тело какое-то неуклюжее, бесформенное, сейчас же оно ей нравилось. Да и Гарри, кажется, был в восторге.

Из-за шторы она слышала слабые звуки, приглушенные голоса, шорохи. Маргарет выглянула в щелку. Пассажиры понемногу просыпались, вставали. Никки складывал кушетку напротив, убирал полки, где спали мама и отец. Полки Гарри и его соседа, мистера Мембюри, уже убрали. Гарри сидел на диване полностью одетый, задумчиво смотрел в окно.

Она почувствовала внезапное смущение, быстро задернула шторку, он вроде ничего не заметил. Смешно, несколько часов назад они жарко лобзали друг друга, а теперь ей неловко.

Где же остальные? Перси, наверное, сошел на берег.

Отец сделал то же самое, он обычно поднимается рано. Мама утром спешить не любит и скорее всего находится в дамской комнате. А мистер Мембюри куда-то вышел.

Маргарет выглянула в иллюминатор. Светло, уже день, Клипер стоит на якоре у крошечного городка в сосновом лесу. Хорошая погода, тихо, картинка выглядела довольно безмятежной.

Она лежала на спине, наслаждаясь уютной постелью, память, как фотоаппарат, отщелкивала кадры прошедшей ночи, помещала их в мысленный альбомчик. Маргарет чувствовала себя так, будто именно этой ночью улетучилась ее невинность. До этого ее сексуальные контакты с Яном всегда были неловкими, поспешными, краткими, она скорее походила на ребенка, играющего во взрослую игру. Но этой ночью они с Гарри, несомненно, были взрослыми – партнерами, приносящими радость друг другу: осторожными, но не испуганными, смущенными, но не робкими, неуверенными, но не неуклюжими. Она ощущала себя полноценной женщиной. «Я хочу еще, продолжить, много раз», – думала Маргарет и чувствовала, как подымается грудь.

Она представила, что вот, совсем рядом, сидит Гарри, смотрит в окно – мечтательный взгляд, новая голубая рубашка. Захотелось поцеловать его. Она села, набросила на плечи халат, открыла штору.

– Привет, Гарри, с добрым утром.

Он резко посмотрел на нее, выражение лица какое-то странное, виноватое, будто его застукали за чем-то нехорошим. Но буквально через секунду лицо расслабилось, снова стало прежним, он улыбнулся. Она тоже улыбалась ему в ответ, не могла остановиться и хотела, чтобы так продолжалось вечно. Прошло минуты две. Наконец Маргарет опустила глаза и встала.

К ней обратился стюард:

– Доброе утро, леди Маргарет. Хотите чашечку кофе?

– Нет, Никки, спасибо. – Она подумала о своем жутком виде спросонья, захотелось поскорее взглянуть в зеркало, причесать волосы. Она еще неумытая, раздетая, тогда как Гарри уже побрился, нарядился и вообще выглядит, как свежее румяное яблочко.

И все же, как хочется его поцеловать.

Маргарет надела тапочки, вспомнив тот ужасный момент, когда оставила их внизу, у его полки, а затем быстро схватила, так что отец ничего не увидел. Она вставляла руки в рукава халата и только тут заметила, что Гарри уставился на ее груди. Ничего, пусть смотрит, даже хорошо, что он о них высокого мнения. Она затянулась узким пояском, провела рукой по шелковистым волосам.

Никки закончил складывать кушетку. Она надеялась, что стюард уйдет и тогда наконец будет возможность поцеловать Гарри, но Никки задержался.

– Вашу постель можно складывать?

– Конечно, – она была разочарована. В самом деле, когда еще представится шанс поцеловать Гарри? Она взяла свою сумку, с сожалением посмотрела на «румяное яблочко» и вышла.

Второй стюард, Дейви, потихоньку накрывал завтрак в столовой. По пути Маргарет украла одну клубничку, оглянувшись по сторонам, положила за щеку, пошла дальше. Большинство кушеток в отсеках были уже сложены, несколько человек сидели, лениво потягивая кофе. Мистер Мембюри о чем-то оживленно беседовал с бароном Гейбоном, ей даже стало интересно, что же они такое важное обсуждают. Обстановка казалась обычной, как на земле, за исключением одного – не было утренних газет.

Она вошла в дамскую комнату. За туалетным столиком сидела мама. Внезапно ей стало очень стыдно. Как она могла вытворять такое под боком у родной матери? Щеки моментально стали красными.

– Доброе утро, мама. – К ее изумлению, голос звучал абсолютно нормально.

– Доброе, дорогая. Ты что-то немного красная. Как спала?

– Превосходно. – Маргарет почувствовала, что становится пунцовой. Хорошая мысль пришла неожиданно. – Мне стыдно, я утащила из столовой клубничку. – Она быстро прошла в кабину. Потом долго и тщательно мылась, стремясь согнать краску с лица.

Жаль, что приходится надевать вчерашнее платье, подумалось ей. Хотелось бы надеть что-то новенькое. Она подушилась туалетной водой – Гарри говорил, что ему нравится запах. Он даже отгадал, что это «Тоска». Впервые она встретила мужчину, который разбирался в женских духах.

Маргарет медленно расчесывала волосы и думала, что пора ей посерьезней заняться своим внешним видом. Раньше она считала это неважным, теперь все изменилось. Ей захотелось иметь платья, которые бы выгодно подчеркивали ее фигуру, красивые туфли, которые бы эффектно смотрелись на ее стройных ногах, подчеркивать красоту темно-рыжих волос, глаз с изумрудным оттенком. То платье, что на ней, вроде ничего, коричневого цвета, но как-то плохо сидит, слишком свободное, не имеет формы, нет ни «плечиков», ни пояска. Мама не разрешает ей пользоваться косметикой, но, может, это к лучшему: бледный цвет лица многим кажется утонченным. Хорошо еще у нее зубы отменные, хоть здесь делать ничего не надо.

– Я готова, идем? – непринужденно спросила она.

Мама не сдвинулась с места.

– Торопишься. Никак не можешь наговориться со своим мистером Ванденпостом.

– Нет, не могу, а больше никого нет, скучно.

– Не увлекайся. К тому же он смахивает на еврея.

«Ерунда, все в порядке, без обрезания», – подумала она и чуть не ляпнула эти слова вслух, сдержалась, но захихикала.

Мать обиделась.

– Не понимаю, над чем ты смеешься. Учти, я не разрешу тебе встречаться с ним, после того как мы сойдем с трапа самолета в Нью-Йорке.

– Знаешь, думаю, ты будешь рада, потому что мне действительно все равно. – Маргарет никого не обманывала, она точно решила оставить родителей, поэтому ее мало заботило, что они ей разрешат, а что нет.

Мать бросила на нее подозрительный взгляд.

– Почему мне постоянно кажется, что ты не до конца откровенна?

– Потому что тираны никогда и никому не доверяют.

«Все, хватит», – подумала Маргарет. Она направилась к двери, но мать ее остановила.

– Не уходи! – мамины глаза наполнились слезами.

Что мама имеет в виду? Не уходить из комнаты или не уходить насовсем? Могла ли она как-нибудь догадаться? У нее ведь всегда была хорошая интуиция. Маргарет промолчала.

– Я уже потеряла свою старшую дочь. Второй потери мне не вынести.

– Во всем виноват только отец! – неожиданно выпалила Маргарет. Ей захотелось плакать. – Разве ты не можешь на него повлиять?

– Пыталась, и много раз.

Маргарет поразилась. Впервые мама фактически соглашалась, что отец стал несносен.

– Не знаю, но я так больше не могу.

– Тогда хотя бы не провоцируй его, не заводи.

– А что, терпеть? Пусть издевается?

– Ну немножко, вот потом, выйдешь замуж...

– Если и ты от него отвернешься, он изменится.

– Нельзя. Он мой муж.

– Но ты ведь видишь, что он кругом не прав.

– Не будем об этом. Сама поймешь, когда выйдешь замуж.

– Глупо и несправедливо.

– Подожди чуть-чуть, потерпи. Как только тебе исполнится двадцать один, все изменится. Обещаю, даже если ты и не выйдешь замуж. Знаю, трудно, но не хочу, чтобы он тебя проклял, как бедную Элизабет.

Маргарет понимала, что ей будет очень не хватать матери.

– И я не хочу этого, ма. – Она подошла к столику. Мать протянула к ней руки. Соединившись в каком-то внутреннем порыве, они обнялись. Мама сидела, а дочь стояла, объятие вышло неловким, но на удивление крепким.

– Обещай, что больше не будешь с ним ссориться.

Голос матери звучал так грустно, печально, с мольбой, что Маргарет захотелось ее хоть частично утешить.

– Попытаюсь, ма, обязательно.

– Спасибо, большего от тебя и не требую.

Маргарет догадалась, что ма покорилась судьбе, от этого на душе стало еще тяжелее. Несколько минут они молчали, затем Маргарет вышла.

Гарри даже привстал, когда она вернулась в отсек. Она была настолько расстроена, что, забыв о всякой осторожности, бросилась ему на шею. Он гладил и целовал ее волосы, велено смахивал слезы, шептал в ухо ласковые слова...

Внезапно открыв глаза, она поймала на себе удивленный взгляд мистера Мембюри, который, наверное, уже давно сидел на своем месте и смотрел на них. Маргарет нехотя оторвалась от Гарри. Они прошли в ее купе.

– Надо сейчас выработать какой-то план, – прошептал он, – а то, может, потом и поговорить наедине не удастся.

Маргарет осознала, что ма действительно вот-вот выйдет из туалетной, отец с Перси вернутся с берега вместе с остальными пассажирами и дальше остаться вдвоем будет затруднительно. Она так и представляла, как они попрощаются в аэропорту Нью-Йорка и разойдутся, чтобы никогда уже больше не встретиться.

– Как с тобой можно будет снизиться, давай быстро условимся.

– Не знаю, пока ничего для себя не определил, но не волнуйся, я сам на тебя выйду. В каком отеле вы остановитесь?

– Отель «Вальдорф». Вечером ты должен мне позвонить, слышишь?

– Успокойся, обязательно. Я назовусь мистером Марксом.

Его уверенный тон немного успокоил. В голову пришла мысль, что она ведет себя глупо и довольно эгоистично – думает лишь о себе и своих проблемах, а как он?

– Где ты остановишься?

– Найду какой-нибудь дешевый отельчик.

Ей не хотелось разлучаться.

– А что если я спрячу тебя в своей комнате в «Вальдорфе»? Не побоишься?

– Нет, ты серьезно? Великолепная идея!

– Тебе ведь нравятся удобства, правда? Утром я закажу в номер омлет, шампанское.

– Боже, да я останусь там навсегда.

– Через несколько дней родители начнут собираться в Коннектикут. Вот тогда мне и нужно соскакивать, но предварительно неплохо бы знать куда.

– Поищем жилплощадь вместе. Может быть, вообще удастся снять комнаты в одном доме или хотя бы рядом.

«Неужели, – думала Маргарет. – Это же как раз то, что нужно. Они могли бы лучше узнать друг друга, проверить свои чувства. А там, кто знает, если он вдруг сделает ей предложение... Впрочем, было одно препятствие».

– Да, но как же, если я начну работать у Нэнси Линеан, мне надо будет жить в Бостоне.

– Ну и что, я мог бы поехать с тобой.

– Здорово! Ты бы там тоже устроился. Однако понятия не имею, в какой это части страны.

– Новая Англия.

– Название прямо-таки наше, родное.

– Ну, дело не в названии.

– И все равно, хорошо, когда что-то напоминает Британию. Кстати, какое жилище я сниму, я имею в виду – сколько комнат и прочее?

Он улыбнулся.

– Только одну, и то платить накладно. Скорее всего, какой-нибудь угол, где будет газовая плитка, чтобы сварить себе утром кофе. В общем, дешевая мебель, одно оконце, общая ванная.

– А как насчет кухни?

– Вряд ли, это роскошь. Придется многого лишиться, того, к чему ты так привыкла сейчас. Но бояться не следует, надо лишь настроиться.

Она знала, что он готовит ее к суровой действительности, но, так или иначе, каждое слово о предстоящей ей новой жизни представлялось чудовищно романтичным. Действительно, что может быть лучше – проснуться рано утром, перед тем как идти на работу, приготовить себе чай, пару тостов или, на худой конец, сварить кофе, нет ни вечно ворчащих родителей, ни слуг, и никто не читает тебе нравоучений. Божественно!

– Интересно, хозяева тех домов, которые сдаются внаем, тоже живут там?

– Иногда. Так даже лучше, потому что при таком варианте они тщательнее следят за чистотой и порядком, хотя порой и норовят заглянуть в щелку к своим постояльцам. В противном случае, порядок, сама понимаешь, еще тот – водопровод течет, краска на стенах лупится, крыша подтекает.

Маргарет не сомневалась, что ей еще многое предстоит узнать, но ничто не свернет с избранного пути, потому что все это мелочи, по сравнению с главным – возможностью жить самостоятельно.

Через несколько минут вернулись с берега пассажиры, пришла из туалетной мама. Она была бледной, но очень красивой. Маргарет пожалела, что не может ей открыться, даже намекнуть.

Внезапно она почувствовала острый голод. Странно, ведь обычно по утрам она почти ничего не ест. Наверное, виновата бессонная ночь. Маргарет посмотрела на Гарри, но он поспешно отвел взгляд.

Взлетел самолет. Она уже не боялась, но от этого новизна ощущения не пропала, и третий взлет казался таким же необычным, как первый, – словно огромная птица взмыла в воздух!

Она мысленно перебирала в уме весь свой разговор с Гарри. Надо же, он хочет отправиться с ней в Бостон. Такой приятный, привлекательный, у него наверняка было полно девчонок... и все же явно отдает ей предпочтение, она это сердцем чувствует. Раньше она даже не думала, что ее будущее может быть как-то связано с Гарри, теперь такое развитие событий не представлялось ей чем-то сверхъестественным. Неужели в итоге она получит все разом – свободу, самостоятельность и... любовь.

Как только самолет выровнял курс, их пригласили завтракать. Подавали вкусную клубнику со сливками. Все ели с большим аппетитом, и только Перси предпочел кукурузные хлопья. Отец угощался шампанским, а Маргарет не отказалась от теплых булочек. В углу она заметила Нэнси Линеан, которая уплетала овсянку. Нэнси выглядела еще красивее, чем вчера. На ней была новая темно-синяя блузка. Когда Маргарет выходила из столовой, женщина успела шепнуть ей:

– В Ботвуде у меня был очень важный телефонный разговор. Думаю, теперь все будет хорошо и вы получите работу.

– Спасибо. – Сердце подпрыгнуло от радости.

Нэнси незаметно передала ей свою визитную карточку.

– Позвоните, когда окончательно решитесь.

– Обязательно. Уже через несколько дней.

Нэнси приложила палец к губам, хитро подмигнула.

Маргарет вернулась в купе возбужденной. «Хоть бы отец не заметил визитки, – думала она. – Ужасно, если вдруг станет задавать вопросы. Нет, вроде ничего не заметил. Впрочем, рано или поздно он все равно узнает». Она не будет таиться, бежать тайком, а скажет ему открыто, так, чтобы на этот раз не было никакого секрета и звонков в полицию. И, наверное, удобнее всего сообщить ему об этом в самолете. Старшая сестра с успехом проделала то же самое в поезде, и у нее получилось – во многом благодаря тому, что разговор состоялся на людях. Позже, в отеле, у отца будут более сильные позиции.

Когда начать? Может быть, лучше даже сейчас, пока он в хорошем настроении после завтрака с шампанским. Чем позже, тем труднее будет.

Перси резко вскочил с места.

– Пойду попрошу в столовой еще хлопьев.

– Сиди, – грозно отозвался отец. – Хватит набивать ерундой желудок.

– Ничего. – Перси не придал значения его словам, просто повернулся и вышел.

Отец был явно обескуражен, Маргарет тоже. Мать лишь смотрела перед собой потухшим взором. Все трое ждали, пока мальчик вернется. Наконец он пришел – с тарелкой хлопьев – и сразу стал запихивать их в рот.

– Я же не разрешал тебе глотать эту дрянь, – прошипел отец.

– А мне нравится. – Перси оставался невозмутимым.

Казалось, еще секунда и отец взорвется. Но тут положение неожиданно спас Никки, который разносил желающим сосиски и яичницу с ветчиной. В первый момент ей почудилось, что вот сейчас отец запустит в Перси тарелкой, но он, по-видимому, был слитком голоден, потому что взял блюдо, нож, пилку, недовольно пробурчал:

– Принесите английской горчицы.

– Прошу прощения, сэр, у нас ее нет.

– Нет горчицы? Какая нелепость. А как же прикажете кушать сосиски?

Никки выглядел испуганным.

– Извините, до вас никто вроде не спрашивал. В следующий рейс мы обязательно запасемся.

– То, что будет потом, меня мало волнует, а сейчас я вынужден терпеть неудобства.

– Вы совершенно правы, сэр, еще раз простите.

Отец принялся за еду. Он вроде как забыл о Перси, поскольку выплеснул свое раздражение на стюарда. Маргарет удивилась – раньше он такого никогда никому не спускал.

Она тоже взяла в рот сосиску. Вдруг отец наконец понял, что пора перестать дурить? Может быть, фиаско в политике, начало войны, вынужденное бегство из страны, бунт и уход из семьи старшей дочери заставили его быть мудрее? Сейчас, только сейчас, другого такого случая не будет. Она быстро доела, подождала, пока остальные тоже перестанут жевать. Стюард забрал тарелки, ушел ни отсека. Маргарет пододвинулась к матери, чтобы оказаться почти напротив отца, в последний раз постаралась успокоиться и ровным голосом начала.

– Папа, я долго не решалась, но теперь хочу серьезно поговорить и надеюсь, что ты меня выслушаешь до конца.

– Боже, зачем... – слабо запротестовала мама.

– Что такое? – отец вскинул хмурые брови.

– Мне девятнадцать, и я еще ни одного дня в жизни не работала, а пора бы.

– О чем ты? – прервала мать.

– О том, что хочу быть самостоятельной.

– Тысячи девушек из тех, что работают на фабриках и в конторах, охотно поменялись бы с тобой местами.

– Я это отлично понимаю. – Маргарет догадалась, что мама активно подключилась к разговору с одной целью – избежать крутой разборки с отцом. Впрочем, буквально через секунду мама ее очень удивила – слишком уж быстро сдалась.

– Ладно, если ты действительно так хочешь, думаю, твой дед сможет тебе что-нибудь интересное подыскать в своем офисе.

– В этом нет необходимости, я уже нашла себе работу.

– Где, в Америке? Как?

Маргарет решила не упоминать о Нэнси Линеан.

– В общем, все устроено.

– И какая это работа?

– Младший сотрудник в отделе сбыта на обувной фабрике.

– Глупости, прости меня за откровенность.

Маргарет закусила губу.

– Почему, собственно? Я даже горжусь, что смогла одна, фактически без всякого покровительства, найти работу, которая к тому нее по душе.

– Где находится фабрика?

– Никаких фабрик. Там ей нечего делать, – впервые нарушил молчание отец.

– Ну, если точнее, то буду реализовывать готовую продукцию в Бостоне.

– Невозможно, – мать даже обрадовалась, – потому что мы поедем в Стэмфорд.

– Кроме меня. Я поеду в Бостон.

Мать так опешила, что какое-то время вообще не могла вымолвить ни слова.

– Думай, что говоришь.

– Думаю, и очень хорошо. Я поселюсь в Бостоне, сниму там комнату и пойду работать.

– Жуть какая-то.

– Нет, я лично так не считаю. Многие девушки моего возраста так и поступают.

– Твоего возраста, но не социального положения.

– Какая разница?

– Большая. Представь только, ты работаешь за пять несчастных долларов в неделю, а отец платит сотню в месяц за твою квартиру.

– Я вовсе не хочу, чтобы отец за что-нибудь платил.

– А где ты будешь жить?

– Ведь я уже говорила – сниму комнату.

– В предбаннике, в нищете, убогости. Ради чего?

– Хочу заработать себе на обратный билет, затем вернусь в Англию и вступлю в армию, в отряд Местной обороны.

– Понятия не имеешь, о чем говоришь, – опять вмешался отец.

Маргарет почувствовала, что настало время дать бой. Сейчас или никогда.

– Ошибаешься.

– Боже, зачем вы... – начала было мама, но Маргарет не дала ей закончить.

– Я знаю, что придется быть на побегушках, заваривать чай, отвечать на телефонные звонки, жить в маленькой комнатенке без кухни с одной газовой плитой, общей ванной. Готова терпеть это и многое другое, лишь бы быть свободной.

– Ничего ты не знаешь. Свободной? Ты? Посмотри на себя повнимательнее. Ты изнежена и абсолютно не приспособлена к самостоятельной жизни. Даже и в школе-то не училась...

Кровь хлынула в лицо.

– Я хотела, пыталась ходить в школу – ты не разрешал.

Отец был бессердечен.

– И пальцем никогда не пошевелила. Все за тебя делали другие – стирали, гладили, готовили пищу, возили везде, даже детей к тебе специально приводили, чтобы было с кем играть. Ты о таких вещах не задумывалась?

– Еще как думала.

– А сейчас хочешь жить самостоятельно! По сути, не зная, сколько стоит кусок хлеба.

– Скоро узнаю.

– Сомневаюсь. Ты себе до сих пор ни одной тряпки не постирала, в автобусе никогда не ездила, как же, везде на автомобиле. Дома одна не ночевала, не умеешь делать элементарных вещей – поставить будильник, установить мышеловку, сварить яйцо...

– Ну и что, кто виноват? Только ли я сама?

– А какой толк от тебя в конторе? Ты и чай-то правильно заварить не сможешь и полный рабочий день не выдержишь. Вытерпишь от силы неделю. Что потом?

Маргарет знала, что, увы, во многом он прав, она действительно «неумеха». Ее мечта медленно растворялась, как дым в воздухе, рушилась, как замок на песке. Слезы душили, ручьем текли по лицу.

– Хватит, перестаньте, – вдруг раздался голос Гарри.

– Нет, пусть продолжает. – Она не хотела, чтобы он вмешивался. Они с отцом должны сами расставить все точки над "i".

Гримаса исказила его лицо, ничего, кроме ненависти, ярости, злобы.

– Бостон не наше родовое имение, да будет тебе известно. Там друг другу не помогают. Представь, что простудишься, заболеешь – никто далее руку не протянет. В магазинах тебя будут грабить евреи, на улице бесстыдно приставать негры. Что же касается твоего намерения вступить в армию, то...

– Тысячи других девушек уже сделали это, – произнесла Маргарет еле слышно.

– Не такие, как ты, а вполне приспособленные к трудной жизни, те, что привыкли вставать рано, чуть свет, сразу приступать к работе. Я уже не говорю об опасностях. Встретишь их – тут же раскиснешь, как кисель.