Глава третья

Дверь камеры открылась. Вошел надзиратель, огляделся, ткнул пальцем на Пола и Билла и молча махнул им рукой на выход.

У Билла вновь засветлела надежда. Ну вот, теперь-то их освободят.

Они встали и вслед за надзирателем потопали наверх. Какой чудесный день за окном! Они вышли из тюрьмы и направились через двор к небольшому одноэтажному зданию около ворот. До чего же хорошо глотнуть свежего воздуха!

Ночь прошла ужасно. Билл лежал на тощем тюфяке в забывчивой полудремоте, вздрагивая от малейшего движения других узников и испуганно озираясь при тусклом свете ночной лампочки. Только когда надзиратель принес на завтрак стакан чаю и ломоть черствого хлеба, он догадался, что настало утра. Чувство голода притупилось. Билл попросил принести четки.

Теперь, похоже, его молитвы услышаны.

Внутри одноэтажного здания оказалась комната для свиданий, обставленная простенькими столами и стульями.

Их ждали двое. Одного Билл риал: иранец по имени Али Джордан, работающий в отделе у Лю Гольца в посольстве. Он поздоровался и представил коллегу – Боба Соренсона.

– Мы вам кое-что принесли, – сказал Джордан. – Электробритву на батарейках, одну на двоих, и по паре брюк.

Билл взглянул на Пола. Тот уставился на этих посольских чиновников, готовый вот-вот взорваться.

– А разве вы не заберете нас отсюда? – спросил он.

– Боюсь, не сможем.

– Черт бы вас побрал! Это же с вашей подачи нас сюда упекли!

Билл сидел тихо, слишком подавленный, чтобы гневаться.

– Очень извиняемся, что так все вышло, – продолжал Джордан. – И для нас это полная неожиданность. Говорили, что Дэдгар настроен к вам вполне благосклонно... Посольство заявляет очень серьезный протест.

– А вы что-нибудь делаете, чтобы нас выпустили?

– Вам нужно пробиваться через правовую систему иранцев. Ваш адвокат...

– Сам Иисус Христос, – перебил его с возмущением Пол.

– Мы просили перевести вас в камеру получше, – невозмутимо продолжал Джордан.

– Вот здорово! Вот спасибо!

Вмешался Соренсон:

– Еще что-нибудь вам нужно?

– Мне ничего не нужно, – резко ответил Пол. – Я не собираюсь здесь долго торчать.

– Я хотел бы попросить глазные капли, – подал голос Билл.

– Прослежу за этим, – обещал Соренсон.

– Полагаю, на сегодня все... – произнес Джордан и посмотрел на надзирателя.

Билл поднялся.

Джордан сказал что-то надзирателю на фарси, тот жестом показал Полу и Биллу на дверь.

Они снова пошли за надзирателем через двор. Джордан и Соренсон – это младшие чиновники посольства, машинально отметил Билл. А почему не пришел Гольц? Похоже, посольство считает, что освобождать их должна ЭДС. Послав сюда Джордана и Соренсона, посольство тем самым как бы намекнуло иранцам, что оно озабочено этим делом, но вместе с тел дало понять Полу и Биллу, чтобы они особо не рассчитывали на помощь от правительства США. «Мы для посольства представляем проблему, которую оно не хотело бы замечать», – в сердцах подумал Билл. Все вошли в главное здание тюрьмы. Там в приемной комнате надзиратель открыл другую дверь, через которую они еще не проходили. Она вела в коридор. Справа размещались три каких-то служебных помещения. Слева – окна, выходящие во двор. Они подошли к еще одной двери – из толстого металла. Надзиратель отпер замок, все вошли внутрь.

Биллу сразу же в глаза бросился телевизор. Он оглянулся, и настроение у него поднялось. Здесь уже все напоминало человеческое жилье, не то что в подземелье.

Стены и пол выкрашены свежей серой краской, отчего было почище и посветлее. Двери камер не запирались, и заключенные без помех общались друг с другом. Сквозь окна лился дневной свет.

Они пошли дальше: справа и слева размещались по две камеры, причем слева, как оказалось позднее, камеры были переоборудованы под санузлы. Билл смотрел вперед, надеясь, после бессонной ночи в подвале, что и дальше не будет той грязи. Через открытую дверь в последней камере он заметил полки с книгами. Затем надзиратель повернул налево и провел их по длинному узкому коридору в последнюю камеру.

А в ней они увидели знакомую личность.

Это был заместитель министра здравоохранения Реза Негхабат, курировавший работу департамента социального страхования. Пол и Билл хорошо знали его, так как тесно работали вместе вплоть до его ареста в сентябре. Они обменялись крепкими рукопожатиями. Увидев знакомого, да еще говорившего по-английски, Билл оживился.

Негхабат очень удивился:

– А вы-то почему здесь?

Пол пожал плечами:

– Я, признаться, отчасти надеялся, что вы разъясните нам это.

– А в чем вас обвиняют?

– Ни в чем, – ответил Пол. – Вчера нас допрашивал господин Дэдгар из городского следственного управления. Он расследует дело вашего бывшего министра господина Шейка. Он нас и арестовал. Без всяких обвинений, без допросов. Думаем, нас задержали как важных свидетелей.

Билл оглядел камеру. По обеим ее сторонам стояли спаренные трехъярусные койки, еще одно такое же сооружение находилось около окна. Всего же, таким образом, в камере насчитывалось восемнадцать спальных мест. Как и в той камере в подземелье, на койках лежали тощие тюфяки из поролона и серые шерстяные одеяла. Нижнее место представляло собой просто брошенный на пол матрац. В отличие от узников подземелья у некоторых обитателей этой камеры имелись и простыня. Окно напротив двери выходило во двор. Из него Билл увидел траву, цветы, деревья, а также припаркованные автомашины, как он догадался, охранников и надзирателей. Виднелось также низенькое здание, где они только что беседовали с Джорданом и Соренсоном.

Негхабат представил Пола и Билла остальным заключенным. Они выглядели довольно приветливыми и не такими злодеями, как те, из подземелья. Некоторые полки пустовали – эта камера не была переполнена, подобно подвальным. Пол и Билл разместились по обе стороны двери. Билл выбрал себе среднюю койку, а Пол снова улегся на нижней.

Негхабат повел их знакомить с помещениями. Напротив камеры находилась кухня, в ней стояли стулья и столы, за которыми заключенные пили чай и кофе или просто сидели и болтали. Кухню почему-то называли чаттанугской комнатой. Поблизости, в стене, где кончался коридор, виднелся закрытый люк. За ним размещалась лавка, где, как объяснил Негхабат, иногда можно покупать мыло, полотенца и сигареты.

Пройдя назад по коридору, они миновали свою камеру – номер 5 – и еще две камеры, прежде чем попали в широкий коридор. Комната, которую Билл заметил раньше, оказалась служебным помещением для надзирателей и библиотекой с книгами на английском и на фарси. К этой комнате примыкали еще две камеры. На противоположной стороне коридоре размещались совмещенные санузлы с умывальниками, душами и уборными. Душевые сделаны на персидский манер – вверху лейка, а внизу отверстие для слива воды. Билл, хотя и очень хотел принять душ, узнал, что вряд ли это возможно – по обыкновению горячая вода не текла.

За стальной дверью, сказал Негхабат, находится небольшой кабинет, где принимали приходящие терапевт и зубной врач. Библиотека работала всегда, а телевизор включали только по вечерам, но программы шли лишь на фарси. Заключенных из этой секции тюрьмы дважды в неделю выводили во двор на прогулку, и они ходили полчаса по кругу. Бриться надо было обязательно: надзиратели разрешали отпускать усы, но не бороды.

В коридоре они повстречали еще двух знакомых: консультанта Министерства здравоохранения по вопросам обработки данных господина Тоульяти и Хусейна Пашу, который был финансовым представителем Негхабата в департаменте социального страхования.

Пол и Билл побрились электробритвой, которую передали Соренсон и Джордан. Наступил полдень – время обеда. В стене коридора виднелась ниша, задернутая занавеской. Оттуда заключенные достали и расстелили на полу линолеумные коврики и взяли в руки простенькую посуду. На обед подавали отварной рис с кусочками баранины, хлеб и йогурт, а на третье чай или кока-колу – по выбору. Все уселись на коврики, по-восточному скрестив ноги, и принялись за еду. Пол и Билл, как говорится, поесть не любили, и обед показался им убогим. И все же Билл уплетал с аппетитом – возможно, потому, что все кругом было чисто.

После обеда пришли посетители – иранские адвокаты. Они, к сожалению, и сами не знали, за что взяли под стражу Пола и Билла, как не знали и что будет дальше и как можно помочь им. Состоялся бессвязный тягостный разговор. Пол и Билл ни в чем не верили этим адвокатам, так как именно они говорили Ллойду Бриггсу, что залог не превысит двадцати тысяч долларов. Поэтому встреча с адвокатами им ничего не объяснила и не вселила каких-то надежд.

Остаток дня они просидели в чаттанугской комнате, беседуя с Негхабатом Тоульяти и Пашой. Пол подробно рассказал о допросе, учиненном им Дэдгаром. Иранские собеседники проявили живейший интерес к тем местам допроса, где упоминались их имена Доктору Тоульяти. Пол объяснил, что его имя выплыло в связи с возможным столкновением интересов. Тоульяти тоже рассказал, что Дэдгар допрашивал его подобным же образом, прежде чем посадить в тюрьму. В разговоре Пол припомнил, что Дэдгар спрашивал его что-то о меморандуме, написанном Пашой. Меморандум не представлял собой ничего необычного для статистики, и никто не подозревал, что и него можно извлечь что-то из ряда вон выходящее.

Негхабат высказал свои мысли, почему они все оказались в тюрьме. «Шах делает из нас козлов отпущения, – говорил он, – чтобы показать массам, что он на деле искоренит коррупцию, но он взялся за учреждение, где коррупцией и не пахло. В нем искоренять просто нечего, но если он нас освободит, то распишется в собственном бессилии. Если бы он вместо того присмотрелся к бизнесменам, связанным со строительством, то нашел бы непостижимое число примеров коррупции».

Все эти рассуждения были довольно неопределенными. Негхабат давал только рациональное объяснение. А Пол и Билл хотели конкретности: кто отдал команду искоренять коррупцию, почему выбор пал на Министерство здравоохранения, какой вид коррупции предполагалось разоблачить, где сидят осведомители, которые написали доносы на лиц, взятых теперь под стражу? Негхабат от ответа не то чтобы уклонялся, а просто ничего не отвечал, словно набрал в рот воды. Уклончивость заложена в характере перса – спросите его, что он ел на завтрак, и через десять секунд он заведет философские рассуждения о жизни.

В шесть вечера они вернулись в камеру на ужин. Ужин оказался отвратительным – не более чем остатками от обеда, размешанными в каком-то пойле и размазанными на куске хлеба, да чуть побольше чая.

После ужина смотрели телевизор. Негхабат переводы последние известия. Шах попросил лидера оппозиции Шахпура Бахтиара сформировать гражданское правительство вместо правления генералов, находившихся у власти с ноября. Шахпур, объяснил Негхабат, возглавлял племя бахтиаров и никогда не соглашался сотрудничать с режимом шаха. И тем не менее вопрос о том, сможет ли правительство Бахтиара положить конец беспорядкам, будет зависеть от позиции аятоллы Хомейни.

Кроме того, шах опроверг слухи, будто уезжает из Ирана.

Билл подумал про себя, что все эти новости обнадеживают. Если Бахтиар станет премьер-министром, то шах останется в стране и наведет порядок. Но все же бунтовщики сохранят, по меньшей мере, свое влияние на управление страной.

В десять часов телевизор выключили, и заключенные разошлись по камерам. Некоторые арестанты развесили на своих койках полотенца и одежду, чтобы отгородиться от света, – здесь, как в подвальной камере, лампочка горела всю ночь напролет. Негхабат посоветовал Полу и Биллу попросить тех, кто придет к ним на свидание, принести простыни и полотенца.

Завернувшись в тоненькое серое одеяло, Билл ворочался на койке, устраиваясь поудобнее для сна «Мы здесь сидим временно, – примиренчески подумал он. – Нужно ко всему привыкать. Наша судьба в руках других».

А их судьба находилась в руках Росса Перо. В последующие два дня все его высокие надежды и помыслы не реализовались.

Поначалу новости обнадеживали. В пятницу 29 декабря перезвонил Киссинджер и сказал, что Ардешир Захеди освободит Пола и Билла. Но сначала сотрудники американского посольства должны провести две встречи: с чиновниками Министерства юстиции и с представителями шахского двора.

В Тегеране подготовкой к этим встречам занимался лично заместитель американского посла, министр-посланник Чарльз Наас.

В Вашингтоне с Ардеширом Захеди говорил также Генри Пречт из госдепартамента. Зять Эмили Гейлорд, Тим Риэрдон, имел встречу с сенатором Кеннеди. Привел в действие свои связи с членами иранского военного правительства и адмирал Мурер. Единственным из вашингтонцев, кто не оправдал надежд, оказался бывший посол США в Тегеране Ричард Хелмс – он честно и прямо сказал, что все его прежние друзья в Иране растеряли свое влияние.

ЭДС проконсультировалась с тремя иранскими адвокатами по отдельности. Один из них оказался американцем, специализировавшимся на защите интересов американских корпораций в Тегеране. Двое других были иранцами: у одного имелись хорошие связи с прошахскими кругами, а другой был близок диссидентам. Все три адвоката пришли к единому мнению, что Пола и Билла засадили в тюрьму совсем уж необычным образом, а сумма залога установлена непомерно огромной. Американец, которого звали Джон Уэстберг, припомнил, что самый большой залог, о котором он когда-либо слышал в Иране, составлял сто тысяч долларов. Вывод заключался в том, что у следователя, который посадил Пола и Билла в тюрьму, были очень шаткие основания.

В Далласе заведующий финансовым отделом ЭДС Том Уолтер, тот самый алабамец с замедленной речью, прикидывал, в какой форме могла бы ЭДС в случае необходимости уплатить залог в сумме 12 750 000 долларов. Адвокаты подсказали, что залог мог бы быть уплачен в одной из трех форм: наличными, аккредитивом на имя одного из иранских банков или же под залог имущества в Иране. У ЭДС своей собственности в Иране на такую сумму не было – компьютеры фактически принадлежали Министерству здравоохранения. А в силу того, что банки бастовали и в стране царил хаос, было невозможно переслать в Иран тринадцать миллионов наличными. Поэтому Уолтер собирался открыть аккредитив.

Т. Дж. Маркес, которому поручили связаться с инвестиционными компаниями, предупредил Перо, что частной фирме, каковой является ЭДС не к лицу платить такие огромные деньги за то, что очень смахивает на выкуп. Перо ловко обошел возникшую проблему – он заплатит собственные деньги.

Перо настроился слишком оптимистично, думая, что вызволит Пола и Билла из тюрьмы одним из трех способов – юридическим давлением, политическим нажимом или уплатой залога.

А потом стали приходить дурные вести.

Иранские адвокаты изменили свои мотивы. Поочередно они докладывали, что дело стало «политическим», имело «политическую подоплеку» и, наконец, приобрело характер «скользкого политического дела». Иранские партнеры Джона Уэстберга порекомендовали ему не ввязываться в дело из-за опасения, что это вызовет недовольство со стороны могущественных людей. По всей видимости, судебный следователь Хосейн Дэдгар занимал отнюдь не слабые позиции.

Адвокат Том Льюс и заведующий финансовым отделом Том Уолтер отправились в Вашингтон и там вместе с адмиралом Мурером побывали в госдепартаменте. Они рассчитывали, что усядутся за круглый стол с Генри Пречтом и разработают настойчивые требования освободить Пола и Билла. Но Генри Пречт встретил их довольно прохладно. Он поздоровался – не сделать этого он не мог, ведь их сопровождал как-никак бывший председатель Объединенного комитета начальников штабов, – но от переговоров уклонился. Вместо себя он подослал одного из своих подчиненных. Тот рассказал, что ни одна попытка госдепартамента успеха не имела: ни Ардешир Захеди, ни Чарли Наас не смогли добиться освобождения Пола и Билла.

Том Льюс, который не обладал терпением библейского Иова, просто вышел из себя и разозлился как черт. Ведь госдепартамент для того и существует, чтобы защищать американцев за рубежом, сказал он в сердцах, а пока же все, что сделало государство, это засадило Пола и Билла в тюрьму! Нет, не так, объяснил чиновник госдепартамента, государство сделало гораздо больше, чем должно делать по долгу службы. Если американцы за границей совершают преступления, то и отвечать должны по иностранным законам. В обязанности госдепартамента не входит вызволять таких людей из тюрьмы. Да ведь Пол и Билл вовсе не совершали преступления, спорил Льюс, их сделали заложниками и требуют выкупа в тринадцать миллионов долларов! Он тратил весь свой запал впустую. В Даллас они с Томом Уолтером вернулись ни с чем.

Накануне поздно ночью Перо связался по телефону с посольством США в Тегеране и поинтересовался у Чарльза Нааса, почему он все еще не переговорил с официальными лицами, которых называли Киссинджер и Захеди. Ответ был прост: эти лица избегают встречи с Наасом.

Сегодня Перо вновь позвонил Киссинджеру и все ему рассказал. Киссинджер извинился, он, мол, не думает, что может сделать больше, чем сделал. Впрочем, он вновь позвонит Захеди и попросит его нажать еще разок.

Очередная порция неблагоприятных новостей дополнила картину. Том Уолтер с помощью иранских адвокатов попытался прозондировать условия, на которых можно было бы выручить из тюрьмы Пола и Билла. Например, не могут ли они пообещать вернуться в Иран для дальнейшего допроса в случае необходимости или нельзя ли их допрашивать в какой-нибудь другой стране? Нет, ответили ему, нельзя: если даже их освободят из тюрьмы, все равно уехать из Ирана они никак не смогут.

И вот наступил канун Нового года. Целых три дня Перо буквально жил в офисе, устраиваясь на ночлег на полу и питаясь сухими бутербродами с сыром. Дома никого не было – Марго все еще жила с детьми в Вейле, а из-за девяти с половиной часов разницы во времени между Техасом и Ираном важные телефонные разговоры частенько велись среди глубокой ночи. Лишь однажды он отлучился из штаб-квартиры, чтобы повидать мать, которая выписалась из больницы и восстанавливала силы у себя дома в Далласе. И даже с ней он только и говорил что о Поле и Билле – она живо интересовалась, как продвигается дело с их вызволением.

В этот вечер ему захотелось горячей пищи, и он решил не обращать внимания на непогоду – Даллас сковал сильный гололед – и поехать в рыбный ресторан, расположенный неподалеку, километрах в двух-трех.

Он вышел и сел за руль фургона. У Марго была машина марки «ягуар», а Перо предпочитал более скромные автомашины.

«Насколько велико влияние Киссинджера в Иране и вообще сейчас? – подумал он. – Может, Захеди да и другие иранские знакомые Киссинджера теперь уподобились приятелям Ричарда Хелмса – выпали из обоймы, утратили власть? Шах, судя по всему, еле-еле удерживается у власти».

С другой же стороны, целой группе новых людей могут понадобиться вскоре друзья в Америке, и они будут рады воспользоваться благосклонностью Киссинджера. Такие мысли лезли ему в голову даже тогда, когда он сидел за ресторанным столиком. Вдруг он почувствовал на плече тяжелую руку и кто-то басом произнес: «Росс, а что ты здесь делаешь, встречая в одиночестве за трапезой Новый год?»

Перо обернулся. За его спиной стоял трех четвертной нападающий из команды «Даллас ковбойс» Роджер Стобач, его старинный приятель, с которым он вместе заканчивал военно-морскую академию.

– О, Роджер! Присаживайся.

– Я здесь не один, с домочадцами, – ответил тот – У нас дома из-за гололеда не работает отопление.

– Ладно, веди их сюда.

Стобач жестом подозвал своих и спросил:

– А как Марго?

– Спасибо, она в порядке. Катается на лыжах с детьми в Вейле. Я вернулся по делу – возникла большая проблема.

Он начал рассказывать семье Стобача о перипетиях Пола и Билла.

В офис Перо вернулся в прекрасном настроении. Все же на свете есть немало хороших людей.

Снова вспомнился полковник Саймонс. Из всех вариантов, обдуманных Перо ради освобождения Пола и Билла, штурм тюрьмы требовал наибольшего времени на подготовку: Саймонсу нужно подобрать людей, затем время на тренировку, на приобретение оружия и снаряжения... И все же Перо до сих пор не приступал к осуществлению этого варианта. Он представлялся ему такой отдаленной возможностью, самым крайним средством. Пока казалось, что переговоры обещают результаты, он не смел думать о вероятности штурма. Он все еще не был готов связаться с Саймонсом, ожидая, что даст новая попытка Киссинджера переговорить с Захеди. Но может, уже что-то загодя готовить и для варианта, когда придется включать Саймонса?

Вернувшись в штаб-квартиру ЭДС, он разыскал Пэта Скалли – худощавого, моложавого, неутомимого мужчину тридцати одного года, в свое время окончившего военную академию в Вест-Пойнте. Он работал менеджером проекта в Тегеране и вылетел оттуда 8 декабря вместе с группой эвакуированных. После праздника Ашуры он было вернулся в Тегеран, но, когда Пола и Билла арестовали, опять уехал. В настоящее время Пэту вменили в обязанность ежедневно резервировать места на авиарейс из Тегерана для оставшихся там американцев – Ллойда Бриггса, Рича Гэллэгера с женой, Пола и Билла, чтобы они могли сразу же улететь, как только последних выпустят из тюрьмы.

Вместе со Скалли пришел и Джей Коберн. Отправив сослуживцев из Тегерана, он 22 декабря и сам прилетел домой, к семье, провести рождественские праздники.