Сарторис

– Он безусловно Сарторис, – сказала мисс Дженни, – но только усовершенствованного образца. У него нет их безумного взгляда. Я думаю, тут все дело в имени Баярд[87]. Мы хорошо сделали, что назвали его Джонни.

– Да, – промолвила Нарцисса, с тихой и безмятежной грустью глядя на спящего сына.

И здесь мисс Дженни оставалась, пока не истекло ее время. Три недели. Она назначила дату заранее, еще до того как легла в постель, и стойко выдержала срок, отказавшись встать даже для того, чтобы присутствовать при крещении. Этот день пришелся на воскресенье. Был конец июня, и аромат жасмина ровными волнами вливался в окна. Нарцисса и кормилица в еще более ярком, чем обычно, тюрбане принесли к ней в комнату младенца, выкупанного, надушенного и облаченного в приличествующие церемонии одежды, а потом она услышала, как они уехали в коляске, и в доме опять стало тихо. Занавески мирно колыхались на окнах, и солнечный ветерок вносил в комнату мирные запахи лета и звуки – щебетанье птиц, воскресный звон колоколов и голос Элноры – слегка приглушенный по случаю ее недавней утраты, однако все еще мягкий и звучный. Занятая приготовлением обеда, она двигалась по кухне, напевая грустную бесконечную песню без слов, но, случайно обернувшись и увидев в дверях мисс Дженни, еще слабую, но, как всегда, тщательно одетую и прямую, мгновенно умолкла.

– Мисс Дженни! Да что ж это такое! Ступайте обратно в постель. Позвольте, я вам помогу.

Но мисс Дженни решительно продвигалась вперед. – Где Айсом?

– Он в сарае. Ступаете обратно в постель. Я мисс Нарциссе скажу.

– Оставь меня в покое, – заявила мисс Дженни. – Мне надоело сидеть дома. Я еду в город. Позови Айсома.

Элнора все еще пыталась возражать, но мисс Дженни твердо стояла на своем, и Элнора подошла к дверям, кликнула Айсома и разразилась множеством зловещих предсказаний, но тут появился Айсом.

– Вот, возьми, – сказала мисс Дженни, вручая ему ключи. – Выведи автомобиль.

Айсом удалился, и мисс Дженни медленно последовала за ним. Элнора поплелась было следом, преисполненная мрачной заботливости, но мисс Дженни отправила ее обратно на кухню, перешла через двор и уселась в автомобиль рядом с Айсомом.

– Смотри у меня, парень, будь осторожен, а не то я сама сяду за руль, – сказала она ему.

Когда они добрались до города, на стройных шпилях, поднимавшихся среди деревьев к пухлым летним облакам, лениво звонили колокола. На окраине мисс Дженни велела Айсому свернуть в заросший травой переулок, и, проехав немного дальше, они вскоре остановились у железных ворот кладбища.

– Хочу посмотреть могилу Саймона, – пояснила она. – В церковь я сегодня не пойду – я достаточно просидела в четырех стенах.

От одной этой мысли она слегка оживилась, как мальчишка, сбежавший из школы.

Негритянское кладбище располагалось за главным кладбищем, и Айсом повел мисс Дженни на могилу Саймона. Похоронное общество, членом которого был Саймон, позаботилось о его могиле, и теперь, через три недели после похорон, холмик все еще был покрыт венками, но цветы осыпались, и с мирно ржавеющих проволочных остовов свисала жалкая кучка поникших стеблей. Элнора или кто-то другой успели побывать здесь до мисс Дженни, и вокруг могилы неровными рядами были натыканы фарфоровые черепки и кусочки разноцветного стекла.

– Я думаю, ему тоже надо поставить надгробный камень, – громко сказала мисс Дженни и, обернувшись, увидела, что обтянутые комбинезоном ноги Айсома лезут на дерево, вокруг которого с сердитыми криками мечутся два дрозда. – Айсом!

– Да, мэм. – Айсом послушно соскочил на землю, и птицы выпустили в него последний залп истерической брани.

Они вошли на кладбище для белых и теперь проходили между мраморными глыбами. На равнодушном камне были высечены хорошо знакомые ей имена и даты в их мирной суровой простоте. Кое-где памятники были увенчаны символическими урнами или голубками и окружены аккуратно подстриженным газоном; свежая зелень резко выделялась на фоне белого мрамора, синего неба с пятнами облаков и черных можжевельников, из которых доносилось бесконечное монотонное воркованье голубей. То тут, то там на бело-зеленом узоре пестрели еще не увядшие яркие цветы, и вот уже среди купы можжевельников появилась каменная спина Джона Сарториса и его надменно простертая рука, а за деревьями круто врезался в долину высокий отвесный обрыв.

Могила Баярда тоже представляла собой бесформенную груду увядших цветов, и мисс Дженни велела Айсому собрать их и унести. Каменщики готовились выложить вокруг могилы бордюр, и неподалеку уже лежал прикрытый парусиной надгробный камень. Она подняла парусину и прочитала четкую свежую надпись: «БАЯРД САРТОРИС. 16 мая 1893 – 11 июня 1920». Это лучше. Просто. Теперь уже нет ни одного Сарториса, который мог бы выдумать что-нибудь витиеватое. Эти Сарторисы даже в земле не могут лежать спокойно, без тщеславия и спеси. Рядом с могилой стоял еще один надгробный камень, точно такой же, если не считать надписи. Но хотя в этой могиле не было праха, в надписи тоже безошибочно угадывался стиль Сар-торисов, и потому все вместе производило впечатление похвальбы в пустой церкви. Впрочем, здесь чувствовалось и что-то другое – казалось, будто веселый, бесшабашный дух юноши, который всегда высмеивал завещанное предками угрюмое напыщенное фанфаронство, даже несмотря на то что кости его покоились в неведомой могиле далеко за морем, каким-то образом сумел смягчить дерзкий жест, которым они его напутствовали:

ЛЕЙТЕНАНТ ДЖОН САРТОРИС К.В.Ф.

убит в бою 5 июля 1918 года

«Я носил его на орлиных крыльях

И принес его к Себе»[88].

Легкий ветерок, словно долгий вздох, прошелестел в можжевельниках, и ветви горестно закачались. Над неподвижными рядами мраморных глыб монотонно ворковали голуби. Айсом воротился и унес еще одну охапку увядших цветов.

Надгробие старого Баярда тоже было скромным, ибо он появился на свет слишком поздно для одной войны и слишком рано для другой, и мисс Дженни подумала о том, какую злую шутку сыграло с Баярдом Провидение, сначала лишив его возможности стать головорезом, а потом отказав ему даже в привилегии быть похороненным людьми, которые могли бы сочинить и ему какой-нибудь панегирик. Разросшиеся можжевельники почти совсем закрыли могилы его сына Джона и невестки. Солнечный свет проникал к ним только редкими бликами, испещряя выветрившийся камень затейливым пунктирным узором, и надписи можно было разобрать лишь с большим трудом. Но мисс Дженни и так знала, что там написано, – ей было слишком хорошо знакомо всепоглощающее честолюбие, пагубное влияние и пример того, кто поработил их всех и придал этому месту, отведенному, казалось бы, для успокоения усталых людей, претенциозную торжественность, имевшую столько же общего с понятием смерти, сколько переплеты книг со шрифтом, которым они напечатаны, и рядом с ними надгробия их жен, которых они вовлекли в свою дерзновенную орбиту, несмотря на импозантные генеалогические ссылки, выглядели такими же скромными и незаметными, как песнь дроздов, живущих под гнездом орла.

Он стоял на каменном пьедестале, в сюртуке, с непокрытой головой, чуть-чуть выдвинув вперед одну ногу и легонько опершись рукою о каменный пилон. Немного приподняв голову с тем выражением надменной гордости, которое с роковою точностью передавалось из поколения в поколение, он повернулся спиной ко всему миру, и его высеченные из камня глаза смотрели на равнину, где проходила построенная им железная дорога, на голубые неизменные холмы вдали и еще дальше, на бастионы самой бесконечности. Пьедестал и статуя были покрыты пятнами и щербинками от солнца и дождя, усыпаны иглами можжевельников, и хотя четкие буквы заросли плесенью, их все еще можно было разобрать:

ПОЛКОВНИК ДЖОН САРТОРИС

К.А.Ш.[89]

1823-1876

Солдат, государственный деятель, гражданин мира

Всю жизнь свою отдав людскому просвещенью,

Он жертвой пал неблагодарности людской.

Остановись, сын скорби, вспомни смерть.

Эта надпись вызвала смятение среди родственников убийцы, которые заявили формальный протест. Однако, уступая общественному мнению, старый Баярд все же отомстил: он приказал стесать строку: «Он жертвой пал неблагодарности людской» и ниже добавить: «Пал от руки Редлоу 4 сентября 1876 года».

Мисс Дженни немного постояла, погрузившись в раздумье – стройная прямая фигура в черном шелковом платье и неизменной черной шляпке. Ветер долгими вздохами шелестел в можжевельниках, и ровные, как удары пульса, в солнечном воздухе без конца раздавались заунывные стенанья голубей. Айсом пришел за последней охапкою мертвых цветов; и, окидывая взором мраморные дали, на которые уже легли полуденные тени, она заметила стайку ребятишек – чувствуя себя несколько стесненно в ярких воскресных нарядах, они тихонько резвились среди невозмутимых мертвецов. Да, это был наконец последний – теперь уж все они собрались на торжественный конклав среди угасших отзвуков их необузданных страстей, средь праха, спокойно гнившего под сенью языческих символов их тщеславия и высеченных в долготерпеливом камне жестов, и, вспомнив, как Нарцисса однажды говорила о мире без мужчин, она подумала, что не там ли расположены тихие аллеи и мирная обитель тишины, но ответить на этот вопрос не смогла.

Айсом вернулся, и, когда они двинулись к выходу, мисс Дженни услышала, что ее зовет доктор Пибоди. Он, как всегда, был в неизменных брюках из черного сукна, в лоснящемся альпаговом пальто и в бесформенной панаме. Его сопровождал сын.

– Здравствуй, мальчик, – сказала мисс Дженни, протягивая руку молодому Люшу.

У него были резкие, грубые черты, прямые черные волосы ежиком, спокойные карие глаза и большой рот, однако некрасивое, скуластое, доброе, насмешливое лицо сразу внушало доверие. Он был очень худ, небрежно одет, руки у него были огромные и костлявые, но этими руками он с ловкостью охотника, снимающего шкуру с белки, и с проворством фокусника делал тончайшие хирургические операции. Жил он в Нью-Йорке, где работал в клинике знаменитого хирурга, и раз, а то и два раза в год ехал тридцать шесть часов поездом, чтобы провести двадцать часов с отцом (все это время они днем гуляли по городу или разъезжали по окрестностям на старой покосившейся пролетке, а ночью сидели на веранде или у камина и беседовали), потом снова садился в поезд и через девяносто два часа после отъезда из Нью-Йорка был уже снова у себя в клинике. Ему было тридцать лет, он был единственным сыном женщины, за которой доктор Пибоди четырнадцать лет ухаживал, прежде чем смог на ней жениться. Было это в те дни, когда он прописывал лекарства и ампутировал конечности жителям всего округа, объезжая его на пролетке; часто после года разлуки он отправлялся за сорок миль к ней на свидание, но по дороге его перехватывали с просьбой принять роды или вправить вывихнутый сустав, и ей приходилось еще год довольствоваться наспех нацарапанной запиской.

– Значит, ты снова приехал домой? – спросила мисс Дженни.

– Да, мэм, и нашел вас такой же бодрой и прекрасной, как всегда.

– У Дженни такой скверный характер, что однажды она просто высохнет и улетучится, – сказал доктор Пибоди.

– Вы же знаете, что я не позволяю вам меня лечить, когда плохо себя чувствую, – отпарировала мисс Дженнн и, обращаясь к молодому Люшу, добавила: – А ты, конечно, ринешься назад на первом же поезде?

– Да, мэм, боюсь, что так. Я еще не получил отпуска.

– Ну, при таких темпах тебе придется провести его в богадельне. Почему бы вам обоим не приехать пообедать, чтоб он мог взглянуть на мальчика?

– Я бы с удовольствием, – отвечал молодой Люш, – но поскольку у меня нет времени делать все, что я хочу, я попросту решил не делать ничего. К тому же сегодня мы будем ловить рыбу.

– Да, – вставил отец, – и резать хорошую рыбу перочинным ножом, чтобы узнать, почему она плавает. Знаете, чем он занимался сегодня утром? Схватил того пса, которого Эйб ранил прошлой зимой, и так быстро содрал с его лапы повязку, что не только Эйб, но даже и сам пес очухаться не успели. Ты только забыл заглянуть поглубже и посмотреть, есть ли у него душа.

– Вполне возможно, что она у него как раз и есть, – невозмутимо отозвался молодой Люш. – Доктор Строд производит опыты с электричеством, и он утверждает, что душа…

– Чепуха! – перебила его мисс Дженни. – Дайте ему лучше банку мази Билла Фолза, пусть отвезет ее своему шефу. Однако мне пора, – добавила она, взглянув на солнце. – Если вы не желаете приехать на обед…

– Спасибо, мэм, – отвечал молодой Люш, – Я привез его сюда показать эту вашу коллекцию. Мы не знали, что у нас такой голодный вид, – заметил его отец.

– Ну что ж, на здоровье, – ответила мисс Дженни. Она пошла дальше, а отец с сыном стояли и смотрели ей вслед, пока ее стройная подтянутая спина не скрылась за можжевельниками.

– И вот теперь появился еще один, – задумчиво сказал молодой Люш. – И этот тоже вырастет и будет держать своих родных в вечном страхе, пока ему наконец не удастся сделать то, чего они все от него ожидают. Впрочем, может быть, кровь Бенбоу будет хоть немного его сдерживать. Они ведь тихие люди… эта девушка… да и Хорес тоже… к тому же и воспитывать его будут одни только женщины.

– Но кровь Сарторисов в нем тоже есть, – проворчал отец.

Когда мисс Дженни вернулась домой, вид у нее был немного усталый, и Нарцисса попеняла ей и уговорила отдохнуть после обеда. Лениво ползущий день навеял на мисс Дженни сонливость, и когда тени начали удлиняться, ее разбудили доносившиеся снизу тихие звуки рояля.

– Я проспала целый день, – в ужасе сказала она себе, но все-таки полежала еще немножко, между тем как на окнах легонько колыхались занавески, а звуки рояля поднимались в комнату вместе с запахом жасмина из сада и вечерним щебетаньем воробьев в ветвях шелковиц на заднем дворе. Она встала и, пройдя через прихожую, заглянула в комнату Нарциссы, где спал в колыбели ребенок. Рядом спокойно дремала кормилица. Мисс Дженни на цыпочках вышла, спустилась по лестнице, вошла в гостиную и выдвинула из-за рояля свой стул. Нарцисса перестала играть.

– Вы отдохнули? – спросила она. – Сегодня вам еще не надо было выходить.

– Чепуха! – возразила мисс Дженни. – Мне всегда бывает очень полезно посмотреть, как все эти напыщенные дурни лежат там под своими мраморными эпитафиями. Слава богу, что никому из них не удастся похоронить меня. Господь Бог, конечно, свое дело знает, но иногда, по правде говоря… Сыграй что-нибудь.

Нарцисса тихонько коснулась клавиш, и мисс Дженни некоторое время сидела и слушала. Незаметно подкрадывался вечер, и в комнате все больше сгущались тени. За окном крикливо сплетничали воробьи. Ровный, как дыхание, в комнату вливался аромат жасмина, и вскоре мисс Дженни оживилась и заговорила о ребенке. Нарцисса продолжала тихонько играть; ее белое платье с черной лентой на поясе смутно светилось в полутьме, переливаясь как матовый воск. Аромат жасмина волна за волною вливался в окна; воробьи умолкли, и мисс Дженни, сидя в сумерках, все толковала о маленьком Джонни, а Нарцисса с увлечением играла, словно вовсе ее не слушая. Потом, не переставая играть и не оборачиваясь, она сказала:

– Он вовсе не Джон. Он Бенбоу Сарторис.

– Что?

– Его зовут Бенбоу Сарторис, – повторила Нарцисса.

Мисс Дженни с минуту сидела неподвижно. Из соседней комнаты доносились шаги Элноры, которая накрывала на стол к ужину.

– Ты думаешь, это поможет? – спросила мисс Дженни. – Ты думаешь, что кого-нибудь из них можно переделать, если дать ему другое имя?

Музыка все еще мягко звучала в сумерках; сумерки были населены призраками блистательных и гибельных былых времен. И если они были достаточно блистательными, среди них непременно оказывался один из Сарторисов, и тогда они непременно оказывались гибельными. Пешки. Однако Игрок и партия, которую Он разыгрывает… Впрочем, Он ведь должен называть свои пешки какими-то именами. Но быть может, Сарторис – это и есть сама игра – старомодная игра, разыгранная пешками, которые были сделаны слишком поздно и по старому мертвому шаблону, порядком наскучившему даже самому Игроку. Ибо в самом звуке этого имени таится смерть, блистательная обреченность, как в серебристых вымпелах, которые спускают на закате, как в замирающих звуках рога на пути в долину Ронсеваль[90].

– Ты думаешь, – повторила мисс Дженни, – что, если его зовут Бенбоу, он будет в меньшей степени Сарторисом, негодяем и дураком?

Нарцисса продолжала играть, как будто совсем ее не слушая. Потом она обернулась и, не поднимая рук от клавиш, улыбнулась мисс Дженни – спокойно, задумчиво, с безмятежной и ласковой отчужденностью. За аккуратно причесанной поблекшей головою мисс Дженни недвижно висели коричневые шторы, а за ними, словно тихий сиреневый сон, стояла вечерняя полутьма, приемная мать мира и покоя[91].

ПРИМЕЧАНИЯ

(автор не указан)

Первый из романов Фолкнера, действие которых происходит в Йокнапатофе, был написан в период с осени 1926 по сентябрь 1927 года. По словам Фолкнера, обратившись к «южному» материалу, он стремился «воссоздать мир, который уже готов был потерять и оплакать». Основные темы романа (гибель старого, традиционного Юга, противопоставление мифологизированных представлений о Гражданской войне истории, оппозиция «природа – цивилизация» и др.) писатель впоследствии использовал в других произведениях йокнапатофского цикла.

Роман, которому Фолкнер первоначально дал название «Флаги в пыли» («Flags in the Dust»), был отвергнут его издателем Ливрайтом, а затем еще одиннадцатью издательствами. В сентябре 1928 года издательство «Харкур и Врейс» дало согласие на публикацию романа под названием «Сарторис» и при условии значительного его сокращения. По-видимому, основную работу по редактированию рукописи проделал с помощью Фолкнера его литературный агент Вен Уоссон. Купюры затронули преимущественно сюжетные линии, прямо не связанные с семейством Сарторисов. Сокращенный примерно на одну четверть вариант романа вышел в свет 31 января 1929 года.

В 1973 году американский исследователь Д.Дей издал реконструированный им полный текст романа под первоначальным названием «Флаги в пыли». Однако в распоряжении публикатора не было утраченной рукописи окончательного варианта «Флагов в пыли», представленной Фолкнером в издательство, и поэтому его реконструкция, сделанная по трем различным рукописям с неясной датировкой, не может считаться текстологически достоверной.

Как писал Фолкнер, некоторых персонажей романа он «выдумал, а других сотворил из рассказов, которые слышал от слуг-негров, кухарок и конюхов… Именно сотворил, ибо они лишь наполовину таковы, какими были в действительности, а наполовину – какими они должны были быть, но в действительности не были…» Среди главных прототипов – прадед писателя, Уильям Фолкнер (1825-1889), бурная биография которого имеет много общего с биографией предка героев романа, полковника Джона Сарториса (1823-1876). Как и Сарторис, Уильям Фолкнер во время Гражданской войны командовал полком в армии конфедератов, а затем был смещен со своего поста; после окончания войны он построил железную дорогу, связавшую его родной город Рипли с линией Мемфис – Чарльстон, был избран в законодательное собрание штата Миссисипи и в тот же день убит бывшим компаньоном. История семейства Сарторисов до некоторой степени напоминает историю фолкнеровской семьи, а военные эпизоды романа восходят к биографической легенде о боевых подвигах Фолкнера-авиатора, которую в двадцатые годы распространял сам писатель, успевший к концу первой мировой воины пройти лишь начальный курс обучения в канадском летном училище.

Многие герои романа перешли из «Сарториса» в другие произведения Фолкнера: близнецы Джон и Баярд стали персонажами нескольких новелл о военных летчиках («Ad Astra», «Все они мертвы, эти старые пилоты» и др.); полковник Джон Сарторис и его сын Баярд вновь появляются в повести «Непобежденные»; от лица «старого Баярда» написан рассказ «Моя бабушка Миллард, генерал Бедфорд Форрест и битва при Угонном ручье»; дальнейшая судьба Хореса Бенбоу прослежена в романе «Святилище»; оборванная сюжетная линия, связанная с Байроном Сноупсом с его любовными письмами к Нарциссе Бенбоу, найдет свое завершение в рассказе «Жила-была королева»; история клана Сноупсов, «завоевавшего Джефферсон», будет подробно описана в романах «Поселок», «Город», «Особняк» и т. д.

Роман посвящен известному американскому писателю Шервуду Андерсону (1876-1941), с которым Фолкнер часто встречался в 1925 году, когда оба они жили в Нью-Орлеане. По рекомендации Андерсона его издатель Ливрайт опубликовал первый роман Фолкнера «Солдатская награда» (1926). Как с благодарностью вспоминал много лет спустя Фолкнер, именно Андерсон посоветовал ему обратиться к местному, «южному» материалу: «Он научил меня… что… писатель прежде всего должен оставаться самим собой – тем, что он был и есть. И что никогда нельзя забывать, где ты рожден и кем ты рожден. Он говорил мне: «… Вы, Фолкнер, сельский парень и не знаете ничего, кроме вашего клочка земли там, в Миссисипи, откуда вы родом. И этого достаточно. Ведь это тоже Америка. Крошечная, никому не ведомая, но Америка. Попробуйте обойтись без нее, выньте ее как кирпич из стены, и вся стена развалится» [92].

Поскольку в конце двадцатых годов отношения между писателями были практически прерваны из-за опубликованной Фолкнером пародии на Андерсона посвящение к «Сарторису» можно рассматривать как примирительный жест.

Комментарии

1

…до второй битвы при Манассасе… – Близ городка Манассас в Северо-Восточной Виргинии войска южной Конфедерации дважды нанесли поражение федеральной армии (21 июля 1861 г. и 29-30 августа 1862 г.).

2

…Ричарда Первого накануне крестового похода.  – Король Англии Ричард Первый Львиное Сердце (1157-1199; царств. с 1189), прославившийся своими ратными подвигами, возглавил третий крестовый поход в Палестину (1190-1193).

3

…методистское богослужение… – Имеется в виду крупная протестантская церковь методистов, которая возникла из секты, основанной в XVIIIв. английским священником Джоном Уэсли (1703-1791). Подавляющее большинство как белого, так и негритянского населения на американском Юге, который называют «библейским поясом» США, составляют протестанты, принадлежащие к различным церквам и сектам; в штате Миссисипи наибольшим влиянием пользуются методистская и баптистская церкви; имеются также пресвитерианские общины.

4

…когда пал форт Моултри… – то есть когда в Америке началась Гражданская война. После выхода южных штатов из состава США и образования Конфедерации (8 февраля 1861 г.), небольшие гарнизоны федеральной армии, расквартированные на Юге, были вынуждены сдаться новым властям. Единственное исключение составил гарнизон форта Моултри в бухте города Чарльстона (Южная Каролина), который, перейдя в соседний форт Самтер, попытался оказать сопротивление конфедератам. Захват Самтера послужил формальным основанием для начала военных действий (12 апреля 1861 г.).

5

Джеб Стюарт  (полное имя: Джеймс Эвел Браун Стюарт; 1833-1864) – генерал армии южан-конфедератов, считавшийся «первым кавалером Юга». Командовал кавалерийскими разведывательными отрядами, совершавшими стремительные рейды в тылы противника.

6

Поуп Джон (1822-1892) – генерал федеральной армии. В 1862 г. командовал армией северян на территории Виргинии, где потерпел несколько поражений.

7

на открытом воздухе (ит.).

8

Гэллек Генри Уэйджер  (1815-1872) – генерал, главнокомандующий федеральными вооруженными силами с июля 1862 по март 1864 г. Герой Фолкнера намекает на враждебные отношения, сложившиеся между ним и генералом Поупом (Поуп Джон (1822-1892) – генерал федеральной армии. В 1862г. командовал армией северян на территории Виргинии, где потерпел несколько поражений.). Один из современников писал о Гэллеке: «Ничего не придумывает, ничего не предвидит, не берет на себя ответственности, ничего не планирует, ничего не предлагает, никуда не годится».

9

Генерал Ли Роберт Эдвард (1807-1870) – главнокомандующий войсками южной Конфедерации во время Гражданской войны в США.

10

Дерринджер – короткоствольный крупнокалиберный пистолет, названный по имени изобретателя.

11

…флаги в пыли. – Отсюда, по-видимому, возникло первоначальное название романа (см. преамбулу к комментариям).

12

…саквояжников-янки… – так на Юге в период после окончания Гражданской войны называли пришельцев с Севера, поскольку все их пожитки часто умещались в одном саквояже. Воспользовавшись введением дискриминационных по отношению к коренному белому населению законов, саквояжники захватывали ведущие политические посты на территории южных штатов, оккупированной федеральными войсками, и быстро обогащались.

13

Христианская ассоциация молодых людей – международная религиозно-благотворительная организация. Во время первой мировой войны ее американское отделение вело благотворительную работу среди солдат и офицеров армии США, воевавшей в Европе (раздача продуктов, устройство культурных центров, проведение лекций, религиозных собраний, концертов и т.п.). Фронтовики, как правило, относились к представителям ассоциации (около 13 тыс. человек) с недоверием и презрением.

14

…развлечение в виде бутлеггерских войн…  – Имеется в виду время действия в США полного запрета на продажу алкогольных напитков (1920-1933), когда расцветала нелегальная торговля спиртным. Подпольные торговцы (бутлеггеры) обычно объединялись в преступные синдикаты, между которыми часто вспыхивали «войны» за «сферы влияния».

15

«Не всем, кто толкует про небо…»  – рефрен известного негритянского спиричуэла «Есть у меня мантия».

16

…если нашлось такое божество. – реминисценция из стихотворения английского поэта Алджернона Суинберна (1837-1909) «Сад Прозерпины» (1866):

Если найдутся боги,

Мы их возблагодарим

За то, что жизнь не вечна.

17

«Ak.W.»  – Очевидно, имеется в виду самолет старой конструкции. Однако ни в одном справочнике времен первой мировой войны не значится.

18

«Кэмел»  – английский истребитель времен первой мировой войны; маневренный, но неустойчивый самолет с маломощным двигателем.

19

«Фоккер»  – германский боевой самолет (биплан или триплан), названный по имени авиаконструктора и фабриканта А. Германа Герхарда Фоккера (1890-1939).

20

…Самого Рихтгофена ученик. – Немецкий летчик Манфред Фрайгер фон Рихтгофен (1892-1918), по прозвищу «Красный барон», считался самым лучшим асом в германской авиации. Сбил более восьмидесяти самолетов противника. Погиб в бою.

21

…в доки Сен-Сюльпис… – По-видимому, мистификация или ошибка Фолкнера. Все населенные пункты во Франции с названием Сен-Сюльпис находятся далеко от моря.

22

«Шум утих и полководцы удалились» – цитата из хрестоматийного стихотворения английского поэта и прозаика Редьярда Киплинга (1869-1936) «Последнее песнопение» (1897).

23

Армагеддон  – место, где, согласно Апокалипсису, должна произойти решающая битва между воинствами Христа и Антихриста. Здесь – в переносном значении «великая битва».

24

Брест – французский военный и торговый порт на полуострове Бретань.

25

«Прошу вас, мистер цветной, сэр, пожалуйте сюда… спаситель отечества». – Видимо, пародийная парафраза баллады Р.Киплинга «Томми», герой которой, английский солдат, жалуется на двойственное отношение к нему почти в тех же выражениях, что и герой Фолкнера.

26

Мистер Вардаман знал, чем это пахнет… – Правый политический деятель Джеймс К. Вардаман (1861-1930), губернатор штата Миссисипи (1904-1908), сенатор США от демократической партии (1913-1919), резко выступал против вступления Америки в первую мировую воину; был одним из шести сенаторов, голосовавших против объявления войны Германии. Его демагогические выступления по военным и расовым вопросам пользовались широкой популярностью среди малоимущих белых южан.