Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сентиментальные прогулки по Москве

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Фолиянц Каринэ / Сентиментальные прогулки по Москве - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Фолиянц Каринэ
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      Здесь, в стенах Кремля он только однажды был счастлив – в первой своей молодости. С первой своею женой – царицей Анастасией...

«Нимфа Кукуйского ручья» и рогоносец
Петр Первый и Анна Монс

      Общеизвестно, что попытка обрести любовь путем колдовства – совсем не новость. Еще триста лет назад государыня Евдокия, жена российского царя Петра Первого, пыталась отвратить от супруга горячую немецкую любовницу Анну Монс, вызвав специальную бабку-колдунью. Вместе со старушкой они закапали горячим воском портрет немки, после чего иглой выкололи ей на портрете глаза. В результате царицу отправили в монастырь (где она и умерла), а бабушку сожгли, как и положено... Имена Петра Первого и Анны Монс связывают с Немецкой слободой в Москве, где и начался роман Петра с прекрасной Анютой.
 
       Дом № 6 по Спартаковской улице в Москветрадиционно считается домом Анны, любовницы Петра. Напротив него для ориентира – Елоховская площадьи Богоявленский кафедральный собор .
      Наверняка, все знают это место...
      Неподалеку отсюда и располагалась Немецкая слобода. А почему она так называлась? В 1652 году причт церквей на Покровке бил челом царю и просил избавить город от иноземцев, которые «дорогой ценой» покупают в городе землю, так что в приходе совсем не остается православных и храмы нищают... Царь согласился и выселил всех иностранцев в особую Немецкую слободу. На самом деле в Немецкой слободе жили выходцы из разных стран Западной Европы, но русские звали немцами всех их без исключения (так как они были «немые», то есть не говорили свободно по-русски). По названию ручья, который протекал в Слободе (а назывался тот ручей – Кукуй), всю слободу прозвали Кукуем.
      Один из вновь прибывших в Россию иностранцев, не успев овладеть тонкостями фонетики русского языка, жаловался: «Мы услышали на наш счет некоторые грязные поговорки – нас посылали к месту жительства немцев в Москве, что является здешним оскорблением...» Комментарии излишни...
 
      Своему другу – куртуазному Францу Лефорту, русскому генералу европейского происхождения и обитателю Кукуя, Петр поставил здесь дворец – (2-я Бауманская улица, дом № 3, ныне – Военно-исторический архив).Этому же Лефорту Петр и обязан своим знакомством с Анной Монс...
 
      О самом Петре и его деяниях все, конечно же, прекрасно знают. Детство Петра навсегда изранило его молодую душу. Ведь злые языки все время нашептывали царю Алексею Михайловичу, что крепкий и здоровый малыш, быстро идущий в рост, может и не его сын, а, например, патриарха (портретное сходство с последним – налицо!), или еще кого-либо. Ведь все остальные дети царя Алексея, особенно мальчики от первого брака, такие болезненные – не то, что Петр. Из 13 детей только двое сыновей жить остались...
      Когда царь Алексей в январе 1676 года умер, Петру еще не исполнилось и четырех лет. Тут же возникла яростная распря между Нарышкиными и Милославскими (родственниками первой и второй жены царя) по поводу престолонаследия. Первое потрясение случилась сразу же после смерти отца, когда испуганной Наталье Нарышкиной пришлось показывать с балкона царского терема маленького сына, держа его над ревущей толпой на вытянутых руках. Ведь народ (в основном это были москвичи, возбужденные слухами заинтересованных лиц) заподозрил, что Милославские могли убить младшего из царевичей, так же, как когда-то Борис Годунов – маленького Дмитрия, сына Ивана Грозного.
      Небольшое относительное затишье продлилось до десяти лет Петра, когда на престол вступил четырнадцатилетний Федор, один из сыновей Марии Милославской, который, как старший сын царя, готовился к царствованию и получил хорошее по тем временам образование. Лишившись отца, Петр воспитывался под присмотром того же старшего брата Федора, который и выбрал для него в учителя подьячего Никиту Зотова, обучавшего мальчика грамоте, истории и арифметике. Но, как известно, царь Федор Алексеевич умер в возрасте двадцати одного года (в 1682 году) и престол должен был наследовать Иван Алексеевич, но, поскольку он отличался слабым здоровьем, сторонники Нарышкиных провозгласили царем Петра.
      Однако Милославские, родственники первой жены Алексея Михайловича, с этим не смирились и спровоцировали стрелецкий бунт, во время которого десятилетний Петр стал свидетелем жестокой расправы над близкими ему людьми. В десять лет он, формально избранный царем, пережил ряд тяжелых минут. Он видел бунт стрельцов, реки крови. Его матери и ему самому ежеминутно грозила смерть. Результатом бунта стал политический компромисс: на трон в 1682 году были возведены двое: Иван (Иоанн) от Милославских и Петр от Нарышкиных, правительницей при малолетних царях провозгласили сестру Ивана Софью Алексеевну, которая удалила Петра с матерью в село Преображенское.
      Не тогда ли у Петра, в целом здорового ребенка, появились первые вспышки беспричинного гнева и даже признаки эпилепсии? Так и не успев получить никакого образования, кроме элементарной грамотности и кое-каких исторических сведений, не имея духовной пищи, Петр сам нашел себе и забавы в виде «потешных» войск, и развлечения в Немецкой слободе. К семнадцати годам это был красивый, очень высокий (порядка двух метров) парень, но совершенно невоспитанный. Хотя уже женатый. Мать, желая остепенить сына и приблизить его к пониманию дел государственных, женила его на нелюбимой им Евдокии Лопухиной.
      Уже через неделю молодой муж забросил жену и увлекся искусством навигации. У него появился вкус к самообразованию, особенно в военном деле и кораблестроении, что значительно расширило его кругозор. Он учился этим наукам у иностранцев, которые жили в Немецкой слободе в Москве.
      Иностранцы пребывали у Петра не столько в роли учителей, сколько друзей и соратников. Петр щеголял в немецком платье, танцевал немецкие танцы и шумно пировал в немецких домах. Он часто стал бывать в слободе, где и нашел предмет своего сердечного влечения, немку Анну Монс.
      Немецкая слобода была островком европейского мира, расположенным рядом с речкой Яузой. Там жили немцы, англичане, шотландцы, голландцы, шведы и итальянцы. Это были врачи, аптекари, инженеры – представители редких в России профессий. Быт слободы, ее архитектура, обстановка в домах, вольные нравы сильно отличались от привычных Петру московских картин. В слободе можно было увидеть множество незнакомых книг, гравюры с изображением Лондона, Стокгольма, Вены, Амстердама...
      Именно тут, в Немецкой слободе, Петр открыл для себя целый мир. И этот неведомый мир, совсем не похожий на Москву, захватил и увлек его... Люди, которых царь там встретил, казались ему много образованнее и культурнее его соотечественников. Варясь в котле густо перемешанных национальных и религиозных тенденций и правил, они были гораздо терпимее в вопросах веры. Но всему на свете эти люди предпочитали голый расчет!
      Петра неудержимо тянуло в слободу, она казалась ему маленькой Европой, чудом перенесенной в сердце России...
      И если слобода была теперь центром его жизни, то сердцем слободы была именно она, Анна, аккуратная немочка, мещаночка, которая вела себя непривычно раскованно... Это совершенно очаровало Петра, и теперь робкие и пугливые русские барышни потеряли для него всякую привлекательность.
      Любовь к Анне и ко всему европейскому (похоже, две эти страсти слились для молодого царя воедино!) – гнали его к «немецким» берегам Яузы.
      Да, Анхен, то есть фройляйн Монс, не случайно воцарилась в сердце Петра. Она – часть «Европы». Овладевая ею, молодой реформатор делает шаги от старого мира к новому, от Руси патриархальной к России развитой, не забитой и не пуганной...
      Жены иностранцев вели себя в слободе всегда любезно и непринужденно. Это радовало царя. Но, справедливости ради, надо сказать, что тут селились далеко не лучшие представители европейского общества. Часто это были авантюристы или даже вчерашние разбойники. А поэтому за чистенькими фасадами немецких домиков и аккуратно стриженными кустами, процветали порою нравы портовых кабаков и притонов.
      Пьянство, курение запрещенного в России табака, общение с распутными девками – все это из привычного быта слободы.
      Верно, в православной Москве пили тоже немало, но даже по русским меркам, слободские «немцы» выделялись неумеренным потреблением вина и водки.
      К несчастью, Петр воспринял уклад жизни слободы как эталон европейских нравов и со свойственной ему безоглядностью бросился в море необычных развлечений...
      И Анна Монс, была воплощением этого «нового мира»! Может быть, благодаря ей Петр и воспитал в себе привычку к западным формам жизни. Будучи любознательным и не ленивым, он выработал в себе качества, которые сделали его потом Великим. У него проснулись и желание власти, и умение ее взять, проявились стойкость и даже жестокость в державных делах.
      После смерти Иоанна V, Петр, опираясь на созданный им же самим круг надежных друзей и соратников, а также войска, которые из «потешных» превратились в настоящие, отстраняет царевну Софью от регентства и отправляет сестру в Новодевичий монастырь. C 1689 года Петр становится самостоятельным правителем.
      Петр I прожил на свете всего 53 года (1672–1725). Из них тридцать пять лет он царствовал и был назван не только Великим, но и Преобразователем. Преобразования Петра коснулись практически всех сторон русской жизни. Древняя одежда, как неудобная, была заменена новой, поскольку Петр полагал, что новый облик поможет человеку легче усвоить другие европейские новшества. Было окончательно уничтожено затворничество женщины. Строго воспрещались браки без согласия жениха и невесты. Знание, ум и образование были поставлены для государственной службы выше происхождения. А чтобы повысить образованность в целом, создавались всевозможные школы, и начальные, и высшие. Стала выходить первая в России газета «Ведомости».
      Обучение в школах облегчалось тем, что старославянский шрифт для гражданских книг был заменен русским, изобретенным самим Петром. Россия была разделена на губернии во главе с губернаторами. Для надзора за всеми государственными управлениями был учрежден Сенат, а управление церковью было передано новому учреждению – Святейшему Синоду И, наконец, был основан новый город, Санкт-Петербург, куда и была перенесена столица из Москвы, как сильно удаленной от Западной Европы. Петром был введен новый календарь и традиция празднования Нового года с 1 января 1700 года. Он приучил придворных к такому напитку, как кофе.
      В течение своего царствования Петр Первый много воевал с целью расширить границы России до морских берегов и открыть ей свободные морские пути. Поэтому особое внимание было обращено на войска и флот. Была проведена реформа и армии, и флота. Петр не щадил на это ни средств, ни собственных сил. Чтобы добыть на это ресурсы, нужно было улучшать способы ведения хозяйства, добывания богатств из недр земли, развития промышленности и торговли, для чего открывались новые фабрики и заводы, торговые биржи. И во все это лично царь вникал сам. Он сам ездил за границу учиться и многих подданных посылал туда, сам работал до седьмого пота и требовал такой же отдачи от других.
      При Петре Россия утвердилась как держава. Так, в ходе Великой Северной войны она наголову разбила войско шведов под Полтавой и одержала еще ряд побед, выйдя к Балтийскому морю и закрепившись на его берегах.
      Как человек Петр Первый выглядел в глазах современников и историков весьма противоречиво. Некоторые считали, что в нем сочеталась русская помещичья и европейская матросская разнузданность. В их воспоминаниях – это, с одной стороны, мужчина высокого роста и огромной силы, а с другой, человек с признаками раннего алкоголизма и различных болезней.
      В то же время многие современники отмечали его простоту в общении, требовательность и скромность по отношению к себе самому, его искренность и отзывчивость по отношению к другим. Его умение быстро разбираться в людях и определять их способности просто поражало. Но вернемся к любовной теме...
      Петр дважды был женат. Первую жену Евдокию Лопухину он отправил в монастырь. Но наш рассказ о судьбе его первой и самой длительной (более 10 лет) любви к немке Анне Монс...
      Лефорт познакомил его с первой красавицей Немецкой слободы, дочерью виноторговца Анной Монс. Большую часть своего времени Петр, естественно, стал проводить здесь – он словно бежал из Кремля, от нелюбимой жены. Правда, если быть точным, то дом, в котором, по слухам, проживала Анна, стоит вне слободы. Поэтому называют и другой адрес ее проживания, – в самом центре поселения иностранцев, меж не существующими уже кирхой и костелом (ныне – Старокирочный переулок, № 6, во дворе).
      Впрочем, не столько номер дома нам важен, сколько сама суть истории. Интересно, что Анна Монс – женщина, как впоследствии окажется, весьма легкомысленная, сама прежде дарила ласки Лефорту. Но, недолго думая, с удовольствием «переключилась» на Петра.
      Она была от природы смешлива и кокетлива – а этот как раз то, чего совершенно не хватало жене самодержца, Евдокии. Та была богобоязненной, тихой и робкой женщиной. Так что Петр не решался ей рассказать всю правду об Анне, хотя сразу стало ясно: Анна – это увлечение надолго. Очевидно, рядом с этой женщиной, воплощавшей в себе именно женские начала, Петр почувствовал себя достаточно комфортно!
      Но Анна тяготилась положением «просто любовницы». Ей хотелось большего! И она, несомненно, много раз говорила об этом Петру.
      Не сразу царь решился перейти к решительным действиям. И все же решающий момент настал! Отправившись в большое путешествие по Европе, Петр письмом прислал Евдокии свое высочайшее повеление – немедленно постричься в монахини. Он решил жениться на Анне Монс...
      Давно уж научились таким образом российские государи избавляться от неугодных жен. Но царица решительно отказалась идти в монастырь – у нее рос маленький Алеша, сын Петра. Тогда ночью к дому подали крытую повозку с лошадьми. И кричавшую, упиравшуюся Евдокию, помимо ее воли увезли в Суздальский девичий монастырь...
      Опальная царица жила там тяжко и голодно. Но полюбила в Суздале человека по имени Степан Глебов. Это был милосердный человек из военных, присылавший ей еду и теплую одежду... Увы, он был женат. Он ответил ей взаимностью – на свою беду!
      Сыщики Петра арестовали его и пытали зверски. И хотя самому царю была глубоко безразлична Евдокия, мужская гордость взыграла в нем. Как, она ему посмела изменить? У Глебова обнаружили письма царицы и перстень, который подарила она своему ненаглядному Степушке.
      Нещадно пытали Степана. А потом посадили на кол...
      На дворе в тот день стоял тридцатиградусный мороз. Петр приказал одеть Степана Глебова в теплую одежду. Не потому, что был добр и хотел помиловать любовника Евдокии. Нет. Чтобы тот не умер раньше времени, прошел весь круг адовых мучений.
      Петр подошел к Глебову вплотную, пытаясь услышать покаянные признания. Но Степан плюнул ему в лицо...
      Сделав несчастной царицу Евдокию – во имя своей любви к Анне – царь и сам не познал счастья. А почему?
      Да потому что Анна Монс – «нимфа Кукуйского ручья» была слишком ветрена, хоть и – в угоду мужчинам – неизменно весела!
      О ее ветрености – чуть позже. А сначала – о ее жадности. Нищего Лефорта она с большой радостью променяла на Петра. И бесконечно вымогала, вымогала, вымогала... Да так, что от природы жадноватому царю становилось все противнее и противнее ее слушать. То дом выпросит, то деревню...
      Алчную Монсиху тихо начинали ненавидеть многие. Анна была хорошим психологом – к своим просьбам она неизменно прибавляла какой-нибудь пустячный подарочек. Но за копейки своих трат она имела сотни и тысячи!
      Петр сознавал, что Монс хитра. Но сильное физическое влечение к ней было для него на какой-то период важнее...
      Царь в открытую жил с Анной, наплевав на общественное мнение. И даже готов был жениться на ней – ведь после истории с опальной Евдокией, Петр был свободен. Вот тут-то Монс и просчиталась!
      Дело в том, что Анне всегда не хватало одного любовника. И не только из-за своего темперамента, но еще и потому, что надо же «иметь кого-то в запасе». Петр – Петром, а был еще посланник саксонский Кенигсек, который так же усердно посещал спальню фройляйн Монс. Да еще и всерьез думал о свадьбе с нею.
      Но надо ж случиться такой беде, что пока государь размышлял о том, надо или нет узаконить его связь с немочкой, посланник возьми да и утони! Ну, утонул – полбеды. Так ведь в карманах его платья нашли не только портрет прекрасной Анны, но и ее страстные любовные письма!
      Петру снова изменили! И изменила та, ради которой он затеял свой развод, ради которой пошел на такие жертвы! Он – посмешище всей Руси и Европы. Он – в сущности, рогоносец, потому что и жена, и любовница, предпочли ему других мужчин...
      Говорят, что долгое время Петр был озлоблен против всех женщин на свете. Он творил такие гадости, о которых не хочется даже вспоминать. Одно из самых безобидных – привычка поить женщин, чтобы потом глумиться над их нелепым состоянием. И это еще самая «добрая» шутка Петра!
 
      Теперь, после неопровержимого доказательства измены Анны, о женитьбе на ней не было и речи! После десяти лет их союза отношения были прерваны. Разгневанный рогоносец приказал бросить фройляйн Анну в тюрьму. Впрочем, вскоре ей удалось оттуда выбраться...
      Анна не стала терять времени даром. Она выскочила замуж за другого посланника – прусского, по фамилии Кайзерлинг. И до Кайзерлинга, и после него, она продолжала вести бурную и разгульную жизнь, потому что, очевидно, не создана была для тихого семейного счастья...
      Более того, Анна имела наглость просить у Петра каких-то милостей для мужа. Ей казалось, что это вполне нормально. Но Петра эти просьбы очень разозлили: «Я держал твою Монс при себе, чтобы жениться на ней! – крикнул он Кайзерлингу, дерзнувшему прийти с просьбой по ходатайству очаровательной жены. – А коли ты ее взял себе, так и держи ее и не смей никогда соваться ко мне с нею!»
      Это еще очень мягкий поступок со стороны вспыльчивого царя. Мог бы обоих и на тот свет отправить... Наверное, память о юности, проведенной в объятиях веселой Анхен, не давала ему покоя. Потому и отпустил с миром. Но потому и кричал злобно. Помнил ее. Простить не мог. Но и забыть – тоже...
      А Алексашка Меншиков, друг и соратник царя, заорал вслед Кайзерлингу: «Знаю я вашу Монс! Хаживала она и ко мне! Да она ко всякому пойдет!»
      Было ли это правдой (имеется в виду – хаживала или нет Анна к Меншикову) – неизвестно. Известно только то, что свою следующую женщину (она же – вторая жена, Марта Скавронская) царь Петр «унаследовал» от друга Александра. И, надо сказать, по своим моральным качествам будущая царица мало чем отличалась от госпожи Монс... Бывшая служанка, она сначала «грелась» в объятиях Шереметева, потом Меншикова...
      В общем, как-то даже непонятно, почему такой мужчина, как Петр, выбирал подобных дам? Может быть, именно доступность делала их привлекательными для царя?
      Не будем гадать. Вернемся к Анне. Ее счастье с посланником было недолгим. Она быстро растолстела и постарела. Никто не мог узнать уже в ней хохотушку и резвушку из Немецкой слободы, которую так страстно любил молодой Петр. Прожила она недолго. Своего мужа Кайзерлинга пережила всего на три года. Умерла Анна в 1711 году...
      А царя ждала еще одна измена. На этот раз ему изменила жена Марта Скавронская. Марта, сирота, воспитанная в доме лютеранского пастора Глюка и нянька его детей, взятая в плен во время осады русскими войсками лифляндской крепости Мариенбург ставшая впоследствии императрицей Екатериной Первой, отличалась характером доброжелательным, а потому царь быстро привязался к ней и прожил с ней до самой своей смерти, сделав ее из пленницы вначале любовницей, затем законной женой. В 1724 году ее официально короновали на российский престол (вот вам – из грязи в князи!)
      Екатерину царь любил искренне и был с нею неизменно нежен. Он всегда писал ей трогательные письма и посылал подарки – где бы он не оказался!
      «Катеринушка, друг мой, здравствуй! Посылаю при сем презент тебе – часы новой моды: для пыли внутри стеклы, да печатку... больше за скоростию достать не мог, ибо в Дрездене был только один день...»
      «Катеринушка, друг мой сердешнинкой, здравствуй. Посылаю к тебе кружево...»
      Вот такой заботливый муж Петр, который любил свою Катю за ее неприхотливость и неревнивость, а также за нрав веселый (как некогда у Анны) и незлобивость. А что еще мужчине надо?
      Но эта самая Катеринушка изменила ему, незадолго до его смерти. И с кем!..
      Вот как было дело. Петр, послушав одного «доброжелателя», заглянул ночью в беседку дворцового парка. И там увидел свою жену в столь недвусмысленном положении, что сомневаться было глупо! Да, но кто был он, человек, наставивший рога самодержцу? А его звали Вилимом Монсом и приходился он Анюте Монс, экс-любовнице Петра, родным братцем...
      Вот так семейство Монс отплатило Петру за его доброе отношение.
      Вечером того же дня Петр ужинал с гостями, среди которых были Монс и Екатерина. Молодой камергер (а брат Анны стал камергером) ничего не подозревал, ибо царь был с ним удивительно ласков. И вдруг Петр, сверкнув очами злобно, спросил у жены, который теперь час. Было только девять, о чем она сообщила супругу, поглядывая на его подарок – те самые диковинные часики. Но Петр выхватил часы у Екатерины, перевел стрелки на три часа вперед и закричал, что уже двенадцать, и всем пора идти спать...
      С царем никто не стал спорить. А через пару минут Монса арестовали в его комнате.
      Петр сам допрашивал соперника. И как когда-то от Степана Глебова, так и от Вилима Монса он требовал и требовал подробностей – будто количество этих подробностей могло облегчить страдания бедного обманутого мужа ...
      Монс во всем признался, и 28 ноября 1724 года ему отрубили голову.
      Но и это еще не все. После Казни Петр велел Екатерине сесть в карету и отвез ее к эшафоту, где было выставлено на обозрение тело ее казненного любовника. Екатерина продолжала улыбаться, хотя одному Богу известно, как тяжко ей было. Говорила ли она что-то в свое оправдание? Об этом никто не пишет. Но Петр с той поры больше не входил в спальню к супруге. Зато велел принести к ней туда банку с заспиртованной головой Монса... Эта банка стояла в спальне Екатерины, не давая ей уснуть, мучая женщину угрызениями совести.
      Неизвестно, последовал бы за этим развод супругов или нет. Но очень скоро не стало самого царя. Он простудился, спасая тонущую шлюпку, и скончался 28 января 1725 года в возрасте пятидесяти трех лет.
      В день его кончины враги усопшего самодержца ликовали. По рукам ходила лубочная картина – «как мыши кота хоронили», на которой маленькие смиренные мышки несут хоронить огромного дохлого кота, который ужасно напоминает рослого усатого императора...

Алексей Толстой
Петр Первый (отрывок)

      «...Молчаливый и прозябший, он вернулся в ярко освещенный дом Лефорта. Играла музыка на хорах танцзала. Пестрые платья, лица, свечи – удваивались в зеркалах. Сквозь теплую дымку Петр сейчас же увидел рыжеволосую Анну Монс... Девушка сидела у стены, – задумчивое лицо, опущены голые плечи.
      В эту минуту музыка, – медленный танец, – протянула с хор медные трубы и пела ему об Анхен, об ее розовом пышном платье, о невинных руках, лежавших на коленях... Почему, почему неистовой печалью разрывалось его сердце? Будто сам он по шею закопан в землю и сквозь вьюгу зовет из невозможной дали любовь свою...
      Глаза Анны дрогнули, увидели его в дверях раньше всех. Поднялась и полетела по вощеному полу... И музыка уже весело пела о доброй Германии, где перед чистыми, чистыми окошечками цветет розовый миндаль, добрые папаша и мамаша с добренькими улыбками глядят на Ганса и Гретель, стоящих под сим миндалем, что означает – любовь навек, а когда их солнце склонится за ночную синеву, – с покойным вздохом оба отойдут в могилу... Ах, невозможная даль!..
      Петр обхватил теплую под розовым шелком Анхен и танцевал молча и так долго, что музыканты понесли не в лад...
      Он сказал:
      – Анна?
      Она доверчиво, ясно и чисто взглянула в глаза.
      – Вы огорчены сегодня, Петер?
      – Аннушка, ты меня любишь?
      На это Анна только быстро опустила голову, на шее ее была повязана бархатка... Все танцующие и сидящие дамы поняли и то, что царь спросил, и то, что Анна Монс ответила. Обойдя круг по залу, Петр сказал:
      – Мне с тобой счастье...»
      «Вечером мамки и няньки, повитухи и дворцовые дурки суетливо заскрипели дверями и половицами: „Царь приехал...“ Воробьиха кинула в свечу крупицу ладона – освежить воздух, – и сама юркнула куда-то... Петр вбежал наверх через три ступени. Пахло от него морозом и вином, когда наклонился он над жениной постелью.
      – Здравствуй, Дуня... Неужто еще не опросталась? А я думал...
      Усмехнулся, – далекий, веселый, круглые глаза – чужие... У Евдокии похолодело в груди. Сказала внятно:
      – Рада бы вам угодить... Вижу – всем ждать надоело... Виновата...
      Он сморщился, силясь понять – что с ней. Сел, схватясь за скамейку, шпорой царапал коврик...
      – У Ромодановского обедал... Ну, сказали, будто бы вот-вот... Думал – началось...
      – Умру от родов – узнаете... Люди скажут...
      – От этого не помирают... Брось...
      Тогда она со всей силой отбросила одеяла и простыни, выставила живот.
      – Вот он, видишь... Мучиться, кричать – мне, не тебе... Не помирают! После всех об этом узнаешь... Смейся, веселись, вино пей... Езди, езди в проклятую слободу... (Он раскрыл рот, уставился.) Перед людьми стыдно, – все уж знают...
      – Что все знают?
      Он подобрал ноги, – злой, похожий на кота. Ах, теперь ей было все равно... Крикнула:
      – Про еретичку твою, немку! Про кабацкую девку! Чем она тебя опоила?
      Тогда он побагровел до пота. Отшвырнул скамью. Так стал страшен, что Евдокия невольно подняла руку к лицу. Стоял, антихристовыми глазами уставившись на жену...»
      «Этой осенью в Немецкой слободе, рядом с лютеранской киркой, выстроили кирпичный дом по голландскому образцу, в восемь окон на улицу. Строил приказ Большого дворца, торопливо – в два месяца. В дом переехала Анна Ивановна Монс с матерью и младшим братом Виллимом.
      Сюда, не скрываясь, ездил царь и часто оставался ночевать. На Кукуе (да и в Москве) так этот дом и называли – царицын дворец. Анна Ивановна завела важный обычай: мажордома и слуг в ливреях, на конюшне – два шестерика дорогих польских коней, кареты на все случаи.
      К Монсам, как прежде бывало, не завернешь на огонек аустерии – выпить кружку пива. «Хе-хе, – вспоминали немцы, – давно ли синеглазая Анхен в чистеньком передничке разносила по столам кружки, краснела, как шиповник, когда кто-нибудь из добряков, похлопав ее по девичьему задку, говорил: „Ну-ка, рыбка, схлебни пену, тебе цветочки, мне пиво...“
      Теперь у Монсов бывали из кукуйских слобожан лишь почтенные люди торговых и мануфактурных дел, и то по приглашению, – в праздники, к обеду. Шутили, конечно, но пристойно. Всегда по правую руку Анхен сидел пастор Штрумпф. Он любил рассказывать что-нибудь забавное или поучительное из римской истории. Полнокровные гости задумчиво кивали кружками с пивом, приятно вздыхали о бренности. Анна Ивановна в особенности добивалась приличия в доме.
      За эти годы она налилась красотой: в походке – важность, во взгляде – покой, благонравие и печаль. Что там ни говори, как ни кланяйся низко вслед ее стеклянной карете, – царь приезжал к ней спать, только. Ну, а дальше что? Из Поместного приказа жалованы были Анне Ивановне деревеньки. На балы могла она убирать себя драгоценностями не хуже других и на грудь вешала портрет Петра Алексеевича, величиной в малое блюдце, в алмазах. Нужды, отказа ни в чем не было. А дальше дело задерживалось.
      Время шло. Петр все больше жил в Воронеже или скакал на перекладных от южного моря к северному. Анна Ивановна слала ему письмеца, и – при каждом случае – цитронов, апельсинов по полдюжине (доставленных из Риги), колбасы с кардамоном, настоечки на травах. Но разве письмецами да посылками долго удержишь любовника? Ну как привяжется к нему баба какая-нибудь, въестся в сердце? Ночь без сна ворочалась на перине. Все непрочно, смутно, двоесмысленно. Враги, враги кругом – только и ждут, когда Монсиха споткнется.
      Даже самый близкий друг – Лефорт, – едва Анна Ивановна околицами заводила разговор – долго ли Питеру жить в неряшестве, по-холостецки, – усмехался неопределенно, – нежно щипал Анхен за щечку: «Обещанного три года ждут...» Ах, никто не понимал: даже не царского трона, не власти хотела бы Анна Ивановна, – власть беспокойна, ненадежна... Нет, только прочности, опрятности, приличия...
      Оставалось одно средство – приворот, ворожба. По совету матери, Анна Ивановна однажды, вставши с постели от спящего крепко Петра, зашила ему в край камзола тряпочку маленькую со своей кровью... Он уехал в Воронеж, камзол оставил в Преображенском, с тех пор ни разу не надевал. Старая Монсиха приваживала в задние комнаты баб-ворожей. Но открыться им – на кого ворожить – боялись и мать и дочь. За колдовство князь-кесарь Ромодановский вздергивал на дыбу. Кажется, полюби сейчас Анну Ивановну простой человек (с достатком), – ах, променяла бы все на безмятежную жизнь. Чистенький домик, – пусть без мажордома, – солнце лежит на восковом полу, приятно пахнут жасмины на подоконниках, пахнет из кухни жареным кофе, навевая упокоение, звякает колокол на кирке, и почтенные люди, идя мимо, с уважением кланяются Анне Ивановне, сидящей у окна за рукодельем...
 
      Пальчики Анхен трепетали, округлости груди поднялись из тесноты корсажа.
      – Ах, нельзя поверить, что это – не сон... Но кто это госпожа Ментенон, которая стояла за стулом короля?
      – Его фаворитка... Женщина, перед которой трепещут министры и посланники... Мой повелитель, король Август, прошел несколько раз мимо мадам Ментенон и был замечен ею...
      – Господин посланник, почему король Людовик не женится на мадам Ментенон?

  • Страницы:
    1, 2, 3