Глава 1

— Полагаю, я уже имел удовольствие, — сухо произнес Фрэнк Блейкмор, протягивая руку Зое Марстон.

Теодосис Кориакис не придал значения интонации, с которой были произнесены эти слова, однако Зою она покоробила.

Девушка вся съежилась, сжала кулаки. Ей не хотелось дотрагиваться до этого человека, ни за что, даже ради Тео.

Поначалу отчаянно забившись, ее сердечко скоро угомонилось, и она изобразила холодную, деланную улыбку, учтиво кланяясь этому высокому темноволосому импозантному господину. Все же ей удалось увернуться от его серых прозорливых глаз; так только и можно было реагировать после того, что произошло между ними.

— Все говорят одно и то же, — процедила она с сарказмом, когда внимание Тео переключилось на вновь прибывшего гостя, почтившего своим присутствием пятидесятилетний юбилей хозяина. Нельзя, чтобы Тео узнал о ее встрече с этим человеком три года назад.

Фрэнк Блейкмор натянуто улыбнулся. Хорошо скрытое волнение Зои сказало ему о многом. Ведь и она, видимо, понимала, что он подпускает к себе далеко не каждую женщину.

— Зоя, не давай скучать Блейкмору, пока я буду встречать гостей.

— Да, Зоя, не давай Блейкмору скучать, — растягивая слова, повторил Фрэнк, после того как Тео оставил их одних на террасе, покоящейся на коринфских мраморных колоннах. Здесь теперь Зоя жила, и здесь же было ее узилище. — Делай так, как тебе приказано, — язвительно продолжал Фрэнк, — и поступай как прежде, в те незабвенные дни.

Зоя резко отвернулась от него и оперлась руками о каменную балюстраду, отделявшую террасу от бассейна. Теплый бриз играл ее шелковистыми волосами. На минуту прикрыв глаза, она вдруг поймала себя на мысли, что давно готовилась к этой встрече, но все же Фрэнк застал ее врасплох.

— Я выполняла просьбу, мистер Блейкмор. — Зоя мучительно пыталась сохранить хладнокровие, но тут же поняла тщетность своих усилий. Она чувствовала нарастающее беспокойство, а он в это время посмеивался у нее за спиной.

— Ты делала это потому, что тебе не было противно. — Фрэнк подошел и стал рядом. Откинув шелковистую прядь волос, повернул ее лицо к себе, взяв за подбородок. — Очень застенчивая проститутка и один из тех, кто удовлетворен ее стараниями. — Он будто давал оценку шлюхе, чьей работой остался доволен. Его слова жалили, его пальцы причиняли боль ее разгоряченному телу, весь мир, казалось, причинял ей боль.

— Я не проститутка. — Резко отвернувшись, Зоя горько заплакала. На этот раз ей удалось выдержать его взгляд, проигнорировать издевательский тон. — Но тогда было все иначе, мистер Блейкмор, и не говорите больше о таких вещах, — попыталась она сменить тему разговора.

Ее страстность не произвела на него никакого впечатления. Фрэнк просто смеялся над ее тщедушным телом, насмешливо разглядывая оливкового цвета кожу, ту плоть, которой он когда-то был обворожен. Этот взгляд будто стальное лезвие, под ним она чувствовала себя обнаженной, как в ту ночь, проведенную с этим мужчиной. В то же время незабываемые воспоминания лихорадили и дразнили, платье превратилось в удушающие вериги на ее разгоряченном теле.

— Но тогда ты не называла меня мистером Блейкмором, — как ни в чем не бывало продолжал он. — Ты называла меня ласково, каким-то греческим именем, оно звучало почти как заклинание; тогда, казалось, мы любили друг друга…

— Та ночь была ошибкой! — протестующе воскликнула Зоя, и сердце ее мучительно сжалось. — Я совершила ужасную ошибку…

— Никакой ошибки не было! — вдруг резко оборвал Фрэнк, внезапно на что-то разозлившись. Зоя выдержала его холодный взгляд; сейчас он пробуждал скорее любопытство, чем страх. — В ту ночь я дал тебе заем, — продолжал он настойчиво и язвительно, следуя напутствию Теодосиса Кориакиса, — но твоя игра была великолепна. Видимо, ты его собственность, его дежурная куртизанка.

Зоя не могла вынести этого. Она резко повернулась и бросилась прочь. Ее красивое лицо исказила гримаса боли, сердце разрывалось на части при воспоминании о той ужасной ошибке, которая беспрерывно терзала ее. Зоя пыталась все забыть, молилась, чтобы он никогда больше не появился в ее жизни. Но Фрэнк появился…

Сняв туфли на высоком каблуке, она побежала через сад к дальнему песчаному пляжу. Душевная усталость подступила внезапно: Зоя замедлила шаги, еле волоча ноги. У заветной скалы она опустилась, сжалась, и прошлое нахлынуло на нее будто поток расплавленной лавы.

— Я люблю тебя, Пьер, — шептала Зоя, когда они оказались наедине в саду швейцарского замка Тео; руки Пьера ласкали ее и успокаивали. Она любила эти деловые поездки в Швейцарию из-за возможности встретиться со своим возлюбленным. Замок всегда был полон гостей. Здесь она и познакомилась с Пьером. Он работал на швейцарских банкиров, и Тео нанял его управлять своими миллионами. Зоя обычно оставалась в замке, в то время как Тео и его телохранители отправлялись в резиденцию.

— Но мы должны остерегаться! Тео может прогневаться!

— К черту Тео! — Зоя хохотала и старалась вытащить Пьера на освещенную солнцем садовую дорожку, чтобы все увидели ее избранника. Однако Пьер удерживал девушку в тени сосен — подальше от посторонних взглядов. — Приходи ко мне в комнату сегодня ночью, после вечеринки. — Зоя тихо засмеялась, оплетая руками его шею.

— Не могу поверить, что ты хочешь предаться любовным утехам под крышей своего благодетеля, — ехидно улыбаясь, сказал Пьер.

— Забудь Тео, — настаивала Зоя, с улыбкой глядя ему в глаза. — Если ты любишь кого-то, то страстно желаешь предаться любви.

Пьер равнодушно пожал плечами.

— Я думаю, это не любовь. Я думаю, ты хочешь вернуться назад с Тео, который тебя всегда будет опекать. Судя по всему, он ведет себя как собственник, а не как работодатель.

— Нет! — воскликнула Зоя. В ее голосе была твердость. — Тео не имеет ко мне никаких притязаний. Я свободна. Я работаю на него, но принадлежу самой себе. Я живу там, где мне нравится. — Все же, произнося это, она понимала, что лжет: Тео имеет власть над ней и над ее матерью. Однажды она уже уверовала в то, что Тео — ее отец, но мать категорически отказалась разговаривать на эту тему и даже вспылила. Зоя пошла к Тео, чтобы выяснить правду о своем происхождении, и он развеял ее заблуждение. Мать Зои, Гераклия, и Тео выросли вместе на Пелопоннесе. Потом Гераклия уехала учиться в Англию, а Тео — в Америку. Гераклия влюбилась в англичанина и отдалась ему со всей страстью гречанки. Позднее тот человек отказался признать себя отцом ребенка, которого родила Гераклия. Тео привез их назад в Грецию и дал обещание опекать ее и девочку. Гераклия никогда не переставала чувствовать прошлую боль и даже сейчас все еще верила, что человек, которого она любила, приедет за ней. Эта одержимость и слепая вера лишали Зою материнской любви. Пока прекрасная Гераклия ждала своего потерянного возлюбленного, ее, казалось, успокаивало одно — то, что Тео заботится о девочке, рождение которой не принесло ей счастья. Зоя, по мнению Гераклии, была причиной любовной драмы. Однако она носила фамилию отца, которого никогда не видела. Ее мать не переставала верить в то, что когда-нибудь отвергнувший их с дочерью человек вернется.

Тео поселил Гераклию и ее дочь на одной из своих чудных вилл в маленьком островном городке, расположенном на юго-востоке от Пелопоннеса. Здесь царила спокойная и размеренная жизнь. Гераклия редко покидала остров, в то время как Зоя путешествовала с Тео повсюду. Девушка получила хорошее образование в Англии, а позднее, по настоянию Тео, стала вести некоторые его дела. В штате Тео было много начинающих и способных сотрудников, а филиалы компании располагались во многих странах. Хотя Зоя числилась работником компании, но фактически не принадлежала к ближайшему окружению Тео, не являлась его доверенным лицом. Скорее ее считали то ли любовницей Тео, то ли дочерью. Эти догадки посторонних вызывали у Зои возмущение, но что поделаешь! Получалось так, что исподволь и она, и ее мать зависели от Тео, но его власть над ними была облачена в покровы нежной дружбы.

— Если ты вольна делать, что захочешь, — вкрадчиво говорил Пьер, — то приходи ко мне сегодня ночью. — Предупредительно он добавил:

— Но…

Темные глаза Зои отважно блеснули, и в ответ прозвучало решительное:

— Никаких «но»! Я непременно приду к тебе. — Оставив на его губах легкий поцелуй, она устремилась в отель, где ее ждал Тео. Она, конечно же, скоро освободится и убежит к Пьеру.

Люди, люди, постоянно люди… Тео, отличавшийся необыкновенной общительностью, здоровьем и силой, всегда находился в окружении кого-нибудь из сотрудников или телохранителей. В этой поездке среди его телохранителей появился новичок — Фрэнк Блейкмор. Тео нанял его в Америке, дабы усилить персональную охрану. Не было секретом, что Блейкмор считался одним из самых высокооплачиваемых охранников и уже имел известность в своих кругах. Ему приходилось работать на людей богатых и состоятельных, порой даже на послов и на членов королевских семей. С появлением Блейкмора среди сотрудников поползли слухи по поводу его личности — говорили, что он слыл дамским угодником и от женщин у него не было отбоя.

Зоя вряд ли бы признала его красавцем, и, уж конечно, Блейкмор не шел ни в какое сравнение с симпатичным Пьером, достоинства которого она явно преувеличивала. Зоя пребывала в идиллическом мире грез. Пьер, несомненно, любил ее и просил выйти за него замуж. Если бы только она приняла его предложение, то стала бы, наверное, по-настоящему свободной.

И вот она у Пьера, но его нет, комната пуста. Он любит, любит меня, как заклинание повторяла Зоя. Стоя у окна, она пристально вглядывалась в темноту: где-то внизу шелестели апельсиновые сады. И все же беспокойство не покидало ее, хотя видимых причин не было. Но вот у нее в груди все похолодело. Это невозможно… это невозможно… Ее любимый Пьер — с другой женщиной. Двое, обнявшись, идут по саду; Пьер не боялся показать свою избранницу всему свету!.. Вот они остановились и страстно поцеловались. Сердце Зои готово было разорваться, обида подступила к горлу. Девушку эту она знала, отчего становилось только горше. Променял ее на эту кокетливую служанку! Боль разлилась по всему телу. Зоя решительно бросилась вон из комнаты. Объясняться с Пьером не имело смысла. Все было обманом. Приглашая ее, он знал, что не придет…

Обида комом застряла в горле. Пьер не хочет ее, никогда не хотел, и нет человека, который бы осмелился перечить Тео. Она прикусила нижнюю губу, с трудом сдерживая слезы обиды, и не только обиды. Неужели никто ей не посочувствует, девушка она премиленькая, ей неоднократно говорили об этом… Но красота может и отпугивать мужчин. Так что, возможно, она и не так уж красива?.. О Господи, к чему все это: «красива — некрасива»? Какой от этого прок — все ее бросили… даже отец.

В приоткрытую дверь внезапно ворвался яркий лунный свет, и Зоя увидела, как в золотистом мареве возник силуэт мужчины, которого она сразу узнала.

Сначала даже мурашки пробежали у нее по спине и сердце пустилось вприпрыжку, но волнение вскоре улеглось, ею овладело любопытство, поскольку пришедший стоял молча. Конечно же, он сразу увидел ее и узнал, но почему он оказался в комнате Пьера? Это не было известно Зое, да и зачем ей об этом знать?

Вошедший медленно прикрыл за собою дверь, и в комнате воцарилась гробовая тишина. Похоже, он привыкал к темноте. Она-то уже привыкла, и рассмотреть его не составило для нее труда.

Мужчина неспешно подошел ближе и встал рядом. Можно было ощутить его запах — теплый, пьянящий, волнующий. Вполне различимо слышалось его дыхание, и какие-то странные, вызывающие трепет флюиды стали проникать в нее, она почувствовала его силу и свою податливость.

Зоя не двигалась. Надо бы заговорить с ним, но о чем? Оставалось просто ждать, что же будет дальше. Она с волнением перевела дыхание.

Он дотронулся до нее. Сначала робко, почти боязливо, будто прикасался к неуловимому призраку. Потом его пальцы плавно скользнули по щеке Зои. В них чувствовалась сила, сила надменная и безоговорочная. Пальцы коснулись шеи и, спускаясь ниже, добрались до ласкового черного шелка, облегавшего груди.

Его прикосновения сводили с ума, завораживали, возгорались фитильками на нервных окончаниях, а воздух вокруг становился между тем душным, плотным. В какой-то момент она осознала, что ведет себя непозволительно, пусть даже у этого мужчины и нет дурных намерений.

— Ты так прекрасна, — хрипло выдохнул он, — и я хочу тебя все больше и больше.

Зоя опустила длинные пушистые ресницы, на которых еще не высохли слезы обиды. Он хочет ее, этот мужчина хочет ее и не боится взять то, что желает. Его мягкие губы оказались совсем близко, и вот он целует ее нежно, страстно, все более настойчиво проникая в ее рот языком, а она не в силах сопротивляться. Удивительно, но Зоя страстно желала этого незнакомца! Его присутствие искупало предательство Пьера. Она опять ощутила себя желанной, нужной, окруженной заботой. И ведь он так страстно хочет ее, даже голова вскружилась от его напора! Зоя решила ответить ему.

Он осторожно спустил лямочки ее шелкового платья, стал целовать груди, воспламененные соски. Тихим постаныванием Зоя давала ему понять, что желает большего. Она судорожно взъерошила густые черные волосы мужчины, притянула к себе его голову.

— Погоди, погоди, дорогая, — успокаивал он. — У нас вся ночь впереди.

Зоя тихонько засмеялась, вызывая в нем еще большее желание. Потом возникло какое-то нервное напряжение — она вдруг усомнилась в правильности своего поведения. Но ведь она абсолютно свободна, у нее нет ни перед кем обязательств!

Платье с легким шуршанием сползло вниз и, едва задержавшись на бедрах, мягко соскользнуло на пол. Тогда и она дала волю своим рукам: они проникли под его легкий пиджак, коснулись груди — такой мускулистой и широкой. Зоя запечатлела несколько поцелуев на его подбородке и начала неуклюже расстегивать пуговицы его шелковой рубашки. Ей не хотелось выглядеть неумехой, демонстрировать неуклюжесть, неопытность…

О Господи, если бы он только знал!.. Но нет — она не выдаст себя!

Его прерывистое дыхание, казалось, заполнило всю комнату. Страстные поцелуи, которыми он покрывал ее лицо, побуждали к ответным. Они быстро (и в этом была его заслуга) освободились от одежды. Он действовал уверенно, четко представляя себе, во имя чего все происходит.

Зоя испытала радость от прикосновения к его нагому телу. Ее руки дрожали — ничего подобного ей не доводилось испытывать раньше. Он был великолепно сложен, с легким пушком волос на груди. Она коснулась губами его упругого соска, теперь в ней возрастало желание сделать ему приятное.

— Ты, конечно, понимаешь, что делаешь, — вкрадчиво прошептал он, пытаясь остановить ее шаловливые, ищущие пальцы. Затем он поднял Зою и осторожно опустил на стоявшую рядом кровать.

Он сильный… Нет, нет, она не задумывалась над тем, что происходит, — все подчинялось инстинкту, но каждое его движение просто восхищало, заставляло повиноваться. Для нее перестало существовать все вокруг; осталось только желание любить этого мужчину и быть любимой им. И он по-настоящему любил, ведь она так много для него значит, она особенная. Зоя думала о сладости его поцелуев, а ласки с его стороны между тем становились все настойчивее, и она невольно исторгла стон наслаждения.

— Тебе хорошо, да? — вопрошал он, нежно проводя рукой по внутренней стороне бедер, а все ее существо просило о большем: укромная часть ее тела изнывала в ожидании его.

Зоя не могла говорить: волнение было слишком сильным, от него перехватило дыхание. Она молча кивнула, уткнувшись в плечо Фрэнка. О, только бы он не узнал правды, молилась она про себя. Теперь он ласкал низ ее живота, и она вся трепетала, постанывая от наслаждения. Он поглаживал ее так нежно, что Зоя, подобно распускающемуся цветку, устремилась ему навстречу и, крепко прижавшись, теребила его волосы.

Внезапно Фрэнк хищно и властно раздвинул ей ноги. Она смежила веки в ожидании боли, и ее пальцы сомкнулись у него на спине. Однако больно ей не было, она почувствовала лишь жесткий толчок, и приятная истома разлилась по всему ее телу; стон неизбывного желания друг друга, любви слышался в комнате, и принадлежал он им обоим.

— Зоя, ты само совершенство! — прохрипел Фрэнк. — Ты так прекрасна!

Его движения были напористы, а поцелуи обжигали; Зоя унеслась в запредельный мир экстаза… Прильнув к нему и отдаваясь со всей страстью, она оказалась в неведомом ей доселе райском саду наслаждения. Ее душа наполнилась радостью, и перед глазами заплясали огоньки жгучего пламени. Движения Фрэнка становились все энергичнее, и, поддаваясь его напору, Зоя закружилась с ним в едином круговороте томительного восторга любви. Эта ночь, кажется, продолжалась вечно! Поток обоюдного желания не иссякал ни на миг, и они, постигая тайны любви, погружались в него все глубже. Поцелуям и объятиям не было конца и края.

Когда наступил рассвет — неприятный, мучительный, жестокий, — Зое пришлось вернуться к реальности. А она проснулась такая расслабленная, такая податливая…

Руки Фрэнка покровительственно обнимали ее, словно желая защитить от всех невзгод. Она повернулась, посмотрела на него, и на нее разом нахлынули страхи и сомнения. Она действительно любит его, этого человека, о котором столько вокруг говорят?

Фрэнк Блейкмор мирно спал.

Ведь она о нем ничего не знает. И узнает ли? Да и зачем? Что произошло, то произошло. Она отдала ему свою любовь. Если бы у нее была подруга, она бы ей доверилась и рассказала про то, какой бурной была ее первая ночь с мужчиной, и про то, какую неистовую страсть пробудил он в ней, и про то, что он проник в самое ее сердце. Однако Зоя осознавала и другое: в ее жилах течет греческая кровь, а гречанки верят только в настоящую любовь. А она ведь не любила его прежде, так? Она была увлечена Пьером. В смятении Зоя покусывала губы. Ей уже двадцать, и пора отдавать отчет в своих поступках. Но никто не рассказывал ей, что такое настоящая любовь, никто не предостерегал ее, что на пути к ней могут быть ошибки. Находясь под опекой Теодосиса Кориакиса, она была целиком оторвана от окружающего мира, пребывала в полной изоляции.

Зоя выскользнула из-под одеяла, тихонько оделась и бросила высокомерный взгляд на Блейкмора. Тот по-прежнему спал, ни о чем не подозревая. А ведь ей можно было избежать этой поездки в Швейцарию и этой встречи. Зое не нравилось участвовать в переговорах, в суматошных к ним приготовлениях, она с радостью предоставила бы другим заниматься этим.

Понурив голову, Зоя на цыпочках вышла из комнаты, и лишь только она закрыла за собой дверь, как в полной мере осознала ужасную ошибку: гостиничные номера на этот раз были распределены не так, как раньше. В этой комнате всегда останавливался Пьер, но сейчас на резной дубовой двери висела табличка с именем Фрэнка Блейкмора.

В пылу безрассудства она отдала ему свою любовь, а он принял ее как должное. Что-то сжалось в груди Зои от осознания непоправимости случившегося. Нет, они никогда больше не встретятся, и подобная ночь любви никогда больше не повторится. Так к чему терзания?..

Несмотря на то что ночь была жаркой, Зоя вся дрожала, ступая босыми ногами по песку. На лбу выступила испарина. Креповое платье прилипло к спине, Зоя с досадой смахнула капли пота. Та ночь оставила в ее душе неприятный осадок. Все в конечном счете выглядело так, будто ее предложили как подстилку, будто Тео попытался ублажить своего телохранителя. И зачем только он явился на юбилейный вечер Тео? Зачем ворвался в ее жизнь, когда она меньше всего этого ожидала?..

— Зоя? — позвали ее мягко из темноты ночи.

Услышав свое имя, девушка съежилась. Она сидела на холодном уступе скалы. Фрэнк нашел ее по следам на песке и проник в ее убежище, слабо озаряемое серебристым лунным светом.

— Ты не забыла, что я могу видеть в темноте? — с легкой хрипотцой в голосе спросил он.

— Так пантера выслеживает свою жертву! — резко бросила ему Зоя. — Оставь меня! Ты забываешься! — Последнюю фразу она выкрикнула, словно пыталась таким образом отринуть обуявший ее страх оттого, что Фрэнк выследил ее.

В ответ она услышала циничный смешок.

— Поговаривают, что ты любовница Тео, а также, что ты его незаконная дочь. Интересно, как ты сама представляешься? Я имею в виду твоих любовников.

— У меня нет любовников — не то что у тебя. Всем известно: нет посольства, где бы тебя не ждала дежурная наложница. Так все говорят.

Тогда, три года назад, Зоя не знала всего этого. Мучительное откровение потрясло ее, когда она разговорилась с одной из секретарш, хорошо осведомленной во всех таких делах. Фрэнк слыл за дамского угодника, для которого не было ничего святого.

Зоя попыталась высвободить руку, но он крепко держал ее за запястье, не приближаясь к ней, будто опасаясь, что причинит вред, а может быть, из чувства презрения. Да, женщины отдавались ему, и он брал их, а потом уходил прочь, с презрением.

Зоя зарделась от стыда, по телу пробежала дрожь. Он потянул ее за руку к себе, и Зоя безвольно уступила; их губы оказались рядом. Поцелуй застал ее врасплох; опустошающее душу изумление обратилось в страх, и она осознала, что ничего не изменилось за эти три года. Пусть даже она и пыталась забыть его. Воспоминания были живы, причиняли боль, терзали. Ее неотступно преследовала мысль о том, что Фрэнк видит в ней воплощение порока, считает ее девушкой по вызову и пребывает в убеждении, что в ту ночь она дала ему любовь взаймы.

— Зачем ты здесь? — всхлипнула Зоя, пытаясь отстраниться.

Фрэнк крепко держал ее, сжимая ей плечи и будто ненароком касаясь влажной Зоиной шеи.

— Причина тебя вряд ли заинтересует. А вот мне хотелось бы узнать: мы будем строить наши отношения по прежним правилам?

От возмущения Зоя перешла на греческий, использовав все ругательства, какие только могла вспомнить. Она осыпала его оскорблениями, не думая о последствиях. В лунном свете было заметно, как напряглось его лицо. Руки Фрэнка продолжали сжимать ей плечи.

— Прекрати! — вдруг резко оборвал он Зою. — Ты ведь не жалкая селянка, чтобы такое произносить, да еще на иностранном языке…

— Ах ты, ублюдок! — бушевала она. — Может, так тебе лучше? И понятнее?..

— Да уж, — процедил он, не выпуская ее из своих тисков. — Давай сразу условимся: если ты не шлюха, то не надо так орать.

— Ах, вот как ты все понимаешь! Видимо, я должна быть благодарна за твое великодушие? — саркастически парировала Зоя, не замечая, что он уязвлен. — Зачем ты здесь?

Она была вынуждена еще раз повторить свой вопрос, так как Фрэнк молчал.

— А тебе разве не нравится, что я здесь? — произнес он наконец.

— Я вообще о тебе не думала, — натянуто процедила она. Конечно же, он не догадывается, как глубоко проник в ее жизнь с тех пор, с той поездки в Швейцарию.

— Что-то плохо верится. Сегодня вечером ты удирала от меня, как перепуганный ягненок. Интересно, почему?

— Уж, во всяком случае, не потому, что испугалась, — поспешила оправдаться Зоя. — Тебя. Ты даже не попытался скрыть свое презрение ко мне, когда Тео как ни в чем не бывало представил нас друг другу…

— Все оттого, что ты посмотрела на меня как удав на кролика. А в моих правилах — реагировать именно так: лучший способ защиты — нападение.

— Какое вам вообще до меня дело, мистер Блейкмор? В ту ночь я была шлюхой по вызову, и не более. У нас нет взаимных долгов.

Она криво усмехнулась.

— Значит, сейчас ты охотно признаешь то, в чем я тебя обвинял. Какой взбалмошный, запутавшийся ребенок.

— Я не ребенок!

— Ты ведешь себя как ребенок, когда не в постели. Там ты нечто иное, моя душечка.

— Заткнись! — истерично прокричала Зоя. — Заткнись и оставь меня в покое! — Она попыталась высвободиться, но он крепко держал ее; она трепетала в его руках, чувствуя теплое дыхание, ощущая его запах, его силу. Все это она уже познала. И время не изгладило остроты впечатлений. Стушевавшись, она вся съежилась. Если он сейчас толкнет ее на песок и подомнет под себя, ей придется уступить ему так же, как и раньше. Неужели и все остальные его любовницы оказывались именно в такой ситуации?

— Почему ты все время дрожишь? Неужели прошлое так сильно волнует тебя, до сих пор не отпускает из своих тисков, преследует эротическими видениями?

— Я… я не знаю… — проговорила Зоя. Дыхание у нее перехватило, она в отчаянии желала одного: убежать, скрыться от этого человека. Что ему от нее нужно?

— Ты что, разве не знаешь? — Он явно смеялся над ней, слова угрожающе повисли в ночном воздухе. — Тебе уж пора, дорогая, принять какое-то решение.

— Решение о чем?

— Да о том, ляжешь ли ты в мою постель, как прежде? Как это было уже однажды?..

— Ты соображаешь, что говоришь? — Зоя тяжело дышала. — Какие могут быть между нами отношения? Какого черта?..

Его руки слегка ослабили хватку, одной рукой он скользнул вниз и вцепился в ее запястье.

— Я думаю, нам лучше вернуться на виллу. Завтра Тео попытается тебе объяснить, что я имею в виду. — Он потащил ее за собой, но Зоя упиралась и с трудом освободила свою руку. Лунный свет был таким ярким, что можно было рассмотреть его лицо. Зоя обратила внимание на появившуюся между его бровей морщину — раньше ее не было.

— Нет! — выкрикнула она, остановившись как вкопанная. — Никуда я с тобой не пойду, и не нужно мне объяснять, что ты там имел в виду. У тебя что-то свое на уме, но мне до этого нет дела. Я уже решила… решила…

— Решила, что опять полюбишь меня? — цинично спросил Фрэнк и засмеялся. — Хотя, конечно, может, то была и не любовь, а твоя обычная работа…

Он давал ей возможность продолжить пререкания, но Зоя отступила. Какой смысл пререкаться, отстаивать свою честь, приводить какие-то аргументы?.. Где это видано, чтобы девушка бросилась под первого встречного, — а она ведь так и поступила.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — тряхнула невинно головой Зоя, рассыпав по плечам шелковистые темные волосы, которыми поигрывал легкий бриз. — И вообще не понимаю, что тебе от меня нужно. Лучше скажи сейчас, зачем откладывать на завтра? И при чем здесь Тео? — Она понурила голову.

— А ты что, боишься его? — Фрэнк взял ее за подбородок и повернул к себе лицом.

Ее красивые глаза округлились. Кажется, только сейчас она поняла значение его слов и, прищурившись, ответила:

— Конечно, нет. Вопреки твоему убеждению — он мне не любовник и я у него не приживалка. — Зоя запнулась, потому что внешне все выглядело именно так: любому могло показаться, что она находится на его попечении.

Тео всегда оберегал ее и последнее время относился к ней по-отечески, словно боялся потерять. Если бы Тео знал, что на уме у этого человека с той самой ночи в Швейцарии (что она будто бы подослана в качестве вознаграждения…), если бы он только знал, как они предавались любви под крышей его дома… Ее всю передернуло. Тео, наверное, отомстил бы за поруганную честь девушки, за свою честь, он бы убил этого Блейкмора за изнасилование.

— И все же ты подпрыгиваешь по первому его требованию…

— Ничего подобного. — Судорогой у нее свело палец на ноге. — Я обязана ему за то, что он вырастил меня, за его любовь и защиту…

— И теперь ты платишь за все это, торгуя своим телом, ублажая его знакомых? — презрительно заметил Фрэнк.

Ей нечего было ответить на это циничное замечание. Где-то подсознательно она начинала опасаться Фрэнка. Он ведь не догадывался, что она оказалась в его комнате случайно. А как это вообще все объяснить? Зачем она предалась любви? Только ли из-за того, что испытывала одиночество, чувствовала потребность в ком-то? Нет, ему этого не понять.

— Ну, пошли, — сказал Фрэнк мягко, не требуя обязательного повиновения, — мы должны присоединиться к остальным, пока нашего отсутствия не заметили…

— Ты ничем не отличаешься от других. — Проговорив это, Зоя нехотя сделала шаг к нему.

— Поясни, что ты имеешь в виду? Зоя несколько приободрилась.

— Все боятся Тео, и ты не исключение. Фрэнк Блейкмор рассмеялся.

— Я никого не боюсь, сладкая моя. И запомни на будущее: мне будет приятно услышать, что и ты его не боишься.

— Это почему тебе будет приятно? Я для тебя никто, и чего ради ты связываешь свое бесстрашное будущее с моим? В моем будущем тебе места нет.

— Но я имею в виду наше будущее. И учти: я не потерплю того, что мне не нравится. Я так устроен.

— Да как ты смеешь? Ты, ублюдок!

Он грубо приник к ее устам — так, что она едва не задохнулась. Поцелуй был долгим, и была в нем какая-то отравляющая страсть. Когда он наконец отпрянул, его глаза блестели гневом.

— Ну, еще поругаешь меня — и вновь заслужишь то же самое. И так будет всегда.

Зоя прикусила губу и воззрилась на него, не в силах вымолвить ни слова. С этим человеком нужно быть поосторожнее, ему ничего не стоило вывести ее из равновесия. Каждый его поцелуй — словно наказание. Это отрава, от которой ничем не спасешься. Она резко вскинула голову. Сухой ночной воздух еще больше приглушал сдавленный шепот:

— Что ты имеешь в виду? Откуда тебе знать, кто мой отец. И вообще, что ты подразумевал, когда… когда сказал, что будешь жить со мной?..

В глазах Фрэнка мелькнуло властное выражение, губы исказила деланная улыбка.

— Ты похожа на девушку, которую дают взаймы, моя сладкая. Теодосис Кориакис любезно рекомендовал мне тебя и заверил, что я могу пользоваться твоими услугами сколько захочу. Ты будешь работать на меня, будешь жить со мной и выполнять все, что я прикажу. — Большим пальцем руки он будто соскабливал остатки поцелуя с ее губ. — А сколько нас ждет восторгов, сколько восхитительных ночей впереди! Мне пришлось ждать долгие три года, прежде чем я заслужил такое внимание к себе. Теперь он преподнес тебя на тарелочке с голубой каемочкой.

От изумления Зоя раскрыла рот. Она тупо молчала. Слов не было. Все услышанное казалось кошмарным сном. Это уж слишком! Видимо, они все: и Тео, и она, и этот человек, стоящий сейчас перед ней, — сошли с ума.

— Итак, что ты на это скажешь?.. Решимость и непокорность читались на ее лице. Вспыльчивостью она напоминала свою мать. Греческие ругательства готовы были сорваться с ее губ, но она сдержалась и спокойно возразила:

— Если ты недостаточно хорошо владеешь греческим, чтобы перевести то, что я собираюсь сказать, то хотя бы можешь почувствовать всю мою злость. Фрэнк Блейкмор, ты… ты… невыносим!

Зоя повернулась к нему спиной и молча направилась к вилле через пляж, уверенная в том, что он не последует за ней. Когда вы оскорбили мужское достоинство грека, вам лучше не жить на свете. А когда вы оскорбляете англо-американца, такого, как Фрэнк Блейкмор, ваша шкура остается невредимой. Он, конечно, все понял, тут не приходится сомневаться, но он не станет ей мстить — и прежде всего потому, что она находится под покровительством Теодосиса Кориакиса.

Надменный смешок послышался у нее за спиной. По всему телу Зои пробежал озноб. Испытывая негодование, она бросилась бежать.

Глава 2

— Я не поеду, Тео, определенно не поеду.

— Зоя, дорогая, ты сделаешь так, как я сказал, — спокойно констатировал Тео.

Зое было нехорошо, но не от выпитого накануне при шумном праздновании дня рождения — она провела бессонную ночь из-за циничного смеха Фрэнка, звучавшего в ее ушах словно похоронная музыка. Сейчас, утром, она стояла в рабочем кабинете Тео, но он не слушал ее: витал где-то в облаках.

— Я не хочу работать с ним, да и почему именно я?.. Что, разве нет других секретарей? — недоуменно вопрошала Зоя. — Полно таких, кто способен провести реорганизацию агентства для него не хуже меня.

— Его просьба касалась именно тебя. — Тео нажал кнопку внутренней связи:

— Пригласите мистера Блейкмора.

У Зои душа ушла в пятки. Итак, Фрэнк интересовался ею; что-то на него не похоже. Он сказал, что Тео предложил ему ее услуги. Один из них или оба лгали? Господи, сколько же фальши в этом мире!

Она стояла у открытой двери во внутренний дворик, уставясь невидящим взором на простиравшийся вдали пляж. Несколько дней назад она тосковала по свободе, жаждала избавиться от назойливой опеки Тео. Греческие отцы, как правило, властолюбивы, и, хотя Тео не был ее настоящим отцом, он ничем не отличался от остальных. Ей было двадцать три года, она всюду путешествовала с ним и никогда не чувствовала себя действительно свободной. А последний год особенно. Тео постоянно давил на нее, а теперь, видите ли, предоставляет ей вдруг свободу — но с человеком, с которым она меньше всего хотела бы находиться рядом.

— Я не хочу говорить об этом в его присутствии, — задыхаясь, продолжала протестовать Зоя. Она гордо выпрямилась и попыталась торопливо изложить все свои соображения до прихода Блейкмора:

— Тео, Фрэнк мне не нравится, я не доверяю ему. — Она прикрыла свои темные глаза подрагивающими ресницами. Зоя хотела надеяться, что прозорливый отчим поймет ее.

Но он лишь рассмеялся в ответ. Холодным, как мраморный пол, смехом, похожим на пощечину.

— Зато я доверяю ему полностью. Это единственный человек в мире, кому, повторюсь, я доверяю полностью, иначе я не согласился бы на его предложение. Не волнуйся, моя дорогая девочка, твоей чести ничто не будет угрожать, когда ты будешь рядом с ним.

Боже мой, если бы он только знал!..

— Но, Тео, говорят, у него в каждом посольстве по милашке, — настойчиво твердила Зоя. — Девушки рассказывают, что…

Тео снова рассмеялся.

— Я уверен, эти девушки сами хотели бы быть на месте тех милашек. Что я тебе говорил о сплетнях?

— Это не сплетни, — настаивала Зоя. — Достаточно только взглянуть на него, как сразу все становится понятным.

Маленькие горящие глазки Тео озорно сверкнули.

— Фрэнк хорош собой, это верно! Он так же хорош, как и я был в его годы. Тогда для меня существовала только одна женщина, которая, увы, избегала встреч со мной. Мне не хотелось видеть рядом никого другого. Вот и с Блейкмором происходит то же самое.

— Что ты имеешь в виду, говоря это? — прошептала Зоя. Никогда раньше Тео не был с ней столь откровенен. Женщина, которая избегала его, — это, несомненно, ее мать, но Фрэнк… Почему он не видит никого другого рядом с собой?.. Никого другого… кроме кого?.. Кто бы то ни был, узнать это сейчас Зое казалось важнее всего остального. Важнее, чем проблемы ее матери и Тео.

— Спустя некоторое время ты сама можешь у него спросить. Вы проведете достаточно времени вместе. — На мгновение Тео перехватил ее взгляд. — Тебе не надо опасаться его, Зоя, — сказал он мягко. — Как и все тщеславные мужчины, Фрэнк берет то, в чем нуждается, но он никогда не воспользуется тобой. Блейкмор не такой глупец, чтобы обмануть мое доверие. Это я тебе обещаю.

Зоя не нуждалась в таком обещании. От него ей не становилось легче. Ведь Фрэнк уже воспользовался ею, уже обманул доверие Тео. Да еще как!

Она вся напряглась, когда в белых брюках великолепного покроя вошел Блейкмор. Он выглядел очень эффектно. Все вокруг меркло перед его великолепием. Зоя вдруг подумала, что только сейчас, при дневном свете, она может впервые рассмотреть его как следует. Краска стыда прилила к ее щекам.

Фрэнк улыбнулся ей — открыто, белозубо и так легко, будто его совесть была абсолютно ничем не запятнана. А ведь Зоя могла прямо сейчас выложить правду о том, что этот человек уже спал с ней. Как, однако, все это ужасно! И как можно было бы жить дальше после подобных откровений?.. Трудно вообразить, что сказал бы Тео, когда бы узнал, какое ничтожество вырастил, и что сделал бы он с Блейкмором.

Она проигнорировала его улыбку, подошла к Тео и встала рядом, положив руку ему на плечо и впервые в жизни желая его защиты.

— Ты можешь идти, Зоя, — великодушно изрек Тео, поглаживая ее руку. Он принял это за примирительный жест. — Укладывай свои вещи и будь готова через час.

— Нет! — воскликнула Зоя, чувствуя, однако, как напряглись мышцы его плеча, на котором покоилась ее рука. — Я не хочу покидать тебя и мать, — попыталась возразить она, умоляюще глядя на Фрэнка в надежде, что тот смягчится и не станет настаивать на своем нелепом предложении. — Мама не хотела бы, чтобы я уезжала. — Она знала, что это звучит по-детски наивно, но в этот момент она и чувствовала себя беззащитной девочкой.

— Твоя мать полностью согласна с моим решением, — холодно сказал Тео. — Делай так, как я сказал, иди готовься.

Ее рука соскользнула с его плеча. Спорить было бесполезно, и это сердило Зою больше, чем мысль о том, что ее мать выразила согласие. Гераклия никогда не перечила Тео. Возможно, она тоже знала, что это бесполезно, однако Зоя не могла с этим смириться и периодически сопротивлялась.

— Мне позволяется хотя бы спросить, с учетом какого климата мне собираться? — надменно произнесла она.

— Нет, не позволяется, — проскрипел в ответ Тео, — и на холодную погоду не рассчитывай.

— Меня что же, отправляют в ад?! — воскликнула Зоя, открывая рывком дверь. — Да я готова отправиться куда угодно, лишь бы быть подальше от этих райских кущей! — Она зло хлопнула дверью.

Из-за двери послышался раздраженный стон Тео и сочувственный вздох Блейкмора.

Девушка не знала, кого из них она презирала больше в этот момент.

— Как ты посмел войти без стука? — возмутилась Зоя, когда полчаса спустя Фрэнк зашел к ней без всякого приглашения. Она сидела на кровати, скрестив ноги, просматривая журнал и не видя ничего, кроме надменного лица Фрэнка, взиравшего на нее с лоснящихся страниц издания. А сейчас он был здесь, в ее спальне, живой. Странный поворот судьбы!

— Почему ты не собираешься? — спросил Блейкмор и, пройдя через комнату, вырвал у нее из рук журнал и швырнул его в кресло.

Зоя молча потянулась за журналом, взяла его и продолжила листать страницы.

Фрэнк взглянул на часы.

— Мы должны успеть в Афины на самолет, уже идет регистрация. Так что кончай дуться и собирайся.

Она лениво потянулась.

— Я не думаю, что мне следует ехать.

— Ты поедешь. Будь умницей…

— Я не дурочка какая-нибудь, и не говори со мной будто с пятилетней девочкой, — прошипела Зоя.

— Ну конечно же! Я и забыл… Передо мной сексапильная, эротичная и к тому же изощренная юная куртизанка, у которой очень милая мордашка, когда она дуется. Нет, тебе не пять лет, но ты ведешь себя как пятилетняя. Запомни: шаловливые, непослушные дети иногда получают звонкие шлепки по заднице. И если ты не хочешь, чтобы у тебя на щечках появились горькие слезки, то давай пошевеливайся. Зоя, советую тебе сейчас же слезть с кровати и быстренько собраться. Не выводи меня из себя, а то так отделаю, что не покажется мало.

Зоя задвигалась как механическая кукла. Дрожащими руками она вынула из шкафа ворох нижнего белья и бросила его на кровать.

Фрэнк прислонился к косяку двери, ведущей в ванную, и широко улыбнулся.

— Уверен, Зигмунд Фрейд сделал бы из этой сцены конфетку.

— Что? — вспыхнула Зоя. Это дикое выражение, «не покажется мало», эта словесная порка… Хорошенькое начало!

— С чего это ты первым делом взялась за нижнее белье? Ждешь чего-нибудь?

— Не того, о чем ты думаешь. — Она направилась за своими туалетными принадлежностями. — Женщины обычно укладывают… сначала нижнее белье.

— Боишься, что резиночка на трусиках может лопнуть?

— Нет, сейчас просто боюсь опоздать. Уйди, ради Бога, я хочу собираться в тишине. Он не двигался.

— Я думаю, ты собрала уже достаточно вещей, — подтрунивал Фрэнк. — Даже слишком. Там, куда мы едем, нет надобности ни в женском белье, ни во французских духах.

— Куда же мы едем? — щелкнула пальцами Зоя и саркастически протянула:

— О, я и забыла… в ад и обратно; видишь ли, мне там не приходилось бывать, так что просвети-ка меня, что брать, а что не брать. Может, я забыла положить асбестовые колготки?

— Они нам обоим вряд ли пригодятся, — парировал он, бесстыдно ухмыляясь. — Почему бы тебе не ограничиться восхитительным нагим телом? Оно прекрасно послужило тебе три года назад.

— Три года назад мне было два годика, а сейчас уже пять, и я стала на сотню лет старше, — фыркнула Зоя.

— Это прозвучало очень цинично из твоих уст.

— В таком случае один — ноль в твою пользу. А сейчас уйди с дороги, пока я собираюсь.

— Хорошо. — Он посторонился и услужливо открыл для нее дверь. — Маленькой сумочки… вот такой, как эта, будет достаточно. — Руками он показал размер поклажи: несколько футов.

— У меня такой нет.

— На нет и суда нет.

— Ты оставишь меня, наконец, в покое? Дай толком собраться. Или ты меня за дурочку принимаешь? При всем желании я не могу уложить всю свою одежду в сумочку вот такого размера, — она иронично повторила его жест.

— А мы можем попробовать. — Фрэнк вытащил полиэтиленовый пакет из кармана брюк. — Сделай одолжение, наполни вот этот пакетик.

Зоя схватила пакет и стала в него дуть.

— Горячим воздухом наполню. — Потом завязала его узлом и, хлопнув, вернула Фрэнку. — Возьми, может, пригодится.

— Милая, я не шучу, — проскрежетал Фрэнк, будто ему на зубы попал песок. — Мы поедем налегке, понятно? — Он выдавил из пакета воздух и протянул ей.

Зоя схватила пакет, сверкнув глазами.

— Ты что, серьезно? — С нее было достаточно этой дурашливой игры.

— Абсолютно. Ты найдешь все, что надо, по приезде на место, но для путешествия я бы хотел, чтобы ты взяла всего по минимуму, зубную щетку не забудь.

— Надо же, какой строгий! Может, мне в одних трусиках и отправиться? — Зоя недоверчиво прищурилась. Ее губы некрасиво искривились. Скрестив руки на груди, она решительно заявила:

— Я никуда не поеду с тобой, если ты сейчас же не скажешь, куда мы направляемся. Как все это понимать? Я не могу поверить, что ты не мог нанять какого-нибудь другого секретаря. Почему именно меня?

— Потому, что ты единственная, кого я хочу, — сказал он, четко выговаривая каждое слово.

Зоя почувствовала, что по всему ее телу разливается жар. Она достаточно часто представляла себе его возвращение в ее жизнь, первые его слова при встрече, которые будут означать влюбленность, озабоченность, желание примирения.

— Потому, что ты решил, будто сможешь располагать моим телом по первому требованию, а в придачу — и моими секретарскими услугами, — презрительно поправила она его.

— Вероятно, я мог бы взять других секретарш, причем по первому требованию, но я не уверен, что получу от них большое удовольствие. Ты действительно лучше всех, и надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду не стенографию.

Зоя прошла к выходу, и Фрэнк последовал за ней. Вот она остановилась около двери, открытой на балкон, и посмотрела ему в лицо.

— Полагаю, это комплимент?

— Да, — машинально ответил он. Она резко повернулась.

— Я не нахожу его удачным.

— Как знаешь, но слова означали именно то, что означали. — Он дотронулся до ее щеки, и она отпрянула. Фрэнк нахмурился. — Зачем ты так?

— Затем, что… я не хочу, чтобы ты дотрагивался до меня.

— Прежде ты не возражала…

— Это когда же? До того, как моя жизнь кончилась? — Она отвернулась. — Понимаешь, это нелепость. Я не хочу работать на тебя. И не собираюсь ложиться с тобой в постель. Ни за что!

— Почему нет?

— Почему нет?! — повторила Зоя почти истерически. — Потому, что я не хочу и не люблю тебя, будь то в кровати или вне, из-за твоего надменного характера. Ты прекрасно понял, что я сказала тебе тогда по-гречески, и только улыбнулся. Но это была не шутка, мистер Высокая Безопасность. Мне наплевать на твои регалии, ты для меня ничто — пустое место, ноль!

Злиться на него она не умела. Оставалось презрительно смотреть, как он беспечно улыбался.

— Милая Зоя, как аппетитно ты все это излагаешь! Мы оба повинны в той ночи, оба, слышишь? Многие стремятся к хорошему, но совершенства достигают единицы.

— Не обманывайся на свой счет, — обрезала она.

— А я и не обманываюсь. Я знаю себе цену.

— Во многих случаях — да.

— Я бываю самонадеянным. Я отвратительный игрок в поло. Она прищурилась.

— Все для тебя одна большая игра, не так ли? Разбередить мои чувства, заставить узнать верх блаженства — затем бросить. Я сказала бы, что ты искусный игрок в поло.

— Зато ты хороша в езде на лошади… Спускайся, Зоя, на землю! Скажи мне, почему ты с таким отвращением вспоминаешь о той нашей ночи?

— Совсем без отвращения! — пылко перебила она.

— Ты казнишь себя, обвиняешь в…

— ..в проституции, — закончила она за него.

— В том, что ты была куртизанкой, — поправил он. — Я больше предпочитаю такое определение: куртизанка при дворе Теодосиса Кориакиса.

— Это одно и то же, — взволнованно заключила Зоя. — Ты думаешь, что я была отдана тогда взаймы. Ты именно так воспринял случившееся. Но почему? Ты ведь прекрасно понимаешь, что это не правда. Ты должен знать, что Тео никогда бы не пошел на это. Он не совершенство, но он имеет честь, и мораль, и достоинство. — Зоя покраснела от ярости и стыда одновременно. Ее глаза затуманились. — Зачем ты делаешь это? — тихо выдохнула она. — Ты толкаешь меня на некоторого рода объяснения. — Она безнадежно пожала плечами. — Я не могу дать их тебе.

— Ты не можешь сказать мне, почему ждала меня тогда в моей комнате? — удивленно спросил он, как будто это его действительно беспокоило и интересовало.

Она покачала головой и опустила глаза.

— Пойдем, Зоя, пойдем к Тео, ты скажешь, что он не давал тебя взаймы. — Фрэнк поднял руку, останавливая готовый слететь с ее губ протест. — О'кей. Давай забудем это. Ты была здесь по своей воле и ждала меня. — Он глубоко вздохнул, собираясь еще что-то добавить. — И ты занималась со мной любовью и соблазняла меня безо всяких околичностей… — Он улыбнулся. — Ты невероятна, Зоя. Такие подарки, как ты, не возвращают обратно.

— Прекрати! Прекрати это! — Она побежала к двери, но Фрэнк оказался быстрее, схватил ее за запястье и остановил. — Прекрати это! — резко потребовала она.

Фрэнк держал Зоину руку, нежно проводя пальцем по мягкой коже.

— Послушай, милая, я не собираюсь бороться с тобой. Мы будем жить и работать вместе, и на это время — никакой борьбы, никакой лжи. Договорились? Я хочу знать правду, Зоя. Я хочу знать…

— Почему ты пренебрег мною?

— Отнюдь. Ты все понимаешь неверно.

— Нет. Так, как есть. Ты предпочитаешь примитивность, не правда ли? Обзываешь меня словами, от которых дрожь по телу.

— Извини, если обидел тебя. Быть может, я старался очистить свою совесть. Я не сплю с проститутками.

— Будто бы ты не знал, что я не была таковой в ту ночь, когда… твоя добродетель была уважена.

— Повторяю, я не сплю с проститутками, — холодно произнес Фрэнк, стискивая ей запястье.

Зоя широко раскрыла свои глубокие карие глаза.

— Но ты спал со мной, — сказала она саркастически, понимая, что задела его, и вполне была удовлетворена этим. — Ты взял то, что тебе предложили, и, хотя это не напоминало обмена на деньги, ничем другим назвать происшедшее нельзя. Ты сам знаешь. — Она довольно улыбнулась. — Ты, Фрэнк Блейкмор, и все мужчины, подобные тебе, — жертвы своей слабости. Ты хотел — ты получил, и конец истории. Не пытайся копанием в моих переживаниях затуманить правду о собственной слабости. Обычная сделка — купля и продажа.

— Я начал этот разговор в надежде получить простой ответ на простой вопрос и никак не ожидал того града камней, что полетят в меня. Какая же ты сложная!

Зоя вскинула темные брови.

— Да, сложная, потому что родилась под знаком Близнецов. Я вся состою как бы из двух половинок. Одна моя половина — греческая, вторая — европейская. У меня греческие нрав и мышление, но свободолюбие — европейское.

— И какая же половина тебя занималась со мной любовью в Швейцарии? Та, что воплощает свободолюбие? — В его словах сквозила издевка.

Она с трудом сглотнула; ей захотелось быть где угодно, но только не в этой спальне, не с этим мужчиной. Он высмеял все, что она сказала. Она была свободна, но не так, как думал он. Зоя перевела дыхание. Есть один выход — немедленно уйти отсюда.

— Ты сказал, что хочешь простого ответа на простой вопрос, а именно: почему я позволила тебе переспать со мной? Я готова тебе ответить… и, надеюсь, на этом будет поставлена точка в наших отношениях.

— Не получится, ведь мы сейчас кое-куда поедем, — вздохнул Фрэнк и издевательски улыбнулся.

Зоя затаила дыхание и едва сдерживалась, чтобы не закричать и не выплеснуть на него всю свою обиду. После продолжительной паузы она наконец собралась с духом и заговорила — внятно, не торопясь, понимая преимущество своей позиции:

— В моей жизни ты, Фрэнк Блейкмор, был ошибкой. Пусть это звучит нелепо и абсурдно, но это так. В тот вечер я просто зашла не в ту спальню. Я… я искала своего любовника, а не тебя. Все время, пока ты занимался со мной любовью, я думала, что ты — это вовсе не ты, а тот, другой… — Ее голос прервался от сказанной лжи. Она знала — о, как же хорошо она знала! — что делала… И с какой радостью она отдалась ему!

Фрэнк громко расхохотался, покачивая высокомерно головой.

— Извини, милая, я не куплюсь на это. У тебя никогда не было любовника…

— Был! — упрямо произнесла Зоя. О Боже, он все знал! Это ужасно!.. — Я была близка с… с французом.

— Нет, Зоя, — с иронией сказал Фрэнк, — не старайся наговаривать на себя. Я знаю, что ты была девственницей. — (У Зои так пересохло в горле, что она не могла даже сглотнуть. Все отнятое у нее он попрал ногами.) — У тебя никогда не было любовника, потому что ты просто не могла его завести — это факт, — ибо никто раньше не дерзнул бы приблизиться к тебе…

— Ты!.. — Зоя попятилась назад.

— Тео держит меня в страхе, и я сам был слегка сбит с толку. Я, как и другие, не приближался к тебе. Но ты пришла… — Она молчала, и Фрэнк, подойдя, поднял ее подбородок, чтобы заглянуть поглубже ей в глаза. — Не потому ли ты разрешила мне любить тебя той ночью, что ни один мужчина не решался на это раньше?..

— Нет! — страстно выдохнула Зоя и убрала его пальцы со своего подбородка. — Я имела в виду другого… Да, да, так это и было!..

Его руки безвольно опустились, и она нашла в себе силы оттолкнуть его прочь. Зоя подошла к шкафу и начала зашвыривать верхнюю одежду в ящик.

— Я не собираюсь с тобой никуда ехать, тем более работать на тебя и выдерживать все твои издевательства. — Она выпрямилась и обратила к нему полное решимости лицо. — Я ошиблась той ночью и не хочу платить за ошибку всю оставшуюся жизнь. Я отказываюсь ехать с тобой, а если ты будешь настаивать, расскажу Тео о том, что произошло той ночью.

Фрэнк Блейкмор встал с другой стороны кровати. Он выглядел хладнокровным, в то время как ее чувства вышли из-под контроля.

— Если ты это сделаешь, тогда точно будешь платить всю оставшуюся жизнь! Я достаточно хорошо знаю Тео. Он способен сделать так, что ты дорого заплатишь за свои признания.

— И ты тоже! — Зоя вспыхнула от гнева. — И это справедливо — смотреть, как ты платишь за те муки, через которые прошла я.

Фрэнк разжал кулаки, потом сунул руки в карманы брюк и улыбнулся.

— Зоя, неужели ты еще не поняла? Я не буду страдать — мужчины редко страдают…

— Тебя пырнут ножом в какой-нибудь темной аллее, когда ты меньше всего будешь этого ожидать, — и действительно, никаких страданий.

— Так Тео не поступит, это не его стиль.

— Он уничтожит тебя…

— Он слишком хорошо знает мне цену. — Фрэнк покачал головой и глубоко вздохнул. — Нет, Зоя, только два человека могут пострадать от твоих признаний — ты и кто-то еще.

— В самом деле? Кто же это будет?

— Твоя мать.

Руки Зои будто примерзли к флакону духов «Наваждение», она нервно поставила их обратно на туалетный столик. Опять ее мать! Неужели ей суждено все время мучиться, платя за грехи матери? Она могла себе представить, что Тео может сказать, если она выпалит свои признания. «Такая же, как твоя мать», — резюмирует он. От этого на душе стало скверно. Мысль о том, что ее упрекнут за содеянное и припомнят мать, казалась кошмарной. Пальцы крепко стиснули флакон духов «Наваждение». Тео купил их для нее, и теперь она понимает символическое значение покупки. Много лет назад ее мать причинила боль Тео. Может быть, они были обручены до того, как Гераклия полюбила кого-то другого. Но она не чувствовала жалости к Тео. Он не нашел другого средства пленить их, как только проявить благородство: окружить их своей заботой. Так, что мать даже не заметила, как предоставленный ей кров превратился в заточение. Но за что платит дочь? Она ни в чем не провинилась перед Тео. Она не грешна. Правда, сейчас…

Зоя осторожно посмотрела на Фрэнка и была удивлена, видя, что он понимает ее смятение. Он прожигал ее глазами, и хотелось знать, действительно ли он читает ее мысли.

— Ты сейчас говоришь это ради спасения собственной шкуры, — прошептала она.

— Тогда проверь, — спокойно ответил Фрэнк.

Это было несправедливо, жизнь была несправедлива. Она любила свою мать и не могла пойти на этот риск. Зоя поджала губы.

— Хорошо, ты победил. Я не скажу ни слова. Не ради тебя, а ради себя и своей матери. Ты прав; как я и ожидала, ты прав всегда и во всем. У женщины нет никаких шансов в этом так называемом свободном мире…

— Поделись со мной всем этим, — прервал ее Фрэнк, поглядев на часы. — Мне еще предстоит встретить женщину, которая бы полностью…

— ..удовлетворила твою страсть и загасила похотливые желания, — поспешила закончить Зоя. — Мне обрыдли все эти разговоры. Я лучше умру, чем соглашусь работать на тебя.

Фрэнк устало вздохнул.

— Ну что ты, Зоя, любовь моя, ты не нужна мне мертвой.

— Значит, я не поеду с тобой? — спросила она с надеждой.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Поедешь. Все уже обговорено. И подумай — я обещаю тебе твою свободу.

— Свободу?! — всхлипнула она и вскинула голову. — Если я поеду с тобой, будет ли у меня какая-нибудь свобода? Смогу ли я жить, где захочу? Смогу ли я иметь любовника?

Он широко осклабился, и Зоя скорее бы перерезала ему горло, чем стала бы слушать его дальше.

— Ставлю два против трех! — самодовольно изрек Фрэнк.

— Итак, я по крайней мере вправе иметь любовника? — допытывалась она.

— Нет, ты будешь лишена такого права, если, конечно, не предпочтешь меня. И ты не сможешь жить где угодно, ты будешь жить со мной. При всем при том у тебя будет свобода. Свобода бродить под звездами ночью, свобода плавать и собирать морские раковины, готовить мне чудесные блюда на ужин.

— Готовить тебе? Я не собираюсь вести хозяйство! — горячо запротестовала Зоя.

— Но тебе придется. Там, куда мы едем, сложное положение с домашним бытом.

— Ты дразнишь меня, — сказала она, зная, что это не так. О, как она ненавидела Тео за то, что он устроил все это! Она неожиданно нахмурилась. И почему Тео так легко уступил? Фрэнк Блейкмор вернулся после трехгодичного отсутствия, требует ее в помощники, а он и словом не перечит. Она вознамерилась еще что-то сказать, но Фрэнк вынул руки из карманов и подошел к ней.

— Прости, что приходится тебя торопить, но мы действительно должны идти, и, пожалуйста, не спорь, Зоя. — Он крепко сжал ее плечи. — Спор стоил тебе нижнего белья, потому что теперь у нас действительно нет времени, чтобы упаковать его.

— Но…

— Никаких «но»! Мы должны идти. — Он стал вдруг таким сердитым! Это было заметно по играющим скулам, по плотно сжатым челюстям, по неожиданно потемневшим глазам. Она почувствовала было страх, но это ощущение быстро прошло.

— Я должна попрощаться с Тео и с матерью, — заявила она.

— На это нет времени, да и потом, твоя мать и Тео не нуждаются в нежных расставаниях. — Фрэнк проводил ее до двери.

Как внезапно и как странно проник в ее жизнь этот Фрэнк Блейкмор! Зоя любила свою мать, потому что она была ее матерью, но их разделял океан непонимания. Иногда она любила Тео, но он не был ее настоящим отцом. Нет, никто не ожидал нежных прощаний. Волна смешанных эмоций нахлынула на Зою, пока Фрэнк Блейкмор торопил ее вниз по витой мраморной лестнице виллы к машине, припаркованной на улице. Она не хотела работать с Фрэнком, но уже начала. Это было очевидно:

Фрэнк обещал ей свободу, а она очень часто в последнее время хотела быть свободной от Тео, жить собственной жизнью так, как ей самой нравилось. Но ничего подобного Фрэнк ей не обещал. Выходит, ей теперь придется быть связанной с Фрэнком — точно так же, как она была раньше связана с Тео… Но смена «декораций» была чем-то особенным, и, что бы там ни было, она шла в ад с мужчиной, которого любила. Зоя смотрела на него, когда он захлопывал за ней заднюю дверцу. Да, да, она все еще любила его. Как часто она удивлялась своему чувству и, столкнувшись с Фрэнком лицом к лицу, изумилась тому, что чувство это лишь расцвело с новой силой. Она все это время ничего не знала о нем, но ее любовь не иссякла. Пусть эта любовь была полна боли, пусть доводила до исступления. Наверное, такой и должна быть настоящая любовь?

Фрэнк возвратился за секретаршей, но не за любовницей, хотя Зоя была уверена, что он втайне надеется затащить ее снова в постель. Конечно, она не согласится. Уж в этом-то она уверена. Чтобы поиметь, а потом бросить? Дудки! Собственно, он и не скрывал, что она входила в его планы и что он ждал нужного момента. Нужного момента… Как это цинично! Ждал до тех пор, пока она ему не пригодится. В последнюю минуту Тео неожиданно сбежал вниз по лестнице и поцеловал ее в щеку; это было поразительно. Но потом произошло нечто совсем невообразимое (у Зои даже пробежал холодок по спине): Тео обнял Фрэнка Блейк мора, который поспешил затем сесть в машину. Объятие было похоже на то, как один грек обнимает другого: как своего давнего друга.

— Ты… ты хорошо знаешь Тео, не так ли? — нерешительно проронила она» когда машина мчалась по направлению к парому на другом конце острова.

Фрэнк продолжал вести машину, даже не удостоив ее взглядом — не то что ответом. Неожиданно он показался Зое каким-то дистанцированным, будто у него на уме были более важные вещи, нежели дружба с Теодосисом Кориакисом.

— Ты слышал, что я сказала? — недовольно спросила она.

— Угу, извини. Мои мысли где-то далеко… Да, я и Тео — хорошие друзья.

Она собиралась что-то сказать по этому поводу, но Фрэнк продолжал:

— Зоя, почему бы тебе немного не вздремнуть? Наше путешествие будет длинным, и ты не должна чувствовать себя уставшей.

— Мы уже недалеко от парома, — запротестовала она, к ней вернулось чувство тревоги.

— Мы туда не едем, мы поплывем на яхте совсем с другого конца острова.

— Но я подумала…

— Ты подумала, что мы воспользуемся яхтой Тео? Прости, однако я разочарую тебя: она на ремонте, и нам придется взять напрокат другую.

Лгал он или Тео? Ремонт яхты был завершен несколько месяцев назад… Зоя откинулась на сиденье и закрыла глаза: да, возникшее опасение перерастало в страх. Зоя не была уверена, действительно ли она боится Фрэнка или же причина скрывается в чем-то еще. Но не было ничего такого, чего стоило бы бояться, и все же… волнение росло, ее мучили желудочные спазмы. Зоя облизала губы, попыталась расслабиться, не быть глупышкой. Однако что-то не то скрывалось за всем происходящим.

Глава 3

Яхта, которая должна была доставить их к месту назначения, Зое была незнакома, хотя она знала все яхты на острове. Ей сказали, что это судно принадлежит другу Тео, уехавшему по делам в Турцию. Зоя взглянула на виллу, раскинувшуюся за пляжем. Вокруг — никого. Фрэнк помог ей взойти на борт. С некоторым чувством облегчения девушка отметила, что на судне есть экипаж, который радостно поприветствовал гостей.

— Чья это яхта? — спросила она Фрэнка, пока они спускались в прохладный салон для отдыха.

— Не моя, к сожалению, — улыбнулся Фрэнк.

Вскоре Зоя почувствовала себя в полной безопасности — сама обстановка на судне располагала к этому, здесь было уютно, комфортно. И чего только она боялась вначале?

Фрэнк ушел за кофе, а Зоя, расслабившись, прилегла на софе. Прохлада была так желанна!

— Это секретный вояж? — обратилась она к Фрэнку, когда тот вернулся.

— Нет, я ведь сказал, что мы направляемся в Афины. — Он разлил в чашки кофе и услужливо спросил, добавить ли Зое сливок или молока.

— Ни того и ни другого. — Она покачала головой. — Густой, черный и очень сладкий! Ну, а куда после Афин? У меня нет с собой даже паспорта… Ничего не понимаю… — пробормотала она.

— Там, куда мы направляемся, паспорт не спрашивают.

— А одежда? Хоть что-то надо было взять, — с досадой добавила она. — Как хочешь, но я нахожу все это очень таинственным… — Зою охватило волнение: она ехала работать на Фрэнка Блейкмора — неизвестно куда, ничего не имея с собой из одежды (на ней были только белые хлопчатобумажные джинсы и малиновая шелковая рубашка)… — Слушай, Фрэнк, это нечто, со мной такое происходит впервые…

Он приблизился и, желая успокоить Зою, коснулся ее руки.

— Я хороший парень, Зоя, и ты скоро сама это поймешь. — Фрэнк тепло улыбнулся. — Свои дела я веду особенным, таинственным образом: таково необходимое условие моей работы. Полностью доверься мне и ни о чем не думай. Никаких проблем, обещаю, у тебя не будет.

— Но как же? Они уже есть. Например, у меня нет с собой никакой одежды.

— Все будет в порядке… Одежда уже там…

— «Там» — это где? — вырвалось у нее. Он вздохнул и взял свой кофе.

— Есть такой крошечный островок, к северу от Рая и к югу от Утопии. Безымянный. На нем никто не живет, и никто не знает, что он существует.

Зоя нерешительно засмеялась.

— Не глупи. Ты хочешь испугать меня?

— А зачем тебе бояться необитаемого острова? — Фрэнк спокойно попивал свой кофе.

Зоя наблюдала за ним со смешанным чувством тревоги и страха.

— Это… не… по… — Она так и не смогла выразить словами, что чувствует.

— Ведь больше всего ты боишься меня, не правда ли? — иронично спросил Фрэнк.

Ее щеки зарделись, она судорожно отпила глоток кофе.

— Разве у меня есть причины бояться тебя? — Зоя пристально посмотрела ему в глаза — как ей показалось, с вызовом.

Он покачал головой:

— Никаких. Мы знаем друг друга слишком близко для того, чтобы бояться…

— Но я… я бы не боялась тебя, если бы только… если бы только ты не пытался…

— ..затащить тебя в постель? — Он усмехнулся и поставил чашку на блюдце. — Тут я настроен решительно, и думать особо не надо, что между нами может произойти, лишь только мы туда прибудем… Догадываешься?..

— Не будь таким самонадеянным! — прошипела Зоя. — И высокомерным!

— Это не высокомерие, дорогая! Я знаю точно, что это случится. Я честен, почему бы и тебе не быть честной?

— Честной в чем?

— В том, чего ты хочешь.

— Я хочу о многом узнать в этом мире, но меньше всего — о любовных утехах.

— Мы это еще обсудим, — спокойно произнес Фрэнк с дразнящим блеском в глазах.

— Я не собираюсь говорить о сексе. — Зоя надула губы.

Фрэнк вскинул темные брови.

— Опять туда же: отказываешься, убегаешь, избегаешь… — Он встал и потянулся. — Но наш остров будет только для двоих, — он склонился над ней и нежно поцеловал в висок, — там не будет надобности куда-то бежать, кого-то избегать.

— Что, еще одно узилище, да? — парировала Зоя.

— Все будет зависеть от тебя. У меня, во всяком случае, есть намерение чертовски хорошо провести время.

— А как насчет работы, которую мы обязаны сделать? — Она испытующе посмотрела на него.

— Работа не волк, в лес не убежит. Это касается моей работы. А твоей? Она вспыхнула.

— Я вообще еще не определилась, буду ли работать на тебя. Может, я просто захочу быть поварихой.

Фрэнк рассмеялся.

— Тео сказал мне, что повариха из тебя никудышная — так что, возможно, лучше я буду выполнять обязанности кулинара, а ты оставайся непревзойденной в другом… Догадываешься, о чем я?..

Его слова вызвали в ней смущение и ярость. Зоя схватила со стола салфетку и обиженно бросила в него. Фрэнк улыбнулся ребяческой выходке Зои и ушел, оставив ее дуться в одиночестве.

К тому моменту, когда они достигли Афин, Зоя находилась в состоянии какой-то сентиментальной апатии. Ею овладела дремота, было слишком жарко. В голове воцарилась звенящая пустота, она еле передвигала ставшие ватными ноги. Пересаживаясь с одного такси на другое, они добрались до аэропорта и, минуя таможенные формальности, сели в самолет.

— Как тебе удалось столь быстро все уладить? — спросила Зоя Фрэнка, когда тот помогал ей расположиться в салоне самолета, двигатели которого уже были включены. — Даже у Тео так не получалось.

— Я знаю нужных людей на нужных местах.

— И Тео тоже.

Фрэнк застегнул ремень безопасности и мельком взглянул на нее.

— Мы плывем разными течениями. И в данной ситуации я хотел бы исполнить роль корабля, идущего в фарватере.

— Хм! И чем же вызвана такая роль? Тяжелой жизненной ситуацией? Но ты сам знаешь: что бы ты ни делал, все равно не тянешь на Джеймса Бонда.

Ее реплику он оставил без внимания. Зоя стала сосредоточенно рассматривать сидящего напротив мужчину, который в свою очередь разглядывал пилота.

Она нахмурилась. Что Фрэнк имел в виду, говоря о корабле, идущем в фарватере? И чем вызван такой проход? Обо всем этом ей хотелось спросить, но Фрэнк что-то озабоченно объяснял пилоту.

Интересно, ее он любит так же, как и прошлых своих любовниц? Мысли об этом помогли Зое сбросить с себя оцепенение. Она должна подумать о себе, если не хочет допустить повторной ошибки.

— Этот самолет случайно не твой? — спросила она, когда Фрэнк вернулся и сел рядом.

— Нет, к сожалению.

— А вообще есть что-нибудь твое? Кроме, разумеется, гипертрофированного «я»?..

— Ты имеешь в виду собственность? — Фрэнк явно пропустил мимо ушей ее последний вопрос.

— Да. Дом или дома, самолет, яхта, машина?.. Говорят, ты зарабатываешь несметное количество долларов. На что ты их тратишь?

Он пожал широкими плечами.

— То, что я работаю охранником, сказалось на моем отношении ко всему вокруг. Я понял, что жизнь и собственность настолько эфемерны, что проще брать все внаем: дома, яхты, самолеты…

— И женщин?

— Женщин — никогда, — сказал он, старательно передразнивая ее. — Их доставляют в мою спальню как подарок.

Зоя глубоко вздохнула.

— Так где же ты действительно живешь? — потупилась она.

Он продемонстрировал это воочию: положил голову на спинку кресла и закрыл глаза.

Она проделала то же самое. И стала размышлять. Итак, Фрэнк был очень скрытным, когда речь заходила о его частной жизни, но, возможно, он обязан быть таким?.. С ним советовались по поводу своей охраны многие важные и знаменитые мировые персоны. Человек в его положении сам мог быть мишенью террориста. Он, вероятно, знал, где члены королевской семьи хранят ключи от своих сейфов и где диктаторы держат своих наложниц… Зоя поудобнее устроилась в кресле. Фрэнк, видимо, живет постоянно в жутком напряжении, как бы на острие ножа, опасаясь за жизнь свою и тех, кто ему близок.

Она открыла один глаз, чтобы взглянуть на него. Фрэнк Блейкмор не выглядел человеком, которого легко испугать. Но в силу своей профессии он не мог иметь ни жены, ни детей. Женщина за деньги — да, но не настоящая любовь. Не оттого ли Блейкмор выглядел таким неприступным, что не хотел и не мог иметь постоянную спутницу жизни?..

Она смежила веки и попыталась думать о чем-нибудь другом, более приятном…

— Зоя, просыпайся!

— Мы уже прибыли?

— Нет, еще нет, но я хочу, чтобы ты съела что-нибудь. Мы ничего не ели весь день.

— Я не голодна. — Она зевнула. Голова гудела, и очень хотелось пить.

— Ешь, Зоя! — Фрэнк сказал это так требовательно, что она даже вздрогнула. Он вручил ей тарелку восхитительных сандвичей с копченым лососем, которую она взяла без пререканий.

— Чай или кофе? — спросил он.

— А есть холодные напитки? Я очень хочу пить. — Зоя повернулась к нему.

— Извини, это тебе не британские авиалинии! — отрезал Фрэнк. Он выглядел усталым.

Зоя поджала губы, отвернулась и уставилась перед собой. Шум моторов раздражал ее (и его, наверное, тоже, поэтому он и огрызнулся). Внезапно она почувствовала поглаживание по макушке и резко вскинула голову.

— Прости, дорогая, я не думал, что так тебя обижу. Я приготовил тебе чай, он утолит жажду лучше, чем кофе.

Она взяла кружку из его рук и с жадностью выпила напиток, который имел необычный вкус. Фрэнк никогда прежде не заваривал для нее чай; судя по всему, он предпочитал крепкий.

Фрэнк понес чай пилоту, а Зоя тем временем внимательно огляделась. Ничего особенно интересного. В салоне самолета несколько кресел было убрано, и на освободившемся месте стояли два огромных чемодана, упакованные и перевязанные веревками. Ей стало любопытно, что это такое? А также ей хотелось бы узнать, куда они все-таки летят. Выглянув в иллюминатор, она увидела сплошную голубизну. Это море или небо? Она захотела пройти в туалет, но ноги не слушались ее.

— С тобой все в порядке?

— Да, — Зоя улыбнулась Фрэнку, — только я хочу освежиться.

Он взял ее за локоть и проводил к туалету. Она почувствовала себя старой леди и невольно хихикнула.

— Не запирай дверь, Зоя.

— Конечно-конечно, — кротко сказала она. Внутри ее разлились теплота и умиротворение. Зоя взглянула на себя в зеркало и снова хихикнула. Лицо округлое, благообразное, глаза огромные, влажные. Она нравится Фрэнку и летит с ним неведомо куда, а он… он будет любить ее, любить долго…

— Теперь лучше?

Она кивнула и едва не рухнула на него, когда пыталась сесть. Он придержал ее и убрал ей со лба волосы, когда она тяжело плюхнулась в свое кресло.

— Долго еще? — спросила Зоя сонно.

— Почти прибыли, дорогая. — Его голос был низкий и сиплый и доносился откуда-то издалека. — Прости меня, моя красавица, прости меня, Господи, но это совершенно необходимо. — И он прильнул к ней губами.

Она вскинула руки и обвила их вокруг его шеи. Поцелуй был лучшим из всех, какие она знала. Он целовал ее взасос. Его рот был таким сладким и чувственным. Фрэнк любил ее. Он вернулся за ней навсегда, не так ли?

Она почувствовала легкое скольжение его рук на своей спине, мягкое пожатие плеч. Она слабо простонала его имя и попыталась снять блузку. Фрэнк хотел ее, и она желала помочь ему.

— Я люблю тебя, — прошептала она с хрипотцой, не узнавая своего голоса.

Он опять прильнул к ней со страстным поцелуем.

— Скажешь мне это снова, когда мы приземлимся, хорошо?

Она почувствовала прохладное дуновение ветерка и попыталась открыть глаза. Она не должна спать, когда Фрэнк хочет любви.

В самолете стоял шум, мешающий говорить.

Фрэнк пытался поставить ее на ноги. Она почувствовала что-то твердое между ног.

— Фрэнк?

— Дорогая, все в порядке. Это для безопасности. Это не причинит тебе боль. Будь умницей, разведи ноги.

Он кричал. Шум в самолете усиливался. Зоя напряглась, резко рванулась, попыталась прийти в себя. О Боже! Ее веки были такими тяжелыми, что она едва могла их открыть. Но тем не менее она их разлепила.

— Фрэнк! — крикнула она.

Вокруг стало так светло, как будто самолет открылся. Господи! Так и есть! В хвосте самолета зияла дыра.

— Послушай меня, Зоя! Только послушай меня! — Фрэнк с трудом старался перекричать свист и шум вокруг. Он с силой сжал ее плечи, которые стали такими тяжелыми… Что-то давило ей на спину, мешало повернуть голову, жало между ног. Фрэнк встряхнул ее, чтобы привести в чувство. — Не пугайся! — кричал он. — Я не дам тебе упасть! Я удержу нас вместе. С тобой все будет в порядке.

В глубоком потрясении она пыталась сосредоточить свой взгляд на его руках, которые неумело возились с застежкой на ее груди. Она почувствовала, что выходит из комы и окунается в кошмар реальной жизни…

— Что?.. Что?.. — слетело с уст Зои, когда Фрэнк потащил ее вперед к зияющей дыре. Она сопротивлялась изо всех сил, кусалась и кричала до тех пор, пока у нее не запершило в горле. Потом рот Фрэнка закрыл ее рот, и казалось, жизнь стала медленно покидать ее. Зоя поняла, что ей суждено умереть. Разве не так?

— Сейчас, Зоя, сейчас это произойдет! Когда ты почувствуешь землю под ногами, согни колени, слышишь меня? Согни…

— Не будь идиотом… — Она не закончила фразу, так как не смогла произнести, что умрет прежде, чем они ударятся о земную твердь. — Боже мой! — только и крикнула она, когда ее ноги ступили в пустоту.

Холодный воздух ударил Зое в лицо, грохотал в ее легких, почти разрывая их. Казалось, ее тело было уже мертво, оно безжизненно повисло, словно тряпичная кукла, в объятиях Фрэнка Блейкмора. Кожа на лице натянулась словно маска. Желудок был где-то вне ее тела, а волосы, вырываясь из-под шлема, свободно парили в воздухе. Барабанные перепонки лопались. Пальцы отчаянно сжимали непонятно что. А потом — невыносимо резкая боль, что-то дернулось между ног, вызвав сотрясение всех конечностей. Она почувствовала, будто ее всосало обратно внутрь самолета, из которого они только что выпрыгнули. Ее грудь болела в тех местах, где страховочные ремни резко врезались в ее тело. Затем наступило странное спокойствие, и вокруг нее в воздухе разлилось невиданное тепло. Вот и предсмертная агония. Ее ноги инстинктивно поднялись и обвились вокруг бедер Фрэнка, а ее дыхание превратилось во всхлипы абсолютного ужаса. Она не хотела умирать. И попыталась открыть глаза. Частично это ей удалось, она увидела голубизну, много голубизны, затем веки плотно сомкнулись. Исчез шум, но ее сердце глухо стучало в груди, вокруг — ничего, кроме этого жуткого стука сердца.

— Ради Бога, согни ноги, Зоя! — крикнул Фрэнк, но было слишком поздно: раздался шмякающий звук. Они рухнули на землю всей неуклюжей массой напряженных рук и ног, и все перепуталось: нейлоновые канаты, ветер, жара…

Глава 4

Зоя медленно поднималась по склону холма, на котором возвышался дом из неотесанного камня. Остров был небольшой, на редкость плодородный, хотя они приехали сюда заниматься отнюдь не земледелием. Фрэнк пригласил ее в качестве секретаря, но Зоя подозревала, что работа будет совсем иной.

Старый дом сверху донизу был набит разнообразной провизией: консервами, водой в бутылках, баллонами с газом. Увидев в дверном проеме силуэт Фрэнка, Зоя ускорила шаг.

— Что мы здесь собираемся делать, Фрэнк Блейкмор? — спросила она.

— Мы собираемся работать.

— Но почему здесь, а не в каком-нибудь более цивилизованном месте?

Фрэнк помолчал, как будто обдумывая что-то, а потом вытащил из кармана нож и открыл банку консервов.

— Мне необходимо уединение, — сказал он наконец. — Тео знал этот остров и решил, что он подойдет.

— Подойдет для чего? Для размышления над книгой? — сказала Зоя с усмешкой. — Не верю ни одному твоему слову. Вся эта затея кажется очень странной и необычной.

— Но я уже говорил тебе, что я довольно необычный человек.

— Ладно, Фрэнк, хватит! — оборвала его Зоя. — Слово «необычный» не объясняет всей странности происходящего! — Она показала на коробки. — Как все это попало сюда? Держу пари, не на парашюте. Все это могло быть доставлено только лодкой. Почему же мы не воспользовались ею?

— Эти вещи были привезены сюда несколько недель назад. А сейчас попутного морского транспорта не было.

— Нет! — закричала Зоя, топнув ногой. — Я не собираюсь верить этому!..

— И все же придется поверить! — Фрэнк помахал ножом прямо перед ее носом. — Теперь послушай меня: я голоден и устал. Последние несколько недель были для меня сущим адом. Все, чего я хочу, — это привести в порядок дела и чтобы ты оставила меня в покое со своими занудными вопросами — почему? почему? почему?

— Ответь мне хотя бы на самый простой вопрос…

— О'кей. — Он воткнул нож в картонную коробку. — Я закрываю мою компанию, уничтожаю ее, если тебе так больше нравится. Другое агентство забирает моих клиентов, а сейчас, в силу высококонфиденциальной природы моей работы, я нуждаюсь в полной изоляции, уединении, чтобы привести все дела в порядок в тишине и спокойствии.

— Закрываешь свою компанию? — удивленно спросила Зоя. — Или ты сказал: открываешь? — Она не могла поверить его словам:

Фрэнк был слишком молод, чтобы уходить в отставку. Сколько же ему лет? Около тридцати четырех или, может, тридцать пять? Три года назад они лежали в одной постели, а она даже не знает его возраста.

Их взгляды встретились. Фрэнк медленно произнес:

— Ничто не бывает вечным. Зоя удивилась подтексту этой фразы. Фрэнк продолжал разрывать упаковки коробок.

— Ну а теперь ты веришь мне? — спросил он, глядя ей в глаза.

— Это все, что я могу знать о тебе? — упорствовала она.

— Ты хочешь знать что-то еще?

— Ты не появлялся три года. Каким образом ты оказался на вечеринке у Тео?

— В качестве старого друга и партнера по бизнесу я был включен в список приглашенных на день рождения. Вот и все. Как видишь, ничего таинственного…

— Мне не казалось все это таинственным, но теперь я вижу, что ошибалась, события происходят более чем таинственные…

Фрэнк усмехнулся.

— А ты, со своим достаточно сильным характером, не готова изменить свою жизнь? Почему ты живешь так скучно?

— Я не считаю свою жизнь скучной и не хочу превращать ее в полную тайн и загадок. И ты несправедлив: этим утром меня вытащили из дома, не дав возможности даже упаковать вещи…

— Зоя, пожалуйста! — прервал ее Фрэнк. — Я не хочу вновь выслушивать все это…

Она посмотрела на него, готовая возмутиться, но передумала: Фрэнк выглядел очень уставшим. Вместо этого Зоя прошлась по комнате и остановилась у коробки, которую он только что выпотрошил. Фрэнк посмотрел на нее и улыбнулся.

— Просто события развивались так стремительно, — сказала она извиняющимся тоном, — что я до сих пор не могу опомниться.

— Да, иногда это случается, — равнодушно заметил Фрэнк.

Зоя взглянула на него, пытаясь прочесть по глазам, что он имеет в виду. Ей хотелось верить, что Фрэнк любит ее, но, видимо, это было не так.

— Тео знал о моих планах, — продолжал Фрэнк, — знал, что я хочу на время уехать и заняться делом. Этот остров — идеальное для меня место. Тебя Тео рекомендовал как хорошего секретаря. Еще он сказал, что последнее время ты много работала и тебе нужен отдых. Я принял его предложение. Потом был день его рождения, ну, а остальное ты знаешь.

Зоя не знала ничего. Тео посоветовал доверять Фрэнку — и вот они на острове. Вдвоем. Что дальше? Зоя пребывала в полной растерянности.

— Никто даже не поинтересовался, хочу ли этого я, — сказала она, вздохнув.

— Как ты отреагировала на предложение Тео?

Зоя не могла понять, говорит Фрэнк серьезно или просто проверяет ее. Действительно ли это была забота о ней? Может ли она полностью доверять Фрэнку? Она поехала бы за ним на край света и даже дальше, доверилась бы ему во всем, если бы знала: он испытывает к ней те же чувства, что и она к нему.

— Тео всечасно опекает меня. Я подчиняюсь ему полностью. У меня не было выбора.

— Когда-нибудь твоя жизнь изменится. Однажды ты выйдешь замуж и будешь свободна.

— Ха! Вряд ли кто-нибудь осмелится перейти дорогу Теодосису Кориакису.

Она подошла к двери и остановилась, задумчиво глядя вниз, на пляж, кромку которого нежно ласкали волны. Только один мужчина осмелился встать на пути Тео — это был Фрэнк Блейкмор, но он не думал о женитьбе, он хотел только «взять» ее на время. Зоя тяжело вздохнула.

— Где тенты? В тех сумках, что остались на пляже? — спросила она.

— У нас нет тентов.

— Так, значит, мы будем жить здесь, в доме? — протянула она саркастически. Фрэнк нежно подтолкнул ее к двери.

— Пойдем, я покажу тебе место, где мы будем жить и любить друг друга.

Они вышли на мощенную камнем тропинку, которая была проложена в апельсиновой роще.

— Ты, наверное, хотел сказать: работать и воевать?

— В твоей власти, Зоя, сделать пребывание здесь приятным и незабываемым для нас обоих, — тихо произнес Фрэнк.

— Нет, это зависит только от тебя, — твердо ответила Зоя, отстраняя его руки.

— И я знаю, как у тебя это получается, — продолжал Фрэнк, не обращая внимания на ее слова.

— А вот я не могу вспомнить тебя в моей жизни, — грустно прошептала Зоя.

— Я помогу тебе вспомнить все этой ночью, как только зайдет солнце.

— Когда зайдет солнце, я уже буду крепко спать.

— Я подожду, когда ты проснешься, и, уверяю тебя, ты не пожалеешь ни о чем, — широко улыбаясь, сказал Фрэнк.

Зоя вдруг покраснела, торопливо убрала с лица волосы и молча пошла за Фрэнком по тропинке, ведущей в глубь апельсиновой рощи. Далеко впереди виднелась белоснежная вилла, простая, с черепицей цвета охры. Ветерок доносил к ним плеск волн, разбивающихся о рифы. Местность вокруг вся была холмистой. Рыже-коричневые камни тут и там обрамляли зеленые рощицы, земля большей частью была невозделанной.

— Это что, один из островов Тео, о существовании которого мне ничего не было известно? — удивленно спросила Зоя. Если бы она знала, сколько времени они были в полете, она смогла бы вычислить, где они сейчас находятся. То, что они на краю цивилизации, — тут не возникало никаких сомнений, но все же ей хотелось верить, что привычный для нее мир остался не слишком далеко.

— Я думаю, это остров его друга. Фрэнк и Зоя взошли на залитую солнцем террасу, пол которой был вымощен терракотовой плиткой. В тени, отбрасываемой оливковым деревом, стояли плетеные стулья и стол. Зоя помедлила, не решаясь войти внутрь жилища, которое выглядело непритязательно: небольшие окна, входная дверь, выцветшая от солнца. Во время путешествий по островам Зое приходилось встречать такие виллы, но она не могла и представить, что ей доведется жить в одной из них.

— Конечно, это не похоже на Парфенон, — будто извиняясь, проговорил Фрэнк, — но здесь прохладно и уютно. — Носком ботинка он открыл дверь.

Когда Зоя шагнула внутрь, то сразу очутилась в кухне. Это была просторная, хорошо проветриваемая комната, с довольно приятной обстановкой. Плита и холодильник работали от газовых баллонов, в углу была установлена фарфоровая мойка. Из мебели стояло: массивный сосновый стол и несколько стульев. Пол, так же как и на террасе, был вымощен терракотовой плиткой. Из кухни можно было попасть, спустившись на три ступеньки вниз, в длинную, узкую комнату, служившую гостиной. Там в одной из стен был устроен камин. В гостиной стояли роскошный турецкий диван с мягкими подушками, письменный стол с удобным креслом и висели книжные полки.

— Эта комната — проходная, дальше находятся спальни, — пояснил Фрэнк. — Располагайся, а я пока схожу за вещами, оставшимися на пляже.

— Я помогу тебе, — быстро откликнулась Зоя: ей совершенно не хотелось одной обживать эти спальни. — А потом все посмотрю, — вкрадчиво добавила она.

— Поступай как знаешь. — Он улыбнулся всепонимаюшей улыбкой, от которой ей стало даже как-то нехорошо.

Чувство опасности, страх снова пробудились в душе у Зои. Эта поездка — что она несет с собой? Все совершилось так поспешно!.. И тот , ужасный прыжок с парашютом, и это жилище, затерянное неизвестно где… Только любовь к Фрэнку частично вселяла в нее надежду, что все обойдется.

Зоя не пошла с ним за вещами, как хотела, а стала осматривать дом. Она открыла самую дальнюю в гостиной дверь — за ней располагался просторный холл, из которого вело несколько дверей. Первая — в ванную комнату, отделанную кафелем. Здесь было все, что могло понадобиться при длительном проживании на вилле. Две следующие двери вели в спальни, которые были прохладны и погружены во мрак. Две спальни — слава Богу! В одной из них стоял старый деревянный гардероб с одеждой. Зоя примерила некоторые вещи. По размеру они ей подошли. Здесь были шорты, маленькие топы, пара бикини — все то, что необходимо для пребывания на этом острове. Итак, быт здесь организован; видимо, Тео и Фрэнк уже давно привезли все это сюда. Она вздохнула. Фрэнк Блейкмор определенно работал над чем-то необычным.

Из холла просматривалась и четвертая дверь, которая не открывалась. Зоя вышла на улицу, чтобы заглянуть в комнату через окно. Напрасно. Ставни были закрыты наглухо.

— Одна из спален здесь закрыта, — сказала она Фрэнку, как только он взгромоздил очередной чемодан на кухонный стол.

— Сколько же тебе надо спален на одну ночь?

Она пожала плечами и продолжила укладывать консервы: банки с молоком, овощами и фруктами.

— Я только подумала, что это немного странно.

— Ничего странного. Не нужно драматизировать. Возможно, нас переполняет чувство тревоги. Но давай представим, что это всего лишь каникулы.

— Каникулы? И странные занятия парашютным спортом…

— Здесь есть лодка…

— Ты же сказал, что тут нет причалов.

— Ты когда-нибудь забываешь то, что я говорю?

— У меня прекрасная память.

— Тогда ты должна помнить, что я просил тебя полностью довериться мне и не создавать лишних проблем. Я думаю, тебе нужно успокоиться.

— Попробуй успокойся, если меня всю колотит, — огрызнулась она. — Ты разве не в курсе, что у меня нервное истощение? Посмотрел бы в моей медицинской карте.

— Твои личностные противоречия меня не волнуют, и твоя медицинская карта тоже, но Тео предупреждал меня о твоих истерических припадках, вот почему я дал тебе успокоительное перед прыжком. Почему бы тебе не прекратить подкалывания?

— Дашь мне еще глоточек, чтобы я окончательно успокоилась?

Фрэнк прекратил перестановку жестянок на полках и повернулся к ней.

— Я могу подумать о более действенном способе заткнуть тебе рот. Поэтому, может, ты сделаешь это без моей помощи? — В его взгляде читалась угроза, и она сразу поняла, что он настроен агрессивно.

— Воспринимай меня такой, какая я есть, — сказала она игриво.

— Приходится, — пробормотал он со вздохом.

Два изнурительных часа ушло у них на то, чтобы перенести все тюки из домика на берегу на виллу. Фрэнк предлагал ей остаться и распаковывать вещи здесь. Однако Зоя настаивала, что она должна делать свою часть работы, что чувствует она себя уже лучше, головокружение у нее совсем прошло.

— Эта одежда в гардеробе — для меня? — спросила Зоя. Она заварила чай, пока Фрэнк ходил за оставшейся поклажей, и по возвращении налила ему кружку.

— Ну не для меня же, — усмехнулся он.

— Странная какая-то, — негодующе выдохнула Зоя.

— Ничего страшного, здесь сойдет и такая. Фрэнк сел за стол и откинул со лба мокрые волосы, потом разделся до пояса. От пота его тело лоснилось, и Зоя не могла отвести глаз от курчавых волосков на широкой груди Фрэнка. Она любила и обожала это тело, которое однажды познала так близко и которое все же оставалось для нее загадкой… Взглянув мельком на лицо Фрэнка, она заметила, что он старается избежать ее взгляда и вообще делает вид, что ему безразлично то, с каким интересом она его рассматривает. Но Зоя чувствовала, что на самом деле это не так; стоило ему поднять глаза — и она поняла, что была права. Он улыбнулся ей и хотел что-то сказать. Зоя сжалась от страха услышать насмешку или колкость.

— Почему бы тебе не принять душ? Ты выглядишь измученной.

— Ты тоже, — полушепотом ответила она. — А разве в ванной есть вода? Он кивнул.

— Я пока не укрепил насос над бьющим здесь ключом, но резервуар для душа на крыше полон дождевой воды. Солнце подогреет ее, но если ты хочешь душ погорячее, то нужно подождать, пока я не установлю солнечные панели. Я смогу сделать это только завтра утром.

— Надо еще что-нибудь принести с берега?

— Остались лишь контейнеры, которые мы сбросили с самолета. Так что ты принимай душ, а я их сам принесу.

— Нет, я помогу.

— Я сам справлюсь. — Фрэнк произнес это тоном, не терпящим возражений, и Зоя была вынуждена отступить — она слишком устала, чтобы продолжать спорить.

— Может быть, тогда я приготовлю что-нибудь поесть? Ведь скоро стемнеет.

— Прими душ. О еде мы подумаем позже. — Он встал и вышел из комнаты.

И откуда у Фрэнка столько сил? Несколько часов назад он сказал, что устал и голоден, а сейчас опять полон сил, в то время как она валится с ног от усталости. Все же ей достало терпения открыть несколько консервных банок, перед тем как пойти в душ. Не могла же она переложить на него все мелочи. Опрокинув банку с гуляшом и картошкой в железную миску, Зоя включила газовую конфорку, поставила ее на малый нагрев и отправилась в душ.

Душ был встроенный; шампунь и прочие принадлежности стояли на полках. Зоя сняла свою перепачканную одежду, встала под теплые, нежные струи. Она с трудом старалась держать глаза открытыми. Вода обволакивала ее тело, усыпляя, соблазняя, расслабляя… Ее мозг будто расплавился, но некоторые вопросы продолжали жить в нем. Почему одежда для нее была уже здесь? Даже купальный халат. Почему они спускались на парашюте? Ведь легче было бы приплыть сюда на лодке с сопровождением. Почему Фрэнк выбрал именно это место, чтобы укрыться от всех суетных дел компании? Как странно все…

Зоя вытерлась и поняла, что вряд ли сможет присоединиться к Фрэнку за ужином. Она очень хотела спать и быстро забралась под простыню на кровати — чистую, свежую, душистую простыню, которую кто-то заботливо приготовил для нее. Хватит вопросов! Она вздохнула и закрыла глаза. Во сне услышала какой-то голос, увидела в темноте свет и ощутила чей-то поцелуй на виске. Ей нравились такие сны.

Когда Зоя проснулась, дверь ее спальни была настежь открыта; должно быть, в ее комнату заходил Фрэнк, так как она помнила, что перед сном дверь плотно закрыла. Он заходил в ее комнату, ожидая, что… Она быстро встряхнулась и встала с постели, но резкая боль во всех мышцах заставила ее снова опуститься на кровать. Состояние было ужасное. Видимо, это от парашютного прыжка? Она, вероятно, растянула мышцы.

— А теперь, дорогая, представь, как бы ты себя чувствовала, если бы не приняла перед прыжком транквилизатор. — В ее комнату вошел Фрэнк и поставил на стол рядом с кроватью стакан свежеприготовленного апельсинового сока. Он выглядел великолепно, пусть и был одет в поношенные брюки и в такую же поношенную футболку. У Зои была лишь секунда, чтобы скрыть простыней свою наготу.

— Один раунд позади, — сказала она, потирая под простыней онемелые мышцы на икрах ног. — Но перед тем, как лечь, я, сколько ни перебирала одежду в гардеробе, не могла найти ночную рубашку. Это намеренное или явное упущение?

— Ну разумеется, я сделал это намеренно, ибо считаю, что ночные рубашки совершенно не нужны.

— Ты действительно так считаешь? Да, конечно, я и забыла: ты ведь особенный, но я как-то не ожидала, что ты равнодушен к ночному белью.

— Ну и язва ты сегодня, — протянул Фрэнк саркастически. — Запиши на мой просчет в первом раунде.

При этих словах у Зои все сжалось внутри. Она вдруг вспомнила раннее утро в Швейцарии, когда тайком прокралась из его комнаты.

— Что ты делал в моей спальне ночью? — спросила она с неуверенностью, не зная точно, заходил ли он туда. Однако она совершенно определенно помнила, что плотно закрыла на ночь дверь.

— Проверил, все ли с тобой в порядке.

— А заодно — не жду ли я тебя? Он улыбнулся.

— Такая мысль меня посещала, но после того, что нам удалось пережить вчера, я не был бы тебе пригоден ни в каком виде.

Как ловко он выставил ее распутной, нахальной девкой! И как глупо она загнала себя в западню! Но как же честен он относительно своих способностей! Зоя была удивлена искренностью Фрэнка.

— Ладно, — она явно купилась, — только если будешь проверять меня в будущем, то, пожалуйста, закрывай за собой дверь. Я хочу уединения.

Взяв сок, Зоя с жадностью выпила его.

— Зачем? Или я не должен спрашивать?

— Мне нравится уединение, я требую уединения.

Он наклонился над ней и отдернул край простыни, которую она все еще прижимала к груди одной рукой.

— Здесь не может быть уединения, Зоя, и требовать его — бессмысленно. Закрытые двери опасны, так что оставляй свою дверь открытой, как это делаю я.

— Мне не трудно догадаться, почему!

— Я знаю, но здесь другое: старые привычки тяжело отмирают. В моей практике закрытая дверь — это всегда непредвиденность, открытая — путь к быстрому спасению.

— Например, спасению бегством из чьей-нибудь спальни?

— Ух, какие безнравственные мысли иногда посещают твою головку. — Фрэнк улыбнулся, приподнимая простыню.

— Но я не настолько безнравственна, чтобы прокрадываться в чужую спальню и подглядывать.

Он удивленно вскинул брови.

— О, ты изменилась: когда-то ты была именно такой!..

— Тогда я совершила ошибку! — хрипло проговорила Зоя, пытаясь справиться со смущением. — Оставь меня одну.

— Если я не закрою дверь, то тебе самой придется это сделать. А я буду напротив, и моя дверь будет открыта. — Он пересек комнату и задержался в дверном проеме. — Я никогда не видел тебя обнаженной. Странно. Не правда ли?

Она была благодарна ему за то, что он не предложил это исправить. Однако при мысли, что Фрэнк мог бы предложить такое, ее сердце учащенно забилось. Она подождала, пока его шаги не раздались в гостиной, и кое-как подняла свое изможденное тело с постели. Потом натянула на себя красные шорты и в тон им майку. Неужели все это купил Фрэнк? Даже учел ее любимую расцветку. Утро она провела, изучая остров, хотя он и был маленьким. Фрэнк возился с солнечными панелями, он предупредил ее, чтобы она не уходила слишком далеко.

— Что ты понимаешь под «слишком далеко»? — передернула она плечами и направилась к маленькой рощице пиний позади виллы. Что только он о себе возомнил, если так предупреждает! И может ли она убежать отсюда! При мысли о возможной опасности по спине пробежал холодок. Она почувствовала себя заключенной. Да она и была заключенной. По его настоянию держала все двери открытыми, чтобы Фрэнк мог следить за ней, а теперь он предупреждал, чтобы не уходила слишком далеко…

Зоя оказалась права насчет кораллового рифа. Он находился в нескольких ярдах от берега, море образовало вокруг него огромный водоворот. На пляже до самого горизонта тянулась узенькая полоска песка. Эта сторона острова была неухоженной, видимо, когда-то здесь бушевал шторм, так как вокруг было полно упавших деревьев. Сюда не подберешься на лодке. Подумав об этом, Зоя вздрогнула. А вдруг что-то случится с Фрэнком — ранение или укус змеи? Каким образом она вызовет для него помощь?

Ужасная картина тут же предстала ее глазам: длинная серо-зеленая змея, словно бы прочитав мысли девушки, вылезла из-под обломков кораблей, разбросанных по берегу, и медленно поползла по направлению к Зое, которая была вынуждена подавить в себе первое инстинктивное желание закричать. Она не могла и пошевелиться: любое резкое движение — и змея бросится на нее. Но можно ли при таких обстоятельствах застыть как статуя и — тем более — сдержать истерику?..

— Стой и не шевелись, — шепотом сказал Фрэнк сзади. Его руки обхватили ее за талию, и в этот прекрасный миг она подумала, что сейчас он спасет ее от ужасной змеи, но тут новый страх прокрался в ее сердце: почему Фрэнк здесь?

Он нежно прикоснулся губами к ее шее. Глаза Зои широко раскрылись, она не отрывала взгляда от змеи, которая к тому моменту подняла голову, будто заинтересовавшись чем-то.

— Что?..

— Шшш, — прошептал Фрэнк.

Она чувствовала каждый его напряженный мускул, его руки ласкали ее тело, продвигаясь все ниже и ниже. Змея полностью потеряла к ней всякий интерес и отползла прочь, но появилась новая опасность — в лице Фрэнка Блейкмора.

Он держал ее так крепко, что у нее не было никакой возможности вырваться из его рук, но вдруг она осознала, что воспринимает его ласки с радостью, и на какой-то момент расслабилась. Как бы получив ее согласие, Фрэнк страстно прильнул к Зое. От неожиданности она даже приоткрыла рот. Его губы нетерпеливо впились в ее. Голым бедром он заскользил по ней, напряжение возросло до предела. Она убеждала себя, что не хочет этого опасного сладостного контакта, но сердце противилось всем доводам. Хочет, говорило оно, причем больше, чем когда-либо, и будет хотеть всегда.

Фрэнк притянул ее к себе, его руки судорожно блуждали по всему ее телу, лаская, пробуждая, восхищая. Он легонько касался губами ее подбородка, разгоряченной кожи шеи.

Потом Фрэнк сорвал с нее лифчик и припал к ее благоухающим возбужденным грудям. Можно сойти с ума!

— Пожалуйста, не надо, Фрэнк… я не могу… Поцелуем вероломных губ он отмел ее протест, как не заслуживающий внимания. Его напористость не знала границ. Фрэнк Блейкмор, поняла она, может взять ее безо всякой опаски. Они здесь одни, без свидетелей, бежать некуда, спастись невозможно…

Она увернулась от поцелуя и, сжав пальцы в кулаки, стала колотить его в грудь.

— Почему это ты не можешь? — прохрипел Фрэнк, крепко держа ее за плечи.

— Надо было сказать «не хочу» вместо «не могу»! — вырвалось у нее. — Я не позволю тебе куражиться надо мной, я не подстилка какая-нибудь.

— Но по твоему тону можно заключить совсем другое. Когда мы предавались любви три года назад, мы были заодно.

Она горько потупила взор.

— Прекрати! Сколько можно напоминать о самой ужасной ошибке в моей жизни?! Я хочу все забыть…

— Что ж, забудь, и давай начнем сначала. Но разве воспоминания так уж тягостны? Мне кажется, сейчас мы хотим друг друга даже больше, чем прежде. Ты борешься сама с собой, ищешь любую возможность, чтобы только прикоснуться ко мне.

Она запальчиво указала туда, где исчезла змея.

— Да, змея собиралась напасть, но ты, как я могу судить, воспользовался случаем и… и… Не смей меня дурачить!

— Я не собираюсь никого дурачить! — Его руки все так же крепко держали Зоины плечи. Решительным жестом он развернул ее (будто какую игрушку) и легонько подтолкнул по направлению виллы, видневшейся за редкими деревцами. — Да, вот такая ситуация… Тебе ведь невдомек, что змея совершенно безвредна…

— Змея походила на ядовитую.

— Если бы она была ядовитой, ты бы давно корчилась в конвульсиях на песке. Змеи не церемонятся.

— Как и некоторые люди, похожие на них. Ведь ты тоже не против, если я буду корчиться под тобой.

— Но я не нападаю подобно безобидной змейке, а предоставляю тебе право соблазнять. Разве не так?

У нее не было слов, чтобы оспорить это заявление. К его чести, он и не пытался юлить, а открыто говорил, что страстно хочет ее.

— Я не такая легкомысленная, как тебе кажется, чтобы отдаться по первому зову. — Зоя гордо вскинула голову. — И не стремись давить на меня.

— Но однажды ты сама пришла ко мне, как агнец на заклание. — (Сравнение, кажется, подобрано удачно.) — Та женщина в Швейцарии первой дарила мне любовь, но где она теперь? И вместо любви осталась лишь озлобленность, да? — Это он сказал без тени ерничания.

Они дошли до виллы. Зоя остановилась и медленно повернулась к Фрэнку. Неуловимая душевная неловкость терзала ее. Пусть он в чем-то не прав, но кто дал ей право тиранить другого человека? Она предалась любви с незнакомцем, страдала, но в чем его-то вина?

— Той женщины, Фрэнк, что отдалась тебе когда-то, больше не существует. Она плод нашего воображения. Запомни это.

— Да? Помилуй, я не страдаю избыточным воображением! Я точно знаю, что обнимал тогда живую, настоящую, теплую плоть, видел стыдливость, перетекающую в блаженную сексуальность. Я не смогу этого забыть!

Да, потом была череда других женщин, но ни одна из них не заслонила пережитого восторга. Стоит ли ненавидеть его за то, что он был волен в своем непостоянстве?

— Ты думаешь, я вещь, которую ты некогда оставил в укромном месте, чтобы теперь взять? Ошибаешься. — Она уставилась на темнеющий небосклон. — Да еще такие признания… — Эта реплика вырвалась сама собой, в ней смешались отчаяние, боль, надежда, разочарование. Зоя еле сдерживала себя, чтобы не сказать что-либо резкое, обидное. — Хорошо придумано, Фрэнк Блейкмор. Значит, я бросаю вызов, который ты не можешь не принять? Иными словами, я развожу флирт…

Наступила тягостная пауза; время будто остановилось. Фрэнк молча смотрел на нее в надежде разглядеть хоть проблеск желания.

Конечно, у него одно на уме, но она найдет способ защитить себя. Может, ей показалось? В его взгляде читалось сожаление, он, вероятно, раскаивался в том, что притащил ее сюда. Наверное, надеялся, что она такая же податливая, уступчивая, как и раньше, а теперь осознал свой просчет. Выходит, он тоже ошибался, слепо доверяя ей?..

Легонько потерев подбородок, она примирительно произнесла:

— Полагаю, нам пора подкрепиться, не так ли?

Фрэнк ничего не сказал на это — повернулся и пошел прочь от виллы через апельсиновую рощу. Зоя следила за ним взглядом, чувствуя себя несколько подавленной и даже пристыженной. Чего теперь ей ждать от него?..

Глава 5

— Почему я не могу плавать, когда мне хочется? — недоумевала Зоя, потирая при этом лоб. Невыносимо болела голова — видимо, надвигался шторм. — Когда разразится шторм, мы не сможем поплавать: море будет кипеть, напоминая преисподнюю. Мне хочется охладиться.

— Прими прохладный душ. В море сейчас небезопасно, — убеждал Фрэнк, поглядывая на стопку бумаг на кухонном столе.

Как же ей надоело это: работа, работа, работа! А когда она настаивала на перерыве и хотела искупаться, он тоже следовал за ней. Неужели и это входило в наставления Тео? Теперь одной и поплавать нельзя? Правда, был еще бассейн, и ей разрешалось закрывать двери в спальню (до этого она просыпалась с широко распахнутой дверью). Сегодня ночью она подопрет дверь шкафчиком. Пусть попробует открыть!

— Где ты жил все эти годы? Фрэнк устало взглянул на нее — глаза темные и тоскливые. Эти дни на острове прямо-таки изнуряющие: он осознал ошибочность того, что привез ее сюда. Ничего хорошего от нее не дождешься. Зою ослепила ненависть, напряжение между ними росло.

— В Лондоне, — примирительно выдохнул он. — Если точнее — на Мейфэр-стрит. Почему ты спрашиваешь?

Она кокетливо улыбнулась.

— Мне просто захотелось узнать еще одну точку на карте. Средиземное и Эгейское моря я исплавала вдоль и поперек, они, конечно же, не сравнятся с Парк-Лейн. Наш опыт несопоставим.

Чем-то она задела его, потому что Фрэнк свирепо пнул стул, стоящий позади него.

— Да, милая, это действительно регион прелюбопытный!

— А что, нельзя было спросить? — (Они вышли из кухни на террасу и оказались в тени апельсиновых деревьев.) — Не имею права, да?

— На все у тебя есть право, кроме омовения. Заруби это себе на носу.

— Ах, извини! Вывела тебя из равновесия!.. — откликнулась она. — Я ведь здесь заложница, о которой мало кто вспоминает. Это в десять раз хуже, чем жизнь у Тео, но в миллион раз хуже, чем жизнь у Сатаны.

— Порой ты не даешь себе отчета в словах, Зоя.

— Значит, нужно говорить только то, что тебе приятно слышать? Извини, но это не по правилам.

— А-а… у тебя свой кодекс?

— Вроде этого. — Она стушевалась, хотя теплый белый песок направлял мысли совсем в другое русло.

Он простер руку к закипающему морю.

— Хочешь плавать — плавай, только не проси о помощи. — (Она надулась.) — Ты не имеешь права так рисковать! — Его голос походил на гром. — Свою жизнь ты можешь ценить как угодно, но я свою ценю достаточно высоко. Впредь ты будешь делать то, что я говорю, потому что я лучше знаю, как поступить. Ты поняла?

Его грубая тирада ранила очень больно. Все, что ей оставалось, — это только возвращать удары.

— О да, — прошептала Зоя, — я поняла. Ты командуешь — я выполняю приказы. Я говорю «да», ты — «нет». Все, что я скажу или сделаю, не правильно, не правильно, не правильно. Но знай: я все равно все сделаю по-своему, а не по-твоему!..

— Остановись, Зоя!

— Прекрати указывать мне! Я не ребенок, и ты — не моя няня. Я женщина и… и…

Да, она была женщиной, со своими желаниями. И сейчас она так нуждалась во Фрэнке… Чувства нахлынули как весенний ливень. Она устала от борьбы, устала от выискивания знаков внимания с его стороны. Зоя кусала в досаде губы. Он, вероятно, никогда больше не будет заботиться о ней. Он не хочет ее больше. Даже его поддразнивания ничего не изменили за несколько прошедших дней. Боже, она потеряла его.

— ..И — что, Зоя? — настаивал он. Его глаза стали грозными, будто свинцовая туча над их головами.

От бьющихся о берег волн в разные стороны разлетались брызги, и часть их попадала им на лица. Зоя боролась с желанием протянуть руки и оградить его лицо от этих брызг.

— Ничего. — Она безнадежно вздохнула, сжав кулаки, отвернулась и направилась к вилле.

Шторм усилился и, казалось, готов был бушевать всю ночь. У Зои жутко болела голова, когда она начала готовить ужин. На острове не было свежих продуктов, кроме апельсинов и лимонов, только консервы. Сегодня вечером Зоя решила приготовить рис с консервированной приправой из перца и томатного соуса. Пока варился рис, она просматривала бумаги, над которыми они с Фрэнком работали днем.

Зоя не могла поверить, что Фрэнк всерьез намерен закрыть свое агентство. Его работа виделась ей интересной и разнообразной, но, видимо, в ней поджидало много опасностей. Он рассказывал, что работал в некоторых странах Среднего Востока, намекал, что ему неоднократно угрожали расправой. И что, он испугался? Бежит? Видимо, что-то в его жизни сделало его осторожным и заставило скрываться. К сожалению, Зоя не знала истинной причины.

— Что ты собираешься делать, когда оставишь агентство? — спросила она у вошедшего на кухню Фрэнка.

Он переоделся. Теперь на нем были бутылочного цвета хлопчатобумажные брюки и черная рубашка, лицо гладко выбрито, волосы — еще влажные. Он выглядел секс-символом.

— Думаю, буду выращивать картофель, — сказал он, приподнимая крышку и разочарованно глядя в кастрюлю с рисом.

— Извини, я думала, ты любишь рис.

— Люблю, но не три же раза в день. Зоя пожала плечами, когда он подошел к холодильнику за водой.

— Я не успела приготовить прохладительные напитки.

— Ничего. Как твоя голова? Болит?

— Да.

— Ты приняла что-нибудь?

— У меня ведь не было времени толком собраться, — кисло заметила она, — и никаких лекарств я не взяла.

— Извини, сейчас я принесу тебе. Варившийся рис стал вытекать из кастрюли, шипя на газу, и они оба бросились к плите. Голову Зои внезапно пронзила острая боль, она покачнулась.

— Я сам закончу приготовление ужина, — недовольно пробурчал Фрэнк, — а ты иди возьми аспирин в верхнем ящике комода рядом с моей кроватью и прими его.

Зоя покорно поплелась за лекарством. Фрэнк разговаривал с ней одновременно резко и нежно, и это часто ставило ее в тупик. Сплошные противоречия… В ящике, куда она заглянула в поисках аспирина, лежало то, от чего Зоя невольно отшатнулась. Потрясенная, она судорожно схватилась за спинку кровати…

— Извини, — мягко произнес Фрэнк, подходя к ней. Он пришел из кухни с перекинутым через плечо полотенцем. На ум пришло нелепое сравнение: будто лакей в пьесе. — Извини, — повторил он, бросая полотенце на пол и закрывая ящик. — Прости, что тебе пришлось увидеть это.

Потерянная и озадаченная, Зоя встряхнула головой.

— Но почему? — выдохнула она хриплым шепотом. Ее вопрос долго висел в воздухе. Зоя уже потеряла надежду получить ответ.

— Это необходимо, — едва слышно прошептал он.

Зоя не услышала, а, скорее, почувствовала ответ. Она пристально посмотрела Фрэнку в лицо и поразилась его бледности. Только теперь она поняла, почему он такой понурый и уставший и почему в нем не осталось ничего легендарного. Стоило заглянуть в ящик комода, где лежало оружие, и…

— Почему… почему это необходимо? — снова спросила Зоя. Она испуганно следила за Фрэнком. Она и раньше видела оружие. Телохранители Тео имели пистолеты, многие из охраны носили оружие. Но здесь было совсем другое. Может, жизни Фрэнка что-то угрожало; иначе зачем здесь, на этом почти необитаемом острове, оружие?..

— Я всегда ношу пистолет. Это ужасный факт моей жизни, привычка, — сказал он угрюмо.

Фрэнк снова открыл ящик, и Зоя вздрогнула, испугавшись, что он достанет пистолет, но Фрэнк взял лишь аспирин и бросил лекарство Зое. Она поймала его на лету.

— Иди прими пару таблеток и жди внизу, — приказал он тихо. — Я позову, когда ужин будет готов.

Зоя медленно пошла к двери. Ей хотелось прижаться к Фрэнку, успокоить и его, и себя, но она не знала, какой будет его реакция, и поэтому сдержалась. Проглотив две таблетки аспирина, она легла в спальне и стала перебирать в памяти события дня. Дождь хлестал все сильнее. Его шум убаюкивал, но Зое было не до сна.

— Почему ты все время молчишь? — спросил Фрэнк во время ужина. — У тебя все еще болит голова?

— Нет, прошла.

— Тогда в чем дело? Ужин не понравился или, может, моя занудная компания тебе надоела?

Зоя подняла на него глаза.

— Ну что ты, ты совсем не занудный. Фрэнк улыбнулся.

— Так, значит, ужин тебе понравился? Она кивнула, пробормотав:

— Ужин прекрасный.

И вновь пауза затянулась; ее нарушил Фрэнк:

— Это из-за оружия, не так ли?

Зоя, опасаясь выдать свои чувства, сидела потупив взор. Чуть раньше, лежа в постели, она анализировала, что же ее так шокировало. Оружие, лежащее в ящике прикроватного комода, вероятно заряженное, свидетельствовало об уязвимости Фрэнка. Мужчина-легенда с властью и силой был беспомощен перед сумасшедшим террористом, приставляющим пистолет к его виску…

— Зоя, — мягко сказал Фрэнк и, потянувшись через стол, взял ее за подбородок, — что-то не так?

Она, пытаясь сдержать слезы, готовые вот-вот политься из глаз, выдавила улыбку.

— Меня испугало оружие, — призналась она слабым голосом.

— Это не то, что ты надеялась найти в ящике спального комода? Но ведь ты выросла в окружении сильной охраны. Телохранители Тео вооружены…

— Да, Фрэнк, ты прав. Но то совсем другое дело, а здесь… здесь нет угрозы для тебя. Зачем тебе оружие на этом пустынном острове?

— Но тут и не конец света, согласись, и не медвежий угол.

— Вздор! — вспылила Зоя, резко отодвигая тарелку. — Здесь тебе никто не угрожает, если, конечно, ты не боишься меня…

— Разумеется, боюсь, ведь ты владеешь некоторыми приемами кулачного боя.

— Мне не приходилось с тобой драться.

— Да ты и так убиваешь во мне все живое с того самого дня, как мы приземлились на этом острове.

Зоя не могла сдержать улыбку.

— Прыжок с парашютом — это самое страшное, что когда-либо случалось в моей жизни.

— Я думаю, ты была вполне естественна во всех проявлениях, и особенно в тот момент, когда раскинула свои ноги, чтобы оплести мой стан. Что ж, было очень приятно, и я с радостью готов повторить прыжок в любое удобное для тебя время.

Он шутил. А Зоя чувствовала подступающий к горлу ком. Он опять был прежним Фрэнком, с его намеками и уколами, которые приходилось принимать вместо объяснения по поводу оружия. И хотя ощущение опасности и беспокойства не покидало Зою, она пошла в спальню, легла и попыталась уснуть, оставив дверь открытой…

— Когда шторм утихнет, я попробую наловить рыбы, чтобы разнообразить наш стол.

— Рыбу я люблю, но терпеть не могу возиться с ней: чистить эту мерзкую чешую и вынимать внутренности.

Фрэнк ухмыльнулся.

— Все беру на себя. Тебя это устраивает?

— Вполне. Если ты сумел испечь свежий, с хрустящей корочкой хлеб, то представляю, каким будет рыбное блюдо!..

Фрэнк вышел на террасу. Дождь все еще лил.

Они перешли работать в гостиную, потому что на кухне протекла крыша. Фрэнк сел за стол и принес кресло для Зои.

— Извини, что приходится столько возиться с бумагами, но это нужно.

Зоя мало получала удовольствия от работы, от необходимости все время проверять и перепроверять. Если бы был компьютер, она сделала бы все за час. Непонятно, что дает Фрэнку это уединение? Если он хотел отрешиться от суеты, то вряд ли это лучший выход. Все выглядело так, будто они зря тратят время.

Зою не покидало чувство тревожного беспокойства, дождь угнетающе действовал на нее, и не только он. Сколько еще сможет она так жить? Любить — и не чувствовать взаимности? Это было невыносимо.

— Как долго мы пробудем здесь?

— Около месяца.

Это был первый определенный ответ на ее вопрос.

— Мы могли бы закончить всю работу к концу недели, — робко протестуя, сказала она.

— И что тогда? — Фрэнк обернулся, и по выражению его глаз можно было определить, о чем он думает. От догадки Зою бросило в жар. Но ведь это то, чего она сама страстно хотела… Но нет, не стоило сейчас об этом.

Она порывисто встала, направилась на кухню. Наполнила чайник и с грохотом поставила его на конфорку газовой плиты. Несколько раз чиркнула отсыревшей спичкой. Когда спичка погасла в очередной раз, Зоя открыла вентиль — из рожка послышалось гудение. Она отпрянула от плиты.

— Не надо так спешить, — послышался его голос. — Никогда не открывай газ, если не зажгла спичку.

— Замолчи! — сердито выдохнула она, с шумом передвигая в буфете посуду в поисках сухого коробка.

— Чего ты кипятишься? Я не успел еще и рта толком раскрыть, не то что сказать что-то такое, что вызвало бы подобную реакцию…

— И не нужно ничего говорить! Я и так догадалась, что у тебя на уме.

— Не переоценивай себя. Вряд ли ты хоть когда-нибудь догадаешься, о чем я думаю.

— Ха! Все ночи проведу в догадках.

— Ночи? Ночами ты дрыхнешь как сурок. Сколько раз заходил ночью в твою спальню!..

— Следишь за мной? — При мысли о том, что он тайно прокрадывается в ее спальню по ночам, в ней вскипела ярость.

— Прошлой ночью ты оставила дверь незапертой. Что побудило тебя это сделать? Неужели избыток гормонов?

— Если у меня и найдутся лишние, я все равно не стану выплескивать их на тебя!

— К чему же так горячиться? — Он взял лежавший на столе лимон и нарезал его тонкими дольками к чаю.

— Со вчерашнего дня я следую всем твоим указаниям — ведь тебе видней, как поступать.

— Ну наконец-то хоть какой-то прогресс! Наконец-то ты прислушалась к моим словам!

— Но многие из них я не понимаю. Не понимаю, в частности, зачем жить здесь целый месяц. Какая в этом необходимость? Во мне все протестует…

— Зато во мне не протестует, — резко оборвал он.

— Ах, извините, я запамятовала… Ведь твои приказы нужно выполнять беспрекословно. — Она сделала жест рукой, в которой держала ложку. — Уж я скажу… но не сейчас, а когда мы наконец покинем этот остров. Я вправе хотя бы знать, зачем я здесь? Все это… настолько загадочно. Твои задания здесь мог бы выполнить и одноглазый шимпанзе…

— Наверное, да. Но не все самки шимпанзе так сексуально озабочены, как ты…

Зоя с трудом сдержала себя, чтобы не выплеснуть на него заварку.

— Это я-то сексуально озабочена? На себя лучше посмотри! Ходишь весь вздернутый.

— От этого есть хорошее средство…

— Да уж, не надо быть Эйнштейном, чтобы догадаться, какое!

— Ну, если ты знаешь, то после чая мы его испробуем. — (Зоя от неожиданности чуть не выпустила из рук кружку. Он успел перехватить ее, пока чай не расплескался.) — Я люблю играть в открытую, — решительно добавил он.

— И-играть? — Ей показалось, что она ослышалась. Или это шутка? Сердце у нее так и замерло.

Он передернул плечами.

— А что ты подумала?

Она стиснула кружку. Слава Богу, дождь прекратился, и хотя ветер продолжал еще налетать порывами, погода прояснилась, небо стало чистым. Ей не хотелось оставаться с Фрэнком под одной крышей ни на минуту. Зоя подошла к двери и уже собиралась выйти, как вдруг услышала рокот мотора низко летящего самолета.

Она не смогла увидеть самолет, ибо в мгновение ока оказалась отброшенной к кухонной стене. Кружка с чаем полетела прочь, а Фрэнк всем своим весом навалился на нес. Он быстро прикрыл дверь, и воцарилась тишина.

Обескураженная, она замерла, не в состоянии двигаться. Его мускулистое тело полностью прикрывало ее. Рокот продолжался, но она слышала лишь тревожно бьющееся сердце Фрэнка. Он взволнованно дышал. Биения своего сердца она не слышала, оно будто затаилось.

Зоя сдерживала дыхание, Фрэнк не двигался, просто плотно прижал ее к стене, она чувствовала прохладу камня. Внезапность происходящего шокировала.

Рокот мотора самолета постепенно стихал. Видимо, сидевшие в нем люди удалялись с неохотой, так как не отыскали свою жертву.

У Зои по телу пробежала дрожь, в этот момент она узнала все, что хотела узнать. И про оружие, и про уединение здесь, и про таинственный путь на этот остров. Незачем было бы спускаться сюда на парашюте, если бы не было нужды скрываться. Фрэнк скрывается. Его жизнь в опасности, ему угрожали. Полушепотом произнесенное «нет» растаяло в тишине, она закрыла глаза. Кажется, прошло несколько часов, пока рокот мотора самолета не смолк вдалеке. Но даже теперь, когда их окружила тишина, Фрэнк не двигался.

Зоя медленно открыла глаза и посмотрела на него. Его лицо было бледным, но по мере наступления тишины к нему возвращался здоровый цвет. Неужели она не могла раньше догадаться, что ни один человек, находящийся на такой службе, не застрахован от опасности? Совершенно понятно теперь, почему самолет кружил над островом — он разыскивал Фрэнка Блейкмора, человека, посвященного во многие секреты. За Фрэнком следят, это бесспорно. Он взволнован и — что хуже всего — напуган.

Ладонями она обхватила его лицо, нежно, будто опасаясь, что разобьет некий хрупкий предмет. Заглянула Фрэнку в глаза: там была боль, но не страх.

Он не предпринял попытки поцеловать ее (тайно она надеялась, что Фрэнк это сделает). Ей следовало проявить инициативу, показать, что он ей небезразличен, что она всегда, если нужно, будет рядом. Она стала будто на ощупь искать его губы и, к своему удивлению, почувствовала, что Фрэнк начинает обретать силу и уверенность. Его руки сильнее сомкнулись вокруг нее, а губы податливо раскрылись, зазывая ее. И вот они уже поменялись ролями: теперь не она, а он осыпал ее лицо нежными поцелуями.

Пальцы Зоиных рук скользнули в густые темные волосы Фрэнка и ласковыми движениями стали словно бы поощрять его прикосновения к пылавшему женскому телу.

Он осторожно отстранил ее от себя, и Зоя напряглась, испугавшись отказа. Но он имел в виду совсем другое. Вздох облегчения слетел с ее губ, когда Фрэнк легким движением разорвал на ее груди блузку. Откуда-то слетевшая капелька воды угодила как раз между двух благоуханных бутонов, и Фрэнк языком попытался слизнуть капельку — язык, словно змейка, скользнул в расселину.

Ее руки теперь опустились на его бедра, притянули его к себе. Три года она умерщвляла в себе желания и подавляла фантазии, сейчас чувства просились на волю. Зоя торопливо расстегнула пуговицы на его рубашке, и ее ладони замерли.

— Я хочу посмотреть… — нервно задыхаясь, прошептал он, — я хочу посмотреть на тело, о котором так долго мечтал.

Будто по команде, именно в этот момент блеснуло солнце, и чудесная божественная сила пролилась благодатью на прелестные изгибы тела Зои. Свет, струящийся из узкого оконца, румяными бликами оттенил бледно-кремовую кожу. Фрэнк, завороженный, стоял перед ней широкоплечий, загорелый, что особенно бросалось в глаза на фоне стены из белесого камня.

Он протянул к ней руки и одним движением расстегнул пуговицу на талии — широкая юбка спорхнула вниз, и на Зое остались лишь ажурные белые трусики. Фрэнк опустил ладони на ее обнаженную грудь. Потом наклонился и спрятал свое лицо в двух полушариях, с жадностью вдыхая их упоительную сладость. Усиливающееся биение сердец говорило о возрастающей страсти. Фрэнк нежно сжал ее груди, потом отстранился, оглядывая ее всю.

После он принялся быстро сбрасывать с себя одежду; на пол полетели джинсы, и Зоя с изумлением уставилась на тот восхитительный, желанный предмет, который буквально разрывался от напряжения.

— Я тебе нравлюсь? — сдавленным голосом прошептала она, видя, что он не предпринимает новой попытки дотронуться до ее вздымающихся грудей.

— Как может не нравиться само совершенство? — Он улыбнулся, а глаза искрились желанием. — Зоя, ты мое совершенство, как же можно не восхищаться тобою?

Нагой, здесь, перед ней, он был прекрасен — такой мускулистый и сексуальный! Ее тело звало его, ее плоть звала его плоть; она жаждала ощутить касание его бедер и его проникновение в самый центр самой себя.

Ее нежное прикосновение было красноречивее всяких слов: дрожащими пальчиками она лелейно окружила его возбужденную плоть, трепетно скользя по ней. Шелковистая кожа тут же повиновалась ее движению, напряглась.

У Фрэнка вырвался сладострастный стон, всем телом он подался вперед, а руками сжал ее округлые бедра, в то время как большие пальцы уже проникли под паутину трусиков. Изнемогая от разливающегося по телу блаженства, Зоя спиной уперлась в шероховатую стену. Неровность холодных камней жалила спину, но она вся затаилась, когда он медленно дергал вниз трусики, будто освобождая ее от ненужных пут. Зоя невольно вскрикнула, ощутив твердость между бедер, по которой так истосковалась.

Сильные мускулистые руки Фрэнка в ту же секунду приподняли ее, и он беспрепятственно вошел в нее, заключая наконец долгожданный союз — такой полный, такой всеохватный, такой глубокий. Оба исторгли стон сладострастия.

Зоя прильнула к нему всем существом, обвила вокруг него ноги (как это уже было когда-то). Его движения были энергичны, поцелуи — сладострастны. Но вот Фрэнк протяжно застонал…

— О Боже, зачем так сразу… — слетело с его губ. Он попытался отстраниться, но она прижалась к нему так сильно, что остановить желание уже не было никаких сил. Он осыпал поцелуями ее веки, еще сильнее сжимал руками бедра. — Сколько раз я клялся, что совершу любовный обряд так, как в первый раз — нежно и эротично, трогательно и возбуждающе. А тут эта холодная стена. Я хотел вкусить твой драгоценный сок, вкусить твое желание, хотел, чтобы ты ласкала меня губами… Я хочу, хочу этого! Я хочу остаться в тебе навсегда.

Зоя будто приросла к его телу и не шевелилась, пока он осторожно нес ее в комнату, а затем опустил на мягкие подушки турецкого дивана. Дождевая свежесть сотворила чудеса: благоухающие цитрусовые деревья напоили ароматом не только воздух — они облили мускусом любви их тела. Зоя лежала под ним, вглядываясь в его прекрасное лицо, восхищаясь его руками, от которых исходила нежность, утишая распаленную плоть. Так продолжалось, пока сладостная пытка не завершилась умиротворяющей судорогой.

Будто и не существовало тех трех лет, прожитых без него, будто и не было того жуткого куска жизни между ночью в Швейцарии и этим волшебным, наполненным ароматами вечером. И будущего тоже не существовало, только настоящее: Фрэнк, его любовь, его ласки, его поцелуи, творящие с ней Бог знает что. И, наконец, это долгожданное слияние тел, этот завершающий аккорд в увертюре сладострастия.

Их трепетные извивы, этот излившийся одновременно внутренний огонь, эти их стоны и отдохновение разгоряченных тел — все это было так предсказуемо и так неизбежно, как закат солнца и угасание дня, тающего в вечности.

Глава 6

В ту ночь Зоя спала вместе с ним. Рядом с кроватью стоял скромный комод, будто напоминание о бренности всего в этой жизни.

— Что с тобой? — тихо прошептал Фрэнк, обнимая ее.

Сопротивляться обстоятельствам не имело смысла. Раньше нужно было сопротивляться — тогда, когда он уложил ее на подушки турецкого дивана. Теперь поздно. Позволяя ему любить себя, она сама заключала себя под символическую стражу, впадала в определенную зависимость. Само собой разумеется, что он отныне решил спать с ней в одной кровати.

— Да что-то не спится, — прошептала она в ответ.

Фрэнк добродушно рассмеялся и легонько коснулся рукой ее груди.

— Какая же ты все-таки загадочная. Я полагал, что ты безмятежно уснешь после…

— ..после секса? — закончила она.

— Ну зачем так резко? — упрекнул Фрэнк.

Трепетным движением Зоя провела пальцем по линии его подбородка. Конечно, он был прав.

— Извини, — послышался ее шепот. Но и она была права. Она полагала, что все женщины, когда влюблены, так себя чувствуют: несколько неуверенно. Но какая-то неопределенность относительно его чувств к ней все же преобладала. Она на этом острове не просто в качестве его компаньона — между ними нечто большее. Мысль о том, что Фрэнк в опасности, терзала ее. Ей хотелось знать, что это был за самолет, зачем им нужно прятаться, бояться… Все эти вопросы притаились внутри ее.

— Спи, дорогая. — Фрэнк поцеловал ее в висок.

Зоя немного расслабилась. Нет, хватит придумывать всякую чушь. Впредь она не будет этого делать. Это же глупо. Рядом с ней мужчина, которого она любит, так что ей еще надо?

Ночью она проснулась и, как ей показалось, услышала какой-то голос. Потянулась рукой к Фрэнку, но его не было. Все вокруг объято темнотой. Спросонок Зоя подумала: ну какие здесь могут быть голоса, ведь, кроме нее и Фрэнка, тут никого нет. Затем неожиданно она ощутила его рядом с собой, ощутила его руки, его тепло…

— Какого черта ты здесь делаешь? Зоя резко обернулась; в глазах у нее заблестели слезы.

— Ты… ты оставил дверь открытой. Она думала, что он в небольшой хибарке на пляже, и была просто шокирована, когда, открыв дверь соседней спальни, обнаружила, что он там.

— Ничего подобного! — негодующе произнес Фрэнк. Он схватил ее за руку и стал выталкивать из комнаты.

— Ладно, ладно! — огрызнулась Зоя. — Ты не оставил дверь открытой, ты слишком опытен и осторожен. Я… я нашла ключ…

— Нашла? Ты не могла найти то, что я не терял!

— Ключ выпал из твоих джинсов, когда ты их снял, чтобы принять душ, — не унималась она.

— Я не храню ключи в джинсах…

— Ради Бога! Я хотела повесить джинсы, а из кармана выпал ключ. И вообще, какая разница, откуда он взялся?! — напустилась она. Теперь слезы высохли; просто она взъярилась оттого, что он придал значение какой-то ерунде. — Какая надобность брать ключи на этот остров? Разве только для того, чтобы я не увидела эту комнату. Из-за чего весь сыр-бор?

Или изменилась твоя установка держать двери открытыми?

— С тобой трудно сладить. Какого черта ты сюда вошла? — Фрэнк сжал кулаки, глаза зло блестели, было видно, что он с трудом сдерживал себя.

Однако Зоя не понимала, в чем она провинилась. Это ей следовало злиться, ведь с ней поступили нечестно! Но выходит, что совершает неблаговидные поступки лишь только она.

— Это я должна задавать вопросы! — парировала Зоя. — Ночью мне показалось, что я слышу какие-то голоса. Думала, пригрезилось, а оказывается, нет. — Она протянула руку к миниатюрному радиопередатчику на столе около окна. — Ты переговаривался по рации, да? Не отпирайся, не смей мне лгать.

Фрэнк помолчал, прежде чем ответить; видно было, что он подбирает слова. О Господи, что же происходит? В последние дни все шло так хорошо. Они любили друг друга, и смеялись, и опять любили друг друга. А теперь вот это. Может, во всем нужно себя самое винить? Может, это ее глупая ошибка? Ей не следовало приставать с расспросами, но разве…

— Я не намерен ничего отрицать, — ответил скороговоркой Фрэнк. — Каждую ночь я переговариваюсь по рации, в этом нет ничего предосудительного.

Предосудительного? Зоя опять и опять повторяла про себя это слово, будто бы пытаясь проникнуть в его смысл. Скорее таинственного, чем предосудительного. Какое-то опасение оставалось.

— Почему ты ничего мне не сказал? Зачем держишь свою дверь на запоре, а от меня требуешь не закрывать дверь на ночь?

— Ну что с тобой делать? — нежно проговорил Фрэнк. — Мне нужно поддерживать связь с кое-какими людьми…

— Кто они, эти «кое-какие люди»? Фрэнк прищурился.

— Не напирай, не требуй от меня признаний, Зоя. Мне не нравится, когда ты вот так наседаешь.

— Другими словами — знай свой шесток? Крепко держа ее за руку, он стал легонько выпроваживать Зою из комнаты, намереваясь плотно закрыть за собой дверь.

— Ключ! — потребовал он на пороге. Зоя протянула ему ключ; он согрелся в ее ладони — ключ, вызвавший мучительные догадки.

— Фрэнк, — с мольбой обратилась она к нему, — ты что-то скрываешь, и я хочу знать — что. Прошу тебя, скажи мне все.

Он отвернулся и пошел прочь, не проронив ни слова. Зоя бросилась за ним, потянула за рукав, когда он уже выходил из кухни на террасу. Куда он направлялся — Бог весть.

— Почему ты не хочешь рассказать мне правду? — Ее голос звучал пронзительно, плечи нервно вздрагивали; она была готова вот-вот разразиться рыданиями. — Мне кажется, я знаю, в чем дело… Послушай…

— Ничего ты не знаешь, Зоя! — презрительно бросил он ей вполоборота. — Ты абсолютно ничего не знаешь!

Зоя обхватила голову руками; ей давно не было так больно, так плохо.

— Думаешь, я какая-нибудь дура? — В вопросе слышался истерический смешок. — Наверное… Тогда зачем ты привез меня сюда? Три года назад ты вот так же воспользовался мною, и теперь история повторяется. И я опять попала впросак. Да, я идиотка, как же иначе?

Она стремительно прошла мимо него и направилась через апельсиновую рощу.

— Какого дьявола? Куда ты разбежалась? — окликнул он. — Отсюда не убежишь, Зоя!

— Да, не убежишь. Тебя только одно беспокоит: чтобы я не сбежала. Я собираюсь спилить несколько деревьев, связать плот и пуститься куда глаза глядят, лишь бы не видеть этот остров.

Он подошел к ней позже, когда она лежала на пляже и складывала из ракушек некое подобие корабля.

— Ну как, корпус уже закончен?

— Не смешно, — угрюмо ответила она. Фрэнк глубоко вздохнул, разровнял песок, чтобы сесть рядом с ней. Своими длинными загорелыми ногами он несколько раз коснулся ее — и эти прикосновения обдали ее холодом. Так хотелось, чтобы их отношения вошли в прежнее русло. Жизнь у него тоже нелегкая — и даже порой полна опасностей.

— Конечно, нет ничего смешного, — согласился он. — Не надо совать свой нос в мои дела.

— Но ведь ты насильно вовлек меня в свои дела, — протестовала Зоя.

— Я привез тебя сюда для работы.

— Которую я должна выполнять и в твоей постели!

— Не говори так.

— Почему же? Что, неприятно слушать правду? Или, может быть, даме не подобает говорить, что она подстилка?

— Я привез тебя сюда затем, чтобы ты помогла мне в работе…

— И в постели!

Он не выдержал и резким движением разметал ракушки.

— Может, хватит язвить? То, чем мы занимаемся в постели, на пользу нам обоим, и, пожалуйста, прекрати все сводить к «постели». Мы занимаемся любовью, Зоя, занимаемся вместе. Не представляй дело так, будто ты наложница.

Зоя легла навзничь на ласковый песок и прикрыла глаза от яркого солнечного света. Ей, конечно, хотелось погасить в своем сердце любовь к Фрэнку, но это было выше ее сил. Это чувство животворно: долгие, долгие дни сладостного упоения, любви и желания. Они плавали, занимались любовью на пляже, пытались рыбачить, занимались любовными играми в воде — они занимались любовью всякий раз, когда к тому было желание. Теперь же в их отношениях появился горький привкус, и казалось невозможным вернуть чистоту их чувствам.

— Наложница? Ты это произнес так, будто я не захвачена в плен, а принуждена выполнять деловое соглашение, — проговорила она жалостливо.

— Все не так, ты же знаешь, что все не так. А как же? — хотелось ей спросить, но боязнь услышать горькую правду вселяла страх, слова примерзали к небу. Она села и вопрошающе взглянула на него.

— Я ничего не знаю о человеке, который хранит оружие, рацию и в то же время общается с женщиной, доверяющей ему свою жизнь; в этот момент… — она затаила дыхание, — я лишь знаю, что ты в опасности. Думаешь, то, что ты скрываешь, облегчит тебе жизнь?

— Это мои проблемы, — задумчиво проговорил Фрэнк. Он смотрел в морскую даль, обхватив руками колени.

— И ты упорно не желаешь посвятить меня в свои проблемы. — Сказав это, она почувствовала, как заколотилось сердце. Опять нахлынули тяжелые предчувствия, и она подивилась, как это раньше не замечала того, что он действительно в опасности. Да, она гнала прочь эту мысль, боясь узнать правду.

— Я сознательно не посвящаю тебя в свои проблемы, — проговорил Фрэнк, но Зоя не хотела услышать его.

Она поднялась, пошатываясь, будто потеряла равновесие оттого, что ноги налились свинцом, сделала несколько шагов. Какой же она была непроходимой тупицей, как была слепа…

— Ты негодник! — бросила она в его сторону. — Я… я все теперь вижу. — Она задыхалась от волнения и горечи. — Ты пользуешься мною… как… как прикрытием…

— У тебя что, крыша поехала? Что за чушь ты несешь? — вспылил он, встал на ноги и схватил ее за плечи.

Зоя отшатнулась — в глазах страх, боль, отчаяние.

— Ты притащил меня сюда, держишь меня здесь… — Она с трудом сглотнула. — Тебе грозит опасность; кто-то охотится за тобой, а ты скрываешься. Ты привез меня сюда будто для работы, а на самом деле кого-то дурачишь…

— Прекрати, Зоя, — предостерег Фрэнк. — К чему все эти бредни?

— Бредни? — зарыдала она. — Нет, это не бредни, я все поняла теперь. Ты воспользовался яхтой, потом сменил два такси в Афинах — попытка запутать следы, — затем этот прыжок с парашютом… — Пережитое вновь проплыло перед ее внутренним взором. Да… конечно, ему грозила опасность. Интуитивно она догадывалась об этом. — Ты даже подмешал мне снотворное, чтобы я молчала… чтобы поменьше было хлопот.

Фрэнк неожиданно разжал руки и отпустил ее. Он стоял молча, не предпринимая даже попытки утешить Зою. В душе она все еще надеялась, что он станет отрицать то, что она говорила, но — увы.

— И что же дальше? — В ее голосе звучала горечь. — Я теперь вынуждена выступать в роли своеобразной ширмы. Конечно, ты бы обошелся и без меня. Но так все выглядит естественнее: двое отдыхающих на безлюдном острове. — Скорее даже молодоженов, подумала она, или любовников, замкнувшихся в своем мирке. О Господи, как жестоко ее использовали!

Вся эта твоя работа — лишь предлог для того, чтобы я поехала с тобой, мысленно бросала Зоя обвинения Фрэнку. На самом деле ты не ликвидировал свое агентство. Все это ложь… Ты обманывал меня с самого начала…

Она пристально вглядывалась в его глаза, надеясь найти в них ответ, но тщетно. Взгляд Фрэнка был холоден и непроницаем. Она хотела убежать, но это было бесполезно. Ей некуда бежать, да и бегство не решило бы проблем.

— Фрэнк, как ты мог лгать мне с самого начала, подвергая мою жизнь опасности, и все лишь для того, чтобы я приехала сюда? Если ты являешься мишенью, то зачем вовлекаешь меня в свою опасную игру?

Фрэнк молчал. Ни оправданий, ни слов утешения, которых так ждала Зоя.

Бросив быстрый взгляд на его ничего не выражающее лицо, она побежала вдоль пляжа — все быстрее и быстрее, хотя и знала, что убежать от него невозможно. Даже на краю света она не смогла бы скрыться от Фрэнка.

— Может, хватит дуться? — примирительно проговорил Фрэнк, протягивая ей чашечку кофе. Зоя лежала, свернувшись калачиком, на турецких подушках. Она отрицательно покачала головой и опустила глаза, делая вид, что очень заинтересована книгой, которую держала в руках. В окно подул ветерок, раскачав масляную лампу над ее головой. Тишину нарушали лишь пение цикад в апельсиновой роще и шум прибоя, доносившийся с пляжа.

— Ты, наверное, голодна? Выпей хотя бы кофе, я специально приготовил его для тебя. Зоя презрительно взглянула на Фрэнка.

— Я не притронусь к еде, пока не выберусь с этого острова, так и знай, — язвительно сказала она.

— Голодовка?

— Да! — выкрикнула она. — Я не буду есть, пока ты не передашь по рации, чтобы за мной приехали.

— Тогда ты умрешь от голода, — сказал Фрэнк недрогнувшим голосом.

— Да я и так умру, если останусь с тобой. Буду расстреляна или замучена до смерти какими-нибудь террористами, которые придут, чтобы свести с тобой счеты. Они не будут выяснять, кто я такая, и не посмотрят на то, что я женщина.

— Прекрати истерику, Зоя.

— У меня одна жизнь, и ты не имеешь права играть ею.

— Ты несправедлива ко мне, я не играю, я… — Он вдруг замолчал и отвернулся.

— Что — ты? — Зоя боялась, что он снова уйдет от ответа. Неужели Фрэнк мог найти оправдания своим действиям?..

— Я не могу объяснить тебе все.

— Большой-большой секрет? — язвительно произнесла Зоя и, захлопнув книгу, бросила ее в угол дивана.

Фрэнк пристально посмотрел на нее и тихо сказал:

— Иногда незнание подобно счастью, Зоя. Ты считаешь себя обиженной, уязвленной в чем-то, обвиняешь меня во всех смертных грехах. Однако подумай: ведь вместо тебя могла бы быть другая женщина…

— Но ты же выбрал меня, — перебила его Зоя. — По каким-то неведомым для меня причинам. О, я забыла. — Ее голос окрасился ядовитым сарказмом. — Я ведь лучшая, не так ли? Если запачкался грязью, то не один, а со мной.

— Мы здесь для того, чтобы уцелеть, Зоя. — Фрэнк сказал это спокойно и уверенно, однако Зою захлестнула волна страха. Ей показалось, что, если бы Фрэнк сказал об их неминуемой гибели, она бы так не испугалась.

— А зачем тогда оружие? И почему ты испугался, когда прилетал самолет?

Зоя думала, что ее вопросы застанут Фрэнка врасплох. Но он сохранял полное спокойствие и уверенно смотрел на нее. В тусклом свете лампы Зое показалось, что она видит боль в его глазах. Но скорее всего, она ошибалась. Такие люди обычно не показывают своих эмоций.

— Если я и испугался, то точно не за себя, уверяю тебя.

Зоя удивленно вскинула брови.

— Так ты боялся за меня? — Она не дала ему возможности ответить:

— Что за парадокс? Сначала ты привозишь меня сюда, а потом пытаешься оградить от опасности, которой сам же меня подвергаешь? Извини, но я не верю этому. Ты боишься за свою шкуру, а на меня тебе наплевать.

Фрэнк вспыхнул от этих слов, и Зоя поняла, что погорячилась. Она чувствовала себя виноватой и отвернулась, не выдержав его взгляда. Она понимала: какими бы ни были причины, побудившие Фрэнка привезти ее сюда, нельзя забывать, что он скрывался от преследования и что опасность еще не миновала.

— Я иду спать, — со вздохом проговорила она.

— К себе?

— Ты еще спрашиваешь?

— Я не стал бы спрашивать, но ты такая непредсказуемая, Зоя.

Она резко обернулась. На какое-то мгновение их глаза встретились, но Фрэнк быстро отвел их в сторону, будто боясь ее взгляда.

— К себе. Ничто не остается неизменным, — повторила Зоя его слова, направляясь к двери.

— Не запирай дверь, Зоя, — сказал ей вслед Фрэнк.

Она оставила спальню открытой, хотя и была уверена, что Фрэнк не воспользуется этим. Теперь она знала: он требовал этого в целях безопасности, боясь незваных гостей.

Зоя долго не могла заснуть, мысли путались. Ее терзали страх, любовь и печаль. Зоя хотела бы быть с Фрэнком, если бы только почувствовала, что он нуждается в ней, если бы он просил об этом. Но Фрэнк не просил, он только брал и использовал. И этим унижал ее. Он выбрал ее потому, что она была такой лакомой три года назад. Зоя зарылась лицом в подушку и проплакала всю ночь.

— Ты серьезно собралась голодать? — спросил Фрэнк за завтраком. Он выглядел уставшим — видимо, ночью тоже не сомкнул глаз.

Зоя боролась с желанием вскочить, обнять, утешить его. Ей и самой хотелось почувствовать поддержку и участие. Но она сдержала себя.

— Я уже говорила тебе, что не буду есть, пока ты не вызовешь лодку, самолет или космический корабль, который заберет нас отсюда.

— Нас или только тебя?

Окончательное решение Зоя приняла этой ночью, прежде чем погрузиться в беспокойный сон. Она любила Фрэнка, пусть это было глупо, но она хотела уехать с этого острова вместе с ним. А когда они расстанутся, то она больше его не увидит. Он мог преспокойно вернуться к своим любовницам, а она вернется к Тео. О Боже, эта мысль ужаснула ее.

— Разве мы не могли быть в большей безопасности где-нибудь в другом месте? — начала она в который раз. — Мы спустились сюда на парашюте, будто какие-то ошалелые террористы. Зачем?..

— Мне приятно, что тебя волнует моя безопасность, хотя, не скрою, приятнее было бы ласкать тебя в постели. О, сколь долго я томился без тебя!

Он все еще умел заставить ее зардеться от смущения.

— И ты можешь думать о таких вещах, когда твоя жизнь в опасности?

— Мужчины думают о сексе постоянно, разве ты не знала?

Ее удивило, как искусно сменил он тему, чтобы спрятать свое волнение. Но Зоя была слишком уязвлена, чтобы остановиться на этом.

— Нет, — вздохнула она, — но меня это не удивляет.

«Секс», сказал он. Она была для него лишь объектом для секса, не любовью или земной страстью, а просто сексом — такова сермяжная правда их отношений.

— И кто же преследует тебя? — уколола она побольнее. — Разгневанный муж одной из любовниц?

— Я не покушаюсь на собственность других мужчин.

Зоя недоуменно пожала плечами.

— Жена — это собственность мужа, так, что ли?

Фрэнк тяжело вздохнул.

— Чего ты хочешь, Зоя? Идиотских дебатов о превосходстве мужчин над женщинами?

— Я знаю, ты такой же, как все! Ты ничем не отличаешься от Тео, который держал мою мать пленницей, чтобы наказать ее за боль, за рану, которую она нанесла ему давным-давно. И ты ничем не отличаешься от моего отца, которого я никогда не видела. Мужчины гребут все под себя и никогда ничем не хотят пожертвовать.

Лицо Фрэнка помрачнело. Зоя решила, что ее слова угодили в цель. Как же мужчины не любят, когда на них наезжают!

— А тебе не приходило в голову, что у твоего отца имелись причины не признавать тебя?

— Да, я допускаю, что он был женат, — пробормотала она, чувствуя странную неловкость оттого, что он поднимает этот вопрос. Она видела, что Фрэнк хорошо разбирается во многих вопросах, которые вовсе не касались его непосредственно. А Тео говорил, что он видит не дальше своего носа. — Мне кажется, это намек на то, что ты тоже женат. — Зоя даже не поняла, как это слетело у нее с языка. Она почувствовала, что это было уже лишнее, но любопытство взяло верх.

Фрэнк повернулся, и Зоя увидела, как помрачнело его лицо.

— Нет, я не женат, но какая тебе разница? Я что-то не помню, чтобы ты интересовалась этим раньше.

Это была правда. Зое и в голову не приходило, что незнакомец, с которым она была близка в ту ночь, мог быть мужем другой женщины. Но если бы это было так, то до нее дошли бы хотя бы слухи. Однако Зоя не придавала значения слухам. Да и распространялись они обычно о любовницах, а не о женах. И вдруг ее сердце сжалось: она вспомнила о матери. Ее мать точно так же бросилась когда-то в пучину любви, а потом всю жизнь пребывала в надежде.

— Мы оба не задавали вопросов той ночью, — прошептала она.

Фрэнк не спеша налил кофе и сел напротив нее — обворожительный красавец, терзающий ее сердце.

— Ни той ночью, ни сейчас, — сказал он твердо.

— К чему вопросы? — Зоя встряхнула головой. — Все равно ты не даешь мне ответов на них.

— Я только что признался тебе, что не женат.

— Это неважно.

— Зачем же ты спрашиваешь?

— Ты скрываешь от меня другое. Ты так и не скажешь мне, кто угрожает тебе и почему?

— Это не имеет значения сейчас и, уж конечно, не будет иметь значения, когда все закончится.

— Кто-то хочет твоей крови? — Глаза Зои были широко распахнуты и умоляли сказать правду, но наткнулись на камень равнодушия. — О'кей, — вздохнула она после недолгого молчания. — Ты не доверяешь мне, я не заслужила твоего доверия. Я просто лучик света, который ты несешь с собой и который нужен тебе лишь на мгновение, когда становится слишком трудно и необходимо снять напряжение. — Она встала, чтобы уйти. Фрэнк резко схватил ее за руку и усадил обратно. Зоя взглянула на него. Глаза его были серьезны как никогда.

— Разве я недостаточно заботился о тебе? Да и обременял не очень. Тебе этого мало?

Зоя обиженно поджала губы и с трудом высвободила руки.

— Если бы ты действительно думал обо мне, ты никогда не привез бы меня сюда. Это ведь ты в бегах, а не я. Мне даже страшно представить, какую ужасную ложь ты выдумал для Тео, чтобы получить его согласие.

— Я не лгал! — с волнением выдохнул Фрэнк.

— Ты скрыл правду, а это — то же самое. Фрэнк встал, не спуская пристального взгляда с Зои.

— Иногда скрыть правду бывает необходимо: это оборачивается потом во благо.

— Но если бы Тео знал истинные причины, он никогда не дал бы согласие. Ты трус и лжец, — сказала Зоя с насмешкой. Но она тут же пожалела о сказанном: Фрэнк был кем угодно, только не трусом. — Извини, — прошептала она, потупив взор. — Ты не…

— Наверное, на этот раз ты действительно права, Зоя, — тихо произнес Фрэнк. — Я действительно трус, иначе я не привез бы тебя сюда.

Зоя резко вскинула голову и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, забудь об этом. — Он нервно взъерошил волосы и безвольно опустил руки, коснувшись Зоиной талии. Его ладони тут же сжались в кулаки. Этот жест глубоко взволновал Зою. — И прекрати эти игры в голодовку. Мы пробудем здесь до тех пор, пока я не найду другое безопасное место. Я хочу уйти отсюда с тобой вместе живым и здоровым и не хочу, чтобы меня увезли отсюда на носилках.

Зою охватил внезапный приступ страха. Значит, и в самом деле все так опасно? А она причиняет ему столько беспокойства! Зачем он рискует ради нее жизнью? Да любит ли она его? Если да, то ей следовало бы подумать, как облегчить ему жизнь. Но зачем весь этот риск? Зачем поступать столь необдуманно?

— Если и меня увезут на носилках, — не удержалась она от резкого замечания, — то Тео не спустит тебе этого.

Он рассмеялся.

— Тео мне не указ, Зоя. И я не люблю страдающих женщин.

— В таком случае нам пора расстаться.

— Послушай, крошка, — выдохнул Фрэнк, — мне бы хотелось, чтобы ты тратила время не на препирания со мной, а на выяснение причин, побудивших меня привезти тебя сюда.

— Мне не надо это выяснять, я и так знаю. Вот только не могу понять, чем ты так обеспокоен.

— Ничего нового ты не услышишь. Пронизавшая ее боль вызвала защитную реакцию.

— Ты уже пресытился мною? — Она вся съежилась. — Не могу сказать, что это для меня удивительно. Ты проторил себе сексуальный путь через каждое посольство мира. Женщины для тебя, наверное, все равно что обычный континентальный завтрак.

Он оперся о крышку стола и чуть наклонился к Зое.

— Иногда континентальные завтраки не так уж и плохи, меня вполне удовлетворяют. А ты собираешься завтракать? Или тебя насильно кормить?

— Сыта твоей ложью. Благодарю. Я уж сама найду, что поесть.

— Вот и умница, — сказал он с ухмылкой и неспешно вышел на террасу.

Зоя сидела не шевелясь, не делая попытки дотронуться до еды.

Она смотрела через открытую дверь, как он брел к пляжу: руки — глубоко в карманах шорт. В его походке было что-то такое, от чего у нее защемило сердце. Его невозмутимость — только маска. Может быть, ради ее благополучия?.. Конечно же, чтобы ее не волновать; но зачем ему делать это ради собственного успокоения?

О Господи, она любит его. И только потому, что он — Фрэнк Блейкмор. Зоя медленно поднялась и направилась к двери, напрягая зрение, чтобы разглядеть его сквозь деревья.

Она до сих пор не знала, почему ее сюда привезли. Но ведь он выбрал именно ее, значит, он любил ее? И разве они не испытывали взаимной симпатии, когда любили друг друга? Внезапно ей захотелось подойти к нему, задержать его, объяснить, что она беспокоится о нем. Так что же ее останавливает? Гордыня, уязвленность, страх… да, наверное, все вместе. Она уже собиралась отойти от двери, когда нечто необычное привлекло ее внимание.

Зоя вышла на террасу. Кусочек моря просматривался сквозь деревья. К берегу подошла лодка!

Стоя в нерешительности, она внимательно наблюдала за происходящим; холодок пробежал по ее спине, она вздрогнула, затем пустилась бежать. Сердце сжалось от страха, который гнал ее вперед. Она споткнулась, поднялась, подобрала юбку и стала пробираться по каменистой тропке.

— Фрэнк! — крикнула она, остановившись на песке. Он стоял у кромки воды, заигрывая с волнами. Он не видел лодки! Он не слышал ее предостерегающего крика! — Фрэнк! — снова крикнула она и бросилась к нему по песку.

Фрэнк, испуганный криком, повернулся и смотрел на приближающуюся Зою. Она налетела на него и стала колотить руками его в грудь — они упали. Их окатило теплой морской волной, которая загасила испуганный крик, слетевший с ее губ.

Глава 7

Темнота отступила, и Зоя увидела склонившегося над ней Фрэнка. На его прекрасном лице отразилось глубокое волнение.

— Ты в порядке? — тихо спросил он. Зоя кивнула и попыталась встать. Они промокли до нитки. Вода ручьями стекала с одежды и пенилась у ног.

Зоя помнила… лодка… от страха кровь стыла в жилах.

— Фрэнк, лодка! Я видела ее! — кричала она, стараясь заглянуть ему в лицо.

Фрэнк встал, протянул к ней руки и нежно прижал к себе.

— Лодка уплыла, — сказал он спокойно. Зоя немного пришла в себя, но все еще с опаской заглядывала через его плечо туда, где видела лодку.

— Все в порядке, — успокаивал ее Фрэнк, — это одна из моих лодок.

От удивления Зоя открыла рот, а потом резко выпалила:

— Твоя? Что ты имеешь в виду? Ты ничего не говорил об этом.

Фрэнк нежно взял ее руки. Зоя попыталась освободиться, но он не позволил.

— Не надо понимать это буквально. Я имел в виду, что на лодке мои люди.

— Твои люди? Но что ты имеешь в виду, говоря «мои люди»?

— Прекрати задавать банальные вопросы, Зоя. У меня есть служба, и мои люди следят за ситуацией.

Он улыбнулся, но она не увидела в этой улыбке ничего ободряющего. Просто это означает, что он, должно быть, даже в большей опасности, чем она думала. Ее глаза потемнели от испуга, плечи будто онемели, однако его прикосновения успокаивали, и Зоя почувствовала, как скованность проходит.

— Мог бы мне сказать, — вкрадчиво проговорила она, — я… я так разволновалась.

— Мне лестно это слышать.

Она резко вскинула голову и вся вспыхнула.

— Вот, значит, как?! Я вся трепещу от волнения, а тебе лестно… — (Он опять начал смеяться.) — Ничего смешного! — взвизгнула она, попытавшись вывернуться из его цепких объятий.

— Как раз таки даже очень смешно, — стоял на своем Фрэнк. — Не изображай из себя несчастную перепуганную женщину! Ты очень смелая, вполне способная защитить от мужчины свою любовь…

— Не смейся! — истерически прокричала она и, высвободившись, шагнула прочь. Она совершила еще одну ошибку, когда стремглав рванулась к нему, показывая, что он ей небезразличен. О, она ненавидела его за то, что так легко раскрыла себя, но еще не поздно все поправить. — Я… я думала о себе… если что-нибудь случится с тобой… то как же мне быть?

— Ты опасаешься, что останешься здесь одна? — Он продолжал ухмыляться.

— Да. — Она вздохнула, переводя дыхание. — И… и я не знаю, как пользоваться рацией. Я просто не представляю, что буду делать.

— Возможно, мне следовало научить тебя, и возможно, мне следовало показать тебе, где находится аптечка, — на тот случай, если тебе придется извлекать пули из моей спины, а?

Зоя подавила вырвавшийся крик, а потом почувствовала легкое головокружение, как тогда на пляже, когда море и небо слились в одно белое пятно. Она обвила руками его шею и разрыдалась, уткнувшись ему в плечо.

— Ты все еще будешь утверждать, что равнодушна ко мне? — спросил Фрэнк, крепко прижав ее к себе.

— Ты негодник, — всхлипнула она, пытаясь незаметно смахнуть слезы. Ее грудь вздрагивала.

Фрэнк провел рукой по ее мокрым волосам.

— Пусть так, — согласился он. И в его тоне не было ни юмора, ни насмешки. Он не дразнил ее и не высмеивал. — Но если ты сама не признаешься в своих чувствах, я вынужден буду прибегать к обману, чтобы все выяснить.

— А… а почему… почему тебе необходимо это знать?

Теперь она выпытывала его, подстрекала сделать признание, которого так долго ждала.

Он заглянул в ее заплаканное лицо.

— Да все это потому, что ты беспокоишься только о себе и своем теле.

Ее глаза болезненно расширились — в них отразилось разочарование. Зоя ожидала большего, гораздо большего. Ее сердце забилось быстрее, и она решила вновь не попадаться в ловушку.

— Я не хочу, чтобы и тебе причинили вред, вот и все, — заявила она. — Я ко всем отношусь одинаково.

— О, дорогая, — произнес он серьезно, хотя и достаточно театрально, — я думаю, что это относится только к Фрэнку Блейкмору.

— Не льсти себе. — Она отвернулась и пошла обратно к вилле, ступая по своим же следам. Стремление наладить отношения с Фрэнком постоянно заканчивалось осознанием глубокой безнадежности. Она предоставляла ему столько удобных случаев, когда можно было все расставить на свои места, но Фрэнк всякий раз уклонялся, искусно уходил в сторону.

Зоя шла не оборачиваясь, не желая показать обиду.

— Так чего же мы ждем? — спросила она позднее за обедом.

Фрэнк сидел напротив, с безразличным видом намазывая масло на кусок хлеба. Он готовил вместе с ней, выполняя ее указания — моя посуду, например. Помощь с его стороны была существенной, но натянутость в их отношениях все еще оставалась.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Фрэнк.

— Одно лишь: наверное, тот убийца, что хочет напасть на тебя, просто сумасшедший.

— Кто сказал, что это убийца? Зоя удивленно вскинула брови.

— Ну пусть не убийца, а похититель. Мне хочется знать: каков будет твой выкуп, если найдется кто-нибудь, кто захочет спасти тебе жизнь?

Он улыбнулся.

— А ты бы выкупила?

— Заплатить, чтобы спасти тебя от опасности? А сколько ты стоишь?

— Для того, кто мною дорожит, это королевский выкуп.

— У меня нет королевского выкупа. Несмотря на то что я живу с Тео, у меня ничего нет.

— Так уж и ничего?

— Представь себе.

— Тогда тебе придется заплатить своим телом, — сказал Фрэнк.

— Оно ничего не стоит.

Его глаза внимательно следили за ней, стараясь перехватить взгляд.

— Для меня оно бесценно, — ласково возразил Фрэнк.

Слова пролились бальзамом на душу, и Зоя нервно провела языком по губам. Она хотела бы, чтобы ее сердце, а не тело, было бесценным для него.

— Итак… ты находишься в опасности… — она первая ушла в сторону от опасной темы.

— Возможно, ты права.

Зоя отодвинула тарелку и оперлась рукой о стол. Фрэнк Блейкмор остается непревзойденным специалистом по уклонению от прямых вопросов. Но может быть, таким образом он охраняет ее? Чем меньше она знает, тем лучше с точки зрения безопасности. Но она хотела, чтобы Фрэнк доверял ей.

— Почему ты настроен так легкомысленно? Почему не хочешь оседлости, не хочешь заиметь постоянный дом? — спросила Зоя.

— Именно поэтому я и бросаю все сейчас. Я не хочу больше жить этой островной жизнью. — Фрэнк встал и убрал тарелки со стола.

Зоя пристально наблюдала за ним.

— Итак, ты все это бросаешь. Я думала, что эта бумажная работа всего лишь хитрость, уловка, чтобы удержать меня здесь, прикрытие настоящей причины, объясняющей твое бегство и уединение здесь.

— Это не было хитростью. Повседневная работа — и не больше, чем нужно. Я решил изменить все, чтобы увидеть и светлые стороны жизни. Это добровольное заточение: бумажная рутина делает меня стариком. — Он налил себе кофе, поставил чашку на стол и присел.

— Сколько же тебе лет, дедуля?

— Тридцать три, но идет семьдесят восьмой. Зоя засмеялась.

— Бедненький, мне жаль тебя.

— Достаточно жаль для того, чтобы оказать старику поддержку и проявить к нему сердечность сегодня ночью? — Его голос звучал весьма многозначительно, но с долей юмора.

Ее глаза блеснули.

— Уверена, что смогу приготовить вкусное какао, и обещаю теплое одеяло.

— Я больше думаю о запахе твоей кожи и об обещании твоих ног, обвивающих меня. — Он нежно коснулся ее руки.

Его прикосновение было равносильно ожогу на коже. Всего лишь одно легкое прикосновение — и в ней вспыхнуло жгучее желание, смешанное с любовным томлением. Ее влекло к нему, и, видимо, его влекло к ней с такой же силой.

Зоя провела пальцами по его губам, легонько, но этот жест сказал все: дверь всегда открыта.

Ночь была невыносимо жаркой, и их любовная игра не походила на предыдущие. Тут был и огонь, и нетерпение, однако присутствовала и какая-то обреченность. Зоя чувствовала это, хотя сила страсти, захлестнувшей ее, и отодвинула все чувства на задний план. Разум ее был помутнен.

Когда он вошел в нее, распалив до невероятной степени любовного жара, она хотела закричать, что любит, любила и будет любить его, она хотела, чтобы Фрэнк знал, что она навсегда останется с ним, но ни слова не слетело с ее губ: горло как будто перехватило. Движения Фрэнка становились все более мощными, уносящими Зою в тайный мир наслаждения, который он творил для нее. Когда они не могли более сдерживаться, судорожно сжимая друг друга в той волшебной эйфории, когда, казалось, между ними пульсировал жидкий огонь, она прошептала только одно слово — его имя; оно печально прозвучало в ночной жаре…

Потом они лежали, горячие и влажные, на руках друг друга, и обычное после любовных утех умиротворение все не приходило. Зоя знала, что Фрэнк еще не спит, его дыхание не было глубоким и расслабленным, оно оставалось прерывистым и тревожным, как будто… как будто он был недоволен и не удовлетворен ею.

Зоя повернулась к нему, но слова еще не приходили; она поцеловала его в шею, провела руками по его телу, ожидая, что он станет заниматься с нею любовью снова и она сможет наконец сказать те слова, которые пока не сказала. Ее пальцы скользили вниз, лаская Фрэнка. Он еще бодрствовал, и это раздражало ее — она не удовлетворила его…

Фрэнк нежно погладил ее руку и повернул голову, ища Зоин рот для поцелуя. Ему тоже было трудно выразить словами то, что он чувствовал?..

Ночью Зоя проснулась. Ее рука скользнула по простыне. Фрэнка не было… Она напрягла слух и услышала его шепот — только шепот, и ничего больше. Она повернулась на спину, прикрыла глаза и прислушалась снова. С кем он говорит каждую ночь? Со своими людьми, докладывающими ему о местонахождении преследователей? Зоя зарылась лицом в подушку. Нет, ничего не изменилось в их отношениях!.. Фрэнк Блейкмор все так же не доверял ей, сердце его было закрыто для нее. Она знала о нем ровно столько же, сколько той ночью в Швейцарии.

Зоя инстинктивно почувствовала, что провела в одиночестве большую часть ночи. Она поднялась, натянула футболку, залезла в шорты, которые сбросила вечером, и пошла в ванную. Приняла душ, вымыла голову. Вдруг она поймала себя на том, что не может думать ни о чем другом — только о Фрэнке.

Фрэнк! Страх обуял ее опять, и, даже не одевшись, Зоя бросилась в кухню, чтобы поскорее удостовериться, что с ним все в порядке.

Он сидел за столом, обхватив голову руками. Зоя была рада видеть его, но ей было страшно. Фрэнк выглядел ужасно. Небритый, волосы взлохмачены, лицо бледное.

— Фрэнк? — прошептала Зоя, и ее гладкий лоб пересекла тревожная морщинка. Ступая босыми ногами по холодному кафельному полу, она медленно подошла к нему.

Он вскинул голову, будто испугавшись. Потом взъерошил волосы, встал и попытался улыбнуться.

— Мы уезжаем. Лодка придет за нами через час. — Тон его голоса был ледяным, хотя Фрэнк и улыбался.

— Ничего не понимаю! — Ее темные глаза широко раскрылись. — Что случилось?

Фрэнк ответил не сразу. Он отвернулся, словно бы избегая ее взгляда. Зоя чувствовала это. В какой-то мере он отдалился от нее, но почему? Она не находила объяснения. Фрэнк устал от нее? Ему стало скучно с ней? Он готов уйти к другой женщине? О Господи, нет, она не хотела думать об этом! Зоя пыталась убедить себя, что причина в ином: он был здесь в большой опасности, но опасность миновала, и это событие изменило его. Не она была причиной, и к сексу это не имеет никакого отношения.

— Разговор по рации прошлой ночью… ты услышал что-то новое? Опасность миновала? Твои люди сообщили тебе это?

Фрэнк пристально посмотрел на нее. Его серые глаза выражали скуку, взгляд был отсутствующим. Зоя ожидала другого.

— Да, я услышал кое-что новое, — равнодушно сказал он. — Опасности больше нет. Мы свободны и можем ехать.

Но где же облегчение? Все складывается как нельзя лучше. Фрэнк Блейкмор — мужчина, которого она любит, — свободен. Но откуда эти отчаяние и тоска? И почему Фрэнк не ведет себя так, как должен был бы?..

Зоя хотела рвануться к нему, обнять, но удержалась.

— Фрэнк, — прошептала она, — если… если опасность миновала и… и ты наконец свободен, то почему… почему мы говорим об этом так печально?

Да, это была печаль, она нашла точное определение. Не безразличие, как ей казалось раньше, а глубокая печаль. Она слышала гулкие удары своего сердца и пыталась понять: была ли это печаль предстоящего расставания, или ее вызвали другие обстоятельства?

Зоя нежно обняла Фрэнка за шею, уткнулась ему в плечо и крепко прижала его к своему сердцу. Он прильнул к ней, и она услышала биение сердца возлюбленного. Их сердца стучали в унисон.

— Ты можешь рассказать обо всем теперь, когда все кончено? — прошептала Зоя.

Пауза затянулась надолго; Фрэнк ласково теребил ее локоны. Его тело было напряжено, и она знала причину. Беспокойство не могло исчезнуть так просто. Несколько недель он пребывал в напряжении, и теперь потребуется время, чтобы вернулась его былая уверенность. Она должна помочь ему в этом.

Подняв голову, Зоя подставила губы. Он воспользовался ее податливостью поначалу нерешительно, но, когда по его телу пробежала волна дрожи, его поцелуй приобрел такой страстный характер, что она даже отшатнулась. Фрэнк весь съежился, и Зоя почувствовала с его стороны определенное отчуждение. Ей показалось, будто на ее тело просыпали обжигающе колючие кусочки колотого льда. Его руки дотронулись до ее обнаженных плеч, но ощущения чувственности не было.

— Нам лучше собрать вещи. Времени осталось мало, — сказал он примирительно.

— Я пришла ни с чем и уйду ни с чем, — хриплым голосом ответила Зоя;

— Все к лучшему, — невпопад заметил Фрэнк и отвернулся, словно вспомнив об остывающем кофе.

Зоя не могла поверить своим ушам: да это же моральная пощечина! Ее тело болезненно содрогнулось, и она медленно побрела в спальню. Ей нечего было собирать. То, в чем она прибыла сюда, — белые джинсы и малиновая шелковая рубашка — она и наденет сейчас. Зоя одевалась медленно, тупо глядя перед собой и удивляясь тому, что творится с ее жизнью. Она будто онемела. Все было кончено, все кончено. Фрэнку она больше не нужна.

Зоя убрала свою комнату и уставилась на коллекцию маленьких розовых ракушек на столике около кровати. Они собирали их вместе с Фрэнком. Зоя сгребла их, поднесла на секунду к губам, а потом швырнула в открытое окно, выходившее в апельсиновую рощу.

Стоя на берегу в ожидании лодки, Зоя зло попирала босой ногой песок, заставляя себя возненавидеть человека, который взял так много, а отдал самую малость. Вдалеке показалась лодка — не яхта, простая рыбацкая лодка. Это ли не свидетельство того, что она совсем потеряла цену? На ее плечо легла рука, но Зоя увернулась от этого участливого жеста.

— С тобой все в порядке? — Банальный, наскучивший до ужаса вопрос настроил ее сердце еще больше против него. Неужели так трудно сказать что-нибудь теплое, утешающее — например, что он будет скучать без нее?.. Возможно, он еще скажет, но более вероятно, что нет.

— А почему со мной должно быть что-то не в порядке? Или ты, спрашивая, имеешь в виду поговорку «Весело веселье, тяжело похмелье»?

— Не говори так, Зоя.

— А что ты ожидал услышать от меня?

— Да, пожалуй, ничего такого особенного.

— Ничего из того, что я отдала тебе здесь, Фрэнк Блейкмор? Ты даже не подумал… нет, ты просто не доверял мне, держа все время на расстоянии, заставлял теряться в догадках относительно всего, что тут происходило…

Напрасно ждать с его стороны слов утешения! У него нет к ней никаких чувств. Но уж теперь-то, когда спало напряжение, он мог бы рассказать ей, от кого убегал и почему.

— Если бы что-либо могло измениться от моих слов, я бы рассказал тебе обо всем, — произнес Фрэнк, словно прочитав ее мысли.

Звук мотора рыбацкой лодки становился все громче.

— Просто я хочу все знать. Я не ищу какой-то выгоды. Я делила… — Ее голос сорвался.

Она делила с ним жизнь на этом острове, расположенном к северу от Рая и к югу от Утопии, но она не смогла завоевать его доверие. Конечно, она делила с ним постель, не больше. Зоя заставила себя остановиться. Жизнь продолжается. Она пожала плечами. — Я больше не хочу быть игрушкой. Можешь вернуть одолженный товар Тео — конечно, он не в таком отменном виде, каким ты его взял, — недовольно продолжила она, щурясь от яркого солнца и бликов на волнах.

— Ты все время говоришь о своем теле как о сдаваемом напрокат.

— Так было, но закончилось, и не надо никаких оправданий, никаких извинений. Я не верю в то, что нужна была тебе для секретарской работы.

Он вздохнул и тихо ответил:

— Ты все неверно поняла, Зоя. Ты была нужна мне именно для работы…

— А также для развлечений и в качестве прикрытия от твоих преследователей. — Она с вызовом посмотрела ему в глаза. — Но захватчики ушли, и все закончилось. — Как же тяжело сносить разочарование…

— Нет-нет, не все, — поспешно заверил Фрэнк. — Я поеду с тобой. Еще не все закончено.

— Неужели? — саркастически воскликнула Зоя. — Я уж думала, что ты отправляешь меня обратно к хозяину. И, конечно, ждешь денежного вознаграждения за мою не совсем секретарскую работу.

— Замолчи, Зоя! — процедил Фрэнк сквозь зубы. — Ты говоришь, как шлюха.

— Все-то ты знаешь!..

Он промолчал и стал смотреть на приближающуюся лодку. Зоя сжала кулаки, негодуя.

Лодка не могла подойти к самому берегу, и Фрэнк вошел в воду, чтобы переговорить с двумя мужчинами, приплывшими в ней. После переговоров один из них выпрыгнул из лодки и направился к домику, чтобы забрать упакованные вещи. Фрэнк вернулся на берег с намерением отнести Зою в лодку на руках, чтобы она не промокла.

— Оставь меня, — огрызнулась она. — Я сама справлюсь.

Фрэнк грубо схватил ее за плечи и повернул к себе. Их взгляды встретились, и Зоя увидела боль в его глазах.

Голос Фрэнка стал сиплым, он грубо прошептал:

— Послушай, Зоя, нам будет нелегко, когда мы вернемся. И я прошу тебя: не строй из себя обиженную.

— Я не строю! — закричала она в ответ, и еще хотела добавить, что на таких, как он, не обижаются, но промолчала.

— Строишь, и я тебя понимаю, но ничего не могу изменить. Я уже слышал от тебя много обвинений в свой адрес и многое хотел рассказать тебе, но сейчас не место и не время. — Она хотела что-то возразить, но не произнесла ни слова. Фрэнк убрал непослушный локон с ее лба. — Я здесь из-за тебя, Зоя. Помни это. Я сожалею о том, что случилось, и хочу все исправить. Но не сейчас. Я снова прошу тебя: доверься мне.

Зоя пристально смотрела на него. Шум моря и треск заведенного мотора были единственными звуками, нарушавшими тишину. Когда же кончится эта пытка? Да, он сожалеет, но ей-то что с того? У нее ведь тоже есть гордость.

— Почему я должна доверять тебе, если ты совсем не доверяешь мне, — с горечью проговорила она. — Я не могу понять, почему нужно доверять тебе и дальше. Я тоже расстроена, Фрэнк, но не хочу что-либо исправлять. — Я лгу, ну и что? — подумала она в отчаянии. Пусть не обманывается насчет того, что я люблю его.

Куда это ее понесло? Ведь он уже все знает. И пора успокоиться, а то вся эта показная холодность может превратить любовь в ненависть.

Зоя поддернула джинсы и направилась к лодке. Один из мужчин с улыбкой встретил ее и помог ей сесть. Зоя могла представить себе, о чем сейчас думает Фрэнк.

— Надеюсь, нам не придется прыгать с парашютом? — спросила она язвительно, когда они приближались к частной посадочной полосе Тео на его острове. Они летели из Афин уже в открытую и не думали о предосторожностях.

Фрэнк ничего не ответил. За весь изнуряюще долгий путь домой она исчерпала свой запас острот. Хорошо еще, что он не отвечал на них дерзостью.

В преддверии расставания Зоя невольно стала сожалеть о том, что вела себя так по-детски, необдуманно.

— Фрэнк… — промолвила она, когда самолет приземлился.

— Не надо никаких слов, Зоя. Уже достаточно сказано. — Он говорил с трудом. Бледный, изможденный, уставший — вот те эпитеты, которые можно было применить к нему в эту минуту.

— Я хочу извиниться.

Он повернулся и удивленно посмотрел на нее.

— И что дальше?

— Ничего, — проронила она. — Я просто рада быть дома и рада, что ты в безопасности.

— Это приятно слышать, — сказал он тихо и улыбнулся — в первый раз за долгое время. — Скорее, ты должна чувствовать облегчение оттого, что я не опоил тебя и не выбросил из самолета.

Проигнорировав его сарказм, она сказала:

— У меня было время подумать. Я не могу простить тебя за многое, но тебе было трудно, и… и… я вела себя по-детски, даже грубо. Прошу меня извинить.

— Как вышло, так вышло.

— Я дрянная девчонка, испорченная и эгоистичная.

— Нет, Зоя. Это я провел тебя через ад и достоин презрения. Я не заслуживаю извинений, так как не владел ситуацией. — Он вздохнул и посмотрел на нее. — Я до сих пор не могу сказать тебе то, что ты хочешь услышать. Жизнь не проста; однажды я расскажу все, но тогда тебе придется хранить молчание.

— Это и есть любовь? — недоуменно прошептала она, когда Фрэнк отстегнул ремень безопасности и встал.

Он ничего на это не ответил, но наклонился и запечатлел поцелуй на ее челе. Ей хотелось вскрикнуть от отчаяния и беспомощности. Дрожащими пальцами она отстегнула свой ремень тоже. Вот она и дома. Тео будет расспрашивать ее о поездке. Она будет врать и продаст душу дьяволу, чтобы скрыть правду; да, она скроет то, что полюбила человека, который грубо использовал ее и унижал. А теперь, быть может, попросит вознаграждения.

— Здесь никого нет. — Она растерянно озиралась в холле виллы. — Тео, должно быть, в поездке. — Она обернулась к Фрэнку и, приободрившись, стала благодарить, отчаянно пытаясь подавить в себе чувство надвигающейся пустоты:

— Спасибо, что вернул меня домой. Не думаю, что нам доведется встретиться снова… — Внезапно она почувствовала, что не знает, как продолжить разговор. Мысль о том, что она видит Фрэнка в последний раз, ужасала. Что-то здесь не так. Нет Тео, нет прислуги — никаких признаков жизни.

— Я же говорил тебе, что еще не все закончилось, — произнес Фрэнк, стоя позади нее. Зоя испуганно обернулась.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Тео уехал. — Такое простое заявление содержало в себе волнующий подтекст.

Зоя прищурилась. Откуда ему это известно? Неужели узнал по рации там, на острове?.. Она была озадачена.

— Куда? — спросила Зоя, поджав губы;

— Я не знаю, — недоуменно пожал он плечами.

— Ты не знаешь? А я думала, что ты знаешь абсолютно все.

— Прекрати, Зоя! — приказал он. Его голос гулко прозвучал в мраморном зале. — Хватит подкалывать меня. Тео уехал, и я не знаю куда. Все, что я знаю, — это то, что он просил меня остаться с тобой…

— Нет! — закричала Зоя. Кровь стучала у нее в висках. Неужели из этого нет выхода? Ей не нужен надсмотрщик. Почему Тео не может дать ей чуточку свободы? — Ты мне не нужен, — продолжала она. — Я не ребенок. Я сама могу о себе позаботиться. Мне нужно время, чтобы привести себя в порядок.

Зоя откинула упавшую прядь волос. Она была измождена поездкой, и ей хотелось остаться одной и немного подумать о своей дальнейшей жизни. Ей придется жить одной, без Фрэнка Блейкмора, придется вернуться в свое будущее, которое он спутал, исковеркал.

— Тео отпустил прислугу в отпуск, и здесь некому приглядывать за тобой.

— Итак, он попросил тебя остаться со мною? — ухмыльнулась Зоя. — Так вот, ты мне не нужен и можешь убираться куда хочешь.

— Я хочу остаться здесь, — сказал он просто и без обиняков. Зоя пожала плечами.

— Конечно, куда тебе деваться, но я уверена, что есть женщина, которая будет рада принять тебя на ночь. — Она равнодушно повернулась к мраморной лестнице. — Закрой за собой дверь, когда будешь уходить.

Она уже вошла в спальню, когда он догнал ее. От ярости она готова была броситься на кровать. Почему нет Тео? Он не должен был поручать Фрэнку присмотреть за ней. К черту! Ей никто не нужен.

Фрэнк схватил ее за руку и повернул к себе. Их взгляды встретились. Неужели он просто выполняет просьбу Тео?

— Я остаюсь, Зоя. Я не хочу, чтобы ты была одна.

— Я была одна всю жизнь, — возразила она. — Какая сейчас разница…

— Сейчас все иначе. — Он крепко сжал ее руку. — Здесь нет прислуги.

— Мне никто не нужен.

— Ты не можешь жить в таком огромном доме одна.

— Почему вдруг такая забота? — прервала она Фрэнка в ярости. — На этом мои функции заканчиваются. Я не нужна тебе, и ты не нужен мне. — Внезапно она вспомнила о своей матери. Если бы она поехала к матери, Фрэнк, пожалуй, не стал бы ее сопровождать. Хотя, по всему видно, он принял твердое решение не оставлять ее. — Я поеду к маме… — Зоя не успела закончить фразу.

Фрэнк резко отвернулся от нее и в ярости со всей силы ударил кулаком о дверь. Таким она его не видела никогда.

Зоя ждала, что же будет дальше. Фрэнк все еще стоял к ней спиной, он опустил голову и стал медленно поворачиваться. Все это ее насторожило. Ожили все старые опасения и страхи. Здесь что-то не так.

— Твоя мать тоже уехала, Зоя, — сказал он тихо. — Они уехали вместе. Но, ради Бога, не спрашивай куда. Сейчас я не могу ответить. Но я обязательно узнаю.

Он разжал кулак и убрал с лица прядь волос. Зоя следила за каждым его движением. В душе ее снова притаился страх.

— О Господи, что произошло? Фрэнк снова напугал ее. Их глаза встретились.

— Я позвоню кое-кому, узнаю, — успокаивающе сказал он. — Почему бы тебе не принять душ и не отдохнуть?..

Он сказал это так настойчиво и твердо, что желание спорить пропало. Она кивнула в знак согласия. Зоя была слишком испуганной, чтобы спорить, и слишком уставшей, чтобы задавать новые вопросы. Он тихо закрыл за собой дверь, а она все еще стояла посреди комнаты. Потом медленно пошла в ванную.

Глава 8

С балкона Зоя наблюдала, как Фрэнк меряет шагами небольшую гравийную площадку возле бассейна. Он выглядел очень одиноким, покинутым, углубленным в свои мысли, которые, конечно, были не о ней, ведь он даже не взглянул в ее сторону.

Вилла казалась заброшенной: нет ни Тео, ни прислуги, даже обстановка кажется какой-то другой. Она медленно спускалась по беломраморным ступеням лестницы, и шаги гулко отдавались под сводами. Подойдя к дверям кабинета Тео, Зоя отчетливо услышала разговор по телефону:

— Мне наплевать на его указания — найдите его, и все тут. Думаю, придется ей все рассказать!..

Помимо ярости, в этих словах слышалось еще что-то: напор, решительность, какая-то жестокость. Всего этого она не хотела принимать и понимать, отгородившись экраном самозащиты, который помогал не чувствовать подавленность. Хотелось побыть одной, уединиться в спальне и ждать… ждать.

Сумерки сгущались. На западе небо горело огнем, и ей вспомнилось, как они вместе смотрели на закат там, на острове. Однажды они занимались любовью на пляже, последние лучи заходящего солнца ласкали их нагие тела. Утомленные, они лежали до тех пор, пока не выглянула луна, чтобы посеребрить отдыхающую плоть. Они поднялись и окунулись в бодрящую ласковую прохладную воду. Темнота сблизила их снова; прикосновения друг к другу стали под покровом ночи будто нежнее, невесомее, трогательнее.

Воспоминания об этом незабываемом мгновении переполнили ее блаженством, вселили новую надежду. Ей хотелось увидеть Фрэнка, чтобы понять, что, собственно, происходит.

Теперь, вернувшись к лестнице и поднявшись на несколько ступенек, она услышала телефонный звонок; звук, казалось, дребезжал повсюду. Потом резко оборвался — видимо, Фрэнк снял трубку переносного телефона (теперь он опять был на площадке перед бассейном). Зоя поспешила на ту самую террасу, где Тео совсем еще недавно представлял ее человеку, которого она любила три долгих года. Ах, как давно это было!

Зоя притаилась в тени колонны и стала прислушиваться.

— Послушай, Тео, я свою работу выполнил, и ты не вправе ожидать большего… Да, я понимаю, но ты и Гераклия должны быть здесь… Нет, черт тебя побери! У меня что, стальные нервы? Я не могу ей об этом рассказать…

Наступила пауза, во время которой Зоя судорожно пыталась разобраться в сумбуре мыслей. Выходит, что Тео и ее мать уехали, чтобы жениться, что ли? А Фрэнку теперь предстояло об этом рассказать? Ну неужели она сумасшедшая? Жениться — вполне приятное событие, а Фрэнка это совсем не радует. И при чем тут работа? Какая работа?

— Не будь таким мерзким негодяем, Тео… Я знаю, что ты нужен Гераклии, но как же Зоя?.. Да, ты прав, она уже не ребенок… Но этой самодовольной суке на нее было наплевать. Она сейчас одинока, как и раньше… Чтоб тебя черт побрал, Кориакис! — Телефонный разговор оборвался, воцарилось молчание.

Да, Зоя уже вышла из детского возраста, но сейчас она беззвучно рыдала, прислонясь к холодному мрамору колонны. С трудом ей удалось пресечь поток слез, которые она растирала тыльной стороной ладоней. Все тело сотрясалось мелкой дрожью, и она не знала отчего — вообще ничего не знала! В ночь уносились невольно вырывавшиеся всхлипы. Зоя прикусила губу, моля Всевышнего, чтобы Фрэнк ничего не услышал.

— Зоя? — (Звук ее имени будто повис в темноте, она вся сомлела.) — Зоя, это ты?

Во внутреннем дворике что-то скрипнуло, и теперь она испугалась больше прежнего. Будто опомнившись, Зоя бросилась в дом, не понимая, зачем все это свалилось на нее, но надо крепиться… крепиться… Еще неизвестно, что собирался сказать Фрэнк. Должно быть, что-то неприятное…

Добравшись до спальни, она свернулась калачиком на кровати и, обняв подушку, уткнулась в нее лицом. Вот Фрэнк наконец-то вошел. Надо было закрыть дверь на замок (но замка не было), нужно было забаррикадироваться шкафом (но недоставало сил, чтобы двигать такую тяжесть)…

— Я принес кое-что поесть и выпить. — Это было произнесено как-то мягко, с сожалением. Он поставил поднос на прикроватную тумбочку.

Зоя украдкой взглянула на него, затем на поднос.

— Бренди? — изумилась она, с опаской глядя на бутылку и два стакана.

— И несколько сандвичей. Ведь ты сегодня ничего не ела. — Он поставил тарелку с едой на покрывало, но она отодвинула сандвичи. Зато охотно приняла наполненный до половины стакан.

Фрэнк присел на край кровати. Он выглядел очень усталым и держал свой стакан в обеих ладонях.

— Что ты услышала? — Он рассматривал персидский коврик под ногами.

— Что бы ни услышала, ты все равно мне не расскажешь, что все это значит. Ты ведь с Тео заодно?

В ответ он утвердительно кивнул, а она другого и не ждала. Его скованность каким-то образом воодушевила Зою. Она выпрямилась, прислонившись рукой к спинке кровати. От бренди по телу разлилось тепло, но боль никуда не исчезла.

— Они что, поженились? — спросила она полушепотом.

— Все гораздо сложнее, — со смешком ответил он.

Она заметила, с какой силой он сжимал стакан; наверное, для него все это тоже малоприятно. Он ведь остался здесь лишь по настоянию Тео.

Фрэнк заговорил медленно и без видимого волнения:

— Зоя, Тео любит тебя, и твоя мать тоже любит тебя…

— Это ты про кого? Про ту «самодовольную суку»? — язвительно перебила она.

— Жаль, что ты это услышала. — Он взял ее за подбородок и повернул к себе. — Жаль, что ты вообще была свидетелем этого разговора.

— Мне действительно жаль. Не могу постигнуть, к чему все это, но из твоих уст я не хочу слышать объяснений. — Это заявление хоть и прозвучало пафосно, но было сущей правдой. Телефонный звонок оставлял загадки, но смущение Фрэнка было достаточно красноречивым. Он не хотел здесь оставаться, ему было неловко, что он обозвал ее мать и отвечал так резко. Но больше всего ему не хотелось быть сейчас здесь, с ней. Может быть, он чувствовал к ней сострадание, но не более того.

— Я всячески отказывался, но Тео все же настоял…

— Да, Тео, как правило, одерживает верх, — ухватилась за фразу Зоя.

Его глаза сузились и потемнели, ответа не последовало. Зоя соскользнула на край кровати, поставила стакан обратно на поднос, однако Фрэнк остановил ее руку.

От его прикосновения по телу пробежали мурашки. Как ни тяжело признать, но она любит этого мужчину. Любит, а ему эта любовь — как козе телевизор.

— Не убегай от меня, Зоя, не заставляй меня гоняться за тобой.

— Я и не собираюсь никуда бежать, — бравурно ответила она. — Я собираюсь выпроводить тебя.

— Я не уйду. Когда меня просят выполнить какую-то работу, я не могу отказать. Она удивленно вскинула брови.

— Ну да, ты не мог отказаться от той работы, что предложил тебе Тео.

— Это была работа охранника. Зоя презрительно прищурилась, изображая полное недоверие.

— И что же ты приставлен охранять? Он до сих пор не выпустил ее руки, а шевеление большого пальца ввергало ее в смущение, воспламеняло плоть.

— Садись-ка, я все расскажу. — Фрэнк тяжело вздохнул. — И рассказ этот не придется тебе по душе, дорогая.

— Тогда я не желаю слушать — тем более что все будет трактоваться в свете ложного сострадания. Ты прав, я не ребенок, но ты ошибся, посчитав, что я одинока. И никогда не была одинокой. Не знаю, с чего ты это вообразил. — Она выдернула руку и стала растирать запястье, будто он ее ужалил.

— В одиночестве нет ничего зазорного, Зоя.

Порой все мы в жизни чувствуем себя одинокими.

Зоя не удержалась от язвительного смешка.

— Теперь ты примешься рассказывать, что тоже страдал от одиночества. Но я ведь не поверю. Уж скольких женщин ты перевидал — и не счесть, наверное. Все скрашивали твое одиночество.

— Женщины не скрашивают одиночество, его скрашивает работа, — холодно заметил Фрэнк. — Но твое одиночество совсем иного рода. Чем больше я об этом думаю, тем понятнее становятся мотивы, толкнувшие тебя в мои объятия в ту ночь в Швейцарии. — По тому, как напряглось его лицо, она могла заключить, что разговор этот ему неприятен. И вот еще одно подтверждение. Он с сочувствием заглянул в ее глаза. — Извини меня. Мне не хотелось опять о том же, — мягко добавил Фрэнк.

— Но в этом правда, — проговорила она почти шепотом. — Ты — первый мужчина, который захотел меня.

С минуту они смотрели друг другу в глаза, затем он потупил взор, будто мысленно одернув себя.

— Что бы там ни было, к настоящему это не имеет никакого отношения. Я просто хотел подчеркнуть в разговоре с Тео, что он тебе сейчас больше нужен, чем я.

Если ей и нужен был кто-нибудь в жизни, то только Фрэнк Блейкмор, а не суррогатный отец. Однако… однако какое им до нее дело?

— А зачем мне вообще» кто-то нужен?

— Затем, что так устроен свет. На моем месте должен сидеть Тео, — честно признался Фрэнк. — Я ему уже об этом сказал…

— А для чего? Что он может мне поведать?

— Ну, например, зачем я здесь, зачем увозил тебя на остров.

— Но мне не нужны объяснения. Достаточно того, что я знаю.

— Дорогая, ты ничего не знаешь. — Наступила пауза, будто он пытался подобрать какие-то слова, а когда нашел их, они прозвучали холодно и горестно. — Тео нанял меня, чтобы увезти тебя отсюда.

Циничное признание оглоушило, слова кололи, мысли путались. Зоя откинулась на спинку кровати, безвольно распростерши ноги.

— Нанял? — почти выдавала она из себя этот вопрос, руки сжались в кулаки. — Когда?

Сейчас?

Он мотнул головой.

— Не сейчас, сейчас последовала дополнительная просьба. Уже когда я закончил свою работу. Тео хотел, чтобы я привез тебя сюда и остался до их прибытия: Именно он нанял меня, чтобы я увез тебя на остров ради твоей безопасности.

— Безопасности? — вырвалось у нее.

— Да, дорогая, ради твоей безопасности.

— Но мне ничего не грозило! — Зоя сделала глоток бренди, по телу разлилась истома. — Это как раз тебе грозила опасность, — протестующе заметила она, — поскольку ты скрывался от какого-то преступника. Все покрыто тайной. Эта поездка на остров, прыжок с парашютом… оружие. Ты пошел на все из-за меня, чтобы обеспечить мою безопасность?

— Я не говорил тебе ничего подобного, Зоя. Я никогда прямо не говорил о том, что мне грозит опасность. С чего ты взяла все это?

Теперь она вспомнила, что так и было.

— Но ведь ты делал все, чтобы я в это поверила…

— Ради тебя самой. Многое ты сама надумала, а я не препятствовал твоим заблуждениям. Но никогда не лгал…

— Ты… ты скрывал правду. Он смотрел на нее умными, внимательными глазами, будто просил понять.

— Все, что я делал для тебя, я делал бескорыстно…

Она сразу не могла все это переварить. Внутри клокотало неверие, смущение, смятение, слова, кажется, .. прилипли к небу:

— Ты… ты говорил об опасности… Но я не чувствую угрозу.

— Тебе действительно грозила опасность, Зоя, но теперь все позади. — Он взял ее руку в свои, будто утешая, повторял:

— Все делалось ради твоей безопасности…

— Но разве была угроза? — Зоя выдернула руку. — Интересно, от кого она исходила, ведь у меня нет недоброжелателей? — Сейчас она мучительно пыталась сообразить, кому понадобилось угрожать ей. Может быть, враги Тео решили, что она его дочь, и попытались шантажировать?

— Дело в том, что твоя персона представляет живейший интерес для многих весьма опасных людей. — Фрэнк выглядел очень серьезным. Голос его звучал мягко и одновременно пугал своей непреклонностью.

Сердце Зои отчаянно забилось.

— Но кто эти люди?

— В данную минуту я вряд ли смогу сказать тебе больше, чем уже сказал. Все, что происходит сейчас, связано с Леонардом Марстоном.

— Тем отцом-призраком, который так и не пожелал увидеть свою дочь? Какая черствость! Теперь-то он и подавно не соберется это сделать.

— Его работа не позволит этого, Зоя. Такой человек не подвержен влиянию эмоций.

И ты такой же! — хотелось крикнуть ей, но она сдержалась, потому что начала кое-что понимать. Сердцем она тосковала о матери, но и себя ей тоже было жалко. Этот Леонард Марстон за всю свою жизнь не сделал попытки обратить свое внимание на ее мать или признать рождение дочери — и все из-за работы. Фрэнк Блейкмор похож на него. В его душе не было места для любви — просто череда женщин для удовлетворения похотливого желания. Ничего больше.

Она обуздала свои эмоции.

— Ты говоришь так, будто знал его. Действительно знал?

— Мы не были друзьями. Леонард Марстон не из тех, кто впускает кого-либо в свою жизнь. Мы встречались несколько раз, но он со всеми держится на расстоянии протянутой руки. Если тебе угодно, твой отец такой холодный, колючий человек…

— Тебе он не понравился?

— Я уважал его.

— Это тоже ответ. Значит, он тебе не понравился, — настаивала Зоя.

— Тео для тебя сделал гораздо больше, чем смог бы сделать Леонард Марстон.

— И что из этого следует? Мне лучше забыть о существовании моего настоящего отца? Ах, как же я должна благодарить Тео за все для меня сделанное! — Она снова выпила бренди, чувствуя ущемлеиность оттого, что ее родной отец лишил ее многого. А если к этому добавить еще и то, что Фрэнк Блейкмор отнял у нее… Зоя с трудом сглотнула. — Я… я не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне сейчас?

— Твой отец и его команда потратили годы, чтобы отследить в Южной Америке наркобаронов. В этом году тяжелая работа благополучно завершилась. Им удалось довести дело до суда, на котором твой отец выступил главным свидетелем. Это был громкий процесс.

Зоя вдруг почувствовала, что задыхается. Она поспешно вышла на балкон и опустилась в плетеное кресло. Фрэнк присоединился к ней, захватив с собой бренди. Он сел напротив, а бутылку поставил на разделяющий их столик со стеклянной крышкой.

— Я понимаю, Зоя, как тяжело тебе это слышать, и, вероятно, сейчас тебе понятно мое негодование на Тео и твою мать. Не мое дело рассказывать тебе об отце, но… понимаешь, в таких обстоятельствах я могу и их понять. Ведь они любят тебя…

— Ровно настолько, чтобы скрывать от меня правду. — Она исторгла прерывистый глубокий вздох, растворившийся в теплом, напоенном ароматами ночном воздухе — Ты, нрав. Им бы следовало вернуться сюда. — Зоя нахмурилась. — Но есть нечто большее во всем этом, не так ли? — Она вскинула голову, чтобы взглянуть ему в лицо.

Он утвердительно кивнул.

— Да, есть… но если ты к этому морально не готова…

— Я готова. Все это связано с поездкой на остров, да?

Фрэнк откинулся на спинку кресла и перекатывал в ладонях стакан с бренди.

— Мир торговцев наркотиками злобен, жесток и имеет разветвленную сеть. Работа твоего отца была опасной, поэтому ты, быть может, простишь его за то, что он, стремясь оградить тебя от опасностей, не хотел признать официально, что ты его дочь. Это делалось для твоего же блага, но даже предпринятые предосторожности оказались недостаточны в конце концов.

Сердце Зои учащенно забилось.

— Я не понимаю… — Она покачала головой.

— Наркодельцы пытались заставить замолчать твоего отца до начала процесса, хотели подобраться к нему лично, но он хорошо защищен. Однако месяц назад, несмотря на усиленную охрану, его офис в Лиме был взломан. — Фрэнк многозначительно посмотрел в глубину золотистого бренди, будто опасаясь, что эта божественная влага испарится, а вместе с ней испарятся и слова, которые он собирался сказать.

Зоя почувствовала напряжение и, чтобы разрядить обстановку, проговорила с нежностью:

— Фрэнк, продолжай. Я должна все знать. Он оторвал взгляд от стакана и взглянул на нее так тоскливо, что ей захотелось броситься к нему, обнять его и утешить.

Он глубоко вздохнул и посмотрел в сторону.

— В квартире твоего отца они обнаружили фото ребенка. Твою фотографию, Зоя. Много-много лет назад твоя мать послала ему этот снимок, может быть предпринимая еще одну попытку, чтобы вернуть его. Он хранил эту фотографию, но не при себе — это было слишком рискованно, — а в квартире. Только это и было нужно наркобаронам; они сразу догадались, что ребенок для него значит очень многое. Они поставили целью найти тебя.

У Зои перехватило дыхание, горло воспалилось, но у нее достало сил, чтобы побудить его продолжать рассказ.

— Значит, преследование касалось меня? — с испугом спросила она. Фрэнк кивнул.

— Твой отец подключил силы безопасности, лишь только обнаружил исчезновение фотографии. Один из телохранителей, мой старый друг, с которым я работал на Ближнем Востоке, немедленно связал меня с Тео. Обо всем остальном ты прекрасно знаешь.

— Значит, за мной охотились? — прерывисто выдохнула Зоя. — Значит, это я была в опасности, а не ты? О Господи! — Она раскачивалась, обхватив руками голову.

Фрэнк подошел к ней, присел, заглянул в лицо.

— Прости меня, милая, прости, что приходится говорить обо всем этом.

Зоя схватила его руки — не для того, чтобы оттолкнуть, но чтобы заручиться его поддержкой. Ее силы были на исходе.

— Тео… не отпускал меня от себя весь этот год… Наверное, он знал, что что-то случится. Я… я чувствовала себя точно преступница.

— Он всегда пытался охранять, оберегать тебя, так как знал, кто был твой отец. Вряд ли он предчувствовал то, что должно было случиться, но вероятность того, что так все может обернуться, не исключал. Он обеспечил безопасность и твоей матери, и тебе, потому что любит вас обеих. Гераклия сделала большую ошибку, а Тео, насколько был в силах, помогал ее исправить.

, Воцарилось молчание, в продолжение которого Зоя переваривала услышанное. Наконец она заговорила:

— Значит, моя мать совершила еще одну ошибку… послав фотографию моему отцу. — О Господи, ее бедная мать даже не подозревала, какому риску подвергала свою дочь. Неудивительно, что ее здесь нет: как она может посмотреть ей в глаза?!

Медленно Зоя высвободила свои дрожащие руки из его рук. Откинулась в кресле, уставясь на блестевшие в темном ночном небе звезды.

— Выходит, тебя наняли, чтобы защищать меня? — спросила она полушепотом.

Он собрался с силами, прежде чем тихо ответить:

— Да. Тео нанял меня твоим телохранителем — хотел, чтобы я переправил тебя в безопасное место. Он знал о существовании этого острова, и я провел на нем предварительные тщательные приготовления. Мне было важно, чтобы ты не догадалась о цели поездки.

Она просто теряла жизненные силы, узнавая правду и с трудом начиная постигать происходящее. Конечно, она задумалась и о том, какую боль испытывала ее мать и сколько вытерпел Тео, пытаясь хоть как-то залечить травму, нанесенную Гераклии. Но более всего она недовольна была собой, своим эгоистичным поведением. Фрэнк просто выполнял работу, увезя ее на остров. Остается только гадать: входили ли занятия любовью в его работу, или он делал это по воле обстоятельств, получая взаймы то, что ему предлагали?.. Она прикрыла глаза и сжала подлокотники кресла. Ведь даже теперь он здесь не по своей воле: работа не выполнена до конца. Ему поручено присматривать за ней, пока не вернутся Тео и Гераклия.

Она нашла в себе силы, чтобы произнести:

— Ты можешь ехать. Я не нуждаюсь в тебе больше, Фрэнк Блейкмор. Как ты верно заметил, я больше не ребенок и смогу присмотреть за собой сама. Мне не нужен опекун.

— Я не уеду, Зоя, — спокойно ответил он, — потому что работа еще не закончена.

— Ну да, конечно… с тобой еще не расплатились.

— И прекрати эти подковырки! Она презрительно скривила губы.

— Что, правда не нравится? Ты же не работал даром. И сейчас торчишь здесь для того, чтобы получить чек.

— Прекрати!

— негодующе воскликнул Фрэнк. Он порывисто убрал волосы со лба. Зоя наблюдала. Да, лицо у него уставшее, и эта усталость — неподдельная. Он, конечно, будет выполнять все как положено… ради денег.

— Прости за резкость, — прошептала она, потирая лоб дрожащими пальцами. — Я не знаю, кто меня за язык дергает. Это какое-то состояние аффекта. — Она нетвердо встала на ноги. — Но мне хотелось бы побыть наедине с собой. Я была бы рада, если бы ты уехал.

Зое не удалось пройти мимо него: он схватил ее за запястье, проговорив:

— Пока я не могу тебя оставить. Эти несколько слов обожгли ее, привели в волнение, даже встревожили.

— Значит, мои мучения пока не окончены? — Неужели она все еще в опасности? Сердце Зои сжалось. — Там, на острове, ты сказал, что опасность миновала… — Ее голос слегка дрожал, потому что она не понимала до конца происходящего. Он поднялся, обнял ее, почувствовав, как дрожит ее тело. Нежно погладил по волосам — такой успокаивающий жест. — Фрэнк, зачем? — прошептала она, уткнувшись в его плечо.

— Господи Боже мой, да я сам хотел бы, чтобы все было позади, но этот месяц… — Он медленно отстранился, обхватил ладонями ее раскрасневшееся лицо и заглянул в распахнутые глаза.

Ее сердце пустилось вскачь.

— Значит… значит, я все еще подвержена риску? — Когда рядом Фрэнк, она не боится за себя, но ведь опасность существует… Она так много страдала, любя его на острове, и это будет длиться еще месяц? Четыре недели его любви… и все закончится?..

— Сейчас прямой опасности нет. — Он прерывисто вздохнул. — Я слишком хорошо выполнял свою работу, Зоя. Они… они никогда не обнаружат тебя, но вчера… вчера твой отец был злодейски убит в Южной Америке…

Ее пронзительный крик прорезал тишину ночи и застыл в воздухе.

— Дорогая моя, мне так жаль, — со скорбью в голосе сказал Фрэнк после продолжительной паузы и еще сильнее сжал ее руки, не давая возможности вырваться.

— О Господи, нет!.. — неистово вскрикнула она. Кровь бешено стучала в ее висках. Единой чередой в голове пронеслось: образ матери, Тео, картины тягостной работы, которую выполнял Фрэнк… Кажется, она потеряла сознание — во всяком случае, перестала ощущать себя во времени и пространстве, вся как-то обмякла…

Зоя почувствовала, как Фрэнк кладет ее на кровать, и очертания комнаты поплыли у нее перед глазами. Смутно она осознавала, что он меняет холодные компрессы у нее на лбу.

Изредка Зоя издавала протяжные стоны. Постепенно Фрэнк освободил ее от одежды. Ей хотелось рыдать, но слез не было, и она не могла понять почему. Как можно сокрушаться о потере отца, которого даже не знала? Но душу распирали такое отчаяние, такая беспредельная, глубокая горечь…

— Не покидай меня, — сипло проговорила Зоя, когда он накрывал ее простыней. Она обвила руками его шею. Он нужен ей, о, как же он нужен ей!..

— Я не оставлю тебя одну, — услышала она, и он прилег рядом с ней на кровать. Потом нежно прижал ее к себе, укачивая, как младенца.

Ее сердце скорбело об отце, скорбело о неудавшейся жизни матери, о мучительных ожиданиях Тео, но, хоть она и укоряла себя за эгоизм, все равно она испытывала жалость и к себе. Ее раненая душа будто находилась в промежуточном состоянии между тем, что она отчаянно хотела бы обрести, и тем, что было навсегда утрачено: это любовь человека, который утешает ее только потому, что получает за это вознаграждение.

Глава 9

Когда Зоя проснулась, Фрэнк все еще находился подле нее. Он, казалось, тоже задремал, но до конца не расслабился, в этом не было сомнения.

Она осторожно коснулась золотого загара на его руке; в голове начало проясняться, однако облегчения не наступало. Прикусив губу и тем самым гася новую волну накатывающей боли, она вновь попыталась уснуть, потому что, если этого не произойдет, она просто не сможет рассуждать здраво.

Солнце было уже достаточно высоко, когда Зоя очнулась от забвения. Никого рядом. Она медленно приподнялась, встала с кровати. Голова была тяжелой и болела, сил хватило лишь на то, чтобы дойти до ванной и освежить лицо. Зеркало над раковиной без прикрас отразило то, какой она была в данную минуту. Бледность — вот все, что осталось после обескураживающих признаний Фрэнка, островной загар почти сошел. Глаза припухли, губы покраснели — ведь она покусывала их всю ночь.

Она набросила на себя прохладный хлопчатобумажный халат и вышла на балкон. Фрэнк плескался в бассейне; быстрые ловкие движения выдавали хорошего пловца. Он чересчур резко ударял по гладкой водной поверхности — видимо, это освобождало его от внутренней скованности, от какой-то тяжести в теле. Может, от присутствия ее самой.

Зоя ощутила неловкость. Ведь у него работа не из легких и не такая уж приятная. Его наняли охранять дочь Леонарда Марстона и поручили оповестить о его смерти. Ее отца больше нет в живых. Она даже не знала его, как и он ее; только какое-то внутреннее душевное волнение всколыхнуло печаль, не похожую на горе. Ее мать, конечно, будет просто раздавлена… Потому-то Тео и увез ее подальше отсюда. Только теперь в полной мере стало ясно, какие глубокие чувства у Тео к Гераклии. Осознание этого успокаивало. Ее мать окружена заботой, а Зоя Марстон — просто одинокий человек. Так было всегда.

Она спустилась в кухню, куда заходила весьма редко, заварила кофе, налила в стакан прохладного апельсинового сока. Поставив все на поднос, отправилась на террасу перед бассейном и удобно устроилась под навесом. Теперь можно было подождать, пока Фрэнк завершит свой марафонский заплыв.

Он не заметил ее, выходя из бассейна и направляясь в раздевалку. Выйдя оттуда в шортах и легком пуловере, он старательно вытирал волосы и тут увидел ее. С серьезным видом подошел и сел рядом.

— Как ты чувствуешь себя сегодня?

— А ты как? — быстро спросила Зоя, наливая кофе.

— Это не имеет значения. Лучше давай поговорим о тебе. Она вздохнула.

— И все же… Я думаю, у тебя такая опасная, не приносящая удовлетворения работа… — Он ничего не ответил — просто продолжал вытирать волосы полотенцем. Зоя внимательно наблюдала за ним, и сердце ее наполнялось любовью. Да, но ведь он не просил этого, ему это навязывали. — Прости, из-за меня столько беспокойства. Со стороны Тео несправедливо просить тебя о новых одолжениях. В конце концов, работа есть работа и…

— Пожалуйста, не продолжай, Зоя, — сказал он, развешивая полотенце на спинке свободного стула. — Работа окончена, но я по-прежнему чувствую себя несвободным от обязательств. Ты мне небезразлична.

— Конечно, небезразлична — ведь тебе должны за все заплатить. — Она поджала губу, сожалея о слетевшей с языка фразе. Его взгляд стал суровым, а от воцарившегося молчания она почувствовала себя еще более неловко. — Извини, мне не следовало этого говорить: это не по правилам. — Он понимающе кивнул, а Зоя добавила извиняющимся тоном:

— Со мной все в порядке. — В подтверждение она сжала кофейную чашку. — Я очень сожалею, что его нет в живых.

Ему-то зачем все это выслушивать? Фрэнку просто нужно знать, что она может обходиться без него, ведь впереди его ждет новое назначение, новая работа.

— Продолжай, — тихо сказал он, откидываясь на спинку стула.

— Что продолжать?

— Тебе нужно выговориться, Зоя, иначе невысказанные слова лягут у тебя на душе тяжелым грузом.

— Еще одно указание от Тео — провести терапевтический сеанс?

— У тебя сучьи ужимки, — не сдержался он, дотягиваясь до кофе.

— Но ведь я уже побывала и в сучьей шкуре.

— Мне раньше не доводилось этого замечать.

— Но приходилось это чувствовать.

— Откуда тебе знать, что я чувствую и что у меня на уме?

— А вот и знаю — с тех пор, как кое-что проведала о твоем прошлом. — Он с любопытством воззрился на нее, и она не смогла долго выдержать этот взгляд. Ее охватил легкий испуг. — Впрочем, эти перепалки доведут нас до боевых действий, — сказала она как бы между прочим, подливая себе еще кофе.

— Да, было бы разумно их не продолжать. — Он протянул свою чашку, прося тоже подлить ему кофе. — Во всяком случае, это здорово щекочет и без того уязвленные чувства.

— Никаких чувств нет, — быстро ответила она.

— Как же нет, если только они и властвуют над тобой, Зоя?

— Ты ведешь себя как древесный червь, разъедающий древесину при любых условиях. Он ехидно улыбнулся.

— Очень подходящее сравнение, надо признать. Но и твои воспаленные чувства могут подтачивать нервы до тех пор, пока от них не останется труха.

— Слава Богу, я не стул Чиппендейла[1]… Я из плоти и крови, и все мои чувства в порядке. Не нужно мне предрекать то, чего никогда не произойдет.

— Все будет нормально, если мы останемся вместе и проведем время так, как на острове. Ее сердце сжалось.

— Вот негодяй! Интересно, ты долго думал, чтобы прийти к такому выводу? Я четко уяснила одно — ты одержим Сексом. Причем сексом с заглавной буквы!

— Та же заглавная буква в словах, применимых к тебе: Самокопание и Самоистязание.

— У-у, какой ты! — выпалила она с яростью. — Думаешь, у меня память отшибло?

— Твоя память, может, и в порядке, но она явно противоречит чувствам. Я же вижу, как играют твои гормоны.

Ярость и боль переполнили грудь. Фрэнк ловко уклонился от полетевшей в него чашки. Зоя резко встала, но так же резко встал и Фрэнк Блейкмор. Он схватил ее за запястье, не дав обрушиться на него первому удару.

— Потише, Зоя! Из насилия… ничего не выйдет… разве вот это…

Он грубо привлек ее к себе, их губы встретились. Увернуться от поцелуя не было никакой возможности; на сей раз его губы пробудили гнев и уязвили чувства. Она стерпела этот поцелуй, чтобы собраться с силами и затем отпрянуть.

— Я ненавижу тебя, Фрэнк Блейкмор! — пронзительно завопила она.

— Хорошо же. — Он был неистов, грубо тискал ее. — Теперь я хочу большего, Зоя. Ты слышишь?

Она вся тряслась как в лихорадке.

— Я знаю, чего ты хочешь! — горестно воскликнула она. — Ты… ты хочешь того, что хотел тогда… в ту ночь в Швейцарии, — тела, любого тела! Какое бы ни подвернулось, все пойдет! Ты… ты берешь… просто берешь… ничего не оставляя взамен. Мой отец… мой отец умер, и… Тео нет сейчас рядом… меня некому защитить.

— Я здесь, чтобы защитить тебя, Зоя.

— Ты лжешь!

Собрав все силы, она освободилась из его цепких объятий и бросилась бежать; ноги повиновались с трудом, но все же уносили ее прочь от него. Зоя добежала до того самого уступа скалы — ее скалы, — где так часто пряталась, находя желанное уединение. Упала, стала колотить кулаками об уступ, затем разразилась слезами. Конечно, особого облегчения это не принесло — хотелось зарыться в песок и умереть.

И вдруг Зоя ощутила на плечах руки Фрэнка, он притянул ее к своей груди.

— Моя бедняжечка. Извини, моя сладкая. Плачь, плачь, пусть станет легче.

Уткнувшись ему в грудь, она понимала, что он намеренно довел ее до такого истерического состояния, подобного катарсису. Но что двигало им? Слезы лились не переставая.

Он долго держал ее в своих объятиях, поглаживая по волосам, иногда легонько целуя в лоб. Она прильнула к нему, позволяя утешать себя до тех пор, пока не высохли слезы.

— Значит… значит, ты сделал это намеренно? Сознательно подталкивал меня к краю, да? — Она попыталась высвободиться, но он крепко держал ее в своих объятиях.

— Так следовало поступить. Ты совсем не плакала прошлой ночью, держала все внутри. Разрядка просто необходима.

— Но… но я не чувствую горя, — попыталась она объяснить свое состояние. — Я хотела сказать, не чувствую так, как следовало бы. Я ведь не знала его, не знала, каким он был.

— Но ты чувствовала, что тебя обманывают, не так ли?

Она прерывисто вздохнула.

— Да, ты прав. Мне следовало… я чувствовала… какое-то раздражение, какую-то неуемную внутреннюю тоску.

— Злилась на Тео и свою мать? Она кивнула:

— Думаю, да. Много лет тому назад, когда я начала задумываться, почему у меня нет отца, я задала этот вопрос матери, но она отмолчалась. Тео сообщил мне скупые сведения: мой отец-де англичанин, он бросил нас. Мать всю свою жизнь ждала человека, который даже не думал вернуться.

Какая ирония судьбы! Ведь, даже не зная историю матери, Зоя также целых три года ждала человека, которого полюбила, но могла никогда больше не встретить. Но вот этот человек вернулся, принеся ей лишь страдания.

Правда, здесь была своя толика различий… Зоя по крайней мере знала, что Фрэнку не нужна. Ее же мать слепо верила в свою любовь.

— Может, ей было лучше утешать себя мыслью, что он любил ее и хотел окружить любовью и тебя? — предположил Фрэнк. — Не забудь — он хранил у себя твой портрет. Это доказывает, что ты была ему небезразлична. Видимо, твоя мать догадывалась об этом. Обстоятельства его жизни складывались крайне неудобно для всех. У него была очень ответственная работа, очень рискованная; жена и дочь причиняли бы ему постоянную душевную боль. Может, он слишком сильно любил твою мать и считал благом для нее, что она не живет с ним?..

— То есть ты хочешь сказать, что таким образом он сохранял нам жизнь? — уточнила Зоя. Ее сердце опять защемило. Может, так поступает и Фрэнк? Может, когда они порознь, он тоже думает о ней, но боится в этом признаться? Но нет… Это все досужий вымысел, надежды на неосуществимое, попытки уцепиться за соломинку.

— Свою тайну он унес с собой, и мы никогда ее не разгадаем, — примирительно заметил Фрэнк.

— Но сердце так тревожно стучит! Умирает человек и уносит в могилу свои сокровенные помыслы, оставляя после себя лишь этот страшный долг. Моя мать теперь обречена жить с грузом своих переживаний.

— Я полагаю, уже то, что она знает, что он хранил детский портрет, является для нее утешением. А Тео поможет ей справиться с утратой, он поможет ей, как помогал все эти годы.

А рядом со мной нет такого человека, подумала Зоя.

— Ведь Тео любил ее все эти годы, не правда ли? — робко спросила она, полагая, что близость Фрэнка к Тео могла что-то прояснить. Ей вспомнилось, как они по-дружески обнимали друг друга в день отбытия на остров. Обычно только греки обнимают так друг друга, но Фрэнк ведь не грек, следовательно, между ними как-никак, а существовало взаимное расположение.

— Тео ни с кем не делится личным, и тебе это известно. Но Гераклия всегда занимала в его жизни особое место, и, конечно же, он сделает все, чтобы она скорее забыла о своей потере…

— И женится на ней, чтобы счастливо прожить остаток жизни? Я, видимо, уже не гожусь в приемные дочери, как ты считаешь?

Фрэнк рассмеялся и крепче прижал ее к себе.

— Да, для удочерения ты, конечно, устарела, — подтрунил он. — Но этого и не требуется, ведь Тео и так по-отечески относится к тебе.

Зоя вздохнула.

— Я и сама вижу теперь все в ином свете. Он всегда так бережно ко мне относился, во всем стараясь угодить, а я, испорченная и эгоистичная, не понимала этого. Я полагаю, из-за меня Гераклия и отвергла его. Конечно, он имел все основания относиться к нам с презрением, но он, напротив, заботился о нас.

— Да, Тео просто был в отчаянии, когда узнал, что твоя жизнь в опасности.

— Он ничем не выказал своей обеспокоенности, просто приказал мне поступать так, как он велит, будто я маленький ребенок.

— Если бы он показал свое волнение, это принесло бы только вред. Ты бы перепугалась, вот почему мы придумали эту историю с секретарскими обязанностями, — объяснил Фрэнк.

— Да, конечно, — понимающе кивнула Зоя. — Мне показалось, что меня опять отдают взаймы. Я испытывала такое же чувство, как и в ту ночь, три года назад.

Она отдала тогда все, что у нее было, ничего не получив взамен. Как это походило на историю ее матери! И как горько об этом думать!..

Фрэнк ни словом не отреагировал на эту ее навязчивую мысль о том, что она была предоставлена взаймы, и Зоя не захотела к ней больше возвращаться. Зачем? Находясь по-прежнему в его объятиях, она созерцала искрящееся лазурное море и думала о превратностях судьбы.

— Почему ты так грубо обозвал тогда мою мать?

Фрэнк вздохнул.

— Я сожалею об этом. Мне не следовало вести себя столь вызывающе. Жаль, что ты услышала мою ругань, но я негодовал, злился на них обоих за то, что они не потрудились вовремя вернуться обратно. Мне совсем не хотелось, чтобы ты узнала историю о своем отце из моих уст, — пусть бы лучше это сделала твоя мать. Я по-прежнему считаю, что все эти годы она вела себя как эгоистка, обделяя тебя вниманием и любовью. Такое пренебрежение к дочери обернулось бы издержками в воспитании.

— Должно быть, она очень сильно любила его… — Зоя знала, что в этом она не похожа на мать: если у нее будет ребенок от Фрэнка, то этот малыш станет для нее центром Вселенной. — Фрэнк, — продолжила она задумчиво, — ты сказал, что мой отец был основным свидетелем в деле о наркотиках. Неужели теперь, когда его нет, этих преступников отпустят?

— Твой отец предвидел и такой исход, поэтому тщательно все выверил, подготовил уйму улик. Он ведь работал в команде, и его ребята продолжат начатое. Прекрасный был человек, всю жизнь посвятил борьбе с наркомафией. Судебное разбирательство продолжится, и справедливость, Зоя, должна восторжествовать. Думай о своем отце как о герое, ибо он отдал жизнь за то, во что верил.

Размышляя об услышанном, Зоя острее почувствовала тягу и сострадание к отцу, которого не знала, отцу, которого ее мать безнадежно ждала многие годы.

— Теперь тебе немного легче? — спросил Фрэнк спустя некоторое время. Он терпеливо ждал, пока Зоя успокоится, гладил ее по голове, одаривал легкими поцелуями.

— Да, теперь мне легче, — ответила она, и в этом признании не содержалось лжи. — Где они теперь? — Она незаметно высвободилась из его объятий: ей нужно было собраться с силами, залечить раны.

— В Южной Америке. Гераклия захотела отдать последние почести твоему отцу.

— Должно быть, это болезненно для Тео?

— Да, но эту боль можно с легкостью перенести, если верить, что дальше наступит полоса благополучия и, быть может, даже счастья.

— Интересное замечание, — сказала она.

— Многим из нас суждено пережить боль, Зоя, если мы хотим постигнуть правду.

Он потянулся к ней губами, и она благосклонно ответила ему тем же. Их поцелуй длился долго и был каким-то горьковато-сладким. Он воплощал в себе и горечь пережитого, и надежду на самое лучшее, что еще могло произойти между ними.

Зоя обвила руками его шею и с робостью подумала, как он расценит этот жест, — желательно, чтобы как признание в любви. Но ведь она и раньше говорила ему о своих чувствах, а он, кажется, до сих пор так и не заметил, что она тянется к нему всем существом.

Фрэнк крепко прижал ее к себе, и она почувствовала, что в нем проснулось желание. Это развеяло все ее сомнения — значит, она способна разжечь в нем страсть, возбудить его. Все ее существо заспешило ему навстречу, желание физической близости с Фрэнком росло в ней с невероятной силой, она уже предвкушала сладость этой близости.

Фрэнк продолжал по-прежнему крепко прижимать ее к себе. Зоя заглянула ему в глаза, но то, что она в них увидела, ее совсем не обрадовало: в них было неверие.

— Не смотри на меня так, — попросила она.

— Как?

— Ну, мне кажется, ты надеешься, что я слаба и безвольна и могу покориться первому твоему желанию! — Зоя сознательно ушла от прямого ответа. Вспыхнувшее между ними пламя взаимной страсти погасло. — Хорошо придумано: сначала ты утешаешь меня, даешь возможность поплакаться в жилетку, а потом хочешь использовать на полную катушку…

— Прекрати, Зоя! Не будь такой же слепой, какой была твоя мать все эти годы.

Зоя широко раскрыла глаза, губы искривились в циничной улыбке.

— Слепой от чего?

— Слепой от своей любви, милая… — (Она не сразу поняла, что он имеет в виду.) — Тео любил ее все эти годы, но она не замечала его любви.

Зоя прищурилась, а сердце ее забилось часто-часто. Она не могла ничего возразить, будто ком застрял в горле. Что он такое говорит? Он любит ее так же, как Тео любит ее мать? Но ведь совсем не эти слова она надеялась услышать. При чем здесь безответная любовь Тео? Она стояла в нерешительности, молчала. То, что происходило между ними, не имело аналога — неужели не понятно?

— Расслабься, наконец, Зоя, открой свое сердце, потому что… если ты будешь продолжать в том же духе, то в твоем сердце не останется места для мужчины.

— За этим кроется твое желание увидеть меня в твоей постели? — Она явно переоценивала его терпение.

Его глаза потемнели, он не мог скрыть огорчения.

— Я совсем не это имел в виду. Если бы ты хоть чуть-чуть подумала о других, то поняла бы суть моих слов.

— Я понимаю в меру своей ограниченности, Фрэнк Блейкмор, — примирительно заметила Зоя. — Ты думаешь, что все мои проблемы разрешатся очень легко, если я уступлю тебе. Ты ведешь себя так, будто у тебя есть власть… вернуть меня в прежнее состояние, а если более конкретно — уложить меня опять на спину!

Господи, что это с ней? И кто за язык дергал? Ведь сама себе все портит. Она почувствовала отчаяние, когда он резко повернулся и, полный ярости и негодования, зашагал прочь. Он уходил совсем не в направлении виллы.

В этот момент она понимала, что нужно броситься ему вдогонку, объясниться, однако было, к сожалению, слишком поздно. Она вскинула голову, вглядываясь в небосвод. Но что там увидишь? Взор застилала пелена невыплаканных слез.

Вилла Тео была такой большой, что двое людей, проживающих там, могли довольно долго и не встречаться, пришла к убеждению Зоя, в который раз проплывая вечером вдоль небольшого бассейна. Фрэнк заходил приготовить себе еду и сделать несколько телефонных звонков, а потом исчезал. О том, что он бывает на вилле, говорило несколько вещей: недоеденный салат на кухне, какие-то записи в записной книжке на столе Тео, отсутствие машины Тео в гараже. Она попыталась настроить себя против того, что он берет не свою машину, но откуда ей было знать, на каких условиях заключили между собой сделку Тео и Фрэнк?..

Она вылезла из бассейна, приняла душ и надела сухой купальник. Когда шла в свою комнату, то увидела на столике под тентом записку. От Фрэнка. Телефоны отеля в Лиме (Перу), где остановились Тео и ее мать. Коротко и ясно. Здесь даже указывалось время, когда лучше звонить.

Зоя взглянула на часы. Осталось минут тридцать — полчаса на размышления. Что сказать по телефону? Разве только то, что она в полном порядке, однако это не совсем так…

Она подождала, сидя в кабинете. Потом схватила трубку; руки дрожали, и ладони покрылись испариной.

К своему удивлению, она разразилась слезами, лишь только услышала голос Тео. Она хотела сдержать эмоции, но куда там.

— Дорогое дитя, — попытался Тео утешить ее, находясь где-то далеко, на другом конце земного шара, на расстоянии в миллионы миль. — Фрэнк, должно быть, рассказал тебе, как все произошло, но не терзай себя больше, Зоя. Все теперь позади. Твоя мать держится молодцом. Это было трудное время для всех нас, и все мы пытаемся преодолеть его.

Зоя с трудом сглотнула.

— Тео, мне так хочется… чтобы у тебя и у мамы все сложилось. Нет, не буди ее, пусть спит. Просто передай ей мой привет.

— А Фрэнк там, с тобой? — с какой-то многозначительностью спросил Тео. К чему было лгать?

— Нет, в данный момент он отсутствует…

— Ну да, он, наверное, в офисе на яхте. Я всегда знал, что на него можно рассчитывать, даже если это непосредственно не касается дел компании. Передай ему привет, пусть позвонит мне, когда появится. Мне нужно кое-что с ним обсудить.

У Зои закружилась голова.

— О какой компании ты говоришь, Тео?

— О компании «Кориакис», конечно. — Воцарилось молчание. Затем он продолжил:

— Разве он не говорил тебе? Ну да, понятно. Я слишком о многом его просил… Но нет никаких секретов в том, что он присоединяется к моей компании…

Головокружение прошло, но лучше ей не стало. Она что-то пыталась сказать, беззвучно шевеля губами. Фрэнк Блейкмор работает на Тео? Такое даже вообразить было нельзя!..

— Я… я не знала, — пробормотала она. Тео прищелкнул языком.

— Я так и думал, что он не сразу скажет, сделает тебе сюрприз, а я все разрушил. Ну да ладно! Полагаю, у тебя в голове сейчас вещи поважнее. Ты счастлива, Зоя?

Счастлива? Какой странный вопрос… С чего бы это ей быть счастливой? Но и несчастной назвать нельзя тоже, трезво подумала она.

— Тео? — Голос Зои дрожал, она нервничала, не знала, как выразить словами, как спросить Тео напрямую о том, о чем она боялась спросить Фрэнка. С Тео ей ни к чему лукавить. — Ты помнишь тот день, когда я и Фрэнк отбыли на остров?

— Да, его мне никогда не забыть, Зоя, дорогая моя. Мы все были перепуганы, боялись за тебя. Ты должна простить нашу скрытность, но это был единственно правильный путь.

— Я знаю, — вставила Зоя, — но я не об этом. Я все понимаю. Ты всегда делал для меня то, что мог, но я хотела бы знать еще кое-что. — Она перевела дыхание, потому что разговор был о важном; ей не хотелось ошибиться, не хотелось быть неверно понятой. — Ты сказал… ты сказал, что тебя увлекла женщина и ты не нуждаешься в другой…

— Да, это твоя мать, Зоя. Я так долго ждал, чтобы она стала моей…

Зоя смолкла — ведь больше не о чем было спрашивать. Все прояснилось.

— Я так и подумала, — мягко произнесла она после паузы, — и пусть прошло много времени, я все равно рада.

— Почему тогда такие минорные интонации в голосе?

— Нет, ну что ты, я очень рада… — Зоя попыталась приободриться. — Тео, по-моему, ты что-то упоминал про Фрэнка, ну, что он может остаться чем-то недоволен. Мне… мне бы хотелось знать причину.

— Чем он может быть недоволен, если полюбил такую девушку, как ты? — изумленно воскликнул Тео.

Зоя и Тео расплылись в улыбке на разных концах провода, сбрасывая тем самым горечь недосказанного. Ведь Тео, конечно же, обо всем догадывался и знал, что она не видит главного. Но теперь и она поняла, что может строить свое будущее на чем-то очень конкретном.

К их разговору присоединилась мать, Зоя пожелала ей всяческого благополучия и выразила надежду на скорую встречу. Ее руки все еще дрожали, когда она опускала телефонную трубку. И дрожали они по особой причине.

Где же оно — это чертово черное шелковое платье?

Долгих три года оно провисело где-то здесь, в этом большом платяном шкафу, — то самое, от которого Фрэнк так искусно освободил ее в ту памятную ночь. Она судорожно искала его, на ощупь определяя ткань, и радостно вскрикнула, когда наконец нашла.

Черная бархатистость ткани органично сочеталась с полумраком, окутавшим виллу после захода солнца. Фрэнк еще не вернулся, но она-то знает, что он обязательно вернется — и не потому, что ему за это заплатили, а по своему желанию.

Зоя приняла ванну, расчесала длинные шелковистые волосы, немного подкрасила губы и только потом надела платье. Обновленной радостью светились ее глаза, на щеках играл румянец. Фрэнк не может не заметить, как она счастлива.

Она прошла в свою комнату, предварительно проверив, не ошиблась ли дверью. Ту ошибку в Швейцарии она запомнит на всю жизнь, но при мысли, что этой ошибки могло бы не быть, даже мурашки пробежали по телу Зои.

Она ожидала, стоя у окна; на сей раз волнение было гораздо сильнее, чем когда-нибудь раньше. Зоя вглядывалась в сгущающиеся сумерки, в пустую площадку перед бассейном, в пляшущие от легких порывов бриза тени от олеандров. Послышалось урчание мотора автомобиля Тео, но стук ее сердца перекрывал все звуки.

Наконец дверь открылась, и в комнату пролился золотистый свет из холла. Она знала, что он увидел ее, услышал, как она сделала глубокий нервный вдох. Дверь мягко закрылась за ним, и Фрэнк бесшумно приблизился к ней.

Зоя почувствовала тепло, исходящее от него, тот же терпкий мужской запах — запах, принадлежащий только ему. Протянув руку, он нежно коснулся ее щеки.

Она заговорила с ним по-гречески, произнося нежным, ласковым голосом вполне понятные ему слова. Большой палец его руки коснулся ее губ.

— И я люблю тебя, моя дорогая, моя сладкая, — прошептал Фрэнк.

Какое восхитительное мгновение!

Она рассмеялась, а он осторожно приблизил свои губы к ее и поцеловал. Его рука скользнула в вырез платья на груди.

— То же самое платье? Я узнаю его на ощупь из тысячи. Нежный шелк — такой же притягательный, манящий, возбуждающий, как и его обладательница. Его обворожительная нежность преследовала меня и все эти годы не давала покоя. Ты, та теплая ночь — я не мог это забыть!..

— И я тоже, — проронила она сдавленным шепотом, трепетными пальчиками касаясь его лица. — Не узнав тебя как следует, я любила тебя все это время. Глупо, да?

— Глупо, — согласился он, — но я места себе не находил, когда, проснувшись утром, не нашел тебя рядом с собой. И это тоже глупо? Я подумал…

На этот раз она прикосновением пальцев замкнула его губы.

— Я знаю, что ты подумал: я предоставлена тебе на ночь, это любовь взаймы, но… но ты все же вернулся, хотя бы и через три года… Однако ты бы этого не сделал, если бы… если бы… — Она не закончила фразу, поскольку судьба таким жестоким образом свела их вновь, что страшно вспомнить.

— Я все равно бы вернулся, Зоя, — сказал он с уверенностью, не вызывающей сомнений. — Все три года я пребывал в нерешительности; мне хотелось верить, что та ночь значила для тебя столько же, сколько для меня. Слова, которые вырывались из твоих уст в пылу любовной страсти, не шли из памяти все это время. Мне хотелось верить, что они правдивы, искренни. Но ведь мы были практически незнакомы, поэтому я колебался, не знал, как поступить.

— Ты никогда до конца не верил в мою любовь, ведь так? — прошептала Зоя.

Она скорее почувствовала его улыбку, нежели различила ее.

— То же самое ты говорила мне во время первой встречи; люди порой говорят необдуманно в порыве страсти; потом на острове, хотя нам было там не до разговоров…

— Нам-то да, но ведь ты говорил с Тео о наших отношениях, — попыталась она подтрунить, шевеля при этом пальцами его волосы.

— Я хотел, чтобы он все знал, ведь он относится к тебе по-отечески. И кроме того, он доверил мне охранять тебя, это было равносильно принятию моей просьбы о твоей руке.

На секунду она задержала дыхание от подкатившего волнения.

— Надеюсь, ты не рассказал ему про Швейцарию?

— Ну что ты! — рассмеялся Фрэнк. — Я все-таки еще хочу пожить. Я признался Тео, что полюбил тебя с того самого вечера на его юбилейном дне рождения. Понимаешь, любовь с первого взгляда… Я просил его, я взывал к его романтической греческой натуре, и он поверил моим признаниям; трех лет будто не существовало. Не бойся, дорогая, Швейцария — это наш секрет.

— Прекрасный секрет, — проронила она, почувствовав, как он, нежно поглаживая ей спину, прижимал ее все теснее к себе; пламя страсти возгоралось между ними с новой силой.

— Я любил тебя в ту ночь, моя сладкая, любил и телом, и душой. Я думал, работа притупит воспоминания, однако — ничего подобного. Но что ты чувствовала? Этого я не знал. Тут меня увлекли новые деловые предложения, от которых нельзя было отказаться. А время все шло. И пока я не освободился от обязательств, я не мог обеспечить безопасность для тебя. Моя работа телохранителя не допускает сантиментов. Однако я продолжал любить тебя. Меня не покидал страх за твою жизнь, о себе я не думал.

— Значит, все, что мы делали на острове, мы делали для нашего будущего?

— Ради нашей любви! Но я не мог признаться тебе в этом, потому что по-прежнему сомневался в твоих чувствах, Зоя. О себе я могу сказать: все, что я делал для тебя, я делал с любовью, ты должна об этом помнить.

— Ax, Фрэнк, если бы ты признался в этом раньше! Может быть, я не была бы такой предубежденной, а порой такой несправедливой. Я ведь многого и не знала, и не понимала. Мне казалось, ты хочешь использовать меня, как многих других…

— Теперь-то ты хоть начинаешь понимать, что я чувствовал? Я узнал о гибели твоего отца и, конечно, с ужасом думал о том кошмарном состоянии, которое тебе предстояло пережить. У меня сердце щемило от сострадания.

Теплыми губами Зоя прижалась к его щеке.

— О, мой милый, я думаю, ты страдал больше, чем я. Я постараюсь, чтобы впредь этого не повторилось. Обещаю любить тебя безгранично и каждый день напоминать об этом.

— Ты уже сейчас можешь начать напоминать мне. — Он прильнул к ее губам и медленно — о, так медленно — поддел пальцами бретельки ее платья. Они легко соскочили с плеч, которые Фрэнк покрыл пылкими поцелуями. Чувственные ощущения на сей раз были острее, осязаемее: ведь она знала, что он любит ее, что она желанна. Осознание этого возвышало, уносило в запредельные выси и побуждало скорее обнажиться, чтобы ощутить его напряженную плоть со всей естественностью. — Не торопись, милая, — предупредительно прошептал он. — Ночь обещает быть долгой.

Потом, когда Фрэнк умело освобождал ее от пут нижнего белья, она лишь зазывно улыбалась. Она хотела его, хотела принадлежать только этому мужчине.

Одним легким упругим движением он подхватил ее и понес к кровати. Они долго ласкали друг друга, узнавали интимные подробности своих тел, и наконец, когда они уже не могли больше сдерживать себя, он вошел в нее, а она исторгла победный возглас любви. Синхронно задвигавшись, они быстро достигли рубежа, за которым открывался мир волшебного рая, и этот мир принадлежал только им двоим…

Позднее, изнуренные любовной игрой, они лежали в объятиях друг друга, продолжая обмениваться поцелуями. Да, эта долгая ночь, подумала Зоя, не прервется с наступлением утра, потому что Фрэнк хочет остаться с ней навсегда. И она будет каждое утро просыпаться в его объятиях и будет вновь и вновь признаваться ему в своей любви.

1

Чиппевдейл, Томас (1718 — 1779) — знаменитый английский мастер мебельного искусства.