– Ну, тогда сделаешь блики? – Клаудиа подняла длинную серебристо-черную прядь.
 
      «Карлайл», семь часов вечера. Массимо, Патрик, Кэтрин и я пришли вовремя, а вот Жан-Люк опаздывал. Десять минут, пятнадцать, двадцать… Мы сидели на сиреневых виниловых пуфиках вокруг низенького стола, ели чипсы и ждали.
      – Ты знаешь, что происходит? – спросил у Кэтрин бесстрашный Патрик. – Вернее, спросим так: ты ведь знаешь, что происходит?
      – Конечно, – спокойно кивнула девушка.
      Кэтрин обернула вокруг пальца длинную светлую прядь и медленно отпустила, перекинула одну длинную ножку через другую и пригубила «Беллини». Кажется, мы выделяемся на фоне остальных посетителей ресторана. Белая кость, голубая кровь, темно-голубые блейзеры, изящные платья для коктейля – они смотрели на нас как на нарушителей спокойствия.
      – И? – не отступал Патрик. – В чем дело?
      – Может, лучше спросишь самого Жан-Люка?
      Патрик закатил глаза.
      – Что такое? – разозлилась Кэтрин.
      – Ничего…
      За проведенные в Нью-Йорке годы (этой осенью будет девять) мой приятель научился жить в мире с самим собой и даже умудрился скопить немного денег. Обычно все свои сбережения геи спускают на одежду, и Патрик не исключение. В «Карлайл» он пришел в обтягивающих кожаных брюках, винтажной рубашке из тончайшего хлопка и полушубке из ягненка, который подарил себе на Рождество.
      – Зачем Жан-Люк пригласил нас сюда? – озвучил терзавший всех вопрос Массимо. – Этот ресторан ведь… м-м-м… несколько иного уровня. А после вчерашней вечеринки нам всем лучше лечь пораньше.
      – Может, «Карлайл» не твоего уровня, но мы с Жан-Люком часто здесь бываем, – гордо сказала Кэтрин. Переход из временной подружки в постоянную прошел как по маслу. Невероятно, но у моей бывшей подруги появился легкий французский акцент.
      В тот момент вместе со свежим холодным ветром в ресторан ворвался Жан-Люк.
      – Добрый вечер, добрый вечер! – пропел он, расстегивая пальто, и тут же повернулся к Кэтрин. – Я был в «Уотерфорде», кафель для ванны выбирал.
      Ничего себе! В этом «Уотерфорде» один кран тысячу стоит!
      – Простите, чуть-чуть опоздал, – быстро проговорил маэстро. Мы с Патриком переглянулись: ничего себе чуть-чуть! – Вижу, вы начали без меня! Червячка, так сказать, заморили! – Он щелкнул пальцами, подзывая официанта. Наверное, эта привычка сохранилась у него со времен жизни во Франции. Может, в парижском ресторане такое в порядке вещей, а в «Карлайле» явно не пройдет.
      Официант, годящийся Жан-Люку в отцы, подошел к нему, бледный от негодования.
      – Пожалуйста, повторите, – попросил он.
      Боже, только бы больше пальцами не щелкал!
      – А для меня – мартини с водкой «Абсолют» и оливками.
      Интересно, что Кэтрин нашла в Жан-Люке? Неужели ей нравятся надменные напомаженные французы? С моей точки зрения, мужчина должен держаться естественно. Именно это привлекает меня в Массимо. А Жан-Люк – фальшивка до мозга костей; притворяется очень убедительно, но я вижу его насквозь. Я настоящая дочь Дорин Уоткинс, в людях разбираюсь, наверное, потому и прижилась в салоне.
      Опустив подбородок на переплетенные пальцы, маэстро задумчиво оглядел собравшихся.
      – Наверняка думаете, чего ради пожертвовали предрождественским вечером.
      Мы молчали.
      – Уверен, недоумеваете, почему я вас сюда пригласил.
      Официант принес напитки, а перед Жан-Люком поставил мартини. Бокал полный, но наш маэстро поднес его ко рту, не проронив ни капли.
      – Недоумеваете ведь? – не унимался он.
      Никто, даже Кэтрин, не удостоил его ответом.
      – Так и быть, скажу. – Наш шеф снова пригубил мартини.
      Драматическая пауза. Где-то неподалеку пианист играл рождественские гимны. Мимо столика прошла молодая пара с грудным младенцем в переноске.
      – Пора расширяться, – заявил маэстро, наверняка украдкой лаская стройные бедра Кэтрин. – Все ждал подходящего момента, и вот он пришел.
      – Когда хочешь приступить? – тихо спросил Массимо.
      – Незамедлительно! Для начала откроем еще один салон. Покрупнее, чем существующий.
      Что значит «откроем»? В смысле «мы откроем»?
      – А где будет этот салон? – поинтересовалась Кэтрин.
      Ну зачем она спрашивает? Наверняка знает все ответы – их нашептал ей Жан-Люк, лежа в ванне от «Уотерфорд».
      – Не все сразу, cherie! Так о чем я говорил? – Маэстро пригубил мартини. – Ах да, откроем еще один салон. Большой и представительный! Пред-ста-ви-тель-ный! – по слогам повторил Жан-Люк, щелкая пальцами. Краем глаза я заметила, с какой ненавистью смотрит на нас официант. – А потом сеть салонов поменьше, сначала в крупных городах, затем в провинции. Представьте, салоны «Жан-Люк» в каждом городе Америки! – Он развел руками, едва не опрокинув бокал с мартини. – «Жан-Люк-Гринвич»! «Жан-Люк-Скарсдейл»! «Жан-Люк-Майами»!
      – А мы-то тут при чем? – Массимо снова озвучил то, что было у всех на уме.
      – Что значит «при чем»? – Жан-Люк поднял полупустой бокал, словно предлагая тост. – Вы ведь моя команда, разве не так? Будете подыскивать подходящие здания, персонал, следить за их работой… – Маэстро сделал паузу, как всегда, когда собирался сказать что-то важное. – И само собой, станете совладельцами. У каждого будет свой салон, ну, почти свой.
      – Ух ты! – воскликнул Патрик.
      – Как щедро с твоей стороны, дорогой! – промурлыкала Кэтрин.
      – С чего начнем? – поинтересовался прагматичный Массимо.
      – Ты что, не собираешься сказать мне спасибо? – гневно спросил Жан-Люк.
      – Ну конечно, дружище, спасибо, страшно тебе благодарен!
      Вот так новость! Вообще-то я знала, что маэстро планирует расширяться, но чтобы в таком масштабе и при моем непосредственном участии… Пожалуй, это самое заманчивое предложение за все мою жизнь. Взяв руку Массимо, я тихонько ее сжала.
      – Так с чего начнем? – переспросила Кэтрин. А она волнуется, судя по скорости, с которой выпила свой «Беллини». С чего бы это?
      – Сейчас обо всем расскажу. На носу праздники, но на следующей неделе неплохо бы найти помещение для нового салона.
      – На следующей неделе?! – вскричал Патрик. – Это ведь Рождество!
      – Oui, – кивнул Жан-Люк, – но надеюсь, вы не откажетесь…
      – Ни в какую глушь на праздники не поеду! – буркнул Патрик.
      – Тогда через неделю, – картинно пожал плечами Жан-Люк. Что-что, а пожимать плечами французы умеют, так же, как итальянцы жестикулировать, а американцы панибратски хлопать по спине. – Ты, Патрик, отправишься в Лос-Анджелес. Как, не возражаешь?
      – Нисколько! – совсем другим тоном ответил мой приятель. Он давно мечтал о Калифорнии.
      – К сожалению, мы с Кэтрин уехать не сможем, нужно ремонт заканчивать. – Жан-Люк взглянул на свою возлюбленную, а та скромно потупилась. – Джорджия, Массимо, говорят, вы в Париж собираетесь?
      Как он узнал? Наверное, Клаудиа или Томми Джи рассказали. Да, наш маэстро держит руку на пульсе!
      Массимо вопросительно изогнул бровь:
      – Ты что, и в Париже планируешь салон открыть?
      – Не знаю, очень может быть. – Жан-Люк снова пожал плечами. – А что? Ты ведь прекрасно говоришь по-французски, почему бы и нет?
      Действительно, почему бы и нет?
 
      Рождество в Википими. Представьте маленькие, утопающие в снегу домики, Рудольфа и других оленей, гарцующих по лужайке миссис Апроуд. На центральной площади – ясли, фигурки Марии, Иосифа и младенца Иисуса. А на ферме старого Миллера больше пятидесяти елок и сосен, и каждое дерево украшено серебристыми звездами, мерцающими в лунном свете. Чем беднее люди, тем больше тратят на празднование Рождества. Интересно, так только в Википими или во всех маленьких провинциальных городках? Вот в Нью-Йорке самые состоятельные люди небольшим венком на двери обходятся.
      – Невероятно! – прошептал Массимо.
      Массимо приготовил мне сюрприз: во Францию мы полетим не из Нью-Йорка, а из Бостона, так что спокойно встретим Рождество, а рано утром уедем.
      Итак, мы прогуливались по запорошенным снегом улочкам моего родного города, переваривая вкуснейший, сытнейший обед, который приготовила Дорин, узнав, что я приезжаю с другом.
      – С другом? – переспросила она.
      – Да.
      – Что еще за друг?
      – Его зовут Массимо.
      – Тот симпатичный итальянец из салона? – обрадовалась мама. – Я знала, не спрашивай откуда, но я знала!
      – Да тут и спрашивать нечего! – запальчиво воскликнула я. С Дорин всегда так: все она знает наперед.
      – Ну конечно, нечего!
      – Если будешь продолжать в таком же духе, никакого Массимо не увидишь!
      – Ну ладно, ладно!
 
      – Невероятно! – повторил Массимо, глядя на фигурки Рудольфа и его товарищей.
      – Хватит повторять одно и то же! Я ведь здесь выросла, так что еще как вероятно!
      – Джорджия… Это ведь в хорошем смысле невероятно! – Массимо обнял меня за плечи. – Разве в Нью-Йорке увидишь что-то подобное? Какая красота!
      Мы стояли на углу Элм-стрит и смотрели на лужайку миссис Апроуд. А ведь и правда красиво! Просто если слишком долго жить на одном месте, то перестаешь замечать. Воистину лицом к лицу – лица не увидишь!
      – Твоя мама всегда столько готовит? – спросил Массимо. – У моей тоже обед так обед, но сегодня это было нечто! – тяжело вздохнул он.
      – Все ради тебя! – засмеялась я. – Мама сто лет не готовила для мужчины, вот и решила наверстать упущенное.
      – Твоя мама – чудо. Вы с ней очень похожи.
      – Неужели? Интересно, чем же?
      – Во-первых, вы обе красивые, – Массимо притянул меня к себе, – а во-вторых, смелые.
      – Не считаю себя смелой, – сказала я, а после некоторого раздумья добавила: – И красивой тоже.
      – Ну, чтобы уехать в Нью-Йорк из такого места, как это, нужно быть смелой.
      – Или сумасшедшей.
      – Да, не без этого.
      За последние два дня столько всего произошло! Мы приехали из Нью-Йорка вскоре после ленча, остановив машину на подъездной дорожке дома, который я больше не считала своим. Чуть раньше из Бостона вернулась Мелоди. Следующий семестр в колледже – последний, она уже подала заявление на отделения фармакологии и хирургии. Хочет стать врачом! У нее все обязательно получится, наша Мелоди – гений! Дорин еще на работе. Женщины в Википими такие же, как везде – на Рождество каждая хочет быть красивой. Открыв дверь, я увидела сестру. Боже, мы тысячу лет не встречались! Моя малышка, умница моя!
      Массимо вошел следом и терпеливо ждал, пока мы вдоволь наобнимаемся.
      – Мелоди, – проговорил он, пожимая ей руку, – какое красивое имя! Джорджия столько о вас рассказывала, что мы, можно сказать, заочно знакомы.
      Сестренка залилась густым румянцем. Вот что значит присутствие молодого красивого мужчины!
      Что-то не так, что-то изменилось. Массимо пошел к машине за сумками, а я решила узнать, в чем дело. Все ясно: на кухне что-то готовится, отсюда и чарующие запахи.
      – Что происходит, Мел? Где мама?
      – В салоне.
      – Так я и подумала, когда же она…
      – Встала в пять утра и до восьми все успела. Не знаю, что на нее нашло…
      – Ваша мама обычно не готовит? – изумился Массимо.
      – Нет! – хором ответили мы с Мел. Обычный рождественский ужин от Дорин – замороженная паэлья и салаты из кулинарии. Она же вся в работе – когда готовить?
      – Как думаешь, куда нести сумки? – спросила я у Мел. За последний год она явно похорошела. Если бы еще позволила мне немного высветлить пряди вокруг лица…
      – В твою комнату, конечно, куда же еще? – удивилась сестра.
      – А как же Массимо… – начала было я, но осеклась. Неужели мама позволит нам спать в одной кровати?
      – Ну мы же все взрослые! – воскликнула Мел.
      Вообще-то так и есть. Но никаких вольностей: в доме моей матери нравы пуританские.
      А вот и Дорин! Мы не виделись со времен ее приезда в Нью-Йорк! Она снова носит конский хвост и выглядит так, как подобает моей маме.
      – Деточка! – взвизгнула Дорин, целуя меня в обе щеки.
      – Меня зовут Массимо, – поклонившись, представился мой друг.
      – Да, я вас помню, – улыбнулась мама.
 
      Заново привыкнуть друг к другу удалось не сразу. Никогда раньше в нашем доме не было мужчины, который умел быстро и бесшумно мыть посуду и взбивать мусс. В суматохе Дорин совершено забыла о десерте, а потом громко хвалила кулинарные способности Массимо. Но вот прошел первый ужин, ночь, проведенная на моей узенькой кушетке, рождественское утро, подарки, и к тому моменту, когда мы с Массимо отправились на прогулку по зимнему Википими, все четверо относились друг к другу как члены семьи.
      – Какая красота! – восхищался Массимо, когда мы стояли у фермы старого Миллера, любуясь на серебристые звезды на темной хвое сосен и елочек.
      – Да, правда!
      – Тебе повезло родиться в таком красивом месте!
      Как счастлива я была в тот вечер! Любимый человек со мной, мама с сестрой тоже рядом – смотрят телевизор, прижавшись друг к другу на нашем стареньком диване. Кому как, а мне больше ничего не нужно.
 
      На следующее утро Дорин поднялась ни свет ни заря, чтобы накормить нас завтраком. Ничего себе перемены! Что творится с мамой? Прямо-таки превратилась в фею домашнего очага!
      – Ну надо же, Париж! – вздохнула Дорин, ставя на стол две тарелки яичницы с беконом. За окнами совсем темно. Никто из соседей в такую рань не поднимается, тем более по праздникам.
      – Вы были во Франции? – поинтересовался Массимо.
      – Нет, – вздохнула Дорин, – я вообще за границей была всего раз. В Мексике.
      «Чтобы получить развод», – догадалась я.
      – Париж – замечательный город! – с чувством сказал Массимо. Энтузиазм и любовь к жизни – вот что мне в нем нравится больше всего. Он никогда не устает восхищаться.
      – Всю жизнь мечтала увидеть Эйфелеву башню! – мечтательно проговорила Дорин.
      – Мы поедем вместе! – воскликнул Массимо, и на секунду сердце екнуло: неужели скажет «сейчас»? – Когда-нибудь я покажу вам Италию и познакомлю с родителями.
      Дорин смотрела то на Массимо, то на меня, будто спрашивая: «Он это серьезно?»
      – Чем займетесь в Париже? – спросила мама.
      – В основном будем искать помещение для нового салона, – отозвался Массимо.
      Сердце болезненно сжалось: о делах Дорин знать совершенно не обязательно. Черт, нужно было предупредить его.
      – Что еще за новый салон? – тут же вскинулась мама.
      – Пока это только планы, – торопливо проговорила я. – Жан-Люк собирается расширяться, но конкретно еще ничего не известно.
      – Расширяться… – эхом повторила мама.
      – Да, а мы станем совладельцами! – выложил все карты Массимо. Кажется, он увлечен этой идеей больше, чем хочет показать.
      Дорин поднесла ко рту чашечку с дымящимся кофе.
      – Будьте осторожны!
      Ну вот, мама в своем репертуаре! Будьте осторожны, никому не доверяйте, не рискуйте… Разве можно портить людям настроение?!
      Захотелось бросить вызов.
      – Все будет хорошо! – с преувеличенным оптимизмом проговорила я. – Вот увидишь!
 
      Как сильно я отличаюсь от остальных пассажирок бизнес-класса, привыкших тратить на одежду по нескольку тысяч в месяц, ужинать в дорогих ресторанах, а по выходным летать в Европу! Одно-единственное преимущество у меня все-таки было: я отправлялась в путешествие впервые и наслаждалась каждым его моментом. Я еще не насытилась впечатлениями и впитывала их как губка в отличие от моих попутчиц, привыкших, что платиновая «Виза» открывает весь мир.
      Когда мы с Массимо заняли места, принесли шампанское и крошечные канапе с семгой и сыром. Я завернулась в мягкий – неужели кашемировый? – плед, прижалась к Массимо и закрыла глаза. Когда проснулась, самолет уже снижался над аэропортом имени Шарля де Голля.
      Клаудиа Джи прислала за нами шофера, так что, забрав багаж, мы прошли к темно-синему «мерседесу», который поступал в наше распоряжение.
      – Спасибо, не нужно, – к моему облегчению, попытался отказаться Массимо. В самом деле пора и честь знать: авиабилеты, квартира… Клаудиа Джи небось уверена, что купила меня с потрохами.
      Устроившись на заднем сиденье, мы ехали по предместьям Парижа. Из окон «мерседеса» видны небольшие каменные домики. Все такое маленькое и древнее, что на фоне вечернего пейзажа яркие огни автострады кажутся вызывающе яркими.
      – Приготовься, придется много ходить пешком, – предупредил мой спутник.
      Я кивнула, чувствуя усталость и оживление одновременно. Ну и день! Утром в Википими, днем в Бостоне, а вечером в Париже. В моем маленьком мирке такого не бывает.
      – Чем займемся завтра? – спросила я Массимо. Времени у нас немного: всего три дня, потом на квартиру Клаудии Джи приедут новые гости.
      «Томми пригласил Бейонсе, – извиняющимся тоном объяснила Клаудиа Джи. – Ты ведь знаешь Бейонсе?»
      Конечно, работая в таком салоне, приходится знать всех звезд, в том числе и Бейонсе.
      – Может, сходим в Лувр или в музей Пикассо? Или по магазинам пройдемся?
      Что-то маловато энтузиазма! Похоже, собственный план ему не слишком нравится.
      – А тебе бы куда хотелось? Есть какие-то идеи?
      «Мерседес» въехал в Париж, и я стала узнавать знакомые по фильмам места: лениво текущую реку, грациозно изогнувшийся каменный мост.
      – Может, лучше… – нерешительно начала я и остановилась. Больше всего хотелось позвонить в агентство недвижимости и начать искать помещение. Для меня это интереснее, чем магазины и музей Пикассо, но не скажешь же об этом Массимо! Заранее знаю, что он ответит: «Джорджия, милая, разве можно все время думать о работе?!»
      – Ну, так как?
      – Может, лучше начнем подыскивать помещение? Ну, как Жан-Люк просил… – замялась я.
      Придвинувшись еще ближе, мой друг сжал меня в объятиях. Никто не умеет обнимать так, как Массимо: руки у него такие сильные и надежные…
      – Ты самая замечательная девушка на свете! – прошептал он.
      – Наверное, проводить время с риелтором не слишком романтично…
      – Ты что, шутишь? Это самое романтичное времяпрепровождение на свете! – проговорил мой любимый, когда «мерседес» остановился у особняка, который я видела в буклете Клаудии Джи.
 
      С одной стороны, в Париже мы только и делали, что искали помещение для салона, а с другой – провели три незабываемых дня, наслаждаясь волшебным городом и обществом друг друга. Даже следуя за бойкой французской риелторшей из одного округа в другой, мы думали не столько о недвижимости, сколько о своем будущем. Странная вещь – судьба, кто бы подумал, что девушка из Википими и итальянский парень вместе окажутся в Париже, будут подыскивать помещение для – как же сказал Жан-Люк? – представительного салона.
      Париж! Я влюбилась в этот город с первого взгляда. Маленькие кафе, рестораны, свежие бриоши, горячий шоколад… Бутики с оригинальными витринами… Больше всего понравились парижанки. Откуда в них столько шарма и обаяния? А чувство стиля выше всяких похвал! Простая прическа, джинсы, футболка, тенниски плюс какой-нибудь оригинальный аксессуар и – вуаля! Девушка выглядит на миллион долларов!
      Глупо, но я уже видела себя хозяйкой салона. Выучу французский, освоюсь в городе, а что, разве нереально? Мы с Массимо поселимся в старом особняке со скрипучим лифтом где-нибудь на левом берегу, будем стричь самых элегантных женщин Европы и растить красивых здоровых малышей.
      Массимо о своих мечтах я, конечно, не рассказала, а вдруг сглажу? Но чем дольше мы гуляли по парижским бульварам, тем реальнее казалось будущее. Массимо и я станем совладельцами салона и вместе построим новую счастливую жизнь.
 
      На третье утро Массимо уже по традиции принес мне кофе и горячие круассаны в постель. Позавтракав, я отправилась в самое замечательное место на квартире Томми и Клаудии Джи – ванную. Представляете, там рядом с биде стоял телефон! Поддавшись соблазну, я сделала то, о чем мечтала с самого приезда, – позвонила Дорин. В Нью-Хэмпшире уже полночь. Надо же, совсем забыла о разнице во времени!
      – Салон «У Дорин», чем я могу вам помочь? – выпалила насмерть перепуганная мама.
      – Мама? Боже мой, прости…
      – Джорджия? У тебя все в порядке?
      – Да, все отлично! Угадай, где я?
      – Знаю где. В Париже, верно? Слушай, международные разговоры – удовольствие не из дешевых…
      – Мама, я из ванной звоню!
      Должна же она знать, что в ванных бывают телефоны? Должна.
      – Что? Что ты сказала?
      – Я звоню из ванной комнаты, мама! Отгадай, что видно из окна?
      – Как же я могу угадать? – возмутилась Дорин. Боже, она относится ко мне как к пятилетней девочке!
      – Чертова Эйфелева башня, вот что! – ликовала я. – Представляешь, вижу ее из ванной!
      – Я все поняла, Джорджия! – засмеялась мама. – Самое главное, тебе нравится или нет? Что-то по твоему настроению непонятно!
 
      После ванной я выпила еще кофе с круассанами, и мы отправились на прогулку по авеню Монтень. День был замечательный: в ярко-синем небе ни облачка.
      – В какую сторону пойдем? – спросила я. Кажется, в поисках помещения мы пол-Парижа исходили. Риелторша Жан-Люка показала больше пятнадцати помещений, но ни одно не подходило.
      – Не знаю, дай подумать… – проговорил Массимо, кутаясь в шарф.
      Через секунду, завернув за угол, мы одновременно увидели это чудо. Как же так, оно целых три дня было у нас под боком! Величественное двухэтажное здание с большими витринами. Классическое и притом современное, уютное… А привлекательнее всего небольшая табличка с надписью: «Сдается внаем».
      – Mamma mia! – воскликнул итальянец. – Вот он, салон! Как же риелторша его просмотрела?
      – Может, помещение освободилось только сегодня, а может, это судьба!
      В соседних домах вывески Гуччи и Валентино. Чуть дальше – Шанель и менее известные французские дизайнеры. Жан-Люк обрадуется!
      – Я люблю это место! – закричал Массимо и, подойдя поближе, достал из нагрудного кармана блокнот, а потом переписал номер телефона арендодателя.
      – А я люблю тебя! – неожиданно выпалила я. Все получилось как-то само собой, и я испуганно зажала рот рукой. Поздно!
      Массимо взял меня на руки и повернулся к стеклянным витринам нашего будущего салона. Окунувшись в золотисто-карие глаза, я забыла о чудесном здании на авеню Монтень и Париже вообще. В ту секунду для меня существовал только Массимо и будущее, расстилающееся перед нами как бесконечная широкая дорога.
      – Я тоже люблю тебя, Джорджия! – сказал он.

Осколки счастья