– Меня зовут миссис Боско.
      Невысокая пухленькая женщина произнесла свое имя с такой важностью и таким значительным видом, что все четырнадцать студентов, сидящие за полукруглым столом, просто не могли не услышать и не запомнить его.
      Так начался мой первый день на парикмахерских курсах в Академии красоты Уилфреда.
      Слезами, скандалами, многодневным молчанием и отказами от еды я все-таки добилась своего. «Если ты действительно меня любишь, то должна понимать, что мне нужно, а что нет!» И вот теперь, украдкой оглядываясь по сторонам, я спрашивала себя, чего ради было так изводить маму. В программе курсов значилось четыреста часов теоретической подготовки. Зачем мне теория? Я и так все знаю! Решив, что слушать не обязательно, я принялась разглядывать миссис Боско. Та-ак! На ней красная юбка с золотой оторочкой и красно-черный джемпер-лапша, такой обтягивающий, что шлевки бюстгальтера и жировые валики по бокам так и выпирают.
      «Химический релаксатор», – написала на доске миссис Боско, а потом: «Защитный гель».
      Преподавательница отвернулась от доски, и я отметила, что кожа у нее белоснежная, а волосы цвета воронова крыла наверняка крашеные. Зато глаза большие, выразительные, чудесного фиалкового цвета. Боже, да она вылитая Элизабет Тейлор! Причем не очаровательная юная Лиз из «Национального бархата», не роковая красотка из «Клеопатры», а Тейлор в ее нынешнем облике. Надеюсь, миссис Боско от алкоголизма не лечилась?
      – Кто-нибудь знает, как связаны два этих продукта? – обратилась к нам преподавательница.
      Она вопросительно оглядела собравшихся. Четырнадцать человек: двенадцать девушек и два парня. Один из молодых людей одет в просторную клетчатую рубаху и брюки-карго – этакий крепыш, ему бы на лесоповале работать или вагоны разгружать… Хотя нет, лесоповалом тут и не пахнет: лопатообразные ладони нежные и выхоленные, а на безымянном пальце длинный, покрытый темно-красным лаком ноготь. Второй парень, что сидел возле меня, оказался настоящим красавцем: каштановые кудри, влажные карие глаза в обрамлении длиннющих ресниц, пухлые губы, на которые невозможно смотреть, не думая о поцелуе. Казалось, он ловил каждое слово миссис Боско. Парень повернул голову, и я увидела длинный шрам, рассекающий левую сторону лица. Как ни странно, шрам не только не портил, а скорее подчеркивал необычную красоту лица. Я беззастенчиво разглядывала своего соседа, представляя, что нежно касаюсь шрама кончиками пальцев…
      Раздраженный голос преподавательницы быстро вернул к реальности.
      – Мисс! Да-да, вы, блондинка с длинными волосами!
      Оглядевшись по сторонам, я поняла, что речь обо мне, если, конечно, за длинные волосы не сойдет выбеленный пероксидом «ежик» одной из девушек.
      Фиалковые глаза миссис Боско прожигали насквозь.
      – Как вас зовут, мисс?
      – Джорджия Уоткинс, мэм.
      Преподавательница изогнула аккуратно выщипанную бровь.
      – Дочь Дорин?
      Я кивнула, чувствуя, что густо краснею. Ну почему мама не сказала, что знает кого-то из Академии Уилфреда?
      – Надеюсь, дочь Дорин Уоткинс знает ответ на такой простой вопрос?
      – Простите, мэм, – сокрушенно вздохнула я. – А что это был за вопрос?
      – Перестаньте называть меня «мэм»!
      Краем глаза я заметила, что симпатичный парень со шрамом нерешительно поднял руку.
      – Да!
      – Защитным гелем обрабатывают волосы до применения химического релаксатора. – Голос у красавчика что надо: низкий и мелодичный.
      – Рада, что хоть кто-то меня слушает! Как вас зовут?
      – Патрик. Патрик Шоу.
 
      Академия красоты Уилфреда располагалась в небольшом торговом квартале недалеко от соединяющего северо-восточные штаты шоссе. В двух шагах от учебного здания китайский ресторан под названием «Династия Мин», видеопрокат, химчистка и небольшое кафе «У Джой». Именно в кафе отправились новоиспеченные студенты в то первое утро. Как кого зовут, я не знала, за исключением Патрика и девушки с выбеленным «ежиком», которая носила ожерелье из горного хрусталя в виде изящных букв, составляющих вместе «Джанет».
      – Хочешь кофе? – предложил нагнавший меня Патрик.
      – От кофе расширяются поры.
      Боже, что я такое говорю! Этот Патрик – настоящий красавец, а я о каких-то порах вспомнила… Ну что со мной такое?
      Хотя стоп! Мальчик, кажется, не испугался…
      – Правда?
      – Да, читала в каком-то журнале.
      – Знаешь, в аптеках продают специальный гель…
      – Ага, для жирной кожи от «Джонсон и Джонсон».
      – Да, правильно!
      В школе с мальчиками я не особенно ладила. Пределом их мечтаний было пить земляничное вино и после уроков гонять на грязном велике. Судьбы моих одноклассников предначертаны, вариантов практически нет: для девочек – замужество и дети, для мальчиков – работа где-нибудь на заправочной станции.
      А этот парень совсем не такой, да еще настоящий красавец!
      – Миссис Боско знает твою маму? – спросил Патрик, открывая передо мной дверь.
      – Да, у нее салон в Википими.
      – Твоя мама – та самая Дорин?
      Я кивнула:
      – Она классно работает! Ее салон – лучший во всем Нью-Хэмпшире.
      Мы заказали по сандвичу и баночке диетической колы. Стоявший за стойкой парень в клетчатой рубахе даже не поднял глаз: кажется, слушатели Академии Уилфреда – его основная клиентура.
      – Если хочешь, познакомлю тебя с мамой, по субботам я работаю в ее салоне.
      – Ну, вообще-то…
      – Конечно, зачем тратить время, салон-то самый заурядный.
      – Дело не в этом. Просто в субботу я иду на собеседование в салон, где хочу работать, после того как получу диплом.
      – Да? И где это?
      К нам подошла девушка с огненно-красными волосами и сережками в виде крупных колец. В руках большой бумажный стакан с дымящимся кофе. С садистским удовольствием я отметила, что поры у нее действительно расширены.
      – Привет, я Вайолет! – представилась она, не переставая перекатывать во рту большой комок розовой жвачки.
      – Привет, – довольно вяло отозвались мы с Патриком. Похоже, Вайолет из гиперобщительных людей, утомляющих своим присутствием.
      – Чем собираетесь заниматься, когда получите дипломы? – спросила она, потягивая кофе. Как она может пить со жвачкой во рту? – Кем хотите стать?
      – Колористкой, – неохотно сказала я.
      – Стилистом, – отозвался Патрик.
      – Ну надо же, стилистом! Как здорово! – взвизгнула Вайолет.
      – Да, надеюсь, – пробормотал парень.
      – Слушай, а откуда у тебя шрам? – с милой непосредственностью поинтересовалась девица.
      Я испуганно молчала, а Патрик инстинктивно закрыл лицо руками.
      – Слушай, а ты всегда так бестактна? – не вытерпела я.
      – Простите! Получилось грубо, да?
      Мы даже не удостоили наглую девицу ответом, но она не отходила, явно рассчитывая услышать историю о шраме.
      – Пора в класс, – сказала я Патрику. – Скоро звонок.
      К академии мы пошли в обход через стоянку. Выражение лица у Патрика такое мягкое и обезоруживающее, что хочется взять его под крыло, защитить…
      – Так где ты собираешься работать по окончании курсов? – спросила я, чтобы сменить тему.
      – В Нью-Йорке. Зимой там открывается новый салон, французский, от клиентов отбоя не будет. Понятно, сначала придется кофе подносить, но ведь главное – зацепиться.
      – Как называется этот место?
      – «Жан-Люк».
 
      Что только я не перепробовала, по выходным подрабатывая в мамином салоне: мелирование, колорирование, завивку, стрижку, укладку… Так радовалась, когда клиентки просили попробовать что-то новое! А на курсах миссис Боско подробно описывала, как следует делать химическую завивку: разные составы, колышки, бигуди, гибкие «спагетти», восстанавливающие бальзамы… После четырехсот часов теории и такого же количества практики я могла сделать «химию» с закрытыми глазами.
      В салоне «У Дорин» было столько посетителей, что без моей помощи мама бы не справилась. Иногда я бежала в салон сразу после курсов. Миссис Смит нравился мой подсинивающий состав, миссис Мэтьюз каждые две недели освежала «химию», а в промежутке даже голову не мыла.
      – Джорджия, заменишь меня в понедельник утром? – спросила как-то мама.
      – У меня же курсы! Миссис Боско разозлится…
      – Об этом не беспокойся, с Эдной Боско я договорюсь.
      – А что случилось?
      – У Мелоди собеседование.
      – Куда она собирается? В ассоциацию анонимных идиотов?
      – Ну зачем ты так! – расстроилась Дорин. – Твоя сестра в колледж поступает.
      Пошел мокрый снег, и мама судорожно вцепилась в руль.
      – Какой еще колледж? Ей же всего шестнадцать!
      – Бостонский университет предложил Мел стипендию…
      – Как же она смогла…
      – По ее словам, все просто: сдала тесты, взяла рекомендации, написала в колледж и получила положительный ответ.
      Мама включила поворотник – мы выезжали с центрального шоссе. Впереди, разбрызгивая грязь, на черепашьей скорости тащился трактор.
      – А зачем тебе с ней ехать?
      – Неужели нужно объяснять? – устало спросила Дорин.
      – Нет, конечно, прости…
      Естественно, мама должна быть рядом с Мелоди! Умница умницей, а на права сестрица сдала только с третьего раза.
      – Просто я… слегка удивлена.
      – И я тоже, – вздохнула Дорин.
      – Думаешь, это хорошо?
      – Не знаю… Я читала письмо декана, думаю, Бостонский университет – именно то, что нужно Мелоди. Там ее по крайней мере оценят. А то в Википими… – Мама расстроенно покачала головой.
      Она, как всегда, была права. В Википими Мелоди считали ненормальной. Впрочем, меня тоже, но в совершенно ином смысле. Сестра жила в своем собственном мирке, где можно неделями не мыться и не менять одежду. Мелоди ни с кем не общалась и все время что-то бубнила. В школе над ней даже не смеялись. Увидев сгорбившуюся под тяжестью ранца фигурку, одноклассники поспешно отворачивались. Со мной иначе: золотистые локоны, мини-юбки, обтягивающие водолазки никак не соответствовали стандартам средней школы Википими. Выпускной класс оказался самым тяжелым. Девчонки искренне считали меня потаскухой (а кто еще носит мини?), а мальчишки бесились из-за того, что это не так. Несмотря на частые бойкоты и отсутствие друзей, я не сдавалась. Ничего, придет день, и меня будут уважать!
      – В котором часу вам нужно быть в Бостоне?
      – Собеседование назначено на десять.
      – Не беспокойся, я тебя подменю.
      Мы подъехали к дому. На улице темно, а над входной дверью даже лампа не горит. Подъездная дорожка обледенела…
      – Осторожно! – закричала я, схватив маму за руку. Иногда я ночью не могла уснуть, думая о том, что случится, если Дорин не сможет работать. Сбережений-то у нас нет…
      Свет горел только в комнате Мелоди. Милая моя сестренка! Она ведь совсем ребенок. Плохо видит (из-за этого и не могла сдать на права), стекла очков такие толстые, что лица не видно, то и дело забывает поесть и помыться. И все-таки решилась выбраться из Википими! Она ведь умница, многого достигнет, если дать ей шанс.
      – Мелоди! – влетев в прихожую, заорала я. – Немедленно иди сюда!
      Приоткрыв дверь, Мел с опаской высунула нечесаную голову. Как обычно, вид у сестрицы такой, будто она только что проснулась.
      – Чего тебе? – спросила она, зевнув.
      – Почему ты мне не рассказала? – набросилась на нее я.
      – Что не рассказала?
      – Хватит придуриваться! Про колледж! Это здорово!
      – Я думала, тебе все равно…
      – Как ты можешь такое говорить?!
      – Ну, не знаю… – Мелоди присела на ступеньку. – У тебя же совсем другие интересы…
      – Волосы, например, – спокойно подсказала я. Конечно, она считает нас с мамой идиотками, но тут уж ничего не поделать…
      – М-м-м, да…
      – Ты ошибаешься.
      – Ладно…
      – Не смей надо мной издеваться!
      – Девочки, хватит! – прикрикнула мама, снимая куртку. – Прекратите ссориться! Сестры ведь, роднее друг друга у вас никого нет…
      Любимое выражение мамы, и я знала: для нее это не пустые слова. Семья превыше всего, только на кровных родственников можно положиться в нашем безумном мире.
      – Идиотка! – пробормотала я, толкая сестру локтем.
      – Сама такая! – не осталась в долгу Мелоди.
 
      Не успела я оглянуться, как Патрик Шоу стал моим лучшим другом. Вообще-то я мечтала о большем, но быстро сообразила, что это большее может подождать, пока кончатся восемьсот часов теории и практики. А пока будем просто коллегами.
      Патрик с нетерпением ждал получения диплома. Однажды на второй неделе занятий мы, как обычно, шли из кафе.
      – Осталось шестьсот пятьдесят два часа, – чуть слышно пробормотал он.
      – Не так уж и много, – отметила я.
      Патрик закатил глаза.
      – Не знаю, как ты, милая, а я больше не могу!
      Пояснения не требовались: и мне, и ему хотелось не приспосабливаться, а быть самими собой. По собственному опыту знаю: белой вороной быть нелегко… Не представляю, как Патрик смог выжить в Википими. Его ведь не интересуют ни пиво, ни вино, ни велосипеды… Хотя, кажется, он и не пытался быть таким, как все.
      Ничего не подозревая, мы шли к учебному корпусу, как вдруг неподалеку остановилась машина. Водитель опустил стекло, и я узнала Бада Науэра, бывшего одноклассника. Ну что ему нужно?
      – Эй, Шер! – заорал Бад.
      Черт, так меня дразнили в выпускном классе.
      Патрик непонимающе смотрел на машину.
      – Что хочет этот парень?
      – Не обращай внимания, – прошипела я, прибавляя шагу.
      – Шер! – снова заорал Бад.
      Черт, угораздило меня надеть мини-юбку! Я чувствовала себя так, будто шла по улице нагишом.
      Рядом с Бадом сидел какой-то громила с изувеченным лицом борца. Как же его зовут?
      – Это не Сонни с тобой?
      Оба мерзко заржали.
      – Что им нужно? – спросил Патрик. – Ты их знаешь?
      – В одной школе учились.
      – Эй, Шер, покажи свою попку!
      Патрик побагровел. Черт, ну и ситуация… Как назло, на улице никого! Куда подевались студенты и преподаватели? До учебного корпуса шагов пятьдесят…
      – Оставь ее в покое! – закричал мой новый приятель.
      – К кому это ты обращаешься, красавчик? – пропел Бад.
      – Заткнись! Поезжай своей дорогой, бычья морда…
      Бад нажал на газ, «мустанг» оглушительно взревел. Я насмерть перепугалась, а Патрик даже не пошевелился. Науэр с ревом промчался по подъездной аллее, а потом развернулся и полетел прямо на нас.
      – Беги! – крикнула я Патрику. Учебный корпус совсем рядом…
      Следующие десять секунд стали самыми страшными в моей жизни. Еще бы, ведь никто на свете не решался назвать Бада Науэра бычьей мордой. Патрик схватил меня за руку, и мы не вошли, а влетели в здание академии. Оглушительно скрипя шинами, «мустанг» пронесся мимо крыльца, но мы были уже на лестнице. Поняв, что опасность миновала, я опустилась на ступеньку.
      – Зря ты так, – чуть дыша, пролепетала я.
      – Шутишь? Разве я мог позволить этому уроду говорить с тобой таким тоном? – возмутился Патрик, присаживаясь рядом со мной.
      Мы так и сидели, прислушиваясь к дыханию друг друга. В тот момент я поняла, что безнадежно влюблена в Патрика Шоу. Это не парень, а мечта.
      – Слушай, – начала я, когда мы поднялись на четвертый этаж, – если когда-нибудь захочешь поговорить о… – Я нежно коснулась его левой щеки.
      Парень сокрушенно покачал головой:
      – Извини, не могу… Пока. Это случилось совсем недавно…
      – Ты очень красивый, – медленно проговорила я, – поэтому с тобой это сделали.
      Патрик зарделся.
      – Потом они кричали, что так я больше похож на мужчину…
      Мы стояли у дверей класса.
      – Ты ни на кого не похож, – прошептала я и, встав на цыпочки, чмокнула его в губы.
 
      – Вот ваши новые подруги!
      Жестом фокусницы миссис Боско открыла несгораемый шкаф. Внутри на металлических полках лежали пластиковые головы с блестящими каштановыми волосами.
      – Так, каждый возьмите по голове.
      Мы с Патриком и наши двенадцать сокурсников смотрели на нее в немом оцепенении.
      – Волосы настоящие! – гордо объявила преподавательница. – То есть человеческие. Все желающие могут убедиться!
      – О Боже!.. – прошептала стоящая за моей спиной Джанет.
      – Ну, что стоите? Они не кусаются! – Миссис Боско повернулась ко мне: – Джорджия Уоткинс, покажите своим однокурсникам пример!
      Я растерянно смотрела на совершенно одинаковые головы: какая из них принесет мне удачу? Пусть будет третья слева. Прямые каштановые волосы, растянувшиеся в улыбке пластиковые губы.
      – Как вы ее назовете?
      – Что, простите? – Уже в который раз я чуть не добавила «мэм».
      – Голове нужно дать имя. Вот, каждый подпишет. – Миссис Боско выложила на стол пачку маркеров. Осмелев, парни и девушки разбирали головы и расходились по местам. Сняв колпачок, я вдохнула искусственный запах чернил и крупно написала на шее манекена: «Этель».
      Патрик заглянул мне через плечо.
      – Этель? Что еще за имя?
      – Так зовут мою бабушку, она носит парик.
      – Ясно, – проговорил парень. На секунду его маркер замер над шеей манекена, а потом на бежевом пластике появилось: «Миранда».
 
      Миранда и Этель повсюду сопровождали нас с Патриком, который почти каждый день подвозил меня на голубом «шевроле». По утрам он объявлял, сколько учебных часов осталось.
      – Двести шестнадцать часов…
      – Сто восемьдесят восемь.
      – Сто двенадцать.
      Чем больше мы занимались, тем забавнее выглядели головы манекенов. На Этель было жалко смотреть: глаза как у панды, с таким количеством теней и жидкой подводки не справлялись ни молочко, ни тоник. Губы как у местной бомжихи миссис Роджерс, которая макияж накладывала в сильном подпитии, не удосуживаясь посмотреться в зеркало. А волосы… Нещадно выжженные пероксидом, они напоминали сладкую вату или дешевую елочную мишуру. Что только я с ними не делала: завивала, красила, укладывала, выпрямляла утюжком. В результате шелковистый блеск потерян навсегда, а других волос у бедной Этель не вырастет.
      По субботам мы работали в «У Дорин». За несколько месяцев у Патрика появились постоянные клиентки.
      Голубой «шевроле» резко тормозил у салона, так что лежащие на заднем сиденье Этель и Миранда подскакивали, словно футбольные мячи.
      – Этим красавицам лучше никому не показываться, – выбираясь из машины, проговорил Патрик. – Иначе твоей маме грозит неминуемое разорение.
      – Не знаю, – покачала головой я, – а вдруг все жительницы Википими захотят стать похожими на Этель и Миранду?
      – Ну, это вряд ли!
      Мы вошли в салон. В кресле Дорин сидела миссис Стролли, владелица агентства недвижимости.
      – Привет, ребята! – радостно закричала мама.
      – Кому ты больше рада: мне или ему? – подозрительно спросила я.
      Патрика мама обожала: если он не оставался у нас на ужин, на следующий день непременно посылала ему персональный сверток с ленчем. «Такой милый молодой человек! – восклицала Дорин. – Милый и воспитанный». Ко мне в душу она не лезла, о наших отношениях не расспрашивала. Собственно, и рассказывать было нечего: обычная дружба.
      – Патрик, пожалуйста, вымой голову миссис Картер, – попросила мама, – она торопится.
      – Нет проблем.
      Миссис Стролли Дорин делала короткую асимметричную стрижку, ту же самую, что и последние десять лет. Жительницы Википими не любят кардинально менять свой образ, выбирают паж или каре и всю жизнь остаются им верны.
      Я надевала белую накидку и вдруг услышала голос риелторши:
      – Как бизнес, Дорин?
      В ответ прозвучало что-то невразумительное. Из-за гула сушилок трудно разобрать, что сказала мама. Зато реплики Шарон Стролли слышались четко и ясно – такой голос никаким феном не заглушишь.
      – Почему бы не пойти в банк и не напомнить Тиму Корнеллу, что ты его давняя клиентка? Тебе просто нужно чуть больше времени.
      Дорин снова пролепетала что-то непонятное. От волнения я никак не могла застегнуть пуговицы. Неужели у нас проблемы? Надо же, а мама ничего мне не говорила.
      – Боже мой, кто мешает заложить салон еще раз? – Голос миссис Стролли эхом разносился по всему помещению. Эта риелторша похожа на сороку: шумная, беспокойная, машет крыльями, трещит, трещит, трещит…
      – Мама, что случилось? – не выдержала я. Наверное, стоило подождать конца рабочего дня, но разве в таком состоянии можно стричь и красить?
      – Ничего страшного, милая, – беззаботно ответила мама, но пальцы, сжимавшие ножницы, побелели.
      – Прошу тебя, скажи!
      Патрик, уже вымывший голову миссис Картер, внимательно изучал прейскурант. Неужели он что-то знает?
      – Что происходит? – не унималась я.
      – Повторяю, ничего страшного, – упрямилась Дорин.
      – Твоя мать взяла кредит под залог салона, – просветила меня миссис Стролли. – А теперь пришла пора его возвращать вместе с процентами.
      – Что это значит? – пролепетала я.
      – Я должна банку много денег, – с деланным спокойствием проговорила мама.
      Ожидающие в приемной посетительницы, сплошь постоянные клиентки, делали вид, что с интересом читают «Космополитен» и «Вог».
      – Сколько?
      – Джорджия, давай не будем об этом, ладно?
      – Я хочу знать, – непререкаемым тоном проговорила я.
      – Пятьдесят восемь тысяч долларов, – словно приговор, объявила мама, не отводя взгляда от головы миссис Стролли.
      Святые небеса! Сумма-то астрономическая! Это больше, чем мама зарабатывает за год, а то и за два… Я чувствовала, что за мной, затаив дыхание, следит весь салон. Воцарилась полная тишина, даже клацанье ножниц стихло. Патрик, верный, надежный Патрик обнял меня за плечи, но я словно окаменела.
      Господи, что же делать?
 
      – Есть только один выход, – сказал Патрик.
      Ужасная суббота кончилась, и он вез меня домой. Одному Богу известно, как я справилась с семью тонированиями и четырьмя осветлениями!
      Голубой «шевроле» стоял на светофоре возле мини-маркета. Мне только кажется, или двигатель действительно стучит?
      – Никакого выхода нет, – пробурчала я, с нетерпением ожидая, когда зажжется зеленый. Скорее бы домой, забраться под одеяло вместе с «Библией дебютантки». Может, полегчает?
      – Еще как есть! Поехали со мной в Нью-Йорк!
      Я покачала головой. Что за глупые шутки?
      – Не могу, особенно сейчас.
      – Разве твоей матери не нужны деньги?
      – Конечно, нужны.
      – Сидя в Википими, ты ей не поможешь.
      – Но ведь именно так мы планировали: я получаю диплом и начинаю работать в «У Дорин».
      – Джорджия! – Патрик похлопал меня по коленке. – Сколько ты зарабатываешь в этом салоне?
      Наконец зажегся зеленый.
      – Ну, баксов двести, – ответила я и тут же себя одернула: нужно говорить не «баксы», а «доллары», как Корнелия Гест.
      – В день?
      – В неделю…
      – М-да…
      В салоне голубого «шевроле» повисла гнетущая тишина. Мы проехали питомник миссис Шоу: цветы и теплолюбивые растения на зиму укрыты в теплице, а зима в Нью-Хэмпшире длится до середины апреля. За окном серо-коричневый сумрак. А вот и массивное кирпичное здание средней школы. Субботним вечером стоянка оказалась пустой. Здесь я была как в тюрьме – чужая, никому не понятная идиотка…
      – Скажи-ка, – начал Патрик, – мы ведь с тобой настоящие рабочие лошадки, правда?
      Я кивнула.
      – Так вот, для таких, как мы, есть всего несколько способов заработать деньги. Я имею в виду настоящие деньги. Первый – стать строителями-контрактниками. По-моему, звучит не очень привлекательно…
      Представив Патрика с бензопилой в руках, я неожиданно рассмеялась.
      – Но существует и другой, более приятный способ – отправиться в Нью-Йорк и найти работу в модном салоне.
      – С чего ты решил, что я смогу найти работу в Нью-Йорке?
      – Я помогу тебе устроиться, – пообещал Патрик.
      Мы сворачивали на мою улицу: грязь, талый снег и одинаковые двухэтажные дома.
      – Патрик, очень мило с твоей стороны, но чем ты можешь помочь?
      – Я же говорил, у меня есть друзья.
      – Возможно, но тот новый салон, как его…
      – «Жан-Люк», – подсказал парень.
      – Да, «Жан-Люк». Откуда ты знаешь, что салон станет популярным? В Нью-Йорке ежегодно открываются тысячи таких заведений!
      Остановившись у моего дома, Патрик заглушил мотор.
      – Просто поверь мне, и все.
      Я смотрела на желтый свет, лившийся из окна Мелоди. Осенью она уедет в Бостон. Грант покроет плату за обучение, но ведь еще нужно снимать комнату и на что-то жить… В последние месяцы я только об этом и думала.
      Темные глаза Патрика горели в темноте, как у кота. Да, конечно, я поеду с ним в Нью-Йорк. «Жан-Люк»? Почему бы и нет? Будем вместе снимать квартиру… Может, Урсула что-нибудь подыщет. А потом… потом мы поженимся! Но сначала нужно заработать побольше денег, чтобы спасти мамин салон и помочь Мелоди.
      – Хорошо. – Я положила голову Патрику на плечо. – Я поеду с тобой.

      Ну и запарка! У нас очередь из четырнадцати человек! Даже Жан-Люк, и тот испугался, хотя плохо знающий его человек никаких признаков волнения не заметит: ни случайно упавшей на лоб пряди, ни нервно дергающихся губ.
      Салон открылся всего три месяца назад и за этот короткий период стал самым популярным в городе. Жан-Люку завидовали все стилисты от Токио до Парижа. Редакторши глянцевых журналов после бесплатной стрижки и пятиминутной беседы в личном кабинете маэстро писали о нем восторженные статьи. А какие фотографии печатали! Вот Жан-Люк у фонтана отеля «Плаза», безупречно-элегантный в черной кожаной куртке с алым кашне, а вот он в салоне укладывает волосы Опры Уинфри. «Харперс базар», «Элль», «Космополитен», «Вог» хвалили его на все лады. Советы Жан-Люка на вес золота: обмолвись он, что в наступающем сезоне будет актуально бриться наголо, добрая половина читательниц тут же расстанется со своими шевелюрами. Всего три месяца, а завсегдатаи модных тусовок и бенефисов уже шепчутся: «“Жан-Люк”? Ну конечно! Лучший салон в мире!»
      Я помогала одному из старших колористов, Ричарду, представлявшемуся всем как Ришар. На самом деле он был обычным Рикки из северного Нью-Джерси, но об этом знала только я и под большим секретом рассказала Патрику.
      – Отгадай, кто сегодня звонил Ришару?
      – Не знаю, кто?
      – Мамочка!
      – Правда? Из Парижа?
      – Не угадал!
      – Ладно, не томи, откуда?
      – «Позовите, пожалуйста, Рикки!» – пропела я, старательно гнусавя и растягивая слова на джерсийский манер.
      Чтобы не вскрикнуть, мой друг зажал рот рукой.
      – Рикки?
      – Поклянись, что никому не расскажешь!
      – Клянусь, клянусь!
      Мы оба, как и большинство работников салона, ненавидели Ришара. Зато его любили клиенты, а это главное. Старший колорист носил длинные, платинового цвета волосы до плеч и крошечный бриллиантовый гвоздик в левом ухе. Вся одежда, даже салонная униформа, у него от «Гермес». Абсурд, конечно, но клиенты-то инстинктивно чувствуют шик. Изюминка гардероба – ремень из черной крокодиловой кожи с золотой пряжкой в форме латинской буквы Н.
      – Дорогой, как ваши родные в чудесном маленьком, как бишь его?.. – любезно поинтересовалась миссис Эл.
      – Нью-Хоуп, – подсказал Ришар. Расчесав прядь широким гребнем, он передал ее мне. Заколкам старший колорист не доверял, так что ассистент должен был играть роль этакого живого зажима. Но я была рада и этому. Первый месяц вообще приходилось подметать пол: светлые волосы, темные, каштановые, седые… К концу рабочего дня казалось, что в мешок для мусора залез лохматый разноцветный зверь.
      Став ассистенткой, я была на седьмом небе от счастья и старалась, как сказано в журналах, посылать ему потоки положительной энергии. Ришар говорил или делал какую-то гадость, а я представляла, как он купается в потоках теплого света.
      – Нью-Хоуп – моя тайная маленькая родина, – театрально зашептал колорист. – Там все замечательно.
      Миссис Эл, прямая как палка, сидела в кресле, прижав к груди упакованную в полиэтилен сумку. Всем посетителям салона выдавались специальные чехлы, чтобы не дай Бог не капнуть краской или пероксидом. Новшество было введено Жан-Люком после того, как клиентка конкурирующего салона подала в суд за то, что испортили ее сумочку от «Гермес».
      – Мне только что привезли ящики для цветов! – похвастал Ришар. – Превращу свой балкон в сад! – Он тряхнул длинным платиновым хвостом, едва не угодив мне в глаз. – Вообще-то у меня и в квартире цветы, но без солнца они сохнут и умирают, сохнут и умирают…
      Миссис Эл сочувственно кивнула, а Ришар, передав мне очередную мышиного цвета прядь, принялся наносить на нее золотистый красящий состав.
      – Знаете, что я придумал? – возбужденно зашептал колорист. – Шелк!
      – В каком виде?
      – В натуральном. – Ришар снова вспомнил про французский акцент. – Цветы будут шелковыми.
      – Чудесно! – зацокала языком миссис Эл.
      Миссис Эр, предыдущая клиентка Ришара, сидела под лампами с цветным гелем на волосах. Ее таймер запищал во время вдохновенной лекции о ящиках для шелковых цветов, и неизвестно, слышал ли его колорист. Смыть гель – это моя обязанность, но кто тогда будет держать пряди миссис Эл? Что же делать? Вмешиваться в разговор нельзя!
      – Ришар, а кто из дизайнеров делал вам ящики? Дадите мне его телефон? – спросила миссис Эл. – А то у меня в Восточном Хэмптонсе все цветы пересохли. Представляете, слишком много солнца!