– Aqui no puede entrar 88.

– Sorry? 89

– Aqui no puede entrar, – повторил мужчина, сурово глядя на нее. И указал пальцем на улицу.

Он сидел за деревянным столом, на котором лежали какие-то тетради. В углу был укреплен список телефонов, а рядом стоял телефонный аппарат. Джульетта подошла к столу и сказала:

– Senor Ortmann, por favor? 90

Имя подействовало. Лицо охранника моментально расплылось в широкой улыбке, выдававшей желание как-то загладить недавнюю грубость. Джульетта не поняла ни слова из того, что он сказал, но тот уже набрал номер и что-то прошепелявил в трубку.

Не прошло и двух минут, как вверху лестницы возник высокий худой мужчина. Он заметил ее издалека и, пока спускался, сверлил взглядом не отрываясь, так что она никак не могла его рассмотреть, не встретившись с ним глазами, а это казалось ей неудобным. Поэтому она подождала, пока он подойдет, и только тогда с надеждой на него посмотрела.

Оказывается, он не просто худой, а тощий как скелет. Ввалившиеся щеки. На широком лбу отчетливо просвечивают вены. Пегие волосы причесаны небрежно, что создавало бы впечатление рассеянности, если бы не сияющие голубые глаза, кажущиеся чужеродными на усталом лице с печатью разочарования. Контраст между бледностью лица, тонким носом, узкими губами и интенсивным сиянием глаз сбивал с толку. Господин Ортман был облачен в брюки, сорочку и жилет, сочетавшиеся по цвету очень условно, хотя, возможно, он просто спешил на работу. Дальнейшие суждения о нем Джульетта отложила на потом, потому что этот Ортман, похоже, из тех людей, чья наружность говорит о них не больше, чем дверца шкафа о его содержимом.

Он остановился прямо перед ней и протянул руку. Оказалось, он выше ее почти на целую голову.

– Госпожа Баттин? Рад познакомиться.

У Джульетты возникли сомнения, так ли это. Он ведь даже не улыбнулся.

– Добрый день.

– Пройдем ко мне в кабинет?

Он сделал шаг в сторону, пропуская ее, и махнул рукой в направлении лестницы.

– Жарко сегодня, правда? Вы легко нашли?

– Да, спасибо. С вашей стороны очень любезно уделить мне время.

Они бок о бок поднимались по лестнице. Несколько школьников робко поздоровались с учителем, с любопытством скосив на нее глаза.

– Учебный год почти закончился. Зачеты, считайте, сданы. Так что вам повезло. Через неделю вы бы никого уже не застали.

– Вот как? – удивилась Джульетта.

– Учебный год начинается в феврале и заканчивается в ноябре. Потом становится слишком жарко, чтобы учиться. Вы сюда надолго?

– На несколько дней. В субботу улетаю.

– Ну, значит, самой жуткой жары не застанете. Наверх, пожалуйста.

На втором этаже царила та же пышность, что и внизу. Высокие окна, выходящие во внутренние дворы, которых было два. В центре одного из них – каменный фонтан. Возле лестницы, ведущей наверх, Джульетта заметила библиотеку. Проходя мимо, бросила внутрь беглый взгляд, но увиденного вполне хватило, чтобы удивление возросло многократно. Украшенные изысканной резьбой шкафы до потолка, массивные письменные столы с наклонной поверхностью, обтянутой зеленой кожей, больше подошли бы монастырю или дворцовой библиотеке, но никак не гимназии. Когда через пару минут она наконец вошла в учительскую, ей стало совершенно ясно, что это, по-видимому, какая-то из ряда вон выходящая школа. Учительская напоминала банкетный зал, и не только размерами – когда-то она, по-видимому, таковым и служила. Джульетта с удивлением рассматривала высокий лепной потолок и декоративные деревянные панели на стенах, изображавшие неведомые ландшафты. Центр помещения занимал массивный стол, окруженный двадцатью или даже тридцатью стульями. На нем лежали бумаги, книги, ксерокопии и прочие учительские принадлежности. За столом сидели несколько учителей, погруженных в работу. Во всяком случае, они никак не отреагировали на появление Джульетты и Ортмана. Через закрытые из-за жары створки окон в комнату проникал уличный шум.

Проследив за взглядом Джульетты, направленным на картины, Ортман тихо сказал:

– Это Патагония. Чудесные места. Почти как в Альпах. И, к сожалению, почти так же далеко. Впрочем, я, конечно, слегка преувеличиваю.

Джульетта не знала, что сказать. Тем временем он провел ее через учительскую, открыл дверь в небольшую комнату и пригласил войти. Потом закрыл дверь и, указав на два массивных кресла, предложил сесть. Но стоило ей опуститься в кресло, как внимательные глаза снова принялись буравить ее. Впрочем, это длилось лишь несколько секунд. Что послужило тому причиной – ее внешность? Хотя ей казалось, что его взгляд стремится проникнуть как раз внутрь – высветить, прочитать ее мысли.

– Вы давно живете в Аргентине? – спросила Джульетта.

– Я здесь родился. Дамиан не писал вам об этом?

– Нет. Он просто несколько раз упомянул вас, объясняя, откуда знает немецкий.

Ортман достал из небольшого холодильника в углу бутылку воды, снял с полки два бокала, сел и наполнил их.

– Вы, конечно же, хотите пить?

– Да, спасибо.

Не надо было ей приходить. Глупейшая ситуация. Собеседник почему-то заранее на нее злится. Может, лучше было сразу сказать ему правду? Но тут же ей показалось, что Ортман стал вести себя мягче.

– Мои родители эмигрировали незадолго до Второй мировой войны, – сказал он. – У них был магазин ковров в Ботропе. Моя мать еврейка. Другим магазином в том же городе владели немцы. После «хрустальной ночи» 91 наш магазин перестал существовать. Его сожгли. Как бы то ни было, сами они выжили. Но вы, конечно, читали о таких вещах в учебниках.

В его голосе сквозила насмешка.

– Слушать рассказ человека, которого это коснулось, совсем другое дело.

– Тут вы правы. Вы сказали, что живете в Берлине?

– Да.

– Сильно он изменился после падения стены?

– Совсем другой город.

– Лучше или хуже?

– Смотря чье мнение вас интересует.

– Восточных немцев или западных? – спросил он, впервые чуть заметно улыбнувшись.

Джульетта пригубила воду и ответила:

– Нет. Пессимистов или оптимистов. А они есть везде. Вы знаете Берлин?

– Только Западный, – ответил он. – В последний раз я был в Германии в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году.

Он замолчал, снова не сводя с нее глаз.

– Но расскажите, что привело вас в Буэнос-Айрес?

Вот оно. Хотя она, конечно, понимала, что этот вопрос прозвучит.

– Балетная мастерская, – быстро сказала она. – В театре «Колон» 92. Я балерина.

Впервые за весь разговор Джульетта ощутила, что собеседник удивлен. По-настоящему. Несколько мгновений спустя он с усилием придал своему странному лицу нормальное выражение.

– Вы прилетели из Берлина в Буэнос-Айрес, чтобы брать уроки балета?

– Речь вовсе не об уроках. Вы разбираетесь в балете? – Ортман покачал головой.

– Нет, к сожалению.

– Ну, тогда имя мастера вряд ли вам что-нибудь скажет. Попытаюсь объяснить. Тот, кому выпадает счастье побывать в его мастерской, без особых раздумий полетит из Чикаго в Сидней, если понадобится. Это подарок моих родителей к выпускному экзамену. Для этого я прилетела сюда на десять дней.

Господи, только бы он не стал проверять. Нужно скорее сменить тему.

– Вы когда-нибудь видели, как танцует Дамиан?

Тут Ортман во второй раз ненадолго утратил самообладание.

– Танцует? – ошеломленно спросил он. На его замкнутом, недоверчивом лице вновь вспыхнуло нескрываемое удивление. – Как это, танцует?

– Дамиан – танцор танго, – спокойно сказала она, не без удовлетворения сознавая, что вывела собеседника из равновесия.

Господи, что она делает? Кормит его какими-то байками. Правда, Дамиан действительно танцует танго. Хотя бы это. Ортман словно с луны свалился. Совершенно незачем было сюда приходить. Он понятия не имеет, где сейчас Дамиан, несколько лет не виделся с ним, ведать не ведает, кем стал его ученик. Откуда ж ему знать, где его найти? И зачем только он вообще согласился с ней встретиться?

– Вы не знали? Это тоже одна из причин, по которой я хотела бы встретиться с ним, – продолжала она. – Следовательно, вы не в курсе, где его искать?

Учитель покачал головой:

– Нет, я не знаю.

Неприятная пауза. Ортман казался совершенно сбитым с толку. Он смотрел на нее так, словно она только что открыла ему какую-то чудовищную вещь, настолько ужасную, что это просто не может быть правдой.

Джульетта смущенно улыбнулась, встала и сказала:

– Жаль. В любом случае спасибо, что согласились со мной побеседовать.

Он молча смотрел на нее.

– У вас, наверное, много дел, – продолжала она, – мне и самой пора возвращаться в театр.

Она протянула ему руку. Он поднялся. Ни слова не говоря, подошел к столу и взял оттуда какой-то листок.

– Я просмотрел старые записи, – сказал он, – и нашел телефон его родителей. Они, конечно, скажут вам, где его найти. Правда, после выборов отец его, наверное, очень занят, но мать вы скорее всего застанете. Вполне образованные люди. Думаю, они говорят по-английски. Вот их адрес.

Он оторвал желтый клеящийся листочек от одной из папок и протянул его ей. Джульетта бросила на него быстрый взгляд и спрятала в сумку.

– Спасибо, вы очень любезны.

– Не за что, – ответил он. – Простите, что заставил вас за этим прийти, но ваша просьба показалась мне довольно необычной и, прежде чем дать вам адрес этих людей, я хотел составить о вас мнение. Надеюсь, вы на меня не в обиде.

– Что вы, – сказала Джульетта. – Я сама бы поступила точно так же.

– Понимаете, в этой стране все очень сложно…

– Вот как?

– …а семья Альсина – не совсем обычная семья. Дамиан особенный мальчик, то есть теперь уже молодой человек. Если встретитесь с ним, передавайте привет.

– Конечно, передам.

– Танцор танго… вот, значит, как. – Джульетта кивнула.

– По крайней мере так он писал.

– Когда вы в последний раз получали от него известия?

– Летом тысяча девятьсот девяносто седьмого. В августе или в сентябре, примерно так.

Ответ дался ей с трудом. Ее едва не стошнило. Стоило определенных усилий взять себя в руки. Зачем она врет? Совершенно естественно, что он ей не доверяет. У нее ведь могут быть и не самые добрые намерения. И все же она с трудом подавляла чувство разочарования, вызванное этим разговором. Хотя на что она, собственно говоря, рассчитывала?

– Как странно, – сказал вдруг учитель. – Дамиан ведь так и не окончил школу. Не захотел. Я часто спрашивал себя, почему? Он был очень способный, вы, конечно, знаете. Но чтобы танцором! Просто в голове не укладывается. То есть, я хочу сказать, полная противоположность тому, что он… не знаю, как выразить…

Он в недоумении покачал головой.

– Может, это временно, – предположила Джульетта, по-прежнему желая лишь одного – поскорее убраться из этой комнаты.

А вот у Ортмана, похоже, проснулся живой интерес к их беседе. Несмотря на то что она уже стояла, он снова сел и заговорил:

– …Видите ли, я слышал о нем от других учителей еще до того, как он стал у меня учиться. Когда он получил эту премию по астрономии… – Ортман не поднимал глаз, будто просто размышлял вслух. Потом, помолчав недолго, бросил на нее быстрый взгляд и продолжил: – Вы, разумеется, догадались, что это не простая школа. Это элитная гимназия, куда вам не помогут попасть ни деньги, ни связи. Тот, кто хочет здесь учиться, проходит серьезные испытания, зато если вы сдали выпускные экзамены в этой школе, вас автоматически принимают в университет. Пожалуйста, присядьте еще на минутку, или вам в самом деле пора бежать?

Джульетта посмотрела на часы, сделала вид, будто прикидывает, сколько у нее времени, потом села и кивнула ему:

– Я могу еще немного задержаться.

– Дамиан, – продолжал учитель, – был известен в школе. Учитель математики все время расхваливал его. Здесь наверху, на крыше, есть обсерватория, и группы наших школьников каждый год участвуют в международных олимпиадах по астрономии. В тысяча девятьсот девяносто первом году Дамиан был среди них. Задание касалось траектории Юпитера. И наши ребята получили первое место. От учителя математики я знаю, что именно Дамиан решил самую сложную часть задачи. Он был образцовым учеником. Но через год стал вдруг пропускать занятия. Поначалу никто не обращал внимания. Мы решили, что ему скучно и он хочет сдавать экстерном…

– Экстерном?

– Ну да, у нас не обязательно ходить на занятия. Желающие могут записаться в экстернат… как это по-немецки… самоволку…

– Нет. – Джульетта невольно засмеялась. – В самоволку без разрешения уходят солдаты.

– Ах да, конечно. Мой немецкий уже не тот, что когда-то. Но вы меня понимаете?

Его как будто подменили. Лицо заметно оживилось. Джульетта поначалу не могла это объяснить, но со временем ей стало ясно, что учитель, наверное, очень любил Дамиана. Иначе не говорил бы о нем с таким воодушевлением, не помнил таких подробностей. Куда девалось его недоверие? Только потом она поняла: у Ортмана та же проблема, что и у нее. Дамиан так и остался для него загадкой.

– …он вдруг перестал посещать занятия. Только ко мне ходил еще некоторое время. Другие учителя даже спрашивали, не знаю ли я, что с ним. Но я понятия не имел и не видел повода вмешиваться. В конце концов, занятия по немецкому – факультатив. Я не знал, зачем ему немецкий. Предполагал, что он просто проверяет себя – по силам ли ему или нет. Вы же сами сказали, он писал почти без ошибок. Забросил все остальное и занимался только немецким. Я слышал о какой-то ужасной ссоре с родителями. Потом все вроде бы успокоилось, и вдруг он перестал ходить на занятия, на немецкий тоже. В конце девяносто второго не появился на экзаменах и был отчислен. С тех пор я ничего о нем не слышал. Но то, что вы рассказали сегодня… Я никогда не смог бы предположить… Танцор танго. – Он покачал головой. – Никогда не знаешь, что придет человеку в голову, верно?

Джульетта тоже с трудом верила своим ушам. Математика? Астрономия? Образцовый ученик? Неужели они говорят об одном и том же человеке? Она стала считать. 1992 год. Ему шестнадцать. Через два года он завоевал Нифес. Она могла себе представить, чего это стоит – за столь короткий срок достичь в танце такого уровня. Ничего удивительного, что он перестал появляться в школе. Ему приходилось тренироваться круглые сутки. Наверное, увидел, как кто-то танцует танго, и открыл в себе совершенно иную суть. Так бывает, и не очень уж редко. Она слышала о подобных случаях, даже в балете. Порой и настоящие звезды начинали довольно поздно.

– Но школьные друзья, они-то, конечно, знали о его новом увлечении?

– Видимо, нет, иначе кто-нибудь мне сказал бы, – вздохнул Ортман, возвращая наконец на стол папку, которую все это время держал на коленях. – Дамиан не только оставил школу, он перестал общаться со старыми знакомыми. Многие думали, что он переехал в другой город.

Теперь она была уверена: Ортман очень любил Дамиана. Он хорошо помнил годы его учебы, хотя много лет не имел от него вестей.

– А многие здесь учат немецкий?

– Нет, не очень. Преподаю его только потому, что больше некому. По образованию я учитель английского. Английский хотят знать все. А с немецким рассчитывать ни на что особенно не приходится.

– А семья Дамиана? У нее были какие-нибудь контакты с Германией? С чего бы ему вдруг захотелось учить немецкий?

Ортман посмотрел на нее. Его подозрительность совершенно исчезла, и Джульетта страдала из-за комедии, которую вынужденно перед ним разыгрывала. Но делать уже нечего. Не может же она забрать назад свои выдумки? Он опять закроется. А ей так хочется услышать еще что-нибудь о Дамиане.

– Несколько поколений предков Дамиана живут здесь. В такой молодой стране, как Аргентина, это означает примерно то же, как если бы ваш род брал начало от Абрахама или от кельтов. Поэтому людей с фамилией Альсина здесь как собак нерезаных.

– Да, – перебила Джульетта. – Я смотрела в телефонной книге. Очень распространенная фамилия.

– После выборов Фернандо Альсина стал государственным секретарем по вопросам экономики. Открыв любую газету, вы наверняка найдете там его фотографию. Ему в жизни удалось почти все, кроме сына… Простите, я как-то нелепо выразился…

– Нет-нет, – успокоила она его, – я поняла, что вы имеете в виду. Наверное, Дамиан сильно огорчил семью тем, что бросил школу и выбрал такое занятие. Он мне никогда не писал об этом.

– А простите меня за нескромность, нельзя ли вообще узнать, о чем он писал вам?

– Нет. То есть ну о чем пишут друг другу такие вот друзья по переписке?

– Я и не думал, что во времена электронной почты друзья по переписке еще существуют, – сказал Ортман, вытаскивая из холодильника еще одну бутылку воды.

– Наверное, вы правы, теперь это редкость.

Надо уходить. А то она выдаст себя. Но Ортман, казалось, не собирается прекращать разговор, напротив, он протянул ей еще один полный стакан воды.

– Альсина живут в Баррио-де-Пилар. Это богатый пригород Буэнос-Айреса – там в основном виллы. До него довольно трудно добираться. Хотя у них, конечно, есть и квартира в центре, в Палермо. Не так уж далеко от вашей гостиницы. Я написал вам оба телефона. Надеюсь, они еще верны. Хотя, возможно, после выборов Альсина получил не только личную охрану, но и новые телефонные номера.

Джульетта перебила его:

– Это не важно. Правда. Я позвоню и…

– Может, лучше я им позвоню?

– Не стоит. Я и так отняла у вас много времени.

Теперь он смотрит на нее так, словно сожалеет о рассказанном. Что с ним такое? Сначала был рассеян и отстранен. Потом вдруг проникся доверием, можно сказать, впал в другую крайность. Теперь почему-то снова выглядит обеспокоенным.

Вдруг он понизил голос и спросил:

– Госпожа Баттин, можете ли вы поклясться, что рассказали мне правду? Зачем вы ищете Дамиана?

Джульетта побледнела. Пот выступил на лбу. Сердце забилось как сумасшедшее. Что взбрело ему в голову? Нет, она не рассказала ему правду, но ведь и не солгала. Она ищет Дамиана по личным причинам, объяснить это очень сложно, и в ее маленькой лжи нет ничего дурного. Но тон собеседника стал вдруг угрожающим, будто он заподозрил ее в каких-то злонамеренных кознях. Она взяла себя в руки, изобразила самую скромную девичью улыбку, на какую была способна, даже покраснела слегка и сказала:

– Потому что мне очень нравился мальчик, писавший мне письма. А сейчас мне действительно надо идти.

Она встала. Ортман тоже поднялся. Он выглядел теперь еще более подавленным, чем в начале разговора.

– Пожалуйста, подождите минутку.

Сказал едва слышно. Даже подошел к двери и выглянул, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. Потом снова повернулся к ней.

– Отношения Дамиана с родителями нельзя назвать хорошими. Фернандо Альсина человек очень вспыльчивый. Когда Дамиан был в переходном возрасте, его отец совершил большую ошибку. Думаю, именно этого человека следует винить в том, что Дамиан повел себя вызывающе. И я не могу предсказать, как отнесется его семья к вашему звонку. Насколько я знаю, они не поддерживают отношений с сыном. Я предупреждаю вас, чтобы вы знали, на что идете…

Джульетта кивнула и сделала шаг к двери. Прочь отсюда. Скорее прочь от этого человека, чье поведение пугает ее все сильнее. С ним что-то не так. А у нее нет желания разбираться, что именно. Больше он ничем не может помочь. Семья Дамиана ее не интересует. Она все равно не станет им звонить. Идти к учителю было глупо. Нужно расспросить танцоров, а если встретиться с ним не удастся, в субботу улететь домой. У нее уже просто нет сил. Она устала от всей этой ситуации, этого города и этих странных людей.

– Спасибо за все, – сказала она, протягивая руку. – К сожалению, мне пора в театр.

– Ну да, конечно. Простите.

Так-то лучше. Теперь он извиняется. Ортман прошел вместе с ней через учительскую до двери, коротко пожал на прощание руку и, стоя на пороге, проводил взглядом, пока она спускалась по лестнице. На полпути она оглянулась, увидела долговязый силуэт на прежнем месте и махнула рукой. Он тоже слегка приподнял левую руку, глядя ей вслед, словно привидение, готовое тут же раствориться в воздухе.

Джульетта едва сдерживала слезы. Почему все здесь так странно? Так необычно? Она опять одна. Ей предстоит провести много часов без дела, без ясной цели, без единого человека, с которым можно было бы перемолвиться словом. Она быстро пересекла холл, не обращая внимания на его пышное убранство. Снаружи солнечный день ослепил ее, горячий воздух, словно нагретое полотенце, окутал лицо. Перед зданием никого не было. По улице Болибар ползли вездесущие такси.

Она не представляла, куда ехать. Прошла несколько шагов, перешла через улицу Йоригожьен и вдруг оказалась в прелестном дворике одного из бывших правительственных зданий, как бы воскрешавшем колониальное прошлое страны. Первое место, хотя бы отчасти соответствовавшее сложившемуся у нее стереотипу латиноамериканского города: стены, выкрашенные белой краской, скамейки из темного дерева, яркие цветы и растения, часовня. Джульетта устроилась на одной из скамеек, рассеянно оглядывая высокие стены, окружавшие двор.

Все напрасно. Она ошибается. Дамиан. El loco. Сумасшедший. Танцор танго из такой семьи? Он состоит из каких-то совершенно несовместимых частей. Ей вспомнился Лутц, его замечание, что Дамиан особенный и поэтому многие в Буэнос-Айресе относятся к нему враждебно. Разумеется, Дамиан знатного происхождения. Она попыталась представить себе его юным, очень одаренным и целеустремленным школьником, выигрывавшим олимпиады по математике. Ничего не вышло. Люди меняются. Но, похоже, превращение, произошедшее с Дамианом, оказалось столь резким, что даже родители отдалились от него. Разве такое бывает? Может быть, это необратимые изменения личности? Но почему тогда ей было так хорошо с ним, почему она чувствовала глубинную с ним связь? «Потому что ты очень наивна, – произнес какой-то голос внутри. – Потому что тебе ни в коем случае не надо было идти в тот вечер в театр „Хамелеон“. А теперь какому-то сбежавшему от тебя идиоту ты веришь больше, чем собственному отцу».

Она вскочила, чтобы как-то заглушить голос. «Ну еще недельку! – выкрикнула ему. – Неделю я проведу в поисках. Хочу посмотреть ему в глаза. Я должна знать ответ». Громкий гудок вернул ее с небес на землю. В двадцати сантиметрах от ее лица выросла красная стена. Она сделала шаг назад и ошеломленно уставилась на автобус, в который чуть не влетела. Водитель яростно размахивал руками. Чьи-то усталые лица удивленно взирали на нее сверху через стекло.